Бизерта Шестёра Юрий

– Ну и слава Богу, что они хоть все-таки дотянули до Бизерты. То же, как ты с семьей устроился здесь, в Бизерте, мне уже в общих чертах известно. Меня же, честно говоря, очень интересует твое, если так можно выразиться, теперешнее финансовое положение. Об этом, кстати, переживал и наш отец, который неоднократно заводил со мной разговор на эту тему.

Степан Петрович тяжко вздохнул при упоминании об отце, а затем неожиданно весело глянул на брата:

– А я, Андрюша, живу со своей семьей припеваючи, получая двадцать один франк в месяц.

Тот непонимающе посмотрел на него:

– Это как командир корабля в чине капитана первого ранга, да еще к тому же и командира дивизиона?!

– Именно так, Андрюша.

Андрей Петрович вскочил со стула и нервно заходил по комнате. Он, контр-адмирал, даже в дурном сне не мог бы представить себе подобного положения дел. Как же так? О чем же думают французы, взявшие на себя обязательства по обеспечению моряков Русской эскадры? И тут же, усмехнувшись, ответил сам себе: «Изжить русских с их кораблей. А затем захватить их, введя в состав французского флота». Все стало на свои места. Он резко сел на свой стул, еще не отойдя от гнева, охватившего его.

– Тысячу раз был прав наш отец, справедливо предполагавший нечто подобное. Но ведь не настолько же! Денежное довольствие в двадцать один франк командира корабля в чине капитана первого ранга… Да это же не лезет ни в какие ворота!

Он достал из внутреннего кармана портмоне и, вынув из него стопку купюр, положил их на стол перед братом:

– Здесь три тысячи франков, – пояснил он.

– Да это же ведь целое состояние! – воскликнул Степан Петрович и, усмехнувшись, уточнил: – Разумеется, при теперешнем моем незавидном финансовом положении. – А затем решительно отодвинул деньги от себя: – Пойми же меня правильно, Андрюша, – я не могу принять от тебя эту сумму, несмотря на острую нужду моей семьи в денежных средствах. Умоляю тебя только об одном: пойми меня правильно…

Тот усмехнулся:

– Бери, бери, гордец! Эти деньги, между прочим, просил передать тебе наш отец, дальновидно предвидя твои материальные затруднения. А они, как я уже сообщил тебе, из наших родовых накоплений, так что по праву принадлежат и тебе. Разве не помнишь, как он в свое время наставлял нас с тобой, что родовые активы, накопленные нашими предками, могут быть использованы в критических ситуациях, которые могут случиться с кем-нибудь из представителей нашего рода? А это как раз и есть тот самый случай. Так что все по-честному, Степа.

– Спасибо за заботу, дорогие мои! – проникновенно произнес тот, отведя в сторону повлажневшие глаза. – Во всяком случае, – сказал он, прокашлявшись от спазма, сдавившего горло, – Оля точно лишится чувств, когда узнает об этом.

Он улыбнулся и, ненадолго задумавшись, уже по-деловому заинтересованно спросил:

– А сколько ты, Андрюша, платишь за аренду этого помещения? – поведя рукой по комнате, а затем с удовлетворением уточнил: – Да к тому же еще и со спальней, не считая террасы.

– Но заметь, без комнаты для прислуги, которой пользовались вы с Ольгой для любовных встреч в квартире, которую я снимал во Владивостоке, – озорно, по-молодому, рассмеялся Андрей Петрович, ностальгически вспомнив те былые времена, когда все было предельно ясным и понятным и их будущее не вызывало у них каких-либо сомнений.

– Вот я как раз и хочу восстановить историческую справедливость, – улыбнулся Степан Петрович. – Так почем нынче флигель в Бизерте, господин арендатор?

– Три франка за сутки, – ответил тот, удивленный не столько вопросом, сколько непонятной для него настойчивостью брата.

– Прекрасно! – оживился Степан Петрович. – С учетом ваших с отцом финансовых вливаний я, пожалуй, продолжу его аренду, после того, как ты, Андрюша, покинешь Бизерту.

– С чего бы это?! Ты, право, рассуждаешь, как новоявленный нувориш!* – удивился тот, непонимающе глянув на него.

Брат же опустил глаза, забыв о своем воинственном напоре.

– Понимаешь, Андрюша, нам негде встречаться с Олей. В интимном плане, – уточнил он. Тот непроизвольно поднял брови. – На «Константине», сам понимаешь, Ксюша. Так не водить же мне ее, на самом деле, как гулящую девку, в свою каюту на «Гневном»? – уже открыто посмотрел он на Андрея Петровича. – Я же ведь, как-никак, не только командир корабля, но и дивизиона!

– Вот жизнь! – облегченно воскликнул тот. – Я уж было подумал, что ты успел завести здесь какую-нибудь страждущую местную француженку. А ему, видите ли, негде встречаться со своей собственной женой! – хохотнул Андрей Петрович и уточнил: – В интимном плане.

– Смейся, смейся, хохотун, – ничуть не обиделся Степан Петрович. – Тебе бы, не дай Бог, так устроиться…

– Извини, Степа! Но ты же, конечно, понимаешь, что это следствие необычности сложившейся у вас с Ольгой ситуации, связанной с эвакуацией из Севастополя. Надеюсь, что временной, – предположил он, сочувственно глянув на брата.

– Конечно, понимаю, Андрюша. Просто я прикинул, что благодаря вашей с отцом финансовой поддержке смогу практически безболезненно для благополучия своей семьи тратить девяносто франков в месяц в течение года на аренду этого самого флигеля. А там видно будет… – махнул он рукой, однако, тем не менее, представив себе, какой это будет нежданный подарок для Ольги.

Тот улыбнулся и, снова достав портмоне, положил на стол еще одну тысячу франков.

– Зачем унижаешь мое мужское достоинство! – гневно воскликнул брат, резким движением отодвинув от себя деньги.

– Не заводись, братишка, – спокойно сказал Андрей Петрович, пододвинув к нему назад деньги. – Во-первых, для меня это, честно говоря, не столь уж и значительная сумма, а во-вторых, тебе ее хватит для аренды флигеля более чем на год, так как вдова, как мне представляется, уступит тебе его по несколько более низкой цене, чем мне.

– И ты думаешь, что я стану с ней торговаться? – несколько отойдя от обиды на брата, усмехнулся Степан Петрович.

– Думаю, что, пожалуй, нет, – согласился тот. – Тогда торговаться буду я, Степа.

– И это, спрашивается, на каком же основании? – подозрительно спросил тот, отходя от охватившего его было гнева.

Андрей Петрович скептически улыбнулся:

– Ты, Степа, за свалившимися на тебя заботами совсем забыл основы коммерческой деятельности. – Тот оторопело посмотрел на брата, пытаясь понять ход его мысли. – Ведь я снимаю флигель, так сказать, временно, а ты будешь арендовать его на длительный срок. Не видишь разницы?

Степан Петрович облегченно рассмеялся:

– Не успел и двух лет прожить во Франции, а уже проникся коммерческим духом, господин контр-адмирал?

– Прошу не иронизировать, господин капитан первого ранга! – строго заметил тот с бегающими чертиками в глазах. – Еще будете благодарить меня, ваше высокоблагородие, когда заключите договор аренды флигеля по сниженной цене.

Тот лукаво улыбнулся:

– А я как-то и не буду против этого, ваше превосходительство!

– Слава Богу, что не «гражданин контр-адмирал»! – усмехнулся Андрей Петрович. – Надоел ты мне, честное слово, Степа, со своими выкрутасами: не могу, не буду, как можно… Детский лепет какой-то, ей-богу! Разве забыл мудрость наших предков: «Дают – бери, бьют – беги!» Давай-ка лучше выпьем мадеры, братишка. Может быть, у тебя в голове что-нибудь да и прояснится…

– С превеликим удовольствием, Андрюша! Да еще после твоих столь мудрых наставлений…

– Разрешите, ваше превосходительство, представиться: контр-адмирал Чуркин! – произнес Андрей Петрович, когда они со Степаном Петровичем вошли в кабинет директора Морского корпуса.

– Очень приятно! Вице-адмирал Герасимов, – представился тот, вставая из-за большого письменного стола. – Александр Михайлович, – уточнил он. – А капитан первого ранга Чуркин мне известен, – заметил хозяин кабинета, пожимая руки посетителям.

– Андрей Петрович, – так же уточнил контр-адмирал. – Я старший брат известного вам Степана Петровича, – мягко улыбнулся он.

Из-за стекол пенсне на него понимающе глянули глаза человека, умеющего ценить юмор.

– Недавно приехал в Бизерту из Парижа, чтобы встретиться с братом, от которого, к великому своему удовлетворению, узнал о возрождении здесь Морского корпуса. Посему и решил, пользуясь случаем, посетить с ним ваше учебное заведение, воспитанником которого является мой племянник, кадет Чуркин Павел Степанович.

При упоминании о воспитаннике корпуса взгляд директора потеплел. А затем он уточнил:

– Следовательно, Андрей Петрович, ваш визит в Морской корпус является сугубо частным?

– Именно так, Александр Михайлович. Хотя я и являюсь руководителем морской секции Союза русских офицеров во Франции.

Тот удовлетворенно кивнул головой.

– Чем могу служить? Присаживайтесь, господа.

– Перед тем как встретиться с племянником, я, с вашего разрешения, хотел бы уточнить интересующий меня, вернее, нас, – поправился Андрей Петрович, указав на брата, – вопрос. Степан Петрович рассказал мне, что вами – я имею в виду преподавательский состав корпуса – переработана программа обучения воспитанников для подготовки их к поступлению в высшие учебные заведения европейских стран. Так ли это?

– Правильнее сказать, это моя голубая мечта, – вздохнул директор. – Но все не так просто, господа. Мы, конечно, предпринимаем и в дальнейшем будем предпринимать все зависящие от нас усилия в этом направлении. Так, например, будем приглашать профессуру учебных заведений европейских стран на годовые экзамены наших воспитанников, чтобы те смогли, так сказать, воочию убедиться в уровне их подготовки. Ведь многие из наших воспитанников являются сиротами, и поэтому никто, кроме Морского корпуса, не сможет помочь им достойно устроиться в их дальнейшей жизни, – пояснил он и, поправив пенсне, опустил повлажневшие глаза.

В кабинете повисла тишина.

– И есть ли, Александр Михайлович, какие-либо подвижки в этом направлении? – нарушив ее, заинтересованно спросил Андрей Петрович.

Тот улыбнулся, видя неподдельный интерес контр-адмирала.

– Небольшие, конечно, но есть. Особенно заметны они в отношениях с французскими учебными заведениями, в частности с Сорбонной, а также с университетом и другими высшими учебными заведениями Чехии.

– В связи с этим у нас к вам, Александр Михайлович, есть просьба личного характера.

– Слушаю вас, – директор выжидающе посмотрел на Андрея Петровича.

Тот же, открыто глянув в его глаза, произнес:

– Если вдруг, я подчеркиваю – вдруг, представится возможность направить для продолжения дальнейшего образования выпускников вашего корпуса во Францию, то мы убедительно просим вас включить в их число и Павла Чуркина. При условии, конечно, того, что этот кадет будет удовлетворять соответствующим требованиям по успеваемости, – уточнил он.

– Поближе, так сказать, к дяде? – понимающе, с хитринкой в глазах, улыбнулся вице-адмирал.

– Не только, Александр Михайлович. Дело в том, что наш отец, Петр Михайлович Чуркин, обосновался со своей семьей в Париже, и у моего племянника в этом случае не будет проблем с проживанием там. Кроме того, как сдается мне, – горько усмехнулся он, – и Степан Петрович со временем может со своей семьей тоже оказаться там же.

«Молодцы Чуркины! Дружная семья… – без тени зависти подумал Герасимов. – А как же иначе – старинная флотская династия!». А вслух уважительно заметил:

– Ваш отец – известный человек на флоте! Но не это главное в решении вашей просьбы, господа, – подчеркнул он. – Главное – интересы воспитанника корпуса Павла Чуркина. А он, как мне известно, – способный молодой человек с, соответственно, хорошей успеваемостью по всем дисциплинам. – Братья многозначительно переглянулись. – Поэтому он будет иметь вполне достаточные шансы для успешного поступления в любое европейское высшее учебное заведение, в том числе и в Сорбонну. Исходя из этого, я со спокойной совестью могу заверить вас, господа, что при соответствующих условиях, о которых вы, Андрей Петрович, уже упоминали, выполню вашу просьбу.

– Большое спасибо, Александр Михайлович! – с видимым облегчением поблагодарил тот.

– Не за что, Андрей Петрович. Я, честно говоря, буду очень рад, когда любой из моих воспитанников найдет свое достойное место в столь непредсказуемом будущем.

– Вам, Александр Михайлович, воздастся должное за вашу заботу о нашем подрастающем поколении! – проникновенно сказал контр-адмирал, пожимая руку вице-адмиралу.

– Дай Бог, чтобы и у всех моих воспитанников сложилась достойная судьба…

Директор Морского корпуса снял пенсне и протер его стекла. И было видно, как подрагивали пальцы его руки.

– А теперь вы, господа, как я понимаю, хотели бы встретиться с кадетом Чуркиным?

– Вы правы, Александр Михайлович, но только ненадолго, – предупредил Андрей Петрович.

– Что так? – удивленно спросил тот.

– Объективные причины, Александр Михайлович, – несколько смущенно ответил старший брат и пояснил: – Дело в том, что мы приехали сюда, в форт, на извозчике, который согласился некоторое время подождать нас у входа. Ведь будет, как мне кажется, не очень здорово, если контр-адмирал и капитан первого ранга будут возвращаться в город пешком по пыльной дороге.

Вице-адмирал улыбнулся:

– Выходит, что вас, господа, интересовала не столько встреча с юным кадетом, сколько со мной, директором Морского корпуса?

– Вы очень проницательны, Александр Михайлович! – рассмеялся Андрей Петрович.

– А я, признаться, надеялся пригласить вас отобедать к себе домой, в Сфаят, дабы порадовать Глафиру Яковлевну, мою супругу, знакомством и беседой со столь интересными людьми.

Андрей Петрович смущенно развел руками.

Директор нажал кнопку звонка, и в дверях появился офицер, видимо, его адъютант.

– Позовите ко мне кадета Чуркина! – приказал вице-адмирал. – И даже в том случае, если тот сейчас находится на занятиях, – уточнил он, мельком глянув на часы.

Степан Петрович без стука прямо-таки ворвался в комнату флигеля, снимаемого братом.

– Слава Богу, что ты здесь! – воскликнул он.

– Что случилось, Степа?! – с тревогой спросил Андрей Петрович, видя его возбуждение.

– Кронштадт восстал! – выпалил тот, передавая ему газету.

Андрей Петрович быстро пробежал сообщение агентства «Франс Пресс» на первой странице с заголовком, набранным крупным шрифтом. Затем со злорадной усмешкой посмотрел на брата:

– Опомнились матросики, «верные рыцари революции», когда им хвосты прищемили. «Мир – хижинам, война – дворцам!», «Грабь награбленное!» – провозглашали большевики, возбуждая и используя в своих интересах низменные инстинкты оголтелой толпы. И те и грабили, и убивали так называемых господ, а в первую очередь офицеров, чему я был свидетелем, – тяжко вздохнул он, вновь переживая страшное минувшее. – А когда те же большевички по пресловутой продразверстке стали своими продотрядами подчистую выгребать так называемые «излишки» урожая, выращенного их отцами и братьями, а попросту говоря, грабить крестьян, они вдруг как-то сразу прозрели!

Он встал и заходил по комнате.

– Но ведь это же далеко не игрушки, Андрюша! – с нескрываемой радостью в голосе воскликнул Степан Петрович. – Ведь сам Кронштадт, главная база Балтийского флота, поднялся против большевиков!

– Это, конечно, так, Степа. Это, без сомнения, удар под дых большевикам. Однако их Красная армия окрепла за время Гражданской войны. Тем не менее, как мне представляется, большевикам будет очень даже опасно бросать против Кронштадта красные войска, которые могут быть разагитированы матросами и перейти на сторону восставших. Вот тогда большевикам точно придет конец. То же самое может случиться и в случае использования ими отрядов вооруженных питерских рабочих.

– Следовательно, над большевиками нависла серьезная опасность! – возликовал Степан Петрович.

– Без сомнения, – согласился Андрей Петрович. – Но при этом надо иметь в виду изворотливость большевиков, сумевших разгромить хорошо вооруженные и обученные армии Деникина, Колчака и Юденича, наступавшие со всех сторон на Москву, куда те предусмотрительно перенесли столицу. А ведь ты помнишь, Степа, как мы, изгнанники своего Отечества, рассчитывали на их успех?! Поэтому ни в коем случае нельзя недооценивать возможности большевиков. Ведь нас же с тобой учили в Морском корпусе, к чему может привести недооценка противника. Да что там далеко ходить, когда мы с тобой сами были свидетелями того, к чему привели шапкозакидательские настроения, царившие в России в начале Русско-японской войны.

– Что было, то было, – согласился тот. – Из песни, как говорится, слов не выкинешь.

– Только очень жаль, что восстание в Кронштадте, по-видимому, вспыхнуло стихийно.

– Ты почему так считаешь, Андрюша? – искренне удивился Степан Петрович.

Тот внимательно посмотрел на брата.

– Да потому, Степа, что если бы оно началось чуть позже, уже после того, как Финский залив освободился бы ото льдов, то Кронштадт действительно стал бы неприступной крепостью для большевиков, торчавшей у них как кость в горле.

– Я преклоняюсь перед тобой, Андрюша! – от чистого сердца воскликнул Степан Петрович. – Ты рассуждаешь, как истинный стратег!

Андрей Петрович улыбнулся:

– Так эта же стратегия лежит на поверхности…

– Финского залива? – перебил его Степан Петрович, уточняя.

– Вот именно! – оценил тот чувство юмора младшего брата. – А если серьезно, то хорошо подготовленному штурму Кронштадта не помогут и мощная корабельная артиллерия линейных кораблей, и не менее мощная артиллерия его фортов.

– Таким образом, крути – не крути, а остается только с надеждой на успех восстания следить за его развитием, – подвел итог их обмену мнениями Степан Петрович.

– Выходит, что так, – согласился с ним старший брат.

Каюта командира «Гневного», несмотря на то что и была довольно просторной, еле вместила командиров миноносцев дивизиона, как по команде собравшихся в ней после опубликования в местной газете сообщения о восстании матросов Кронштадта. Событие было настолько из ряда вон выходящим, что вызвало у них настоятельную потребность обменяться мнениями по этому поводу. А с кем и где? Разумеется, с боевыми товарищами на борту миноносца командира дивизиона.

Вестовые только успевали по приказу старшего офицера, встречавшего гостей, переносить из кают-компании* стулья в каюту командира. Те уже, конечно, успели узнать через работавший без сбоев «матросский» телеграф, что командир дивизиона не передавал приказа на сбор командиров миноносцев, но по их возбужденному виду поняли, что произошло что-то явно неординарное. А командиры, между тем, в отсутствие хозяина каюты оживленно обменивались мнениями.

Степан Петрович, вернувшийся на «Гневный», не был удивлен докладом старшего офицера о неожиданном прибытии на него командиров кораблей дивизиона. Тот же доложил ему и о своем решении собрать командиров не в просторной кают-компании, где было бы, конечно, уютнее, а в его командирской каюте, учитывая особую конфиденциальность предстоящего разговора, предназначенного явно не для ушей любопытных вестовых. И предупредил его, что сам будет находиться в районе командирской каюты, чтобы избежать возможной утечки информации.

– Благодарю вас, Владимир Аркадьевич, за принятые вами меры предосторожности.

Тот облегченно выдохнул. «Командир – он и есть командир! – рассудил старший офицер. – И моя обязанность предусмотреть все, касающееся его, в том числе и по вопросам безопасности».

– Господа офицеры! – подал команду капитан 2-го ранга Кублицкий, командир «Пылкого», бывший старшим по выслуге среди командиров миноносцев, когда Степан Петрович открыл дверь своей каюты.

Все командиры встали со своих мест, приняв положение «смирно».

– Господа офицеры! – подал команду уже командир дивизиона, войдя в каюту и пытливо глянув на их возбужденные лица.

Командиры миноносцев сели по своим местам, пропустив капитана 1-го ранга к креслу, стоявшему у письменного стола в глубине каюты. Все выжидающе смотрели на него.

– Думаю, господа, вы уже успели обменяться мнениями по поводу столь неординарного события за время моего отсутствия?

– Безусловно, Степан Петрович, – ответил за всех капитан 2-го ранга Кублицкий. – Только разрешите уточнить – не неординарного, а, с моей точки зрения, судьбоносного события.

– Может быть, и так, Алексей Иванович, – согласился тот. – Я только что вернулся со встречи с контр-адмиралом Чуркиным, моим старшим братом, – офицеры многозначительно переглянулись, – с которым тоже обменялся мнениями по этому же вопросу. А учитывая то, что тот не только недавно приехал из Парижа, но и является руководителем морской секции Союза русских офицеров во Франции, и, следовательно, располагает более обширной информацией, чем мы с вами, находясь здесь, в Бизерте, думаю, вам будет интересно узнать и его мнение.

Присутствующие оживились.

– Разумеется, Степан Петрович! – тут же отреагировал на его предложение старший лейтенант Манштейн, командир «Жаркого». – Надеюсь, что и другие командиры будут того же мнения? – вопросительно посмотрел он на офицеров, которые утвердительно закивали головами.

– Садитесь, Александр Сергеевич! – разрешил Степан Петрович. – И прошу господ офицеров не вставать – мы же с вами не на служебном совещании, – пояснил он.

И подробно, ничего не скрывая, рассказал им о результатах его встречи со старшим братом.

Наступила тягостная тишина.

– Выходит, Степан Петрович, что наши восторги по скорому краху большевистского режима несколько преувеличены? – наконец прервал ее командир «Пылкого».

– К сожалению, Алексей Иванович, а правильнее будет, к великому сожалению, выходит, что так, – вздохнул тот. – А нам с вами остается лишь следить за дальнейшим развитием событий, и все-таки, несмотря ни на что, надеяться на успех восстания Кронштадта. По-моему, я прав, – заключил командир дивизиона, окинув взглядом напряженные лица офицеров.

Те согласно закивали головами.

– И все-таки, даже в случае подавления восстания матросов Кронштадта, большевики будут вынуждены изменить свою экономическую политику так называемого военного коммунизма, ставшую, в первую очередь, причиной этого восстания, – убежденно заключил капитан 2-го ранга Остолопов, командир «Капитана Сакена».

– Укрепив тем самым свою власть и, соответственно, продолжая править Россией еще долгие годы, – сделал неожиданный вывод старший лейтенант Манштейн.

Все тут же посмотрели на него, подспудно, в глубине души, признавая его правоту. А горестный вздох капитана 2-го ранга Остолопова подтвердил их худшие опасения.

Андрей Петрович встал с фужером в руке и проникновенно произнес:

– Я от себя лично, а также от имени наших со Степаном родителей и членов моей семьи по их, разумеется, просьбе чрезвычайно рад приветствовать в моем скромном жилище дружную семью моего брата, собравшуюся, наконец-то, в полном составе. Доброго вам здоровья и благополучного будущего, дорогие мои!

– Спасибо тебе, Андрюша, на добром слове, – растроганно произнес Степан Петрович, – от нашей семьи!

– Я, Андрей Петрович, знаю вас уже много лет, – мило улыбнулась Ольга Павловна, пригубив мадеру из фужера, – однако никак не могла предположить, что вы когда-нибудь сможете стать снобом.

Все удивленно посмотрели на нее.

– И откуда столь категоричные выводы, Ольга Павловна? – улыбнулся тот, пожалуй, впервые назвав ее полным именем.

– Ну как же, Андрей Петрович? – улыбнулась та. – Рассудите сами. Такие апартаменты, о которых можно только мечтать, разумеется, в нашем теперешнем со Степаном Петровичем положении, – уточнила Ольга Павловна, – вы эдак походя называете скромным жилищем. Каково?!

– Ты, мама, по-моему, не совсем справедлива по отношению к дяде Андрею. – Все удивленно посмотрели теперь уже на Ксению. – Ведь папа не зря же учил нас с Павликом, что зависть, как, кстати, и гнев – не лучшие советчики.

Тот утвердительно кивнул головой.

– Авторитет папы и для меня – закон, не подлежащий обсуждению, – рассмеялась Ольга Павловна, обняв дочь. – Но, признаться, уж очень понравились мне апартаменты твоего любимого дяди. Прямо-таки несбыточная мечта, – вздохнула она, взгрустнув.

Братья быстро переглянулись.

– Не переживай, Оля, – еще, как говорится, не вечер… – многозначительно произнес Степан Петрович.

Та метнула на него подозрительный взгляд, но к тому же, как это бывает у женщин, и полный надежды.

«Пора менять тему разговора, – решил Андрей Петрович, видя смятение невестки. – Ну и братишка, ну и змей! – искренне восхитился он. – Сумел-таки приготовить своей любимой женщине действительно царский для нее подарок!»

– Я уже извинялся перед Ксюшей за то, что не смог преподнести ей подарок. – У Ксении загорелись глаза. – У меня же, к сожалению, как вы знаете, нет дочери, и поэтому я испытывал в его выборе определенные трудности. Мое намерение подарить ей золотые сережки отвергла ее бабушка, считая, что для одиннадцатилетней девочки это еще явно рановато, а вот против хороших французских духов воспротивился уже дедушка.

Ксения от сожаления прикусила губу.

Андрей Петрович обвел притихших членов семьи брата изучающим взглядом как боксер, готовящийся нанести решающий удар. Затем достал из внутреннего кармана мундира конверт и протянул его племяннице.

– Здесь пятьдесят франков, Ксюша.

– И все мне?! – несколько неуверенно спросила та, еле сдерживая радость от столь щедрого подарка дяди.

– Конечно, тебе, Ксюша! – невольно улыбнулся Андрей Петрович, довольный произведенным эффектом. – А мама поможет тебе купить на них то, что тебе действительно необходимо. Надеюсь, что она не откажется от этого посредничества.

Не менее дочери радуясь его столь щедрому подарку, Ольга Павловна согласно кивнула головой.

– Спасибо, дядя Андрей! – воскликнула Ксения и, вскочив со своего места, поцеловала его в щеку, в то время как Степан Петрович крепко пожал руку брату.

– Ведь мы с девочками, – пояснила Ксения, – ходили в город и продавали там, в кварталах «маленькой Сицилии», кусочки хлеба, оставшегося в наших семьях, итальянским женщинам и получали за это сантимы, которые отдавали нашим мамам. – Ольга Павловна утвердительно кивнула головой. – Добрые итальянские «мама» относились к нам очень дружелюбно, но я тогда уже поняла, что никогда не стану хорошей коммерсанткой. Продавать беднякам, даже менее бедным, чем мы, и смотреть, как они отсчитывают монетки, и протягивать руку, чтобы их взять, – все это было очень тяжело, – дрожащим голосом поведала Ксения. – А тут целых пятьдесят франков! И все – мне… – никак не могла успокоиться она.

Андрей Петрович, еле сдерживая слезы, быстро вышел на террасу. «Господи, что же испытывают дети наших беженцев?! – чуть ли не простонал он. – Да и не только дети, – признался он сам себе. – На что же обрекли себя русские люди, отказавшись жить под властью большевиков! Причем отказались добровольно. И этой ниете, похоже, не видно конца… – Он вздохнул, а затем слабо улыбнулся: – Утешает лишь то, что Степа со своей семьей будет иметь надежное пристанище, благодаря отцу и нашим предкам». И, справившись с минутной слабостью, вернулся в комнату.

– С Павликом все гораздо проще, – произнес он уже спокойным голосом, и все облегченно вздохнули. – Являясь воспитанником Морского корпуса, он должен неустанно грызть гранит науки. – Лицо кадета порозовело. – А посему прими от меня, Паша, подарок, имеющий глубокий символический смысл, – и, достав из ящика письменного стола футляр, протянул его племяннику.

Тот, сгорая от нетерпения, открыл футляр.

– Авторучка! – восторженно воскликнул кадет, окинув присутствующих счастливыми глазами.

– Это «Паркер» с так называемым золотым вечным пером, – пояснил Андрей Петрович.

– Вот здорово! – снова воскликнул Павел, вновь вызвав улыбку у его дяди. – Ведь именно такую я видел только у нашего директора в его кабинете, когда тот вызвал меня для встречи с дядей Андреем и папой, – пояснил он матери и сестре.

– Ну и глазаст же ты, кадет! – искренне удивился Андрей Петрович. – И когда только успел рассмотреть ее?

– Как учил меня папа, флотский офицер должен быть наблюдательным.

Все рассмеялись.

– Оказывается, твоя школа, Степа!

– Яблоко от яблони далеко не падает. Это уже народная мудрость, Андрей Петрович, – заметила счастливая Ольга Павловна, благодарно глянув на супруга.

– Учитывая твою наследственность, ты, Паша, непременно должен быть одним из первых по успеваемости. Только это, как мы с твоим отцом уже говорили тебе в кабинете директора Морского корпуса, позволит тебе по его окончании претендовать на поступление в Сорбонну.

– Тем более, являясь обладателем «Паркера», – уточнил, улыбнувшись, Степан Петрович.

– Есть быть одним из первых по успеваемости, ваше превосходительство! – озорно блеснул глазами кадет, вскочив со своего места.

– И прошу, Паша, без балагурства! Это, поверь, очень серьезно. Ведь теперь твое будущее зависит уже только от тебя.

Тот смущенно опустил глаза, а затем уже серьезно посмотрел на адмирала:

– Я все понял, дядя Андрей!

– Ну и, слава Богу! И не тянись передо мной, как перед директором Морского корпуса! А теперь садись! – распорядился контр-адмирал.

Ольга Павловна облегченно вздохнула, а у Ксении загорелись глаза:

– Выходит, что Павлик будет учиться в Париже?

– Вполне возможно, Ксюша, – согласился Андрей Петрович. – Кроме того, вполне возможно, что и ты будешь учиться там же.

Ксения вопросительно посмотрела уже на отца – ведь высшим авторитетом для нее был только он.

– Дядя Андрей прав, – подтвердил тот.

И брат с сестрой радостно обнялись.

– Ну что же, дорогие мои, официальная часть, если так можно выразиться, окончена, и мы со Степаном Петровичем укроемся, пожалуй, на некоторое время на террасе. Ты не против этого, Ольга Павловна?

– Да уж посекретничайте, мужчины. Что с вами поделаешь? – понимающе улыбнулась та.

Как только они вышли на террасу, Степан Петрович сразу же жарко воскликнул:

– А ведь штурм-то Кронштадта отбит!

Брат утвердительно кивнул и уточнил:

– И заметь, Степа, всего через несколько дней после открытия срочно созванного съезда большевиков.

– Ты это к чему, Андрюша? – насторожился тот.

– Да к продолжению нашего предыдущего разговора, в котором я упоминал об изворотливости большевиков, – и, видя непонимание в глазах брата, пояснил: – Ты, наверное, обратил внимание на то, что в сообщении о провале первого штурма Кронштадта как бы вскользь упоминалось о репрессиях, которым якобы подверглись некоторые участники штурма? – Тот утвердительно кивнул. – Следовательно, пусть и частично, подтвердились мои предположения о возможности разагитации красных войск восставшими матросами. И теперь большевики, усилив группировку войск для повторного штурма Кронштадта и учтя допущенные ошибки, бросят в ее первых рядах делегатов съезда, которые в своем подавляющем большинстве являлись участниками Гражданской войны и, вследствие этого, обладают определенными военными знаниями и боевым опытом. И вот эти фанатики увлекут своим порывом штурмующие красные войска.

– Ты уверен в этом, Андрюша? – дрогнувшим голосом спросил Степан Петрович.

– Ни в чем, Степа, уверенным быть нельзя. Однако, учитывая логику событий, у большевиков, как мне представляется, просто нет другого выхода. К тому же командовать штурмом будет Тухачевский*, хорошо подготовленный в военном отношении бывший офицер.

– Не тот ли, который командовал красными войсками в войне с Польшей?

– Тот самый, Степа, тот самый… Хотя Пилсудский* и обломал ему рога под Варшавой, – усмехнулся Андрей Петрович. – А вообще-то, Степа, я не понимаю, как это офицеры могут перейти на службу к большевикам? – вдруг взъярился он. – Я еще могу понять армейских офицеров, выходцев из разночинцев, которые среди них составляют большинство. Но дворяне, к коим принадлежит и Тухачевский, окончивший, кстати, привилегированное Александровское военное училище, так как в него принимали в основном дворянскую молодежь?!

Степан Петрович понимающе посмотрел на брата:

– Гражданская война, Андрюша, и этим все сказано, – коротко ответил он. – А дворянство? Оно ведь тоже разное, – и вдруг рассмеялся. – Ведь и Ленин, один из главных вождей большевиков, тоже, кстати, из дворян. И чихвостит направо и налево таких же выходцев из его же сословия со всей пролетарской ненавистью. Вот так… Что же касается офицеров, то как раз привлечение их в армию по мобилизации в качестве так называемых военспецов и позволило большевикам, к сожалению, достигнуть перелома в борьбе с Белым движением.

– Спасибо тебе, Степа, за прекрасный анализ этого социального явления. Ты, безусловно, прав.

Тот усмехнулся:

– Не часто мне, Андрюша, приходится слышать слова одобрения из уст старшего брата. Тем не менее я хотел бы поделиться с тобой выводом, который сделал один из командиров миноносцев. А заодно услышать и твое мнение по этому поводу.

– Я весь внимание, Степа!

– Старший лейтенант Манштейн считает, что в случае подавления Кронштадтского восстания большевики неизбежно будут вынуждены изменить свою экономическую политику. – Андрей Петрович согласно кивнул головой. – В этом случае они значительно укрепят свои позиции и будут править Россией еще долгие годы. А наша голубая мечта о скором крахе большевизма отодвигается тем самым на неопределенное время.

И Степан Петрович выжидающе посмотрел на старшего брата, который обдумывал его слова.

– Скажу одно – твой командир – проницательный и дальновидный человек! А посему и жду тебя со своей семьей в Париже. Разумеется, через некоторое время, – уточнил тот.

– А сам-то когда собираешься возвращаться туда?

Андрей Петрович задумался.

– В принципе, все вопросы я уже решил, так что задерживаться в Бизерте больше нет смысла. А посему уеду в ближайшие дни, когда подвернется оказия до Марселя.

– Ты, Андрюша, случайно, не забыл о нашей договоренности по поводу аренды мной флигеля? – несколько смущенно спросил брат.