Влюбленные в книги не спят в одиночестве Мартен-Люган Аньес

– Вас устроит завтрак в качестве компенсации за перенесенные неудобства?

– Если вы будете называть меня по имени и мы перейдем на “ты”!

Я рассмеялась и протянула ему руку:

– Диана.

– Оливье, очень приятно…

– Я тебе по гроб жизни обязана. Давай к столу!

Я зашла за стойку и только тут обратила внимание, что слишком уж широко улыбаюсь. Оливье уселся на барный стул.

– Кофе?

– Он вроде как делает счастливым…

– Чай для этого тоже годится, имей в виду.

– Нет, кофе будет в самый раз.

Завтрак затянулся, мы говорили о нашем квартале и о том о сем… Нам было хорошо. Оливье оказался очень милым и внешне симпатичным – на его смеющиеся карие глаза и ямочки на щеках смотреть было чистое удовольствие. Он сообщил мне, что работает кинезитерапевтом, и тут взглянул на часы.

– Черт! Мой первый пациент.

– О-о-о… мне очень жаль, это я виновата.

– Нет, я. Мне тут нравится. Думаю, я буду часто приходить.

– Для тебя дверь всегда открыта… А теперь беги!

И он убежал.

Меньше чем через пять минут на пороге возник Феликс с дебильной улыбкой на лице.

– Ну ты и лентяй! Явился – не запылился! А другие, между прочим, вкалывали…

– Однако титанические усилия пошли тебе на пользу: ты, как я погляжу, посвежела! Но, насколько мне известно, попотеть пришлось не тебе.

Я изумленно уставилась на него, рот широко открылся.

– Как… откуда… откуда ты…

– В кафе напротив не кофе, а ослиная моча, зато оттуда роскошный вид на любовное токование!

– Ты все заранее спланировал.

– То, как он вчера себя вел, ни с чем не спутаешь. Этот кекс втюрился в тебя. Он уже несколько дней нарезает круги вокруг “Счастливых”. Поэтому утром я его протестировал. Проверку он прошел, и я понимаю, почему он тебе понравился.

– С какой стати… Вовсе нет…

– Ты влюбилась и поглупела. И это очень, очень мило.

Первый подзатыльник за день.

– Он славный, но не более. Так что отцепись. Да и вообще… Может, он никогда больше не сунет сюда нос.

– Это ты кому другому рассказывай!

Вечером я поймала себя на том, что всматриваюсь в прохожих за стеклом витрины. И вот кафе закрылось, а Оливье так и не объявился. Я отказывалась признаться себе, что огорчена. Однако я сумела извлечь бонусы из своего взвинченного состояния: мне казалось, будто я парю над землей, я ощущала себя легкой, повседневная рутина меня не затрагивала. После Колена такое случилось со мной впервые. То есть впервые я испытывала какие-то чувства. Само присутствие мужчины пробуждало их и вызывало интерес.

Прошло два дня, а Оливье не выходил у меня из головы. Я уже переворачивала доску у входа, закрывая кафе, когда он подбежал к витрине. Наклонился и оперся ладонями о колени, чтобы восстановить дыхание. Я открыла дверь.

– Йес! – воскликнул он.

– Мы закрыты!

– Знаю, но ты же на месте. Я тебя уже упускал два вечера подряд, так что сегодня мне нужно было успеть кровь из носу.

– Чего ты хочешь?

– Пойти с тобой где-нибудь выпить. Все вечера подряд ты наблюдаешь, как другие расслабляются после рабочего дня. Ты тоже имеешь на это право…

И тут он заметил, что я остолбенела.

– Наверное, тебя кто-то ждет… извини, я как-то не подумал… Ладно… ну… я пошел…

Он развернулся и зашагал по улице. Я догнала его. Я не хотела, чтобы он уходил. Когда он появлялся, я чувствовала себя счастливой, никаких сомнений.

– Никто меня не ждет.

– Правда?

– Ну да!

По моей Вьей-дю-Тампль мы дошли до улицы Бретань и быстро отыскали место на террасе. Оливье расспрашивал меня о “Счастливых”, но когда речь зашла о том, как возникло это кафе, я стала отвечать уклончиво. Его также интересовало, кто такой Феликс и что он для меня значит. Судя по выражению лица, гомосексуальная ориентация моего друга явно успокоила Оливье. Я узнала, что ему тридцать семь лет, он долго практиковал в Бельгии, где до этого учился, а в Париж вернулся лет пять с небольшим назад. “Зов предков”, – объяснил он. Я чувствовала, что приближается момент, когда нужно будет больше рассказать о себе. Поэтому я решила, что пора возвращаться – не была уверена, что он готов узнать, кто я такая на самом деле и что мне пришлось пережить. Мне было хорошо с ним, и я боялась, как бы он не сбежал, если я вывалю на него свои проблемы. С другой стороны, если у нас должны завязаться отношения, невозможно до бесконечности скрывать от него свое прошлое. В общем, настоящая китайская головоломка.

– Оливье, спасибо, но теперь мне пора. Было очень хорошо.

– И мне. Где ты живешь? Можно тебя проводить?

– Я живу над “Счастливыми людьми”. Это очень мило с твоей стороны, но ты не обязан доставлять меня по назначению, я и сама справлюсь.

– Может, позволишь немножко пройтись с тобой?

– Если тебе хочется…

Мы повернули к дому. Я чувствовала себя стесненно, не знала, что ему сказать, избегала его взгляда. Между нами возникла какая-то неловкость. Наша прогулка продолжалась минут пять, после чего Оливье остановился:

– Здесь я тебя отпускаю…

Я посмотрела на него. Он нашел в себе силы улыбнуться, несмотря на то, что последнюю часть пути я упорно молчала.

– Можно я приду к тебе в “Счастливых”? – спросил он.

– В любое время… До скорого.

Я сделала два шага назад, не отводя от него глаз, потом повернулась и направилась к своей студии. На пешеходном переходе между улицами Вьей-дю-Тампль и Катр-Фис я осторожно оглянулась: Оливье стоял там, где я его оставила. Он помахал мне. Я вздохнула, улыбнулась и пошла дальше. Я не понимала, что мне делать… Дома я сразу легла, но сон долго не шел.

Если в последующие дни Феликс и заметил мою нервозность, он ничего не сказал. Я, как обычно, занималась своим делом, но при этом у меня в голове беспрерывно крутились мысли об Оливье и возможном будущем романе. Как посвятить его в мою ситуацию, и чтобы он при этом не сбежал? Одно дело желание завязать отношения или даже готовность к ним, и совсем другое – боязнь напугать своим прошлым, своей эмоциональной уязвимостью, последствиями пережитого.

Субботний вечер, у нас затишье. Весь день отличная погода, и клиенты покинули мое кафе, предпочтя открытые террасы. Я их понимала: на их месте я поступила бы так же. Сегодня мы рано закроемся. Я стояла за стойкой, а Феликс считал ворон, сидя на табурете.

– Что ты собираешься делать сегодня вечером? – спросила я, наливая нам по бокалу красного вина.

– Никак не решу: меня ждут всюду, но я еще не выбрал, кого осчастливить.

Как хорошо, что он со мной, ему всегда удается развеселить меня.

– А ты? – спросил он, чокнувшись и отпивая глоток.

– О, у меня свидание с “Самым большим кабаре”[5].

– Твой воздыхатель не объявлялся?

– Нет, чего и следовало ожидать. В любом случае он сбежал бы, узнав о Колене и Кларе… ну и обо всем остальном…

– Об остальном? Ты имеешь в виду историю с малышом? Это смешно. Так или иначе однажды тебе снова захочется ребенка.

От одной мысли об этом я задрожала.

– Нет, не думаю.

– Диана, ты бежишь впереди паровоза. Никто не предлагает тебе выходить замуж или заводить семью прямо сейчас. Встретишь кого-нибудь, тебе будет хорошо с ним, а там уж как сложится.

– Что об этом говорить, затея накрылась.

– Я в этом не уверен. Гляди-ка, кто пришел…

Тут я увидела Оливье, взявшегося за ручку двери.

Сердце бешено заколотилось.

– Привет, – спокойно сказал он, входя в зал.

– Привет, Оливье, – весело откликнулся Феликс. – Присоединяйся!

Феликс похлопал по соседнему барному табурету, предлагая Феликсу сесть. Тот осторожно приблизился, взглядом прося у меня разрешения.

– Выпьешь то же, что и мы? – предложила я.

– С удовольствием!

Феликс взял на себя труд поддерживать беседу и засыпал Оливье вопросами о его жизни и работе. Оливье нисколько не смутил этот допрос с пристрастием. Прячась за своей ироничной манерой, мой лучший друг проверял надежность нашего гостя. Я его достаточно хорошо знала и потому догадывалась: он, конечно, готов на все, лишь бы я нашла себе кого-нибудь, но сама мысль об этом приводит его в ужас. Я предпочла не вмешиваться. Впрочем, мне бы это все равно не удалось. Поэтому я перемыла всю посуду, по нескольку раз споласкивая и вытирая каждую чашку, каждый стакан. Я избегала смотреть на Оливье и отводила глаза, когда он пытался поймать мой взгляд. Когда я убедилась, что мыть, вытирать, протирать больше нечего, я вытащила из-под стойки пачку сигарет и вышла на улицу.

Я прикуривала вторую сигарету от первой, когда звякнул колокольчик: ко мне присоединился Феликс.

– Все в порядке, Феликс Несравненный сделал свой выбор – я знаю, где буду сегодня безумствовать.

– Нет… ну, пожалуйста,… не оставляй меня наедине с ним.

– Его единственный недостаток – он не курит. А в остальном он отличный парень, к гадалке не ходи. Так что поговори с ним. Давай, давай, соберись! Порадуйся немного жизни!

Феликс чмокнул меня:

– Он тебя ждет.

Феликс ушел, веселый и беззаботный, как щегол. Я глубоко вздохнула и вошла в “Счастливых”.

– Э-э-э… – приветствовал меня Оливье.

– Э-э-э…

– Как ты насчет ужина вдвоем?

Я вернулась за стойку и глотнула вина. Оливье не отводил от меня глаз.

– Можем остаться здесь, – предложила я. – Я закрою, и кафе наше на весь вечер.

– А ты позволишь мне заняться ужином?

– Давай!

Он спрыгнул со стула и направился к выходу, но на полпути остановился и обернулся ко мне:

– Ты будешь здесь, когда я вернусь? Не сбежишь?

– Можешь мне поверить.

Он широко улыбнулся и вышел.

Чтобы убить время до его возвращения, я погасила свет в витрине и перевернула доску у входа – теперь кафе закрыто. Потом сменила музыку, поставила последний альбом Angus & Julia Stone и заперлась в туалете. Выглядела я ужасно: с утра был аврал, и я не успела накраситься, да и мои духи, пожалуй что, давно испарились. Однако проблема в том, что я не могла подняться в студию, чтобы привести себя в порядок: вдруг Оливье вернется, пока я наверху, и окажется перед закрытой дверью. В кармане завибрировал телефон. Эсэмэска от Феликса:

Если нужно подновить фасад, загляни за рамку с фото возле кассы.

Можно было подумать, что он установил в туалете видеокамеру. Впрочем, с него станется! Оказалось, что Феликс втайне от меня припас набор косметики, включающий, в частности, щетку для волос и пробник моих духов.

Только я успела расставить приборы на стойке, как в кафе вошел Оливье с полными руками.

– Ты пригласил приятелей?

– Не знал, что выбрать, – ответил он, выкладывая на стойку пакеты. – Поэтому взял всего понемногу. Зашел в греческую кулинарию, потом в итальянскую колбасную лавку, еще за сыром… потом за десертами – сначала купил шоколадные пирожные, а потом подумал, вдруг ты предпочитаешь фрукты, поэтому прихватил фруктовые корзиночки…

– Зачем столько всего?!

– Мне приятно заботиться о тебе.

– Думаешь, я нуждаюсь в том, чтобы обо мне заботились?

Он нахмурился:

– Нет… но ты мне нравишься, и это доставляет мне удовольствие…

Я уставилась в пол, ноги подгибались.

– Я в гостях, но все же рискну пригласить нас к столу.

У него явный талант: он вернул мне непринужденность, погасил напряжение, сопровождавшее наш импровизированный ужин вдвоем.

Я потеряла представление о времени. Не припомню за последние годы ни одного такого милого вечера. Оливье смешил меня, рассказывая истории своих больных с воображаемыми радикулитами. Я открывала для себя мужчину, не терзающего себя и других философскими проблемами, непосредственного, ждущего от жизни только простых вещей, способных подарить радость. Он дал мне понять, что хотел бы больше узнать обо мне.

– Ты все время как будто немного замкнута… Не могу понять, с чем это связано… Но я хотя бы не внушаю тебе страха?

– Нет, – улыбнулась я в ответ. – Просто я уже давно не оказывалась в такой ситуации…

– Ты пережила тяжелый разрыв? Извини, если яслишком тороплюсь…

– Нет… Все несколько сложнее… и не так-то легко объяснить…

– Я тебя не заставляю …

– Я сама хочу рассказать, это важно… Возможно, ты перестанешь приходить, когда все узнаешь…

– Ну разве что ты кого-то убила…

– Никого я не убивала, клянусь! – Я рассмеялась.

Стараясь не смотреть на него, я набрала побольше воздуха в легкие и решилась:

– На самом деле, Оливье… я потеряла мужа и дочь в автомобильной катастрофе, три года назад…

– Диана… я…

– Не надо, молчи, сегодня уже все в порядке. Но с тех пор в моей жизни никого не было… и я должна сказать, что… мне впервые легко и хорошо с мужчиной. Понимаю, это может напугать тебя…

Я упорно разглядывала стол. Краем глаза заметила, что Оливье нагнулся и пытается снизу поймать мой взгляд. Я хихикнула. Он не отстранился, не замкнулся – остался таким, каким был до моего признания.

– Как насчет того, чтобы немного взбодриться?

– Ага.

– Могу я зайти за стойку и открыть новую бутылку?

Я кивнула, и он отправился за вином.

– Понимаешь, это такая подростковая мечта, – добавил он со смехом.

– Да пожалуйста, ни в чем себе не отказывай!

Он нашел бутылку и штопор, наполнил наши бокалы. То старание, с которым он все проделал, тронуло меня и разрядило напряжение.

– У тебя отлично получается. Могу взять на работу.

– Только по совместительству, – подмигнул он.

Он уже собирался вернуться ко мне, когда заметил рамку с семейными фотографиями.

– Можно?

– Можно.

Он взял рамку и стал внимательно рассматривать снимки.

– Похоже, Феликс дружил с твоей дочкой.

– Он был ее крестным… Тебе не помешает, если я закурю?

– Ты у себя. Может, не хочешь об этом говорить?

– Если у тебя есть вопросы… – предложила я, затянувшись.

Он поставил на место фото и вернулся ко мне.

– Что ты делала три года? Я имею в виду… чтобы со всем этим справиться… Невозможно представить себе, что тебе пришлось пережить.

Я глубоко вздохнула, молча докурила, раздавила сигарету в пепельнице и только потом ответила:

– Год я просидела взаперти в нашей квартире… Если я еще жива, то это заслуга Феликса. Он так старался встряхнуть меня, что я решила уехать… Прожила еще год в Ирландии, в какой-то богом забытой деревне с морем в нескольких метрах от моего дома…

– И как там было?

– Сыро. Но тамошняя атмосфера как будто возродила меня. Там красиво, очень, очень красиво, ты даже не можешь вообразить… Грандиозные пейзажи, страна, в которую стоит заглянуть…

Я боролась с воспоминаниями, стремилась защитить свою жизнь от вторжения ирландских призраков.

– В конце концов я вернулась домой и с тех пор держусь. Мне больше не хочется умереть… Я хочу жить, но мне нужна спокойная жизнь. В Париже, в “Счастливых”… Ну вот…

Я слабо улыбнулась.

– Спасибо, что поделилась со мной. Больше не буду приставать к тебе с расспросами.

Он осторожно убрал прядку волос с моего лба и улыбнулся. Я вздрогнула.

– Помогу тебе навести порядок перед сном.

Он встал, снова зашел за стойку и стал мыть посуду. Я присоединилась к нему – вытирала тарелки, которые он мне подавал. Мы слушали песню No surprises, повторяя и повторяя ее, и больше не разговаривали. В маленьком закутке, где мы находились, нельзя было не касаться друг друга, не задевать плечами, и мне это нравилось. Когда мы все вымыли и расставили, Оливье надел куртку.

– Ты поднимаешься к себе, не выходя на улицу? – спросил он.

– Да.

– Запри как следует дверь.

Я проводила его к выходу, и мы оказались лицом к лицу.

– Диана, я не стану торопить тебя, пусть пройдет время, и ты придешь ко мне, если захочешь… Я буду ждать столько, сколько понадобится…

Он подошел ко мне и шепнул: “Я не боюсь”.

Потом поцеловал меня в обе щеки. Это не были дружеские поцелуи, не имеющие никакого значения. Впрочем, мы такими никогда не обменивались. Нет, прикосновение его губ к моим щекам было словно обещание нежности и терпения.

– Спокойной ночи.

– Спасибо, – вот и все, что я сумела выдавить едва слышным голосом.

Он вышел на улицу, дождался, пока я запру двери на ключ, и только потом ушел. Будто оглушенная, еле переставляя ватные ноги, я поднялась к себе и легла. Может быть, я встретила мужчину, который вернет радость в мою жизнь? Сумею ли я дать себе волю?