Литературное чтение. 4 класс. В 3 частях. Часть 3: Учебник Грехнёва Галина
– Уже, поди, и до дяди Сергея долетели, – прикидывал он.
Дядя Сергей поселился у них среди зимы. Однажды, возвращаясь из школы, Санька увидел под окнами своего дома нечто совершенно непонятное: не самолёт, не автомобиль. Диковинная машина была вся запорошена снегом: и овальные окна, и ребристые бока, и огромная фара на кончике длинного, как у моторной лодки, носа.
Стена Санькиного дома была густо залеплена снегом, будто по улице только что прошлась вьюга. Позади кузова невиданной машины Санька разглядел красную лопасть пропеллера.
– Ух ты! – прищёлкнул языком Санька и побежал через сугроб домой.
Во дворе Санька увидел незнакомого человека в сером свитере, в рыжей лохматой шапке и таких же рыжих меховых сапогах. Лицо его густо обросло щетиной. Человек колол дрова.
В горнице за столом сидел ещё один приезжий, Степан Петрович. Смешно надув щёки и глядя в маленькое зеркальце, он бритвой соскабливал с лица густую мыльную пену.
Всё это неожиданное нашествие наполнило их пустой, гулкий дом ощущением праздника.
Саньку совершенно покорили и чудо-машина под окном, и загадочные вещи, сваленные в сенях, и эти бородатые, ни на кого не похожие люди, и даже швырчащая колбаса на сковородке.
Улучив момент, Санька дернул мать за рукав:
– Мам, кто такие?
– Квартиранты.
– У нас будут жить? – переспросил Санька.
– Говорят, поживут до лета.
– Мама, и машина будет у нас?
– Не знаю, Санюшка. Садись поешь.
После обеда Санька побежал на улицу к машине. Там уже толпились ребятишки. Протирали рукавичками окна, почтительно притрагивались к алой лопасти пропеллера, пролезали под днищем.
– А ну, не трогать руками! – налетел Санька. Ребятишки послушно отступили. Ничего не поделаешь: машина стояла перед Санькиным домом. Приходится подчиняться. – У нас теперь квартиранты на постое, – сказал Санька. – А это их машина.
Ребятишки с завистью глядели на Саньку.
Вечером дядя Сергей и Степан Петрович расстелили на столе большую карту, всю исчерченную кривыми, причудливыми линиями, и стали вымерять что-то блестящим циркулем и помечать цветными карандашами.
Санька с любопытством следил за их непонятным занятием.
– А ну-ка, Санька! – сказал дядя Сергей. – Покажи-ка нам на карте свою реку.
Санька забрался на стол, растерянно оглядел пёстрый лист. Никакой реки он не увидел и смущённо сказал:
– Её снегом замело. Зимой всегда заметает.
Дядя Сергей и Степан Петрович расхохотались.
Работали они допоздна. А на рассвете Санька проснулся от рёва мотора. Яркий свет полоснул по окнам, и на миг стали видны до последней прожилки морозные веточки на стёклах.
Утром Санька выбежал на улицу и внимательно оглядел снег. Он отыскал три широкие лыжни. Они вели прямо к реке.
«Вот бы прокатиться!» – думал Санька, щурясь от солнечной белизны и силясь проследить как можно дальше стремительный росчерк лыжни.
Так они уезжали каждое утро и возвращались, когда становилось совсем темно. Санька ещё издали замечал в поле рыскающий луч света и, радостный, бежал домой:
– Мам, едут!
Они снимали в передней пахнущие морозным ветром шубы и шапки, и Санька поливал им на руки из кувшина. Потом дядя Сергей шёл раздувать самовар, который он чудно называл ихтиозавром.
Дядя Сергей был большой выдумщик и всегда что-нибудь привозил из лесу. Как-то раз он выгрузил из аэросаней разлапый сосновый корень, весь вечер опиливал и строгал корягу, и получилась голова оленя с красивыми рогами. Когда же дядя Сергей уезжал надолго, Санька скучал и льнул к матери, и та укачивала его на коленях, закрыв тёплой вязаной шалью. В такие дни в доме было тихо и пусто. Спать ложились рано.
В последний раз дядя Сергей уехал перед самой весной. Санька ожидал его каждый день. Он бегал к обрыву и глядел за речку. Но поле было пустынно и белело, как чистый лист бумаги, – без единого пятнышка, без чёрточки. Свежая пороша замела все следы.
Когда же с пригорка хлынули ручьи и река вздулась и подняла лёд, Санька понял, что дядя Сергей больше не приедет. По реке мчались льдины с оборванными строчками лисьих следов и кусками санной дороги. А вверху, тяжело махая крыльями, летели гуси. Они летели туда, где просыпалось солнце.
Санька никогда не бывал по ту сторону соснового бора. Он только знал, что каждое утро из-за леса поднималось солнце, оно было большое и красное, и Санька думал, что оно спросонья такое. «Вот если бы пройти весь лес, – размышлял он, стоя на крутояре, – тихонечко подкрасться и спрятаться за кусты, то можно подсмотреть, как просыпается солнце. Дядя Сергей, поди, уж видел много раз».
Весенние дни побежали быстро, Санька с утра до вечера пропадал на улице и постепенно стал забывать дядю Сергея.
Однажды под окном на раките радостно засвиристел скворец. И Санька вспомнил, что уже давно собирался сделать скворечник. Старый совсем развалился.
Санька побежал домой, вынес на крыльцо дощечки, топор, ножовку и принялся за дело… Тяпал топором и виновато поглядывал на скворца.
– Как же я забыл? – приговаривал Санька. – Ну посиди, я сейчас.
Скворец сидел тут же на ветке, охорашивался с дороги и понимающе косил чёрным глазом на кучерявую щепку.
Сделав скворечник, Санька полез приколачивать его на раките. Он уже сидел на самой макушке, когда к их дому подкатил вездеходик с брезентовым верхом. Из машины вылез человек в сером дождевике и резиновых сапогах.
– Дядя Сергей! Дядя Сергей! – закричал Санька. – Я – вот он! – Он заскользил на животе вниз по корявому стволу. – Я сейчас.
Санька глядел на дядю Сергея, и его губы сами собой растягивались в улыбку. На Санькиной щеке багровела свежая царапина. К куртке пристали кусочки сухой коры.
– Ну как вы тут? – Дядя Сергей присел перед Санькой на корточки.
– Мы ничего… Живём, только с мамкой ждали… Думали, совсем не приедете.
– Дела, Санька. Вот скоро с тобой поедем, сам увидишь. Тут я тебе одну штуку привёз. – Дядя Сергей порылся в машине. – На-ка, держи!
Это был трёхмачтовый кораблик с килем, форштевнем, каютами, бортовыми шлюпками. По всему было видно, что кораблик находился в долгом и трудном плавании. Его корпус, выкрашенный белым, покрылся рыжей илистой плёнкой. Мачты были сломаны. Обломки запутались в снастях. Уцелела только бизань-мачта с мокрыми парусами. К парусу прилип бурый ракитовый лист.
Санька держал в руках кораблик так осторожно, будто это было живое существо, живая трепещущая птица. Где-то он плавал, гонимый ветрами, встречал закаты и восходы, боролся с непогодой, какие-то видел берега… Саньке даже не верилось, что в его руках такой необыкновенный корабль, он даже покраснел от счастья.
– Спустился к реке, чтобы подлить воды в радиатор, – сказал дядя Сергей, – гляжу – плывёт!
Пока мать готовила обед, Санька и дядя Сергей взялись за ремонт судна. Отмыли под рукомойником корпус и палубу, выстругали новые мачты и прикрутили к ним реи. Санькина мать достала из сундука белый лоскут для парусов. Корабль выглядел нарядно, празднично. Он стоял на столе на подставке от утюга, будто на стапелях, снова готовый к дальним странствиям.
– А что ж мы про флаг забыли! – всплеснул руками сияющий Санька. Он разыскал в ящичке швейной машины кусочек красной материи и выкроил флаг.
– Без флага кораблю нельзя, – одобрил дядя Сергей. – Только поднимать его ещё рано, потому что у корабля нет названия. Надо дать ему имя. Самое красивое. Ну-ка, Санька, подумай!
Санька озабоченно наморщил лоб.
– «Чайка»! – сказал он.
– «Чайка»… – в раздумье повторил дядя Сергей. – «Чайка»! Что ж, неплохое название! Подходит! Но не будем торопиться: есть слова лучше.
– «Морской орёл»! – выпалил Санька.
– Нет, это слишком воинственное. Не нравятся мне эти морские орлы, – сказал дядя Сергей. – Давай, знаешь… – задумался он, – давай назовём вот как: «Мечта». Понимаешь?
Санька задумался. Он никак не мог себе представить, какая она бывает, эта мечта.
– Ты о чём-нибудь мечтаешь? – спросил дядя Сергей. – Есть у тебя какое-нибудь самое большое желание?
– Есть… – тихонечко, почти шёпотом проговорил Санька.
– Какое?
– Хочу поглядеть, как солнце просыпается, – смущённо пробормотал Санька.
– Ну вот, видишь… У каждого человека есть своё большое желание. У тебя, у меня, у твоей матери. Без него нельзя, вот так же, как чайке нельзя без крыльев. Мечта – тоже птица. Только летает она и выше и дальше. Понимаешь?
Вместо ответа Санька порылся в кармане, достал огрызок чернильного карандаша и, взглянув на дядю Сергея, спросил:
– Где писать название?
И, послюнив карандаш, Санька старательно вывел на носу корабля большими печатными буквами: «МЕЧТА».
– А теперь слушай мою команду! На флаг смирно! – по-военному громко сказал дядя Сергей и вытянул руки по швам.
Санька поглядел на него и тоже прижал к бокам руки. Лицо его стало серьёзным, и только царапина на щеке и синее пятнышко от чернильного карандаша на нижней губе несколько не соответствовали параду.
В дверном проёме стояла Санькина мать. Вытирая рушником тарелку, она глядела то на дядю Сергея, то на своего сына, улыбалась, но губы почему-то дрожали, глаза её блестели так, будто она только что крошила сырую луковицу.
Санька схватил судёнышко и выбежал на улицу.
Вскоре он прибежал обратно. Вид у него был растерянный. В глазах стояли слёзы.
– Дядя Сергей! Кораблик-то уплыл…
Мать всплеснула руками:
– Как же это ты? Так-то тебе давать хорошие вещи! За это уши надо драть.
– Да-а… – захныкал Санька. – Я не хотел… Я только оттолкнул его от берега, а паруса надулись… И – уплыл…
Дядя Сергей и Санька вышли на улицу. С высокого берега было видно, как на тихой ряби реки на самом стрежне белел стройный, красивый парусник.
Это была Санькина «Мечта». Попутный ветер надувал её паруса, и она, чуть покачиваясь и трепеща алым флагом, быстро бежала всё дальше и дальше.
Дядя Сергей поискал глазами лодку, на которой можно было бы догнать кораблик, но единственная лодка лежала на берегу вверх днищем.
– Только не хныкать, – сказал дядя Сергей. – Ничего не поделаешь! Видно, такой уж это беспокойный корабль. Не любит мелкой воды. Ты, Санька, не огорчайся. Мы построим новый. Винтовой пароход. С трубами. Тот никуда не уплывёт. А этот пусть плывёт…
Дядя Сергей присел на перевёрнутую лодку и притянул к себе Саньку.
– Слышал я, Санька, одну загадочную историю, – начал дядя Сергей. – Рассказывали мне, будто плавает по нашей стране неведомо кем построенный кораблик с мачтами, с парусами – всё как положено. Никто не может удержать его. Швыряют тот кораблик волны, ветер ломает мачты и рвёт паруса, а он не сдаётся – плывёт и плывёт. Поймает его какой-нибудь парнишка, починит и думает: вот хороша игрушка. Только спустит на воду, а кораблик надует паруса – и был таков. Так и плывёт он мимо сёл и городов, из реки в реку, через всю страну, до самого синего моря.
– А когда до моря доплывёт?
– А когда доплывёт до моря, его непременно изловит какой-нибудь человек. Обрадуется: хороший подарок сыну! И увезёт куда-нибудь к себе. Ну а сын, известное дело, сразу бежит на речку. Кораблику только этого и надо. И снова – из реки в реку, от мальчишки к мальчишке, через всю страну. И вот что удивительно: всякий парнишка, который подержит его в руках, навсегда становится беспокойным человеком. Всё он потом что-то ищет, чего-то дознаётся…
В эту ночь Саньке снились чайки и огромное красное солнце. Солнце наполовину вышло из моря, и навстречу ему, рассекая волны, гордо бежал белокрылый корабль.
• 1. В третьей части найди и прочитай, о чём мечтал Санька. Каким он представляет себе солнце? Можно ли считать это его фантазией?
• 2. «Санька глядел вслед птицам долго и завистливо, как гусёнок с перешибленным крылом…» Что хотел сказать этим автор? Какое настроение было у мальчика? Что он чувствовал? Почему завидовал птицам?
• 3. «Дядя Сергей был большой выдумщик». Расскажи о его выдумках. Можно ли назвать дядю Сергея, взрослого человека, фантазёром? Объясни свой ответ.
• 4. Найди в тексте и прочитай, как придумывали имя кораблику. Дядя Сергей сказал, что имя «Чайка» кораблику подходит, а «Морской орёл» – нет. Ты с этим согласен? А имя «Мечта» действительно лучше? Чем?
• 5. Историю о кораблике дядя Сергей действительно слышал или придумал специально для Саньки? Если придумал, то зачем?
• 6. Охарактеризуй Саньку. Какой он? А какой дядя Сергей? Нравится ли он тебе? Что общего у мальчика и его взрослого друга?
7. Подумай, почему писатель дал рассказу заглавие «Где просыпается солнце». Предложи название по персонажам.
А. К. Вестли. Папа, мама, бабушка, восемь детей и грузовик. Перевод Л. Горлиной
Жила-была большая-пребольшая семья: папа, мама и целых восемь детей. Детей звали так: Марен, Мартин, Марта, Мадс, Мона, Милли, Мина и Малышка Мортен.
И ещё с ними жил небольшой грузовик, который они все очень любили. Ещё бы не любить – ведь грузовик кормил всю семью!
Если кто-нибудь из знакомых собирался переезжать, то непременно просил папу перевезти вещи. Если в какой-нибудь магазин нужно было доставить со станции товар, то и тут не обходилось без папиного грузовика.
Как-то раз грузовик возил громадные брёвна прямо из леса и так устал, что потом ему пришлось дать небольшой отпуск.
Обычно папа и грузовик выходили на работу каждый день, и папа получал за это деньги. Деньги папа отдавал маме, а мама покупала на них еду, и все были довольны, потому что приятнее быть сытым, чем голодным.
Когда папа, мама и все восемь детей гуляли по улице, прохожие почти всегда принимали их за небольшую демонстрацию. Некоторые даже останавливались и спрашивали маму:
– Неужели это всё ваши дети?
– Конечно, – гордо отвечала мама. – А то чьи же?
Папа, мама и восемь детей жили в высоком каменном доме, в самом центре огромного города. И хотя семья была такой большой, их квартира состояла всего-навсего из одной комнаты и кухни. Ночью папа и мама спали в кухне, на диване, а дети в комнате. Но разве можно разместить в одной-единственной комнате целых восемь кроватей? Конечно, нет! У них и не было никаких кроватей. Каждый вечер дети расстилали на полу восемь матрасов. Им казалось, что это не так уж плохо: во-первых, можно лежать всем рядышком и болтать сколько захочешь, а во-вторых, нет никакой опасности, что ночью кто-нибудь свалится с кровати на пол. На день матрасы укладывались высокой горкой в углу, чтобы по комнате можно было свободно ходить.
И всё было бы прекрасно, если б не одно неприятное обстоятельство. Вот какое: в квартире прямо под ними жила дама, которая терпеть не могла шума. Но что поделаешь, если Марен любила танцевать, Мартин – прыгать, Марта – бегать, Мадс – стучать, Мона – петь, Милли – бить в барабан, Мина – кричать, а Малышка Мортен – колотить по полу чем попало. Одним словом, можете себе представить, что у них дома было не очень-то тихо.
Однажды в дверь постучали, и в комнату вошла дама, которая жила под ними.
– Моё терпение лопнуло, – заявила она. – Я сейчас же иду жаловаться хозяину. В этом доме невозможно жить. Неужели вы не можете утихомирить своих несносных детей?
Дети спрятались за мамину спину и осторожно из-за неё выглядывали. Казалось, что у мамы вместо одной головы растёт сразу девять.
– Я всё время пытаюсь их успокоить, – сказала мама, – но ведь они просто играют, как все дети на свете, не могу же я их ругать за это.
– Разумеется. По мне, так пусть играют сколько угодно, – сердито сказала дама. – Но после обеда я ложусь отдыхать, и если я ещё услышу хоть один звук, я пойду и пожалуюсь хозяину. Я только хотела вас предупредить.
– Что же, ладно, – вздохнула мама, – сделаем как обычно.
Детям было хорошо известно, что значит «как обычно», и четверо старших сразу начали одевать четверых младших. Мама тоже повязала платок и надела пальто, и все были готовы к прогулке.
– Куда же мы отправимся сегодня? – спросила мама.
– Откроем новые земли, – сказала Марен.
– Пойдём на улицу, по которой мы никогда раньше не ходили, – подхватил Мадс: они всегда делали на прогулке какое-нибудь новое открытие.
– Тогда нам пришлось бы идти очень далеко, а у нас не так уж много времени, – сказала мама. – Пойдёмте лучше на пристань.
Пока они гуляли, с работы вернулся папа. Он поставил грузовик возле дома и, прежде чем пойти домой, немного помыл и почистил его. Тряпку для протирания грузовика папа положил в кабину под сиденье. На обратной стороне сиденья у папы были приклеены фотографии мамы и всех восьмерых детей. Папе казалось, что они таким образом сопровождают его во всех поездках.
Если папа встречал кого-нибудь, кто ему особенно нравился, он поднимал сиденье и показывал фотографии.
– Вот и отлично, – сказал папа, – теперь и грузовику приятно, и я могу спокойно идти домой.
• 1. Ты познакомился с большой норвежской семьёй. Докажи, что эта семья очень дружная и трудолюбивая.
• 2. Может быть, ты запомнил, как зовут детей? Постарайся повторить по памяти.
– Почему к нам никогда не приходят гости? – спросил однажды Мадс. – Вчера я был в гостях у одного мальчика, его зовут Сигурд, нас угощали всякими вкусными вещами, и там, кроме меня, было ещё шесть мальчиков.
– Ага, – сказал папа. – Это, конечно, приятно. А что, у Сигурда много братьев и сестёр?
– Да нет, он один. Знаешь, как он мне завидует, что нас так много.
– А Сигурд с папой и мамой тоже живут в одной комнате, как мы? – спросила Марта.
– Нет, что ты! У них столько комнат, что я даже не мог сосчитать. А у Сигурда своя отдельная комната.
– Тебе было весело у него? – спросила мама. Мадс был таким тихим и странным, что мама никак не могла понять, что с ним творится.
– Да-а, – ответил Мадс, – только там был один очень противный мальчик.
– А что он сделал? – спросила мама.
– Да он всё время говорил о нас вслух, а потом он крикнул мне…
– Что он крикнул? – поинтересовалась Мона.
– Он крикнул: «А правда, что вы ночью спите на полу на матрасах?»
– Ну а ты? – спросила Мона; она покраснела до корней волос от возмущения, что какой-то мальчишка хотел обидеть Мадса.
– А я сказал, что это было давно, уже пять дней назад, и рассказал, конечно, какие нам сделали кровати. А Сигурд – он очень хороший, – он сказал, что ему очень хотелось бы когда-нибудь прийти к нам. Но ведь у нас никогда не бывает гостей, так что я даже не знаю.
– Мы сами у себя гости, вон как нас всегда много, – сказал папа. – Ну хорошо, завтра у нас по-настоящему будут гости. Мы пригласим Сигурда. Нас будет девять детей и двое взрослых. Я думаю, будет неплохо.
Мама взглянула на него.
– Я испеку булочек и пирожков, – сказала она.
– Недурно, – сказал папа.
На другой день папа, мама и дети – все были немного взволнованы, ведь к ним должен был прийти гость.
В школе на первой же перемене Мадс подошёл к Сигурду и пригласил его на сегодня к ним в гости. Лицо Сигурда расплылось в широкой улыбке.
– Я – с радостью! У тебя день рождения?
– Да нет, просто у нас сегодня праздник.
– Спасибо, я приду.
В этот день папа с грузовиком вернулся с работы пораньше. Он очень спешил. Сначала он вихрем умчался из дома и купил длинный канат и несколько мотков верёвки. Потом спустился в подвал и там столярничал, потом снова прибежал наверх и что-то натягивал и стучал в комнате.
Мама заглянула к нему из кухни:
– Ну как, отец, ты, кажется, что-то затеял?
– Подожди, – ответил папа; он стоял на табуретке и подвешивал к потолку старый колокольчик. – Видишь ли, я хочу, чтобы моим детям жилось так же весело, как всем остальным. И я подумал, что ведь и правда мы ни разу не устраивали для детей детского праздника. Послушай, мать, не хочешь ли ты сегодня быть матросом? А я буду капитаном.
Мама молча с изумлением смотрела на него, она ничего не понимала.
– Погляди, – сказал папа, – вот мои старые матросские брюки. Я слишком растолстел, на меня они не влезут, а тебе они в самый раз. А вот и бескозырка. Надень мою белую рубашку, и ты будешь превосходным матросом.
Мама с испугом смотрела на него.
– Слушай команду капитана! – вдруг закричал папа громовым голосом.
– Есть, капитан! – ответила мама и исчезла на кухне, схватив в охапку все эти странные вещи. И через две минуты перед папой стоял бойкий моряк.
В этот день, сразу после обеда, старшие ушли гулять с малышами, чтобы папа и мама могли спокойно всё приготовить к приходу гостя.
Наконец детям пришло время возвращаться с прогулки. Им уже не терпелось посмотреть, что придумали мама с папой. В воротах дома они встретили Сигурда. На нём был надет красивый матросский костюм.
В окне показался папа и закричал:
– Поднимайтесь, поднимайтесь скорей по трапу, корабль готов к отплытию!
И три раза пробили склянки. Дети бросились наверх – папа и мама стояли по обеим сторонам двери.
Сигурда пропустили первым, ведь он был гость. Он вежливо поклонился и пожал руки папе с мамой.
– Добро пожаловать на борт нашей шхуны! – приветствовал его папа. – Молодец, что пришёл в матроске, значит, у нас сегодня будут два матроса.
А все дети стояли у двери и, раскрыв от изумления рты, уставились на маму. Обычно мама всегда носила полосатое платье, и теперь в брюках и бескозырке дети с трудом узнали её.
– Поднимайтесь, – сказал папа. – Сейчас уберём сходни!
Дети увидели, что на пороге лежала большая гладильная доска. Чтобы попасть на корабль, надо было пройти по этой доске.
– Так, – сказал папа, – все на борту? А ну, Мадс, убрать сходни! Сигурд, поднять якоря!
Один конец каната папа привязал к дверной ручке, другой спустил вниз по лестнице. Мадс убрал сходни, Сигурд, споткнувшись, бросился к канату и вытянул его наверх.
Когда всё было в порядке, папа сказал:
– А теперь все марш на палубу! Мы позовём вас, как только еда будет готова.
Когда ребята вошли в комнату, которую называли спальней, они ещё раз застыли от удивления. Здесь всё было переделано. Кровати были застелены, как койки в матросском кубрике. Под потолком висел громадный парус. Папа сметал его из всех восьми детских простыней.
Кроме того, папа прикрепил к потолку три кольца, через них он пропустил бечёвку, концы которой свисали до пола.
– Это подъёмный кран, – сказал папа. – Сейчас он начнёт работать.
Конечно, поднялся шум, но теперь никто не боялся, потому что мама предупредила Нижнюю Хюльду, что у них будет детский праздник, и Хюльда обещала после обеда пойти погулять.
Сигурд и Мадс работали на подъёмном кране, они поднимали и опускали стулья. Мона попробовала поднять стол, но он оказался слишком тяжёлым. Мартин скатал большой лист бумаги, и у него получился бинокль.
Он стоял у окна и кричал:
– Впереди шхеры! Право руля!
Марта и Марен были официантами, они ходили с подносами, на которых стояли стаканы с газированной водой, а папа некоторое время был даже корабельным псом. Милли и Мина сидели на своих кроватках и правили кораблём. Малышка Мортен тоже правил кораблём, но он говорил только:
– Впелёд, ту-ту!
Ведь он не понимал, что они уже давно покинули гавань и находятся в открытом море. Вдруг мама крикнула:
– Кто хочет есть, марш в кают-компанию!
Есть, конечно, хотели все, и все побежали на кухню. Там, на длинном кухонном столе, стояло блюдо с аппетитными бутербродами и свежими пончиками.
Мама со своей чашкой кофе уселась на верхней ступеньке стремянки. Ей очень нравилось быть матросом, она сидела выше всех, болтала ногами и смеялась так, что чуть не свалилась.
Папа сидел на полу и старался удержать чашку с блюдцем на трёх пальцах. Когда все наелись, снова пошли играть на палубу.
Папа пошёл вместе с детьми и рассказывал им всякие морские истории ещё тех времён, когда он сам был моряком. Потом он научил детей вязать морские узлы.
Время прошло очень быстро, вдруг папа приставил руки ко рту и загудел, как настоящий пароход.
– На горизонте земля! – закричал он.
– А куда мы приплыли? – спросила Мона.
– Домой, в Норвегию, – ответил папа. – Вот пристань. Тебе здесь выходить, Сигурд.
Гладильная доска вновь была положена одним концом на порог. Сигурд осторожно прошёл по ней, спустился по лестнице и вышел на улицу. Там он обернулся и посмотрел на окно, где стояли папа, мама и все восемь детей и махали ему белыми носовыми платками, как будто они и правда находились на борту настоящего парохода, готового отойти от пристани.
Не сразу удалось им привести дом в порядок после детского праздника. Но наконец всё было убрано, и дети могли лечь спать.
На другой день Сигурд на школьном дворе рассказывал всем товарищам о весёлом празднике. Противный мальчишка, который старался обидеть Мадса, когда они были в гостях у Сигурда, сразу же вмешался и сказал:
– Какое там у вас может быть веселье, если у вас и повернуться-то негде!
– Уж поверь мне, что было очень весело, – возразил ему Сигурд. – Это был самый весёлый праздник, на каком мне приходилось бывать.
А Мадс стоял и радовался: всё-таки здорово, что и у них дома был детский праздник!
• 1. Почему к ребятам никогда не приходили гости?
• 2. Расскажи, что придумал папа. Кого здесь можно назвать фантазёром?
• 3. «Это был самый весёлый праздник, на каком мне приходилось бывать», – сказал Сигурд. Почему всем было весело на этом празднике?
А. Линдгрен. Мио, мой Мио. Перевод Н. Лунгиной
Слушал кто-нибудь радио пятнадцатого октября прошлого года? Может, кто-нибудь слышал сообщение об исчезнувшем мальчике? Нет? Так вот, по радио объявили: «Полиция Стокгольма разыскивает девятилетнего Бу Вильхельма Ульссона. Позавчера в шесть часов вечера он исчез из дома на улице Уппландсгатан, тринадцать. У Бу Вильхельма Ульссона светлые волосы и голубые глаза. В тот день на нём были короткие коричневые штаны, серый вязаный свитер и красная шапочка. Сведения о пропавшем посылайте в дежурное отделение полиции».
Вот что говорили по радио. Но известий о Бу Вильхельме Ульссоне так никогда и не поступило. Он исчез. Никто никогда не узнает, куда он девался. Тут уж никто не знает больше меня. Потому что я и есть тот самый Бу Вильхельм Ульссон.
Как бы мне хотелось рассказать обо всём хотя бы Бенке. Я часто играл с ним. Он тоже живёт на улице Уппландсгатан. Его полное имя – Бенгт, но все зовут его просто Бенка. И понятно, меня тоже никто не зовёт Бу Вильхельм Ульссон, а просто Буссе. (Вернее, раньше меня звали Буссе. Теперь же, когда я исчез, меня никак не называют.) Только тётя Эдла и дядя Сикстен говорили мне «Бу Вильхельм». А если сказать по правде, то дядя Сикстен никак ко мне не обращался, он вообще со мной не разговаривал. Я был приёмышем у тёти Эдлы и дяди Сикстена. Попал я к ним, когда мне исполнился всего один год. А до того я жил в приюте. Тётя Эдла и взяла меня оттуда. Вообще-то ей хотелось девочку, но подходящей девочки не нашлось, и она выбрала меня. Хотя дядя Сикстен и тётя Эдла мальчишек терпеть не могут, особенно когда им исполняется лет по восемь-девять. Тётя Эдла уверяла, что в доме от меня дым стоит коромыслом, что я притаскиваю с прогулки всю грязь из парка Тегнера, разбрасываю повсюду одежду и слишком громко болтаю и смеюсь. Она без конца повторяла: «Будь проклят тот день, когда ты появился в нашем доме». А дядя Сикстен вообще ничего мне не говорил, а лишь изредка кричал: «Эй ты, убирайся с глаз долой, чтоб духу твоего не было!»
Большую часть дня я пропадал у Бенки. Его отец часто беседовал с ним и помогал строить планёры. Иногда он делал метки на кухонной двери, чтобы видеть, как растёт Бенка. Бенка мог смеяться и болтать сколько влезет и разбрасывать свою одежду, где ему вздумается. Всё равно отец любил его. И ребята могли приходить к Бенке в гости и играть с ним. Ко мне никому не разрешалось приходить, потому что тётя Эдла говорила: «Здесь не место для беготни». А дядя Сикстен поддакивал: «Хватит с нас и одного сорванца».
Иногда вечером, ложась в постель, я мечтал о том, чтобы отец Бенки вдруг стал и моим отцом. И тогда я задумывался: кто же мой настоящий отец и почему я не вместе с ним и с мамой, а живу то в приюте, то у тёти Эдлы и дяди Сикстена? Тётя Эдла как-то сказала мне, что моя мама умерла, когда я родился. «А кто был твоим отцом, никто этого не знает. Зато всем ясно, какой он проходимец», – добавила она.
Я ненавидел тётю Эдлу за то, что она так говорила о моём отце. Может, это и правда, что мама умерла, когда я родился. Но я знал: мой отец – не проходимец. И не раз, лёжа в постели, я украдкой плакал о нём.
Кто был по-настоящему добр ко мне, так это фру Лундин из фруктовой лавки. Случалось, она угощала меня сластями и фруктами.
Теперь, после всего, что произошло, я часто задумываюсь, кто же она такая, тётушка Лундин. Ведь с неё-то всё и началось тем октябрьским днём прошлого года.
В тот день тётя Эдла то и дело попрекала меня, будто я причина всех её несчастий. Около шести часов вечера она велела мне сбегать в булочную на улице Дроттнинггатан и купить её любимых сухарей. Натянув красную шапочку, я выбежал на улицу.
Читать бесплатно другие книги:
