Мерзиния Хегай Вениамин

В одном из окон подсобки горел огонь – блики вяло отражались на рамах. И пахло горелым деревом – внутри жгли костёр.

Леонид подобрался ближе.

Так. Двое бичей[2] лет по шестьдесят, и две… дамы. Того же типа. Но чуть помоложе.

Одеты все как на подбор – в немыслимые старые и грязные тряпки, когда-то бывшие джинсами, кофтами и юбками… Глина, конечно, с них не сыпалась… Наверное потому, что вся осыпалась. Сидели и полулежали на каких-то не то старых матрацах, не то – кипах тряпья.

Похоже, собрались на распив. Вон – две бутылки из-под вина. По ноль шесть.

Стало быть, сейчас компания как раз хороша… Но ему не вписаться без «вступительного взноса».

А взнос придётся сделать. И «присоединиться».

Ведь если он начнёт, как хотел, отдирать доски и лезть внутрь основного здания, его наверняка засекут. А там уж как повезёт. Могут и пришибить во сне. Остаётся рассчитывать на «солидарность» всех городских «собратьев по несчастью». Значит – точно взнос…

Леонид тем же путём удалился. Уж в этом-то районе он знал, где в любое время дня и ночи можно за наличные купить спиртное. Пусть и чуть дороже, чем в магазине, где «только лицензионный товар», зато точно такой же крепости…

Через двадцать минут он вежливо постучал в косяк выбитого окна.

К этому времени одна из женщин спала, остальные слушали маленького и говорливого мужичка, интенсивно помогавшего рассказу бурной жестикуляцией.

Эти трое вскинули головы, а мужичок сделал попытку встать – на случай, если ленты. Удалось плохо: рухнул почти на спящую, разбудив и её. Последовал громкий и невнятный поток мата. И только приказ заткнуться и настороженные взгляды в сторону окна закрыли фонтан непристойных пожеланий.

Леонид нарисовал в проёме бутылки. Потом и лицо высунул.

– Могу присоединиться к вашему… коллективу? – как покультурней назвать сборище, он так и не придумал. – Вот и вступительный взнос!..

Два по ноль пять водки, конечно, вызвали вначале нечто вроде столбняка…

Который весьма быстро сменился неподдельным энтузиазмом. Глаза забегали, загорелись, все заёрзали, предвкушая… «Народ» закивал, приглашая…

Отреагировал же вслух тот же говорливый «шустряк»:

– А заходи, мил человек!.. Мы всегда рады поговорить, и посидеть в… приятной компании! Особенно с понимающим! Коллегой! Осторожней – вон там, в углу… э-э… напачкано!

Леонид и сам видел полузасохшую кучу. Ну и ладно. Видел же – значит, не наступит.

Он подошёл. Протянул «вступительный взнос» мужичку. Представился так, как значилось в фальшивом пропуске:

– Я – Алексей. Прошу извинить, что без приглашения… Пустите погреться?..

– Отчего бы не пустить хорошего человека!.. – мужичок окончил придирчивый осмотр, и профессиональным движением скрутил пробку. – Я – Ипполит. Это – Маша… И Глаша. А это – Николай. – кивками он представил остальных, и перешёл к делу: – Ну, само собой, за знакомство!

Тара, как по мановению волшебной палочки, появилась в руках всех. Чашку с отбитой ручкой всунули и в руку Леонида. Ипполит разливал. Хм… Делил он справедливо.

– Да, за знакомство!.. Ты, мил человек, не побрезгуй нашим закусончиком, но уж чем богаты… – Леониду отломили и кусок чёрствого хлеба с явственным душком плесени.

Это он унюхал сразу после того, как обжигающая жидкость согрела полупустой желудок, бросив в жар и выступив потом на лице и подмышками. На остальных водка произвела куда более благоприятное действие.

Глаша стала похихикивать и строить глазки. Николай довольно улыбался, словно давно забытому вкусу из детства. Ипполит хитро щурился – вылитый кот, прикончивший целую миску сметаны. Впечатление усиливали отросшие почему-то в стороны усы. Маша… исподтишка рассматривала «Алексея». На водку не отреагировала никак – словно выпила воду.

– Так, приятно. Всё у нас по правилам. Градус понижать нельзя! – Ипполит подмигнул Леониду, подняв указательный палец, – Ну, между первой и второй перерывчик небольшой!

Вторая пошла чуть лучше. Леонид уже не кашлял. Маша потрясла головой и скривилась. Глаша попыталась что-то достать из-под себя, но ничего не вышло. Помог Николай: достал полупустую баклажку с водой. Глаша запила, баклажку передали по кругу. Леонид тоже отпил – вода явно из водопровода. С привкусом хлорки.

– Ну вот. Теперь, когда мы так мило познакомились, может ты, мил Алексей, расскажешь, как очутился в наших краях? – не понять намёка невозможно. Все двадцать минут, пока бегал за «вступительным», Леонид продумывал «легенду». Сейчас обкатаем. На один-то вечер должно хватить. Впрочем, как знать – может, ему предстоит провести здесь и не один…

Он постарается вызвать если не сочувствие, то хотя бы доверие.

Поэтому расскажет то, что случилось на самом деле. Пусть не с ним, а с его знакомым.

– Я всю жизнь проработал в школе… Учителем чурессийского языка. Работка непыльная. Только нервная. Сильно. Дети сейчас, сами знаете… Ничего, справлялся. Правда, приходилось и ругаться, и родителей постоянно вызывать. И «штрафы» с них брать. А уж про то, что отбирал мобильники и постоянно особо борзых выгонял из класса – это уж, как говорится, добрая традиция у нас, учителей… Единственное, никак не мог приучиться чаи распивать в учительской, как большинство местных… Не очень они меня поэтому… уважали!

Леонид вздохнул, печально посмотрев в угол с дерьмом.

Не вдохновило. Но продолжать надо. Тем более что Ипполит пододвинул в костерок целый кусок полусгоревшей длинной балки – видать, от рамы окна.

Облупившая краска вспыхнула, освещая лица и воняя, но вскоре запах почти прошёл. Леонид деликатно сплюнул в дальний угол, Глаша – тоже. После чего прилегла.

– Ну вот… Попался мне как-то борзый мальчик. Сынок чуть ли не замхокима… Какой-то области. Стал борзеть. Выгнал раз. Выгнал два… Приехал его папочка. Наехал на директора нашей школы… Ну, тот его и послал. Тогда у этого сволоча нашлись и завязки в Горхокимияте. Прислали Комиссию. А те уже были… проинструктированы. Написали несколько Актов да Протоколов… Что такой-то и такой систематически унижает «человеческое достоинство» учащихся, выгоняет с занятий, орёт, требует денег!.. Да ещё занятия ведёт пьяный… Ну, тут мне крыть было нечем – случалось… Да и «коллеги», мать их… – Леонид грязно выругался, – поспособствовали «правдолюбцам» из хокимията… Вот так накрылась моя работа на Государство – дали «волчий билет». То есть, в трудняке написали… Профнепригодность, систематические нарушения, нетерпимость к детям… Всё, что пишут. А сейчас же везде компьютеры хреновы… Нигде на работу не брали. Даже дворником. Нет денег – нет налогов. Задолжал… Ну, переселили в бараки, к остальным должникам… На Бирже труда истёк срок – пособие отобрали. Друзья… Друзья видеть не хотят – говорят, своих проблем хватает. Так, дадут иногда по старой памяти на пузырь, и – всё… А сейчас перешёл на вольные хлеба – охраняю парковку тут, рядом. Сплю в каком-то автобусе… – Леонид сам видел, что работают люди и так, и даже знал, где. Спросили бы – показал.

– А… к нам-то… ты с какого бока, Лёшик?.. – язык у Николая ворочался плохо.

– Тоска меня обуяла… Дай, думаю, посижу, хоть с людьми пообщаюсь. – А то меня уже и за человека не держат – сразу посылают на … – Леонид сокрушённо взмахнул кистями рук.

– Это – да! – сразу влез активный Ипполит. – Они, сволочи вонючие, нашего брата за человека не считают! И держатся подальше – якобы воняем мы в их чувствительные носы!.. Ну, располагайся, Лёня! Ты – как раз там, где надо! Мы и сами собираемся потрепаться о былом-то… Повспоминать, пообщаться!.. Всё легче жить. Ну, давай, Маша! – он ткнул ту в бок локтем.

Маша поняла правильно, только вначале указала кивком на засаленный стакан… Ипполит разлил.

Выпили. Глаша откинула голову на пук каких-то тряпок и мешков, и вскоре засопела. В дальнейшей беседе участия она не принимала, как и в распитии второй бутылки. Видать, совсем сдал организм: у хронических «порог отключки» очень низок, как знал из личной практики Леонид.

– Я… Раньше работала в Науке. Лаборанткой. Мыла чёртовы колбочки, пробирочки… Чего-то там взвешивала. Измеряла. Потом нашу Лабораторию прикрыли. Денег на неё, мол, нет. Перешла к соседям. Ну… уговорила тамошнего Шефа. Я тогда молодая была и красивая, – голова с давно немытой и нечёсаной шевелюрой вскинулась, словно приглашая оспорить крайне сомнительное заявление. Никто, впрочем, возражений не высказал. Как бы успокоившись, Маша продолжила:

– Второй женой я была недолго. До тех пор, пока не прихлопнули весь Институт. Тут уж – всех коленом под зад, да спасайся, как говорится, кто как может!.. Вот и Босс мой решил, что я ему в тягость – после трёх-то лет… За квартиру оплачивать перестал… А потом и вовсе пустил туда квартирантов. А меня – на улицу!.. Родственников здесь, в Мерзинии, у меня нет. А в Чурессии я такая, – она оглядела рванье, в котором была, с явной самоиронией хмыкнув. – Никому. Особенно – сводной сестре… Да вот, блин, и вся история-то… Полная …опа!

Все, кто не спал, сумным видом покивали. Ипполит свернул пробку второй бутылки и совершил священнодействие. На этот раз водка и у Леонида проскочила как вода.

– Ну, давай, Николай. – Ипполит покивал.

– Да чего давать-та, – оскалился тот. – Жись наша е…ая, и вокруг одна х…ня!.. Хотя ладно, раз попался хороший душевный человек, расскажу! – он икнул и занюхал совершенно без надобности куском хлеба. Поискал взглядом баклажку. Убедился, что воды нет. С ругательством отбросил в тёмный угол.

– Слесарь я был, на заводе стал-быть. Авиационном. В натуре, мог любую х…шку выточить, мать её туды!.. Ну а как распался «Великий и Нерушимый», так и понеслась по наклонной… Денег не платили по полгода… А потом вообще нас закрыли. Там, наверху, какие-то твари сказали, что мы, Мерзинийцы, оказывается, вообще права не имеем производить самолёты-то!.. А от они – «калькодержатели» с…ные, имеют!.. – Николай ругнулся, протянул чашку. – Не могу, как вспомню – до сих пор… Убил бы!

Ипполит разлил, помалкивая, и только посверкивая хитро глазками в огонь.

– Растащило, короче, наше начальство всё, что можно растащить – одни пустые цеха остались! А какие станки были! С ЧПУ – ну, с программным управлением!.. А они их… На металлолом! Чтобы себе – Бухгалтерии и Администрации – на зарплату!.. Хорошо хоть тогда жена мне не позволила в голодовке участвовать. Наши-то, кто поучаствовал… До сих пор про них, ни про одного – ничего не слышно! Из урановых рудников-то в Буркудуке ещё никто не сбегал. И не возвращался… А дальше – почти как у тебя, Лёша… Биржа, пособие. Дворником не взяли – туда впихнули областного. Ну, ещё бы – он и за полставки корячится так, как иной за ставку – только бы в Столице!.. Вот жена и ушла к матери. Потом с дочками вообще уехали. К тётке, в Келленджик. Патары они у меня – жена и её тётка. Жена даже не писала. А я… Я. Квартиру отобрал Хокимият – написали, прям как у тебя – кучу Актов да Протоколов. Так мол, и так, подаёт отвратительный пример нашим детям, сквернословит, пьёт. Налоги не платит. А я – платил!.. Вот ведь в чём подлость: Махаллинский Комитет имеет, оказывается, право, отобрать только за пьянку – это, мол, «не соответствует менталитету Страны!»

Николай опять грязно выругался: досталось и Комитету, и стране.

– К детям не поеду – я тут халтурку одну надыбал… Её и колупаю…

Выпили ещё. Леонид выжидающе взглянул на Ипполита. Тот широко ухмыльнулся:

– Сейчас удивишься, мил Лёша! – Я, вообще-то, Профессор и Доктор технических наук! И это – правда! Правда, но!.. Ситуация почти как с Машей. Только я не такой симпатичный, и меня второй женой никто не взял… – все поржали, Ипполит покивал. – А вот с финансированием Института ядерных исследований стало совсем туго… Ну нету у нас ускорителя. Ну не можем мы платить за радиотелескопы… И спутник проплатить не дали. А кому тогда нужны наши исследования протонов-бозонов?! А тут ещё чёртова Фукусима со своей «экологической» катастрофой… Решило наше Правительство, что фундаментальная физика нам без надобности, и что перейдёт вся страна на солнечную энергию – вот все денежки и утекли туда, в НИИ Солнца… А я с тех пор по каким только ВУЗам не скитался, и какого только бреда не преподавал! И ИНН (это – Идея Национальной Независимости!), и Основы Прав Человека, и Историю… И уж поверьте – никто лучше меня теперь не знает, что из себя представляет наша Официальная История!..

Ипполит помолчал. Потом снова разлил. Потухшие глазки вновь вспыхнули:

– Вот когда я высказал всё, что думаю об этой чёртовой профанации, меня и выперли с последнего места… И точно! Как у тебя, с волчьим билетом. Даже в школы не берут… Теперь я и пенсию оформить не могу!.. А живу тем, что помогаю составлять Протоколы, Акты, Заявления, и прочее такое, всем, кто плохо – ну, неграмотно! – пишет на Госязыке! Им-то владею в совершенстве…

– Кошмар, – вяло ругнулся Леонид. – Поимело нас любимое Отечество во все… отверстия. И не только!

Маша фыркнула. Николай выругался. Ипполит… Подбросил ещё бревно.

Молчание, впрочем, надолго не затянулось. Леонид спросил, где же они ночуют, и можно ли ему присоединиться…

– Да здесь же, мил Лёша, и ночуем, здесь же и отсиживаемся, когда не при делах…

– А что… ленты?..

– А что – ленты!.. Приходит иногда участковый – он-то знает, где у него на участке берлоги!.. Вот и собирает периодически дань… Как патаро-монгольское Иго… Нет-нет, Коля, я против твоих родственниц ничего не имею! – Ипполит поторопился утихомирить вскинувшего голову Николая, – Ленты у нас – умные! Отправишь таких, как мы, в Приёмник – и не будет «левых» доходов! Так что, если хочешь присоединиться, готовь деньги. На пятерых если… Э-э… По две пятьсот получится!

– По-о-онял… – протянул Леонид. – Но я сейчас… немного не в форме. Вот, поговорить хотел… – он кивнул на пустую ёмкость. – К пятнице, наверное, смогу набрать. За дежурство выдадут.

– Да и хорошо… Наш «благодетель»-то раньше воскресенья и не придёт…

– Ага. Понятно… – Леонид сел поудобней. – А что… с Глашей?..

– Ну!.. Глаша у нас, как увидишь, рассказывать не мастерица. И «не в форме»… А суть проста. Она-то – из семьи, где, как говорится, культивировали «это дело» с детства. Или ещё раньше. Вот и росла сама по себе. Даже не знаю, кончила ли школу… Трудовой-то точно нет. Вот и пошла сразу в «индивидуальные предпринимательницы». То окна кому помоет, то с дитём посидит… Ну и накрыли её как-то на краже. Не то часов, не то мобильника… Через три года амнистировали. А с нами она – с месяц…

– Понятно, – протянул Леонид, – Тоже, стало быть, жертва Системы…

– Ну да, ну да, – покивал Ипполит, разливая последнее. – Вот за неё-то, родимую, и предлагаю выпить. Нет, в смысле, не за Систему, а за Глашу!

Все опять невесело поржали, и дважды упрашивать себя не заставили.

– А не холодно тут ночами? – поинтересовался Леонид.

– Да нет, нормально. Правда, как будет осенью или в зиму – не знаем. Мы зимой… В подвале девятиэтажки базируемся. Там с отоплением проблемы. Вот и тепло – не у жильцов, а у нас… Ну, правда, воняет, пар, сырость… Да и гоняют периодически. Ничего, приспособились. А теперь и вы с Глашей, если всё нормально будет, присоединитесь. Вместе мы – сила! – все снова поулыбались, уже над собой, – А здесь зимой не протопишь. Да и окна надо фанерой заколачивать, и дров запасать… Нет, это наша «летняя Резиденция!» Здесь дышать полегче…

Леонид спрашивал о чём-то ещё, но плохо воспринимал ответы – сказывались усталость, непривычность обстановки и опьянение почти натощак. Поэтому где-то через минут двадцать ему предложили не стесняться, и «прикорнуть».

Последнее, что он запомнил – блики костра, играющие на чумазом лице Маши, невидящими глазами глядевшей на пламя, да храп Глаши. Ипполит и Николай, отвернувшись от костра, судя по всему, всерьёз решили спать…

В ухо ему сердито зашептали:

– Леонид!.. Леонид… Или как там тебя! … твою мать… Проснись же!

Открыв глаза, он обнаружил, что рот его прикрыт чужой ладонью.

Чуть повернувшись, он в еле заметных отсветах потухшего костра разглядел над собой лицо Маши.

Он чуть кивнул головой, показывая женщине, что проснулся.

Та снова приблизила губы к его уху:

– Если не хочешь встретиться с лентами… Или СНБ-шниками, самое время выметаться!

Он кивнул ещё раз, начав вставать. Маша кивнула на проем окна. Леонид оглядел собутыльников. Точно.

Спящих только двое. Глаша и Николай… Где же Ипполит? Отошёл по нужде?..

Что-то подсказывало Леониду, что – нет.

Он вылез, помог Маше, подав руку. Затем помог ей перелезть и через ограду.

Вдвоём они побежали в сторону, куда она махнула рукой.

Примерно через километр бега, здорово поплутав по лабиринту махаллинских улочек, они перешли на быстрый шаг. Только тогда Леонид решил спросить:

– Что случилось-то?.. – хотя об ответе догадался.

– Что, что… Ипполит пошёл тебя сдавать. – Маша дышала прерывисто, голос со свистом вырывался из нетренированных лёгких. Но шла она быстро и пружинисто. И тоже, кстати, была в джинсах и кроссовках. Шагала широко.

– Почему ты… назвала меня Леонидом?

– Я видела вечером тебя в ящике. Ну, когда мы с Ипполитом ходили за винчиком-то… Там в кафе большой экран, и его видно сквозь окна. Правда, ты был без бороды. – Кстати, лучше сотри её совсем, а то размазалась!

Леонид поторопился последовать совету, стерев носовым платком усы и бородку, а платок кинув в какой-то люк. После чего продолжил расспросы:

– А почему Ипполит пошёл меня сдавать?

– Ха!.. Ну ты спросил!.. Традиция у него такая! Я думаю, он и у себя в Универе всех сдавал… И врёт он всё про то, что высказался об истории… Я-то знаю: ещё в начале, когда встретилась, поинтересовалась у знакомых. Стукач он штатный был на работе. А выперли его за пьянку. А ещё за то, что насвистел однажды не на того, кого можно трогать. А тот узнал, да брата-прокурора натравил. Вот и выперли нашего Ипполита с кафедры…

Маша говорила складно. Видно, что версия не заготовлена, да и слишком походила на правду. Достаточно вспомнить хитренько бегавшие глазки «профессора».

– А… почему ты решила меня спасти?

– Почему, почему… Уж больно много страстей про тебя рассказывали! Вот я и решила, что ты хороший человек. И можешь как-то помочь и мне… Ну, хотя бы из благодарности…

Издалека, с того места, которое они стремительно оставляли позади, послышались лентовские сирены и появились бегавшие в небе лучики мощных прожекторов. Подлетела и вертушка, тоже что-то высвечивая на земле…

Леонид поёжился. Оглядываясь, они снова ускорили шаг.

– За спасение-то, конечно, спасибо… Но чем же я смогу помочь-то? Я же сейчас вне закона! Беглец от «Правосудия!» Да ещё и без крыши над головой…

– Ничего… Я знаю место, где сможем отсидеться какое-то время. Ты как относишься к воде? Не побоишься прошлёпать пару километров?

– Не побоюсь… А зачем?

– Блин!.. Наивный ты парень, Леонид, хоть и «террорист и убийца старушек»! Нас же будут искать с собачками! Кстати, надеюсь, ты выкинул мобильник?!

– Конечно. Вернее, не выкинул, а использовал… – сам не зная, почему, Леонид вдруг рассказал, как использовал мобильник. К Маше он проникся. Та выглядела слишком собранной, чтобы усомниться в серьёзности её намерений насолить «любимой родине»…

К этому времени они вышли к неглубокому каналу метров десяти шириной, по бетонному дну которого протекал тощенький ручеёк.

Вздохнув, Леонид шагнул туда за спутницей, не остановившейся ни на секунду, и они зашлёпали по воде, доходившей до щиколотки. Вначале перебрались на тот берег. Маша прошла немного вглубь переулка. Вернулась по своим следам назад, и пошла вверх по течению.

Леонид повторил её манёвр, идя чуть сзади.

– А почему не вниз?.. – кое-где намыло тины с водорослями, и ноги вязли. Но идя за Машей, он понял, что она тщательно избегает таких мест: ноги на чистом дне не разъезжались.

– Так надёжнее. Если идти вниз, выйдешь к пустырю, а там и к кольцевой… Там-то и будут искать в первую очередь. А мы спрячемся в жилых кварталах. Только… У тебя есть хоть немного наличных?! Потому что помогать-то нам будут… Если будут, конечно… Не бескорыстно!

– Немного есть! – поспешил уверить Леонид, – Ну а всё же… – он запнулся.

– Ну, говори уже! – Маша оглянулась, удерживая равновесие руками. Идти было тяжело: мелкий, но своевольный поток норовил сбить с ног, да и даже дно с песком, а не с тиной, разъезжалось под ногами, вынуждая оскользаться и нелепо взмахивать руками.

– Почему ты решила помочь мне? Только, если можно, правду.

– Смешной ты человек, Леонид, – помолчав, сказала Маша, – Кто же тебе в Мерзинии правду-то скажет?! – горькой иронии в её голосе не уловить было невозможно, – Разве что я… Ну так вот. Тошно мне здесь, намыкалась… Если ты тот, кто я думаю, то, вероятно, представляешь весьма большую угрозу для нашей Любимой Страны… Не знаю уж, кого ты на самом деле грохнул, если грохнул… – Леонид отрицательно покачал головой, – Или что ты спёр, или узнал… Но, вероятнее всего, захочешь теперь убежать за границу. Ну вот: а я – с тобой! Вряд ли там будет хуже, чем здесь!.. – она замолчала, задыхаясь, и продолжая быстро идти. Леонид и сам задыхался, но не отставал. Затем нарушил неловкую паузу:

– Почему ты решила, что я чего-то спёр или узнал?

– Хм… Ну не похож ты на человека, который кого-то убил, как про тебя раззвонили… И на бомбиста не похож. Разве что на изготовителя. Нет, ты точно что-то раскопал, порочащее Мерзинию в глазах этой… мать её, Мировой Общественности!.. Впрочем, если не хочешь – не говори… Может, если поймают… А, чёрт! Если поймают – всё равно буду пытать, скажешь ты мне хоть что-то, или нет!..

– Твоя правда, – Леонид не мог не согласиться, – Поэтому расскажу. Вдруг выберемся. А если не выберусь я, может хоть ты. Девушка ты, как я погляжу, самостоятельная. И с мозгой! – он помолчал, – Главное, чтобы вот эта флэшка, – он показал воротник курточки, куда зашил флэшку, – Попала к… Чурессийским Силовым структурам! А поскольку здесь-то нас точно никто не услышит, придётся рассказать, потом может не получиться. А там сама решай: останешься ты рядом с таким… Динамитом… Или свалишь к такой-то матери… Я не обижусь, честное слово! – он и вправду согласен был остаться один. Хотя инстинктивно, конечно, иметь рядом хотя бы такую напарницу было огромным облегчением. Он как бы мог разделить с ней и ответственность, и тяготы предстоящего дела…

– Ладно уж, конспиратор хренов! Рассказывай, – в голосе Маши послышался смешок.

Леонид догнал её.

Теперь они шли рядом, даже взявшись за руки, чтобы уверенней держаться на ногах. Темнота вокруг рассеивалась редкими уличными фонарями, светом из одиноких окон, да огромной луной, нагло светящей с безоблачного летнего неба.

– Как тебя звать-то на самом деле… напарница? – он вздохнул, кинув на неё краткий взгляд. Взамен получил ответный:

– Лена. Если поймают, всё равно дознаются. И, кстати, не обольщайся. Я – бомбистка. Просто в бегах.

– Ну, здорово. – Леонид не удивился. Слишком сосредоточенный взгляд у его «боевой подруги» для обычной бомжихи. Не было в нём ни следа разочарования и равнодушия…

– А я – хренов неудавшийся хакер. А вернее, статистик, который сунул чёртов любопытный нос, куда не следовало!.. – сбивчиво, и не всегда убедительно – он сам это чувствовал! – Леонид поведал о своих «изысканиях», и действиях до объявления вне закона.

Заняло это минут десять – к концу рассказа они выбрались на отлогий берег, и двинулись вглубь ничем не примечательного проулка в той же махалле.

Лена, казалось, хорошо знала, куда идёт. И точно: минут через пять они вышли к железнодорожной колее, двумя бесконечными полосами обозначавшей отсвечивающие рельсы. Так же быстро они двинулись налево.

– Здесь сортировочная, – пояснила Лена. – придётся подождать минут десять.

Они присели на бугре, поросшем мягкой травой, за какими-то кустами.

Леонид не выдержал: снял кроссовки. Стянул носки, и как мог тщательно выжал их. Хмыкнув: «здравая мысль!» Лена последовала его примеру. Вытрясли воду и из обуви. Надели снова. Леониду послышался отдалённый лай. Взглянув на спутницу, он убедился, что она тоже слышит. Кивнув, она сказала:

– Сейчас они дойдут до канала. Потом – разделятся. Кто-то пойдёт вверх, кто-то – вниз. Но большая часть, конечно, вниз. Ничего: даже если найдут, где мы вышли, мы к тому времени будем далеко…

И точно. Послышалось басовитое пыхтение тепловоза. А вот и он сам показался из-за поворота кирпичной стены какого-то бывшего завода… С пятью вагонами и десятком цистерн.

– Когда проедет вон та часть – до цистерн, – беги, как будто за тобой черти гонятся! Мы должны влезть на цистерну!

Скорость хода состава не превышала двадцати километров в час, и когда слепящий свет головных фар проехал мимо, они довольно легко догнали его, и забрались по сварной железной лесенке на борт первой же цистерны. Лена благодарно кивнула, отпустив руку, поданную влезшим первым Леонидом:

– Спасибо… Можно подумать, ты всю жизнь мотылялся по поездам…

– Да примерно так и было, – отозвался Леонид, задыхаясь, – Я вырос у бабушки, рядом с товарной станцией. Поэтому и места эти знаю, и на какой вагон как лучше лезть, тоже соображаю.

– Даже боюсь спросить, что вы там с друзьями делали, на товарной-то…

– Чёрт, не думал, что догадаешься… Ну, было. Грехи молодости… Правда, воровали по мелочи: то бензину сольём, то шифера утащим… До вагонов с «товарами народного потребления», правда, так и не добрались – слишком крепкие замки. И дырок в таких обычно нет… Потом ребят накрыли, но это они уж без меня ходили… Хотели металлчерепицы набрать, за неё отлично платили… Спасибо, хоть не сдали! А я им потом передачи таскал, в детскую Колонию…

– Надо же… А знаешь, Леонид, я чую, что мы сможем свалить-таки отсюда у такой-то матери… Ты оказывается, ничего себе. А я-то вначале посчитала за вшивого интеллигента!..

– Да, в общем-то, и правильно посчитала… Я с тех пор подался в лицей Маланова, компьютеры изучать… Всю остальную жизнь им и посвятил. Поэтому и знаю, где, что и как…

Пока они говорили, Лена жестами дала понять, что пора вылезать на крышу цистерны.

Там они вскоре и стояли, балансируя: она – расставив ноги, Леонид – на четвереньках.

– Смотри внимательно! Сейчас будет стена с дыркой. Ну, не с дыркой, а с обвалившейся верхней кромкой… Вот туда-то нам и нужно будет… Нырнуть! Сможешь?

– Ну… Попробую! – энтузиазма Леонид не чувствовал, но Лене доверял. Не поймали же их до сих пор! И если они сейчас сделают то, что собираются, шансы ускользнуть от собачек – отличные! Видать, Лена… да и не только она, а и её «коллеги», часто пользовались этим путём эвакуации в критических ситуациях… Но вот он увидел…

Чё-ё-ё-рт!!! И это называется способ замести следы?!

Стена с «дыркой» приблизилась, видно отлично!.. Но до «дырки» не меньше трёх-четырёх метров! Столько ему не перепрыгнуть!

Почуяв его колебания, Лена сердито буркнула:

– Много не думай! Просто делай как я!.. – после чего присела и кинулась вперёд по верхним мосткам цистерны.

Вот она достигла их переднего края, и Леонид, закусив губу, кинулся за ней – благо, поезд шёл небыстро. Лена резко бросила тело влево, и, пролетев метра четыре, исчезла в тёмном провале, находящемся на высоте не больше трёх метров от земли. Напоминала она голкипера, ловящего сложный мяч…

Леонид, поравнявшись с провалом, вынужден был броситься туда же, не добежав до края мостков – чёрная дыра стремительно «проезжала» мимо!..

Он больно ударился животом, ляжками и коленями, повиснув на выкрошившихся кирпичах! Его крик и ругань совпали с вскриком Лены, но она хоть не ругалась. Дыхание у Леонида отшибло.

Однако, повисев, поматерившись вполголоса и постонав с десяток секунд, он понял, что жив. И сравнительно цел.

Уцепившись за предательски рассыпающуюся в крошево кирпичную стену, он подтянулся и влез в проем, ступив на неровный пол. Внутри было тихо. Странно.

– Лена!.. Лена! – вначале тихо, затем громче он окликнул «бомбистку».

Под ногами, буквально по колено, путались какие-то не то обломки, не то куски. Мягкие. Поролон, что ли?..

– Входи уже… Гостем будешь. – раздался свистящий шёпот и сдавленный стон.

– Чёрт!.. Вот уж не думал, что такое возможно… – Леонид растирал отбитый живот и коленки, – Ты… Как?

– Жива… Только, похоже… руку сломала!

– Да ты что!.. Но как же… Тогда к врачу надо!

– Ага, смешно. – Лена зашипела, словно змея. – Вот меня-то врачи только и ждут. Нет уж. Нам с тобой, мил Леонид, как любит говорить дражайший Ипполит, в поликлиники вход заказан… Забыл, что ли? Там камеры везде – и при входе, и в регистратурах…

– Но что же мы?..

– Расслабься! В принципе, ерунда осталась. Скоро будем «дома». Идём! – Леонид ощутил, как его взяли за руку, и уверенно повели куда-то. Он переступал через странные пружинящие обломки, спотыкаясь.

– А, это – поролон, – объяснила спутница. – Здесь у нас раньше было подготовленное место: стояли картонные ящики с кусками поролона… Всё как у профессиональных каскадёров… Видать, какая-то сволочь нашла их, и сдала на макулатуру… Так что, как говорят пилоты, «приземление было жёстким»… Тебе повезло, что не влетел внутрь!

Они отошли от стены, вдоль которой медленно двигались, и уже увереннее пошли к зияющему ночным небом большому проёму.

– Осторожно, попадаются и кирпичи! – несколько запоздало предупредила Лена, когда Леонид чуть не грохнулся, в очередной раз споткнувшись и ушибив пальцы ноги.

Через пару минут они оказались на улице, выйдя через какие-то ворота со снесёнными напрочь створками.

– Здесь раньше был склад. Брёвна хранили… Ну а сейчас все умные, закупают сразу пилёный лес. Вот склад и забросили. Здесь даже сторожа нет. Идём, нам сюда!

По запущенной засыпанной кучами щебня и заросшей бурьяном территории они пробрались, двигаясь перпендикулярно к железной дороге, на территорию соседнего Предприятия, куда попали, перебравшись через очередной выкрошившийся кирпичный забор. Про это место Лена пояснила коротко: «Лесопилка. Само собой, тоже бывшая».

Судя по всему, оборудование с лесопилки вывезли ещё в восьмидесятых. Охранять здесь точно нечего. Но кирпичи и старые рельсы со сгнившими и предательски проваливающимися под ногами деревянными шпалами попадались и здесь. Ох, видать, и давно всё заброшено…

Потом они миновали ещё какие-то лабазы и пустыри. На это ушло не меньше получаса.

Наконец перед ними снова оказалась махалля. Здесь Леонид бывал редко – это противоположная его району окраина Города. А после продажи Дома и переезда родителей к брату он в старом районе и не бывал.

Его спутница быстро шла вперёд, придерживая руку другой рукой, и пошатываясь. Рука явно давала о себе знать, особенно теперь, когда прошёл шок.

Остановилась Лена внезапно, словно упёрлась в невидимую преграду.

– Слышишь?! – она подалась назад. – Что это?!

Леонид прислушался. Странно… А, вот в чём дело!..

– Ничего! Это где-то делают утренний плов! Это чёртовы карнаи и дойры.

– Тьфу ты!.. Значит, уже рассветает. – Лена сплюнула, – Чёрт, так болит, даже не слышу ничего!.. Ладно, почти пришли. Давай-ка… Э-э… Ну, баксов двадцать, мы же на пару дней!..

Леонид, порывшись в потайном отделении трусов, вынул плотно свёрнутую скатку, отделил просимое и вручил Лене.

Та, ещё раз оглядевшись, определённым образом позвонила кнопкой звонка, утопленного с обратной стороны косяка самых обычных с виду ворот – не знать, так и не догадаешься, что она там. Может, сигналы азбуки Морзе?..

Не прошло и минуты, как калитка бесшумно отворилась. Лена сунула замотанной в халат и платок объёмистой фигуре вожделенную бумажку, пояснив:

– Я с клиентом!

Калитка открылась шире, они проскользнули внутрь. Калитка бесшумно закрылась. А вот то, что её закрыли не меньше, чем на три засова, от ушей Леонида не укрылось… Ничего, ему и самому так кажется надёжней!

Они выждали, пока открывшая им молчаливая женщина кончила возиться с запорами, и повела их за собой, из тёмного пространства под балханой (жилая надстройка над воротами и двором. Обычно там живут летом) через двор.

Здесь, в торце флигеля, занимавшего всю его ширину, имелось несколько дверей, ведущих, судя по всему, в небольшие комнаты.

Одну из них женщина и отпёрла, объяснив по-мерзиянски Лене:

– Вы за эту неделю первые. Видать, опять «финансовый кризис». Народу не до развлечений… Так что без соседей.

Лена по-мерзиянски же и поблагодарила, забрав ключи.

Леонид чуял на себе изучающий взгляд. Ничего, он переживёт… Лишь бы не узнали и не сдали!

Об этом он поторопился спросить у Лены, очутившись внутри комнаты.

– А… Не бери в голову! – отозвалась та, зажигая выключатель у входа. – У Гуландом телевизора нет. Она женщина старой закалки! Говорит, что от Госновостей её тошнит… Поэтому она и радио-то держит на канале, который передаёт только музыку восьмидесятых. А там про тебя уж точно не…

Леонид огляделся. Они стояли как бы в приямке. В метре от двери начинался ровный, и во всю ширину комнаты, невысокий – по колено – деревянный помост. В дальнем его углу лежали сложенные одна на другую шесть курпачей (тонкий ватный матрац), подушки, и постельное белье.

И больше в комнате, если не считать пары пластиковых баклажек с водой и нескольких пиал, ничего не было.

– Ладно. Давай-ка посмотрим твою руку, – выдавил Леонид, глядя на плюхнувшуюся на помост с перекошенным лицом Лену, – Если перелом, я знаю, что делать.

Лена кивнула. Леонид опустился на колени перед ней и аккуратно закатал рукав кофты.

Да-а… Рука действительно была сломана. Примерно на середине предплечья прямо на глазах росла шишкообразная опухоль, и красовался огромный разноцветный синяк. Там, где рукав не защищал руку, шла живописная кровавая ссадина – словно по руке прошлись граблями.

Леонид закатал и свои рукава. Его подташнивало от волнения и страха, но что делать, он действительно знал.

И чем быстрее они сделают, тем больше шансов, что срастётся…

Он забрался на помост, и принёс простыню. Всунул её между зубов Лены, приказав:

– Прикуси! Будет очень больно, но деваться некуда! Мне надо вправить смещение, если оно есть! А оно, похоже, есть… И немаленькое.

Леонид осторожно, а затем и сильно надавливая тонкими пальцами, ощупал обе лучевые кости. Так, малая лучевая точно сломана – шевелится. Лена замычала, на глазах выступили слёзы, на лбу – пот. Она побледнела, почти позеленела.

– Терпи! Сейчас будет хуже всего! – упёршись коленом в плечо горе-вратарши, он правой рукой оттянул кисть, а левой, перебирая сильными пальцами, вставил, как мог, на место отошедший от прямой линии кусок малой лучевой.

Лена заорала, замычала, но простыни не выпустила. Удивительно, как она не потеряла сознания: Леонид по себе знал, что боль адская.

Осторожно ослабив нажим, он убедился, что кость не смещается никуда. Повезло им!..

Если бы излом шёл по косой, Лене понадобилось бы лечь на растяжку…