Убийство в проходном дворе: четыре дела Эркюля Пуаро (сборник) Кристи Агата
– Я не верю ни единому вашему слову! – яростно сказала она.
Пуаро не ответил. Он подошел к каминной полке и резко обернулся.
– Мадемуазель, вы нужны мне как свидетельница. У меня уже есть один свидетель – мистер Трент. Он видел, как я нашел этот маленький осколок стекла прошлым вечером. Я сказал ему об этом и оставил его на месте для полиции. Я даже сказал главному констеблю, что разбитое зеркало – важная улика. Но он не воспользовался моим намеком. Теперь будьте свидетелем того, что я кладу этот осколок зеркала – на который, как вы помните, я уже обращал внимание мистера Трента – в маленький конверт… вот так. – Он выполнил это действие с мелочной скрупулезностью. – Пишу на нем… вот так – и запечатываю его. Вы засвидетельствуете это, мадемуазель?
– Да… но… но я не понимаю, к чему это.
Пуаро прошел в другой конец комнаты, встал у стола и стал смотреть на разбитое зеркало на стене перед собой.
– Я скажу вам, мадемуазель, что это значит. Если бы вчера вечером вы стояли здесь, глядя в это зеркало, то вы могли бы увидеть в нем, как происходило убийство…
Глава 12
Впервые в жизни Рут Шевенэ-Гор – теперь Рут Лэйк – спустилась к завтраку вовремя. Эркюль Пуаро уже был в холле и, прежде чем она ушла в столовую, отвел ее в сторону.
– У меня есть к вам один вопрос, мадам.
– Да?
– Прошлым вечером вы были в саду. Вы не наступали на клумбу возле окна кабинета сэра Жерваса?
Рут уставилась на него.
– Да, два раза.
– А, два раза… Как это вышло?
– В первый раз, когда я собирала астры. Это было около семи.
– Вам не кажется, что странно собирать цветы в такое время?
– На самом деле, да. Я собрала кое-что вчера утром, но Ванда после чая сказала, что цветы на обеденном столе недостаточно хороши. Я подумала, что они нормальные, так что освежать их не стала.
– Но ваша мать попросила вас об этом, верно?
– Да. Потому я вышла незадолго до семи и набрала их с той части газона, потому что там почти никто не ходит, так что красоте вида это не повредит.
– Да-да, но второй раз? Вы ведь сказали, что выходили еще раз…
– Это было прямо перед ужином. Я капнула бриллиантином на платье – прямо на плечо. Я не хотела переодеваться, а мои искусственные цветы не подходили к желтому платью. Я вспомнила, что видела одну позднюю розу, когда собирала астры, потому выскочила в сад, сорвала ее и приколола к платью.
Пуаро медленно кивнул:
– Да, я вспоминаю, что прошлым вечером у вас на платье была роза. Когда это было, мадам, когда вы сорвали розу?
– Даже и не помню.
– Но это важно, мадам. Подумайте, вспомните.
Рут нахмурилась, быстро глянула на Пуаро и снова отвела взгляд.
– Точно сказать не могу, – сказала она наконец. – Должно быть… да, конечно… около пяти минут девятого. Именно когда я возвращалась по дорожке вокруг дома, я услышала гонг и потом этот забавный хлопок. Я поторопилась, поскольку решила, что это уже второй сигнал гонга, а не первый.
– Значит, вам так показалось… А вы не пытались войти через окно кабинета, когда стояли на клумбе?
– Да, я подергала ручку. Подумала – вдруг оно открыто, и я быстрее попаду в холл через кабинет. Но окно было заперто.
– Это все объясняет. Поздравляю вас, мадам.
Она уставилась на него.
– Вы о чем?
– У вас на все есть объяснение – и на землю на ваших туфлях, и на отпечатки ваших ног на клумбе, и на отпечатки ваших пальцев на наружной стороне окна. Очень подходящее объяснение.
Прежде чем девушка успела ответить, по лестнице торопливо спустилась мисс Лингард. Щеки ее пылали, и она с некоторым испугом посмотрела на стоявших рядом Рут и Пуаро.
– Простите, – сказала она. – Что-то случилось?
– Мне кажется, месье Пуаро спятил, – сердито ответила Рут.
Она протиснулась между ними в столовую. Мисс Лингард изумленно посмотрела на Пуаро.
Бельгиец покачал головой.
– После завтрака я все объясню. Я бы хотел, чтобы все собрались в кабинете сэра Жерваса в десять часов.
Он повторил свою просьбу, войдя в столовую.
Сьюзен Кардуэлл быстро глянула на него, затем перевела взгляд на Рут. Когда Хьюго сказал: «А это еще зачем?» – она резко ткнула его локтем в бок, и он послушно замолчал.
Покончив с завтраком, Пуаро встал и пошел к двери. Он обернулся и достал старомодные часы.
– Сейчас без пяти десять. Через пять минут в кабинете.
Пуаро оглядел круг смотрящих на него с жадным интересом лиц. Собрались все, отметил он, за одним исключением, – и в тот самый момент это самое исключение вошло в комнату. Леди Шевенэ-Гор вступила в кабинет мягкой скользящей поступью. Она выглядела осунувшейся и больной. Пуаро пододвинул ей большое кресло, и женщина села. Она подняла взгляд на разбитое зеркало, вздрогнула и отодвинула кресло чуть подальше от него.
– Жервас еще здесь, – решительно сказала она. – Бедный Жервас… Скоро он будет свободен.
Пуаро прокашлялся и объявил:
– Я попросил всех вас прийти сюда, чтобы вы могли услышать достоверные факты о самоубийстве сэра Жерваса.
– Это был Рок, – сказала леди Шевенэ-Гор. – Жервас был сильным, но Рок оказался сильнее.
Полковник Бери чуть подался вперед.
– Ванда, дорогая…
Она улыбнулась, затем протянула ему руку. Он взял ее в ладони. Она мягко сказала:
– Ты такое утешение для меня, Нед.
– Месье Пуаро, должны ли мы понять, что вы точно установили причину самоубийства моего отца? – резко спросила Рут.
Пуаро покачал головой:
– Нет, мадам.
– Тогда к чему вся эта ерунда?
– Я действительно не знаю причины самоубийства сэра Жерваса Шевенэ-Гора, – спокойно ответил Пуаро, – поскольку сэр Шевенэ-Гор не совершал самоубийства. Он был убит…
– Убит? – эхом отозвался хор голосов. К Пуаро повернулись испуганные лица. Леди Шевенэ-Гор подняла взгляд.
– Убит? О нет! – Она тихо покачала головой.
– Говорите, убит? – теперь говорил Хьюго. – Невозможно. Когда мы вломились в комнату, там никого не было. Окно заперто, дверь заперта изнутри, а ключ – в кармане у моего дяди. Как его могли убить?
– Тем не менее он был убит.
– И убийца, полагаю, сбежал через замочную скважину? – скептически отозвался полковник Бери. – Или вылетел в каминную трубу?
– Убийца, – сказал Пуаро, – вышел через французское окно. Я покажу вам как. – Сыщик повторил свои маневры с окном. – Видите? – сказал он. – Вот как это было сделано! Я с самого начала считал, что вряд ли сэр Жервас мог совершить самоубийство. Он был ярко выраженным эгоистом, а такие люди счеты с жизнью не сводят.
Были и другие моменты. Предполагалось, что перед смертью сэр Жервас сел за стол, нацарапал слово «ПРОСТИТЕ» на листке бумаги, а затем застрелился. Но перед этим он почему-то вдруг изменил положение кресла, развернув его так, что оно оказалось сбоку от стола. Зачем? Должна была быть какая-то причина. Я начал понимать, когда нашел крохотный осколок зеркала, прилипший к бронзовой статуэтке…
Я спросил себя – как осколок зеркала мог сюда попасть? И ответ сам возник у меня в голове. Зеркало было разбито – но не пулей, а этой самой тяжелой бронзовой фигуркой. Оно было разбито нарочно.
Но зачем? Я вернулся к столу и посмотрел на кресло. Да, теперь я понял. Все было неправильно. Никакой самоубийца не станет поворачивать кресло, перегибаться через подлокотник и затем стрелять в себя. Все было подстроено. Самоубийство оказалось поддельным!
Теперь я подхожу к одному очень важному моменту. К показаниям мисс Кардуэлл. Она сказала, что очень торопилась прошлым вечером спуститься вниз, поскольку ей показалось, что раздался второй удар гонга. То есть она подумала, что уже слышала первый сигнал гонга.
Теперь заметьте – если бы сэр Жервас сидел за столом, как обычно, когда его застрелили, то куда ушла бы пуля? Летя по прямой, она вылетела бы в дверь, если бы дверь была открыта, и попала бы в гонг!
Теперь вам понятна важность свидетельства мисс Кардуэлл? Никто больше не слышал первого удара гонга, но ведь ее комната расположена прямо над кабинетом, так что ей лучше всего был слышен гонг. Вы ведь помните, что он звучит на одной-единственной ноте?
Так что не могло возникнуть сомнений в том, что сэр Жервас не стрелял в себя. Покойник не может встать, закрыть дверь, запереть ее и устроиться поудобнее! Здесь был замешан кто-то еще, и, раз это не самоубийство, значит, это убийство. Здесь был кто-то, чье присуствие сэра Жерваса нимало не напрягало, и этот кто-то стоял рядом с ним и разговаривал. Сэр Жервас, вероятно, что-то писал. Убийца подносит пистолет к виску жертвы и стреляет. Дело сделано! Теперь скорее за работу! Убийца надевает перчатки. Дверь заперта, ключ положен в карман сэру Жервасу. Но вдруг громкий гул гонга услышал кто-нибудь? Тогда станет понятно, что дверь была открыта, а не заперта, когда прозвучал выстрел. Убийца поворачивает кресло, перемещает тело, сжимает руки трупа на пистолете, разбивает зеркало. Затем выходит через окно, ударом запирает его, ступает не на траву, а на клумбу, где потом можно засыпать следы; затем огибает дом и заходит в гостиную.
Он сделал паузу и затем сказал:
– Только один человек был вне дома во время выстрела. Именно он оставил следы своих туфель на клумбе и отпечатки пальцев на внешней стороне окна.
Он подошел к Рут.
– И ведь у вас был мотив, разве не так? Ваш отец узнал о вашем тайном браке. И он готовился лишить вас наследства.
– Это ложь! – презрительным, ясным голосом вскричала Рут. – В вашей байке нет ни слова правды! Это ложь от начала до конца!
– Против вас весьма весомые улики, мадам. Суд может поверить вам – а может и не поверить.
– Ее не будут судить!
Все ошеломленно обернулись. Мисс Лингард вскочила на ноги. Лицо ее изменилось. Ее била дрожь.
– Это я застрелила его. Я признаюсь! У меня была на то причина. Я… я некоторое время ждала. Месье Пуаро прав. Я пришла за ним следом сюда. Я еще раньше взяла пистолет из ящика. Я стояла рядом с ним и говорила о книге – и я застрелила его. Это было сразу после восьми. Пуля попала в гонг. Я и не думала, что она вот так пройдет сквозь его голову. У меня не было времени выйти и найти ее. Я заперла дверь и сунула ключ ему в карман. Затем развернула кресло, разбила зеркало и, написав «ПРОСТИТЕ» на бумажке, вышла через окно и закрыла его – так, как месье Пуаро вам показал. Я наступила на клумбу, разровняла следы маленькими грабельками, которые положила там заранее. Затем я пошла вокруг дома в гостиную. Я оставила окно в гостиную открытым. Я не знала, что Рут вышла через него. Она, наверное, обошла вокруг дома спереди, пока я обходила его сзади. Мне пришлось спрятать грабельки в сарае. Я ждала в гостиной, пока не услышала, как кто-то спускается вниз и Снелл ударил в гонг, и тогда… – Она посмотрела на Пуаро. – Знаете, что я сделала тогда?
– Конечно. Я нашел пакет в мусорной корзинке. Очень хитроумная идея. Дети любят такое делать. Вы надули пакет и лопнули его. Получился хороший громкий звук. Вы выбросили пакет в корзинку для мусора и поторопились в холл. Вы обозначили время самоубийства – и создали для себя алиби. Но оставалась еще одна вещь, которая вас тревожила. У вас не было времени подобрать пулю. Она должна была быть где-то рядом с гонгом. Важно, чтобы пуля была найдена в кабинете где-то неподалеку от зеркала. Не знаю, когда вам пришла в голову мысль взять карандаш полковника Бери…
– Тогда и пришла, – сказала мисс Лингард, – когда мы все вышли из холла. Я удивилась, увидев Рут в комнате. Я поняла, что она, должно быть, вошла из сада через окно. Тогда я и заметила карандаш полковника Бери на столике для бриджа. Я сунула его в сумочку. Если позже кто-нибудь увидит, как я поднимаю пулю, я смогу сказать, что это был карандаш. Вообще-то я не думала, что кто-нибудь заметит, как я подбираю пулю. Я бросила ее возле зеркала, пока вы осматривали тело. Когда вы спросили меня, я была просто счастлива, что мне пришло в голову взять карандаш.
– Да, это было умно. Это совершенно сбило меня с толку.
– Я боялась, что кто-нибудь слышал настоящий выстрел, но я знала, что все одеваются к ужину и закрылись у себя по комнатам. Слуги были в своих помещениях. Только мисс Кардуэлл могла услышать выстрел, но она, вероятно, подумала бы, что это автомобильный выхлоп. Но она услышала гонг. Я думала… думала, что все пройдет без задоринки…
– Какая необычная история, – произнес своим четким голосом мистер Форбс. – Но мотива нет…
– Мотив был, – ясно сказала мисс Лингард и с яростью добавила: – Ну, давайте, звоните в полицию! Чего вы ждете?
– Не будете ли вы все так любезны покинуть комнату? – мягко сказал Пуаро. – Мистер Форбс, позвоните майору Риддлу; я останусь здесь до его приезда.
Медленно, один за другим, все семейство покинуло комнату. Озадаченные, сбитые с толку, ошарашенные, они украдкой бросали взгляды на опрятную, прямую фигурку с аккуратно расчесанными на пробор седыми волосами.
Рут вышла последней. Она помедлила в дверях.
– Я не понимаю, – сердито, непокорно, обвиняюще бросила она Пуаро. – Вы только что говорили, что это сделала я.
– Нет-нет, – покачал головой сыщик. – Я никогда так не думал.
Рут медленно вышла.
Бельгиец остался наедине с маленькой строгой женщиной средних лет, только что признавшейся в расчетливом хладнокровном убийстве.
– Нет, – сказала мисс Лингард. – Вы не думали, что она это сделала. Вы ведь обвинили ее, чтобы заставить говорить меня, правда?
Пуаро склонил голову.
– Пока мы ждем, – обыденным тоном сказала женщина, – вы могли бы рассказать мне, что заставило вас заподозрить меня.
– Несколько моментов. Начнем с вашего рассказа о сэре Жервасе. Такой гордый человек, как он, никогда не стал бы так уничижительно говорить о своем племяннике с посторонним человеком, особенно в вашем положении. Вы хотели подтвердить теорию самоубийства. Вы также гнули свою линию, предположив, что причиной для самоубийства мог стать какой-то бесчестный поступок Хьюго Трента. И, опять же, сэр Жервас никогда не поделился бы этим с чужаком. Затем – тот предмет, который вы подняли в коридоре, и очень важный факт, что вы не упомянули о том, что Рут вошла в гостиную из сада. А потом я нашел бумажный пакет – совершенно неожиданный предмет в мусорной корзинке гостиной такого дома, как Хэмборо-Клоуз! Вы были единственным человеком, который был в гостиной во время «выстрела». Трюк с бумажным пакетом заставил предположить, что это сделала женщина – неординарное использование подручного средства. Все сошлось. Попытка бросить подозрение на Хьюго и отвести его от Рут. Механизм преступления и его мотив.
Маленькая седая женщина заерзала.
– Вы знаете мотив?
– Мне кажется, да. Мотив – это счастье! Я полагаю, вы видели Рут с Джоном Лэйком – вы поняли, что происходит между ними. А имея свободный доступ к бумагам сэра Жерваса, вы наткнулись на набросок его нового завещания, согласно которому Рут лишается наследства, если не выйдет замуж за Хьюго Трента. Это заставило вас взять правосудие в собственные руки, причем вы воспользовались тем фактом, что сэр Жервас успел написать мне письмо. Вероятно, вы видели его копию. Что за мешанина подозрения и страхов заставила его написать мне, я не знаю. Он мог заподозрить, что Бэрроуз или Лэйк систематически обкрадывают его. Его неуверенность относительно чувств Рут заставила его просить частного расследования. Вы воспользовались этим и подготовили сцену для самоубийства, подтвердив ее вашим рассказом о том, что он был очень расстроен чем-то связанным с Хьюго Трентом. Вы послали мне телеграмму и передали мне, будто бы сэр Хьюго сказал, что я приеду «слишком поздно».
– Жервас Шевенэ-Гор был хамом, снобом и надутым индюком! Я не могла позволить ему нарушить счастье Рут! – гневно выкрикнула мисс Лингард.
– Рут – ваша дочь? – мягко спросил Пуаро.
– Да. Она моя дочь… я часто думала о ней. Когда я услышала, что сэру Жервасу Шевенэ-Гору требуется кто-то в помощь по написанию фамильной истории, я ухватилась за эту возможность. Мне было любопытно увидеть мою… мою девочку. Я знала, что леди Шевенэ-Гор не узнает меня. Много лет прошло. Тогда я была молодой и хорошенькой, к тому же сменила фамилию. Кроме того, леди Шевенэ-Гор слишком рассеянна, чтобы помнить что-то определенно. Она мне нравилась, но я ненавидела семейство Шевенэ-Гор. Они обошлись со мной как с грязью. А тут еще сэр Жервас намеревался сломать Рут жизнь своей гордыней и снобизмом… Но я решила, что она будет счастлива. И она будет счастлива – если никогда ничего не узнает обо мне!
Это была мольба, а не вопрос.
Пуаро мягко кивнул.
– От меня никто ничего не узнает.
– Спасибо вам, – тихо сказала мисс Лингард.
Позже, когда полиция уехала, Пуаро нашел Рут Лэйк вместе с ее мужем в саду.
– Вы и правда думали, что это сделала я, месье Пуаро? – сказала она с вызовом.
– Я знал, мадам, что вы не могли этого сделать – из-за астр.
– Из-за астр? Я не понимаю.
– Мадам, там было четыре отпечатка обуви, и только на клумбе. Но если бы вы собирали цветы, их было бы больше. Это означало, что после того, как вы в первый раз вышли и вернулись, кто-то другой заровнял все следы. Это мог сделать только убийца, и поскольку ваши следы остались, то убийцей вы быть не могли. Вы были автоматически оправданы.
Лицо Рут просияло.
– О, я поняла. Знаете… это, наверное, ужасно, но мне даже жаль эту бедную женщину. В конце концов, она призналась в убийстве, чтобы меня не арестовали – по крайней мере она так думала… Это в какой-то мере даже благородно. Мне не хочется думать, что ее осудят за убийство.
– Не беспокойтесь, – мягко сказал Пуаро. – До этого не дойдет. Врач сказал мне, что у нее серьезные проблемы с сердцем. Ей осталось несколько недель.
– Я рада. – Рут сорвала осенний крокус и рассеянно прижала к щеке. – Бедняжка. Не понимаю, почему она это сделала…
Родосский треугольник
Глава 1
Эркюль Пуаро сидел на белом песке и смотрел на искрящуюся лазурную воду. Он ыл тщательно одет в щегольской белый фланелевый костюм и большую панаму, защищавшую от солнца его голову. Маленький бельгиец принадлежал к тому старомодному поколению, которое считало, что от солнца надо тщательно защищаться. Мисс Памела Лайэлл, сидевшая рядом с ним, беспечно болтая, принадлежала к передовой школе мышления, согласно которой ее загорелое тело прикрывал минимум одежды.
Порой ее словесный поток останавливался, когда она очередной раз умащала себя из флакончика с маслянистой жидкостью, стоявшего под рукой.
С другой стороны от мисс Памелы Лайэлл лежала лицом вниз на полотенце в яркую полоску ее лучшая подруга, мисс Сара Блэйк. Загар мисс Блэйк был просто совершенен, и ее подруга не раз бросала на нее недовольные взгляды.
– Я все еще такая пятнистая, – огорченно прошептала она. – Месье Пуаро, вы не будете так любезны? Прямо под правой лопаткой, мне не дотянуться, чтобы втереть как следует…
Пуаро повиновался и потом вытер жирную руку своим носовым платком.
Мисс Лайэлл, чьи главные жизненные интересы заключались в наблюдении за людьми вокруг и в звуке собственного голоса, продолжала говорить:
– Я была права насчет той женщины – той, в платье от Шанель – это Валентина Дакре… то есть Чантри. Я подумала, что это она. Я узнала ее сразу. Она ведь просто чудо, правда? То есть я понимаю, почему люди без ума от нее. Она просто ждет, что они сойдут от нее с ума! Это залог победы. Другая пара, которая приехала прошлым вечером, носит фамилию Голд. Он потрясающе хорош собой.
– Молодожены? – приглушенным голосом пробормотала Сара.
Мисс Лайэлл с опытным видом покачала головой – О нет, у нее не настолько новые наряды. Невест всегда узнаешь! Наблюдать за людьми – самое замечательное занятие на свете, не правда ли, месье Пуаро? Причем еще интересно угадывать, что ты можешь узнать о них по одному их виду.
– Ты не просто наблюдаешь, дорогая, – сладко протянула Сара. – Ты еще и кучу вопросов задаешь.
– Я с Голдами еще даже не говорила, – с достоинством ответила мисс Лайэлл. – И не вижу, почему бы человеку и не поинтересоваться представителем собственного вида? Человеческая природа просто околдовывает. Вы тоже так думаете, месье Пуаро?
На сей раз она замолчала достаточно надолго, чтобы позволить своему спутнику ответить.
Не отрывая взгляда от голубой воды, тот ответил:
– a depend…[35]
Памела была потрясена.
– О, месье Пуаро! Я не могу представить ничего более интересного – более непредсказуемого, чем человек!
– Непредсказуемого? Вовсе нет.
– Но ведь это так! Как только начинаешь думать, что прекрасно манипулируешь человеком, – он возьмет да и выкинет что-нибудь совершенно неожиданное.
Эркюль Пуаро покачал головой:
– Нет-нет, это не так. Очень редко человек совершает действие, которое не dans son caractre[36]. Все в конце концов однообразно.
– Я совершенно с вами не согласна! – вскричала мисс Памела Лайэлл.
Она молчала где-то минуты полторы, прежде чем начать атаку:
– Как только я вижу людей, я сразу начинаю думать о них – какие они, каковы между ними отношения, о чем они думают, что чувствуют. Это… о, это потрясающе!
– Едва ли, – сказал Эркюль Пуаро. – Природа повторяет себя чаще, чем это можно представить. Море, – задумчиво добавил он, – куда более изменчиво.
Сара повернула голову и спросила:
– Вы считаете, что люди повторяют отпределенные схемы поведения? Стереотипные схемы?
– Prcisment[37], – сказал Пуаро и пальцем нарисовал на песке какую-то фигуру.
– Что вы там рисуете? – с любопытством спросила Памела.
– Треугольник, – ответил Пуаро.
Но внимание Памелы уже было привлечено другим зрелищем.
– Вот и супруги Чантри, – сказала она.
По берегу шла женщина – высокая, прекрасно сознающая свою цену и цену своему телу. Она слегка кивнула и уселась на некотором расстоянии от них. Ало-золотая шелковая накидка соскользнула с ее плеч. Она была в белом купальнике.
Памела вздохнула:
– Разве у нее не прекрасная фигура?
Но Пуаро смотрел на ее лицо – лицо тридцатидевятилетней женщины, прославленной своей красотой с шестнадцатилетнего возраста.
Как и все остальные, он знал о Валентине Чантри всё. Она многим была знаменита – своими причудами, своим богатством, своими огромными сапфировыми глазами, своими матримониальными авантюрами и прочими приключениями. У нее было пять мужей и бесчисленное количество любовников. Она последовательно была женой итальянского графа, американского стального магната, профессионального теннисиста, автогонщика. Из этих четырех американец умер, а остальных после развода выбросили на помойку. Шесть месяцев назад она снова вышла замуж – за капитана третьего ранга.
Именно он сейчас шагал по берегу рядом с ней – молчаливый, смуглый, с воинственно выдвинутой челюстью и угрюмым видом. В нем было что-то от первобытной человекообразной обезьяны.
Валентина сказала:
– Тони, дорогой, мой портсигар…
Он протянул его ей, зажег сигарету, помог спустить бретели белого купальника с плеч. Она легла, раскинув руки, подставляя себя солнцу. Муж сел рядом с ней, как какое-то дикое животное, стерегущее добычу.
Памела, понизив голос, сказала:
– Знаете, они ужасно интересуют меня… Он такой мужлан! Такой молчаливый и… как бы это сказать… злобный. Полагаю, женщинам ее типа такие мужчины нравятся. Это все равно что водить на поводке тигра! Любопытно, надолго ли это. Она устает от мужчин очень быстро, как мне кажется – особенно в последнее время. Тем не менее если она попытается от него избавиться, то он может оказаться опасным.
К берегу, довольно стеснительно, спустилась другая пара. Это они приехали вчера вечером. Мистер и миссис Дуглас Голд, насколько смогла узнать мисс Лайэлл из списка постояльцев отеля. Она также знала – поскольку таковы были итальянские законы[38] – их паспортные имена и возраст.
Мистеру Дугласу Кэмерону Голду был тридцать один год, а Марджори Эмме Голд – тридцать пять.
Как уже говорилось, излюбленным хобби мисс Лайэлл было изучение человеческой природы. В отличие от большинства англичан она была способна заговорить с чужаками сразу, а не выжидать от четырех дней до недели, прежде чем осторожно приблизиться, согласно британской традиции. Так что, заметив робость и замешательство мисс Голд, девушка окликнула ее:
– Доброе утро! Не правда ли, сегодня прекрасный день?
Миссис Голд была маленькой, словно мышка, женщиной. Она не выглядела уродкой – черты ее лица были правильными, а фигура – хорошей, но была в ней некая неуверенность в себе и безвкусность, что делало ее невзрачной. Ее муж, напротив, был чрезвычайно красив, почти театрально. Очень светлые кудрявые волосы, синие глаза, широкие плечи, узкие бедра… Он казался больше юношей с экрана, чем реальным молодым человеком, но стоило ему открыть рот, как это впечатление пропадало. Мужчина был очень естественным и простым, даже немного глуповатым.
Миссис Голд с благодарностью посмотрела на Памелу и села рядом с ней.
– Какой у вас замечательный золотистый загар! Я чувствую себя просто-таки недожаренной!
– Приходится много стараться, чтобы загореть ровно, – вздохнула мисс Лайэлл. Она помолчала пару минут, затем продолжила: – Вы ведь только что приехали, верно?
– Да. Вчера вечером. На катере компании «Вапо д’Италия».
– Вы прежде бывали на Родосе?
– Нет. Тут прелестно, не правда ли?
Ее муж заметил:
– Жаль, что ехать так далеко.
– Да, будь он чуть поближе к Англии…
Сара приглушенным голосом сказала:
– Да, только тогда тут был бы сущий ад. Ряды людей, лежащих как рыба на камне… Тела повсюду!
– Да, конечно, это так, – сказал Дуглас Голд. – Досадно, что сейчас итальянская валюта в таком упадке.
– Это ведь имеет значение, правда?
Разговор свернул в стереотипное рсло. Вряд ли его можно было назвать искрометным.
Чуть дальше по берегу Валентина Чантри пошевелилась и села. Одной рукой она прижала купальник к груди и зевнула – широко, но деликатно, по-кошачьи. Окинула небрежным взглядом берег. Ее глаза скользнули по Марджори Голд – и задумчиво остановились на кудрявой золотистой голове Дугласа Голда.
Она гибко повела плечами и заговорила чуть более громким, чем нужно, голосом:
– Тони, дорогой, какое божественное солнце! Разве не так? Я просто должна была в прошлой жизни быть солнцепоклонницей. Как ты думаешь?
Ее муж что-то проворчал в ответ – остальные не расслышали его слов. Валентина Чантри продолжала громким, тягучим голосом:
– Пожалуйста, расправь полотенце, дорогой.
Она бесконечно долго заново устраивала свое прекрасное тело. Теперь Дуглас Голд смотрел на нее с неподдельным интересом.
Миссис Голд радостно негромко прочирикала мисс Лайэлл:
– Какая красивая женщина!
Памела, с удовольствием не только получавшая, но и выдававшая информацию, ответила, понизив голос:
– Это Валентина Чантри – ну, та, которая прежде была Валентиной Дакре. Правда, она просто замечательная? Все просто с ума по ней сходят, глаз не могут отвести!
Миссис Голд еще раз посмотрела на берег. Затем она сказала:
– Море такое очаровательное, такое голубое… Мне кажется, что нам пора искупаться. Как думаешь, Дуглас?
Он пару минут смотрел на Валентину Чантри, прежде чем ответить. Затем довольно рассеянно сказал:
– Искупаться?.. Да, подожди минутку.
Марджори Голд встала и пошла к воде.
Валентина Чантри, чуть перекатившись на бок, смотрела на Дугласа Голда. Ее алые губы чуть изогнулись в улыбке.
Шея мистера Голда слегка покраснела.
Валентина Чантри сказала:
– Тони, дорогой, ты не будешь против? Мне нужна баночка крема для лица – она осталась на туалетном столике. Принеси ее мне, там на крышечке ангел.
Капитан послушно поднялся и пошел в отель.
Марджори Голд погрузилась в море, крича:
– Вода чудесная, Дуглас, такая теплая! Иди сюда!