Серебряный монах Северюхин Олег

Пролог

Шамбала.

Полутемное помещение, освещенное факелом. При внимательном осмотре видно, что это огромная пещера. На обтесанном камне сидит молодой человек в халате, держа в зубах деревянное сито для просеивания муки.

Буддистский монах, распевая что-то протяжное и заунывное, стукает двумя палочками по стенкам сита. Через какое-то время лицо молодого человека исчезло, а вместо него осталось черное пятно. Человек исчез и сам, только черные пятна показывали, что в конце рукавов рубашки есть невидимые руки. Монах взял сито в руки и посмотрел сквозь него на человека. Лицо видно. Убрал сито – лица не видно.

– Ты готов к великим свершениям, иди и служи своему фюреру, – сказал монах.

Темная фигура завела рукав халата за спину и в невидимой руке появился серебряный пистолет «Вальтер». Изумленный монах укоризненно покачал головой.

– Прости меня, учитель, – сказала фигура, – но мы не можем допустить, чтобы твои знания попали к нашим врагам.

Раздались три выстрела и монах упал.

Вдруг ветер пронесся по пещере, сильно колыхнув пламя факелов, и темная фигура исчезла.

Глава 1

1943 год. Атака советских войск на укрепленный пункт фашистов. Впереди наступающих солдат бегут офицеры с пистолетами в руках. В полуразрушенных артиллерийским огнем окопах появляются немецкие солдаты, восстанавливая разрушенную систему огня. Порыв советских солдат остановить нечем. Единственный выход – драться до последнего, чтобы не быть застреленным в спину во время бегства от противника.

Внезапно позади немецких траншей появился офицер в полевой эсэсовской форме с блестящим пистолетом «Вальтер» в руке. Не обращая внимания на стрельбу, он пошел навстречу атакующим, хладнокровно расстреливая бегущих советских офицеров. Те из сержантов, кто принимал командование на себя, тут же падал сраженный пулей из пистолета.

Оставшись без командования, советские солдаты замедлили темп наступления, кто-то залег и стал тут же окапываться, а часть солдат начала пятиться назад, подхватив на руки убитых командиров. Советская атака захлебнулась.

Эсэсовский офицер повернулся и пошел в сторону своих окопов, положив пистолет в кобуру. На него с изумлением смотрели немецкие солдаты и офицеры, не видя его лица под большим козырьком кепи и видя только погоны лейтенанта. Перепрыгнув через окоп и пройдя метров десять, лейтенант исчез.

На командном пункте стрелкового батальона рядовой боец разговаривает по телефону с командиром полка.

– Срочно ко мне командира батальона, – кричит в трубку полковник.

– Нету его, – отвечает находящийся в прострации солдат.

– Где он? – слышится громкий голос в трубке.

– Убитый он, – говорит солдат.

– Срочно к телефону кого-нибудь из офицеров, – слышится приказ по телефону.

– А нету никого, – говорит солдат.

– Да где же они все? – надрывается телефон.

– А все убиты, – бесстрастно говорит солдат.

– Давай кого-нибудь из сержантов, – командует голос.

– И сержантов нету, – говорит солдат.

– Что, тоже все убиты? – грозно рычит полковник.

– Все убиты, – говорит солдат и бросает трубку.

На командном пункте полка.

Командир полка смотрит на замолкший телефон и говорит своему заместителю:

– Бери с собой особиста, взвод автоматчиков из пополнения и бегом в батальон Иванченко. Что-то там неладное. Атака у них захлебнулась и весь полк остановился. Гони их вперед.

Майор вместе с сотрудником Особого отдела во главе взвода молодых солдат из только что прибывшей маршевой роты бегут в батальон.

Увидев офицеров, солдаты отступившего батальона успокоились и стали наперебой говорить, что у немцев есть какой-то призрак в форме офицера, которого не берут пули и который как в тире расстрелял всех офицеров батальона, а в младшего лейтенанта Метелкина он стрелял раз двадцать, все никак не мог попасть в сердце.

– Неужели никто не мог попасть в этого призрака? – допытывался майор.

– Не попадали, – чуть ли не хором говорили солдаты, – вот он почти что рядом, а стреляем в него и пули будто сквозь проходят.

– Ладно, – оборвал их майор, – у страха глаза велики, а руки трясутся. Пока я вступаю в командование батальоном.

Вскоре прибывает автомашина за убитыми офицерами. При погрузке убитых один из них вдруг застонал.

– Смотри-ка, живой, – сказал один санитар. – Товарищ майор, один живой оказался.

– Кто такой? – спрашивает майор.

– Младший лейтенант Метелкин, – отвечает санитар.

– Везите его в госпиталь, – махнул рукой майор, – все равно он не жилец, но раненых положено оставлять докторам.

Убитых офицеров похоронили на поле в районе командного пункта полка, а младшего лейтенанта Метелкина отправили в госпиталь на той же машине.

– Вы бы его хоть перевязали, – укоризненно сказал командир полка, только что вернувшийся на командный пункт.

– Нельзя его перевязывать, – сказал военфельдшер с погонами старшины, – кровь спеклась и закрыла раны, а в него пуль двадцать попало, вон весь в дырах. Если до госпиталя довезем, то врачи все сделают, что нужно.

Метелкина в сопровождении фельдшера вместе с легкоранеными на той же автомашине везут в госпиталь.

Операционная. Идет операция.

– Надо же, – говорит хирург, – изрешечен как дуршлаг, а все жив. И все потому, коллеги, что не задет ни один жизненно важный орган. Вернее, задеты, но не сильно, а вот выживет ли, это вопрос и вопрос большой. Все ранения сквозные, кости не задеты, а вот и пулька нашлась. И пулька белая, не хромированная, а как будто серебряная.

– Что вы, Павел Иванович, – сказал ассистент, – серебряные пули бывают только в детективах, когда охотятся на оборотней или на вампиров. Да и, кроме того, серебро является антисептиком, раны обеззараживает.

– Ага, вот и вторая пулька, – сказал хирург, бросая кусочек металла в эмалированную чашку, – и эта такая же. А вот и третья. Больше, похоже, нет. Будем лейтенанта отправлять в тыловой госпиталь, пусть там на рентгене посмотрят. Кстати, взгляните сюда. Впервые вижу человека с ртутным синдромом внутренних органов.

– Что это за синдром, – удивился ассистент, – впервые о таком слышу.

– Это вы, батенька, получили современное образование, – усмехнулся хирург, – а нас учили профессора, пользовавшиеся мировым медицинским опытом и рассказывавшие нам обо всем, что когда-то было. Ртутный синдром проявляется в перетекании внутреннего органа в сторону от места приложения силы. Смотрите сюда. Я нажимаю на почку, и она перетекает в сторону. Видели это когда-то? Нет. И я не видел. Говорят, что таких больных практически невозможно пропальпировать1, органы ускользают.

Ассистент с удивлением ткнул пальцем в разрезанном животе в какой-то орган, и он как ртуть перетек в сторону.

– Интересно, – сказал с восхищением ассистент, – на этом больном можно сразу докторскую аттестацию защитить.

– Защитишь, если жив останешься, – сказал хирург, – зашивайте его и давайте следующего раненого.

Тыловой госпиталь. Заседание военно-врачебной комиссии. Перед комиссией в одних трусах стоит младший лейтенант Метелкин. Врачи всей группой осматривают его раны.

– Это практически невозможно, – говорит пожилой врач с большими усами, – за две недели не излечиваются люди с двадцатью двумя огнестрельными ранениями.

– Это если простыми пулями, товарищ генерал, – говорит один из врачей, – а вот серебряные пули вообще чудеса делают. Есть международная конвенция, которая запретила разрывные пули, сейчас нужна конвенция, которая бы обязала воюющие стороны применять только серебряные пули.

– Вы что, предлагаете и в фашистов стрелять серебряными пулями? – вкрадчиво спросил какой-то маленький человечек с крысиной внешностью. – Вы что, думаете, что товарищ Сталин будет расходовать на фашистскую мразь тот металл, из которого делают ордена за храбрость?

– Не кипятитесь, майор, – примирительно сказал медицинский генерал Бурденко2, – речь идет всего лишь о том, что одной из причин быстрого излечения младшего лейтенанта являются серебряные пули. Ну, и сильный, русский организм.

– Да вы знаете, что есть указание держать в секрете информацию об этих серебряных пулях? – не унимался майор.

– Знаем, знаем, голубчик, – пробасил генерал, – здесь собралась комиссия, которая должна доложить в высшие сферы об этом феномене и не вздумайте влиять на принятие решения по этому вопросу, а не то вам не поздоровится, кем бы вы ни были под медицинским халатом. Этот лейтенант нужен нам живым в институте для изучения свойств его внутренних органов, которые ведут себя не так, как у всех.

– А как они ведут себя эти органы? – начал допытываться майор с крысиной мордочкой. – Вдруг они напичканы антисоветчиной.

Махнув на майора рукой, генерал сказал:

– Предлагаю младшего лейтенанта Метелкина перевести в команду выздоравливающих и подготовьте отношение в организационно-мобилизационное управление фронта о его переводе во вспомогательный состав института медицины в городе Куйбышеве. Это золотой фонд нашей медицинской науки. Не только медицинской, а вообще науки.

И профессор торжествующе поднял вверх указательный палец.

Глава 2

Командный пункт полка.

– Ну, что, товарищи командиры, будем делать? – спросил командир полка. – Что вы там понаписали в свои органы? – обратился он к замполиту и сотруднику Особого отдела.

– Я правду написал, – живо откликнулся замполит. – Все как есть, что атака захлебнулась из-за меткого огня снайперов противника, подстреливших весь командный состав батальона. Прошу помочь с комплектованием батальона подготовленными офицерами.

– У меня тоже самое, – буркнул особист.

– А вы не думаете, что солдатское радио разнесло всю правду по всему фронту, – сказал командир полка, – а нас с вами отдадут под суд как укрывателей стратегический информации?

– Нас в дурдом отправят, – буркнул особист, – а замполита вообще из партии вычистят, то есть из жизни вычеркнут за связь с потусторонними силами.

– Хрен с ним, – твердо сказал командир, – дальше передовой не пошлют. Переписывайте донесения, так как я сейчас буду докладывать командиру дивизии все так, как оно случилось. Семь бед – один ответ, – и он пошел к стоящему на столе телефону.

– Соедини первого, – приказал он телефонисту.

– Первый на связи, – сержант протянул трубку полковнику.

– Товарищ первый, докладываю о чрезвычайном происшествии на участке полка, – торжественно начал он докладывать. – Во время вчерашней атаки перед фронтом батальона Иванченко с немецкой стороны появился эсэсовский офицер с серебряным пистолетом и стал почти в упор расстреливать наших офицеров. Все офицеры и сержанты, принимавшие на себя командование, были убиты серебряными пулями. Выжил только лейтенант Метелкин, в которого немец стрелял раз двадцать. Попытки уничтожить немецкого пистолетчика результатов не имели. Он исчез в немецком расположении так же внезапно, как и появился. Информация о данном случае докладывается письменно по линии политического и Особого отделов.

– Вы понимаете, что вы говорите? – зарокотала трубка голосом командира дивизии. – Вы что, перепились там все. Да я вас отстраню от командования и поставлю на ваше место вменяемого командира. Где ваш заместитель?

– Принял на себя батальон Иванченко, товарищ Первый, – доложил командир полка, – по одному офицеру взял из других подразделений, нескольких сержантов временно назначил на должности командиров взводов.

– Ты хоть понимаешь, что ты докладываешь? – спросил генерал. – Ты не думаешь, что меня за такой же доклад могут снять с должности так же, как я хотел снять тебя?

– А что делать, товарищ генерал, – устало сказал полковник, – как бы солдатская молва не обогнала нас, тогда и спросят по полному счету, а мы на поле боя не нашли ни одной серебряной гильзы, люди себе расхватали в качестве талисманов и ведь никому не отдадут.

– Так, значит, – сказал генерал, – информация эта секретная, никому ее не рассказывать, разговоры об эсэсовце пресекать, а я буду думать, как доложить наверх.

В этот же день информация дошла до самого верха, и при каждом докладе вышестоящий начальник выражал сомнение в нормальности докладывавшего, а затем сам думал о том, как бы половчее доложить еще выше.

Конечная информация застряла на уровне Генштаба и министерства внутренних дел и представляла собой доклад о том, что на немецкой стороне появился снайпер, стреляющий серебряными пулями и только по офицерам.

– Чего все всполошились? – удивился генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Берия3. – Американцы убили мексиканского полковника Панчо Вилья золотой пулей. Ну и что? Если хотите, то в войсках НКВД найду хорошего снайпера, который и подстрелит вашего серебряного специалиста.

В этот же день было отдано указание о подготовке двух снайперов для уничтожения немецкого аса.

Дальний Восток.

– Сержант Улусов, – скомандовал начальник Дальневосточной пограничной заставы.

Я! – откликнулся сержант.

– Командируетесь в действующую армию для охоты за немецкими снайперами, – сообщил начальник заставы.

– Есть пойти на охоту, – заулыбался сержант, в чертах лица которого можно было узнать представителя одного из многочисленных народов Севера, промышлявших пушнину и вообще живших в таких условиях, в которых нормальные люди погибают.

Недавно освобожденные от оккупации советские районы.

– Младший сержант Копейкин, – скомандовал командир роты отдельного полка по охране тыловых рубежей действующей армии.

Я! – откликнулся младший сержант.

– Командируетесь в действующую армию для охоты за немецкими снайперами, – сообщил командир роты.

– Есть на охоту, – сказа сержант и поправил на ремне десятизарядную и самозарядную винтовку системы Токарева.

Главное политической управление Красной Армии. За столом для совещаний три генерал лейтенанта. Члены Военного Совета Центрального, Воронежского и Степного фронтов. Во главе стола гражданский человек по фамилии Щербаков4 в полувоенном кителе маоцзэдуновского типа с отложным воротничком.

– Товарищи, – сказал Щербаков, – по некоторым данным, поступающим из передовых частей, среди наших военнослужащих наблюдается боязнь немецких снайперов и сочиняются небылицы о том, что немцы стреляют серебряными пулями для того, чтобы убить в советском человеке коммунистический дух и преданность нашему любимому вождю и учителю товарищу Сталину. Необходимо развернуть работу по поощрению наших снайперов и постоянно сообщать в боевых листках и политинформациях агитаторов о количестве немцев, уничтоженных нашими снайперами. И не жалейте наград снайперам. Каждый орден на груди – это как постоянное напоминание о том, что наш солдат самый преданный и самый лучший.

Глава 3

Управление контрразведки «СМЕРШ» фронта. Идет допрос немецкого военнопленного в звании майора.

– Слышали ли вы об эсэсовском офицере, стреляющем из серебряного пистолета «Walther» серебряными пулями? – спрашивает майор из контрразведки.

– Это очень секретная информация, – и пленный майор стал оглядываться по сторонам, как бы разыскивая того, кто бы мог его подслушать.

– Вы чего-то боитесь? – спросил советский майор.

– Да, они могут быть везде, – испуганно сказал военнопленный.

– Кто они? – не понял контрразведчик.

– Они, Аненербе, – неопределенно махнул рукой майор в сторону и замолк, глядя на одну точку в углу.

– Никак спятил, – подумал контрразведчик, но продолжил допрос. – Так кто же стреляет серебряными пулями? – спросил он.

– Это чудо-оружие нашего фюрера, – сказал внезапно успокоившийся майор. – Он стреляет по нашим и по вашим.

– Как это по вашим и нашим? – не понял смершевец.

– Он стреляет наших офицеров, если те отводят свои подразделения без приказа, – сказал майор.

– Кто им командует? – спросил офицер, быстро записывая вопрос в протоколе.

– Не знаю, – ответил военнопленный.

– Где он живет? – спросил контрразведчик.

– Не знаю, – как-то равнодушно произнес майор, – ничего не знаю. По нормам довольствия нет серебряных патронов. И ничего нельзя сделать в полной тайне, всегда есть много людей, которые что-то и где-то видели. И никто из наших офицеров так и не узнал об этом лейтенанте. Кто-то сказал, что он приходит из загробного мира и уходит туда.

– Привидение что ли? – смершевец снова засомневался в том, в своем ли уме сидящий перед ним майор.

– Может и привидение, – устало ответил майор.

– А что такое Аненербе? – спросил смершевец.

– Это кунсткамера Гиммлера, – сказал майор, – туда собирают все самое таинственное.

Вызванный автоматчик увел военнопленного.

– Ерунда какая-то, – подумал контрразведчик, – чудес на свете не бывает. Бога нет. Человека создала природа из обезьяны. Религия – опиум для народа, а привидения – это сказки бабок непослушным внукам, которые спать не хотят.

Ночь. Комната смершевца. Громкий стук в дверь. С пистолетом в руке офицер подходит к двери.

– Кто там? – спрашивает контрразведчик.

– Товарищ майор, это я, посыльный, – доносится голос из-за двери. – Вас срочно в штаб вызывают. Офицер пленный в камере повесился.

Помещение для содержания задержанных. На веревке висит пленный майор.

– Откуда в камере взялась веревка? – спрашивает смершевец.

– Не знаем, товарищ майор, – говорит лейтенант из охраны, – после допроса снова тщательно обыскивали. Кроме носового платка ничего не было.

– Ночью что-нибудь странное было? – продолжал расспросы контрразведчик.

– Происшествий не было, – доложил лейтенант, – только после полуночи был сильный ветер, который задул дежурное освещение в караульном помещении. Кто-то дверь открыл, вот и получился сквозняк.

– Да, – подумал смершевец, – не будешь же объяснять сквозняком смерть интересного языка, который давал серьезную информацию.

Глава 4

В полутемном кабинете, освещаемом только светом большой настольной лампы с зеленоватым стеклянным абажуром, сидел тридцатипятилетний генерал-лейтенант Абакумов5 и внимательно перелистывал документы дела в красных корочках с завязками.

Начальник всего СМЕРШа читал дело, которое никак не было озаглавлено и на корочках которого было поставлено три ХХХ. Сейчас это показатель самой крутой порнографии, а тогда обозначало высшую степень секретности.

В деле были подшиты донесения с фронтов о таинственных случаях, которые могли являться свидетельством применения противником новых видов вооружения и форм борьбы с Советской Армией, теснившей немецко-фашистские полчища с русской земли.

– Интересно получается, – размышлял Виктор Абакумов, – свои территории мы отдали в течение одного квартала и уже несколько лет не можем их освободить. Отчего это так? Немцы, конечно, вояки хорошие, но и мы не лыком шиты. Все у нас хорошо, да что-то мы где-то недорабатываем, то наступление подготовили, а вот про многие мелочи и забыли. Там, где надо противника обойти, бьем в лоб до тех пор, пока силы не иссякнут и пока самим же не приходится отступать при превосходстве сил и средств. Тухачевского расстреляли, а вместе с ним и всю радиосвязь к стенке поставили и чуть реактивное оружие не уничтожили за компанию. Есть здесь какое-то вредительство. Враг укрылся в высоких кабинетах и потихоньку, исподволь уничтожает наши самые лучшие кадры и делает нас отстающей страной в вопросах техники. Я же сам занимался арестами и допросами врагов народа. Ломал им кости и видел, что они не так уж и виноваты, а что поделаешь? Партия приказала мочить всех в сортире, я и мочил по мере возможности со всей пролетарской ненавистью и комсомольским энтузиазмом.

Ага, а вот тут что-то странное. Какой-то призрак с одним пистолетом перестрелял всех офицеров батальона, а в одного лейтенанта выпустил целых двадцать пуль, и он жив остался. Младший лейтенант Метелкин. Пометочку. Собрать все данные на этого Метелкина.

Призрак стрелял из серебряного пистолета системы «Вальтер» Pi-38 серебряными пулями. Гильз от патронов не нашли, но есть предположение, что их собрали участники того боя и прячут у себя в качестве амулетов и оберегов от вражеской пули. Тут никакая агентура не расколет людей, желающих остаться в живых. Да и сама агентура навербована из людей.

Донесение от агента «Аргентум». И здесь тоже серебро. Тибетскими монахами подготовлен неуязвимый стрелок, который специализируется на уничтожении офицеров противника. Месторасположение и порядок обеспечения жизни стрелка засекречены. Разгадка тайны может быть только в горных районах Тибета.

Так, протокол допроса военнопленного. И тоже связано с призраком. Пленный после допроса удавлен в своей камере, потому что эксперты в один голос говорят, что сам человек так повеситься бы не смог и не смог бы где-то достать веревку и завязать ее узлом в виде шести петель, окружающих ромб. По заключению экспертов, узел этот называется «кишки Будды» и символизирует собой внутренности убитых врагов.

Ничего себе. От органов НКВД никакой информации и политические органы молчат. И, как мне кажется, самому главному тоже никто и ничего не докладывал. А зря, товарищи наркомы. У нас обороной занимается товарищ Сталин, вот я ему и доложу обо всем этом, пока Берия со Щербаковым меня не обскакали. А то скажет Сам:

– Чего это ви, товарищ Абакумов, мух не ловите на таком важном посту, какой мы вам доверили?

Повернувшись к приставному столику, генерал лейтенант снял трубку и попросил соединить его с Бурденко, главным хирургом Красной Армии.

– Николай Нилович, это Абакумов, – сказал генерал в трубку, когда раздался звонок, – хотелось бы встретиться по делу того серебряного лейтенанта. И учтите, дело это весьма секретное и весьма срочное. Хорошо и мы с вами обязательно выпьем по рюмочке прекрасного армянского коньячку, мне тут недавно прислали новую партию. Всего хорошего.

Неслышно вошедший адъютант положил на стол тоненькую папочку.

– Оперативная подборка на Метелкина6, – доложил он.

– Оперативно, – удовлетворенно отметил про себя Абакумов и раскрыл папочку.

– Ну и имечко у лейтенанта, – улыбнулся про себя генерал-лейтенант, – Исай. Исайя. Спасение значит. Был в стародавние времена лет за семьсот до Рождества Христова один еврейский пророк по имени Исайя. Даже в исламе его почитают за пророка, хотя имя его в Коране не помянуто. Исайя отрицал возможность изображения Бога. «Кому уподобите вы Бога?» Отрицал и возможность постижения Бога. «Разум Его неисследим». Исайя отстаивал идею о том, что каждый народ достоин власти, которая над ним, а персидского царя Кира называл помазанником Господа. В сегодняшних школах этому не учат, но вот то, что «каждый народ достоин власти, которая над ним», знают все, хотя и не знают, кто и когда это изрёк. И правителя постичь тоже нельзя, потому что и он от Бога. Даже Сталин нам дан в награду самим Богом. И Ленин был от Бога. А вот кто были у него родители? У Метелкина, конечно, а не у Ленина.

Глава 5

Встреча генералов Бурденко и Абакумова.

– Здравствуйте, здравствуйте, Николай Нилович, – Абакумов ласково встретил главного хирурга Красной армии и провел его к креслу перед маленьким столиком.

Было восемь часов утра. Сонное время для царства Сталина, который ложился примерно в три часа ночи и спал часов до одиннадцати дня. В это время все работали, чтобы к пробуждению вождя быть готовыми к ответу на любой вопрос.

– Как дела с Катынью? – участливо спросил Абакумов, прекрасно зная, кто, кого и когда там убивал. Но сейчас Бурденко была поставлена задача все свалить на немцев, то есть подтвердить ту легенду, которая изначально была принята при уничтожении польских офицеров, заявлявших, что они являются врагами СССР. Не говорили бы, что враги, а что хотите жить вместе со всеми, то и дело бы сложилось по-другому, сейчас были бы в армии генерала Андерса и ехали на персидский фронт.

– Много работы, Виктор Семенович, – махнул рукой хирург, который получил такую задачу, которую нельзя выполнить, не извалявшись в энкавэдешной грязи. – Чем медицина может помочь органами госбезопасности?

– На фронте появился призрак, стреляющий только в офицеров серебряными пулями, – начал свой рассказ Абакумов, но Бурденко его перебил:

– Слышал я, голубчик, об этом феномене и даже осматривал офицерика одного по фамилии Метелкин, которого он изрешетил, а тот возьми да и выживи назло всем врагам. Какое-то чудесное выздоровление. Лейтенанта я перевел в свой институт для научных исследований. Многих людей он поможет спасти.

– Отлично, – сказал Абакумов, – а что вы можете сказать о наличии у него ртутного синдрома внутренних органов?

– С чего вы это взяли? – удивился Бурденко. – В истории болезни об этом ничего не говорится, и мы еще не исследовали его внутренние органы. Ртутный синдром настолько редкое явление, что оно было встречено всего лишь один раз и то в средние века, и большинство медиков подвергают сомнению запись в древних книгах.

– Понятно, – многозначительно сказал Абакумов, – а вы знали, что Метелкин, как бы это сказать попонятнее сказать, сосет серебро.

– Как это сосет? – не понял Бурденко.

– А вот доктор, в бытность заведующим столовым серебром в одной уважаемой организации, – стал рассказывать начальник СМЕРШа, – вес серебра уменьшился на сто грамм, но ни один предмет не пропал. И повреждений предметов не обнаружено. Что он с серебром делал? Только сосал.

– Нее, нет, что вы, – запротестовал Бурденко, – такие феномены металлы не сосут, они питаются им на молекулярном уровне. В Тибете был один монах, который вот так же питался золотом и потом впал в транс и его тело начало мумифицироваться золотом. Он обещал проснуться лет через двести и золото будет поддерживать его жизнь все это время. И что вы думаете? Так и сидит в позе Будды, не тлеет, а жизнь в нем, кажется, теплится и все ждут его пробуждения. Ваш рассказ про серебро дает возможность многое понять.

– Что именно понять? – Абакумов весь напрягся.

– Я понял, отчего Метелкин так быстро выздоровел, – и хирург потянулся за рюмкой с коньяком. Абакумов успел наполнить ее и налил немного коньяка себе. – Серебро делает его неуязвимым, а ртутный синдром во взаимодействии с ионами серебра усиливают серебряный эффект.

– Но, вообще-то, Николай Нилович, – Абакумов любил щегольнуть своей образованностью, – соединение благородного металла с ртутью создает амальгаму. Ртуть портит золото и серебро.

– Ртути никакой нет, Виктор Семенович, – сказал Бурденко, – просто внутренние органы похожи на ртуть, а серебро их защищает. Но я этим делом еще займусь. С ним работает капитан медицинской службы Добрый День Екатерина Федоровна. Знаток Тибета и вообще специализируется на всем необычном.

– Обязательно займетесь им, Николай Нилович, – сказал Абакумов, – но только после войны. А сейчас я попрошу вас откомандировать лейтенанта Метелкина и капитана Добрый День в мое распоряжение. И считайте, что этот вопрос уже решен на самом верху. Мы сохраним его для вашей научной работы после войны. Рад был увидеться.

Абакумов встал и протянул руку для прощального рукопожатия.

Глава 6

В 12 часов Абакумов был на докладе у своего непосредственного начальника – третьего по счету народного комиссара обороны и Верховного Главнокомандующего Сталина. Подчиняться ему напрямую это высокая честь и высокое положение в иерархии СССР.

– Товарищ Сталин, – начал он докладывать громким голосом, предварительно щелкнув каблуками щегольских хромовых сапог, – на фронте появился опытный объект гитлеровских секретных научных лабораторий, который неуязвим для нашего стрелкового оружия. Объект одет в полевой эсэсовский мундир с погонами лейтенанта, стреляет серебряными пулями только в офицеров и тех, кто заменяет в бою командиров. Факт появления объекта зафиксирован свидетельскими показаниями и вещественными доказательствами в виде двух серебряных пуль, извлеченных из выжившего от ранений младшего лейтенанта. Данный факт оказал довольно сильное влияние на морально-психологический настрой войск.

– Странно, – сказал задумчиво Сталин, – а Берия со Щербаковым не докладывали мне об этом феномене. И моральный дух войск у них высок. Я у них поинтересуюсь этим. Неужели они хотят товарища Сталина держать в неведении. А вы, товарищ Абакумов, что предполагаете делать?

– Полагаю, что нам нужно поймать или уничтожить этого выродка, товарищ Сталин, – отчеканил начальник СМЕРШа.

– Правильно, – подчеркнул Верховный, – поймать или уничтожить, но лучше поймать. И кто же его будет ловить?

– Младший лейтенант Метелкин с группой снайперов, товарищ Сталин, – сказал Абакумов.

– У фашистов лейтенант, а у нас младший лейтенант, – задумчиво сказал Сталин, – не слишком ли мы недооцениваем противника, а, товарищ Абакумов? Присвойте ему звание лейтенанта, стимулируйте будущую работу. Не экономьте на спичках, когда речь идет о безопасности Отечества.

– Слушаюсь, товарищ Сталин, – Абакумов четко повернулся, щелкнул каблуками и вышел.

Встреча Сталина с начальником Главного политуправления Красной Армии Щербаковым.

– А скажите-ка мне, товарищ Щербаков, – сказал Сталин, прохаживаясь мимо стоящего навытяжку Щербакова в штатской одежде, – как у вас поставлена партийно-политическая информация? Как проходит информация прямо от солдата и до Верховного Главнокомандующего?

– Партийно-политическая информация в частях действующей армии и тыла поставлена в соответствии с требованиями президиума и ЦК нашей партии, товарищ Сталин. В каждом отделении есть свой политический информатор, который докладывает политруку, политрук комиссару, комиссар готовит политдонесение в политотдел дивизии и армии и все это скапливается в аппарате члена Военного Совета, откуда обобщенные данные поступают непосредственного ко мне для личного доклада Вам.

– Складно говорите, товарищ Щербаков, – сказал Сталин, посасывая потухшую трубку, – а вот почему я не от вас узнаю о немецком офицере, во весь рост расстреливающего наших командиров серебряными пулями? Как в тире. Как каких-то вампиров или вурдалаков.

– Мне об этом докладывали, – товарищ Сталин, – но я решил перепроверить эту информацию, чтобы не докладывать Вам непроверенные слухи.

– Ну, что же, – сказал Сталин, – это хорошо, что вы не кормите меня своими сводками Совинформбюро, иначе бы я поверил, что наши войска уже стоят у ворот Берлина в поисках последнего немецкого солдата, которого убили на Курской дуге. И не возражайте, – жестом руки остановил Щербакова генсек, – вы делаете очень полезное дело, вселяете в людей уверенность в нашей победе. Главное, чтобы никто не имел доступа ко всем сводкам и не пересчитал, сколько раз мы уничтожили армии Гитлера. Шучу. Делом серебряного офицера не занимайтесь, сохраните все в тайне. Им занимаются компетентные товарищи. До свидания, товарищ Щербаков.

На ватных ногах начальник Совинформбюро и главного политуправления армии вышел в приемную.

– Здравствуйте, товарищ Щербаков, – приветствовал его генеральный комиссар безопасности Лаврентий Берия. – Как настроение у товарища Сталина?

– Не приведи Господь, товарищ Берия, – сказал Щербаков, – что же вы мне ничего не сказали про серебряного лейтенанта?

– Какого лейтенанта? – осипшим голосом спросил Берия.

– Того самого, – сказал Щербаков и достал из кармана коробочку с заграничным лекарством Validolum, бросив одну приятную таблетку под язык.

– Проходите, товарищ Берия, – пригласил секретарь Сталина.

Войдя в кабинет, Берия попытался щелкнуть каблуками сшитых на кавказский манер сапог, но щелчка не получилось, а получилось болезненное соударение пяток.

– Что, Лаврентий, – насмешливо сказал Сталин, – не получилось первым доложить?

– Зато мои снайперы его наверняка возьмут и даже шкурку не испортят, – бодро доложил Берия, собачьим чутьем поняв, что его обошли на повороте и что история с эсэсовцем, стреляющим наших офицеров серебряными пулями, не на шутку встревожила Сталина.

– Брать его будут без тебя, – перебил его Сталин. – Ты займись тем, чтобы обеспечить нашу безопасность здесь, в Москве, а то появится вот такой и перестреляет нас всех как куропаток, особенно тех, у кого погоны богато золотом украшены. Ты понял, меня?

– Так точно, товарищ Сталин, понял, – сказал Берия и неслышно вышел из кабинета.

– А что я понял? – недоумевал он. – Что за приказ мне поставили? Обеспечить безопасность Самого. Это правильно, но мне такой офицерик с серебряным пистолетом самому потребуется на всякий случай. Мало ли какие времена настанут.

Глава 7

Берлин. Рейхсканцелярия. В огромном кабинете за огромным столом сидит маленький Гитлер. Напротив него навытяжку стоит рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Издали оба кажутся лилипутами, попавшими в кабинет великана.

– Генрих, – быстро начал говорить Гитлер, – у меня плохое настроение, поэтому ни слова о моих личных врагах. Расскажите мне о том, как наши доблестные солдаты уничтожают жидомасонский социализм.

– Мой фюрер, – Гиммлер пригнулся как официант, принесший лакомое блюдо посетителю в ресторане, – с огромной радостью докладываю вам, что проект «Вайсе Тигер» (Белый Тигр) действует и уже навел панику в наступающих панцервойсках русских. Он появляется ниоткуда и расстреливает как куропаток хваленые русские Т-34. Все русские хитрости разгадываются таинственным экипажем и советские танки горят как факелы. Сейчас мы под руководством профессора Гутен Таг (Guten Tag) проводим испытания нашего нового проекта «Зильбер Кугель» (Серебряная Пуля). В проекте авиационный проект «Вайсе Адлер» (Белый Орел).