Вас любит Президент Романовский Владимир

– Вы ей сказали?

– Да. Но это была не та станция, которая была ей нужна.

– А об этом вы ей сказали?

– Нет. Это была единственная станция в районе, о которой я точно знала, что она есть.

– Она воспользовалась станцией?

– Нет, она взяла такси.

– Домой? В Лонг Айленд?

– До автостоянки. Она показала шоферу квитанцию стоянки. Он сказал, что примерно знает, где это.

– И вы договорились встретиться еще раз?

– Мы обменялись телефонами. Через две недели она вдруг является в город и просит, чтобы я прошлась с ней по магазинам. Мне было любопытно.

– Что вы хотели узнать?

– В какие магазины ходят женщины вроде Гейл.

– Узнали?

– Да. Бергдорф и Блумингдейлз.

– Бергдорф?

– Да. В Бергдорф она ничего не купила. Сказала, что все очень дорого.

– Это так и есть.

– Я не заметила большой разницы между этими двумя магазинами. Хотя в Бергдорфе было приятнее внутри. Вы уверены, что мы правильно идем? Что-то улица все темнее и темнее.

– Мы идем на север.

– И что же?

Лерой пожал плечами.

– Если идешь на север, рано или поздно упрешься в бульвар. Предполагаю, что мы окажемся где-то между Пигаль и Клиши минут через двадцать. А оттуда – все время в горку, пока не доходишь до вершины.

– Вы уверены?

– Я проверил, еще в самолете. Север – все еще по направлению к северному полюсу. Как и три тысячи лет назад.

Некоторое время они продолжали болтать – до того момента, как вдруг оказались в районе под названием Сталинград. Прямоугольные столбы, поддерживающие эстакаду метро, выглядели призрачно-зловеще. Появились совершенно черные зоны и закоулки столь жуткие, что казалось они просто умоляют тебя перерезать кому-нибудь горло, или подставить под чей-то нож собственное. Настроение Лероя нисколько не изменилось – все также спокоен и бесстрастен.

– Может, поймаем такси? – спросила Гвен.

– Вы чего-то боитесь?

– Преступников. Нападения.

– Если вы и увидите сегодня нападение, – сказал Лерой, – то нападать скорее всего буду я. Не волнуйтесь, здесь спокойнее, чем вы думаете.

Как он обещал ранее, они повернули на улицу, идущую в гору. Оставив неприятные кварталы позади, углубились в сетку монмартрских неровных переулков. Повернули. Увидели ярко освещенное кафе. Дальше был уютный жилой сквер, над которым возвышался роскошный отель восемнадцатого века постройки. Гвен узнала его. Его постоянно показывают в претенциозных французских фильмах о меланхоличных неудачниках, психологически переживающих жизненную неустроенность в Париже, без начала, конца и сюжета. Лерой повел Гвен дальше. Наклон улицы стал заметно круче. К моменту, когда они добрались до вершины, Гвен тяжело дышала и помалкивала. Из десятка кафе по периметру главного монмартрского сквера последние два закрывались. Лерой и Гвен пересекли сквер, утыканный пляжными зонтиками, под которыми в дневное время популяция поглощала еду, приготовленную в этих кафе, и платила китайским умельцам за созидание неуклюжих портретов углем, пастелью, акрилом, и сухой кистью, и наконец вышли к порталу Сакре Кёра.

В этот момент, точно по команде, прожекторы, иллюминирующие парижские достопримечательности, выключились (они выключались каждую ночь, через час после полуночи), и величественный собор времен Бель Эпокь возвышался над ними, Гвен и Лероем, сплошным черным силуэтом на фоне фиолетового неба.

Лерой круто обернулся и сошел вниз по ступеням, ведущим на террасу, с которой можно видеть крыши всего Парижа.

Дальше вниз был парк, запертый на ночь. Группа черных подростков перелезала через чугунную ограду – в парк и из парка – под звуки африканской песенки, раздающейся в переносном стерео, стоящем на асфальте. Песенку пели на ломаном английском и стилизована она была в какой-то степени под американский хип-хоп. Гвен посмотрела боязливо на молодняк.

– Попросите у них сигарету, – посоветовал Лерой. – А то у меня кончаются.

Он скинул рюкзак с плеча и неожиданно вытащил из него бутылку бордо и два самых настоящих стеклянных бокала, завернутых плотно в бумагу. Затем у него в руках появился штопор.

– Ого, – сказала Гвен, хихикая неуверенно.

– Да, – сказал Лерой. – Преимущество вина в этой стране – оно в основном французское. Посему, купив бутылку и найдя, что вино плохое, винить следует не отсутствие везения, а собственную глупость. – Он налил темную влагу в бокал и протянул его Гвен. – Прозит!

Стерео запело хриплым баритоном – «Его поймали в рабство в Аааафрике. И белые поволокли его в Амеееерику». Некоторые части города все еще были неплохо освещены, в некоторых из ближних окон горел свет.

– Хорошо, что они не понимают слов, – заметил Лерой. – Я не в настроении сейчас драться.

– Может, пойдем еще куда-нибудь? – спросила Гвен, опасливо поглядывая на группу.

– Не подавайте виду, что боитесь, – сказал Лерой. – То есть, я, конечно, справлюсь с ними, но это пустая трата усилий. Ножи у них есть, а вот огнестрельного оружия нет. Нож мне не нужен. Отнять у кого-нибудь пистолет я бы не отказался. Без пистолета я чувствую себя голым. Возможно, я вам об этом уже говорил пару раз. Кстати, флэшку отдадите мне.

– Какую флэшку?

– На которой записана сцена убийства вашей сестры. Куда вы ее засунули? Какой-то ящик в банке, о котором я не знаю?

– А вы подлец, – сказала она, совершенно сбитая с толку.

– Я ее обыскался давеча. И все-таки думаю, что она у вас дома. В конце концов, дома у вас на дисках и флэшках – вся история человечества с момента вашего рождения, в деталях. А этой записи нет. На которой убивают вашу сестру.

– Вы обыскали мою квартиру?

– Без ордера. Подайте на меня в суд.

– Черт знает что!

– Эй, вы хотите найти убийцу или нет? Помимо убийцы, нам нужно еще найти храброго стрелка, который в вас давеча стрелял. Возможно, это не одно и то же лицо.

Она отвернулась и вдруг почувствовала себя глупо. Когда сердишься на мужчину, нужно ставить бокал и выходить из комнаты. Презрительное фырканье – бонус, можно исполнить, можно не исполнять. Не было комнаты, из которой можно выйти, и не было ничего, кроме асфальта, на что можно было бы поставить бокал. Допустим, она все-таки поставит его на землю. И куда же она после этого пойдет? В отель, который они только что видели! А потом? Обратно в Штаты. Сойдет с самолета – прямо в прицел стрелка. «Богатая Наследница Убита в Аэропорту. Семья Чемпиона Становится Меньше Каждую Неделю».

Несправедливо все это!

– Слушайте, – сказала она. – Кто вы такой? Если не скажете, клянусь, блядь, я прямо сейчас уйду, и плевать мне на последствия.

– Не могу вам сказать, – сообщил Лерой, сожалея. – Поверьте мне, не могу. Может быть позже. И перестаньте вы ругаться. Вам не идет. Просто представьте себе, что я единственный человек в мире, способный и желающий вам помочь.

– Откуда мне знать, что это не вы убили мою сестру, а потом попытались убить меня?

Она сразу поняла, что говорить этого не следовало. Чтобы скрыть смущение, она добавила:

– Почему я должна вам верить?

– Потому, – сказал Лерой мрачно, – что вы мне нравитесь.

– Простите, как?

– Нравитесь. Мне. Очень. Вы привлекательная.

– Какая?

– Более или менее неотразимы.

Она посмотрела на него с презрением. Покачала головой, опустив вниз и в сторону нижнюю губу и закатив глаза.

– Чушь, – сказала она, фыркнув.

Ей было лучше.

– Нет, не чушь.

– Перестаньте. Терпеть не могу неискренние комплименты.

– Я искренен. И это был не комплимент.

– Слушайте, Детектив. Мы взрослые люди. Я знаю о своих, скажем так, недостатках, а также о том, что самая привлекательная моя черта – деньги моего отца.

Лерой помолчал.

– У вашего отца нет денег, – сказал он.

– Ага, – сказала она.

– Сегодня он еще держится, а завтра объявит банкротство и останется без друзей, без средств, возможно на улице. Я не хотел вам об этом говорить. Я хотел бы, чтобы это сделал кто-то другой. Не я. Простите. Очень сожалею.

– Глупости, – сказала Гвен.

– Очень жаль.

– Откуда вы знаете!

Он поборол соблазн сказать, что его профессия все знать и так далее.

– В «Дейли Ньюз» об этом написали, – сказал он.

Глен оставила свой мобильник в Нью-Йорке, по настоянию Лероя. Неподалеку торчала телефонная будка. Лерой протянул Гвен французскую телефонную карточку. В другое время она бы удивилась – откуда у него карточка, когда купил, где, откуда знал, как заплатить, и как работают в этом городе уличные телефоны (очень малая их часть все еще принимала монеты, в основном в барах, да и карточки принимались далеко не всеми, нужен был оплаченный код), но ей было не до этого. Некоторое время она воевала с телефоном, потом сдалась и попросила Лероя помочь. Он снял трубку с держателя, вставил карточку, и набрал два нуля.

– Теперь набирайте единицу, код зоны, и номер.

В Нью-Йорке было десять вечера. Трубку взяла мама. Очень сдержанным голосом она заверила дочь, что информация о банкротстве – правда. Более того, юридическая защита фондов не была еще оформлена. Это займет время. А пока что одни фонды заморожены, другие арестованы и переданы кредиторам. Ни один счет не избежал замораживания, наличные ни откуда не поступают. Оставались собственные мамины сбережения (тысяч семьдесят, прикинула Гвен), и ее же драгоценности (сто тысяч, прикинула Гвен – остальное взято напрокат).

Гвен повесила трубку. Странная улыбка застыла на ее лице. Лерой что-то пробормотал по поводу разбазаривания ресурсов. Она решила проигнорировать замечание. Оказалось, что он имел в виду телефонную карточку. Он вынул ее из щели и сунул себе в нагрудный карман.

– Приключение, – сказала Гвен.

– Что?

– Давайте возьмем такси, – предложила она. – Я не хочу тащиться обратно пешком через весь город.

– В данный момент поймать такси здесь непросто, – заметил он.

– Они проезжают иногда, ищут пассажиров.

– Только когда они никому не нужны.

Она посмотрела на него, ожидая … чего именно? Что он выйдет на проезжую часть перед собором, подумал он, и встанет там с поднятой рукой, пока не остановится такси. Он пожал плечами и сунул руки в карманы.

– Ну? – сказала она.

– Вы хотите такси. Вы и ловите.

Она надулась. Сейчас она была очень ранима. Она вышла на проезжую часть. Никаких такси. И машин тоже. Она стояла, готовая поднять руку. Минуту спустя она почувствовала себя глупо.

– Можно было бы провести остаток ночи здесь, – сказал он. – Рассвет на Монмартре. Такого нигде больше не показывают.

– Нет, спасибо, – сказала она. – Мне холодно.

То есть, до нее еще не дошло. Она не могла осознать, отказывалась до конца понимать, что случилось. Давешние события – гибель сестры, выстрелы – были трагические и страшные – но это – весь ее мир вдруг обрушился, сразу – нет, это нельзя было охватить умом. Не вписывалось в кругозор. Ее понятия о том, как устроена Вселенная, не могли к этому приспособиться. Не за что было зацепиться. Такие вещи не просто маловероятны – их не бывает. Никогда. Гидранты не превращаются в кузнечиков, полицейские в Таймз Сквере не перекидываются остроумными репликами, составленными из пятистопных ямбов, обычные лампы не загораются до того, как кто-то поворачивает выключатель. Состояния не исчезают в темном вакууме.

– А можно сойти вниз, к Клиши, и поймать такси там, – сказал он.

– А там есть?

– Конечно.

Она согласилась. План был хорош. Они вернулись к главному скверу, пересекли его, и начали спускаться по уклонной улице.

– Ноги болят дико, – объявила она.

– Все магазины обуви сейчас закрыты. Завтра купим вам кроссовки. Хотите, я вас понесу?

– Нет, спасибо. Подождите-ка.

Остановившись и чуть согнувшись, она сняла туфли. Холодная брусчатка обласкала ступни – но это было временное утешение. Они снова оказались в сквере перед отелем.

– Давайте здесь поспим, – сказала она почти умоляюще.

– Ладно, – согласился он.

Они вошли в вестибюль. Портье посмотрел на них сонно. Гвен объяснила, что им нужна комната и протянула кредитку. Портье, исполнявший ночью также обязанности клерка, пропустил кредитку через машину, и машина отказалась принимать транзакцию.

– Не может быть, – сказала Гвен. – Попытайтесь еще раз.

– Дайте ему другую кредитку, – сказал Лерой.

– Хорошо, – сказала она покорно.

Те же результаты.

– Что-то не так с машиной, – предположила Гвен, нервничая.

– Боюсь, что все так, – сказал Лерой.

– Что вы имеете в виду?

– Вы знаете.

– Но не могут же мне взять и закрыть мне кредит, вот просто так!

– Что им помешает?

– Это противозаконно. Все мои кредитки – на мое собственное имя.

– А когда вы последний раз оплатили счет сами?

– Я … Не знаю. В прошлом месяце.

– Нет. Вы лично. Когда вы последний раз занимались этим лично?

Она яростно на него посмотрела.

– Спросите у него, возьмет ли он зеленые, – сказал Лерой, вытаскивая бумажник.

Клерк объяснил, что не возьмет.

– Скажите ему, что он идиот, – сказал Лерой. – Скажите ему, что доллары – тоже самое, что золото. Скажите ему, что мы оккупируем Францию, как только закончим с Ближним Востоком. Ебаные лягушатники.

Клерк, кажется, что-то понял и разразился гневной тирадой, которую заключил английским словом «сожалею», произнесенным с гротескным акцентом.

– Ничего не поделаешь, – сказал Лерой. – Если, конечно, у вас не остались евро.

– Двадцать или тридцать не хватает.

– Тогда пойдем отсюда.

– Значит, – растерянно сказала Гвен, – мы не можем здесь остаться ночевать?

Лерой уставился на нее. Мигнул. Ощутил сильное желание обнять и поцеловать ее.

– Сожалею, – сказал он. – Все сожалеют, о герцогиня. Вы сожалеете, я сожалею, этот бесполезный дебил ужасно сожалеет. Просто представьте себе весь мир, и что он вам виновато улыбается. «Сожалею, помочь не могу». Обычное дело.

Бесполезный дебил наклонил голову, показывая что он понял и, да, сожалеет.

– А вы ничего не можете сделать? – спросила потерянная Гвен.

– Я могу дать ему в морду. Но делу это не поможет. Слушайте, до рассвета два часа. Мы пойдем … Нет, подождите-ка. Спросите его, нет ли у него бутылки вина.

– Клерки в отеле не продают вино.

– Спорим?

– Перестаньте.

– Спросите его.

Она закатила глаза, но все-таки сказала по-французски:

– Мой спутник хотел бы узнать, нет ли у вас вина.

– Конечно есть, – откликнулся клерк.

– Есть?

– Конечно.

Он взял с них в три раза больше стоимости данной бутылки – примерно треть платы за номер.

– Прекрасно, – сказал Лерой. – Пойдемте обратно на вершину холма. Я покажу вам нечто совершенно потрясающее, милая дама.

Морщась, Гвен снова надела туфли. Хулиганы ушли. Несколько прилично выглядящих индивидуумов разных рас и национальностей собрались на террасе и ступенях.

– Присоединимся к клубу, – сказал Лерой. – Все ждут восхода.

Он открыл бутылку и налил вино в бокалы. Элегантно одетая женщина подошла к ним, неся пластиковый стаканчик, и спросила по-французски с акцентом, не нальют ли ей немного вина.

– Она хочет вина, да? – спросил Лерой.

– Да, – подтвердила Гвен.

– Спросите ее, есть ли у нее настоящий бокал.

– У нее есть стаканчик.

– Это я вижу. Спросите, есть ли бокал.

Гвен спросила. Нет, бокала у женщины не было.

– Скажите ей, чтоб она еблась в рот, – сказал Лерой.

– Почему? Мистер Лерой…

– Сэм.

– Почему вы не хотите налить ей вина?

– Потому, что у нее нет бокала, – объяснил Лерой. – Пить доброе вино из пластмассы – святотатство. Людей, так поступающих, следует пороть на площади.

– Извините, – сказала Гвен женщине. – Он не хочет наливать в пластик. Вот, отпейте из моего бокала.

– Э, нет, не пойдет, – сказал Лерой, останавливая руку Гвен. – Мало ли, может она заразная. Перестаньте сейчас же.

– Она … – Гвен хотела объяснить, что дама скорее всего принадлежит к ее, Гвен, классу. Не объяснила. Ей вдруг пришло в голову, что капризы Лероя ей, в общем, нравятся. Она повернулась к даме. —Ебитесь в рот, – сказала она на очень чистом, очень отчетливом французском.

– Простите? – сказала дама.

– Она австрийка, – сказал Лерой без видимой причины.

– Ебитесь в рот, – повторила Гвен по-немецки.

Отвергнутая вместе с компанейскими ее побуждениями, дама резко распрямилась и отошла, возмущенная.

– Вот и хорошо, – сказал Лерой. – За свободу, Гвен. Вашу и мою.

– Мистер Лерой…

– Сэм.

– Сэм. Сэм? Вы не смотритесь, как Сэм.

– Сэмьюэл Кристофер.

– Сэмьюэл. Лучше. Слушайте, Сэмьюэл … Нет, вас не Сэмьюэл зовут … Вам правда следует мне сказать, откуда вам все это известно … обо мне. Серьезно. И что еще вам известно. Обо мне.

– Всему свое время, – сказал Лерой. – Прозит.

Они пригубили вино. Нет, наверняка он не Сэмьюэл. Она также была уверена, что он не Майкл и не Дейвид. И уж точно не Брайан. Странный человек.

– Приятное пойло, – сказал Лерой, – этот кот-дю-рон. Ничего лучше в данный момент не нужно. Бордо – было бы слишком. Перебор.

Он закурил.

Дюжина человек из разных стран и сословий толпились, хихикали, обменивались псевдо-циничными замечаниями, стоя, сидя и глядя на величественный метрополис с населением в четыре миллиона, семь миллионов с пригородами, в мире с шестью миллиардами душ. Подъехал Бентли с шофером, остановился у собора, из него вышла среднего возраста дама в вечернем платье – и направилась к террасе. Будто он только этого и ждал, пожилой бродяга с тяжелой гривой седых волос и седой бородой притащился от главного сквера. Группа таким образом была вся в сборе.

– Венера, – Лерой показал пальцем. – Юпитер, – снова показал.

Гвен посмотрела на небо. Слева, на востоке, начинало бледнеть.

Вскоре некоторые из куполов внизу, в сердце города – Инвалиды и Пантеон – выделились в тусклом свете с востока. Черный шпиль Нотр Дам стал темнее неба. Одна за другой исчезли звезды, кроме Венеры и Юпитера. Над горизонтом наметилось импрессионистское оранжевое сияние. Идущая под уклон улица посветлела, смесь света и теней обнажила глубину. Шпиль, и вскоре весь лантерн собора, возвышающегося за спинами зрителей сверхъестественного спектакля, созданного вечной мудростью Бога и гением человека, вдохновленного этой мудростью, осветился, нежась в алых лучах восходящего солнца, все еще невидимого.

– Что вы сказали? – спросила Гвен.

– Ничего, – огрызнулся Лерой, достаточно сердито, чтобы она поняла, что он действительно что-то только что ей сказал.

Ноги у Гвен ныли болезненно. Храбрая, она шла с достоинством весь путь к перекрестку на восток от Клиши, где в пять тридцать утра им с Лероем подали прекрасные омлеты с пушистым багетом и плохим кофе. Оба проглотили омлеты и багет и заказали еще кофе. В кафе больше никого не было.

– Я не верю, что вас зовут Сэмьюэл.

– Тогда просто Лерой.

– Лерой.

– Да.

Светило солнце. Кругом было полно свободных такси.

– У меня в восемь тридцать встреча, – сказал Лерой. – Я могу вас сбросить у отеля.

– Нет, – сказала испуганно Гвен. – Не пойдет. Куда вы едете, туда и я.

– Вы уверены? – спросил он. – Вы очень устали, наверное.

– Я … Лучше пусть я буду усталая, чем мертвая. Это во-первых. Также, не вижу, что вы будете делать на встрече без переводчика.

– Мне дадут там кого-нибудь.

– Да, как же, – сказала она с сомнением. – Я думала, это важно. Для вас.

– Да и нет. Я думал, это важно для вас.

– Да, – согласилась она. – В любом случае, я вам нужна.

– Хорошо, – он вздохнул. – Пойдем на метро.

Он взял из ее ладони двадцать евро и купил пачку билетов. После этого он некоторое время стоял перед потертой картой на стене, намечая пальцем маршрут. На этой линии у поездов были обычные колеса, а не резиновые. Вскоре появился поезд, грохоча. Гвен удивилась, увидев, что Лерой нажал на двери какую-то кнопку. Остальные двери остались закрытыми. Она ни разу раньше не ездила в парижском метро. Она несколько раз, в юности, ездила в нью-йоркском.