Влюбленные в книги не спят в одиночестве Мартен-Люган Аньес

– Позволь представить тебе мое сокровище, – продолжила она, указывая на малыша, – я ее как раз кормила, когда ты… Черт, я забыла игрушку в спальне Оливье! Подержишь две секунды?

Не дожидаясь ответа, она передала мне дочку. Мою голову моментально сжали тиски, кровь застыла в жилах, я больше не видела эту девочку, я видела только саму себя с МОЕЙ Кларой на руках. Чувствовала ее кожу, ее крошечную ручку, вцепившуюся в мой палец, узнавала первые золотые завитки волос. Сквозь лепет этого младенца в мой мозг просачивался беззвучный вой. Я задыхалась и так сильно дрожала, что могла ее просто уронить, если продержу еще хоть секунду.

– Диана… Диана…

Я подняла затуманенные слезами глаза и увидела Оливье, который тихонько звал меня.

– Я возьму ее, ладно?

Я кивнула. Парализованная, я наблюдала, как Оливье занимается девочкой так, будто всю жизнь только и делал, что возился с младенцами. Он прижимал ее к себе, что-то шептал, а потом передал тому, кто, как я догадалась, был ее отцом. Потом он вернулся ко мне и положил руку мне на талию.

– Диана нужна мне на кухне! – объявил он гостям.

Выходя из комнаты, я поймала огорченный взгляд Феликса. Мой друг был белым как мел. Оливье закрыл за нами дверь своей маленькой кухоньки, широко открыл окно, достал из шкафа пепельницу и протянул мне сигареты. По всей вероятности, он прихватил их по дороге, а я и не заметила. Дрожа и плача, я закурила. Оливье молчал, давая мне возможность прийти в себя.

– Извини, что так вышло, – сказала я.

– Да ладно тебе, никто ничего не заметил. А если бы и заметили, это не их дело. Привести Феликса?

– Не надо…

Я всхлипывала, он протянул мне носовой платок.

– Я ненормальная… Я не могу… не могу больше видеть детей, младенцев… слишком больно. Всякий раз они напоминают, что у меня отняли мою дочку, мою Клару, любовь всей моей жизни… Я никогда не смирюсь с этим… Никогда не смогу забыть… переключиться на что-то другое…

Я всхлипывала. Нервный припадок маячил где-то поблизости. Оливье подошел ко мне, вытер мокрые щеки, положил руку на плечо. Я сразу почувствовала себя лучше: теперь я в безопасности, я ощущала его нежность, заботу. Он не воспользовался ситуацией. Понемногу мое дыхание выровнялось. Рядом с ним мне было спокойно, но воспоминание о том, как он держал этого младенца на руках, подтвердило то, чего я опасалась в глубине души и что мешало мне полностью расслабиться.

– Я не та женщина, которая тебе нужна…

– При чем тут это? – тихо спросил он.

Я отодвинулась.

– Если у нас с тобой получится…

Он снова осторожно обнял меня, я не сопротивлялась.

– Я нисколько в этом не сомневаюсь! – заявил он, гладя мое лицо.

– Я никогда не смогу подарить тебе ребенка. Я больше не хочу детей… Мама, которой я была, умерла вместе с Кларой.

– Именно это тебя удерживает?

– В один прекрасный день тебе захочется иметь семью, я видела тебя с ребенком на руках, ты с таким восторгом прижимал его к груди. Не прощу себе, если ты потеряешь со мной время. Найди девушку, которая захочет…

– Тс-с-с!

Он положил палец на мои губы и заглянул мне в глаза.

– Я люблю детей, это правда, но в особенности чужих. Дети – не цель моей жизни. Я уверен, что семейная пара может быть самодостаточной. И только этого жду от наших с тобой отношений. Только этого, и ничего больше, клянусь. Что до детей, у нас еще будет время о них подумать… Мы можем рискнуть и пройти часть пути вместе, – с улыбкой подвел он итог.

С таким мужчиной, как он, жизнь могла оказаться значительно более приятной. Его руки были сильными и надежными, взгляд ореховых глаз мягким и смеющимся, а лицо выразительным. Мне оставалось сделать всего один шаг. Я осторожно потянулась к нему и прильнула губами к его губам. Он крепче стиснул меня, я приоткрыла рот, наш поцелуй стал более глубоким, я обвила руками его шею. Оливье прижался лбом к моему лбу, погладил меня по щеке, и я с улыбкой опустила ресницы.

– Все бы отдал за то, чтобы они все сейчас испарились, – шепнул он мне на ухо.

– И я!

– Если тебе слишком тяжело, я провожу тебя домой.

– Нет, я хочу остаться.

– Не бойся, я буду все время рядом.

Мы снова обменялись долгим, страстным поцелуем. Нам, однако, приходилось сдерживаться. Слегка задохнувшись, мы отодвинулись друг от друга.

– Вернемся? – спросил Оливье, скорчив недовольную гримасу.

– А что еще мы можем сделать?!

Мы взяли на кухонном столе блюда с едой – нужно было как-то отвлечься. Перед тем как открыть дверь, Оливье в последний раз поцеловал меня. Избежать немых вопросов Феликса мне не удалось, как я ни старалась. Он заметил, что я плакала, но понял, что произошло еще что-то. Когда он догадался, в чем дело, Феликс удивленно выкатил глаза и игриво подмигнул мне. Весь остаток вечера я не отходила от Оливье. Напряжение быстро отпустило, потому что ребенка уложили, и он ни разу за вечер не подал голос. Когда мы чувствовали, что любопытство окружающих ослабевает, мы старались коснуться друг друга. Я не вслушивалась в общий разговор – думала о том, что произошло, и мечтала как можно скорее остаться наедине с Оливье.

Феликсу удалось перехватить меня.

– Вернешься к себе?

– Не знаю, но не жди меня.

– Аллилуйя!

Все ушли. Кроме меня. Как только мы остались одни, я преодолела два метра, которые разделяли нас, прильнула к нему, нашла его губы. Мои руки легли на его плечи, пальцы Оливье скользили по моей талии, спине.

– Могу я остаться на ночь? – прошептала я, не отрываясь от него.

– Зачем ты спрашиваешь? – откликнулся он.

Продолжая прижиматься к нему, я увлекла его в спальню, к кровати… Когда мы занимались любовью, во мне говорило не грубое желание, а потребность в нежности, сближении, ласке. Каждый жест, каждое движение, каждый поцелуй Оливье были осторожными и бережными. Он заботился в первую очередь не о своем удовольствии, а о том, чтобы дать его мне. Я поняла, что обрела мужчину, в котором нуждалась. Засыпая в его объятиях, я сказала себе, что отныне я не женщина Колена, а просто Диана.

Весь следующий месяц я заново открывала для себя жизнь вдвоем. Мы встречались ежедневно, кроме воскресенья: о том, чтобы отказаться от позднего завтрака с Феликсом, речь не шла. Как правило, я оставалась на ночь у Оливье, он бывал у меня реже. Мне еще трудно было полностью раскрыться перед ним, но он не обижался: ждал, как и раньше, чтобы я пришла к нему, когда буду готова.

Настало лето, и я сказала Оливье, что не буду закрывать кафе. Если он расстроился, что мы не проведем отпуск вместе, то не подал вида. Тем вечером в начале июля мы сидели на террасе за бокалом вина, и тут я предложила ему альтернативный вариант:

– Давай уедем вдвоем на длинный уикенд. Ты как?

– Я сам подумывал об этом, но сказал себе, а вдруг совместная поездка тебя не соблазняет, – подмигнул он.

– Ну и дурак!

Он рассмеялся и продолжил:

– Если серьезно, то я же знаю, что ты не любишь надолго расставаться со “Счастливыми людьми”.

– Ты прав, я этого побаивалась, но теперь есть ты, и к тому же мы уедем ненадолго. Надеюсь, Феликс проследит за всем…

Эту ночь Оливье провел у меня.

Длинный уикенд по случаю 14 июля пришелся как нельзя кстати. Я расстанусь со “Счастливыми людьми” на четыре дня, значит, мне нужно подробно проинструктировать Феликса. Оливье все организовал сам: выбрал место, заказал билеты на поезд, гостиницу. Вообще-то у меня, по его мнению, было слишком мало выходных. Поэтому за два дня до нашего отъезда они сговорились с Феликсом и заставили меня уйти из кафе на всю вторую половину дня “для контрольной проверки”, как они это назвали. К моей величайшей радости, они идеально ладили, найдя друг в друге родственные души: Оливье смеялся над всеми выходками Феликса и не воспринимал нашу тесную дружбу и полное взаимопонимание ни критично, ни ревниво. Что до Феликса, то он видел в Оливье преемника Колена, ценил его юмор и в особенности то, что Оливье никогда не задавал настырных вопросов по поводу моей погибшей семьи.

Во время “теста на совместный отдых” Оливье повел меня в магазины, которые я игнорировала последние несколько лет, и я воспользовалась распродажами, чтобы обновить летний гардероб. Я следовала за ним, не заморачиваясь выбранным маршрутом, а он вел меня по парижским улицам, держа за руку. В какой-то момент Оливье остановился перед спа-центром. Я повернулась к нему. На моем лице был написан вопрос.

– Подарок!

– Ты о чем?

– В ближайшие два часа тебя будут ублажать. Отпускная расслабуха начинается сегодня.

– Напрасно ты…

– Тс-с-с! Это доставит мне удовольствие. Потом ты вернешься домой, будешь готовиться, а я приду в семь вечера. Я тут нашел выставку, которая должна тебе понравиться, а потом мы поужинаем в ресторане.

Я бросилась к нему на шею. После Колена никто никогда не заботился обо мне, как он.

Я сбросила напряжение, моя кожа стала нежной, как у младенца, и я впервые надела новое красивое черное платье и босоножки на платформе, которые купила в тот же день. Перед тем как спуститься в “Счастливых”, чтобы подождать Оливье, я остановилась перед зеркалом. Меня радовало, что я такая красивая, и я надеялась, что он это оценит. Взгляд, которым он встретил меня полчаса спустя, не разочаровал.

В метро я держала его за руку, не отрываясь, смотрела на него, целовала в шею, словно влюбленная школьница. Я подвела черту под столькими вещами и не представляла себе, что могло бы прервать мирное очарование моей жизни, которое подарил мне Оливье. Я постепенно признавалась себе, что влюблена в него, и меня охватывало блаженное чувство.

Мы вышли из метро на Монпарнасе. Я шла за Оливье, не задавая вопросов и испытывая возбуждение при мысли о том, что впереди у меня интересная выставка. Он сохранил интригу до конца. Когда мы были на месте, он заставил меня повернуться спиной к двери, чтобы оттянуть момент, когда я узнаю, что меня ожидает. За спиной звучала ирландская музыка: музыка кельтов в “бретонском квартале”[6] – вполне логично!

– Я просматривал “Парископ” и вдруг наткнулся на эту выставку. Она вот-вот закроется, нужно было успеть. – Оливье был доволен собой.

– А что там?

– Зайди и увидишь.

Я толкнула дверь. Это была выставка, посвященная морю и его влиянию на британскую, шотландскую и ирландскую культуры. Организаторы создали атмосферу паба: подавали здесь не шампанское и пирожные, а гиннесс, виски и чипсы с уксусом. Мое возбуждение погасло, уступив место глубочайшему замешательству.

– Ты сказала, что Ирландия благотворно подействовала на тебя, и я подумал, что тебе должно понравиться.

– Да, – с трудом выдавила я.

Оливье обнял меня за талию, и мы стали обходить галерею. Здесь было много народу, приходилось протискиваться сквозь толпу. Я не решалась поднять глаза ни на одну картину, ни на одно фото, опасаясь увидеть знакомый пейзаж, поймать настроение, позволить эмоциям всплыть на поверхность. Я односложно отвечала на вопросы Оливье и отказалась от предложенной кружки гиннесса.

– Кажется, моя идея была не самой удачной, – сказал он в конце концов.

Я взяла его руку и крепко сжала.

– Сама виновата, я говорила, что мне понравилась эта страна и жизнь на берегу моря, и это правда… Но у меня остались не только хорошие воспоминания. Я там была не в лучшей форме.

– Тогда давай уйдем. Меньше всего я хотел причинить тебе боль, вот уж точно. Мне очень жаль, что так получилось.

– Не ругай себя. Но все же я бы предпочла уйти. Давай продолжим вечер где-то в другом месте.

Мы направились к выходу, я прижималась к нему и смотрела под ноги. Мы уже почти вышли, когда из музыки и общего гула вынырнул голос. Голос, парализовавший меня. Вернувший меня в Малларанни. Голос, от которого на моих губах появился вкус водяной пыли. Пахнущий табаком хриплый голос, который, я думала, больше никогда не услышу.

– Подожди, – попросила я Оливье, отрываясь от него.

Я оставила его у дверей, вернулась в зал, эхо голоса, звучавшего будто пение сирен, манило меня и гипнотизировало. Но это же невозможно! Я все придумала под влиянием потока воспоминаний, нахлынувших в этих залах. И все-таки я обязана разобраться. Я вглядывалась в фигуры, лица, прислушивалась к разговорам, отталкивала тех, кто мешал мне пройти, и вдруг застыла на месте. Да, мне не послышалось, это его голос. Всего несколько сантиметров разделяли нас. Вот он здесь, спиной ко мне, высокий, небрежно одетый и непричесанный, без пиджака, с сигаретой, зажатой между пальцами в ожидании, что к ней вот-вот поднесут зажигалку. Если я втяну воздух, его запах наполнит мои ноздри и вернет меня в его объятия. Я дрожала, во рту пересохло, ладони стали влажными, меня бросало то в жар, то в холод.

– Эдвард… – проблеяла я, сама того не желая.

Мне показалось, что меня услышали все присутствующие. Но имел значение только он, один из всех. Его тело напряглось, он на секунду опустил голову, сжал кулаки и несколько раз подряд нервно щелкнул зажигалкой. И только потом обернулся. Наши взгляды впились друг в друга. Мой излучал удивление и вопрос. Его сперва пробежался по мне с головы до ног, а потом обдал холодом и высокомерием. Черты его лица оставались такими же жесткими и надменными, как в моих воспоминаниях. Щетина, как и раньше, покрывала щеки и подбородок. В волосах, по-прежнему встрепанных, появилось несколько белых нитей. Он выглядел изнуренным, с печатью чего-то такого, что мне не удавалось сформулировать.

– Диана, – наконец-то произнес он.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я дрожащим голосом, самым естественным образом переходя на английский.

– Выставляю свои фотографии.

– Сколько ты уже в Париже?

– Три дня.

Я ощутила, как на мое сердце обрушился удар кулака.

– Ты собирался прийти…

– Нет.

– А-а…

Вопросы роились у меня в голове, но я была неспособна связно задать ни один из них. Его враждебное и отстраненное поведение лишало меня воли. Взгляд Эдварда переместился куда-то за мою спину, и я почувствовала на ней руку.

– А я ищу тебя, – произнес голос Оливье.

Как я могла забыть о нем? Я постаралась улыбнуться и обернулась:

– Извини, пожалуйста… Я… Выходя, я заметила Эдварда и…

Он протянул ему руку:

– Рад знакомству, я Оливье.

Эдвард молча пожал ему руку.

– Эдвард не говорит по-французски.

– Ох, прошу прощения! Вот уж не думал, что ты встретишь здесь знакомого! – улыбнулся Оливье, произнеся эту фразу на идеальном английском.

– Эдвард – фотограф и…

– Я был соседом Дианы, когда она жила в Малларанни.

Если бы я хотела его охарактеризовать, то уж точно выбрала бы другое определение. Он не был просто соседом. Кем он оставался для меня? Удары сердца посылали противоречивые сигналы на этот счет.

– Невероятно! И вы встречаетесь здесь по чистой случайности, подумать только! Если бы я знал… Диана, хочешь остаться? Вам наверняка надо столько всего рассказать друг другу!

– Нет, – возразил Эдвард. – У меня дела. Был рад знакомству с тобой, Оливье.

Потом взглянул на меня:

– Будь счастлива.

Поняв, что он сейчас уйдет, я запаниковала:

– Погоди!

Я схватила его за руку. Он уставился на мою ладонь. Я ее живо отдернула.

– Сколько ты здесь пробудешь?

– Завтра вечером у меня самолет.

– О… ты уже возвращаешься… Уделишь мне немного времени?

Он провел рукой по лицу.

– Не знаю.

– Пожалуйста, приходи в “Счастливых людей”. Очень тебя прошу…

– Не понимаю зачем, – пробормотал он в свою щетину.

– Нам точно нужно многое сказать друг другу.

Он зажал погасшую сигарету в углу рта и посмотрел мне в глаза:

– Ничего не обещаю.

Я лихорадочно рылась в сумочке в поисках визитки “Счастливых”.

– Тут адрес и план на обороте. Позвони, если не найдешь.

– Найду.

Он бросил на меня последний взгляд, кивнул Оливье и ушел.

– Пойдем? – спросил Оливье. – Ужин в ресторане в силе?

– Конечно. Ничего не изменилось.

В дверях я обернулась. Эдвард с кем-то разговаривал и при этом пристально смотрел на меня.

Полчаса спустя мы сидели в индийском ресторане. Каждый проглоченный кусок давался мучительно, но ради Оливье я заставляла себя есть. Его внимание и предупредительность оставались неизменными, несмотря на мои выходки. А ведь он этого не заслужил. Я не имела права и дальше оставлять его в неведении. В то же время следовало аккуратно подбирать слова.

– Извини меня за то, что произошло, – начала я. – Я не должна была бросать тебя… Но это так странно – вдруг наткнуться на человека… Я испортила твой сюрприз.

– Да нет, ерунда. Если я и расстроился, то только потому, что это стало для тебя потрясением.

– Пройдет, не волнуйся. Погружение в ирландскую атмосферу вернуло меня к не самому однозначному периоду моей жизни.

– А Эдвард? Он кто?

В его голосе подозрительности ни на йоту.

– Он, как и сказал, был моим соседом. Я снимала коттедж рядом с его домом у Эдвардовых тети и дяди, Эбби и Джека. Потрясающие люди… И я дружила с его сестрой Джудит, вторым Феликсом, но в гетеросексуальном варианте.

– Должно быть, нечто особенное!

– Да, она необыкновенная…

– А после того, как ты уехала?

– Мне что-то стукнуло в голову, и я сбежала из Ирландии, попрощавшись впопыхах, и больше никогда с ними не общалась. Сегодня мне стыдно, что я была такой бессовестной.

– Тебе нечего стыдиться, – возразил он, беря меня за руку. – Они и сами могли позвонить.

– Они не из тех, кто вторгается в чужую жизнь. И всегда уважали мое молчание. И мой отъезд в этом смысле ничего не изменил.

– Поэтому ты так хочешь встретиться с ним завтра?

– Да…

– Он не слишком разговорчив, думаешь, тебе удастся что-нибудь из него вытянуть?

Как не рассмеяться его замечанию?

– Ну да, он будет краток, я услышу только самое необходимое, но все равно это лучше, чем ничего.

Я вздохнула и уставилась в свою пустую тарелку.

– Может, сегодня ты предпочитаешь спать одна?

Он искал моего взгляда.

– Нет, пойдем к тебе.

Когда мы легли, Оливье не стал заниматься любовью, а просто поцеловал и обнял меня. Он уснул довольно быстро, а я всю ночь не сомкнула глаз. Заново переживала каждое мгновение этой нежданной встречи. Еще несколько часов назад Ирландия была перевернутой страницей, закрытой книгой моей жизни. Такой она и должна остаться. Если Эдвард завтра появится, я узнаю новости обо всех, потом он уйдет, и моя жизнь вернется в привычное русло.

Я вставала очень осторожно, но все же разбудила Оливье.

– Ты уже в порядке? – спросил он сонным голосом.

– Да. Спи. Наслаждайся отпуском. – Я тронула губами его плечо.

– Я приду к тебе в конце дня.

Последний поцелуй, и я ушла.

Через сорок пять минут я открыла “Счастливых”, так и не съев традиционный круассан. Желудок отказывался принимать пищу. Утренние клиенты почувствовали, по всей вероятности, мое плохое настроение и не трогали меня, позволив переваривать за стойкой одолевавшие меня мысли. Когда ближе к полудню в дверях возник Феликс, я догадалась, что с ним этот номер не пройдет. У меня не оставалось выбора. Если Эдвард нанесет мне визит, Феликс окажется самым привилегированным зрителем этого шоу. И попробуй забыть, что при первой встрече они подрались!

– Ну и видок у тебя! У Оливье вышла осечка или что?

Он сразу перешел в атаку. Я решила тоже действовать напрямик:

– Эдвард в Париже, я случайно столкнулась с ним вчера вечером.

Он свалился на ближайший стул.

– Хочется думать, что я все еще под экстази!

Сама того не желая, я захихикала:

– Нет, Феликс. Это чистая правда, и он, может быть, сегодня зайдет сюда.

По выражению моего лица он понял, что это не шутка. Встал, обогнул стойку, приобнял меня:

– Ты как?

– Не знаю.

– А Оливье?

– Я не рассказала ему, что между нами было.

– Он приехал из-за тебя?

– Судя по реакции, не похоже… Он выставлял свои фотографии и сегодня уезжает.

– Ну, ну, могло быть и хуже. Сегодня я вкалываю с утра до вечера. Не лишать же себя такого зрелища!

Я расхохоталась.

Это был мой самый длинный рабочий день. Я только и делала, что ждала. Феликс краем глаза наблюдал за мной или паясничал, чтобы отвлечь меня. Время шло, и я все чаще повторяла себе, что он не придет. И что на самом деле, возможно, это не худший вариант. Есть вещи, которые опасно ворошить.

Я возвращала клиенту сдачу, когда он появился на пороге с дорожной сумкой на плече. Мгновенно кафе показалось мне маленьким: все место в нем занял Эдвард. Он пожал руку Феликсу, которому хватило такта обойтись без сомнительных шуток, облокотился о стойку и оглядел мой мир самым внимательным образом. Это продолжалось долго-долго. Его зелено-голубые глаза медленно скользили по книгам, бокалам, фотографиям на стойке. Потом он остановил свой взгляд на мне, все так же молча. Столько всего всплывало на поверхность: наши ссоры, несколько поцелуев, мое решение, его объяснение в любви, наше расставание. Феликс не смог больше выносить напряжение и заговорил первым:

– Выпьешь пива, Эдвард?

– У тебя не найдется чего-нибудь покрепче? – спросил тот в ответ.

– Десятилетняя выдержка подойдет?

– Не разбавляй.

– Тебе кофе, Диана?

– С удовольствием, спасибо, Феликс. Сможешь, если понадобится, обслужить клиентов?

– Мне за это зарплату платят! – Он ободряюще подмигнул мне.

Эдвард поблагодарил Феликса и глотнул виски. Я его достаточно хорошо знала, чтобы понимать: если я не начну разговор, он за целый час не произнесет ни слова. К тому же это я просила его прийти.

– Ты, оказывается, выставляешься в Париже?

– Возникла такая возможность.

Он потер глаза, обведенные черными кругами. Откуда эта усталость, которую нельзя не заметить?

– Как у тебя дела?

– Много работаю. А ты?

– У меня все в порядке.

– Вот и хорошо.

Что я могу рассказать о себе? И как разговорить его?

– Джудит? Что у нее слышно?

– Да все по-прежнему.

– В ее жизни появился мужчина?

На такой вопрос он просто обязан среагировать.

– Несколько, – вздохнул он.

Это был неправильный вопрос.

– А Эбби и Джек? Как они себя чувствуют?

На этот раз я, похоже, не ошиблась. Впервые за все время Эдвард попытался избежать моего взгляда. Поскреб подбородок, повертелся на стуле и выудил сигареты из кармана.

– Что случилось, Эдвард?

– С Джеком все в порядке…

– А Эбби?