Мадикен (сборник) Линдгрен Астрид
— Ну да! Аббе бросился в воду и вытащил его. Это Нильссон еще помнит. Но представляете себе, что этот болван сделал, — он сразу пошел домой и улегся в кровать, с пьяных-то глаз! А про Аббе совсем забыл. И Аббе, видно, там и остался!
И тетя Нильссон бессильно упала головой на кухонный стол и снова зарыдала. Таких страшных рыданий Мадикен никогда еще не слышала. Мама стала утешать бедную тетю Нильссон и тоже заплакала вместе с ней. Заплакала и Альва, и Лисабет. А Мадикен не заплакала, у нее только все больней и больней щемит сердце. Плакать она не может.
— Альва пойдет со мной, — говорит папа. — А вы все оставайтесь здесь.
Папа и Альва побежали к реке. Мадикен видит в окно, как они бегут. Потом они скрылись за стеной камыша, который растет на берегу между мостками Юнибаккена и Люгнета.
Когда же они опять показались, Мадикен увидела, что они несут на руках Аббе. И тут слезы наконец хлынули у нее из глаз, так жалко ей стало Аббе. А тетя Нильссон заголосила, как будто ее режут. Но папа крикнул еще громче:
— Он жив!
— Нет! Не может быть! — закричала тетя Нильссон и выбежала из дома так быстро, как только ее несли ноги.
Мадикен должна была сама убедиться, что Аббе жив. Мама хотела остановить Мадикен, но не смогла ее удержать.
Он был едва жив, почти незаметно было никаких признаков жизни. Лежал с закрытыми глазами и не просыпался, хотя его уже внесли на кухню Люгнета. Он не проснулся и когда с него стаскивали одежду. Лицо у него было белое и холодное как лед. Он много часов пролежал на мостках, хотя, к счастью, и не упал в воду, как думала тетя Нильссон.
— По-видимому, он так обессилел, что сам не мог дотащиться до дома, — сказал папа и сурово посмотрел на дядю Нильссона.
Дядя Нильссон стоит перед ним совсем убитый, глаза у него красные, и слезы текут при виде сына-летуна, который спас ему жизнь и которого он бросил без помощи ночью, в темноте, на холодных речных мостках.
— И долго вы отсыпались? — спрашивает папа.
— Долго! — отвечает дядя Нильссон и в отчаянии утыкается лицом в папино плечо. — Сажайте меня в сумасшедший дом или в тюрьму на хлеб и воду, там мне самое место!
— Сдается мне, что ты прав, — сказала тут тетя Нильссон, которая обыкновенно не говорит ему дурного слова.
Папа заторопился:
— Я пошел домой звонить доктору Берглунду. А вы пока укутайте мальчика потеплее, иначе он умрет!
Наконец Альве удалось снять с Аббе мокрую одежду. Вдвоем с тетей Нильссон они отнесли его в спальню и уложили на широкую кровать. Следом поплелся дядя Нильссон, восклицая:
— Аббе, сын мой! Ты меня слышишь?
— Помолчите! — говорит Альва. — Давайте-ка оба раздевайтесь да ложитесь рядом с ним. Так он скорее согреется.
Только Альва могла так находчиво придумать, что надо делать. Тетя и дядя Нильссон послушно выполнили ее распоряжение.
Альва и Мадикен ушли на кухню ждать доктора. Альва налила несколько бутылок горячей воды и завернула их в полотенце.
— Бедный Аббе! Мы положим ему бутылки к ногам, а то небось у Нильссона у самого ноги холодные, — говорит Альва.
Они с Мадикен опять идут в спальню. Аббе, словно ребеночек, лежит на кровати между мамой и папой. Они легли потеснее, чтобы он поскорее согрелся. Альва укрыла их всеми одеялами, какие нашлись в доме. Получилась гора, из-под которой виднеется только нос Аббе.
— Аббе, сын мой! — говорит дядя Нильссон. — Забирай себе все тепло, которое есть в моих жилах! Только проснись, пожалуйста, и прости меня, несчастного подлеца!
А спустя немного дядя Нильссон пожаловался:
— Но до чего же он все-таки холодный, черт побери! Так, пожалуй, мы все трое простудимся.
Но тут Аббе издает глубокий вздох и открывает глаза.
— Чего это вы оба сюда улеглись? Теснотища какая! — сказал Аббе и опять заснул.
На следующий день у него началось воспаление легких. Мадикен узнала об этом от Лисабет, когда вернулась из школы.
— Это самая опасная болезнь, — уверила ее Лисабет. — От нее в два счета умирают, так сказала Линус Ида.
— Замолчи! — прикрикнула на нее Мадикен. — Не болтай глупостей, дурочка! Помалкивай лучше, понятно?
Мадикен побежала в Люгнет, она хочет сама узнать, насколько плохи дела.
— Увы, его уже не надо согревать, он весь пылает, — говорит тетя Нильссон. — Бедный мальчик! У него такой жар, что прямо кровь закипает.
— А это опасно? — спрашивает Мадикен.
Тетя Нильссон посмотрела на нее усталым и грустным взглядом.
— Это мы узнаем только на десятый день. Дядя Берглунд сказал, что тогда наступит кризис.
Мадикен не знает, что такое кризис. Но тетя Нильссон ей объяснила, что при кризисе наступает решительный поворот в болезни и либо дело идет на поправку, либо…
Тут тетя Нильссон умолкла, не докончив, слово «смерть» она не может произнести.
Каждый день после школы Мадикен заходит в Люгнет, чтобы узнать, не стало ли лучше бедному Аббе. Лучше ему не становится. В спальню к больному ее не пускают. Дядя Берглунд никому не разрешил, кроме тети Нильссон, туда входить. Аббе так сильно болен и так ослаб, что его не решились перевозить в больницу.
Дядя Нильссон перестал разговаривать, словно дал зарок. Он не произносит ни слова и не ходит больше в «Забегайку». Он только лежит все время на диване с несчастным видом и смотрит такими жалкими глазами, какие бывают у Сассо, когда тот грустит. Мадикен чувствует, что ей жалко смотреть на дядю Нильссона.
Дяде Нильссону плохо, но и самой Мадикен не легче. Все эти дни у нее непрерывно щемит и ноет в груди. В школе эта боль иногда забывается, а дома она все время тут как тут. Хуже всего бывает по вечерам, когда Мадикен ложится спать. Тогда ее одолевают страшные мысли.
Что будет, если Аббе умрет? Неужели у нее всю жизнь будет вот так болеть внутри? И как она это выдержит? Иногда Мадикен вспоминает слова Аббе: «Только бы мне успеть!» Она не может заснуть и все думает: а вдруг Аббе не успеет даже на Северный полюс слетать и вообще совсем-совсем ничего не успеет? Придется транссибирской железной дороге искать другого машиниста, а бриг «Минерва» никогда не пустится в кругосветное плавание назло всем бурям и ураганам.
Уткнувшись в подушку, Мадикен плачет.
Дни идут, и Мадикен помнит, что приближается кризис.
— И когда же он наконец наступит, этот дурацкий кризис! — говорит Лисабет. Скучно жить, когда Мадикен ходит такая унылая.
— Уже скоро, — говорит Мадикен.
На девятый день она получила утром письмо.
Юной барышне из Юнибаккена
Маргарите Энгстрём.
Юнибаккен
Местное -
написано на конверте. Это от дяди Нильссона, у него очень красивый почерк. Вот что он написал:
Мадикен! Я — язычник, и всегда был язычником, так что нет у меня Бога и мне некому помолиться. Но у тебя, может быть, Он есть, тогда ты помолись за Аббе. Его бестолковая мать молится целыми днями напролет, да что-то в ее молитвах мало толку. И вот я подумал, что Он, наверно, скорее прислушается к тебе, потому что ты — невинное дитя. Ты много-то не молись. Только спроси у Него, подумал ли Он, что будет с Эмилем Нильссоном из Люгнета, ежели Он заберет к себе Аббе. Спроси Его, что станет со всей семьей, если не будет Аббе! Ты уж не откладывай, время не терпит!
Заранее благодарный
твой Э. П. Нильссон.
P. S. Я решил повеситься, если Аббе умрет. Наверно, Ему лучше об этом не говорить. А впрочем, скажи и это!
И Мадикен забралась в гардероб, которому до сих пор Лисабет поверяла разные гадкие слова, и там стала молиться за Аббе. Ах, как же она за него молилась! А заодно и за дядю Нильссона тоже, чтобы ему не пришлось вешаться, и за тетю Нильссон, которая так много плакала. Она упомянула в молитве и о транссибирской железной дороге, и о Бриге «Минерва», чтобы Бог понял, что Аббе должен остаться жить и вырасти большим. Надо же ему успеть сделать что-то кроме крендельков!
— И ради меня самой тоже прошу тебя, Боженька! — закончила Мадикен свою молитву.
Затем она отправилась в школу. Вернувшись оттуда, она в раздумье постояла у калитки Нильссонов, но не решилась зайти. Сейчас у Аббе как раз этот кризис — он должен был наступить сегодня.
И на следующее утро, когда она вышла из дома, чтобы идти в школу, ее через забор окликнул дядя Нильссон. Глаза у него уже не такие, как у Сассо. Наоборот, он сияет от радости.
— Мне незачем вешаться, Мадикен! Успеешь ты забежать на минутку к Аббе?
Мадикен знает, что если заглянет, то опоздает в школу. Ничего! В первый раз как-нибудь обойдется! «Опоздаю — и ладно!» — подумала Мадикен. Надо все-таки проведать Аббе.
Он сидит на кровати, со всех сторон обложенный подушками, и ест простоквашу и бутерброд с сыром. До чего же он бледный! И все-таки это он, прежний Аббе, такой, каким был раньше. Он полетит на Северный полюс и совершит кругосветное плавание на «Минерве».
При виде Мадикен он расплылся в улыбке:
— Ну как ты там? Живем помаленьку?
— Спасибо, у меня все хорошо! — сказала Мадикен и вдруг почувствовала, что боль, которая все время сидела у нее в груди, исчезла, точно ее не бывало.
МАДИКЕН И ЛИСАБЕТ ДОЖДАЛИСЬ БЛАЖЕНСТВА
— Конечно же, будем праздновать Рождество, как всегда, — сказал папа утром в сочельник.
Но Мадикен и Лисабет не представляют себе, как это будет. Потому что мама с утра лежит в постели. Очевидно, братик твердо решил появиться на свет не иначе как в Рождество.
— Столько времени ждал, мог бы, кажется, подождать и еще денек-другой, — говорит Мадикен.
— Мог бы! А то ведь так и будет потом все время праздновать рождение в Рождество. Значит, у него и подарков будет меньше, только на Рождество, а на день рождения не будет.
Мадикен и Лисабет давно ждали братика и заранее ему радовались, а сейчас они недовольны, что он нарушил им рождественские праздники. В комнате стоит елка с зажженными свечами, в печке горит огонь. Альва принесла кофейник и поднос со всякими пирожными, сейчас бы все собрались посидеть за завтраком, а тут на тебе! — ничего не получится, раз нету мамы. А что же будет вечером, когда придет Юльтомте и принесет подарки? Какое уж тут веселье, если мама лежит в спальне и ей все время больно!
— Знаете, что мы сделаем? — говорит папа. — Сегодня мы немножко попразднуем, а завтра повторим праздник еще раз с мамой и с братиком. Завтра-то он уже будет с нами. Давайте, я позвоню Юльтомте и скажу, чтобы он подождал с подарками до завтра, хорошо?
Лисабет одобрила папино предложение.
— Хорошо! — говорит она. — Тогда и братик увидит, как приедет Юльтомте на санях. То-то он, наверно, удивится!
Мадикен тоже так думает:
— Он же еще ничего не знает про Юльтомте!
И вдруг она вспоминает:
— А знаешь, папа, что сегодня сказала Мия? Она говорит, Юльтомте приезжает только к богатеньким, а к ним нет.
— Что и говорить! Оплошал Юльтомте, — отвечает папа.
А Мадикен кажется, что не только Юльтомте оплошал, а все Рождество нынче какое-то не такое! Она тяжело вздохнула.
Но тут Альва вмешивается в разговор:
— Что же мы, так и будем тут киснуть? Давайте-ка пить кофе, угощаться пирожными, а после споем «Вот Рождество пришло!». А то вашему братику не понравится такой скучный день.
Альва зажгла свечки во всех подсвечниках, и в комнате стало по-рождественски празднично.
«Наверно, если постараться, то можно вообразить, будто у нас все, как надо», — подумала Мадикен. Но когда они уже принялись за кофепитие, вдруг зазвенел звонок, Мадикен побежала отворять дверь и увидала, что на крыльце отряхивается от снега какая-то женщина. Это пришла городская акушерка фру Экберг, она всегда приходит в дом, когда должен родиться ребеночек, будь то сочельник или Иванов день.
— Как у вас совпало! — говорит она. — И аист, и Юльтомте в один и тот же день! Вот замечательно-то, правда?
Мадикен с ней не согласна. И в аиста она тоже не верит. Она уже знает, что не аисты приносят детей. В глубине души она сомневается и в Юльтомте, но в него уж очень хочется верить, и Мадикен решила, что будет верить в него как можно дольше.
Странный у них получился сочельник! Папа беспокойно расхаживает туда-сюда по всему дому, то и дело бегает наверх в спальню и возвращается ужасно встревоженный.
— Да успокойтесь вы! — говорит Альва. — У меня было семеро младших братьев и сестер, так что я-то уж знаю, как это будет. Наберитесь побольше терпения, и все будет хорошо.
— Да, — говорит папа. — Будем надеяться!
Но глядя на него — не заметно, чтобы он успокоился.
Альва собирает корзинку с рождественским угощением, и Мадикен с Лисабет, как обычно, отправляются поздравлять Линус Иду. Так было во все прежние сочельники.
— А у меня совсем скоро будет маленький братик! — говорит Лисабет Линус Иде.
— Да что ты? — отвечает Линус Ида. — А как же Мадикен? Разве у нее не будет тоже маленького братика?
— Нет, — говорит Лисабет. — У нас будет только один братик. Он у нас будет общий!
— Какой ты все-таки еще ребенок, Лисабет! — говорит Мадикен.
Линус Ида хотела им спеть «Скачет рыцарь святой Мартин», но Мадикен не может спокойно сидеть, сегодня они очень торопятся домой.
— Мы в другой раз придем. Счастливого Рождества! — говорит она на прощание, и девочки уходят.
На улице они встречают Мию. Она ходила в лавку за молоком. Мия идет хмурая, опустив голову. Но, заметив Мадикен, она радостно заулыбалась.
— Счастливого Рождества! — говорит Мадикен.
— И вам того же! — говорит Мия. — А нам в благотворительном обществе выдали окорок. Вкусно — с ума сойти! Маттис так за него принялась, что скоро, наверно, весь стрескает.
Мадикен подумала, что очень грустно и странно, когда одни люди почему-то получают подарки от Юльтомте, а другие — от благотворительного общества. Окорок — это, конечно, хорошо, но жаль, что Мия ничего не получила в придачу. Ей тоже, наверно, хочется получить настоящий рождественский подарок. Мадикен задумалась, нет ли у нее чего-нибудь, что можно подарить Мии. Она порылась в карманах, но там не нашлось ничего подходящего. И вдруг Мадикен вспомнила: у нее же есть золотое сердечко! Она быстро сняла со своей шеи тоненькую цепочку.
— Вот тебе подарок на Рождество, если хочешь! — говорит Мадикен и сует Мие сердечко на цепочке.
Мия застыла от изумления. Но прежде чем она успела осознать свое счастье, Мадикен и Лисабет были уже далеко.
— Ты с ума сошла, Мадикен! — говорит Лисабет. — Разве можно было отдавать золотое сердечко?
Мадикен уже и сама страшно жалеет, что так сделала. Золотое сердечко — самая лучшая вещь, какая у нее есть. И как это у нее хватило глупости отдать такое сокровище?
Сначала Мадикен приуныла, а потом вдруг вспомнила, что сказала Линус Ида. Она сказала, что тому, кто дает бедным, Бог воздаст вдесятеро больше. Если это правда, то у Мадикен скоро будет десять золотых сердечек. Скорее всего, она их получит в подарок на Рождество. Ну если не десять, то хотя бы три или четыре.
Лисабет потрогала свое золотое сердечко. Она очень довольна, что оно при ней осталось. С сочувствием посмотрев на Мадикен, Лисабет говорит:
— А мне жалко тебя. У тебя больше нет сердечка.
— Ха-ха, — говорит Мадикен. — Мне теперь подарят на Рождество сразу десять сердечек. Так сказано в Библии.
Лисабет очень заинтересовалась и потребовала объяснений, а когда поняла, что к чему, хотела бежать обратно и подарить свое тоже. Но Мадикен ее не пустила.
— Вот еще! — говорит Мадикен. — Уж как-нибудь я с тобой поделюсь!
И девочки припустили домой: вдруг там без них уже что-нибудь случилось!
Но нет, там было все по-старому.
За обедом, когда на стол поставили котелок с бульоном из-под окорока, чтобы макать хлеб, на мамином месте сидела за столом фру Экберг. Она — хорошая женщина и не виновата в том, что она — не мама. Но Мадикен в душе желает, чтобы она скорее исчезла с глаз долой, потому что совсем не дело, когда за рождественским столом сидит чужая тетка.
После обеда Мадикен пошла в Люгнет отнести подарок для Аббе. Она решила подарить ему книжку, которую откопала на чердаке. Там стоит целый сундук, набитый старыми книгами. Книжка называется «Среди пиратов и разбойников». Судя по картинке на обложке, она должна быть страшная.
— Это, кажется, что-то интересное! — сказал Аббе.
Аббе почти совсем выздоровел и уже понемногу печет крендельки. Он вовремя поправился, потому что перед Рождеством крендельки лучше всего раскупаются.
Дядя Нильссон взял кулек и доверху насыпал в него крендельков. Он собрался сам отнести их в дом бургомистра. Тот на Рождество всегда щедро приплачивает сверх положенного, а в придачу, как уверяет дядя Нильссон, может подарить еще и сигару.
— Только ты, пожалуйста, нигде не задерживайся! — озабоченно говорит тетя Нильссон.
Дядя Нильссон гладит ее по щечке.
— Цвети спокойно, красуйся безмятежно, мой свет, моя лилея! — говорит дядя Нильссон и уходит.
Так уж повелось, что в сочельник папа и Мадикен, когда стемнеет, идут прогуляться по городским улицам. Эта прогулка стала для них частью праздника, как елка и рождественские подарки. В церкви сейчас рождественская служба. Туда ходят мама, и Лисабет, и Альва. А папа никогда не ходит в церковь. Он тоже — язычник, вроде дяди Нильссона. Значит, так и надо, считает Мадикен, потому что другого такого доброго и хорошего язычника, как папа, не найдешь в целом свете. Мадикен очень любит эти прогулки с папой по сочельникам, она бы их ни на что не променяла. А вдруг папа сегодня не захочет гулять? На этот раз вообще какой-то странный сочельник, все делается не так, как положено. И Мадикен, не откладывая, побежала спрашивать папу.
Папа говорит, что пойдет. Он уже стоит в прихожей и ждет, когда будет готова Мадикен.
— Пойдем, дочка! — говорит папа. — Мама хочет немножко от нас отдохнуть.
Лисабет и Альва уже давно отправились в церковь. По всему городу звонят колокола. Мадикен и папа идут своей привычной дорогой под колокольный звон, как ходили во все прежние сочельники. Они проходят по кривым узеньким улочкам с приземистыми домишками, почти такими же низенькими, как домик Линус Иды. Если хочешь скатать снежок, можно протянуть руку и подхватить снегу прямо с крыши. Здесь на улицах не горят фонари, зато в домах светятся все окна. У тех, кто там живет, на окнах нет жалюзи; наверно, им безразлично, что с улицы все видно.
— Мы с тобой идем и нахально заглядываем в чужие окна, — говорит папа. — Заметила, что здесь все не так, как в Юнибаккене?
Да уж, куда этим домам до Юнибаккена! «А все-таки у них красиво», — думает Мадикен. Не везде, конечно, но кое-где хорошо. Пускай там довольно бедно и тесно, и маловато вещей, и детям негде как следует поиграть и повозиться, но видно, что к Рождеству все постарались украсить свое жилище. Хотя есть и очень убогие комнатушки.
— Я бы тут не хотела жить! — говорит Мадикен.
— Еще бы! — говорит папа.
А все-таки и здесь красиво, когда на улице лежит снег и крыши у домов белые. Папа тоже так думает. Мадикен, кажется, могла бы гулять здесь часами. Наконец-то она почувствовала Рождество! Ей даже не хочется домой: там сидит акушерка, и вообще тоска. Но папа говорит, что пора возвращаться.
— А хорошо жить в Юнибаккене! — сказала Мадикен, когда впереди показался родной красный дом среди заснеженных деревьев, над которыми мерцали звезды. Все окна ярко освещены, и с улицы кажется, будто это — обычный сочельник, точно такой, как все предыдущие.
Из Люгнета тоже льется свет. А еще Мадикен замечает какой-то слабенький огонек на снегу возле калитки. Может быть, Аббе сделал светильник из снега? Что там мерцает в темноте?
— Ты иди домой, — говорит Мадикен папе, — а я скоро приду.
Надо же ей разобраться, что светится на снегу!
А это светится огонек сигары, которую курит дядя Нильссон. Разлегшись на снегу, он спокойненько покуривает. Мадикен даже испугалась.
— Почему ты тут лежишь, дядя Нильссон?
Дядя Нильссон вынимает сигару изо рта.
— Да вот, видишь ли, дорогая Мадикен, слухом земля полнится, будто бы кто-то свалился и лежит на снегу. И кажется, это был я.
— Ты болен, дядя Нильссон? — спрашивает его Мадикен.
— Да нет! — отвечает дядя Нильссон. — Пьяный я. Ну не то чтобы уж совсем, но вот подняться не могу, боюсь, как бы не повредить сигару. Поэтому я хочу ее сначала выкурить. Но если ты будешь так добра и сбегаешь за моим Чучелом, я буду тебе очень признателен. Скажи ей, что мне нужна подмога.
— Бедная тетя Нильссон! — говорит Мадикен сердито.
Но дядю Нильссона это нисколько не смущает. Он лежит как ни в чем не бывало и между затяжками декламирует:
- И вот я засыпаю,
- Глядя на россыпь
- Сияющих звезд…
— Ладно уж, сбегаю! — говорит Мадикен еще сердитее, идет к Нильссонам и приводит тетю Нильссон.
Ну до чего же странный сочельник! Мадикен и Лисабет ложатся спать рано, как в самый обыкновенный будний день.
— Как будто это какой-нибудь вторник в октябре или вообще незнамо что такое! — сказала Мадикен, когда вместо мамы в детскую пришла Альва, чтобы подоткнуть девочкам одеяла и пожелать им спокойной ночи.
А Лисабет даже рассердилась на братика:
— Вот глупый мальчишка! Зачем он нам такой нужен!
— Да уж! И в кого он только уродился такой копуша! — говорит Мадикен.
Девочки засыпают.
А утром, едва проснувшись, они вдруг услышали жалобный плач. Ой, кажется, и правда — кричит ребеночек!
— Братик родился! — завопила Лисабет.
И тут в дверях появляется папа, он улыбается.
— Хотите посмотреть на сестричку? Тогда пойдемте!
Мадикен и Лисабет от удивления так и разинули рот.
— Вот тебе и братик! — сказала Мадикен, опомнясь от неожиданности. И они бегом помчались в спальню. А там мама сидит на кровати и держит сестричку, и сестричка уже не кричит.
— А почему она кричала? — сразу спросила Лисабет.
— Она хотела, чтобы вы пришли и поздоровались с ней, — отвечает мама. — Она вас дожидается уже несколько часов.
Сестричка оказалась такая прелесть, что просто не описать словами! У нее длинные черные волосики и ясные голубые глазки, а когда Мадикен и Лисабет уселись рядом на краю кровати, она очень серьезно на них посмотрела, как будто все понимает — и про Юльтомте, и вообще все на свете.
— Наверно, она думает: «Куда это я попала?» — говорит Лисабет.
Обеим девочкам дали по очереди немного подержать сестренку. Когда Мадикен взяла ее на руки и почувствовала, какая же она маленькая, у нее даже сердце зашлось, и она подумала: «Как это получается, что едва увидишь такую крошку, как с первого взгляда сразу полюбишь ее так сильно?» Ей даже не хотелось отдавать сестренку маме.
— Посмотрите, как она похожа на маму! — говорит папа. — В точности ее носик! Видите? Это же маленькая Кайса! Потому мы так ее и назовем!
Мама гладит Кайсу по черненьким волосикам.
— Ну и что, если у тебя, малышка, будет мой нос! Главное — чтобы ты душой была в папу и чтобы у тебя было его сердце. Вот чего я желаю.
Второй день рождественских праздников тоже получился довольно странный. Но хороший. Так решили Мадикен и Лисабет. Они посмотрели, как Кайса кушает, поплясали с Альвой и папой вокруг елки, потом посмотрели, как Кайса купается и как она кричит, и спели для Кайсы рождественские песни, и слепили у нее перед окном снежный светильник, чтобы Кайса посмотрела, что это такое. Когда они зажгли свечку, папа поднес Кайсу к окну.
— Наверно, она ничего красивее еще не видала в жизни! — говорит Лисабет.
А потом наконец появились сани Юльтомте. Он приехал по дороге, которая идет из Аппелькюллена. По реке в этот год нельзя было ехать, она еще не замерзла.
Разбирать подарки пришлось в спальне. Это тоже странно. А самое странное, что Мадикен не получила в подарок ни одного золотого сердечка! Но она нисколечко не огорчилась, потому что было много всего другого.
— Ты получила какое-нибудь блаженство? — спросила Лисабет, когда все подарки были розданы.
Мадикен подумала. Она получила книжки, и новые лыжи, и бумажных куколок, и настольную игру, и почтовую бумагу, и платьице, и тортик из марципана. Все это замечательно, но настоящего блаженства среди подарков как будто бы и нет. Однако нельзя же требовать, чтобы каждый год тебе доставалось блаженство! Мадикен и так вполне довольна.
Лисабет тоже сомневалась, можно ли что-нибудь из ее подарков считать настоящим блаженством. И вдруг Мадикен с торжеством говорит:
— А как же! И ты получила блаженство, и я тоже! У нас же есть теперь Кайса.
Лисабет засмеялась от радости:
— Верно! У нас же есть Кайса!
СОЛНЦЕ МАЙСКОЕ СИЯЕТ
Кайса — это такое блаженство, от которого с каждым днем в доме становится все больше и больше радости! Скоро она уже научилась поднимать головку, потом стала вдруг смеяться, потом вдруг увидела свои ручки и принялась их подолгу разглядывать, как будто это какое-то невиданное чудо. Что бы ни делала Кайса — чудесно и удивительно. Она всегда мила — и когда зевает, и когда кричит. И все ее любят.
— Какая же ты у нас сладенькая! — говорит Альва. — Так бы тебя, кажется, и украла!
А Кайса хохочет, словно она понимает, что сказала Альва.
«Какая счастливая Лисабет! — думает Мадикен. — Она может целый день проводить с Кайсой».
А Мадикен опять ходит в школу. Чтобы побыть с Кайсой, Мадикен должна пораньше приходить из школы, и она старается нигде не задерживаться. Едва ступив на порог, она уже спрашивает:
— А где Кайса?
Кайса часто спит в своей колясочке. Хотя Линус Ида и старается отговорить маму от такого безумства.
— Никак вы решили уморить ребенка? — спрашивает она. — Право слово, никогда еще не видала, чтобы младенца зимой выставляли на улицу!
Но мама только смеется. Кайса возвращается с прогулки вся румяненькая, свеженькая, и от нее чудесно пахнет.
— Ну, посмотри сама, — говорит мама Линус Иде. — Разве она не похожа на румяное яблочко?
Тут Лисабет идет в прихожую и разглядывает себя в зеркало.
— А правда, я ведь тоже похожа на румяное яблочко? Только я покрупнее.
Ей кажется, что с Кайсой слишком много возятся, и вечером, забравшись к Мадикен в постель и примостившись у нее на плече, Лисабет иногда спрашивает:
— А ты Кайсу любишь больше, чем меня?
И Мадикен отвечает, что вовсе даже нет. Только она любит обеих сестренок по-разному. Кайсу — по-своему, а Лисабет тоже по-своему, но очень, очень сильно!
— Ну а ты-то кого любишь? — спрашивает Мадикен.
— Я тоже люблю Лисабет очень-очень сильно и по-всякому! — говорит Лисабет, заливаясь смехом. — И тебя тоже! И Кайсу! И маму! И папу! И Альву! И Сассо, и Госю! И Мартина Берглунда чуточку! И тоже всех по-разному.
Река покрылась льдом, потом лед сошел. Еще недавно Мадикен и Лисабет бегали по нему на коньках, строили у дровяного сарая снежную крепость, а теперь уже снег растаял, и лед тоже. Выглянул первый подснежник, в один прекрасный день зацвели фиалки, и вдруг настала весна. И вот уже на дворе — последний день апреля. Надо же, как быстро прошел целый год!
— Мама, можно мне вечером пойти в новых лаковых туфельках? — спросила Мадикен уже за завтраком.
— Надевай, если хочешь испортить в первый же день, — говорит мама. — Знаешь, надень-ка ты лучше старые сандалии! В них лучше всего бегать вокруг костра.
Мадикен вспомнила, что случилось на Майском костре в прошлом году, и не стала спорить с мамой.
На этот раз мама и папа тоже решили пойти посмотреть на Майский костер. И Кайса тоже пойдет.
— Надо же ей посмотреть на костер, чтобы знала, какой он красивый! — говорит папа.
— Да, — говорит Лисабет, — чтобы все посмотрели, какая у нас красивая Кайса!
И Мадикен подумала, что Лисабет высказала очень правильную мысль.
Читать бесплатно другие книги:
