Смерть на Ниле Кристи Агата
– Не уходите, мисс Робсон, – попросила Жаклина.
– Пожалуйста, не уходите. Вечер еще только начинается. Не оставляйте меня.
Корнелия снова села.
– Девушки должны помогать друг другу, – сказала Жаклина.
Она откинула голову и расхохоталась. Резкий, пронзительный, совсем невеселый смех. Принесли джин.
– Выпейте со мной, – предложила Жаклина.
– Нет, большое спасибо, – отвечала Корнелия. Жаклина покачивалась на стуле, напевая: «Был парень у нее, но он ее покинул… Фантора перевернул страницу журнала „Европа – внешние связи“. Симон Дойль взял со стола газету.
– Уже очень поздно. Мне надо идти, – заговорила Корнелия, делая попытку встать, – мне пора спать.
– Нет, спать еще рано, – заявила Жаклина, усаживая ее.
– Я запрещаю. Расскажите мне о себе.
– Ну, я не знаю. Мне нечего рассказывать, – смутилась Корнелия.
– Я жила дома, с матушкой. Я никуда не выезжала. Это мое первое путешествие. Я блаженствую и хочу, чтобы время тянулось подольше.
Жаклина снова засмеялась.
– У вас счастливый характер. Боже, я бы хотела быть такой, как вы.
– Да что вы? Но ведь я… я уверена… Корнелия совсем растерялась. Мисс де Бельфорт слишком много выпила. Для Корнелии это было не внове. Она видела на своем веку множество пьяниц. Но тут было что-то другое… Жаклина обращалась к ней, смотрела на нее, и в то же время, так казалось Корнелии, она будто говорила не с нею и не для нее…
Жаклина вдруг обернулась к Симону и сказала ему:
– Позвони, Симон. Я хочу еще выпить.
Симон посмотрел из-за газеты и спокойно сказал:
– Все стюарды ушли спать. Уже двенадцать!
– А я хочу выпить, слышишь!
– Ты уже достаточно выпила, Джекки, – сказал Симон.
Она подскочила.
– А тебе какое дело, черт возьми!
Он пожал плечами.
– Никакого.
С минуту она смотрела на него.
– Что с тобой, Симон? Ты боишься?
Симон молчал. Он снова взялся за газету.
– Господи, – залепетала Корнелия, – так поздно… Я должна…
– Она стала неумело складывать вышивание, уколола палец.
– Не уходите, – твердо сказала Жаклина.
– Мне нужна поддержка, мне нужна женщина рядом.
– Она рассмеялась.
– Знаете ли вы, чего так испугался Симон? Он боится, как бы я не рассказала вам историю моей жизни.
– О, гм, – Корнелия поперхнулась.
– Дело в том, – очень четко произнесла Жаклина, – что мы, он и я, были помолвлены когда-то.
– Неужели? – противоречивые эмоции переполняли Корнелию. Она не знала, куда деваться от смущения, и в то же время ей было ужасно интересно.
Ах, каким несчастным и подлым показался ей теперь Симон Дойль.
– История довольно грустная, – продолжала Жаклина мягко и насмешливо.
– Он обошелся со мной довольно скверно, правда, Симон?
– Иди спать, Джекки, – грубо оборвал Симон, – ты пьяна.
– Ах, Симон, если тебе стыдно, сам уйди отсюда. Симон Дойль посмотрел ей в глаза. У него дрожали руки, но он ответил твердо:
– Нет, я не хочу спать.
В третий раз Корнелия проговорила:
– Мне надо идти. Так поздно…
– Нет, вы останетесь, – сказала Жаклина. Она положила руку на плечо девушки и усадила ее на место.
– Вы останетесь и увидите все, что здесь произойдет.
– Джекки, – строго сказал Симон, – не валяй дурака! Бога ради, иди спать.
Жаклина вдруг вся выпрямилась и начала говорить безудержно и хрипло:
– Ты боишься скандала! Да? Это потому, что все вы, англичане, такие выдержанные! Ты хочешь, чтобы и я вела себя «прилично»? Да? Но мне наплевать на приличия. Лучше выметайся отсюда, а не то тебе придется кое-что услышать.
Джим Фантора аккуратно закрыл журнал, зевнул, посмотрел на часы, поднялся и направился к выходу. Типично по-английски и в высшей степени неубедительно.
Жаклина повернула стул и уставилась на Симона.
– Ты, проклятый идиот, – выдохнула она, – так поступил со мной и надеялся просто избавиться от меня.
Симон хотел что-то сказать, но передумал.
Он сидел молча, надеясь, что она выговорится и вспышка пройдет.
Сдавленно и хрипло Жаклина продолжала говорить. Для Корнелии, которая никогда не видела, чтобы чувства выражали открыто и на людях, вся эта сцена казалась захватывающей.
– Я предупреждала тебя, – выкрикнула Жаклина.
– Помнишь? Мне легче видеть тебя мертвым, чем в объятиях другой. Я говорила, что убью тебя… Ты мне не верил? Так ошибаешься! Я выжидала! Ты принадлежишь мне! Слышишь? Ты мой!..
Симон все молчал. Она опустила руку и ощупью нашла какой-то предмет. Потом резко наклонилась вперед.
– Я говорила, что убью тебя, и я сделаю это.
– Она вскинула руку, держа что-то маленькое и блестящее.
– Я пристрелю тебя, как пса, как приблудного пса…
Симон пришел в себя. Он вскочил, но в тот же момент она спустила курок…
Симон, согнувшись, упал на стул, Корнелия с криком бросилась к двери. Джим Фантора стоял, облокотившись на перила палубы.
– Она позвала его:
– Мистер Фантора! Мистер Фантора.
Он подбежал к ней; она невнятно прошептала:
– Она застрелила его. О! Она его убила.
Симон Дойль все еще полулежал на стуле… Жаклина застыла в той же позе, как парализованная. Она вся дрожала, с ужасом и отчаянием глядя на алое пятно на ноге Симона, которое все разрасталось. Он прижимал к ране носовой платок, уже весь пропитанный кровью…
– Я не хотела, – всхлипывала Жаклина.
– Я, правда, не хотела.
– Она выронила пистолет, и он ударился об пол, носком ботинка она отшвырнула его прочь, и он закатился под банкетку.
Тихим слабым голосом Симон попросил Фантора:
– Бога ради, сюда кто-то идет… Не нужно поднимать шума. Скажите, что все в порядке…
Фантора понимающе кивнул. Он выглянул в дверь и увидел слугу-негра, с любопытством прислушивающегося.
– Все в порядке, – сказал Фантора, – все нормально, господа забавляются.
Темные глаза смотрели недоверчиво, испуганно. Ослепительно блеснули зубы в улыбке, и слуга ушел. Фантора вернулся.
– Не беспокойтесь, никто ничего не слышал. А если и слышал, то подумал, что вылетела пробка из бутылки. Теперь надо…
Жаклина вдруг истерически зарыдала.
– Боже, я хочу умереть… Я покончу с собой. Что я наделала! Что я наделала.
Корнелия подбежала к ней.
– Тише! Тише! Моя хорошая.
У Симона вспотел лоб, лицо исказилось от боли.
– Уведите ее отсюда, – умолял он, – бога ради, уведите! Проводите ее в каюту, мистер Фантора, а вы, мисс Робсон, позовите медицинскую сестру, ведь вы знаете, где ее каюта!
– Он переводил взгляд с одного на другого, прося о помощи.
– Не оставляйте ее одну. Пусть с нею побудет сестра. А потом разыщите доктора Бесснера и приведите его ко мне. Бога ради, ничего не говорите моей жене.
Джим Фантора кивал, соглашаясь. Он был собран и деловит. Он и Корнелия взяли под руки Жаклину, которая всхлипывала и отбивалась, вывели ее из салона и отвели в каюту. Им пришлось трудновато, она рвалась обратно и безутешно плакала.
– Я утоплюсь… утоплюсь… Мне нельзя жить… О Симон! Симон!
– Скорее приведите мисс Бауэрс, – сказал Фантора Корнелии.
– Я побуду с ней, пока вы не вернетесь.
Корнелия послушно вышла.
Жаклина бросилась к двери, но Фантора удержал ее.
– Его нога… наверное, сломана? Он истекает кровью, он умрет от потери крови. Я хочу к нему… Симон, Симон, что я наделала!
– Она говорила все громче.
– Тише, успокойтесь! – нетерпеливо сказал Фантора.
– С ним ничего страшного.
Она снова попыталась выскочить из каюты.
– Пустите! Я прыгну за борт! Пустите! Я хочу умереть.
Фантора взял ее за плечи и с силой усадил на постель.
– Оставайтесь здесь, так надо. И не поднимайте шума. Возьмите себя в руки. Все обойдется, поверьте.
– Она вдруг утихла и перестала кричать, но он испытал невероятное облегчение, когда отворилась дверь и вошла мисс Бауэрс в безобразном халате-кимоно, но деловитая и спокойная, как всегда.
– Так, – строго спросила мисс Бауэрс, – что все это значит?
– И тотчас же принялась за дело, не выразив ни удивления, ни любопытства. Фантора был благодарен ей за это и, оставив Жаклину на ее попечение, отправился в каюту доктора Бесснера. Он постучал и, не дождавшись ответа, вошел.
– Доктор Бесснер.
В ответ доктор громко высморкался и удивленно спросил:
– Что такое? Кто это.
Фантора включил свет. Доктор часто моргал и был похож на сову.
– Видите ли, в Дойля стреляли. Мисс де Бельфорт. Он в салоне. Не могли бы вы пойти туда.
Доктор тотчас же стал собираться. Сунул ноги в домашние туфли, надел халат, взял чемоданчик с необходимыми медикаментами и отправился с Фактора в салон.
Симону удалось открыть окно, он прислонил голову к раме и жадно вдыхал свежий воздух. В его лице не было ни кровинки.
– Так? Что мы имеем? – говорил доктор, подойдя к нему.
Носовой платок весь в крови лежал на ковре, и темное пятно крови расплывалось у ног Симона. Доктор осматривал рану, бормоча про себя немецкие ругательства.
– Да, не нравится мне ваша рана… Кость сломана и большая потеря крови. Герр Фактора, нам с вами придется перетащить его в мою каюту. Вот так-то. Он ходить не может. Нам придется его нести. Так-то.
Они приподняли Симона, в этот момент в дверях появилась Корнелия. При виде ее доктор радостно крикнул:
– А, это вы? Хорошо. Идите с нами. Мне нужна помощница. Вы поможете лучше, чем наш юный друг. Он уже несколько побледнел.
Фантора в ответ попытался улыбнуться.
– Может быть, сходить за мисс Бауэрс? – предложил он.
Доктор Бесснер задумчиво посмотрел на Корнелию.
– Нет, мне достаточно этой юной дамы, – ответил он.
– Надеюсь, вы не собираетесь падать в обморок или взвизгивать, а?
– Я буду делать все, как вы скажете, – с готовностью отвечала она.
В течение последующих десяти минут, которые заняла хирургическая операция, мистер Фантора испытывал жгучий сты, – его мутило при виде крови, а Корнелия была спокойна и услужлива, как всегда.
– Я сделал все, что в моих силах, – объявил наконец доктор Бесснер.
– Вы геройски вели себя, мой юный друг, – он ободряюще похлопал Симона по плечу, потом закатал ему рукав и приготовил шприц.
– Сейчас я введу вам снотворное. А как насчет вашей жены?
– Не надо беспокоить ее до утра, – слабым голосом проговорил Симон и добавил:
– Не обвиняйте Джекки. Я сам во всем виноват. Я скверно поступил с ней… бедная девочка… она сама не ведала, что творила…
Доктор Бесснер сочувственно кивнул.
– Да, да… Я понимаю…
– Я сам виноват, – повторил Симон.
– Не оставляйте ее одну, – он умоляюще посмотрел на Корнелию.
– Она, она может что-нибудь натворить с собой.
Доктор Бесснер сделал укол. Спокойно и уверенно Корнелия сказала:
– Все хорошо, мистер Дойль, мисс Бауэрс побудет у нее всю ночь.
Симон взглядом поблагодарил ее. Он успокоился, напряжение спало. Он закрыл глаза. Вдруг он снова вздрогнул.
– Фантора?
– Да, Дойль.
– Пистолет… Надо забрать пистолет, а то утром слуги подберут…
– Вы правы, – успокоил его Фантора.
– Сейчас же схожу за ним.
Он вышел из каюты и направился к салону. Мисс Бауэрс выглянула из дверей каюты Жаклины.
– Ей лучше, – сообщила сестра.
– Я сделала ей укол морфия.
– Но вы побудете с ней?
– Да, конечно. На некоторых морфий действует возбуждающе. Я побуду с ней всю ночь.
Фантора пошел дальше. Через несколько минут он постучал к доктору Бесснеру. Тот выглянул на стук.
– Послушайте, – Фантора поманил его на палубу. – Я не нашел пистолета…
– Что?
– Пистолета. Девушка выронила его на пол и отшвырнула носком под банкетку. Но там его нет.
Они с изумлением смотрели друг на друга.
– Но кто же мог его взять.
12
Эркюль Пуаро только что побрился и вытирал бритву, когда раздался торопливый стук в дверь. Полковник Рэйс вошел, не дожидаясь ответа. Он тщательно закрыл за собой дверь.
– Ваше чутье вас не обмануло, – сразу начал он.
– Это случилось.
Пуаро выпрямился и резко спросил:
– Что случилось?
– Линнет Дойль убита прошлой ночью выстрелом в голову.
Пуаро молчал. Перед ним живо возникла девушка в саду в Асуане; задыхаясь, страстно, она говорила: «Как я хочу прижать мой драгоценный маленький пистолет к ее виску и спустить курок». И она же вот совсем недавно, так же страстно: «В такой день неминуемо произойдет взрыв…» И мольба в ее взгляде. Как же он прошел мимо? Почему не ответил на ее мольбу? Он ослеп, оглох, он поглупел, ему тогда так хотелось спать…
– Местные власти здесь знают меня, – говорил Рэйс
– Они поручили мне заняться расследованием. Корабль должен отчалить через полчаса, но его можно задержать, если я попрошу. Ведь убийца мог проникнуть сюда с берега.
Пуаро отрицательно покачал головой.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Рэйс.
– Такой возможности не было. В общем, беритесь за это дело. Оно ваше.
Пуаро тем временем быстро одевался.
– Я в вашем распоряжении, – сказал он, наконец. Они вместе вышли на палубу.
У входа в каюту Линнет Дойль стоял испуганный бледный стюард. Он отворил им дверь. При их появлении доктор Бесснер поднял голову и крякнул.
– Что вы можете сообщить нам, доктор, – спросил Рэйс.
Бесснер задумчиво потирал небритый подбородок.
– Ее застрелили, да, застрелили с очень близкого расстояния. Видите, вот тут, прямо над ухом, сюда вошла пуля. Очень маленькая пуля. Что-то вроде двадцати двух. Пистолет был приставлен к виску, видите, синяк и кожа поцарапана.
И снова волной всплыло воспоминание: Пуаро услышал этот голос, эти слова в Асуане.
– Она спала, – продолжал Бесснер – никаких признаков борьбы. Убийца прокрался сюда в темноте и застрелил ее во сне.
Пуаро подошел поближе. Линнет Дойль лежала на боку в спокойной естественной позе. Но над ухом у нее было крохотное отверстие в обрамлении запекшейся крови.
Пуаро печально покачал головой. Вдруг у него перехватило дыхание – на белой стене прямо перед ним была выведена дрожащая бурая надпись: одна огромная буква «Ж».
Пуаро, не отрываясь, смотрел на эту букву, потом нагнулся к мертвой девушке и очень осторожно поднял ее правую руку. Один из пальцев был запачкан чем-то бурым.
– Какое-то имя, какое-то имя! – вырвалось у Пуаро.
– Как это понять? – спросил Рэйс.
– Вы меня спрашиваете, как это понять. Разумеется, все очень просто, не правда ли? Мадам Дойль умирает, она хочет, чтобы узнали убийцу, и вот она обмакнула палец в свою рану и пишет кровью начальную букву его имени. О да, удивительно просто.
Бесснер вмешался нетерпеливо и самоуверенно:
– О чем вы говорите? Все это глупости, полная чушь. Бедная девочка умерла сразу. Обмакнуть палец в рану (вы же видите – раны никакой нет, и крови тоже) и написать букву «Ж» на стене… Фу! Это чушь, мелодраматическая чушь!
– Ребячество, – согласился Пуаро.
– Но была же какая-то цель, – сказал Рэйс.
– Разумеется
– Пуаро сразу стал серьезным.
Что может означать буква «Ж»? – спросил Рэйс.
– «Ж» указывает на Жаклину де Бельфорт, – не задумываясь ответил Пуаро.
– Неделю назад она заявила мне, что более всего на свете желает прижать свой маленький пистолет к виску этой женщины.
– Боже милостивый! – воскликнул Бесснер. Наступило молчание. Потом Рэйс глубоко вздохнул и произнес:
– Именно так все и произошло. Бесснер удовлетворенно кивнул.
– Да, именно так. Пистолет был очень малого калибра. Возможно, двадцать второго. Разумеется, точно можно будет сказать после извлечения пули.
– Когда наступила смерть? – поинтересовался Рэйс. Бесснер задумчиво поглаживал подбородок.
– Я не могу определить с точностью до минуты, – он щелкнул пальцами.
– Сейчас восемь часов. Принимая во внимание температуру воздуха прошлой ночью, она мертва часов шесть, но не более восьми.
– Значит, убийство произошло где-то между полуночью и двумя часами.
– Совершенно верно.
Наступила пауза. Рэйс посмотрел вокруг.
– Где же муж? Он спит в соседней каюте?
– В данный момент, – сказал доктор Бесснер, – он спит в моей каюте.
Пуаро и Рэйс очень удивились. Бесснер несколько раз кивнул головой.
– Да, да. Вижу, вам еще не сообщили – в мистера Дойля вчера вечером стреляли.