Красная перчатка Гладкий Виталий

Глава 18

Инквизитор

Когда постоянно думаешь о беде, она обязательно к тебе придет. Так вышло и у Вышени. Похоже, полоса везения закончилась, и снова нужно было напрягать все силы, чтобы вырваться из заколдованного круга, в который юноша попал из-за своей бесшабашности еще в Новгороде.

Пребывая в Бресте, практически под надзором коменданта, Вышеня постоянно опасался, что, несмотря на заверения мессира Реджинальда, все-таки сыщется тот, кто знал рыцаря Готье де Брисэя в лицо, или кто-нибудь из его близких родственников. Возможно, ему следовало послушаться Истомы, постоянно твердившего: «Хозяин, нужно делать отсюда ноги! Как? Да хоть пешком, лишь бы подальше от Бреста. А там купим лошадок, благо денежка у нас имеется, и рванем куда подальше от мессира Эрве де Леона. Он спит и видит во всех прибывающих в Брест подозрительных лиц. И его можно понять — времена нынче смутные…» Но теперь уже что-либо предпринимать поздно. Вышене не поможет даже хитроумный папаша Жилон, тайный тамплиер.

То, что хозяин таверны — не тот, за кого себя выдает, Вышеня определил сразу, едва вступил в его дом. Папаша Жилон сразу провел его во внутренние покои, куда, судя по всему, он никого постороннего не впускал. Все стены помещения были увешаны оружием и рыцарским снаряжением, что совсем не вязалось с добродушным обликом содержателя постоялого двора и питейного заведения. Но почему папаша Жилон относился к Вышене с таким большим доверием?

Все оказалось очень просто. Когда юноша задал папаше Жилону этот вопрос, хозяин дома поманил его рукой, и они вышли через черный ход на задний двор, к голубятне.

— Вот мои «тайные агенты», — смеясь, признался папаша Жилон, поглаживая большого красивого голубя.

Голубиная почта! Ну, конечно же! Как же иначе могли люди мессира Джеральда узнать, что судьба привела Вышеню в Брест?

— Ничего необычного в этом нет, — ответил папаша Жилон. — Голубь давно принес мне записку, что некий рыцарь по имени Готье де Брисэй может появиться в наших местах. И была описана ваша внешность, мессир. Так что я сразу признал вас, едва вы появились в «Сосновой шишке».

Теперь, когда не было необходимости притворяться, папаша Жилон выпрямился и стал выше; в его фигуре чувствовалась скрытая мощь, а широкие мозолистые руки явно были больше привычны к рукояти меча, нежели к ручке поварешки. Они обговорили дальнейшее сотрудничество, Вышеня отдал папаше часть денег, вырученных за корабль пиратов и за груз, и получил новый чек.

Но дальнейшая судьба рыцаря Готье де Брисэя казалась неопределенной. Папаша Жилон не рекомендовал пока уезжать из хорошо укрепленного Бреста, потому что Бретань бурлила после казни пятнадцати рыцарей из самых благородных семейств. Сеньора Жанна де Бельвиль де Клиссон, жена казненного рыцаря Оливье де Клиссона, подняла бунт против Франции. Она собрала вокруг себя около четырехсот рыцарей и начала громить замки тех, кого считала предателями и кто пошел под крыло графа Шарля де Блуа, ставленника короля Филиппа, претендовавшего на корону бретонского герцога.

Чего стоило только одно из первых ее нападений — на замок Монтегю. Она явилась туда вечером с несколькими слугами и попросилась на ночлег, объяснив, что заблудилась, возвращаясь с охоты. Ей был предоставлен ночлег и оказан прием, достойный дамы, носящей столь славное имя, к тому же живущей по соседству. Но обитатели замка Монтегю принадлежали к партии Шарля Блуасского, следовательно, поддерживали короля Франции. Ночью люди Жанны вышли из спален во главе со своей госпожой и устроили страшную резню. В жертву памяти своего мужа, Оливье де Клиссона, сеньора принесла тридцать несчастных, среди которых были женщины и дети.

— У меня есть сведения, — рассказывал папаша Жилон. — что против госпожи де Клиссон де Бельвиль готовят целую армию под командованием Иоанна Нормандского, ведь четыреста рыцарей с оруженосцами, да еще их вассалы, — это грозное войско. Так что вам лучше отсидеться в Бресте, за стенами замка. Иначе попадете под горячую руку Клиссонской Львицы — и поминай, как звали мессира Готье де Брисэя, — при этих словах на круглой упитанной физиономии хозяина «Сосновой шишки» появилось лукавое выражение.

«Знает он или нет, кто я на самом деле? — подумал Вышеня. — Вряд ли… Он может лишь догадываться, что я не тот, за кого себя выдаю. Но для него тайная жизнь — не новость. Под чужими именами живут многие бывшие тамплиеры. Похоже, и папаша Жилон не исключение…»

Так и остался Вышеня по совету содержателя постоялого двора в Бресте дожидаться неизвестно чего — на свое несчастье. Беда пришла совсем не с той стороны, с которой ее ждали.

Однажды ранним утром в ворота крепости вкатился возок под охраной десятка стрелков. Из него вылез худой, словно щепка, монах-доминиканец и поспешил к коменданту. Вышеня все видел — в это время он как раз проводил учебный бой на мечах с одним из помощников мессира Эрве де Леона. С некоторых пор такая «зарядка» стала для него обязательной, тем более что многие из дворян, защитников Бреста, хотели скрестить с ним оружие — уж больно ловко управлялся с мечом мессир Готье де Брисэй, несмотря на свой юный возраст.

За Вышеней пришли, когда он закончил утренний туалет, — умылся, облачился в новое, недавно купленное платье и приготовился покинуть замок, чтобы немного погулять вместе с Истомой на свежем воздухе, а затем направиться чревоугодничать в «Сосновую шишку», где их ожидал вагант. Клаус Тойнбург жил у папаши Жилона, словно у Бога за пазухой, Вышеня даже завидовал его свободе и веселым компаниям.

— Следуйте за мной, мессир! — сухо произнес сержант; он был в сопровождении двух меченосцев в панцирях.

Нехорошее предчувствие больно сдавило сердце, но Вышеня не подал виду и спокойно спросил:

— В чем дело, мсье Алар?

Так звали сержанта, с которым у Вышени были очень хорошие отношения.

— Вас приглашает комендант, — по-военному отчеканил Алар, не вдаваясь в объяснения. Когда Вышеня начал спускаться по лестнице, он тихо шепнул, — Поберегитесь, мессир. К нам пожаловала святая инквизиция…

У Вышени упало сердце. Если чего он и боялся, как огня, кроме встречи с каким-нибудь родственником Готье де Брисэя, так это проверки на знание молитв, обязательных для каждого верного сына католической церкви. Конечно, во время пребывания в обители тамплиеров Вышеня учил и «Pater noster», и «Ave Maria», и «Credo», но мсье Адемар лишь морщился, когда ученик спотыкался почти через каждую фразу. Приезжий монах-доминиканец запросто может устроить ему экзамен, если у святой инквизиции появились подозрения по поводу личности рыцаря-бакалавра Готье де Брисэя. Видимо, приезд инквизитора — дело рук коменданта Эрве де Леона, хитрого змея. Похоже, он везде разослал письма об удивительном спасении бретонского рыцаря из пиратского плена, которое чем-то его смущало, несмотря на подробный рассказ шевалье Жерара де Вьенна, записанный секретарем коменданта на бумаге и подтвержденный собственноручной подписью капитана «Сен-Мишеля».

Как и предполагал Вышеня, в кабинете коменданта замка, в неудобном кресле с высокой резной спинкой, сидел монах — тщедушный человечишко с блестящей лысиной-тонзурой на макушке. На его сморщенном лице, похожем на сухой плод груши, явственно просматривались изощренное коварство и хитрость; уж чего-чего, а разбираться в людях Вышеня немного научился за время своих скитаний. Круглые мышиные глазки монаха буквально впились в юношу, когда тот стал на пороге.

Жестом отправив сержанта восвояси, Эрве де Леон сказал, обращаясь к Вышене:

— Мессир, прошу меня извинить, что я оторвал вас от важных дел, — в голосе коменданта прозвучала ирония; он точно знал, какие «важные дела» ждут рыцаря Готье де Брисэя в «Сосновой шишке», — Но у святого отца есть к вам кое-какие вопросы.

— К вашим услугам, — стараясь выглядеть невозмутимым, ответил Вышеня.

— Мессир Готье де Брисэй! — голос инквизитора был тихий и вкрадчивый. — Позвольте спросить вас: как так получилось, что вы отправились на корабле в Океанус Атлантикус, чтобы найти новые земли для французской короны, а возвратились совсем с другой стороны?

Это был удар! Прямо под дых. Мессир Реджинальд не оговаривал с Вышеней ничего подобного! Не знал? Может быть. Хотя маловероятно. Наверное, решил, что это не столь важный эпизод в судьбе Готье де Брисэя, чтобы много о нем говорить. Уплыл куда-то — и с концами. Кому какое дело до еще одного искателя приключений, когда в мире идет жестокая кровопролитная война? Ан, нет, нашлось ведомство, которое заинтересовались странностями в судьбе рыцаря-бакалавра…

Собрав всю свою волю в кулак, Вышеня ответил ханжеским голосом, подняв глаза вверх:

— На то воля Господа нашего. Корабль наш попал в страшный шторм, длившийся очень долго. Его швыряло по волнам, как щепку… — Тут юноша дал волю фантазии и в красках живописал, что творилось с судном и матросами во время шторма (благо воспоминания о буйстве пережитой совсем недавно стихии оставались еще свежи в памяти). Он рассказал, какого цвета был океан и тучи, как случилось кораблекрушение, и его в беспамятстве выбросило на необитаемый остров, откуда беднягу забрало купеческое судно и отвезло в Любек. Как потом он спустя год уже с новым оруженосцем (прежний погиб) сел на корабль, чтобы добраться до Бретани, но опять попал в шторм. Затем судно было захвачено пиратами. — Они сразу бросили нас в трюм, и только провидение помогло нам избежать ужасной участи…

Вышеня хотел дальше продолжать свой рассказ, но инквизитор перебил его:

— Достаточно. Дальнейшее нам известно со слов любезного мессира коменданта, — сказал он нетерпеливо. — Велика сила нашего Господа, в чем мы и убедились в очередной раз. Святой Брендан Клонфертский в своем плавании в поисках Острова Блаженных[73] пережил и не такие коллизии, так что я верю вам. Однако меня смущает одна небольшая деталь: вашим кораблем командовал, как позже выяснилось, Пьер де Моди, близкий родственник визитатора[74] тамплиеров Гуго де Пейна. Правда, он выступал под другим именем… но это не суть важно. Вопрос заключается в другом: как вы, молодой человек, рыцарь, попали в общество мерзких еретиков? Для святой инквизиции уже не является секретом, что почти вся команда вашего корабля состояла из тамплиеров. Кроме Пьера де Моди на судне находились довольно известные личности, такие как Хью Даре, Жеро де Шатонеф, Шарембо де Конфлан… Их ищут уже много лет.

— В списке команды корабля такие имена не значились, — твердо заявил Вышеня. — Возможно, те люди, о которых вы говорите, и оказались каким-то образом на судне, — в команде были офицеры в годах — но то, что они тамплиеры, я не знал. И они никогда не смущали меня и остальных матросов еретическими проповедями. Клянусь в этом всеми святыми!

— А как вы попали в эту компанию? Ваш род один из самых благородных в Бретани…

Вышеня мрачно потупился, изображая уныние, и глухо сказал:

— Это так. Но род наш практически угас, из мужчин остался только я один. Должен вам признаться, что стать моряком и наняться на этот злосчастный корабль меня подвигла нищета. Увы, даже мой родовой замок был продан за долги…

По сморщенному лицу инквизитора нельзя было понять, верит он россказням Вышени или нет. Юноша с трепетом ждал ответа. Монах долго молчал, ощупывая Вышеню ничего не выражающим взглядом, как спрут пойманную добычу своим скользкими присосками, затем молвил:

— В том, что ваш корабль утонул, просматривается лишь одно — гнев Господа нашего на вероотступников. И то, что вам удалось спастись, говорит в вашу пользу. Однако некоторые моменты в этой истории меня все же смущают. Завтра я на несколько дней уеду из Бреста по делам, а затем вернусь и мы продолжим наш разговор. А пока, мессир, уж не обессудьте, вам придется побыть под стражей. — В конце фразы в мягком вкрадчивом голосе инквизитора вдруг зазвучал металл.

Вышеня молча, с показной покорностью лишь поклонился в ответ; он понимал, что никакие возражения не будут приняты во внимание. Судя по всему, его особа сильно заинтересовала инквизитора, и если до встречи тот пользовался только информацией коменданта замка, то теперь монаху есть над чем поразмыслить. Похоже, святой отец начнет копать глубже. И не исключено, что его предстоящая поездка связана именно с рыцарем Готье де Брисэем.

Эрве де Леон позвал сержанта, и Вышеню отправили под конвоем в то помещение, которое он занимал. Там юношу ждал мрачный Истома. Ему запретили покидать не только замок, но и его крохотную каморку, соединенную узким коридорчиком с комнатой рыцаря…

А что же Клаус? Вагант совсем измаялся в ожидании своих друзей. Уже подошло время обеда, а их все не было. Значит, с ними что-то случилось… Но что? Похоже, своим настроением он очень огорчал папашу Жилона, который все поглядывал в его сторону, надеясь, что вагант возьмется за музыкальный инструмент и разогреет клиентов, постепенно заполнявших таверну.

Сидя в мрачной задумчивости за своим столом, Клаус все же заметил, как к папаше Жилону подошел какой-то незнакомый тип — явно не из завсегдатаев таверны — и начал что-то нашептывать ему на ухо. Когда тип удалился, даже не выпив кружку пива, изрядно побледневший папаша Жилон властно поманил Клауса за собой на кухню, где у ваганта имелся крохотный угол — комнатушка, в которой с трудом помещались два человека.

— Вам нужно где-то затаиться на время, — безо всяких предисловий сказал папаша Жилон.

— Зачем?

— А затем, что мессир Готье де Брисэй и его оруженосец Вент Фишгорст арестованы инквизицией, — сухо ответил хозяин таверны. — Вам нужно объяснять, что это за организация?

— Нет! — поспешил ответить перепуганный вагант, уж чего-чего, а грехов перед Святым престолом у него было предостаточно. — Но куда же я пойду? Меня могут схватить на любом перекрестке!

Папаша Жилон задумался, глядя на честное открытое лицо ваганта.

— Ладно… — Он тяжело вздохнул. — Только из уважения к вашим талантам… и к мессиру Готье де Брисэю, который считает вас другом, я вам помогу. Есть у меня одно местечко…

Поздним вечером того же дня, когда папаша Жилон, снедаемый тревогой, кормил своих канареек, тихо звякнул звонок входной двери. Хозяин таверны сначала застыл, будто в столбняке, но когда звонок прозвенел еще раз, он решительно снял со стены меч, спустился на первый этаж и спросил:

— Кто там?

— Не нам, Господи, не нам, но все во славу имени твоего… — тихо ответили ему с другой стороны двери.

Все еще во власти сомнений, папажа Жилон сдвинул засов и, держа меч наготове, впустил в дом человека, закутанного в длинный темный плащ. Лишь присмотревшись, кто это, он облегченно вздохнул и приветливо улыбнулся.

— Мое почтение, мессир! — сказал поздний гость и поклонился.

Это оказался невысокий, сухощавый человек, с небольшой пегой бородкой. Гостю явно перевалило за пятьдесят, но держался он бодро, а его серые глаза сверкали остро отточенной сталью.

— Здравствуйте, брат Жак! — с чувством ответил папаша Жилон.

Они пожали друг другу руки с теплотой и сердечностью, хотя было видно, что Жак по статусу не ровня папаше Жилону.

— Вы кого-то опасаетесь? — поинтересовался Жак, завидев в руках хозяина дома меч.

— Именно так. Поднимемся наверх, и я все вам расскажу. Вы голодны?

— От доброй кружки вина и куска сыра я бы не отказался.

— Найдем…

Пока гость торопливо утолял свой аппетит, папаша Жилон с тревожными нотками в голосе рассказывал:

— В Брест пожаловал главный викарий[75] бретонской инквизиции, преподобный Жиль Пилестр. Это очень опасный и хитрый противник. Он воспитанник Бернардо Гуи, инквизитора из ордена доминиканцев, ныне покойного. Труд Бернардо Гуи «Наставление инквизиторам» был положен в основу обвинения нашим несчастным братьям. В свое время в качестве главного инквизитора Бернардо Гуи находился в Тулузе на судебных процессах против альбигойцев, и мэтр Пилестр был его первым помощником. Это еще та ищейка! Он, кстати, лучший друг Пьетро де Аквилы, главного инквизитора Флоренции, с которым пришлось столкнуться и вам, брат Жак.

— Воспоминания не из приятных… — пробормотал Жак и одним махом осушил кубок. — И что мэтр Пилестр забыл в Бресте?

— Не знаю. Но одна новость уже есть — он приказал арестовать мессира Готье де Брисэя. Уж не знаю, по какой причине. А рыцарю известно многое обо мне. Естественно, кроме имени.

— Вы думаете, что под пытками он выдаст вас?

— Увы, не все обладают железной волей и таким характером, как вы, брат Жак… Все может быть. Единственное, что меня утешает, так это то, что викарий завтра должен куда-то уехать на несколько дней. Появился шанс вызволить Готье де Брисэя из темницы, которая находится в замке.

— Именно по поводу замка, мессир, меня к вам и послали, — оживившись, сказал Жак. — В данный момент я стою на стороне сеньоры Жанны де Бельвиль де Клиссон, которая ни много ни мало затеяла войну против короля Филиппа. Дело это явно проигрышное, но, чтобы досадить внуку короля, разгромившего Орден Храма и пославшего многих наших братьев на костер, все средства хороши. Тайный совет принял решение помогать Жанне де Бельвиль. Конечная цель — отделение Бретани от Франции и помощь графу Жану де Бофору, который относится к нашим братьям с уважением и пониманием. Если он станет герцогом, инквизиторам придется поджать хвост — в Англии к ним отношение больше чем прохладное. А Жан де Бофор принес оммаж королю Эдуарду.

— Что ж, помощь Жанне де Бельвиль — дело благое во всех отношениях. Но в чем будет заключаться мое участие?

Жак понизил голос до шепота, словно их могли подслушать, и ответил:

— Помочь взять ее войскам замок Брест.

У папаши Жилона глаза полезли на лоб, и он воскликнул:

— Да вы с ума сошли! Эту твердыню с наскока взять невозможно, а для долгой осады требуется войско более значительное, нежели то количество бретонских рыцарей, которое пошло за сеньорой де Бельвиль.

Жак коварно ухмыльнулся и ответил:

— Крепости чаще всего берутся не силой, а умом и хитростью. Ополчение сеньоры Жанны уже на подходе к Бресту, но везде распущены слухи, что она направляется совсем в другую сторону. Главное — никто, как и вы, не верит, что замок Брест можно взять с таким малым количеством войск. Поэтому король Филипп не стал усиливать его гарнизон, что нам только на руку.

— И как вы мыслите взять Брест?

— Очень просто. С помощь мула, нагруженного мешком с золотом, и мудрого погонщика, в роли которого придется выступить вам, мессир. Всего-навсего нужно в определенный час открыть калитку в стене замка, а там уж все пойдет как по маслу. У вас ведь есть свои люди в замке?

— Да, — коротко ответил папаша Жилон. — Замысел хорош, ничего не скажешь. Но тот человек потребует гарантий — чтобы ему случайно не снесли голову вместе с остальными защитниками замка.

— Гарантией может служить какой-нибудь условный знак — например, белая повязка на правой руке. А чтобы у этого человека напрочь выветрились дурные мысли, заплатить ему нужно не просто много, а очень много. И главное: хорошо бы иметь еще кого-нибудь на подстраховке. Если главный исполнитель решит, что нас можно обмануть, благо денежки уже будут у него в руках, второй с помощью доброго клинка объяснит ему, что так делать нехорошо.

— Есть у меня и другой — из наших тайных братьев. Я хотел его поберечь, да, видно, не судьба. Ему деньги не нужны, он исполнит все, что ему будет приказано.

— Отлично! Что касается главного исполнителя, то его жизнь не является для нас большой ценностью… Осталось договориться о времени. Думаю, утренние часы, когда ночную стражу особенно одолевает сон, будут в самый раз.

— Несомненно…

Неожиданно за окнами завыл пес, и заговорщики невольно вздрогнули.

Тоскливые звуки понеслись над городом и достигли замка. Голодные сторожевые собаки, которых кормили лишь раз в день — утром, поддержали бродячего пса, и многоголосый вой поднялся к мрачному небу, закрытому тучами. Он проник сквозь толстые стены помещения, в которое заключили Вышеню, и юноша беспокойно заворочался во сне. Ему снился родной дом, крынка парного молока и пышный белый хлеб, какой пекли в пасхальные дни. За столом вместо отца сидел инквизитор с песьей мордой и злобно щерил большие клыки.

Глава 19

Бретонская львица

Укромная бухта на бретонском берегу Ла-Манша служила превосходным укрытием для трех боевых кораблей. Непроходимые заросли колючего кустарника огораживали ее лучше, чем каменные стены. На одном из кораблей, раундшипе под названием «Бретань», в окружении сыновей сидела Жанна де Бельвиль; они полдничали и обсуждали с Раймоном де ля Шатром свои планы.

Самый старший из детей, Джеффри, от брака с Жоффреем де Шатобрианом, командовал «Русалкой» — новенькой быстроходной каравеллой, бросившей якорь у выхода из бухты. В данный момент его корабль исполнял роль сторожевого пса, готового загрызть любого, кто появится в поле зрения впередсмотрящего, сидевшего в «вороньем гнезде».

Сыновья Морис и Гийом всегда находились при матери. Если первый уже считался настоящим воином и участвовал в абордажных боях, то малыша Гийома Жанна взяла с собой только по одной причине — он готов был на все, лишь бы остаться с нею. Гийом рос слабеньким, очень похожим на безвременно ушедшего в мир иной Изабо, но характер у него оказался отцовским — жестким и решительным. Материнскую клятву мстить за отца он воспринял очень серьезно, совсем не по-детски, и потребовал, чтобы его взяли на корабль. Жанне пришлось уступить. Тем более что Гийом спрятался, когда мать решила отправить младших детей — его, Оливье и крошку Жанну — в Англию, под покровительство короля Эдуарда, где им было бы безопасней, ведь войска Иоанна Нормандского уже шли по пятам. Решающей битвы не хотелось ни Жанне, ни окружавшим ее рыцарям — слишком большое преимущество находилось на стороне французов.

Третьим кораблем (его назвали «Эннебон» в честь места первой встречи Жанны с Оливье) — командовал Раймон де ля Шатр. Прежде он воевал только на суше, однако, на удивление всех, показал себя отличным капитаном, настоящим морским волком, и его быстроходный корабль, похожий на португальскую каравеллу Джеффри, но больших размеров, наводил ужас на неуклюжие посудины торговцев, отважившихся плыть по Ла-Маншу или Па-де-Кале.

Война Жанны против короля Франции на суше закончилась быстро. Разъяренный король Филипп приказал уничтожить «клиссонскую ведьму» как можно быстрее, и войско Иоанна Нормандского обрушилось на Бретань. «Мало нам войны между Жанной Фландрской и Жанной Пентьевр, так Господь наказал Францию еще одной Жанной — бешеной ведьмой из Клиссона! — ярился Филипп. — Найти ее любой ценой и доставить в Париж живой или мертвой! Ей самое место на Монфоконе! А замки и поместья Клиссонов реквизировать!»

Король явно забыл про еще одну «напасть» Франции под таким же именем — свою жену Жанну Бургундскую, прозванную Хромоножкой. Жанна Бургундская пользовалась настолько плохой репутацией, что в народе ей дали прозвище «королева-мужик» из-за ее непривлекательной внешности и влияния, оказываемого на слабохарактерного супруга. Это была мстительная особа с дурным нравом. Ее обвиняли в покушении на жизнь нескольких нормандских вельмож, соперничавших с бургундской партией при французском дворе, и не только. Она хитростью и деньгами с помощью слуг заманивала молодых людей в свой будуар и после ночи любви приказывала их убить. Из-за поднявшегося скандала (Париж едва не восстал!) король даже вынужден был на время удалить Жанну из столицы Франции в один из бургундских замков.

Решающая битва между бретонскими и французскими рыцарями так и не состоялась. Узнав о приближении большого войска короля Филиппа, рыцари Бретани из ополчения Жанны начали уходить на защиту собственных замков. Вскоре мстительница осталась лишь со своими вассалами и немногочисленными дворянами, у которых за душой имелось лишь то, что удалось награбить во время захвата замков и поместий сторонников Шарля Блуасского.

Тогда Жанна решила перенести борьбу на море. Она продала все свои драгоценности, заняла большую сумму у ростовщика Элиаса под свое родовое поместье, и на эти деньги купила две каравеллы. А затем отправилась в Англию, где испросила аудиенции у короля Эдуарда. Английский монарх, выслушав страстную речь сеньоры Жанны-Луизы де Бельвиль де Клиссон и здраво рассудив, что даже такая малость, как ее флот, может причинить его врагу, королю Филиппу, много неприятностей, подарил ей хорошо оснащенный раундшип и выписал каперское свидетельство. Фактически Жанна де Бельвиль стала первой женщиной-корсаром в мире.

Назвав свою маленькую эскадру «Флотом возмездия в Ла-Манше», Жанна принялась пиратствовать с неистовой страстью, которой всегда отличалась в любых делах. Она сама вела свои корабли на поиски добычи, первой бросалась на абордаж, нападая на груженые корабли торговцев, на деревни у побережья Ла-Манша и на замки. От берегов Ипании до Западного моря три судна Клиссонской Львицы сеяли страх и смерть по всему французскому побережью. Она появлялась внезапно из тумана или ночной темноты, как огромная хищная птица, всегда одетая в черные одежды и в перчатках цвета крови. Убивать стало для нее единственным смыслом жизни. Команды захваченных кораблей и защитники замков поголовно уничтожались. Неистовая Жанна оставляла в живых лишь пару-тройку человек, чтобы, добравшись до короля, те рассказали, что «клиссонская ведьма» нанесла очередной удар. «Флот возмездия» наносил Франции ощутимый урон — слишком много торговых путей было завязано на Ла-Манше. Придворные короля Эдуарда, а вскоре и вся Англия, пораженные и восхищенные успехами Жанны на море, прозвали мстительницу Бретонской Львицей…

Маленький флот Жанны притаился в укромной бухте в ожидании вестей от Шарля де ля Роша, который служил связующим звеном между Жанной и капитаном Бартоломью по прозвищу Кривой Глаз.

После того как Бретонская Львица захватила неф под названием «Святая Женевьева» и сохранила капитану жизнь, тот стал страстным поклонником сеньоры и ее первым помощником в тайных делах. Бартоломью, располагавший надежными осведомителями во всех портах Франции, сообщал пиратствующей госпоже де Бельвиль, какие торговые суда должны отправиться в путь, откуда, когда, по какому маршруту и что находится в их в трюмах. Со своей деятельности Кривой Глаз, особо не рискуя, получал приличный процент от добычи «Флота возмездия», чем был чрезвычайно доволен.

Вышеня — или рыцарь-бакалавр Готье де Брисэй, как его звали бретонцы, — устроился на носу «Эннебона» и задумчиво наблюдал за серебристыми рыбками, которые затеяли веселые игрища возле борта каравеллы. Он размышлял над превратностями судьбы. Мог ли юный новгородец даже подумать, что когда-нибудь примкнет к чужестранным пиратам? Такое и во сне не могло привидеться! Одно дело — ушкуйники, разбойничающие по рекам Руси и в Варяжском море; вступить в их братство было делом похвальным для любого молодого новгородца. А другое — стать английским капером, преследующим какие-то непонятные Вышене цели (если не считать откровенных грабежей). Тем не менее он неожиданно для себя стал первым помощником шевалье Раймона де ля Шатра. Все вышло само собой, будто насмешница Фортуна решила подшутить над ним в очередной раз…

Обычно в Брестском замке его будили петухи. Но в то утро он вдруг проснулся раньше голосистых певунов и в большой тревоге, которая мигом прогнала сонное состояние. Вышеня долго прислушивался, но ничего необычного не обнаружил. В конюшнях пофыркивали лошади, на башнях топала своими грубыми башмаками ночная стража, где-то во дворе выясняли отношения коты, в своей каморке храпел Истома… Все как обычно. Тем не менее Вышеня мог поклясться, что за стенами башни происходит что-то необычное. Но что именно?

Ответ пришел быстрее, чем он думал. Сначала послышался чей-то окрик, затем болезненный стон. Что-то тяжелое рухнуло в замковый двор (похоже, одного из ночных стражей сшибли со стен стрелой, сообразил Вышеня). Замок наполнился звоном железа, криками сражающихся, воплями раненых и командами сержантов. Увы, защитники замка оказались не на должной высоте; противники захватили их врасплох, многие даже не успели надеть защитное облачение, поэтому стали удобной целью для вражеских арбалетчиков.

Сражение закончилось быстро. Затем, судя по звукам, началась резня — любимое «развлечение» победителей. Но кто они? И какая участь ждет его и Истому? Запертый в своей комнате, Вышеня беспомощно оглянулся, словно пытаясь найти несуществующее оружие, но, кроме ножа, в его заточении ничего не было.

Наконец проснулся и Истома. Обычно он спал чутко, но за надежными стенами замка утратил способность просыпаться от малейшего шороха, и дрых, как убитый.

— Что случилось, мессир?! — Теперь холоп уже не забывал именовать рыцаря Готье де Брисэя как должно.

— Кто-то взял замок, — ответил Вышеня, напряженно прислушиваясь к звукам, доносящимся со двора.

— Не могеть такого быть!

— Еще как может… Как бы и нас под одну гребенку не причесали.

— Ах ты, мать честная! — Истома метнулся в свой закуток и принес короткий французский меч. — Держите, мессир! У меня есть добрый нож. — Он показал. — Как-нибудь прорвемся. Не впервой.

— Как он у тебя оказался?! — спросил удивленный сверх всякой меры Вышеня.

Удивление юноши имело под собой серьезную основу — его помещение и каморку Истомы на предмет оружия обыскали очень тщательно. Узникам оставили лишь тупые ножи, без которых нельзя обойтись во время приема пищи.

— Сержант Алар сделал вид, што не заметил мой тайник.

— С какой стати?

— За ним есть должок, — потупившись, признался Истома.

— Какой должок?

— Он проиграл мне в кости большую сумму. Я намекнул ему, што у него есть шанс скостить долг…

— Понятно. Ты как был мошенником, так им и остался. Но за меч спасибо. Может, он спасет нам жизни…

На этом их диалог оборвался, потому что звякнул засов и в комнату ворвались два меченосца. Без лишних разговоров они набросились на Вышеню, но не тут-то было. Отбив первый удар, он приложился кулаком к челюсти одного из непрошеных гостей с такой силой, что тот буквально упорхнул в открытую дверь. Второй из нападавших на миг опешил, но этого момента вполне хватило, чтобы на него обрушился Истома и сбил с ног.

— Не убивай! — только и успел крикнуть Вышеня, заметив, как сверкнул клинок ножа.

Истома мигом сообразил, почему Вышеня не хочет смерти меченосца. Вместо того чтобы поразить противника в неприкрытое железным воротником горло, он сел на него верхом и грозно сказал:

— Дернешься — зарежу!

Противник побледнел и притих, лишь хлопал ресницами и пытался что-то сказать. В этот момент в помещение заскочил сержант Алар и крикнул:

— Мессир, оставьте этих солдат в живых! Вам ничто не угрожает!

Вышеня осталось лишь послушно вложить меч в ножны, потому что позади Алара уже толпились другие меченосцы. Истома крякнул и последовал его примеру. При этом нож, который холоп держал в руках, исчез, будто испарился; никто не успел заметить, куда он его спрятал. Впрочем, все взгляды были направлены на рыцаря; слуга никого не интересовал.

Оказалось, что взять замок помог Алар и еще кто-то из сержантов. Но тому не повезло — он погиб во время схватки со стражей. Когда Вышеню и Истому вели к Жанне де Бельвиль, чтобы она решила их судьбу, сопровождавший их Алар прошептал:

— Не нам, Господи, не нам, но все во славу имени твоего… Мсье Жилон передавал вам привет. Не волнуйтесь, вас не тронут.

Вышеня все понял и мысленно поблагодарил судьбу, что у него есть такие защитники, как тайные братья-тамплиеры…

Воспоминания юного рыцаря Готье де Брисэя прервала залихватская песня жонглера Франсуа, который веселил матросов и немногочисленных рыцарей, составлявших экипаж «Эннебона»:

Вышеня тяжело вздохнул, вспомнив своего друга, ваганта Клауса Тойнбурга, отказавшегося примкнуть к войску сеньоры Жанны и отправившегося дальше странствовать по свету. «Я человек мирный, мое оружие — лютня, а солдаты, вместе с которыми я иду в бой, — стихи и песни». На том друзья и расстались.

Франсуа, к сожалению, оказался человеком иной породы, хотя играл и пел он не хуже ваганта. Жонглер больше был шутником и клоуном, нежели сочинителем, и не обладал познаниями Клауса. Именно благодаря общению с вагантом, Вышеня узнал много разных вещей, о которых раньше не имел представления. Для него Клаус Тойнбург стал источником житейской мудрости и учителем, хотя свои знания выкладывал чаще всего за столом в таверне, нередко в форме песенок непристойного содержания. Тем не менее из них Вышеня почерпнул знания об иноземных нравах и обычаях, в особенности простого народа, о котором учитель мсье Адемар отзывался с презрением.

Вышеня поискал глазами алхимика мсье Жильбера. Тот копошился на корме — как обычно, колдуя над составом «дымного порошка». Сеньора Жанна захватила Жильбера в плен, и с той поры он стал для «Флота возмездия» незаменимым. Кроме сосудов с горючим земляным маслом, применявшихся в ближнем бою, алхимик придумал «огненные горшки» — длинные металлические трубки, которые с помощью «дымного порошка» метали зажигательные стрелы на большое расстояние.

Теперь мсье Жильбером завладела мысль сделать такой инструмент, чтобы метать тяжелые ядра — как корабельные катапульты, только гораздо дальше. Основу — «горшок», похожий на большой колокол, только удлиненный, ему уже отлили из бронзы мастера колокольных дел. В данный момент алхимик подбирал для него состав «дымного порошка», смешивая селитру, желтую серу, толченый древесный уголь и еще что-то. Это дьявольское снадобье пахло отвратительно, и когда ветер поворачивался в сторону Вышени, юноша морщил нос.

Несмотря на свой невзрачный вид и пристрастие к спиртному, мсье Жильбер был чрезвычайно интересными собеседником. Многое из того, что он говорил, Вышеня не понимал, но некоторые научные познания все же приобрел — помимо своей воли. Особенно юношу занимало то, что мсье Жильбер был безбожником. Конечно, напрямую свои еретические мысли алхимик не выкладывал, но Вышеня быстро его раскусил и понял, почему святая инквизиция жаждет заполучить этого изобретателя для церковного суда. Тем не менее мсье Жильбер оказался очень суеверным. Какая-нибудь большая рыба странной формы в его живом воображении превращалась в морское чудовище, летучие мыши становились драконами, а бури и шторма виделись кознями коварных и злобных колдуний. Единственное, что в какой-то мере примиряло его со святой инквизицией, было аутодафе и прочие виды казней для ведьм.

Неожиданно раздался зычный голос сигнальщика из «вороньего гнезда» на каравелле «Русалка»:

— Парус! Вижу парус!

Вышеня приложил руку к голове козырьком и принялся всматриваться вдаль. Судя по спокойной реакции сеньоры Жанны, — «Эннебон» и «Бретань» стояли бок о бок, и юноша мог наблюдать за советом капитанов, — появление вблизи них неизвестного парусника не было для нее неожиданностью, грозящей осложнениями. Вскоре Вышеня смог разглядеть сначала две мачты с косыми латинскими парусами, а затем и само суденышко — крохотное, но удивительно быстрое и маневренное. Своими обводами фелюка напоминала гончую псину — узкая, остроносая, стремительная, она буквально порхала по гребням волн.

Это была фелюка под командованием Шарля де ля Роша. Когда Жанна узнала от де ля Шатра, что де ля Рош принимал самое деятельное участие в попытке освободить ее мужа из темницы, то она приблизила его к себе и стала поручать самые ответственные задания, не опасаясь предательства.

Фелюка досталась Жанне в качестве нечаянного приза. «Флот возмездия» встретил ее неподалеку от Ла-Рошели, и поначалу никто не обратил особого внимания на безобидное рыбацкое суденышко, болтающееся на волне без ветрил, с голыми мачтами. Им управляли три человека. Бес любопытства, извечный спутник Франсуа, заставил жонглера присмотреться к фелюке повнимательней и он увидел то, чего не заметили другие. Рыбаки махали руками, стараясь привлечь к себе внимание. Это у них плохо получалось, что сразу бросилось в глаза Франсуа — бедняги едва держались на ногах.

На фелюке оказались вовсе не рыбаки, а бывшие наемники-бретонцы, бежавшие из венецианского плена. Они умудрились захватить корабль и долгое время находились в море практически без еды. Хорошо, на борту нашелся бочонок молодого вина, которым беглецы утоляли жажду. Сначала их рассказу не очень поверили, но когда на них пришел посмотреть Шарль де ля Рош, бывшие наемники радостно закричали и бросились обнимать его. Оказалось, они хорошо знали шевалье, так как вместе воевали в какой-то кампании. Так у сеньоры Жанны появилось быстроходное посыльное судно и надежная команда, которую возглавил Шарль де ля Рош.

— Завтра утром мы можем перехватить возле острова Бель-Иль два грузовых судна, — доложил Жанне шевалье де ля Рош, едва оказавшись на палубе раундшипа.

— Что они везут? — спросила предводительница пиратов.

— Бартоломью не смог выяснить. Но явно, не вино и не соль. Видимо, что-то очень ценное, потому как погрузкой занимались команды судов, а подходы к порту перекрыли солдаты.

— За что мы столько платим этому одноглазому сатиру?! — возмутился Джеффри. — Те сведения, что он нам дает, может добыть простой рыбак за несколько грошей.

— А что де Гито? — не обратив внимания на реплику сына, спросила Жанна. — Ты видел его?

— Общался… — буркнул де ля Рош. — Толку с него еще меньше, чем с Бартоломью. Товар, который мы передали ему для сбыта, до сих пор лежит без движения. По-моему, он больше времени проводит в тавернах, нежели в конторах купцов.

Часть награбленного реализовывалась через капитана Бартоломью, а кое-что продавал Жерар де Гито, превращая товары в золото; ведь Жанне требовалось выплатить долг и проценты ростовщику Элиасу. Торговля для доверенных купцов была выгодна, потому что цены сеньора Жанна приказала не задирать. Немногие из них знали происхождение товаров, а кое-кто был и вовсе в неведении, но торговля с посредником де Гито приносила большую прибыль, и они закрывали глаза на невнятные разъяснения не очень разговорчивого негоцианта. Дворянин, тот слабо разбирался в тайнах торговых операций, что было только на руку прожженным дельцам.

Вражда между де Гито и де ля Шатром уже не являлась тайной ни для кого. Но Жанна не стала мириться с таким положением вещей. Несмотря на большое уважение к Раймону де ля Шатру, она отрубила зло и жестко: «Кто из вас первым поднимет оружие на другого, тому я собственноручно снесу башку!» В правдивости ее обещания не сомневался ни тот, ни другой, — сеньора всегда держала свое слово — поэтому старые счеты были отложены до поры до времени.

Возможно, Жанна и рассталась бы с де Гито, — все-таки Раймон де ля Шатр, практически ее учитель воинского искусства, оставался гораздо ближе ей по духу — но сеньоре импонировала преданность де Гито общему делу и невероятная жестокость, с которой тот расправлялся с врагами. Жерар де Гито был храбр до безумия, в бою не пас задних, а когда дело доходило до расправ, резал пленников как мясник, без малейшего сострадания — в отличие от де ля Шатра, кому подобная кровожадность претила. Рыцарь де ля Шатр не ушел от Жанны, устраивающей кровавые вакханалии, только потому, что это было бы предательством с его стороны.

Жанне не хотелось терять столь преданных бойцов, и она нашла приемлемый выход из создавшегося положения, отослав де Гито в Ла-Рошель, самый крупный и оживленный порт на атлантическом побережье Франции, где сходились практически все морские пути. Жанна постоянно держала руку на пульсе торговли в Ла-Манше.

Жерар де Гито поселился в Ла-Рошели под вымышленным именем и вскоре зажил на широкую ногу — шальные деньги вполне позволяли ему не отказывать себе ни в чем. Он даже смог втайне от Жанны скопить приличную сумму, чтобы в будущем, когда закончится война за бретонскую корону, выкупить свой замок, заложенный за долги. Но предприимчивый шевалье никогда не забывал своего обидчика — де ля Шатра. Однажды поклявшийся жестоко отомстить ему, де Гито и через годы клятвы своей не забыл. Месть присуща мелким, злобным и завистливым людишкам, а Жерар де Гито, несмотря на все свои воинские достоинства и благородное происхождение, как раз и был таковым.

Шляясь по тавернам, он жадно собирал разные слухи, касающиеся «Флота возмездия», и вскоре они стали кровно его интересовать.

Король уже посылал на борьбу с Бретонской Львицей несколько своих лучших военных кораблей, однако «Флот возмездия» (он состоял не только из трех больших кораблей, но и из четырех десятков мелких суденышек, рассредоточенных по всему побережью Бретани) разбил и потопил их. Тогда Филипп приказал построить в Руане несколько быстроходных, хорошо оснащенных кораблей, чтобы направить их на поимку неуловимой «клиссонской ведьмы». Кроме того, была обещана большая сумма тому, кто укажет, где и как ее найти, а также полное прощение доносчику всех прегрешений и преступлений, ежели тот окажется разбойником. Деньги для вознаграждения собрали богатые купцы, потому что каждый рейс торгового судна под французским флагом мог закончиться весьма печально — дошло до того, что каждый, кто собирался пересечь Ла-Манш, сразу писал завещание. Корабли Бретонской Львицы под черными флагами, на которых была нарисована красная перчатка, стали настоящим ужасом для французских мореплавателей.

После недолгих размышлений Жерар де Гито испросил аудиенцию у коменданта порта Ла-Рошель шевалье Жана де Бриссака.

Де Гито застал коменданта злым и раздраженным. Ранним утром в гавань вошли корабли, отправленные на поиски Бретонской Львицы, но опять все усилия оказались безрезультатными! А король требует ее голову, не говоря уже о купечестве, гудящем, словно потревоженный улей, — того и гляди накропает жалобу Филиппу Валуа, что комендант Ла-Рошели, которому поручено общее руководство операцией по поимке Жанны де Бельвиль, бездействует. Он, Жан де Бриссак, просто не может себе позволить потерять свою доходную должность. Ни в коем случае!

— Если вы решили побеспокоить меня из-за какой-то мелочи, я прикажу вас вышвырнуть вон! — заявил де Бриссак, бросив на стол свою шляпу. — Кто вы, представьтесь!

— Шевалье Жерар де Гито! — гордо выпрямившись, посетитель назвал свое настоящее имя; у него вдруг заиграло ретивое, и он вспомнил про дворянскую честь, хотя момент для этого был не совсем подходящий.

Теперь темнить и скрываться не имело уже никакого смысла и де Гито решил пойти ва-банк — чересчур большой была сумма, назначенная за голову Жанны де Бельвиль. Эти деньги и королевская индульгенция решали практически все его проблемы; он мог стать богатым и уважаемым сеньором, получив вознаграждение за предательство только под своим именем.

— Э, да я узнал вас! — присмотревшись, воскликнул де Бриссак. — Вы торговец и зовут вас… помилуй Бог! — Он схватился за меч. — Вы — Жерар де Гито! Ну конечно! Вассал проклятой ведьмы из Клиссона, который пролил море французской крови собственной персоной! Тебе не уйти, негодяй! Эй, люди! — крикнул он и принял оборонительную стойку. — Арестовать его!

Не обращая внимания ни на меч шевалье, ни на двух стражников, вбежавших в кабинет коменданта порта, де Гито спокойно молвил:

— Во имя короля! Господин комендант, я пришел к вам, повинуясь королевскому ордонансу. У меня есть важные сведения о местонахождении моей бывшей сеньоры Жанны-Луизы де Бельвиль де Клиссон. — Слово «бывшей» он произнес с нажимом.

На де Бриссака словно вылили бочонок холодной воды. Он вздрогнул и вытаращил на де Гито глаза, словно увидел привидение. А затем, опустив меч, приказал стражникам:

— Покиньте кабинет! Все нормально. Будьте наготове!

Дождавшись, пока за стражниками закроется дверь, де Гито произнес:

— Но прежде я хочу гарантий.

— Каких именно? — полюбопытствовал де Бриссак. Он уже совершенно успокоился и рассматривал гостя с любопытством солдата, готового раздавить вошь, найденную в собственном белье.

— Вознаграждение я хочу получить до того, как укажу бухту, где обычно находится флот сеньоры Жанны, — ответил де Гито, дерзко глядя прямо в глаза шевалье.

Де Бриссак вдруг расхохотался. Насмеявшись вдоволь, он сказал:

— Да вы дурак, мсье! Вас сейчас арестуют, и на допросе вы расскажете мне все за милую душу. У меня, знаете ли, есть большой мастер развязывать языки даже большим упрямцам.

— Ну, во-первых, я не очень разговорчивый и хорошо переношу боль. А во-вторых, арестовать меня не так-то просто.

— Да что вы говорите? Может, попробуем?

— Я бы вам не советовал это делать.

— Почему?

— Потому что, прежде чем меня убьют, я успею прикончить и этих ваших олухов, — де Гито кивнул на дверь, — и вас, шевалье.

— Извольте просветить: чем вы намереваетесь с нами расправиться? — Де Бриссак осклабился. — Уж не этим ли маленьким ножиком, что висит у вас возле пояса?

— У меня есть другое оружие, более серьезное, — ответил де Гито.

Не успел де Бриссак и глазом моргнуть, как в руках шевалье появился длинный и острый кинжал, который мигом оказался возле горла коменданта порта. Как де Гито ухитрился спрятать оружие в своей одежде, выяснять было недосуг.

— Все, все, шевалье, извините, я пошутил! — торопливо произнес де Бриссак. — Предлагаю обсудить ваше предложение в мирной обстановке. — Он не был трусом, но как человек бывалый сразу понял, что де Гито настроен решительно.

— Согласен, — ответил де Гито. — Рыцарь забрал меч коменданта, а свой кинжал вложил в ножны, спрятанные под одеждой. — Так оно будет спокойней, — сказал он, усаживаясь в кресло напротив стола де Бриссака. — Итак, вы согласны на мои условия?

Комендант порта отличался быстротой принимаемых решений. Иного варианта поймать бешеную ведьму из Клиссона у него просто не было.

— Да, — твердо ответил он.

— Когда я получу вознаграждение?

— Хоть сейчас. Но с одним условием…

— Каким условием? — насторожился де Гито.

— До выхода кораблей в плавание и до того момента, как ваша бывшая сеньора окажется в тюрьме, вас везде будут сопровождать мои люди.

— У меня нет возражений. Имеется лишь одно встречное пожелание.

— Внимательно слушаю… — взгляд де Бриссака посуровел: что еще удумал этот хитрый негодяй?

— Когда суда Его Величества выйдут в Ла-Манш для охоты на пиратов, мне хотелось бы быть на одном из них.

Де Бриссак расслабился, пристально посмотрел на де Гито и сказал:

— Похоже, у вас есть личные счеты к кому-то из своих бывших товарищей…

— Вы весьма проницательный человек, господин комендант. Именно так.

— Что ж, это даже лучше. Вас зачислят в отряд меченосцев, который усилит команды судов.

— Благодарю вас, господин комендант, — де Гито встал и церемонно поклонился.

Де Бриссак холодно кивнул в ответ и вызвал казначея…

Глава 20

Последний бой Жанны

Жан де Монфор бежал в марте 1345 года из Лувра, переодевшись торговцем. Как могло такое случиться, никто не имел понятия, кроме ростовщика Элиаса из Везеля. Тот точно знал, во сколько обошлась графу свобода и кто ему помог. После побега из заточения претендента на корону Бретани ростовщик стал в два раза богаче — Жанна Фландрская готова была отдать последний золотой, лишь бы ее любимый муженек смог продолжить борьбу.

Оказавшись на свободе, де Монфор отправился в Англию и получил там подкрепление. Вскоре он со своим наемным войском высадился в Бретани, где долго и безуспешно осаждал Кемпэ. В конечном итоге граф возвратился в Эннебон — там он и умер от полученной в боях раны. Жана де Монфора временно похоронили в аббатстве Сен-Круа де Кемперле, затем его останки были перенесены в часовню монастыря доминиканцев, расположенную в Буржнеф де Кемперле.