Стая Ядрышников Алексей

1.

Две черты майора с немного смешной фамилией Белик издавна раздражали Генерала.

Во-первых, вызванный к начальству майор всегда усаживался на самый краешек стула, используя в качестве дополнительной опоры собственные согнутые ноги – словно в любой момент был готов вскочить и опрометью броситься выполнять начальственное указание, толком не дослушав… Либо собирался задать стрекоча, спасаясь от начальственного гнева.

Во-вторых, Белик всегда без исключений выглядел утомленным и не выспавшимся: словно майор, бегом отправившийся выполнять порученное, – едва оказавшись за пределами видимости, мигом забывал про начальство и проводил дни и особенно ночи за всевозможными нехорошими излишествами… В остальном Генерал не имел к майору Белику претензий. Подчиненные, вызывавшие нарекания и претензии, под командой у Генерала надолго не задерживались.

Но сегодня пресловутый сонный вид майора имел некоторые основания – в часовом поясе, где Белику довелось провести минувшую неделю, уже наступила глубокая ночь. Да и неуверенная поза вполне соответствовала содержимому доклада о событиях последних дней.

Впрочем, дослушивать до конца Генерал не стал.

– Меня мало интересует, – оборвал он подчиненного, – что именно вы делали. Список оперативно-розыскных мероприятий для подобных случаев я знаю назубок. Меня интересует совсем другое: увидеть Руслана. Вот здесь. На этом стуле.

Белик тяжело вздохнул: старались, дескать, как могли, но что же делать, если бывшего коллегу ну никак не удается усадить на означенный предмет меблировки…

Помолчали.

– Потери? – спросил после паузы Генерал.

– Два человека. Плюс собака. Плюс штатский под руку ему подвернулся, грибник, – схлопотал по затылку, но не сильно.

– Эти двое… Наши?

– Никак нет. ОМОН, прикомандированные. Как и все, получили приказ: брать только живым, даже по конечностям не стрелять. Но, похоже, парни решили не рисковать, сразу за пушки схватились. Ну и…

– Приказы надо выполнять, – с непонятным выражением лица прокомментировал Генерал. Белику почудился в его словах оттенок гордости за беглого подчиненного.

Генерал поинтересовался планом дальнейших действий. Белик перечислил всё, что уже делается, и всё, что запланировано на ближайшее время. Генерал слушал, кивал удовлетворенно: все спланировано по уму, исполнитель в очередной раз выбран толковый…

Потом на полуслове оборвал подчиненного:

– Не надо.

– Э-э-э… Извините, не понял… Не проводить лишь ориентировку участковых, или…

– Ничего не надо. Свернуть все мероприятия по Руслану, целиком и полностью.

На лице Белика читалось настолько искреннее недоумение, что Генерал (редкий случай!) объяснил:

– Не такой он парень, чтобы дать себя повязать сельскому участковому, согласен? И все кончится тем, что его просто-напросто пристрелят, без вариантов. Или, что еще хуже, пристрелят его спутника и компаньона… Будем считать, что Русланчик сейчас работает автономно, без связи с начальством… Все силы отныне – на поиск Эскулапа. Причем не исключено, что на этой дорожке мы как раз и столкнемся с Русланом… Тогда кто-то из наших – повторяю, изнаших – приблизится к нему осторожно, и даст понять: я хочу с ним поговорить. Всего лишь поговорить…

Генерал замолчал, и молчал достаточно долго, – подчиненный позволил себе задать вопрос.

– Разрешите исполнять? – осторожно спросил Белик. И с тоской подумал, что поспать нынче так и не удастся: в Красноярске спецборт приземлится уже утром, а сон в самолете… В воздушных лайнерах засыпать майор не умел. Не получалось. Когда-то, очень давно, в разбившемся на подлете к Сочинскому аэропорту «Иле» погибла его родная тетка. И подсознательный страх перед полетами остался у Белика на всю жизнь. Летал, куда денешься, но вот спать как-то не получалось…

– Не спеши, – сказал Генерал. – С вылетом не спеши… Отправляйся сейчас к радистам, доведи до своих: по Руслану – отбой! А потом вместе займемся главной площадкой… Есть вероятность, что в ближайшие день-два туда могут пожаловать гости.

– ???

– Савельевские недобитки. Ивашов, сиречь Мастер, отморожен по самое дальше некуда. И может попытаться повторить трюк Руслана трехнедельной давности… Если, конечно, еще не осознал, против кого теперь играет. Если осознал, то не сунется. Но мы в любом случае подстрахуемся.

Генерал не стал добавлять: если ловушка, настороженная на «савельевских недобитков», не сработает, – в ближайшие дни начнется демонтаж площадки, слишком уж засветилась в последнее время лаборатория растениеводов… Проще возродить Лабораторию на новом месте и под новой крышей.

Белик ушел к радистам. Генерал остался один.

Поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, – новое, непривычное… Да и сам кабинет новый, непривычный… А если честно, то и от того, что приходилось делать в новом кабинете, Генерал успел отвыкнуть…

Десять лет он считал «Проект-W» своей феодальной вотчиной… Вотчиной, которую Генерал тихо и незаметно, без залоговых аукционов, приватизировал в сумятице реорганизаций, переименований и дроблений – охвативших Контору после недоброй памяти девяносто первого года… Считалось (среди очень узкого круга посвященных): все работы по проекту, что велись на затерянном в лесотундре полигоне, – свернуты, и тема навсегда закрыта… И все запасы биоматериалов уничтожены.

В Конторе в былые годы служили всего два человека, сидевшие выше Генерала и знавшие, чем на самом деле занимается Лаборатория генетического анализа ВИР. Знавшие, разумеется, неофициально. Визирующие липовые планы и отчеты по относительно безобидным исследованиям, – но всегда готовые принять участие в дележе дивидендов, кои должна принести главная, скрытая от всех тема…

Потом одного из тех двоих не стало, а второй навязал пакт с «ФТ-инк.», против чего решительно возражал Генерал… И все пошло наперекосяк.

А теперь… Теперь пришлось вернуться под государеву руку. Выбор был невелик: оставить все наработки банде Савельева и провести остаток жизни в бегах, или… Генерал выбрал «или».

…Ожидание на главной площадке оказалось напрасным. Генерал не знал, что во главе «савельевских недобитков» нежданно-негаданно оказался Мухомор, по части отмороженности далеко уступавший покойному Мастеру. Обладатель грибного прозвища решил не искушать судьбу. На базу «Салют» были доставлены все уцелевшие материалы, собранные в уничтоженном Логове, – вплоть до самого последнего клочка обгоревшей бумаги. Плюс главное богатство, главный товар для запланированной сделки, – контейнеры со штаммом-57.

2.

Квартира была роскошная…

Выкупив и выменяв у владельцев комнат коммуналку на Суворовском, покойный бизнесмен Колыванов не стал увлекаться модными евроремонтами. Постарался восстановить апартаменты так, как выглядели они в начале века, до всевозможных вселений и уплотнений: старинная мебель, кропотливо подобранная в комиссионках и антикварных салонах, предметы обихода и всевозможные создающие уют безделушки – из той же эпохи, никаких новоделов…

Причем выглядело все не собранным с бору по сосенке – создавалось полное, но превратное впечатление, что семья Колывановых жила тут безвыездно лет сто, не меньше.

– Значит, все с начала… – негромко сказала Катя.

Граев молча кивнул.

Они сидели в знакомой комнате, при неярком свете бра. Ксюша мирно спала здесь же – на небольшом изящном диванчике с ажурно-выгнутыми ножками, сделанном в те времена, когда использовать стоящую в гостиной мебель в спальных целях никому не приходило в голову. Однако детской кроватки у Кати не имелось – пришлось соорудить импровизированную замену, поставив вплотную к диванчику три стула из того же мебельного гарнитура: так, чтобы их спинки образовали некое подобие загородки…

– Насколько я понимаю, – продолжила Катя, – коли уж они не обнаружат в твоей квартире никаких материалов по тому следствию годичной давности, то…

Граев вновь кивнул, хоть окончание фразы так и не прозвучало. Катя, на беду, всё и всегда очень хорошо понимала. Слишком хорошо. Даже то, о чем лучше бы оставаться в неведении. Но такая уж уродилась – понятливая… Умеющая логично мыслить.

А логика сложившейся ситуации – с точки зрения их противников – проста: где еще могут хранится результаты расследования частного сыскаря, крутившегося в опасной близости от тайн псевдорастениеводов? У его нанимательницы, разумеется. И она вследствие этого автоматически попадает в список подлежащих отстрелу – на почетное второе место.

– Тогда почему мы здесь сидим? Чего ждем? – спросила обреченная на отстрел нанимательница.

– Фора есть… Небольшая, но есть. Работают профи, и они не начнут суету со стрельбой без какой-то, хотя бы самой минимальной, подготовки. Эта ночь пройдет спокойно, уверен. А вот за следующую ручаться уже не стану. Значит, за день нужно сделать все возможное. В каком состоянии у тебя сейчас в «Орионе» служба безопасности?

– Граев… Ты бы хоть звонил иногда… «Ориона» больше нет. И его службы безопасности тоже нет. Перед тобой сидит вольная как птица рантье… Не знаю уж, есть ли у этого слова женский род, но всё обстоит именно так.

Ему показалось, что слова «вольная как птица» прозвучали с легким нажимом. С неким завуалированным намеком… А может, и вправду показалось. В любом случае, в квартире Катя была одна. И никаких следов постоянно здесь живущего мужчины наметанный взгляд Граева не заметил.

– Ладно, попробуем выкрутиться своими силами, – мрачно сказал он.

Граев не стал добавлять, что выкручиваться ему придется одному… Но Катя, тем не менее, способна оказать бесценную помощь, – уехать и увезти с собой Ксюшу.

– Ты голоден?

Он на секунду задумался, и с удивлением понял: голода нет как нет. Хотя последней трапезой стал завтрак… Похоже, лишние килограммы уйдут очень быстро.

– Спасибо, сыт… Водка есть?

Она воззрилась изумленно.

– Жену у меня убили. Сегодня. Помянуть надо, – сказал Граев бесцветным, без малейшей эмоции, голосом.

Катя молчала, глядя ему в глаза, и Граев понятия не имел, что она может там увидеть. Если глаза и вправду зеркало души – то ничего. Мертвую и безмолвную пустоту… Черную разверстую рану с кровоточащими краями…

– Водки нет… – наконец медленно произнесла Катя. – Есть «Баллантайн»…

– Что-то у тебя, чего ни хватишься, ничего нет… – проворчал Граев.

…Предложенным крутобоким бокалом он не воспользовался, взял в серванте стакан, налил до краев, – словно в принесенной бутылке и впрямь была самая плебейская водка, а не благородный, двенадцатилетней выдержки, продукт шотландских винокуров. Осушил – единым духом, без закуски, до дна (Катя лишь макнула губы в виски). Ничего не произнес, вообще. Встал, подошел к диванчику, долго смотрел на спящую дочь. Вернулся к столику, решительно навернул на бутылку винтовую пробку.

Губы у Кати дрогнули, словно что-то хотела сказать или спросить, – но не сказала и не спросила…

…Ни кровати, ни чего-нибудь, способного ее заменить, в гостиной не оказалось. Но Граев решил не переносить куда-либо крепко уснувшую Ксюшу. Не то проснется, раскапризничается, плохо будет спать вторую ночь кряду, – и работать завтра ему станет более чем затруднительно. Устроился здесь же, на полу, на принесенном из другой комнаты двуспальном матрасе.

Надо было выспаться, непременно надо было выспаться, – но он лежал, уставившись в темноту широко раскрытыми глазами. Пытался вспомнить Сашу – живую, улыбающуюся. Не получалось. Вспоминалось другое: тело, лежащее на грязной брусчатке, у стены, расписанной всякой похабщиной… Белая блузка, расстегнутая его торопливыми руками… Пробитая пулей чашечка бюстгальтера – особого, с застежкой спереди, бюстгальтера для кормящих матерей…

А потом пришла Катя.

Он не шевельнулся, по-прежнему глядя в никуда. Она опустилась на колени рядом с матрасом, положила руку Граеву на лоб… «Не надо…» – хотел сказать он, и не сказал.

Она заговорила тихо-тихо:

– Я знаю, как это бывает, Паша… Я потеряла и мужа, и сына, потеряла всё… Я думала, что свихнусь одна – тут, в пустой квартире. А может быть, и на самом деле свихнулась… Но стала другой – совершенно точно. Потому что нельзя быть одному в такие моменты… А затем пришел ты, и просто был рядом. Я хочу отдать долг, Паша. Ты можешь сколько угодно строить каменное лицо, говоря об убитой сегодня жене, но я тебя слишком хорошо знаю… Не гони меня, Паша… Мне ничего не надо, я просто должна быть рядом.

Она скользнула под одеяло.

Он чуть-чуть подвинулся. Лежал и думал, что всё повторяется, что всё уже было когда-то: точно так же лежала рядом женщина, и впитывала, забирала переполнявшую его боль… Женщина, ставшая матерью его ребенка. Женщина, убитая сегодня…

Потом он подумал, что ему тоже очень скоро придется убивать, и надо постараться обойтись без ненависти… Он пойдет, и будет убивать просто для того, чтобы такое не повторилось снова… С Катей… С Ксюшей… Ни с кем и никогда.

Потом…

Потом Граев уснул. Хоть ему и казалось, что сомкнуть веки в эту ночь не удастся…

3.

Руслан кружил вокруг Касеево, как кружит волк вокруг овчарни. Причем как волк, уверенный: здесь поджидает засада, и охотники уже вложили в стволы патроны…

Может, его опасения были обычной мнительностью… Но Руслан всегда предпочитал перебдеть.

Касеево не город, засаду втайне разместить трудно, особенно на длительный срок, – значит, у охотников должно быть какое-то прикрытие…

Двухчасовое наблюдение в бинокль подтвердило: да, чужаки в Касеево есть, – бригада рабочих перекрывает крышу на сельском магазине. И Руслану эти труженики пилы и топора сразу не понравились… И то, чем и как они занимались, – тоже не понравилось.

Кровля из оцинкованного железа, которую сдирали якобы работяги, выглядела не совсем новой, но вполне еще приличной. Да и Касеево – деревня большая, людей хватает, никакого сравнения с вымершей Нефедовкой; не верится, что не нашлось здесь своих специалистов по кровельным работам. Однако вот отчего-то наняли бригаду со стороны: возле магазина стоит ГАЗ-фургон с огромной рекламой на боку:

Реклама новенькая, сверкает свежей краской… Вполне может быть, что неведомый Макарычев и в самом деле существует, и даже занимается вместе с компаньонами строительными работами, равно как и ремонтными. Но кадры для тех работ подбирает не очень тщательно. Не напрягаются сидящие на крыше рабочие, прямо скажем. Работают по большому счету два человека, а еще трое в основном пейзажами любуются – благо обзор хороший, самая высокая точка в деревне, все Касеево и окрестности как на ладони…

Послушать бы, что творится в эфире… Но увы, прошли те времена, когда Руслан мог без труда воплотить в жизнь подобную идею. Бинокль да собственные глаза – вот и все оставшиеся средства разведки. А старый, по дешевке и без документов купленный мотоцикл, – весь оставшийся транспорт. И личный состав в количестве одной единицы – сам себе командир, сам себе боец.

Работа на крыше магазина меж тем продолжалась – не шатко и не валко, лишь изредка вниз с грохотом падал очередной лист жести. Руслан издалека наблюдал за трудовым процессом и обдумывал альтернативный план: пообщаться с кем-нибудь из местных жителей за пределами Касеево, вдали от глаз псевдоработяг. Идея не самая перспективная – можно, допустим, проследить за пейзанином, отправившимся в лес с корзиной; подойти и завести под каким-то предлогом разговор, поинтересоваться: не бывал ли здесь человек с приметами Эскулапа? А пейзанин ответит: не-а, не встречал такого… И что? Подстерегать нового грибника?

Вариант не слишком выигрышный, но никакой другой в голову Руслану не приходил.

Хотя можно, конечно, дождаться темноты, но… Едва ли кто-то отнесется с пониманием к человеку, шляющемуся ночью по дворам, и задающему странные вопросы… Давно известно, что днем люди чувствуют себя куда увереннее и легче идут на контакт.

Пропылил откуда-то лесовоз, остановился у соседнего с магазином здания, украшенного выцветшими буквами «СТОЛОВАЯ». Использовалось сие транспортное средство отнюдь не по прямому назначению, проистекающему из названия. Вместо бревен машина, грубейшим образом нарушая все инструкции и правила эксплуатации, перевозила людей. Восемь человек… Еще трое вылезли из кабины. Все в рабочих спецовках, у некоторых на головах оранжевые каски.

Водитель и один из касковладельцев зашли в столовую, остальные разошлись в разные стороны, причем достаточно энергичным шагом.

Руслан призадумался. Бригада лесорубов из здешнего леспромхоза приехала на обед, надо понимать. И большинство из них местные, коли уж отправились подкрепляться по домам. Причем вырубка, где трудятся мужички, расположена совсем неподалеку, в считанных километрах, – оседлав лесовоз, на дальние расстояния не поездишь, да и невыгодно – час работы такой машины немалых денег стоит… Пожалуй, потолковать с этой бригадой куда перспективнее, чем поджидать в лесу одиноких грибников.

Обитатели крыши магазина, судя по всему, тоже решили заморить червячка. Двое работавших и двое делавших вид спустились, оставив наверху одного дозорного. Однако в столовую «компаньоны» Макарычева не пошли, исчезли в недрах своего фургона, – все, кроме одного. Тот торопливо пошагал по деревне, Руслан следил за ним весьма заинтересованно.

Лжеработяга исчез за высоким дощатым забором одного из домов – высокого, ладного, приметного: конек крыши украшал позеленевший латунный флюгер-петушок, рядом красовалась тарелка спутниковой антенны.

Через пару секунд «компаньон» вновь оказался в поле зрения: поднялся на высокое крыльцо; уверенно, не стучась, зашел внутрь.

Спустя недолгое время дверь опять распахнулась, вышли уже трое мужчин. Проделали обратный путь, к магазину и к украшенному рекламой ГАЗу, – и скрылись в фургоне.

Последние сомнения рассеялись: засада! Причем охотники явно привлечены втемную, и не представляют, насколько опасная дичь может на них выйти… Ловушка рассчитана на дилетантов, никак не на человека, привыкшего перед каждым шагом хорошенько проверять, нет ли на тропе замаскированных капканов.

Выводы эти Руслан сделал уже на ходу, поспешая к мотоциклу, укрытому поодаль, в густом кустарнике. Следовало перехватить отобедавшую бригаду лесорубов на выезде из Касеево, и аккуратно проследить, куда поедут. Мало радости рыскать в поисках их места работы по всем окрестным просекам.

…Мнение Руслана о последнем оставшемся у него транспортном средстве изменилось самым кардинальным образом, и весьма скоро. Ни брошенный у Канска «четыреста двенадцатый», ни большинство других легковушек не проехали бы по лесной дороге, на которую свернул лесовоз, вновь облепленный седоками. Особенно после недавних дождей. Разве что внедорожник, да и то не всякий, – сейчас этим термином не так редко именуют машины, призванные лишь подчеркнуть некий особый статус владельца, – на хорошем асфальте, разумеется…

Однако старый «Иж-Юпитер» (где-то в долгих жизненных перипетиях утративший свою коляску) весьма бодро пробирался между глубокими колеями, прорытыми колесами лесовозов, не спасовал и перед болотцем – в него превратился пятачок, где явно неоднократно разворачивалась какая-то гусеничная машина, – не то трелевочный трактор, не то что-то еще в том же роде…

Бригада в своем пути на обед и обратно прошла этот участок пути пешком – лесовоз тут скакал козлом, не позволяя усидеть на нем, как птичка на жердочке.

Руслан ожидал, что о приближении к разрабатываемой делянке предупредят звуки, издаваемые двигателями техники и бензопилами, – но ошибся. У бригады продолжался послеобеденный отдых. Адмиральский час. Сиеста.

Техника стояла неподвижно и молча. Лесорубы лежали на травке, смолили сигареты и папиросы, о чем-то переговаривались. Уныло поглядывали на опустошенную поллитровку, валявшуюся рядом среди одноразовых пластиковых стаканчиков, – да уж, на такую компанию маловата доза. Наверняка употреблять в ходе рабочего дня большие количества не позволяет начальство… И наверняка следит за исполнением указаний.

Ну что же, условия для начала работы идеальные.

Однако ни единого вопроса про человека с приметами Эскулапа подошедший к работягам Руслан не задал. Равно как и не спросил про подозрительных кровельщиков.

Поинтересовался деловито: нельзя ли прикупить прямо здесь, без всяких документов, машину леса? Вопрос вызвал некое оживление у тружеников, – впрочем, достаточно умеренное.

Отчего ж не купить? Легко и просто. По вполне божеской цене – прозвучала цифра, и впрямь не поражающая воображение. Ежели самовывозом – то хоть сейчас накидают полный кузов неделовых хлыстов. А ежели доставка на их транспорте, то обождать придется денек-другой, потому как… В общем, придется. Но тогда, понятное дело, чуть дороже получится.

Руслана подобный вариант не устроил. Машина древесины, годящейся лишь в печку? – тьфу, да зачем ему такая ерунда… Нет, запасаться дровами или стройматериалом он в любом случае не собирался, но хотел стать для работяг клиентом денежным и драгоценным, которого жаль потерять, – и на пару не относящихся к делу вопросов которого лучше ответить.

Короче говоря, он конкретизировал задачу: нужна машина первоклассных сосновых бревен. Если цена устроит, то и две. Доставка транспортом продавца, но недалеко, за полсотни километров, – на Черный Ручей.

Руслан понадеялся, что названное им место исключит ненужное любопытство: зачем, мол, незнакомцу потребовалась строительная древесина? В некогда заповедном урочище Черный Ручей совсем недавно началось возведение элитного поселка…

Надежда оправдалась – работяги понимающе покивали. Но не спешили дать согласие и назвать цену: хмыкали, мялись, переглядывались… Затем начали жаловаться на финансовые трудности: дескать, за куб деловой древесины им причитается не много, не мало – полсотни рубликов, вроде бы всё хорошо, живи и радуйся – но паскуды-лесники забирают большую часть тех денег на штрафы. Причем сумма пресловутых штрафов не меняется: хоть ты собери с отработанной делянки все отходы до последней веточки и шишечки, хоть языком вылижи и песочком после посыпь, – а штраф заплати. Или хрен получишь потом разрешение на порубку. А ежели вдруг начальство узнает о намечающемся гешефте – так по карману вдарит, что ой-ой-ой, без портков сезон закончат… Не-е-е, им продавать бревна налево, – себе дороже, слишком уж рискованно.

Руслан посочувствовал безденежной лесорубской жизни. Вздохнул и сказал, что попробует найти более рисковых парней.

Ну, зачем так уж сразу… Ежели все провернуть аккуратненько, без чужих глаз… С дополнительной надбавкой за риск…

Вожделенная сумма наконец-таки прозвучала.

Руслан понятия не имел: много с него запросили или мало? На всякий случай крякнул, почесал затылок и начал торговаться. Платить он в любом случае не собирался, – но к чему вызывать подозрения излишней уступчивостью?

В конце концов консенсус был достигнут. Руслан тут же сходил к мотоциклу и вернулся с двумя литровыми бутылями водки. Грех не вспрыснуть этакую сделку, не по-людски как-то.

И лишь потом началась работа… Не у лесорубов – у Руслана. Вскоре он – в числе прочих местных новостей – узнал: в прошлом месяце в хозяйку дома с петушком-флюгером стрелял какой-то пришлый чужак. Попал в голову, но не сильно… Судя по скупо сообщенным приметам, любящий хвататься за оружие незнакомец вполне мог оказаться Эскулапом.

Выспрашивать дальше Руслан не стал. Лучше обратиться к первоисточнику, к пострадавшей Дарье Парамоновой.

К его удивлению, на водочные бутыли лесорубы поглядывали, как коты на связку свежепойманной рыбы, – но так и не откупорили. На прямой вопрос ответили, не чинясь: полста грамм в обед – максимум того, что может позволить себе тикировщик или вальщик. Потому как в руках не только свою жизнь держит… Вот зашабашат – другое дело.

…В Касеево Руслана ждал сюрприз. «Компаньоны» Макарычева исчезли. На полуободранной крыше – никого. ГАЗ-фургон укатил в неизвестном направлении.

Ну и что бы это значило?

Единственный вариант, пришедший Руслану в голову: пока он мотался по просекам, у охотников стряслось нечто экстраординарное. Нечто, потребовавшее стянуть силы на главное направление…

Надо ловить момент, такая экстренная мобилизация может и не затянуться надолго.

…Дарья Парамонова оказалась дома. К тому же одна… Разыгрывать чересчур сложный спектакль перед ней Руслан не стал: состроил казенную физиономию, небрежно-уверенным жестом продемонстрировал удостоверение – так, чтобы женщина не успела разглядеть толком ни звание, ни должность, ни имя с фамилией. Достал из папки несколько чистых листов бумаги, присел к столу. Сказал, улыбнувшись устало и чуть сочувственно:

– Понимаю, гражданочка Парамонова, что вам уж надоело рассказывать про одно и то же… Но придется. Дело взято на контроль управлением! – он поднял палец многозначительным жестом. – Так что излагайте все с самого начала, и с подробностями.

…Гражданочка Парамонова, не читая, нацарапала внизу последнего листа: «с моих слов записано верно». А Руслан понял лишь одно: что ничего он не понял… Абсолютно ничего. И причиной тому стала не только невнятная дикция женщины – пистолетная пуля попала ей в открытый рот: зацепила язык, выбила два зуба, и вышла наружу, пройдя через щеку… (Уехавшие час назад люди, по словам Дарьи, были операми в штатском, – и якобы охраняли ее на случай повторного визита отморозка.)

Странность в другом…

Эскулапа совершенно не заинтересовали живущие в Касеево потомки старухи Ольховской – стрелять в рот людям, которыми интересуешься, как-то не очень логично… Полное впечатление, что приехал он сюда с единственной целью: украсть висевшую на стене старую икону.

Икону, доставшуюся Евстолии Парамоновой (в девичестве Ольховской) в наследство от бабушки… От Бабоньки-Ольховской.

И Руслан заподозрил, что наследство состояло не только лишь в намалеванном на старой доске лике святого.

1.

Местность здесь была, что называется, весьма пересеченная: осиновые и ольховые рощицы перемежались с полянками и густыми зарослями кустарника. Канавы, воронки – заплывшие, оставшиеся с давней войны, овражки, по которым весной сбегала талая вода к речке Кузьминке.

На одной из самых укромных полянок стоял деревянный православный крест – слегка потемневший от непогоды, но вполне еще крепкий. Рядом сидел человек – высокий, плечистый. Граев.

Сидел и ждал подполковника Мельничука. Если слова сумбурного СМС-сообщения и в самом деле складывались во фразу: «В полдень, где нашли лысого», – то Мельничук имел в виду именно это место. И, коли уж не конкретизировал дату, полдень именно завтрашнего субботнего дня. Вернее, теперь уже сегодняшнего.

Других лысых, найденных совместно с подполковником за все годы их знакомства, Граев не припомнил. Лишь одного – Михаила Колыванова, человека-зверя, чей странный и страшный жизненный путь оборвался именно здесь, на отмеченной крестом полянке. Перед смертью, в ходе обратной трансформации в человека, Колыванов полностью утратил волосяной покров, – не только с головы, но и со всего тела…

…Нынешней весной Граеву вновь довелось побывать на этой пустоши – вызвал тревожным звонком старик, тот самый, что прикончил оборотня выстрелом из старой двустволки. Старику показалось, что все началось сначала. По счастью, он ошибся, – в окрестностях Александровской объявилась стая самых заурядных одичавших собак. Семь или восемь беспородных шавок невеликих размеров – но среди них незнамо как затесался огромный, с теленка размером, метис ньюфаундленда. Следы его-то клыков на останках задранной и сожранной козы старик и посчитал за оставленные ликантропом…

Ту стаю они перестреляли самой обычной, свинцовой картечью, прикончили и вожака-метиса… А через неделю старик умер. Как рассказала Граеву соседка, на глазах у которой все произошло, умер быстро, и, хочется надеяться, безболезненно: сидел за столом, говорил с ней о чем-то, – и вдруг захрипел, упал со стула… Скорая приехала к остывающему трупу.

…Хруст и треск Граев услышал издалека, кто-то шумно ломился в сторону полянки сквозь заросли могучего, выше человеческого роста, борщевика. Через минуту стало ясно: пресловутый «кто-то» пройдет стороной. Либо случайный прохожий (хотя откуда тут быть случайным прохожим?), либо Мельничук – сбившийся с дороги.

Граев негромко свистнул. Вскоре подполковник – это и в самом деле оказался он – вышел на полянку.

– Привет! – буднично сказал Граев. – Заплутал?

– Немного… Вроде год назад не росло здесь этой пакости… – Мельничук кивнул на поломанные трубчатые стебли, толщиной не уступавшие молодым деревьям.

– Борщевик… – пожал плечами Граев. – По слухам, его к нам завезли лет двадцать назад – на полях выращивать, на силос для скота. Самая, дескать, быстрорастущая из трав… Как оказалось, не только на полях растущая, вон как всё вокруг заполонил…

Он замолчал, ожидая, когда же Мельничук перейдет к главному – к тому, из-за чего затеяна эта встреча.

Подполковник, однако, не спешил переходить к серьезному разговору. Граев спросил – без особого интереса, для поддержания беседы:

– Ты и в самом деле охотой увлекся? Или так, для конспирации?

Ружье, патронташ, охотничий костюм, – честно говоря, паршивая маскировка за неделю до открытия охоты. Тем более здесь, в примыкающем к городу заказнике, где стрельба запрещена в любое время года.

– Э-э-э… – махнул рукой Мельничук, усаживаясь на траву рядом с Граевым. – Какая, к чертям, охота с такой службой. Лет уж десять как не выбирался. А сюда шел – не поверишь, Граев – кого только не видел! Утки на Кузьминке… Потом две куропатки чуть не из-под ног выпорхнули… Зайца даже вспугнул. Едва удержался, чтобы не пальнуть в ушастого. Патроны больно уж старые, побоялся, что ружье не выдержит.

Граев кивнул. В охоте он разбирался неплохо, и знал: патроны, снаряженные бездымным порохом, долго хранить нельзя – что-то там испаряется из нитропороха, какой-то компонент, препятствующий чересчур быстрому его горению. И детонация в самом деле может разнести ружье…

– Ты меня позвал, чтобы рассказать про здешнее изобилие зайцев? – спросил Граев.

– Вот-вот… – кивнул Мельничук. – Зайцев тут пруд пруди. И один из них – ты, Граев. Причем охота на тебя началась по полной программе.

– Я заметил.

– Не знаю уж, что ты там заметил… Но если сегодня ближе к вечеру подойдешь к любому стенду «Их разыскивает милиция», то сможешь полюбоваться на свой портрет. И почитать про свои приметы.

– Чем же я прогневил родную-то милицию?

– Двойное убийство. Жены и случайного свидетеля.

– А-а-а… Понятно. А вот если я сейчас возьму да и явлюсь с повинной? Да хоть бы тебе и здесь? Отдаюсь, мол, товарищ подполковник, в руки правосудия! Потому что, уверен, если в прошлом этого «случайного свидетеля» покопаться, – пять-шесть «мокрых» эпизодов точно отыщутся. Сдамся – и что тогда?

– Тогда, Граев, день, много два, я продержу тебя в своем ИВС. Дольше не смогу, отправишься в СИЗО. А поскольку мент ты всего лишь бывший, – сядешь там в общую камеру, на общих основаниях. Дальше рассказывать?

Граев мотнул головой. И без того ясно: шепнут кому надо, и в одну далеко не прекрасную ночь заточка воткнется Граеву в ухо, или в иное место, – нахождение в котором острых металлических предметов никак не совместимо с жизнью.

– Ты ведь недаром назначил это место для встречи… – задумчиво сказал Граев. – Что бы я понял, даже если не смогу прийти, откуда ветер дует… Правильно?

– Если ты такой понятливый, то отчего задаешь дурные вопросы?

– Я риторически. Можешь не отвечать. Так, дедуцирую…

– Ну-ну… Дедуцируй, Пуаро…

– Да уж почти закончил…

Дальнейший ход своих мыслей Граев не стал озвучивать, но картинка получилась примерно такая: тогда, год назад, в ходе следствия по делу об исчезновении, а затем и гибели Колыванова, Мельничук подвергся сильному давлению со стороны кого-то из высших чинов ГУВД. Надо понимать, сейчас, в деле Граева, все повторилось, в ход пошел все тот же рычаг давления, – и подполковник сделал соответствующие выводы.

Граев давно и хорошо знал Мельничука, и понимал: мочиться против ветра, тем более против ураганного, тот не станет. И без того, отправляясь на сегодняшнюю «охоту», рисковал слишком многим.

– Что предлагаешь? – спросил он у подполковника напрямую.

Мельничук вздохнул.

– Смываться тебе надо, Паша. И лучше бы за бугор. Смываться и ложиться на дно.

– И пролежать там, на дне, всю оставшуюся жизнь? Знаешь, кстати, загадочку: на дне лежит, усами шевелит?

– Сом? – предположил Мельничук без особого интереса.

Граев покачал головой.

– Рак?

– Не угадал.

– Тогда не знаю…

– Василий Иванович Чапаев. А с ним на пару, вместо Петьки, теперь Павел Иванович Граев. Без усов, правда.

– Люблю твое чувство юмора. Особенно в таких ситуациях… А усы отпусти – вроде ерунда, но зрительное восприятие лица меняют сильно… Хотя кому я рассказываю…

– Валера, я все понимаю: погода хорошая, мы год не виделись, отчего бы и не посидеть, не потрепаться. Анекдоты отчего бы не потравить… Но давай к делу, а?

Мельничук, тем не менее, к делу переходить не спешил… Сидел, задумчиво ковырял в зубах сорванной травинкой, вздыхал, поглядывал на собеседника, – как показалось Граеву, несколько оценивающе поглядывал. Граев решил облегчить подполковнику задачу, медленно заговорил сам:

– Ты прекрасно знаешь, что на дно, тем более за бугром, я не лягу. Документов нет, денег нет, чтобы чисто уйти… Почти все, что было, в Швейцарии пролечил. Да и не привык я как-то прятаться, опыта нет… Что смерть Саши я никому не спущу и не прощу, ты тоже знаешь. А поскольку все, что ты сообщил, мог сообщить и без личной встречи, то… Короче говоря, доставай-ка из-за пазухи свою папку.

Мельничук удивился было, затем проследил направление граевского взгляда, хмыкнул… Охотничий костюм стал несколько тесноват подполковнику, располневшему за последние годы, одна пуговица расстегнулась, – и Граев углядел-таки между камуфляжем и тельняшкой уголок пластиковой папки-конверта.

…Папка содержала в себе несколько десятков – никак не больше сотни – листов. В руки Граеву отдать ее подполковник не спешил, и сквозь пластик можно было разглядеть лишь верхний лист: судя по внешнему виду, некий официальный документ, распечатанный на принтере.

– Примерно половина здесь, – пояснил Мельничук, – рукописные излияния одного молодого человека, ныне покойного. Полтора года назад на адрес Чайковского, дом тридцать[2], пришел ба-а-альшой такой конверт, а в нем – роман. Ну, сам знаешь, как оно бывает…