Нибелунги Крючкова Ольга
…Весть о вторжении лангобардов застала Гунтара и его братьев на охоте. Они тотчас же вернулись в Ворбетамагус, собрали дружину и выступили по направлению к Тюрингии.
Перед ними предстала безрадостная картина: выжженные деревни, окровавленные трупы, тронутые разложением. Западные пределы королевства были разграблены подчистую.
Агриппина, столица Тюрингии, некогда возникшая вокруг римского форта, была полностью уничтожена. Само же королевство подверглось невиданному разграблению. Фисуд, король Тюрингии, чудом остался жив.
Поэтому лангобарды, отягощённые тюрингской добычей, отступили ещё до прихода королевских сил. Агинмульд решил, что ещё вернётся в Бургундию, дойдёт до самого Ворбетамагуса и пленит прекрасную Кримхильду.
В начале лета в Бургундию прибыл посланник короля лангобардов. Облачённый в красный плащ, подбитый мехом лисицы, обвешанный всевозможными украшениями, – его дружина выглядела под стать, – германцы приблизились к Ворбетамагусу.
Гунтар был предупреждён о том, что лангобарды пересекли границу ещё загодя. Причём посланник поступил хитро. Он решил отправиться сначала в Августу Винделику, а уже затем по военной дороге – в Субмукториум, Курию Расторрум, Камбодунум, Констанцию и далее в Ворбетамагус. Таким образом, лангобарды демонстративно проследовали через всю Рецию и северные земли алеманов, чинить препятствий им не стали, потому как посланник обладал охранной грамотой, выполненной по всем римским законам на латыни и скреплённой личной печатью Агинмульда, а затем благодаря щедрым дарам – и печатью наместника.
Словом, король лангобардов, в лице своего посланника и разряженных, как павлины, дружинников, давал понять всем, что следует в Ворбетамагус с более чем мирными намерениями.
…Итак, лангобарды стояли под стенами Ворбетамагуса, ожидая дозволения проследовать в город. Гунтар пребывал в смятении: с одной стороны, ему хотелось выхватить меч из ножен и разрубить каждого из лангобардов от темени до пупка[17]. С другой – они обладали дипломатическим иммунитетом. Петроний, видя состояние короля, не преминул ему об этом напомнить.
– Вы можете ненавидеть или презирать лангобардов, мой король. Но они явились в Бургундию на сей раз не как враги, а как посланники. Поэтому вы просто обязаны принять их и выслушать…
Гунтар цепко воззрился на советника.
– Ума ни приложу, что им вообще от меня могло понадобиться? – высказался он.
Петроний пожал плечами.
– О том ведомо только Всевышнему. И потому…
– Да-да! – нетерпеливо перебил советника Гунтар. – Я должен принять их!
…Наконец лангобарды были приглашены в стены города. Король приказал разместить их в специальных покоях, предназначенных для подобных случаев. Ворбетамагус часто посещали посланники из Медиоланума (в последнее время из Равенны), Августы Винделики, Констанции, Лаврика, Агриппины, Кастра Ветеры, Дурокортурума и Камерарума, поэтому королевский дворец, построенный наподобие римской виллы, располагал отдельными помещениями, где мог разместиться гость и его люди.
Лангобарды остались довольны приёмом. Даже вечером их развлекли очаровательные рабыни. На следующее утро была назначена аудиенция у короля.
Альбоин, так звали лангобардского посланника, вошёл в приёмный зал в сопровождении двух нарядно одетых слуг, державших в руках увесистые ларцы явно тюрингской работы.
Гунтар метнул на них взгляд. Отчего-то ему стало неприятно и «засосало под ложечкой». «Награбили, теперь раздаривают…» – невольно подумал он.
Лангобард приблизился к трону Гунтара, почтительно поклонился и произнёс на безупречной латыни:
– Я – Альбоин, посланник короля Агинмульда. Мой король прислал дары в знак почтения и надежды на взаимное понимание… – Он сделал знак рукой, слуги сделали несколько шагов вперёд, поклонились, поставили ларцы на пол и отворили их. Перед взором Гунтара в одном из доверху наполненных ларцов предстали россыпи сочных тёмно-вишнёвых и коричневых гранатов, изящных фиолетовых аметистов, соблазнительных золотисто-жёлтых гелиодоров. В другом – украшения со вставками из жёлто-красных гиацинтов, синих и розовых турмалинов, бледно-голубых лунных камней, оранжевых опалов, бледно-зелёных празеолитов.
К своему вящему удивлению, Гунтар был сражён богатством и красотой подарков. Невольно он подумал, что ни лангобарды, ни тюринги не умеют так искусно гранить камни и изготавливать столь изящные украшения. Наверняка они византийского происхождения и стали добычей во время одного из походов лангобардов с гуннами в бассейн Понта Эвксинского. Вероятно, кому-то из тамошних царьков пришлось расстаться со своей сокровищницей.
Альбоин с превеликим удовлетворением заметил, что король сражён красотой драгоценных камней. Он улыбнулся, подумав: «Пусть лангобарды не так утончены, как бургунды, зато мы – истинные воины! И можем добыть в сражении всё, что пожелаем!»
Наконец Гунтар совладал с собой и милостиво произнёс:
– Благодарю короля Агинмульда за столь щедрые дары.
Посланник подобострастно поклонился.
– Мой король также выражает надежду, что недавний пограничный инцидент… – он многозначительно посмотрел на Гунтара, – не станет препятствием для того, чтобы два великих дома породнились.
Гунтар удивлённо «вскинул» густые чёрные брови и понял наконец цель визита посланника. Однако решил занять выжидательную позицию. Петроний же, находившийся подле трона, несколько раз крякнул, мотнул головой, словно бык, отгонявший назойливую муху, и воззрился на рядом стоявшего Гернота. Тот неожиданно подмигнул советнику, также понимая, что речь пойдёт о сватовстве.
Гизельхар на встрече с лангобардом не присутствовал, ибо был занят тем, что строил планы военных кампаний, позволивших бы ему захватить хоть какое-нибудь королевство. Увы, но подходящих королевств поблизости почему-то не было, да и с дружиной приходилось повременить… Словом, новые земли Гизельхар завоёвывал и бросал к ногам Сибиллы лишь в своём воображении.
Тем временем Альбоин продолжил:
– Король Агинмульд наслышан о госпоже Кримхильде. Певцы, что достигли лангобардского королевства, восхваляли её несравненную красоту… Я даже записал на латыни одну песнь…
Посланник, словно фокусник, извлёк из длинного рукава нарядной туники свиток. Развернул его, откашлялся и прочитал с выражением:
– Мне причиняет боль то, что я расстался с прекрасной Кримхильдой, не посмев сказать ей, как я люблю ее. Я не сделал это из-за завистников, от которых я никогда не получали признака привязанности. Тот, кто разгромил Ад, пусть заставит их кричать и страдать.
Они хотят стеречь меня, хотя это делать им не к лицу, так они показывают свою зависть. Но это им мало поможет. Они скорее направят Рейнпо направлению к По, прежде чем я оставлю ту, будь что будет, которой я служил[18].
Альбоин умолк. Гунтар, Петроний и Гернот ещё какое-то время пребывали под впечатлением стихотворения. Посланник не торопился, понимая, что кичливые бургунды не ожидали услышать такого из уст дикого лангобарда.
– Песнь прекрасна… – наконец вымолвил Гунтар.
Лангобард, не сомневаясь в этом, поклонился.
– Так каков будет ваш ответ, повелитель Бургундии? – лукаво прищурившись, поинтересовался Альбоин.
– Я должен всесторонне обдумать предложение короля Агинмульда. Вы как посланник понимаете всю ответственность, внезапно возложенную на мои плечи. Поэтому я предлагаю вам воспользоваться моим гостеприимством, погостив в резиденции… А затем сообщить о моём ответе своему королю. Я же тем временем соберу государственный совет, потому как рассматриваю предстоящий союз не только как брачный, но и как стратегический…
Альбоин просиял, не ожидая услышать столь мудрого и в какой-то мере витиеватого ответа. В целом он был доволен: по всему было видно, король бургундов настроен весьма серьёзно.
– Благодарю вас, повелитель Бургундии. Однако у меня есть одна просьба…
– Слушаю вас, досточтимый Альбоин.
– Я так много слышал о красоте вашей сестры, что хотел бы увидеть Кримхильду воочию, дабы поделиться впечатлениями со своим королём.
Гунтар замешкался с ответом. Он устремил взор на Петрония: тот же отрицательно покачал головой. Гунтару не понравилась реакция советника, и он наконец ответил:
– Разумеется, Альбоин. Но лучше увидеть мою сестру так, чтобы она ни о чём пока не догадывалась. Ни к чему тревожить девичье воображение раньше времени. Я сообщу вам о такой возможности отдельно…
Лангобард, преисполненный надежды, откланялся и в сопровождении своих людей покинул приёмный зал.
Петроний хранил глубокомысленное молчание. Гернота же, напротив, прямо-таки распирало высказаться:
– Гунтар! Насколько я понял, король диких лангобардов намерен жениться на нашей сестрице!
– Да, ты всё правильно понял… – подтвердил король, вставая наконец с трона. – Однако лангобарды не такие уж дикие… Посмотри, какие камни и украшения прислал их король.
Гернот стремглав бросился к открытым ларцам. Он опустился на мозаичный пол перед одним из них, наполненным драгоценными камнями и, не удержавшись, зачерпнул пригоршню гранатов, лежавших сверху.
– Словно запёкшиеся капли крови… – зачарованно произнёс он.
Петроний многозначительно откашлялся. Гунтар обернулся и пристально воззрился на советника.
– Ты хочешь что-то сказать, Петроний?
– Да, мой король… По поводу прозвучавшего предложения.
– Советую тебе повременить и всё как следует обдумать. Завтра я соберу совет, на котором мы обсудим предложение короля Агинмульда.
– Как вам угодно, повелитель… Могу ли я удалиться?
Гунтар милостиво кивнул. Петроний покинул приёмный зал, Гернот по-прежнему созерцал драгоценные камни. Они притягивали и манили его…
Гунтар удалился в свой кабинет, дабы собраться с мыслями. Гернот же поспешил в покои матушки. Она и её компаньонки занимались вышиванием. Утта оторвалась от своего кропотливого занятия и воззрилась на вошедшего сына.
– Матушка, могу ли я поговорить с вами?
Утта удивилась: в голосе сына послышались взволнованные нотки. Она встала с мягкого, обшитого бархатом табурета.
– Нам лучше отойти… – произнесла она, заметив уже любопытное взоры компаньонок. И увлекла сына в дальний угол комнаты, где стоял низкий столик, вокруг которого были разбросаны цветные подушки. Компаньонки, сыновья и дочь, часто посещавшие покои королевы-матери, любили понежиться на них. Однако Утта предпочитала сидеть на стуле, стоявшем тут же подле подушек.
Она села на стул и жестом пригласила сына расположиться на подушках у её ног. Но почему-то Гернот не спешил этого сделать. Он присел на подушки поодаль от матери, обдумывая всё то, что намеревался сказать ей. На столе стояли серебряные и византийские керамические чаши, наполненные различными фруктами. Гернот с задумчивым видом потянулся за крепкой золотистой виноградинкой, положил её в рот и начал сосредоточенно жевать.
Утта была окончательно заинтригована. Она наконец не выдержала затянувшегося молчания и первой нарушила его:
– Говори, Гернот, не томи меня…
Гернот встрепенулся, выйдя-таки из задумчивости. Он перебрался на подушки подле матушки и начал говорить тихо, стараясь не привлекать внимания компаньонок.
– Гунтар встречался с послом лангобардов…
Утта кивнула.
– Я знаю о его прибытии в Ворбетамагус. Надеюсь, его хорошо разместили?.. Хотя не стоило! Ещё недавно эти дикари топтали нашу землю.
– Да, их разместили хорошо, посол остался доволен оказанными почестями и гостеприимством сенешаля… – подтвердил Гернот. – Король Агинмульд прислал щедрые дары…
– М-да… И чего же он хочет? – насторожилась Утта.
– Мира, взаимопонимания… – неопределённо ответил Гернот.
Утта удивлённо вскинула чёрные выразительные брови.
– Можно подумать, мы были против мира! Это лангобарды напали на нас! И теперь взаимопонимание им подавай! Странно… Что за всем этим кроется, Гернот? Ты можешь объяснить мне?
Гернот пребывал в смятении: разумеется, он был сражён дарами лангобардов, однако считал короля Агинмульда отнюдь не подходящей партией для Кримхильды. Повелителю лангобардов было уже сорок пять лет, он похоронил двух жён. И теперь решил жениться на юной девице! Кримхильде едва исполнилось пятнадцать! Всё в Герноте протестовало против этого брака. И он боялся, что Гунтар согласится…
– Король лангобардов просит руки Кримхильды! – выпалил Гернот.
Утта побледнела, однако старалась сдерживать захлестнувшие её эмоции.
– И что король, мой сын? Что он ответил посланнику? – с тревогой в голосе поинтересовалась королева-мать.
– Гунтар сказал, что должен обдумать предложение… Вопрос серьёзный… – понимая состояние матери, ответил Гернот.
– И как долго Гунтар намерен обдумывать предложение лангобардов? – допытывалась Утта.
– Завтра он собирает совет… – признался Гернот и тут же порывисто добавил: – Матушка, я не хочу, чтобы моя сестра отправилась в дикие земли и стала женой стареющего сластолюбца!
Утта с благодарностью воззрилась на сына.
– Ничего не говори Гунтару о нашем разговоре… И тем более Кримхильде… Не престало попусту беспокоить её.
– Обещаю, матушка… Однако наш король обещал, что посланник-лангобард увидит Кримхильду.
Глава 3
Утта нагнулась и поцеловала сына в лоб.
– Иди… Мне надо подумать… – произнесла она.
Гернот поднялся с подушек и покинул покои матушки. Казалось, Утта пребывала в оцепенении. Компаньонки исподволь наблюдали за своей госпожой. Наконец она из девушек оставила вышивание и отважилась приблизиться к королеве-матери.
– Госпожа, госпожа… – робко обратилась она к Утте. – Вы что-нибудь желаете?
Утта очнулась. Она огляделась, взгляд её скользнул по фрескам, украшавшим стены помещения.
– Нет-нет… Благодарю тебя… Можешь продолжить свою работу.
Компаньонка поклонилась и поспешила к напольной раме для вышивания.
Утта резко поднялась со стула. В голове у неё пульсировала только одна мысль: «Надо поговорить с Петронием… Только он сможет повлиять на решение Гунтара…»
…Петроний пребывал в тяжких размышлениях, когда в его покои вошла Утта, одна, без свиты. Советник удивился, однако тотчас поспешил навстречу к королеве-матери.
– Блистательная госпожа! Благодарю вас, что посетили моё скромное жилище!
Утта беглым взором окинула «скромное жилище» советника, про себя подметив, что с каждым разом интерьер становится всё богаче и изысканнее и вскоре сможет соперничать (по слухам, разумеется) с виллой Аэция Флавия, что под Равенной.
– У меня к тебе серьёзный разговор, Петроний… – тотчас пресекла велеречивого советника гостья.
– Да-да, разумеется, я всегда к вашим услугам… – подтвердил свою готовность Петроний и указал Утте на стулья, стоявшие друг напротив друга. Королева-мать с удовлетворением присела на привычный для неё стул. Сам же Петроний разместился напротив, решив, что возлежать на римской кушетке[19] будет несколько неуместно.
Утта молчала, не решаясь отчего-то начать разговор первой. Петроний решил помочь ей.
– Госпожа, вероятно, нечто важное привело вас сюда… одну, без свиты… Разговор будет приватным, не так ли?
– Да, – подтвердила Утта. – И я прошу сохранить в тайне всё, что здесь будет сказано.
– Не сомневайтесь в этом! – заверил её советник.
Утта удовлетворённо кивнула и произнесла:
– Мне стало известно, что король лангобардов выказал желание жениться на моей дочери…
Петроний сморгнул. «Гернот проболтался… Больше некому…» – промелькнуло у него в голове.
– Да, моя госпожа, это так. Причём Агинмульд прислал богатые дары, чем явно расположил к себе нашего короля.
– Ах, вот как! – резко воскликнула Утта. Внутри у неё всё «кипело» от возмущения. – И что ты по этому поводу думаешь, Петроний?
Советник закатил глаза, причмокнул и наконец произнёс:
– Сиятельная госпожа, думаю, наш король уже всё решил… Совет, назначенный на завтра, будет лишь формальностью.
Утта отшатнулась.
– Ты хочешь сказать, что Гунтар даст согласие на этот брак? Агинмульд старше даже меня, уморил двух жён… Мало того, он – язычник!
– Всё так, моя госпожа… – подтвердил Петроний. – Но вы не учитываете сложившейся политической обстановки. А она отнюдь не простая…
Утта недовольно фыркнула.
– Ох уж эта политика! Ничего в ней не понимаю! Я всего лишь – женщина! Но вы, мужчины, готовы ради неё пожертвовать всем!
Петроний развёл руками.
– Увы, моя госпожа… Мир жесток, и приходится считаться с его законами.
Утта теряла терпение. Она несколько раз глубоко вздохнула и произнесла:
– Мне всё равно, чего на данный момент требует политика. Я не хочу, чтобы моя единственная дочь стала заложницей её интересов. И поэтому прошу тебя, Петроний, убедить Гунтара отвергнуть предложение короля Агинмульда.
Петронию и самому не нравилась вся эта затея лангобардов по одной простой причине: союз Бургундии и королевства лангобардов был выгоден прежде всего им самим и, пожалуй, гуннам, но отнюдь не Риму. А Петроний как римский гражданин (а им он до сих пор являлся, несмотря на то, что двадцать лет провёл в Ворбетамагусе) руководствовался в своих поступках всегда в первую очередь интересами Рима, а затем уж Бургундии. И назревающий союз мог повредить его родине. Поэтому Петроний решил использовать на совете всё своё красноречие и дар убеждения, дабы убедить Гунтара не связываться с лангобардами.
– Я сделаю всё возможное, моя госпожа, – пообещал советник.
– Я знала, что тебе можно довериться… – с некоторым облегчением произнесла Утта.
…Вечером, когда Утта в сопровождении дочери и компаньонок направилась в храм, дабы послушать вечернее бдение, у галереи, которая вела на храмовую площадь, она заметила высокого статного светловолосого мужчину в богатом облачении. Доселе Утта никогда не видела его в королевской резиденции и по назойливым взглядам, что он бросал на Кримхильду, догадалась – это тот самый посланник-лангобард.
Кримхильда также обратила внимание на чужеземца.
– Кто это, матушка? – спросила она. – И почему он так смотрит на меня?
– Вероятно, один из послов, что недавно прибыл в резиденцию. – Утта старалась говорить как можно спокойнее и, немного помолчав, добавила: – Что поделать, если шпильманы на весь свет растрезвонили о твоей красоте! Вот знатные мужчины и стремятся в Ворбетамагус… На тебя полюбоваться…
Кримхильда улыбнулась: приятно слыть самой красивой девушкой не только в Бургундии, но и в сопредельных королевствах.
И вот настал день совета. Гунтар восседал на троне, его окружали Гернот, Гизельхар, Петроний, верные друзья – Хаген и Фольгер; несколько придворных, мнением которых король не особо дорожил, но по своему статусу те всегда присутствовали при решении государственных вопросов.
Гунтар обвёл своих советников цепким взором и перешёл к делу:
– Вы знаете, что в Ворбетамагус прибыл посланник короля лангобардов, не только дабы наладить утраченные в силу некоторых причин отношения между нашими государствами, но и просить руки моей сестры Кримхильды. Я обещал посланнику обдумать предложение Агинмульда. И потому хочу услышать ваше мнение по этому поводу…
Гунтар цепким взором обвёл присутствующих в зале.
Гизельхар как-то рассеянно посмотрел на короля, его мысли явно занимало отнюдь не предстоящее замужество Кримхильды. Гернот потупил очи долу, потому как всё его естество противилось предложению лангобардов.
Гунтар понял: от братьев ему поддержки не ждать. Тогда он обратился к Петронию.
– Что скажешь?..
Петроний приосанился и приступил к рассуждениям:
– Мой король, конечно, предложение лангобардов с одной стороны выглядит заманчиво. Тем более что они не ударили в грязь лицом, а преподнесли вам изумительные дары. Однако… Насколько мне известно из верных источников, ситуация на северо-восточных рубежах Западной Римской империи неспокойная. И этому, в том числе, способствует излишняя активизация лангобардов. Агинмульд создаёт новые союзы с германскими вождями… И это настораживает…
– Как раз браком Кримхильды и Агинмульда мы обезопасим свои границы, – высказался Гунтар.
Петроний тяжело вздохнул.
– Мой король, племенные вожди никогда не сдерживают своих обещаний. Вспомните, к примеру, поведение Мундзука, вождя гуннов. Не успел он договориться с Аэцием Флавием об установлении мира, как тотчас же нарушил его. Таковы и лангобарды. Сегодня они заигрывают со свевами и маркоманнами, а завтра объединятся в дакками или тюрингами… Кто знает, что на уме у Агинмульда. Не исключено, что Агинмульд хочет убедить вас в своих добрых намерениях, а это отнюдь не так. Предположим, он женится на Кримхильде, пройдёт год-два – у неё родится ребёнок. Вы будете пребывать в уверенности, что лангобарды не нападут на Бургундию. Они же объединятся с тюрингами, которых громили ещё недавно, и с саксами. И как вы думаете, против кого будет направлен этот союз?
– Против Бургундии… – с придыханием ответили присутствующие в зале. Петроний всегда умел завладеть вниманием аудитории и подчинить её своему влиянию Вот и сейчас произошло то же самое. Все были готовы поверить, что Агинмульд в союзе с саксами и тюрингами уже намеревается вторгнуться в пределы королевства.
– Значит, по-твоему, Петроний, – прервал король велеречивого советника, – Агинмульду надо отказать…
– Да, мой король. Этот союз ничего не даст нашему королевству. – С непоколебимой уверенностью в голосе заявил Петроний.
– Хм… Что ж… В зале присутствуют и другие советники, – заметил Гунтар. – Хаген, ты храбрый и бескомпромиссный воин, бок о бок мы крушили саксов и тюрингов. Я хочу услышать твое мнение.
– Благодарю, мой король, – Хаген почтительно поклонился. – Я согласен с Петронием в том, что лангобарды коварны и руководствуются лишь сиюминутными интересами. Им нельзя доверять. Однако… Как ни прискорбно, я вынужден признать, что брак Кримхильды и Агинмульда даст нам возможность укрепить свои северо-восточные границы и найти новых союзников. Тюринги восстановят силы не ранее чем через два-три года. Возможно, в это время лангобарды предпримут попытку вторгнуться в наше королевство.
Гернот не выдержал и в сердцах воскликнул:
– Опомнись, брат мой! Наша сестра становится разменной политической монетой! Неужели её красота достойна того, чтобы прозябать в шатре лангобардов? У них даже городов-то нет!
Гизельхар наконец сосредоточился и вник в суть дела. Он также поддержал Гернота и резко высказался:
– Кримхильда должна выйти замуж за настоящего короля, а не предводителя дикарей! Если ты отдашь её за Агинмульда, она будет несчастна до конца своих дней! Подумай о нашей матери! Что станет с ней? Она умрёт от горя!
Гунтар смутился. Но тут же взял себя в руки:
– Я разделяю твои чувства, Гизельхар. Однако политика и интересы королевства должны быть выше личных привязанностей.
– Слышал бы тебя сейчас наш покойный отец… – буркнул Гернот. – Я не желаю здесь присутствовать. Вы губите мою сестру! – сказал он, резко развернулся и покинул зал. Гизельхар последовал вслед за братом.
Гунтар понял: убедить семью в его благих намерениях будет непросто.
Однако короля поддержали Хаген, Фольгер и несколько придворных, допущенных на совет. Петроний остался в меньшинстве. Впрочем, он ожидал подобного исхода дела: Кримхильда должна стать женой Агинмульда, потому как это выгодно королевству.
Гернот и Гизельхар приказали седлать коней и отправились на прогулку по предместьям города. Юношам не хотелось попадаться на глаза Кримхильде, ибо всё равно они не смогли бы сдержаться и поведали бы сестре об уготовленной ей участи.
Гунтар отправился в покои матушки. Та же ожидала сына с нетерпением и, когда тот появился, тотчас приказала компаньонкам удалиться.
– Как прошёл совет? – с деланным спокойствием спросила королева-мать, усаживаясь на мягкую скамеечку.
Гунтар нервно прохаживался по комнате, не решаясь начать разговор. Наконец он ответил:
– На совете обсуждался вопрос о предстоящем замужестве Кримхильды…
Утту затрясло мелкой дрожью. Превозмогая гнев и волнение, она спросила, нарочито подчёркивая свою неосведомлённость:
– И кто же избранник моей дочери? Отчего мне ничего не известно о нём?
– Король лангобардов Агинмульд…
Утта почувствовала, что глаза наполняются слезами.
– Вероятно, ты руководствовался политическими соображениями?.. – срывающимся голосом спросила она. Гунтар лишь кивнул в ответ. – Ты уже написал ответное послание лангобарду?
– Ещё нет… Вечером продиктую секретарю, посланник отбудет из Ворбетамагуса только завтра утром.
Неожиданно слёзы на глазах королевы-матери чудесным образом просохли. Красивые серые глаза (их унаследовала Кримхильда) расстроенной и разочарованной женщины приобрели оттенок иберийской стали.
– Надеюсь, у твоих гостей останутся самые лучшие впечатления о Бургундии, – жёстко произнесла она и поинтересовалась как бы невзначай:
– Когда ты намерен поговорить с Кримхильдой?
Гунтар пожал плечами.
– Я думал, что это сделаете вы, матушка… – признался он.
– Хм… Хорошо, если тебе так угодно, – Утта проявила удивительную сговорчивость. – Но думаю, что следует несколько повременить.
– Зачем? Что это даст?
– Да мало ли что может случиться… – неопределённо ответила та. – Вдруг к ней посватается сам Аэций Флавий?
Гунтар не понял издевки и попросту ответил:
– Он любовник Галлы Плацидии, матери римского императора.
– Жаль, уж его-то я была бы рада видеть в зятьях, – продолжила Утта всё тем же едким тоном. – Кстати, лангобарды намереваются возвращаться прежней дорогой?
– Точно не знаю… А что?
– Я хотела передать с ними письмо своей двоюродной сестре в Констанцию… – совершенно невинным тоном ответила Утта.
– А Ульрике! – воскликнул Гунтар. – Ты по-прежнему ведёшь с ней переписку?!
– Да, что ещё остаётся стареющей женщине? Вышивание, прогулки по саду и переписка…
– Пиши письмо, я передам его Альбоину, посланнику лангобардов, он непременно доставит его Ульрике в обмен на тёплый приём. Так ты обещаешь поговорить с Кримхильдой?
– Непременно, но позже… – с деланым спокойствием произнесла Утта. – А теперь, с твоего позволения, я хотела бы приступить к написанию письма.
Гунтар поклонился матери и покинул её покои.
В этот день Утта написала два письма для Ульрики. Одно, которое она намеревалась передать ей официально с лангобардами, содержало лишь общие слова, а другое… Содержание письма выражало отчаяние. Утта не скрывала своих чувств и вполне могла довериться Ульрике. Когда-то много лет назад юные сёстры были дружны и доверяли друг другу сокровенные тайны. Затем одна из них вышла замуж за короля Бургундии, другая – за полководца алеманов. Обе были счастливы в супружестве, виделись крайне редко, но регулярно переписывались, потому как почта на римских дорогах была налажена отменно. Несмотря на то что годы неумолимо шли вперёд, женщины сохранили тёплые воспоминания о прошлом и были готовы оказать друг другу помощь.
Поэтому Утта открыла душу в письме своей сестре:
«Моя любимая сестра! Ещё недавно я писала тебе, что в Ворбетамагусе всё благополучно, если не считать нападения лангобардов на приграничные территории.
Однако Великий Логос отчего-то прогневался на меня и мою дочь Кримхильду… На днях в резиденцию прибыл посланник короля Лангобардов. Он прослышал о прелестях моей невинной дочери и возжелал её. И что самое ужасное, король, мой сын Гунтар, одобряет этот брачный союз. Союз язычника и арианки! Моя бедная девочка даже не может себе представить, какая печальная участь ей уготована – делить ложе с дикарём. На все мои увещевания и мольбы Гунтар отвечал лишь одно: он действует во благо королевства. Да, но не своей сестры! Он решил пожертвовать ею… У тебя у самой две дочери. Слава Всевышнему, они устроены прекрасно. Старшая стала женой видного чиновника и живёт в Медиолануме, младшая замужем за племянником наместника Реции. Их вилла, что расположена в пяти лигах от Августы Винделики, выше всяческих похвал.
Теперь представь, Ульрика, что твои дочери, вместо того чтобы наслаждаться роскошью и объятиями любимых мужей, делили бы ложе с ломбардцем и жили бы в походном шатре. Думаю, что ты никогда бы не пожелала своим девочкам такой участи. Поэтому молю тебя, помоги мне! Это письмо тебе передаст человек, которому можно доверять всецело. Надеюсь, ты помнишь его…
Твоя любящая и умеющая быть благодарной Утта».
Утта запечатала оба письма сургучовой печатью с изображением своего рода: двух скрещенных мечей, увитых омелой, и креста между ними. Она окинула придирчивым взором свитки и взмолилась:
– О Великий Логос! Прости все мои будущие прегрешения, ибо я движима материнской любовью и хочу защитить свою дочь. – Затем она взяла стоявший тут же на столе маленький серебряный колокольчик и несколько раз позвонила в него.
Вошла прислужница.
– Отправляйся к Румольду, пусть зайдёт ко мне после вечерней молитвы, – распорядилась она.
Прислужница поклонилась и направилась выполнять приказ госпожи. Она миновала длинную крытую галерею и спустилась к королевским конюшням, где и заправлял коннетабль Румольд.
Коннетабль Румольд пользовался особенным доверием госпожи Утты, возможно, потому что много лет назад Ульрика была не шутку увлечена красивым юношей. Румольд отвечал Ульрике пылкой взаимностью, но, увы, им не суждено было соединить свои судьбы. В четырнадцать лет Ульрику выдали замуж на знатного алемана. Девушка какое-то время потосковала о прекрасном конюхе, но быстро утешилась в страстных объятиях мужа. Алеман был высок, статен, храбр и сумел завоевать любовь Ульрики (она родила ему впоследствии сына и двух дочерей), а также благодарность и доверие своего короля, став военачальником. Теперь же Ульрика считалась одной из уважаемых и знатных матрон Констанции, а Румольд дослужился только до должности коннетабля[20] и теперь заведовал королевскими конюшнями.
Прислужница приблизилась к коннетаблю. Мужчина, несмотря на возраст, ещё сохранил следы былой красоты, и зрелые женщины частенько на него заглядывались. Тридцатилетняя прислужница не была исключением, хоть и имела мужа.
Коннетабль распекал двух конюших за нерадивость. Прислужница решила подождать, когда он закончит выволочку своим подчинённым, и произнесла как можно мягче:
– Румольд…
Коннетабль оглянулся.
– Что тебе?
– Госпожа Утта желает видеть тебя после вечерней молитвы.
Румольд удивился: давно королева-мать не призывала его в свои покои, с тех пор прошло немало лет.
– Передай моей госпоже, что подчиняться её приказам – для меня честь и удовольствие.
Прислужница улыбнулась, смерив неоднозначным взором облачённого в кожаные штаны и короткую тёмно-коричневую тунику Румольда, полного жизни и энергии. Внезапно женщина представила себе, как коннетабль заключил её в объятия (у него были такие сильные руки…), и почувствовала нахлынувшее волнение.
…Тем временем Утта обдумала дальнейший план действий. Она приказала одной из компаньонок передать письмо Гунтару, сама же направилась в «скромное жилище» Петрония. Тот пребывал в явно дурном расположении духа.
Читать бесплатно другие книги:
