Выборы в истории Российского государства в IX – начале XIX века Минникес Ирина

В качестве предмета начального этапа исследования можно выделить практику выборов, существовавшую в Русском государстве в IX–XV в. Процедура «призвания» князя, замещения кафедры владыкой и т. п. в это время, безусловно, не слишком похожа на выборы в их современном варианте. Однако между выборами той и другой эпохи есть общие черты.

Показателем, позволяющим относить древнерусское «призвание» к выборам, является то, что решение принималось не одним лицом, не группой должностных лиц, а населением.

В летописных рассказах о «призвании» фигурируют члены общины, именуемые чаще всего по названию города – «новогородцы», «кияне», «полочане» ит. п. Их активная роль очевидна. Так, в 1069 г.[17] жители Киева «…сотвориша вече, послаша к Святославу и к Всеволоду, глаголюще: "пойдите во град отца своего и княжита"…»,[18] в 1095 г. «Новогородцы же идоша к Ростову по Мстислава Володимеричя, поемше же его и ведоша к Новугороду»,[19] в 1177 г. «Ростовци и Суздалци послаша в Новъгород по князя Мстислава Ростиславичя… Володимерци же послаша во град Переаславль… по князя по Всеволода Юрьева сына…».[20] Термины, использованные летописцем: «послаша», «посадиша», «пояша себе» подчеркивают значение воли населения при возведении на стол (кафедру, степень) того или иного кандидата.

Организационная форма, посредством которой реализовывалась воля общины – вече. Об этом с очевидностью говорят фразы летописей: в 1069 г. решение о призвании Святослава и Всеволода киевляне приняли, когда «сотворше вече».[21] Аналогичным образом, судя по летописи, было принято решение и в 1181 г., когда новгородцы «…по своему обычаю Новогородцкому сотвориша вече, и даша князю Ярополку Ростиславичю… град Новый Торг…».[22]

Не менее весомыми доказательствами важной роли вечевого собрания в выборах являются договоры с приглашенными князьями. В них призванного князя от имени города приветствует вече: «Благословление от владыкы, поклон от посадника Гюргя, и от [ты]сячкого и от всех старейших и от всех менших, и [от всего] Новагорода…».[23]

Таким образом, признаком наличия выборов в русском государстве в IX–XV в. являлось одобрение кандидатуры будущего должностного лица вечем.

При этом для признания приглашения выборами совершенно необязательно, чтобы вечу предлагалось несколько кандидатур. Главное, чтобы население могло вынести самостоятельное решение, даже отвергнуть нежелательного претендента.

Все остальные элементы процедуры избрания дополняли основную вечевую стадию. Они являлись факультативными в том смысле, что их наличие или отсутствие в каждом конкретном случае не доказывает и не опровергает применения избрания как способа замещения поста.

Вопрос о распространении выборов как способа замещения поста предполагает определение территориальных и хронологических рамок института.

1.1. Хронологические рамки института выборов в Древнерусском государстве

Первая проблема, требующая внимания – это хронологический аспект существования выборов на данном этапе.

Поскольку процесс выборов напрямую связан с вечевыми сходами, наличие или отсутствие последних в конкретный период делало выборы, соответственно, возможными или невозможными. Хронологические рамки выборов напрямую связаны с периодами деятельности веча: если на каком-то этапе вече прекратило свое существование, значит, прекратились выборы.

Определить «дату рождения» веча не представляется возможным: оно «существовало у славян с самой глубокой древности».[24] Как верно заметил М. Ф. Владимирский-Буданов, имея в виду, вероятно, догосударственный этап общественного развития, вече имеет «доисторическое происхождение».[25]

Отсюда следует, что «точку отсчета» вечевой деятельности указать невозможно. То же самое можно сказать о «догосударственном» этапе участия населения в формировании родоплеменной власти.

Можно ли определить «дату рождения» выборов?

Установление выборности в литературе чаще всего связывают или с XI или с XII в. Сторонники более поздней датировки (Н. А. Рожков, Б. Д. Греков, Д. А. Введенский, Д. С. Лихачев, В. В. Мавродин, Б. А. Рыбаков, М. Н. Тихомиров и др.), придают огромное значение событиям 1136 г. Именно с ними чаще связывается начало «республиканского строя» в Новгороде, проявившего себя, прежде всего, в выборности князей и иных лиц местного управления.

В. Л. Янин и И. Я. Фроянов указывают более ранний период. Для В. Л. Янина «посадничество нового типа… впервые возникает еще в конце XI в. и, по-видимому, с самого начала является выборным».[26] И. Я. Фроянов рассматривает особенности государственного строя Новгорода через призму защиты от притязаний киевских князей. В качестве «новой фазы становления новгородской республики»[27] он выделяет последнее десятилетие XI в., когда вече изгоняло провинившихся князей и отвергало нежеланного претендента.

Указать точную дату введения выборности в русском государстве затруднительно.

Во-первых, трудности порождены территориальными масштабами применения выборов как способа замещения престола и иных выборных постов.

Практически на всех землях русского княжения рано или поздно прибегали к выборам, так что ответ на вопрос о начале выборов предполагает сравнение электоральной практики различных территорий.

Во-вторых, серьезную проблему представляют датировка возникновения государственности на Руси и вопрос преемственности традиций родоплеменного общества.

Общинное решение по поводу кандидата на определенный пост характерно как для государственного, так и для родоплеменного этапа. В связи с этим требуется определить хронологические границы «государственного» и «догосударственного» этапов, что само по себе представляет предмет особого исследования и до сих пор вызывает множество споров. Можно ли рассматривать случаи приглашения князя в IX–XI в. как выборы главы государства или все они, или, по крайней мере, те, которые датированы IX в., относятся к «догосударственному» периоду?

Результаты недавних археологических раскопок в старой Ладоге дают основания считать ее стольным городом.[28] Принятие во внимание этого факта «сдвигает» «точку отсчета» российской государственности почти на сто лет – к VIII в. Отсюда следует и возможность изменения хронологических рамок выборов.

Если государство существовало в конце VIII – начале IX в., то приглашение Рюрика на новгородский престол можно считать примером выборов на государственный пост. Придерживаясь традиционной датировки возникновения российского государства IX–X в., – приглашение Рюрика невозможно оценить однозначно. Его можно рассматривать и как пример формирования родоплеменной администрации, и как выборы на государственном уровне.

Кроме того, чтобы поиски начальной даты введения выборов имели значение, нужно доказать, что в какой-то период они прекратились. Другими словами, необходимо определить тот момент, когда потеряли силу «догосударственные» выборы. Коль скоро выборы неразрывно связаны с вечем, прекращение деятельности вечевых собраний одновременно означало бы упразднение электоральных основ в государстве.

Некоторые авторы четко указывают хронологические даты «смерти» веча. С точки зрения М. Б. Свердлова, из-за того, что «в IX–X в. простое свободное население было лишено права участвовать в политическом управлении государством, политический институт, посредством которого такое участие осуществлялось, – племенные народные собрания, или вече, исчез».[29] Для Н. Н. Андреева вече «умерло на всем пространстве южной и северо-восточной Руси»[30] позднее, в период удельной Руси, из-за отсутствия свободных смердов, составлявших основу веча. Интересно отметить, что для некоторых авторов указанный Н. Н. Андреевым период, наоборот, связан с возрождением института веча. М. Д. Приселков считает, что «после смерти Святополка… весьма вероятно, в Киеве воскресла вечевая жизнь»;[31] для Б. Д. Грекова «подъем значения вечевых собраний падает на вторую половину XI и особенно на XII век».[32]

Если вспомнить о неразрывной связи выборов и веча, то период «упразднения» выборов также должен приходиться на X–XI в. Продолжая эту линию, следовало бы признать, что с укреплением государственности в конце XI – начале XII в. выборы вновь стали популярным методом замещения теперь уже государственных постов. Но на каком основании и по какой причине была восстановлена власть общины в «государственную» эпоху?

В отношении Новгорода ревитализация выборов объясняется «антикняжеской» борьбой общины[33] и стремлением «обособиться от Киева, покончить с тягостной зависимостью».[34]

Согласившись с первым объяснением причины восстановления института выборов, придется игнорировать многие документальные сведения. Картины, рисуемые летописью, зачастую противоречат тезису об антикняжеской борьбе. Летописец утверждает, что новгородцы «не терпяще безо князя седети»,[35] хотя им неоднократно предоставлялась возможность самим взять в руки управление. Как справедливо заметил К. С. Аксаков, «Новгород не мог оставаться без князя. Возьмите Новгородскую летопись, прочтите, с каким ужасом говорит летописец о том, что они три недели были без князя».[36] Таких фактов в летописи немало. Поэтому то, что в советской литературе было принято именовать классовой борьбой против феодала-князя, представляет собой, скорее, борьбу против конкретного князя как личности, не удовлетворявшей в данный момент запросам общины.

Приняв второе толкование, связывающее восстановление выборов с желанием обособиться от Киева, трудно будет найти объяснение другим историческим фактам. Стремление к независимости от Киева не объясняет неоднократное обращение новгородцев в столицу за князем. Кроме того, теряется смысл призвания князей в самом Киеве.

По оценке П. П. Епифанова, «…гипотеза о необъяснимом исчезновении вечевых собраний в IX–XI в. имеет свою теоретическую предпосылку… появление княжеской власти, государства, само по себе автоматически и немедленно уничтожает всякие следы народной самодеятельности… Но это представление ошибочно…».[37]

Схема, включающая «смерть» и «воскрешение» выборов представляется сомнительной. Думается, что и в переходную, и в «государственную» эпоху выборы на вече не были упразднены. Порядок управления был преемственным, и они сохранялись как один из возможных вариантов формирования теперь уже государственной власти. Одно только указание разных дат «смерти» и «возрождения» веча уже дает основания усомниться в реальности факта прекращения деятельности веча и последующего его восстановления. Кроме того, летописи, характеризующие данный этап, пестрят многочисленными упоминаниями о вече.

Представляется, что идея о ликвидации и восстановлении веча порождена, прежде всего, своеобразием самого института. Вечу не свойственны ни периодичность созыва, ни постоянство состава, характерные для современного государственного органа. Поэтому факт эволюции некоторых характеристик веча еще не означал его ликвидацию и возрождение. Так, М. Ф. Владимирский-Буданов настаивал лишь на изменении основных характеристик веча. Он выделил в истории развития народных собраний три исторических этапа. Первому соответствовало народное собрание в форме племенной сходки. На втором этапе (IX–X в.) «вече находится в процессе перехода от племенного собрания к городскому».[38] Наконец, третий этап вечевых собраний (XI–XIII в.) – это, по мнению автора, «эпоха полного выделения этой формы власти в самостоятельную (как собрание простых граждан) и полного развития ее прав».[39]

Но эволюция веча и ее отражение в институте выборов свидетельствовали скорее об их приспособлении к политическим реалиям, нежели о «смерти» и «воскрешении». Коль скоро факты свидетельствуют о наличии вечевых собраний, значит, сохраняется и возможность выборов как одной из функций веча.

Принимая за основу тезис об эволюции вечевых собраний, можно объяснить многие события, происшедшие задолго до «официального» введения выборов.

Имеются в виду как неоднозначные факты, подобные призванию Рюрика или вокняжению в Новгороде Владимира Святославича, так и события, которые напрямую свидетельствовали о применении выборов. В частности, в 1068 г. киевляне «послаша к Святославу и к Всеволоду».[40]

В 1024 г. «прииде Мстислав изо Тмутаракани к Киеву, и не приаша его Киене», а в 1095 г. «прииде Изяслав…к Мурому; и приаша и Муромци».[41] Не менее важны и косвенные свидетельства: в 1078 г., расхваливая незлобивость Изяслава, летописец восклицает: «Колико ему зла сотвориша Киене: самого выгнаша…».[42] Очевидно, что именно население принимало одних правителей и отвергало и изгоняло других.

Думается, что в обоих случаях имело место вечевое собрание по поводу претендента на стол. При этом надо учитывать, что в этот период стол необязательно должен быть вакантным. Таким образом, предположив, что за данными решениями стоит вече, можно сделать и другой вывод – что были проведены выборы, закончившиеся одном случае благоприятно, в другом – нет.

В отношении местных властей, как и в отношении князя, справедливо мнение о преемственности института выборов из догосударственной практики.

Вряд ли можно с уверенностью сказать, что «с конца 80-х гг. XI в. по решению веча из числа бояр стали выбирать главу местного самоуправления – посадника…».[43] В реальности на протяжении довольно длительного периода времени замещение посадничего поста осуществлялось посредством двух альтернативных способов: назначение и выборы сменяли друг друга. «Вече овладевает правом избирать посадника постепенно» – отмечал М. Ф. Владимирский-Буданов.[44]

Анализируя причины и способы смены посадников, Д. И. Прозоровский указал на различные варианты замещения этого поста не только в XI, но и в начале XII в.: «…в 6627 (1119) году умер посадник Коснятин Мосътовиц… а в следующем году "приде Борис посадницать в Новьгород". Не сказано: откуда он прибыл, но, вероятно из Киева… из чего можно заключить, что один из посадников назначался великим князем. В 6634 (1126) году "в даша посадницество Мирославу Гюрятиницю". Это, вероятно, был посадник выборный… По всей вероятности Мирослав недолго посадничествовал…, потому что в 6636 (1128) году посадничество дано…Завиду Дмитровицу… После Завида, кажется, не было выбора, потому что в 6637 (1129) году "въниде из Киева Данил посадницать Новугороду"…».[45] По расчетам В. И. Сергеевича «в начале XII в. еще встречаем случаи назначения князем новгородского посадника, но с 1130 г. установляется постоянная практика назначения посадника новгородским вечем».[46]

Но даже признание в качестве основного способа выборного замещения должности с 1130 г. отнюдь не перечеркнуло более раннюю практику, когда выборы чередовались с назначением, поэтому начинать отсчет с 1130 г. было бы некорректно.

Применительно к должности тысяцкого довольно длительное время выборы также перемежались назначением.

Первые упоминания в летописи о «тысяче» и ее предводителе относятся к 1089 г., но, видимо, сам институт гораздо старше. Не имея точных сведений о порядке замещения должности, большинство авторов презюмируют назначение: «В связи с Новгородом тысяцкий впервые упоминается в летописях под 1138 г. Но это был еще княжеский тысяцкий…».[47] Как отмечает В. В. Луговой, выборы тысяцкого «начали проходить с конца 80-х гг. XII в.».[48] Е. А. Рыбина указывает чуть более поздний срок: «…первым выборным новгородским тысяцким был Миронег, или, иначе Милонег, которого новгородская летопись знает как строителя церкви св. Вознесения и в известии об ее освящении в 1191 г. называет Миронега тысяцким».[49] Но указываемые даты строятся в большей мере на предположениях авторов. Принимать их как достоверные хронологические рамки введения выборности вряд ли оправдано.

Что касается времени введения выборности нижнего уровня – сотских и старост, вопрос о «дате рождения» теряет смысл. Как заметил И. Д. Беляев, «они по времени учреждения своего были самыми древними выборными начальниками в Новгороде, конечно бывшими еще до приглашения Рюрика с братьями».[50] Выборные власти характеризовали общинное, волостное устройство еще в «догосударственую» эпоху.

Единственный пример сравнительно точного временного критерия связан с замещением архиепископской кафедры. Точкой отсчета практики выборов епископа (позднее – архиепископа) считается 1156 г.: «с этого года по смерти владыки Нифонта, епископы Новгородские сделались выборными от веча».[51] Заключение о введении выборности в данном случае можно сделать лишь благодаря тому, что этот пост не имел корней в «догосударственном» обществе.

«Верхний предел» существования веча связан с вопросом о самостоятельности городов.

По распространенному в литературе мнению, «…вечевой порядок на севере России, в Новгороде и Пскове, просуществовал до начала XVI в.».[52]

Имеются в виду события 1510 г., когда по требованию великого князя Василия Ивановича сняли вечевой колокол в Пскове, и чуть более раннюю, в 1478 г., ликвидацию новгородской вольности, воплощенную, по описанию летописца, в заявлении князя Ивана Васильевича: «вечю колоколу во отчине нашей в Новегороде не быти, посаднику не быти, а государьство все нам держати».[53]

Является ли эта дата, соответственно, и верхней границей периода существования выборности в русском государстве?

В конце XIII–XIV в. практика княжеских выборов несколько отличалась от «призвания» князя в IX–XII в. Отбор кандидатуры будущего новгородского князя с середины XIII в. практически был предрешен приобретением великокняжеского статуса. Однако говорить об отсутствии выборов в это время было бы неверно. Засвидетельствованные документально споры между великими князьями, недовольство новгородцев великокняжескими ставленниками, необходимость «укрепления» великого князя на новгородском столе позволяют считать, что выборность еще не была ликвидирована.

Во-первых, великий князь обязательно должен был «укрепиться» в Новгороде. Так, «великии князь Михаиле Ярославич тферьскыи прииде из Орды и седе на великом княжении Владимере» в 1305 г., и лишь спустя два года он «…седе… в Новегороде на столе в неделю на сбор святых Отец…».[54]

Во-вторых, новгородцам приходилось выбирать и воевать за своего князя в случае спора за великое княжение. Так, новгородцы твердо стояли за Юрия Даниловича Московского, хотя Михаил Ярославич Тверской тоже имел титул великого князя и неоднократно силой добивался от новгородцев его подтверждения.

Последний всплеск активности новгородцев в призвании правителя связан с заключением договора с литовским князем. Неудачная попытка вспомнить о своем праве заменить одного князя другим «на всей своей воле» фактически стоила Новгороду свободы. Эти события можно рассматривать как свидетельство ликвидации института выборов правителя в Новгороде. Чуть позднее эта политика была распространена на территорию Пскова.

Расправа с последним избранным вечем новгородским архиепископом Феофилом в 1480 г. завершила процесс ликвидации выборных начал в общегосударственном масштабе.

Поскольку описанные выше события относятся ко второй половине XV в. (1471–1480 гг.), можно констатировать, что ликвидация вечевой практики и выборности в общеземельном масштабе по времени практически совпадали.[55]

Таким образом, верхней границей раннего периода существования выборов можно считать последнюю треть XV в. Несмотря на заверения Р. Г. Скрынникова, что «едва ли можно говорить о вырождении боярско-вечевой республики»,[56] приходится признать, что к этому времени выборность на общетерриториальном уровне была практически ликвидирована. Основная причина, которая вынуждает нас сделать подобный вывод – община уже была не настолько сильна, чтобы отвергнуть московского князя и навязываемых им кандидатов во властные структуры.

Выборность в масштабах улиц и сельских общин была сохранена на последующих этапах развития общества. Например, «Память» царя Бориса Годунова, датированная 1602 г., была адресована «негородским пятиконецким старостам».[57]

1.2. Территориальные масштабы применения выборов

Выборы в русском государстве IX–XV в. для многих ассоциируются, прежде всего, с Новгородом и Псковом: «Новгородский тип правления постоянно отличался самым широким применением выборнаго начала в управлении Новгородским миром».[58]

Следует отметить, что широкие полномочия веча, а также выборный характер органов власти довольно часто влекут неоправданное противопоставление «феодальной боярской республики», «независимой боярской республики»[59] в Новгороде и Пскове «монархиям» в других землях.

Так, по мнению С. Н. Азбелева, Новгород «…в течение ряда столетий был центром могущественной республики, единственной на Руси…».[60] Этот тезис практически неизменно включается в научные труды и учебные издания: «Особый режим правления сложился в Новгороде и Пскове, являвшихся в отличие от других русских земель и княжеств феодальными республиками – уникальными для феодального строя государственными образованиями с самобытным вечевым устройством»;[61] «По форме организации политической власти – форме правления – Великий Новгород являлся аристократической феодальной республикой»[62] и т. д. Эта позиция общепринята, но не бесспорна. Еще в середине XIX в. Л. О. Плошинский верно заметил, что «не только на севере, но даже и во внутренней и южной частях… в городах, составляющих наследственныя владения Князей Рюрикова дома… народ везде имел обыкновение принимать посредством вече участие в делах общественных…».[63] И. Линниченко, критикуя Д. Я. Самоквасова за представление Киева «чистой монархией», а Новгорода – «чистой демократией», заметил: «Едва ли бы г. Самоквасов пришел к своим выводам, еслибы разсмотрел все время вечевой жизни и Киева и Новгорода; он бы встретил в первом во 2-ой половине XII в. неоспоримые факты призвания князя… с другой стороны он увидел бы и в Новгороде период, когда его политическая свобода и права были нисколько не шире, чем свобода Киева за период первых сильных киевских князей».[64]

Исторические факты и многочисленные исследования свидетельствуют о том, что избрание как один из вариантов замещения поста применялось не только в новгородских землях.

Так, традиционно относимая к монархиям киевская земля неоднократно практиковала действия, характерные для республиканской формы правления: в 1069 г., оставшись без князя, киевляне «…сотворите вече, послаша к Святославу и к Всеволоду»,[65] приглашая их в город; невзлюбив навязанного князем Всеволодом Игоря, киевляне «послашася к Переяславлю к Изяславу, рекуче: «поиде, княже, к нам, хочем тебе».[66] По свидетельству Лаврентьевской летописи в 1133 г. Ярополк занял киевский стол благодаря тому, что «людье бо Кыяне послаша по нь».[67]

Базируясь на многочисленных летописных свидетельствах аналогичного характера, М. С. Грушевский подсчитал, что «в период до монгольскаго нашествия мы имеем около пятидесяти смен князей на Киевском столе и около сорока до 1202 г., к которому относится последнее известие о деятельности киевской общины. За это время… община принимала участие в смене князей около четырнадцати раз, при этом кандидат получил стол исключительно по инициативе общины три или четыре раза».[68]

И. Линниченко, анализируя мнения нескольких дореволюционных авторов по поводу замещения киевского престола Владимиром Мономахом, писал: «Почти все историки, за исключением г. Самоквасова… видят в приглашении Владимира осуществление народнаго права призвания князя, «первую серьезную попытку решения веча»… Действительно, по родовым счетам Владимир не имел на Киевский стол никакого права и не видеть в приглашении Владимира народнаго права призвания князя можно только при полном увлечении стремлением доказать во что-бы то ни стало Киевскую монархию в отличие от Новгородской республики…».[69] Как прямые, так и косвенные указания на активную роль общины в призвании правителей на киевский стол позволяют согласиться с мнением М. К. Каргера, что «…князья, занимая киевский стол, были обязаны не только считаться с мнением Киевского веча, но и порой именно от него получать княжение…».[70]

Активную роль в замещении княжеского стола, по летописи, неоднократно играли общины Переяславля, Владимира, Галича, Друцка, Полоцка, Смоленска, Ростова и др.

Так, в 1144 г., воспользовавшись отъездом князя Владимира на охоту, галичане возвели на стол Ивана Ростиславича и даже «всю неделю бишася по Иване» с дружиной Владимира. «В данных событиях, – как отмечают И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко, – обращает на себя внимание еще один факт: галичане приглашают князя из пригорода Звенигорода, т. е. распоряжаются галицким столом по собственному усмотрению».[71] Позднее летописец отметил еще один подобный шаг галицкой общины. В 1189 г. «послашася Галичькии мужи к Ростиславу к Берладничичю, зовуще его в Галич на княжение».[72]

Определенные элементы выборности можно отметить и на примере приглашения полоцкого князя в 1127 г., когда «…Полочяне сътоснувшеси выгнаша Давыда и с сынъми, и поемше Рогволода идоша ко Мстиславу, просячи его себе князем».[73] Это событие и ряд более поздних фактов явно противоречат практике передачи власти по наследству. Несколько преувеличив его значение, М. В. Довнар-Запольский написал: «Полоцк со своими многочисленными пригородами по отношению к своим князьям занял такое же положение, как и Новгород: изгнание князей и водворение новых было здесь делом обычным…».[74] Однако можно согласиться с утверждением М. Н. Тихомирова, что в середине XII в. полоцкие князья уже зависели от веча.[75]

Судя по летописным данным, выборы князей проводились и в других городах. В 1175 г. жители Смоленска «выгнаша от себе Романовича Ярополка, а Ростиславича Мстислава въведоша Смоленьску княжить»,[76] в 1298 г. проняне «взяша к себе Изяслава…» взамен бежавшего князя.[77] Жители Ростово-Суздальских земель в 1157 г. «…здумавше вси, пояша Андрея… и посадиша и в Ростове на отни столе и Суждали».[78] После смерти Андрея им снова пришлось решать вопрос «по кого послем да княжить у нас?…да убо послем ко князю Рязанскому Глебу, сице глаголюще: Бог взял господина нашего князя и ныне хощем да шурья твоя княжать у нас…».[79] Очевидно, что и в том, и в другом случае речь идет о призвании, т. е. о выборах князя. При этом, по наблюдениям М. В. Довнар-Запольского, «в том, что жители сами наметили себе князя и выбрали, не было ничего необычнаго: как и в других землях, так и в Суздальской земле, народное вече привыкло обсуждать этот вопрос, раз преемник не был намечен при жизни…».[80] В 1177 г. волею жителей были посажены сразу два князя – Мстислав Ростиславич в Ростов и Всеволод Юрьевич во Владимир. Стремясь разрешить противоречия с Мстиславом Ростиславичем, Всеволод прямо сослался на волю горожан, признавая тем самым приглашение князя законной процедурой замещения престола: «…тебе привели Ростовци к себе княжити, княжи убо у них в Ростове; а мене привели Владимерци княжити у них, и мне буди Владимер…».[81]

Можно лишь предполагать, сколько подобных фактов летописцем пропущено или допускает альтернативное толкование. Например, что именно – наследование или выборы – скрывает описание «…прииде Изяслав… ис Курска к Мурому; и приаша и Муромци».[82] Скорее всего, хотя эта фраза и не свидетельствует напрямую о применении выборов, но подразумевает их, акцентируя внимание на активной роль общины. Отрицательное отношение общины к пришедшему могло стоить ему стола: в 1023 г. «прииде Мстислав изо Тмутаракани к Киеву, и не приаша его Киене; он шед седе на столе в Чернигове».[83]

Приведенные факты вполне согласуются с мнением, что вечевой строй нельзя считать специфической особенностью некоторых городских общин, которые были выделены в самобытную группу и названы «вечевыми» – Новгорода, Пскова и Вятки. По крайней мере, до XIV в. этот уклад был общерусским, и вече функционировало в разных русских городах. Аналогичным образом и выборы, по крайней мере княжеские, нельзя считать исключительной прерогативой Новгорода и Пскова, хотя, безусловно, именно электоральной практике этих городов мы обязаны значительной частью сведений.

Следует признать, что в каждом случае приглашения князя, избрания владыки, посадника, тысяцкого и т. п. были свои нюансы. Но при всем многообразии форм проведения выборов можно выделить некоторые закономерности, свойственные избирательным процедурам любой русской территории в любое время в рамках обозначенного периода. Для этого необходимо детальное исследование различных вариантов порядка проведения выборов, начиная от первых шагов и до завершающих действий.

2.1. Основания и процедура княжеских выборов в IX–XV вв

Процесс избрания князя в Русском государстве в IX–XV в. обозначался в летописях как приглашение или призвание. Этот процесс вполне можно назвать выборами, хотя, разумеется, он существенно отличался от современной электоральной процедуры.

Срок правления князя был неопределенным. Иногда он исчислялся несколькими днями («седев точию двадесять дний на великом княжъстве в Киеве»),[84] а иногда десятилетиями («Седе же сей князь Изяслав…на княжении в Киеве лет 29…»).[85] Поэтому говорит о периодичности выборов и определенном времени их проведения нет смысла. Единственное, чем определялось время выборов – это появлением необходимости в новом князе. Разумеется, разрешение данной ситуации было возможно и иными путями, например, посредством захвата или наследования. Но в соответствии с предметом исследования внимание будет направлено на замещение путем выборов.

Необходимость в приглашении на княжение другого правителя могла быть следствием различных ситуаций. Эти ситуации можно объединить в четыре вида фактических оснований, влекущих за собой необходимость избрания князя.

Освобождение престола – это наиболее часто упоминаемое документальными источниками основание выборов. Можно выделить несколько причин, которые могли повлечь освобождение княжеского стола:

а) смерть, ухудшение здоровья и постриг князя.

Об этой причине освобождения княжеского престола летописец упоминает довольно часто: «…и взяла его болезнь крепка зело, в ней же и преставися князь Мстислав, сын Ростиславль… Новогородци же посадиша у себя в Новегороде на княжении брата его князя Ярополка…»,[86] «Мстиславу же хотящу стрелити, и внезапну ударен бысть под пазуху стрелою… и на ту нощь умре…»;[87]

б) насильственное смещение другими кандидатами на престол.

Эта причина может повлечь за собой освобождение стола. Так, в 1168 г. «…князь велики Киевский Мстислав Изяславич… выгна из Киева дядю своего князя Владимера Мстиславичя; он же иде в Половцы, а Мстислав седяше в Киеве».[88]

Правда, эта ситуация чаще всего означала не выборность нового правителя а, скорее, захват престола более сильным претендентом;

в) уход правителя как добровольное сложение полномочий, когда князю ничто не мешало остаться правителем.

Так, например, сложилась ситуация в 1225 г.: Михаила Черниговского новгородцы «много уимаша его молящеся, и не могоша умолити его»[89] остаться. Несмотря на уговоры и приязнь новгородцев, он, как сказано в летописи, ответил им: «не буди вам гнева имети на меня о сем, яко не хощу у вас княжити в Новеграде, иду убо к Чернигову»[90] и покинул новгородскую землю;

г) замена князя или его «вывод» старшим родственником.

В этом случае вакансия вызвана действиями третьей стороны. Например, в 1117 г. Владимир Мономах «выведе…сына своего Мстислава из Новаграда и посади его в Белеграде, а в Новеграде седе Всеволод Мстиславичь».[91] Аналогичным образом спустя много лет, в 1295 г., поступил и великий князь Всеволод, когда «присла… в Новгород и рече: «Тако в земли вашеи ходит рать, а сын мои, а ваш князь мал; даю вы сын свои стареишии, князь Костянтин". И прииде в Новгород князь Костянтин Всеволодич».[92] В этом случае, как и при насильственном смещении, избрание – не слишком частый способ замещения стола. Но если введенный по инициативе старшего родственника правитель должен был перед «настолованием» получить одобрение населения, замена предусматривала выражение воли горожан;

д) изгнание правителя недовольным населением.

Документальные источники довольно часто ссылаются на недовольство жителей территории как на причину освобождения престола. Факт недовольства мог быть выражен как напрямую, так и косвенным путем, с помощью образного выражения «изгнаша» или «выгнаша»: «…прислаша новгородци к князю Ондрею Юрьевичю, просяще оу него сына княжити. А Святослава Ростиславичя выгнаша…»; «Новогородци выгнаша от себе из Новагорода князя своего Ивана…».[93]

Эту причину освобождения стола чаще всего подчеркивают сторонники уникальности новгородского строя. Но ее нельзя назвать бесспорным доказательством ни республиканской формы правления в Новгороде, ни уникальности новгородских обычаев.

Во-первых, эта причина выборов – не единственная в новгородской практике, хотя и часто встречавшаяся.

Во-вторых, данная причина освобождения престола была свойственна не только Новгороду. Судя по летописям, от своих вполне здоровых и желающих остаться правителей избавлялись и жители других городов: «Смольняне выгнаша от себе Романовича Ярополка»; «выгнаша Олга из Галича»; «выгнаша князя Владимера Мстиславичя из Случьска», в Друцке «Глеба Ростиславичя выгна, и двор его разграбиша горожане»[94] и т. д. Так что считать способными на изгнание князя лишь новгородских жителей неверно.

е) отстранение князя по решению населения.

В отличие от упомянутого ранее изгнания, князю не «указывали путь», т. е. не изгоняли за пределы своей общины. Зачастую правителя, наоборот, насильно удерживали в городе: в 1135 г. князя Всеволода Мстиславича осудили и держали под стражей более двух месяцев «дондеже ин князь будет».[95] В некоторых случаях неугодного князя даже отправляли в заключение: в 1159 г. «…Новогородци поимаша князя своего Святослава Ростиславичя, и послаша его в заточение в Ладогу…».[96]

Иногда столь жестким мерам предшествовал вечевой суд над князем. Князь, смещенный в результате вечевого решения, уже не являлся правителем, поэтому престол можно было считать свободным.

Предложенная классификация причин вакантности престола в известной мере условна. Часто события разворачивались таким образом, что выделить одну движущую силу невозможно. В них переплеталось несколько факторов, результатом действия которых становилось освобождение стола.

Так, уход князя с престола мог не столько быть следствием личного желания, сколько провоцироваться внешними обстоятельствами и угрозой со стороны другого претендента. Например, узнав, что к Новгороду с воинством двинулся разгневанный Александр, его брат предпочел «выбежа из Новагорода».[97] В 1285 г. «князь велики Дмитрей Александрович, внук Ярославль, съвокупи силу многу, хотя ити ратью на меншаго своего брата на князя Андрея Александровичя Городецкаго. Он же убояся и Новагорода ему съступися…».[98] В аналогичную ситуацию попал и галицкий князь Роман, который был вынужден бежать, поскольку его конкурент Владимир с помощью венгерского войска осадил город. Но, как верно оценили ситуацию И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко, «бегство Романа было обусловлено не только внешней угрозой, но и неустойчивостью его положения в Галиче».[99] И в некоторых других случаях смещение неугодного горожанам правителя происходило с помощью воинской силы князя-соперника. Именно такой комплекс причин, по-видимому, действовал в 1146 г.: «…успе вечным сном князь великии Киевский Всеволод… И взыде по нем в Киев на великое княжение брат его Игорь Олгович, и не угодно бысть людем, и послаша в Переаславль ко князю Изяславу, сыну Мстиславлю… сице глаголюще: «поиди к нам, княже, в Киев на великое княжение, понеже вси убо тебе хощем на великом княжении видети в Киеве». Изяслав… поиде с дружиною своею из Переаславля к Киеву… Князь велики же Киевский Игорь Олгович з братом своим Святославом, и з бояры и со всеми воинствы идоша противу князя Изяслава… и устрашишася и смятошася вся воинства их и сам князь велики Игорь и брат его Святослав, и побегоша…».[100]

Иногда князья принимали решение уйти из города, не дожидаясь неизбежного и скорого изгнания. Например, в 1220 г. «…новогородци возхотеша изгнати от себе князя своего Всеволода Юрьевичя; сия же князь Всеволод Юрьевичь слышев, и утаився от Новогородцев, побеже от них из Новаграда нощию со всем двором своим».[101]

Еще один вариант – сочетание недовольства населения с волей старшего родственника. В этой ситуации вывод князя старшим родственником мог быть вызван его непопулярностью у общины. Так, в 1200 г. «начяша Новогородци совет творити, еже изгнати им князя своего Ярослава Владимеричя с княжениа из Новагорода; и приела по него князь велики Всеволод».[102]

Наконец, освобождение престола могло быть следствием изгнания, но изгнания не вследствие антипатий горожан, а вынужденного привходящими факторами: «вся Русь преклонилась перед Андреем и Новгород ни откуда не получал хлеба… Это заставило новгородцев покориться. Храбраго князя своего, Романа, который защищал Новгород, прогнали…».[103]

Появление другого претендента на престол – основание выборов, отличающееся от первого тем, что процесс выборов нового князя начинался тогда, когда престол еще был занят прежним правителем.

Можно выделить несколько вариантов приглашения без вакансии.

Во-первых, так складывалась ситуация, если имели место поиски нового князя после выражения недовольства прежним правителем.

Внешне этот вариант напоминал освобождение престола из-за отстранения князя от власти. Но при отстранении население осуждало князя и смещало с престола до призвания нового правителя, а при наличии второго основания жители искали и приглашали кандидата на занимаемый неугодным князем престол. Приведенный ранее пример с выводом Ярослава Владимировича старшим родственником в другом варианте летописи выглядит несколько иначе: «Toe же осени приидоша Новгородци… к великому князю Всеволоду с челобитием и с молбою и з дары многими от всех Новгородец, глаголюще: «отчина твоя и дедина Новъгород Великий просит у тебе сына княжить Новугороду» «.[104] Таким образом, Ярослав все еще оставался новгородским князем, а послы новгородцев уже просили Всеволода отпустить к ним сына на княжение.

Во-вторых, прежнего правителя могли сместить, поскольку свою кандидатуру предложил другой князь.

В данном случае процесс «приглашения» начинался уже после прихода претендента. Так, Глеба Ростиславича изгнали тогда, когда в 1158 г. к Друцку, в поисках «себе волости» пришел Рогволод Борисович и «нача слатися ко Дрючаном».[105] Судя по описаниям летописца, население не высказывало недовольства и не изгоняло Глеба, пока не подвернулся, на их взгляд, лучший правитель.

Третье основание – временное отсутствие князя. В этом случае, как и в предыдущем, новый князь приглашался на занятый престол. Отличие состоит в том, что был занят он формально, поскольку реально правитель в стольном городе отсутствовал.

Отсутствие правителя, который возглавил бы оборону города, зачастую вынуждало население обратиться к другим князьям: в 1157 г. «…печялни быша кыяне, зане оу них не бе никакова князя. И послаша епискупа Демьяна Каневскаго ко Изяславоу Давыдовичю, ркоуще: «Поиде х Кыевоу, а то не возмоут нас половци"«.[106]

Иногда поиски замены временно отсутствовавшему князю объяснялись не столь уважительными причинами. Например, в 1144 г. галичане, воспользовавшись тем, что их князь Владимир был далеко на охоте, пригласили («введоша к собе в Галич») княжить Ивана Ростиславича.

Особая ситуация – когда князь заранее просчитывал вероятность собственной смены. Так, Юрий Смоленский, покидая город в 1404 г., велел смольнянам: «Ждите меня до трех сроков, а за тем на вашей воле».[107] Если бы жители Смоленска выполнили его волю, а не предались Витовту, то причиной выборов стало бы наступление заранее оговоренного князем срока.

Выделение нового или восстановление ранее имевшегося стола – последнее фактическое основание выборов князя.

По данным Б. А. Рыбакова, в середине XII в. существовало 15 княжеств; в начале XIII в. – около 50, а в XIV в. вследствие тенденции к образованию самостоятельных княжений «количество великих и удельных княжеств достигало примерно 250».[108]

Конечно, рост числа независимых княжеств еще не означал, что на столько же увеличилось количество столов. В большинстве «старых» городов столы распределялись между многочисленными княжескими родственниками. Удел в этом случае формировался путем приобретения имеющимся столом статуса независимого. Но города «молодые», а также и «старые», имевшие статус пригородов, своего стола, как правило, не имели. Для них первым шагом к самостоятельности была замена наместника князем: «Как только город поднимался до значения самостоятельной политической власти, он мог призвать себе особаго князя…».[109] Например, в 1137 г. «притязания на самостоятельность псковская община выразила учреждением в своем городе княжеского стола и приглашением на этот стол новгородского изгнанника».[110] Во второй половине XII в., хотя и временно, княжеским столом обзавелся Торжок, в 1124 г. – Звенигород и др.

Сходные процессы происходили в тех землях, которые когда-то имели княжеский стол, например, в Новгороде до ухода Олега.

Итак, выборы князя инициировались необходимостью нового правителя. Эта необходимость могла быть как реальной, вызванной отсутствием или осуждением князя, так и фиктивной, т. е. когда выборы начинались при имеющемся правителе. Каждая из перечисленных ситуаций достаточно часто могла разрешаться и другими способами – замещением престола посредством передачи по наследству, насильственным захватом или своеобразным «назначением» правителя его старшим родственником. Но с равной, а в некоторых землях и с большей вероятностью, следствием освобождения престола, временного отсутствия правителя, а в особенности недовольства населения были выборы нового князя.

Конкретные причины выборов порождали некоторую вариативность процедуры призвания князя.

Многообразие форм процедуры «призвания» князя в Русском государстве в IX–XV вв. не позволяет говорить о единообразном, унифицированном порядке проведения выборов. Однако некоторые действия в большей или меньшей степени характерны для всей практики выборов князя в данный период времени. Они, в свою очередь, могут быть сгруппированы в несколько этапов, свойственных процессу призвания князя.

Такие шаги, как решение вопроса об изгнании (недовольстве, замене и т. п.) и приискание (согласие принять) нового князя, почти всегда предпринимались на вече. В соответствии с этим фактом можно выделить в качестве центрального, решающего этапа вечевой этап призвания князя.

Некоторые действия, связанные с приглашением правителя, выполнялись еще до созыва веча. Совокупность таких действий можно обозначить как подготовительный этап.

Практически всегда, даже если князь находился у ворот города, к нему отправлялось посольство, передававшее приглашение. Эти действия также заслуживают выделения в самостоятельный этап.

Наконец, въезд нового князя в город сопровождался ритуальными действиями, «укрепляющими» его на столе. Эти действия составляли заключительный этап призвания князя.

Первый, подготовительный этап выборов заключался в решении вопроса о приемлемых кандидатурах на княжеский престол. Этот вопрос решался посредством стадии выдвижения кандидата.

Процесс выдвижения кандидатуры нового правителя мог протекать в форме внутритерриториального или внешнего выдвижения.

К внутритерриториальной форме выдвижения относились те ситуации, когда инициатива принадлежала жителям и группам населения той территориальной общины, которая нуждалась в правителе.

Наиболее признанным в литературе вариантом в отношении Новгорода считается выдвижение кандидатуры князя осподой. Не меньше оснований считать, что активная роль в процессе выдвижения кандидатуры князя принадлежит «старцам градским», или старейшинам. Во всяком случае, в «старых» городах влияние старейшин на политические процессы территории позволяет презюмировать их активное участие в выдвижении.

Возможно и такое развитие событий, при котором кандидатура нового князя обсуждалась отдельными группами населения. В отличие от перечисленных выше вариантов, выделение этого способа выдвижения имеет под собой некоторую документальную базу. В частности, в летописи есть упоминание о неких тайных собраниях горожан «по дворам», на которых обсуждались и предлагались кандидатуры князей взамен правящим: «… начата Новгородьци вече деяти, втайне, по двором, на князя своего на Святослава на Ростиславича»;[111] «Новогородци со Псковичи… здумавше тайно заклинающеся изгнати от себе из Новагорода князя Святослава Олговича, и взяти опять себе в Новгород князя Всеволода».[112] В. П. Алексеев называет их «предварительным вечем».[113] Кроме того, он упоминает и о другом варианте предварительного веча – «веча концов, предшествовавшия общему большому вечу всего города».[114]

Внешняя форма выдвижения подразумевает те ситуации, в которых инициатива выдвижения принадлежала «посторонним» общине людям – самому претенденту на престол, его родственнику и т. п.

Если фигура нового правителя выдвигалась его родственником или союзником, подготовительный этап предполагал факультативные элементы стадии выдвижения. Они заключались в решении князя и посольстве с предложением конкретной кандидатуры. Так, в 1225 г. великий князь Юрий Всеволодович через своих посланников – «мужа своего Ивана Верха и княжь Михаилова Всеволодичя тысятцкаго Романа» – предложил новгородцам: «возмите у мене на княжение в Новъгород шурина моего князя Михаила…».[115]

Когда свою кандидатуру на замещение престола предлагал сам претендент, предшествующая вечу процедура напоминала самовыдвижение: в 1158 г. «иде Борисович Рогволод от Святослава Олговича искати себе волости… пришед же к Случьску, и начата слатися ко Дрючаном».[116]

Еще один способ «внешнего» выдвижения кандидатуры наметился в конце XIII в. В это время сложилась практика, согласно которой новгородским правителем признавался лишь тот, кто имел статус великого князя. Не случайно в рядной записи 1371 г. новгородцы предупредили князя Михаила Александровича: «А вынесут тобе из Орды княжение великое, нам еси князь великыи; или паке не выне[су]т то[б]е княжения велико[го из] Орды, поити твоим наместникам из Новагорода проць и из новгородскых пригородов, а в том Новугороду измены нету».[117] Таким образом, вечу по выборам князя предшествовало получение ярлыка на великое княжение.

Несмотря на различие способов выдвижения, их роднит общее назначение – быть подготовкой к основной ступени, решению вопроса на вече.

Решение вопроса о замещении той или иной должности в наибольшей степени зависело от вечевого постановления и в меньшей – от иных этапов процесса выборов. Поэтому вопрос о принятии вечевого решения можно считать краеугольным камнем исследования проблемы выборов.

Прежде чем рассматривать вечевой этап процедуры избрания князя, следует определить, что конкретно имеют в виду, когда говорят о вече.

Фактически все исследования по данной проблеме с большей или меньшей степенью конкретизации предоставляют либо широкое, либо узкое толкование данного понятия. «Пробный камень» в определении позиции того или иного исследователя – содержание понятия «вече». Широкая трактовка называет вечевыми все народные сходы, независимо от их организационных или каких-либо иных особенностей. Сторонники узкой трактовки считают, что не все упоминаемые документами сходы можно считать вечевыми, а вечевые сходы, в свою очередь, не всегда «законны».

Большинство исследователей (М. В. Довнар-Запольский, А. Лимберт, В. И. Сергеевич, И. Я. Фроянов, А. Ю. Дворниченко и др.) полагают, что и прямые указания летописи, такие, как «…сътвориша вече на торговище…», «заутра вече бысть»,[118] и некоторые другие фразы летописца («…начиша Новгородци совет творити» и «…снидошася Новогородци»[119]) обозначают одно – вече. «Без всякаго сомнения, места летописи, где помянуто слово «вече" не единственные факты вечевой жизни, – подчеркнул И. Линниченко, – Таких мест в летописи даже сравнительно мало; по большей части выражения летописи указывают или на результат вечеваго собрания (напр. послаша, позваша), или же на совещание народа… но без упоминания слова вече напр. сдумавше Киане».[120]

Кроме того, как ранее упоминалось, о вече говорят и все случаи возведения князей на стол населением, обозначенные в летописи термином «посадиша», «пояша себе» и т. п.

Узкая трактовка предполагает, что вечем летописец именовал разные государственные формы: «термин «вече" в памятниках применяется не к этому одному предмету: иногда он имеет значение всякого сборища или толпы…».[121] Ю. А. Лимонов, анализируя применение в летописи терминов «ростовци», «суздалци», «владимирци», указывает, что они «могут обозначать вече, вечников, коммунальные органы власти, выборных от них и даже городское ополчение».[122]

Разделяя «веча» на непосредственно народные собрания, государственные органы и «всякие сборища», сторонники данной точки зрения дают неоправданно узкую трактовку его содержания.

Другой аспект той же проблемы – деление вечевых собраний на законные и незаконные.

Сторонники такого разделения определяют законность веча, руководствуясь самыми различными критериями – организационным, территориальным, представительным. Например, К. А. Неволин и И. Д. Беляев[123] увязывали законность или незаконность веча с его организационным аспектом. «Законное» вече с необходимостью должно быть созвано в специально предназначенном месте («Ярославли Дворе» или «у Святой Софии»), инициатива должна исходить от властей («созывать его законно могли только Князь и Посадник»),[124] а сбор обеспечивали биричи и подвойские.

Действительно, данные археологических раскопок свидетельствуют, что чаще всего общегосударственные вопросы рассматривались на Ярославовом дворе: «…Ярославово Дворище стало вечевой площадью, где более трехсот лет собирались новгородцы для решения своих дел…».[125] О традиционности этого места для созыва веча можно судить по документам: «От посадника Великаго Новагорода… и от всего Великаго Новагорода на вече на Ярославле дворе…»; «…се покончаша… весь государь Велики Новгород на вече на Ярославле дворе»; «Г-дну посаднику новгородцкому Василю Микитину тысяцкому Новгородцкому Ова Степановичю и всему гдну Великому Новугороду на веце на Ярославле дворе…».[126]

В других городах в силу немногочисленности данных традиционные места сбора веча выделить сложнее. Вероятно, это были площади перед церквями: например, в Переяславле ради князя Ярослава Всеволодовича переяславцы собрались к святому Спасу.[127]

Однако вече могло изменить место традиционного сбора. Так, киевляне, помимо обычно практикуемого веча в самом Киеве, иногда собирались под Угорским, под Вышгородом и у Туровой божницы. Несмотря на необычное местоположение, эти собрания, по мнению И. Я. Фроянова и А. Ю. Дворниченко, вполне можно обозначать как вечевые.[128] В Новгороде вече могло собраться не только на Ярославовом дворе, но и «на поле» и «оу святого Николы».[129] Не созывая людей в одно определенное место, а в особом порядке – по дворам – новгородцы собирали вече в 1170 г.: «… начата Новгородьци вече деяти, втайне, по двором…».[130] Вече 1185 г. смольняне созвали в походных условиях, под Треполем.

Приведенные примеры совершенно недвусмысленно иллюстрируют весьма важный вывод: связывать вопрос о законности или даже само понятие веча с определенным местом его проведения нет никаких оснований.

О. В. Мартышин определяет правомерность веча, прежде всего, по его составу.[131] Этой версии будет уделено внимание при исследовании круга участников выборов.

Думается, ни организационные, ни качественные характеристики народных собраний нельзя считать обязательным признаком законности веча. Вероятнее всего, разработка определенных требований к вечевому собранию, нарушение которых означает, что вече будет незаконным, либо вообще потеряет право называться вечем, объясняется желанием подогнать вече под современные рамки. Желание далеко не новое, поскольку еще В. И. Сергеевич и М. В. Довнар-Запольский оценивали его как продукт своего времени.[132] Кроме того, определенность состава и организационных характеристик присуща скорее государственному органу. Вече хотя рассматривается в литературе обычно как «орган республиканского самоуправления»[133] – не государственный орган, а институт непосредственной демократии древнерусского государства.[134]