Мой друг тролль (сборник) Мазин Александр
Высоко держа лампу, он направился дальше по коридору.
Катя, глядя, в основном, под ноги, пошла за ним. Коридор был чудовищно длинный и еще более чудовищно захламленный. Двери, большей частью закрытые, какие-то закутки, из которых несло гнилью и затхлостью… Жилище Карлссона было огромно и невероятно запущенно. А занимало, наверное, целый этаж. Пока они шли, у Кати возникло такое чувство, что они странствуют по каким-то подземельям. Или по канализации. Если бы Катя точно не знала, что квартира располагается на уровне ее мансарды, решила бы, что ее завели в подвал. «А я-то думала, что моя мансарда – заброшенный чердак! – размышляла она. – И дохлятиной какой-то здесь воняет…»
– Чем тут пахнет? – спросила она. – Как будто крыса сдохла.
– Не крысы, мыши, – пояснил Карлссон. – Их тут полно. Но не дохлые, дохлых я в окно выбрасываю, живые. Грызут все подряд.
– А кота ты завести не пробовал?
– Кота? – Похоже, эта мысль Карлссону в голову не приходила. – Я с котами как-то… не очень. Но идея хорошая.
Слева из темноты показалась приоткрытая дверь, из-за которой брезжил свет.
– Не туда, – остановил Катю хозяин. – Нам дальше.
– А там что?
– Не знаю. Ни разу туда не заглядывал.
Свет лампы вдруг пропал – это Карлссон свернул за угол и вошел в следующую дверь. Катя последовала за ним и оказалась в большой, не меньше сорока квадратных метров, комнате.
– Ну вот, – Карлссон остановился и обвел рукой комнату. – Я живу здесь. Вернее, там, – уточнил он, указав в дальний угол.
Если бы Катя зашла сюда сама, она могла бы поклясться, что в этой комнате никто не живет. Она была не просто заброшенной, она имела такой вид, будто в нее никто не заходил лет тридцать, если не все пятьдесят. Должно быть, когда-то здесь была гостиная. Карнизы вместе с гардинами были сорваны и стояли, прислоненные к стенам. Стекла в окнах тоже отсутствовали. Их заменяла фанера. А в одном окне даже рамы не было – проем закрывал деревянный щит.
Карлссон, поднатужившись, снял его. В комнату проник свежий воздух. И лунный свет.
Катя осматривалась, дивясь. Возле стен угадывались очертания мебели в чехлах – высокие шкафы, кресла, стол на изогнутых ножках. Осьминогом нависала люстра, завернутая в тюль. Приглядевшись, Катя поняла, что на мебели не чехлы, а густой слой многолетней пыли.
– Это и есть твой дом? – почему-то шепотом спросила Катя.
– Нет, я тут просто живу.
– Давно?
Карлссон немного подумал и сказал:
– Нет, не очень.
– Но почему тут все так… заброшено?
– Меня устраивает. Я неприхотлив.
– Да уж… – пробормотала Катя, глядя, как оборванная гардина шевелится под сквозняком, словно одеяние призрака.
– А почему в окне нет рамы? – спросила она.
– Я ее вынул, – ответил Карлссон.
– Зачем?
– Чтобы на звезды смотреть, – в голосе Карлссона появились незнакомые, мягкие нотки. – Вон, видишь – Лосиха? – Карлссон ткнул пальцем куда-то в небо. – Когда небо безоблачное, я смотрю на Лосиху, дом вспоминаю…
– Какая лосиха? – не поняла Катя.
– Созвездие. Лосиха. Еще его Серп называют! Неужели не знаешь? – в свою очередь удивился Карлссон. – Вон он, прямо над той крышей…
– Ковш, что ли? Созвездие Медведицы?
– Какая еще медведица? Мировую Ось [4] найти можешь? Проведи от нее мысленно линию на две пяди вниз и налево…
– Какую ось?
Карлссон покосился на Катю и промолчал. Катя отвернулась от окна, случайно перевела взгляд на потолок и вздрогнула – громоздкая люстра о двенадцати рожках, оказывается, была закутана вовсе не в тюль, а в многослойную паутину.
– Неужели тебе не противно жить в такой грязи? – морщась, спросила Катя.
Карлссон пожал плечами.
Непостижимо, подумала Катя. Такая грязная нора, особенно после Швеции, где чуть ли не самый высокий уровень жизни в мире…
– Я тут живу временно, – сказал он уже обычным голосом. – Мне надо выполнить одно… дело. Потом я уеду. На родину. И больше сюда не вернусь.
«А не шпион ли он?» – промелькнула у Кати совсем уж бредовая мысль.
Еще ей вдруг вспомнилось, как лет десять назад ее отца послали в долгую командировку в Питер и он месяца два прожил на съемной квартире, которую предоставлял командированным завод. Катя приезжала к нему в гости, и папино временное жилье ей сразу ужасно не понравилось. Конечно, там не было такой помойки, квартира была чистая, прилично обставленная… но какая-то нежилая. И папа тоже говорил: «Вот кровать, вот плита, а больше я тут ничего не трогаю…»
«Это, наверно, тоже казенная квартира», – решила Катя.
– А где ты спишь? – спросила Катя, подходя к дивану. В полутьме диван выглядел вытесанным из камня. Катя украдкой прикоснулась к сиденью – твердая ткань захрустела и провалилась внутрь, подняв фонтанчик пыли.
– На полу. Я предпочитаю спать на твердом.
Это Катя понимала. Ее дедушка тоже доску на кровать кладет. У дедушки – радикулит.
Наверное, Карлссон еще старше, чем она думала. Очень может быть – по его лицу трудно определить возраст.
Спальное место Карлссона располагалось на полу, в темном углу у внешней стенки. Пыли там не было. И вообще больше ничего не было, даже одеяла. Зато запах тухлятины чувствовался гораздо сильнее. Катя подошла поближе, обнаружила под окном ворох птичьих перьев и разных мелких костей. Катю слегка замутило, но из вежливости она сделала вид, что ничего не замечает. Карлссон, однако, слегка встревожился.
– Если тебе что-то не нравится, я уберу, – с готовностью предложил он.
– Здесь вообще прибраться не помешало бы, – сказала Катя, поспешно отходя от окна. – Хочешь, я наведу тут порядок?
Катя представила, как тут прибирается… Кошмар! Но… сколько здесь может быть всего интересного!
Карлссон пожал плечами:
– Если хочешь. Мне все равно. Это неплохое жилище. И о нем никто не знает. Кроме нас.
– Как это?
– В этой норе никто не живет лет пятьдесят, если не больше. Похоже, о ней просто забыли. Я ее случайно нашел.
«Значит, не казенная», – подумала Катя.
– Ну да, удобно, – сказала Катя, – коммунальные платежи платить не надо.
– Здесь отличное укрытие, – сказал Карлссон. – За все те годы, которые я тут прожил, ни один человек меня не беспокоил.
Катя отметила слово «укрытие» и опять подумала о киллере.
Некоторое время они оба молчали. Катя заметила, что Карлссон как вошел, так и стоит посреди комнаты.
«Наверно, он не знает, как принимать гостей и что с ними делать, – решила Катя. – Если я – его первый гость за несколько лет…»
Катино внимание привлек старинный буфет. Она подошла к нему, потерла пальцем пыльную стеклянную створку. Внутри что-то тускло блеснуло.
– Можно открыть? – спросила она Карлссона.
– Открывай, – равнодушно сказал он.
Катя с усилием раскрыла дверцы из толстого, отливающего радугой стекла. Внутри стояла посуда. Много. Катя достала из буфета чашку со сплошным синим цветочным узором. Чашка была невесомая; ее стенки, тоньше листа бумаги, сквозили на просвет. Катя перевернула чашку, поднесла поближе к лампе. На донышке имелась надпись золотом: «Императорскiй фарфоровый заводъ».
– Чаем угостить не могу, извини, – подал голос Карлссон. – Плита не работает – дымоход заложен.
«Да тут, наверно, вся квартира набита антиквариатом», – подумала Катя, осторожно возвращая чашку в буфет. Если продать – озолотишься. И никто о ней не знает. Что за удивительное место… Нет, оно не выглядело неживым. Но и живым оно тоже не было. Что-то в квартире Карлссона было неправильно, неестественно. Как будто жизнь в ней когда-то внезапно остановилась. Что-то случилось здесь много лет назад, и квартира эта выпала из мира…
– Тут привидений случайно нет? – спросила Катя.
– Я не встречал, – спокойно ответил Карлссон. – По крайней мере в мою комнату они не заходят.
В комнате снова воцарилось молчание.
– А где твои вещи? – сообразила вдруг Катя.
– Какие вещи?
– Ну… имущество. Нажитое непосильным трудом, – съязвила Катя – ей показалось, что Карлссон над ней насмехается. – Ты же не хочешь сказать, что этот тренировочный костюм – все, что у тебя есть?
– Нет, – после долгой паузы прозвучал ответ хозяина. – Только оно не здесь, а на кухне. Там ларь. В нем – сохраннее. Мыши не доберутся.
«Хоть что-то оказалось у Карлссона как у людей».
– Хочешь посмотреть? – догадался Карлссон. – Пошли покажу.
Они снова, петляя, шли по пахнущему мышами коридору, освещенному только мигающим светом керосиновой лампы. Коридор привел их на кухню – узкое, непроглядно-темное помещение. Карлссон поставил лампу на стол. Из тьмы смутно выступали какие-то шкафы; над Катиной головой зловеще нависал огромный колпак вытяжки, под потолком змеились трубы. Через узкое окно-бойницу свет вряд ли проникал даже солнечным днем.
– Как тут душно, – тихо сказала Катя, озираясь. – Как в склепе.
– Зато никто не залезет, – возразил Карлссон. – Показывать добро?
– Конечно!
Карлссон остановился перед огромным, обитым бронзой сундуком, поставил на полку лампу, поковырялся в замке и, откинув тяжелую крышку, застыл в глубокой задумчивости.
Катя подошла поближе.
Внутри что-то сверкнуло кроваво-красным. Катя вздрогнула, но приглядевшись, узнала предмет. Это был длинный меч в ножнах. Кроваво-красное – это камни на его рукояти.
Карлссон очнулся, подхватил меч и одним движением, плавным и быстрым, вытянул его из ножен. На клинке тут же заиграли оранжевые блики.
Катя уставилась на Карлссона с мечом в руках.
«Горец! – забилась в голове нелепая мысль. – Пришелец из прошлого!» Здравый смысл намекнул, что в сочетании с киллером и шпионом это уже чересчур. Катя нервно хихикнула.
Карлссон положил меч на стол. Меч выглядел очень старым и почему-то смутно знакомым. Катя подумала, что, наверно, видела похожий в каком-нибудь музее. Крестообразная рукоять меча была украшена грубым цветочным орнаментом со вкраплениями плоских красных камней, а лезвие – всё иззубренное и, на Катин взгляд, довольно тупое.
– Можно? – спросила Катя.
Карлссон кивнул, и она взяла меч, оказавшийся ужасно тяжелым.
– Он настоящий?
– Какой же еще?
– Древнерусский?
– Его последний хозяин был свеем… Шведом.
– Ах да!
Раз Карлссон из Швеции, то и меч, естественно, оттуда же.
– Он у меня давно, – сказал Карлссон, принимая у Кати меч и нежно поглаживая изъеденную временем сталь. – Я всегда беру его с собой. Посмотришь, вспомнишь – и радость в сердце.
– А ты им умеешь… это… пользоваться?
– Немного. Но это мне не нужно.
«Естественно, – подумала Катя. – Сейчас мечами не убивают. Нет, все-таки он киллер…»
– А откуда он у тебя?
– Достался от одного достойного человека. Настоящего воина. Такие рождаются раз в столетие.
– Он подарил тебе меч? – с уважением спросила Катя.
– Скорее, оставил. На память.
– Он был твоим другом?
– Да как тебе сказать… Скорее, нет.
Карлссон ловко вложил меч в ножны и убрал в сундук. И опять впал в столбняк.
– А что у тебя там еще есть? – Катя сгорала от любопытства.
– Давненько я сюда не заглядывал… – бормотал Карлссон. – Так вот зарастешь мхом, прошлое забудешь… и уже непонятно, кто ты и зачем живешь…
Катя заглянула ему через плечо. Сверху, сбоку от меча лежал круглый темный предмет. И больше всего он напоминал…
– Ай! – взвизгнула Катя над ухом у Карлссона. – Что это?! Карлссон мгновенно развернулся к ней:
– Что?
– Там у тебя… Голова! – прошептала Катя.
У Кати родилась дикая, но вполне логичная мысль: а не голова ли это того самого старого знакомого, от которого остался на память меч?
Карлссон неодобрительно взглянул на Катю, но ее лицо выражало такой откровенный страх, что он буркнул:
– Ладно, посмотри.
Взял «голову» и протянул Кате. Та сначала рефлекторно отшатнулась, но потом сообразила, что «голова» – не настоящая. Она взяла «ужасный» предмет в руки.
«Голова» оказалась неожиданно тяжелой.
– Она что, деревянная? – все еще не отойдя от стресса, проговорила Катя.
– Ну не каменная же, – проворчал Карлссон.
Катя перевела дух, поставила голову на стол, поближе к лампе, и стала рассматривать. Это была не совсем голова – скорее череп. Грубо вырезанный человеческий череп в натуральную величину, с двумя дырками вместо глаз, едва заметной впадиной вместо носа и широкой усмешкой от уха до уха. Повертев «голову», Катя обнаружила, что рот у нее открывается на шарнирах. Во рту у «головы» лежал черный камушек.
– Да… оригинальная штука, – сказала она, поймав пристальный взгляд Карлссона.
– Я сам ее резал, – сказал он. – А глаза у нее светились. – Кате показалось, что говорит он скорее сам себе, чем ей. – Я туда гнилушки клал. Нильсу очень нравилось. Бывало, вернешься домой, а он сразу канючит – папа, покажи кукольный театр…
– Нильс – это твой сын?
Карлссон не ответил. Катя повторила вопрос.
– Мой первенец, – глухим голосом сказал он.
– А где он сейчас? В Швеции?
На этот раз Катя не дождалась ответа. Карлссон, бережно взяв деревянный череп, вернул его в сундук, после чего молча отвернулся.
«Чего это с ним?» – удивилась Катя.
При всех своих странностях невежливым с ней он никогда не был. «Наверно, скучает по сыну», – решила она. Катя снова заглянула в сундук и увидела еще одну игрушку. Кораблик размером с детскую ладонь.
– Ой, лодочка! – Катя протянула руку.
Карлссон мгновенно перехватил ее руку. И захлопнул крышку сундука.
– Ничего не трогай, понятно! Никогда ничего не трогай из моих вещей!
Так резко он еще никогда с ней не разговаривал.
Катя даже испугалась.
– Никогда, – повторил Карлссон уже мягче. – А сейчас тебе пора домой.
– Ты меня выгоняешь? – обиделась Катя.
– Нет, к тебе идет твоя подруга. Лейла. И с ней еще кто-то.
– Так поздно? Откуда ты знаешь? – удивилась Катя.
– Ее духи, – сказал Карлссон. – Я помню запах. Пойдем! – Он подтолкнул Катю к выходу.
Через минуту они уже стояли у окна ее кухни.
– Ты придешь ко мне завтра? – спросила Катя.
– Приду.
– А в гости к себе… пригласишь? – голос ее дрогнул.
– Конечно. Ты же обещала навести у меня порядок.
Кате показалось: он улыбается. Но разглядеть в темноте его лица она не могла.
И тут она услышала звонок в дверь.
– Иди, – сказал Карлссон. – Лейла пришла.
– А вдруг это не она? Вдруг это… кто-то другой?
На самом деле она подумала о Сереже. Или… о Диме.
Карлссон покачал головой и шагнул в ночь. Катя услышала негромкий шорох, потом скрип жести. Это он взбирался наверх.
Катя вздохнула, перелезла через подоконник и пошла открывать дверь.
Карлссон вернулся к себе и тяжело опустился на пол. Он устал. Не телом. Тело его не уставало почти никогда. Он устал от одиночества и ожидания. Кто бы мог подумать, что такой, как он, может устать от ожидания? Раньше, когда было кому ждать его, Карлссон никогда не уставал. Но это было давно… И как будто вчера.
Карлссон издал тонкий свистящий звук, похожий на скулеж собаки. Ему было плохо. Малышка, славная маленькая человечка, разбередила его рану.
Карлссон поднялся, прошел на кухню и отпер сундук. Первым делом посмотрел на подсказчик… Ничего, конечно, ничего. А чего он ждал? И сколько еще ждать…
Карлссон взял «голову», которая напугала Малышку. Для кукольного театра нужна была еще одна голова, и Карлссон сложил пальцы свободной руки так, чтобы тень от нее, падавшая на стену, напоминала человеческую голову.
– А сейчас, Нильс, я расскажу тебе историю о человечке, который не верил в троллей, – произнес Карллсон. Если бы Малышка сейчас слышала его, то без труда узнала бы язык поэмы о Кеннете Маклауде. – Их звали Дункан (кивок деревянной головы) и Уильям (кивок головы тени).
«Привет, Вилли!» – кивок деревянной головы.
«Привет, Дункан!» – кивок головы тени.
«Скажи, Вилли, ты идешь гулять в горы?»
«В горы, Дункан!»
«А ты не боишься троллей, Вилли?»
«Нет, Дункан, никаких троллей нет! Ну я пошел!»
«Иди, Вилли, удачи тебе!»
Голова-тень удалилась, а деревянная голова засмеялась, широко открывая рот.
«Это ничего, что ты не веришь в троллей, Вилли! Главное – чтобы тролли верили в тебя. И ты не обманешь их ожиданий, Вилли! Ведь ты такой то-олстенький!»
В этом месте Карлссон обычно смеялся – и Нильс смеялся вместе с ним. Но сейчас Карлссон засмеялся один.
– Я найду его, сынок, – прошептал он на языке, который Катя уже не узнала бы. – Я обязательно его найду…
Глава двадцать пятая,
в которой Катя не узнала «снежную королеву», зато узнала, что кое-кто считает ее «роковой женщиной»
– Знаете, почему среди троллей так много философов?
– А вы их женщин видели?
Эльфийский анекдот
Это действительно оказалась Лейка. И от нее действительно пахло духами. Она с решительным видом тащила за собой какую-то встрепанную девушку. Девушка всхлипывала и подвывала, закрыв лицо руками.
– Ты что так долго копалась? – сурово спросила Лейка, скидывая босоножки. – Спала, что ли? Ну у тебя и подъезд! Слушай, у тебя выпить ничего нет?
– Это кто? – изумленно спросила Катя, указывая на плачущую девушку.
– Да Наташка это, ты что, не узнала? Пару часов назад на мобильник мне позвонила. Рыдает, ничего толком сказать не может… Вот, полюбуйся, – Лейка отняла руки Наташи от лица.
Катя застыла от ужаса. «Снежная королева» Наташа выглядела постаревшей на десять лет. Кожа пожелтела, сморщилась, губы потрескались, опухшие от слез глаза казались маленькими и тусклыми. Но самое страшное – все ее лицо было покрыто какой-то коричневой сыпью.
– Ой, мама! – охнула Катя. – Что с тобой случилось?
Наташа посмотрела на нее душераздирающим взглядом и прошептала:
– Не помню…
– Как – не помнишь?
Наташа потрогала лицо и снова зарыдала.
– Вот так, – мрачно сказала Лейка. – Начинаешь расспрашивать – дрожит и плачет. Привет из мира духов.
– Каких духов? – не поняла Катя.
– Каких-каких – Детей Ши!
Теперь Катя вспомнила. Ну да, Наташку же выбрал дух озера, а потом она позвонила и сказала, что через несколько дней вернется домой. Кажется, все это было так давно…
Лейка, усадив подругу на стул возле компьютера, ушла на кухню искать спиртное, и теперь там чем-то хлопала и брякала. Катя глядела на всхлипывающую Наташку и пыталась осмыслить ситуацию.
– Слушай, а зачем ты ее сюда-то привела? – вполголоса спросила она, выйдя на кухню.
– А куда ей деваться в таком состоянии? – огрызнулась Лейка. – Домой, к маме? Да если она покажется такой пятнистой… Ты ее матери не знаешь… Пусть Наташка пока у тебя побудет, хоть до завтра. Может, вспомнит, где была и что с ней сделали…Ты ведь не против?
Катя с сомнением покосилась в сторону комнаты.
– Нет… А что с ней? Аллергия, экзема?
– Чума! – съязвила Лейка. – Думаешь, я ее не спрашивала? До того момента, как ее этот дух забрал, она все помнит, а дальше как отрезало!
Со стула донесся истерический всхлип.
– Кать, у тебя вроде водка была?
– Была, в холодильнике. – Катя взглянула еще раз на Наташу. – Слушай, а то, что у нее на лице, случайно не заразно?
– Вот уж не знаю.
– Так ее к врачу надо!
– Не надо! – простонала Наташа, вцепляясь себе в волосы. В обеих руках у нее остались русые пряди. Наташа взглянула на выпавшие волосы и взвыла от ужаса.
– Ой, – испугалась Лейка. – Может, она облучилась?
Катя тяжело вздохнула. Вот не было печали…
– Ладно, – сказала она. – Пусть переночует тут. Куда ее сейчас вести, она же вся трясется…
– Это просто стресс, – сказала Лейка. – Сейчас мы его снимем. Наташка, ну-ка выпей… – Она сунула подруге пластиковый стаканчик с водкой и вилку с нанизанной на нее сосиской.
Наташа покорно выпила.
– Я ей горячую ванну сделаю, – предложила Катя. – С Карининой лечебной солью…