Бизерта Шестёра Юрий
Ольга Павловна улыбнулась горячности дочери, для которой отец был безоговорочным авторитетом.
– Так, да не совсем так, Ксюша. Ведь папа сам рассказывал мне о том, как он однажды испытал чувство жуткого страха. – Ксения, напряженно слушавшая мать, опять недоверчиво посмотрела на нее. – Это было еще на Балтике, когда в Рижском заливе он на своем эскадренном миноносце сопровождал линейный корабль «Слава», шедший из Моонзундского архипелага*. Погода была пасмурной, когда из мглы неожиданно появились идущие полным ходом германские эскадренные миноносцы, нагоняя линкор. Что делать? Ведь его эсминец в гордом одиночестве следовал за ним, и германцы, настигнув того, могли торпедной атакой уничтожить или серьезно повредить этот мощный корабль. И вот тогда-то он и испытал чувство страха. – Ксения, как это делала мать, в волнении прижала кулачки к груди. – Но страха не за свою жизнь, нет, а за безопасность линкора. И тогда папа, приказав открыть огонь из всех орудий по вражеским кораблям, решительно повернул свой корабль наперерез курсу германских миноносцев, решив тем самым пожертвовать им, а возможно, и своей жизнью, и жизнями моряков своей команды ради спасения гораздо более мощного линейного корабля. Ведь, как говорил мне еще до этого папа, именно линкор «Слава» был основой обороны Моонзундского архипелага, который стремились захватить германцы.
Ольга Павловна подошла к столу и, налив из графина в стакан воды, сделала несколько глотков, вновь переживая уже давно пережитое. Затем, несколько успокоившись, продолжила:
– Однако на линкоре тоже не дремали – папа заметил, как стала разворачиваться в сторону вражеских миноносцев его кормовая башня главного калибра. И когда из ее стволов со страшным грохотом сверкнуло пламя, а затем за германскими миноносцами взметнулись ввысь два огромных столба воды, на папином миноносце прогремело торжествующее многоголосое «ура!». Ибо, как опять же говорил папа, только воины могут знать, что значит чувство товарищеской поддержки в бою.
Ксения, захваченная эмоциональным рассказом матери, не менее восторженно захлопала в ладоши, а на ее глазах выступили слезы радости. Однако она все-таки неуверенно спросила у матери:
– А почему, мама, два столба воды? Ведь у линкоров, как, к примеру, у «Генерала Алексеева», на котором сейчас находится Павлик, у каждой башни главного калибра по три орудия.
Та изумленно посмотрела дочь, а затем, наконец, сообразив, в чем дело, пояснила:
– Это, Ксюша, на новых линейных кораблях, построенных уже после Русско-японской войны. А вот на старых броненосцах, к которым относилась и «Слава», было по два орудия в каждой башне главного калибра, – пояснила она. – Да что там далеко ходить? Ты только внимательно посмотри на броненосец «Георгий Победоносец», когда он придет в Бизерту, и посчитай количество орудий в двух его башнях главного калибра. Он ведь однотипен со «Славой».
– Я обязательно это сделаю, мама, будь уверена! – опять же безапелляционно заверила та.
– А я ничуть и не сомневаюсь в этом, Ксюша, – с улыбкой кивнула головой Ольга Павловна и продолжила: – Конечно, противостоять огневой мощи линейного корабля эскадренные миноносцы не могли, а внезапность торпедной атаки была ими упущена. И германские миноносцы, круто развернувшись, ушли восвояси.
Ксения в порыве радости обняла мать.
– Какой же отважный и решительный у нас папа!
– Вот за это, Ксюша, он и был награжден орденом Георгия четвертой степени!
– Этим белым эмалевым крестом на его шее с изображением всадника, поражающего копьем змея?
Ольга Павловна утвердительно кивнула головой.
Ксения задумалась, а затем как-то смущенно, чем очень удивила ее, спросила:
– А как ты познакомилась с папой? – И тут же поспешно уточнила: – Если это, конечно, не тайна…
«Растет дочь, – сделала очередное открытие Ольга Павловна, – и простой отговоркой тут уже не отделаться. А ее ведь, как я понимаю, интересует не столько сам факт нашей встречи со Степой, сколько мое эмоциональное состояние при этом. Ну что же, – вздохнула она, – придется быть откровенной…» И, видя ждущий взгляд дочери, рассказала:
– Мы всем медицинским персоналом лазарета, который размещался на госпитальном судне «Монголия», возвращались из Порт-Артура во Владивосток из японского плена под подписку о нашем дальнейшем неучастии в Русско-японской войне.
– Так ты, мама, оказывается, была в плену у японцев?! – ужаснулась Ксения.
– Так уж получилось после падения Порт-Артура, – пояснила та. – Ведь весь его гарнизон, а также и моряки кораблей, потопленных в его гавани, оказались в японском плену. – А затем, переждав, когда снова позволит говорить комок, застрявший в горле, продолжила: – Когда же наш поезд прибыл на железнодорожный вокзал Владивостока, расположенный у самого берега бухты Золотой Рог, то там Марию, мою подругу еще по медицинскому училищу, встречал Андрей Петрович, твой дядя, который был знаком с ней еще в Порт-Артуре, а папа лишь сопровождал своего старшего брата. Но при первом же взгляде на него меня как будто пронзило электрическим током, а когда мы с ним встретились взглядами и он улыбнулся мне, то я сразу же поняла, что наконец-то встретила своего долгожданного «принца»… – доверительно рассмеялась она, поведав уже повзрослевшей дочери одну из самых сокровенных своих девичьих тайн.
– Любовь с первого взгляда? – лукаво спросила Ксения, завороженно слушавшая признание матери.
– Ты-то откуда знаешь? – рассмеялась Ольга Павловна. – Ведь подобные тайны доступны только женщинам, пережившим это на собственном опыте.
Ксения с долей обиды посмотрела на нее:
– Ты, наверное, забыла, что я же много читаю?
– Небось, Мопассана? – спросила Ольга Павловна, настороженно глянув на дочь.
– И его тоже, – с вызовом ответила та и с назидательным тоном уточнила: – Только об этом чувстве, мама, пишут и другие писатели. И к тому же нередко.
– Сдаюсь, Ксюша! – призналась Ольга Павловна и чуть было не воскликнула, что, мол, в ее время девочки ее возраста об этом еще не читали. Но вовремя остановилась – не время читать нравоучительные нотации дочери во время столь интимного и доверительного разговора. – Но это, не скрою, было именно так.
Та же порывисто обняла ее:
– Какая же ты счастливая, мама! И я так рада, что ты встретила именно нашего папу.
– Ничего, Ксюша, придет и твое время… – задумчиво сказала Ольга Павловна, поглаживая дочь по голове.
– А разве мне может встретиться такой же человек, как наш папа? – недоверчиво, с замиранием сердца спросила та.
«И все-таки ты у меня еще совсем ребенок, Ксюша», – улыбнулась про себя Ольга Павловна, а вслух уверенно сказала:
– Непременно. И не волнуйся – сердце тебе само подскажет.
– Как тебе, мама?
– Как мне, Ксюша, – счастливо улыбнулась Ольга Павловна, нежно поцеловав дочь.
Ксения же была на вершине счастья – ведь впервые у нее с мамой состоялся настоящий разговор «по-взрослому».
На другой день капитан сконфуженно просил извинения у пассажирок за свое, как ему показалось, довольно грубое вчерашнее поведение по отношению к ним. Но те все уже поняли, что значит резкий мужской окрик при возникновении паники, да еще среди женщин, и были весьма благодарны ему за его столь решительные действия в критической ситуации.
Плохая погода хоть и не сразу, но прекратилась, и остальная часть пути прошла более или менее спокойно.
Однако этого нельзя было сказать про переход других кораблей. Так, старый броненосец «Георгий Победоносец», переквалифицированный после окончания Русско-японской войны в разряд линейных кораблей, только чудом не разбился во время жестокого шторма о скалы у Сицилии. А малые миноносцы «Жаркий» и «Звонкий» чуть было не потонули, и поскольку их машины отказывались служить, то командиры попытались даже идти на них под парусами. Однако ввиду отсутствия у их офицеров опыта управления парусными судами от этого в конце концов пришлось отказаться.
Кое-как, но они все-таки дотянули до Аргостоли, порта на греческом острове Кефалония, куда в соответствии с планом должны были заходить корабли и суда Русской эскадры.
Когда же «Жаркий», уже идя на буксире у морского буксира «Голланд», у которого и своя-то машина была далеко не в полном порядке, вышел из порта, море было спокойное, и целый день стояла хорошая погода, но к вечеру у берегов Калабрии, самой южной части Италии, их настиг шторм.
Как он не затонул в эту страшную ночь, одному Богу известно. Миноносец вдруг лег, опрокинутый крутой волной, на левый борт, и один из буксирных тросов оказался у него под кормой. Огромные волны, перекатываясь по палубе, сносили все, что было возможно: бочки с нефтью, вспомогательную динамо-машину, а также сорвали прожектор с мостика. Пожар бушевал в его кают-компании. К тому же «Голланд» и сам оказался без хода. И в эти безысходные минуты в эфир полетел призыв о помощи: «SOS» – «спасите наши души»…
К счастью, к ним пришел на помощь миноносец Национального итальянского флота под зелено-бело-красным флагом, сопровождавший Русскую эскадру, и дотащил-таки «Жаркого» на буксире до итальянского порта Котрона с удобной гаванью.
Командир этого итальянского миноносца, вспомнив Мессину*, пригласил русских офицеров на обед. Однако узнав, что те колебались за неимением приличных мундиров, он, не без юмора, заявил, что приглашает не шинели, а товарищей по беде. Этот братский вечер вокруг гостеприимного стола, где вермут имел вкус времен давно прошедших, где воспоминания о глубокой древности, о Пифагоре и его законах отодвинули на миг тяжелую действительность, остался светлым пятном в этом трудном плавании.
Вопрос нехватки топлива снова возник, когда «Жаркий» не встретился с «Кронштадтом» у берегов Сицилии, где он должен был загрузиться углем. Оставалось только одно: идти на Мальту, несмотря на строгий запрет проникать в английские воды.
Избегая лоцмана, которому нечем было заплатить, «Жаркий» вошел в Ла-Валлетту и стал на якорь посреди порта. Реакция портовых властей не заставила себя долго ждать. Английский офицер в полной форме появился на его палубе уже через пять минут. Он был любезен, но тверд: английский адмирал, будучи очень занятым, освобождал командира русского миноносца от протокольного визита к нему и просил не спускать никого на берег.
– Замечательный народ эти англичане! Умеют говорить самые большие грубости с безупречной вежливостью! – усмехнувшись, заметил командир «Жаркого», старший лейтенант Манштейн своему старшему офицеру.
Тот согласно кивнул головой, безоговорочно, как и положено по его должности, поддерживая своего командира.
Но как быть с углем? Однако этот вопрос благополучно разрешился на следующее утро. Помощник начальника штаба английской эскадры, офицер, прослуживший все время мировой войны на русском фронте и награжденный орденами Владимира и Станислава, дружески представился своим бывшим соратникам. Он предложил лично от себя обратиться к французскому консулу, который, в свою очередь, очень любезно и с согласия Парижа, полученного по телеграфу, снабдил миноносец углем.
«Жаркий» покинул Ла-Валлетту в праздничный день нового, 1921 года, и вслед ему долетали на плохом русском языке пожелания новогоднего счастья, и даже несколько букетиков фиалок, брошенных с мальтийских гондол, крутились в струе воды за его кормой.
А через непродолжительное время он уже был в Бизерте, несмотря на то, что ввиду его запаздывания командующий Русской эскадрой вице-адмирал Кедров считал вполне возможным и даже вероятным неподчинение молодого и увлекающегося, по его мнению, командира, который мог зайти в Грецию или в один из портов Италии и остаться там. Не мог же знать адмирал о том, что на «Жарком» просто-напросто вышел из строя радиопередатчик…
А вот конвоировавший отряд русских кораблей французский сторожевой корабль «Бар ле Дюк» в жестокий шторм затонул в ночь с 14 на 15 декабря 1920 года у мыса Доро греческого острова Эвбея.
Казалось чудом, что все корабли и вспомогательные суда Русской эскадры, вышедшие из Константинополя, смогли все-таки без потерь дойти до Туниса. И тем не менее это так.
Несмотря на все трудности, к середине февраля 1921 года в Бизерту все-таки прибыли все корабли и суда Русской эскадры – 33 корабля, включая линкоры «Генерал Алексеев» и «Георгий Победоносец», крейсера «Генерал Корнилов» и «Алмаз», 10 эскадренных миноносцев, 4 подводные лодки и 15 вспомогательных судов и транспортов. К тому же на судах помимо матросов и офицеров флота находилось около 5400 беженцев, включая и значительное количество раненых.
Рано утром 23 декабря 1920 года «Великий князь Константин» первым из всех русских кораблей и судов, вышедших из Константинополя, благополучно миновав волнорез, поврежденный германской торпедой, вошел в Бизертский порт.
Особенно торжественно был отмечен приход флагманского трехтрубного крейсера «Генерал Корнилов», бывшего «Кагула», а еще раньше «Очакова», с которого в уже далеком 1905 году лейтенант Шмидт руководил Севастопольским восстанием. Ведь «Корнилов», как и положено флагману, покинул Константинополь последним. Командующий эскадрой вице-адмирал Кедров со своим штабом стоял на мостике крейсера и приветствовал каждый русский корабль и каждое судно, уже стоявшие в порту.
Таким образом, тысячи русских людей оказались вдали от своей Родины, уже на африканской земле. Одни из них вместе со своими семьями спасались от грозившей им смертельной опасности, а попросту от гибели в условиях тотального красного террора. Другие же потому, что не могли принять власть большевиков, несовместимую с их представлениями о справедливом устройстве общества, несмотря на то что и существовавшая до октябрьского переворота система государственного устройства также устраивала их не в полной мере.
Но как бы то ни было, какие бы причины ни заставили их стать беженцами, изгоями на чужбине, все эти люди, без исключения, свято верили в то, что их многострадальная Россия все-таки возродится, скинув ненавистное им большевистское иго, и они непременно вернутся на свою ставшую такой далекой родину. И эта святая вера в справедливость объединяла их здесь, за многие тысячи километров от своего горячо любимого Отечества, и помогала пронести светлую память о родной земле через остаток полной лишений жизни.
Ведь они, несмотря на неопределенность их положения и лишения, которые им еще только предстояло пережить, по-прежнему оставались русскими людьми, жившими с непоколебимой надеждой вернуться в свободную и возрожденную Россию.
Глава IV
Последний причал
Вне всякого сомнения, появление целой эскадры, где на военных кораблях женщины и дети чувствовали себя как у себя дома, стало необычным событием для жителей маленького городка, которые смотрели на это зрелище с интересом и даже с симпатией. Для беженцев же после всего пережитого этот последний причал казался залогом более спокойного, хотя и неизвестного будущего. Они с интересом разглядывали пляжи и пальмы, новенькие дома и минареты мечетей, и красочную толпу вдоль оживленной набережной – много красных фесок и белых широких восточных одеяний среди строгих костюмов европейцев и военных мундиров.
Плиний Старший, знаменитый римский ученый и историк, назвал Бизерту «безмятежным городком», ревностно берегущим свой покой, привлекающим многочисленных римских вельмож свежестью климата и ласковым летом. Этому описанию около двух тысяч лет.
Бизерта была основана финикийцами почти одновременно с Карфагеном в начале IX века до нашей эры и сыграла важную роль в истории благодаря своему уникальному географическому положению. Белый мыс – самая северная точка Африки в центре Средиземноморья, колыбели западной цивилизации. И все суда, пересекая Средиземное море с запада на восток или с востока на запад, не могли, да и не стремились миновать ее гостеприимную гавань. Старый порт, являясь природной гаванью и сообщаясь каналами с внутренними озерами, служил надежным убежищем для всех мореплавателей.
Находясь на перекрестке главных морских дорог, Бизерта представляла собой своеобразный водоворот, в который попадало и неизбежно перемешивалось множество народов, образуя за тысячелетия бесконечный людской поток, который оставил след в ее культуре, образе жизни и даже в цвете кожи ее коренных жителей. И каждый народ давал городу свое название – Гиппон, Акра, Диарритус, Бензерт, Бизерт и, наконец, Бизерта. Во всяком случае, след, оставленный основателями города – финикийцами, – сохранился надолго. Эти отважные мореходы, отправляясь в неизведанные края, преследовали только мирные цели, устанавливая торговые ряды по всему побережью Средиземного моря, что способствовало и взаимному культурному обогащению народов, его населяющих.
Начиная с XVI века Бизерта – настоящая пиратская база Средиземноморья, разгульная, богатая, разбойная и бесшабашная. Считают, однако, что корсары того времени только добавили перца в бизертскую кровь, обогатили город, снискали ему славу, но тем не менее не сделали его жителей жестокими.
Изгнав в XIX веке пиратов и разбойников, город зажил степенной и размеренной жизнью рыболовов и земледельцев. Так, эрцгерцог Луис Сальвадор писал: « Маленький белый городок грациозно отражается в кристаллах вод уснувших к вечеру каналов… Каналы начинают мерцать в мягком свете звезд, огнях базаров, кафе, загадочных жилищ… Бизерта осталась в моей памяти одновременно как сказка Востока, воплотившаяся на юге Средиземноморья, и как прелестная и пленяющая новая Венеция…»
Но в 1881–1883 годах Франция взяла Тунис под свое покровительство и установила так называемый протекторат, втянув его в состав своей колониальной империи.
Все каналы, которыми любовался австрийский эрцгерцог, засыпали в начале 90-х годов XIX века. На громадной искусственной насыпи площадью более 750 гектаров был построен новый современный город. В 1895 году открылся и новый порт для международной торговли, ставший одной из военно-морских баз французского флота.
И символично, что первый иностранный визит в новый порт совершил русский крейсер «Вестник» в 1897 году. А еще через три года контр-адмирал Бирилев (будущий морской министр России), прибывший на эскадренном броненосце «Александр II» в сопровождении миноносца «Абрек», нанес визит французскому губернатору и по его предложению посетил недавно построенный на возвышении форт Джебель-Кебир в окрестностях города. Мог ли он на пороге XX века предполагать, что всего лишь через двадцать лет этот рейд станет последней якорной стоянкой последней эскадры когда-то могучего Российского Императорского флота. Интересна и такая деталь: корабли 3-й Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала Небогатова бросали здесь якоря, делая остановку на пути через Суэцкий канал из Балтики в Японское море, к Цусиме, в то время как многочисленная 2-я Тихоокеанская эскадра под командованием вице-адмирала Рожественского шла на Дальний Восток вокруг Африки.
Для строительства этого порта было использовано большое и достаточно глубокое озеро, расположенное в нескольких километрах от морского берега с рекой, вытекающей из него в море. Поэтому французам было достаточно лишь превратить реку в судоходный канал, чтобы создать надежное убежище для огромного количества судов какого угодно размера. Утверждали, что Бизертское озеро, имеющее поверхность в 150 квадратных километров, смогло бы вместить в себя все военные флоты мира. И это утверждение не было голословным.
На южном берегу озера, противоположном каналу, французы создали крупный арсенал военно-морского ведомства под названием Сиди Абдалла в честь тамошнего арабского святого. В этом арсенале было два сухих дока, построенных по чертежам русских инженеров, соответствовавших размерам новейших русских линейных кораблей постройки 1912–1916 годов. Дело в том, что по договору, подписанному в начале Первой мировой войны министром Сазоновым и союзниками, Россия, в случае победы над Германией, должна была получить кроме Черноморских проливов Босфор и Дарданеллы еще и Бизерту в качестве базы русского Средиземноморского флота.
В те времена Бизерта насчитывала 20 тысяч жителей, приблизительно половина из которых были французы и итальянцы, переселенцы из бедной близлежащей Сицилии. Арабское население занимало свою часть города, окруженную стеной и характерную своими мечетями и жилыми домами. В то время как европейское население жило в так называемом новом городе, прилегающем к старому арабскому, построенном французами за последние три десятка лет в особом колониальном стиле, где белый камень чередуется с красным кирпичом.
Вначале, на протяжении около двух километров со стороны моря, канал идет строго прямо при ширине около ста метров, с пристанями для стоянки пассажирских и торговых судов, по берегам которого среди пляжей и пальм тянутся, видимо, административные строения в два или три этажа. Дальше, к озеру, канал постепенно расширяется в виде устья реки и служит внутренним рейдом для стоянки судов на бочках или якорях.
На этом-то внутреннем рейде и стояли на якорях русские корабли и суда, пришедшие из Константинополя.
Что испытывали моряки эскадры, члены их семей и ее пассажиры, оказавшиеся на севере Африки? Всех, без исключения, этих разных по социальному положению людей, по собственной воле ушедших в изгнание от большевистской тирании, объединяла общая надежда – непременное возвращение в Россию, в свое горячо любимое Отечество. Пусть и не сразу, пусть через несколько или десяток лет, но обязательно вернуться туда, откуда они, скрепя сердце, бежали в неведомое.
Сейчас же надо было как-то обустраиваться на чужой земле, приспосабливаться к жизни на ней, чтобы выжить…
Местные власти приняли эскадру довольно холодно. Да это и понятно. Ведь она прибыла из страны, пораженной красной духовной заразой. А как раз этой заразы французы и боялись пуще всего. Так, начальник службы безопасности в Бизерте доносил: « Поскольку из шести тысяч человек большинство пропитано коммунизмом, мне кажется необходимым укрепить предписанную службу политической безопасности, которая явно недостаточна». Во всяком случае, все офицеры эскадры были обезоружены.
Потому-то на кораблях и судах эскадры по мере их прибытия в Бизерту поднимались желтые карантинные флаги – никто не имел права в течение сорока суток съехать на берег, и никто не имел права подойти к ним. Полная изоляция от внешнего мира…
И уже 23 декабря 1920 года в одной из крупнейших газет «Тюнизи франсэз», издававшейся в Бизерте и отражавшей взгляды французских колониальных властей, была опубликована статья под заголовком «Русские Врангеля в Бизерте», в которой писалось: « Кто эти люди, мы не знаем. Среди них, возможно, есть элементы, особо опасные тем, что в состоянии спровоцировать столкновения с нашими войсками. Мы рекомендуем всем торговцам в Бизерте относиться к русским с осторожностью: какой валютой собираются они оплачивать свои покупки? Жаль, что Тунис не имеет достаточно сильного голоса, чтобы заявить о нежелании быть страной, на которую свалилась эта неприятность».
Что касается местного арабского населения, то постепенно первоначальная их настороженность к русским исчезла. И арабы, местные жители, подчеркивая присущую основной массе русских эмигрантов интеллигентность и образованность, стали называть их «ле рюс Блан» («белые русские»).
Как только «Гневный» стал на якорь на внутреннем рейде Бизерты, его командир тут же приказал спустить ялик на воду и, впрыгнув в него, направился к «Великому князю Константину». И когда тот еще только приближался к пассажирскому пароходу, с его борта раздался звонкий восторженный детский крик:
– Папа!!!
Степан Петрович, встав с банки* ялика во весь рост, снял с головы фуражку, приветственно помахал ею и приказал матросу:
– Греби, Плетнев! Греби!
– Есть грести, вашскобродь! – с готовностью ответил тот, налегая на весла. – Только бы вот ненароком весла не сломать! – озорно глянул он на командира.
И ялик стал рывками быстро приближаться к пароходу.
– Никак ваша дочка, вашскобродь? – натужно сделав очередной мощный гребок, понимающе спросил матрос. – Ксюша? – уточнил он после очередного гребка.
– Она самая, Плетнев, она самая, – благодарно улыбнулся капитан 1-го ранга. – Стало быть, запомнил мою стрекозу?
Тот удивленно глянул на своего командира:
– А как же, вашскобродь?! Ведь она же была любимицей всей команды нашего миноносца при переходе из Севастополя в Константинополь, – пояснил он.
Матрос лихо подвел ялик к трапу, и когда Степан Петрович нетерпеливо взбежал по нему на верхнюю палубу, буквально забитую пассажирами, к нему тут же кинулась Ксения.
– Здравствуй, папа! – радостно воскликнула она, когда тот подхватил ее на руки.
– Здравствуй, родная моя! – ответил Степан Петрович и обнял Ольгу Павловну, подбежавшую к ним.
Женщины, окружавшие их, не скрывали слез радости при виде встречи семьи командира «Гневного», за которым наблюдали с момента его выхода на рейд из канала. Как, впрочем, и каждого корабля, входящего на рейд Бизерты. Ведь «Константин» прибыл сюда первым из кораблей и судов эскадры, и его пассажиры с нетерпением и тревогой ожидали остальные, растянувшиеся в бурном море от Босфора до Туниса. «Когда же и мы увидим своих дорогих мужчин?!» – легко читался в их глазах немой вопрос.
– Как добрались, Степан Петрович? – несколько смущенно спросила подошедшая к ним супруга старшего офицера «Гневного», прекрасно знавшая, что старший офицер корабля не имеет права покинуть корабль в отсутствие его командира.
– С Божьей помощью, Софья Кирилловна! – ответил тот, галантно поцеловав ей руку. – Как только освобожусь и вернусь на «Гневный», то сразу же пришлю к вам Владимира Аркадьевича, который, как и я, с нетерпением ждет встречи со своей семьей. Но служба есть служба…
– Спасибо за заботу, Степан Петрович! – улыбнулась та, заметно порозовев от предчувствия уже скорой встречи с супругом. – И можете не беспокоиться – я прекрасно знаю основы флотской службы.
Степан Петрович, благодарно глянув на супругу своего ближайшего помощника, опустил Ксению на палубу.
– Ну что же, Ольга Павловна, приглашайте гостя в свою каюту, – улыбнулся он.
– Дорогого, очень дорогого гостя! – уточнила та, засветившись от счастья, и, взяв его под руку, прижалась к его плечу, в то время как тот держал за руку Ксению, которая с восторгом смотрела на отца.
И их дружная семья через проход, образованный расступившимися пассажирами, направилась в свою каюту.
– Наконец-то мы собрались все вместе, – заметил Степан Петрович, когда они вошли в каюту. – Не хватает только Павлика… Кстати, он просил передать вам большой привет.
– Ты что же, папа, встречался с ним после нашего выхода из Константинополя?! – с загоревшимися глазами воскликнула Ксения.
– В Наварине, Ксюша.
– Мы тоже видели там «Алексеева», но только издалека, – вздохнула Ольга Павловна.
Степан Петрович понимающе кивнул головой.
– А вот мой «Гневный» подходил к его борту для дозаправки мазутом, – пояснил он.
– Какой же ты все-таки счастливый, папа! – с нескрываемой завистью заметила Ксения.
Степан Петрович обнял ее.
– Просто у меня больше, чем у вас с мамой, возможностей, Ксюша. Разве не так?
– Уж это точно, – смиренно согласилась та, в то время как Ольга Павловна с тревогой посмотрела на него.
– Как он себя чувствует, Степа? Какое у него настроение?
– Не волнуйся, Оля. И самочувствие, и настроение у него прекрасные. Там кадеты всей ротой съезжали на берег, где настоятель Георгий Спасский отслужил панихиду на братской могиле русских моряков, погибших в Наваринском сражении. Это одна из традиций русского флота. Именно тогда, Оля, я и почувствовал, что юные моряки получили заряд уверенности в том, что русский флот не только жив, но и будет жить в дальнейшем, опираясь на его славные традиции.
Ольга Павловна благодарно обняла его:
– Спасибо Всевышнему за то, что ты есть у нас, дорогой! Ведь когда ты рядом с нами, нам не страшны никакие трудности, а все наши страхи пропадают как-то сами собой. Ведь так, Ксюша?
– Конечно, так, мама! Ведь папа – это самое дорогое, что есть у нас с тобой! И наша защита, и наша опора… – Степан Петрович даже вздрогнул, услышав столь возвышенные слова из уст своей дочери-подростка. – Вот только жаль, конечно, что с нами нет еще и Павлика.
Степан Петрович ласково потрепал ее по голове:
– Не расстраивайся, Ксюша! «Алексеев» вышел из Наварина после нас, так что скоро должен быть уже здесь, в Бизерте. Ведь этому исполину не страшны никакие штормы и бури.
Дочь благодарно и преданно посмотрела на отца.
– А что будет с нами, Степа, дальше? – озабоченно спросила Ольга Павловна.
– Пока, Оля, никаких конкретных решений, я думаю, нет. Ведь в Бизерту еще не прибыл даже командующий эскадрой. А вот когда она вся соберется здесь, то совместно с французскими властями и будет определена дальнейшая судьба всех беженцев из России, находящихся в Тунисе. Во всяком случае, на мой взгляд, семьям офицеров не стоит особо беспокоиться.
– Да мы и не будем беспокоиться до тех пор, пока будем видеть твой миноносец, стоящий на рейде. Ведь так, Ксюша? – улыбнулась Ольга Павловна.
– Конечно, так, мама! – беззаботно рассмеялась та, а Степан Петрович неожиданно для себя уловил так знакомый ему призывный взгляд, как бы вскользь брошенный на него супругой.
«Истосковалась по мне Олечка… – с радостно забившимся сердцем благодарно понял он. – Да и я, пожалуй, не меньше ее, – усмехнулся он про себя. – Но что же делать – ведь рядом же с нами Ксюша?..» – растерянно подумал он. И тут его блуждающий взгляд остановился на графине с небольшим количеством воды в нем почти у самого дна. «Вот же он, выход из положения!» – мелькнула догадка в его возбужденной голове.
– Не могла бы ты, Ксюша, принести свежей воды, а то что-то пересохло во рту?
– Конечно, папа! – с готовностью согласилась та. – Только питьевая вода находится у нас в титане на другой палубе. Но я мигом обернусь.
И, взяв со стола графин, выбежала из каюты.
Ольга Павловна, обвив его шею руками и крепко прижавшись к нему своим еще по-девичьи гибким телом, почти простонала:
– Как же, Степа, я истосковалась по тебе, мой милый… Когда ты был вдалеке от меня, то еще было ничего, терпимо. А сейчас, когда ты рядом, меня просто покидают силы от желания…
Тот же, почувствовав так знакомую мелкую дрожь ее спины у себя под рукой, сдавленным голосом глухо произнес:
– Я что-нибудь придумаю, Оля…
– Придумай, придумай, милый… И как можно быстрее, умоляю тебя… А то прячемся с тобой, как школьники, ради нескольких мгновений счастья. У меня же больше нет сил, чтобы ждать… Ты-то хоть понимаешь это?!
Он нашел своими губами ее ждущие трепетные губы, и они слились в долгом страстном поцелуе…
– Прямо как во Владивостоке, когда мы еще только начали встречаться с тобой, – смущенная их порывом, счастливо прошептала она.
– Дай Бог, чтобы это так и осталось между нами еще на многие-многие годы.
– Конечно, останется, Степа! Конечно, останется! Ты разве забыл, что у нас же с тобой любовь с первого взгляда…
– И в этом виноват мой старший брат Андрей! – лукаво заметил он.
– Дай Бог ему здоровья на долгие годы!
В длинном гулком коридоре раздались частые шаги.
– А вот и наша Ксюша спешит! – улыбнувшись, посмотрел на растерянное лицо супруги Степан Петрович.
– Спасибо тебе, Степа, за эти несколько минут счастья… – прошептала Ольга Павловна. – И не забудь, прошу, умоляю тебя, о своем обещании! – с игривой улыбкой многозначительно напомнила она.
– Можешь не напоминать, – ответил он, улыбнувшись, – я и так весь на взводе, как после команды «Торпеды – к бою!» в томительном ожидании команды «Пуск!»…
– Эх ты, командир миноносца! Ты что же, Степа, и во время боя с германскими миноносцами в Рижском заливе думал о том же? – лукаво хихикнула она.
– А я во время каждого боя только об этом и думал, за что и получал ордена! – огрызнулся он.
Ольга Павловна прижалась к нему:
– Ну что же ты обижаешься, Степа? Ты же ведь сам первым применил свои профессиональные термины…
Тот снисходительно усмехнулся:
– Я же просто привел их для сравнения. Ведь торпедная атака – высшая форма напряжения для офицера миноносца, а тем более его командира.
– У нас, женщин, тоже бывают свои высшие формы напряжения… – прошептала та. – И их даже не с чем сравнить, милый…
И она, как-то таинственно и в то же время многозначительно глянув на него, отстранилась, услышав приближающиеся к двери каюты торопливые шаги дочери.
В самом конце декабря командующий Русской эскадрой вице-адмирал Кедров собрал на флагманском крейсере «Генерал Корнилов» ее руководящий состав.
– Довожу до вашего сведения, господа, что первого января, сразу же после встречи Нового, тысяча девятьсот двадцать первого, года я убываю в Париж на французском крейсере для переговоров о дальнейшей судьбе Русской эскадры. Это вызвано тем, что во французском правительстве преобладает мнение о необходимости ее ликвидировать с целью передачи кораблей французскому флоту.
Раздались негодующие возгласы адмиралов и офицеров. Переждав, когда те изольют свое возмущение, командующий продолжил:
– Основанием этому мнению послужило обещание, якобы данное французам главнокомандующим генералом Врангелем о залоге кораблей эскадры в виде компенсации затрат на содержание их экипажей и членов их семей, а также воспитанников Морского корпуса, который еще только предстоит обустроить на новом месте. Я отдаю себе отчет в том, что это содержание, безусловно, требует значительных средств, но не настолько же, чтобы передать французам все корабли эскадры. – Среди присутствующих на совещании опять возникло движение. – Во всяком случае, мне представляется, что будет вполне достаточно в виде компенсации этих затрат передачи французам плавучей мастерской «Кронштадт», которой они очень интересуются, и нескольких транспортов, но только не боевых кораблей.
Присутствующие согласно закивали головами.
– Поэтому я и вынужден покинуть эскадру, чтобы на месте, а не по телеграфу, решить в Париже эти непростые вопросы. Ведь мы с вами покидали Севастополь именно потому, что рассчитывали продолжить нашу борьбу с большевиками. Не так ли, господа?
– Конечно, так, Михаил Александрович!
– Другого и быть не может!
– Непременно! – раздались дружные голоса адмиралов и офицеров.
Командующий окинул присутствующих удовлетворенным взглядом и поднял руку, требуя внимания.
– На время моего отсутствия, – продолжил он, – обязанности командующего эскадрой будет исполнять контр-адмирал Беренс*, а начальника штаба эскадры вместо отъезжающего вместе со мной контр-адмирала Машукова – контр-адмирал Тихменёв.
Те встали, коротко ответив: «Есть!»
– Садитесь, господа! У кого из вас есть ко мне вопросы, господа офицеры?
– Где, по вашему мнению, Михаил Александрович, будут в дальнейшем размещаться семьи офицеров? – встал командир линкора «Генерал Алексеев» капитан 1-го ранга Федяевский и уточнил: – После, разумеется, снятия карантина.
– Вполне справедливый вопрос, Иван Кириллович. В связи с этим у меня есть предложение: после прихода в Бизерту линейного корабля «Георгий Победоносец», который задержался в Галлиполи в связи с высадкой с него войск и для обслуживания нашей армии, привести в порядок его каюты и палубы для размещения семей офицеров эскадры. Ведь как боевой корабль он практически потерял всякое значение. А вот для размещения на нем семей офицеров, учитывая его большие размеры, он будет, как мне представляется, незаменим.
– Отличное предложение, Михаил Александрович! – согласился Федяевский, поддержанный присутствующими.
– А на освободившийся пассажирский пароход «Великий князь Константин» будут переведены матросы, изъявившие желание вернуться в Россию. Я же в этом вопросе буду действовать в полном соответствии с принципом: баба с воза – кобыле легче. А таких, по моим данным, набралось около тысячи человек. – Раздались возгласы удивления. – Пусть порадуются своему возвращению на родину в фильтрационных лагерях большевиков, – усмехнулся адмирал. – В то же время сокращение в связи с этим численности команд кораблей существенного значения не имеет, так как им, как вы, конечно, знаете, категорически запрещено выходить в море и вообще покидать рейд Бизерты. К тому же французское командование горячо поддержало это наше предложение ввиду его панической боязни распространения так называемой большевистской заразы.
Раздался сдержанный смех присутствующих.
Со своего места поднялся вице-адмирал Герасимов:
– Меня же, Михаил Александрович, интересует будущее Севастопольского Морского корпуса. В вашем, разумеется, видении. Ведь от этого зависит судьба сотен его воспитанников, среди кадет которого много и мальчиков-сирот…
Среди мужественных мужчин, находившихся в каюте командующего и не единожды смотревших в глаза смерти в схватках с врагами их Отечества, раздались сочувственные вздохи. Их настроение почувствовал и сам командующий.
– Это очень важный вопрос, Александр Михайлович, и я со всей ответственностью заявляю, что Севастопольский Морской корпус будет непременно возрожден! – По кабинету прошелестели возгласы удовлетворения. – Я уже переговорил по этому поводу с морским префектом Бизерты, и он согласился предоставить для этого один из разоруженных фортов по нашему выбору. – Глаза адмиралов и офицеров засветились радостью. – Поэтому вам, Александр Михайлович, необходимо создать соответствующую комиссию и приступить к выбору места размещения как воспитанников Морского корпуса, так и его обслуживающего персонала.
– Я, Михаил Александрович, чрезвычайно рад вашему столь обнадеживающему нас заявлению и немедленно приступаю к исполнению ваших указаний!
– Вот и прекрасно! Присаживайтесь, Александр Михайлович! Если больше нет вопросов, – он обвел взглядом присутствующих, – то все могут быть свободными. Прошу остаться только вас, Михаил Андреевич, – посмотрел он на контр-адмирала Беренса.
Праздником показался Степану Петровичу, Ольге Павловне и, конечно же, Ксюше день 27 декабря, когда за волнорезом стали видны огромные башни линейного корабля «Генерал Алексеев», ведомого двумя большими французскими буксирами, спереди и сзади, как и положено при сложных маневрах крупных судов в ограниченном пространстве. Теперь, наконец-то, и Павлик был в Бизерте.
Через несколько суток после православного Рождества Христова Степан Петрович после нескольких настоятельных просьб Ольги Павловны приказал, наконец, сигнальщику передать на линкор «Генерал Алексеев» семафор для его командира с просьбой отпустить кадета Чуркина «в увольнение» на миноносец «Гневный».
После томительных минут ожидания, так как он прекрасно понимал, что его просьба носила не уставной, а исключительно личный характер, с линкора было передано «добро» его командира. Вздохнув с явным облегчением, он приказал спустить ялик на воду.
– Торопитесь на свидание с сыном, Степан Петрович? – понимающе улыбнулся старший офицер.
– Вы прямо-таки провидец, Владимир Аркадьевич! – усмехнулся тот, сбегая с мостика.
– Павлик! – восторженно воскликнула Ксения, кинувшись к брату, когда тот с отцом поднялись по трапу на палубу «Константина».
– Ну, ты, сестренка, стала прямо-таки как невеста! – рассмеялся Павел, отстранив ее и оглядев с ног до головы.
– Скажешь тоже! – смущенно засветилась та радостью.
Ольга Павловна порывисто обняла сына.
– Здравствуй, здравствуй, Павлик, дорогой ты мой! Как же мы по тебе соскучились!..
– Можно подумать, что я только что вернулся из кругосветного плавания, – с радостно блеснувшими глазами рассмеялся тот.
– Ладно, милые женщины, отпустите Пашу, – распорядился Степан Петрович, покосившись на находившихся на верхней палубе пассажиров, с интересом наблюдавших за встречей семьей командира «Гневного» их сына. – Давайте-ка лучше пройдем в каюту.
– Ой, и то правда! – тут же согласилась Ольга Павловна, смущенно оглянувшись по сторонам.
И когда все разместились в каюте, Степан Петрович предложил:
– А теперь, кадет, не спеша расскажи по порядку обо всем, что с тобой приключилось за это время.
– Есть, господин капитан первого ранга! – озорно сверкнув глазами, ответил тот, вскочив со своего места.
А Ольга Павловна и Ксения радостно переглянулись.
Павел подробно и обстоятельно рассказывал обо всех перипетиях его одиссеи, приключившихся на пути из Константинополя до Бизерты, и лишь сдавленные вскрики слушательниц при очередных коллизиях сопровождали его неспешный рассказ.
«Толково и обстоятельно излагает свое повествование, – удовлетворенно отметил Степан Петрович. – Со временем из него, дай Бог, выйдет настоящий флотский офицер», – удовлетворенно заключил он, улыбнувшись, разумеется, про себя.
Тем временем Павел продолжал:
Читать бесплатно другие книги:
