Разделенный Мир Малинин Евгений

– Если вы направляетесь в горные монастыри, то вам надо будет дальше идти по Скользкому тракту. В Торгте вы наверняка найдете караван, который направляется в сторону монастырей. А я здесь сворачиваю, наш хутор в той стороне. – Мальчишка махнул рукой в сторону узкой разбитой дорожки, пересекавшей засеянное поле и исчезавшей в небольшой рощице.

Лисий Хвост и увязавшийся за ним неожиданный попутчик соскочили с тележки в серую пыль дороги. Мальчик кивнул им на прощание и, тронув лошадку, съехал с тракта на проселок.

– Ну что ж, пошли. – Магистр лукаво посмотрел на юношу. – Посмотрим, какой из тебя ходок…

– А разве святой отец не использует свои знания, чтобы быстрее добраться до Тань-Шао? – в свою очередь улыбнулся тот.

– Нет, я предпочитаю без особой надобности не спешить. Слишком много интересного вокруг. Вот – тебя повстречал… – Лисий Хвост посерьезнел. – А там, глядишь, еще кого-нибудь встретим…

– Я тоже встречи люблю… – согласился парень.

Они двинулись по тракту. Магистр сразу перешел на свой размашистый шаг, привычно выбрасывая острие своего посоха далеко вперед. Юноша пристроился справа и несколько сзади, подчеркивая главенство своего спутника, но шагал бодро, не отставая от магистра. Разговор прервался. Магистр с интересом разглядывал окрестности, его спутник задумался и шагал, не отрывая глаз от дороги.

Через некоторое время движение по тракту стало оживленнее. В него влилось несколько проселочных дорог, навстречу стали попадаться телеги, в которых сельские жители возвращались из города. Ближе к вечеру магистра и его спутника обогнали несколько верховых, подняв над трактом бурый пыльный смерч.

Наконец, когда небо над путниками потемнело, готовясь развесить узор сиреневых звезд, впереди показался Торгт. Городок был окружен невысокой каменной стеной, а недалеко от закрытых на ночь ворот шумел огромный постоялый двор. Лисий Хвост прошел в открытые ворота, быстро пересек двор и толкнул расхлябанную дверь. Переступив порог, он внимательно оглядел небольшой зал, служивший приемной.

На первый взгляд обстановка была самой обычной. Зал был отделан темным деревом, потолок, разделенный балками на ровные квадраты, выкрашен светлой краской. Посреди зала стоял невысокий столик, вокруг которого расположились низкие диванчики. Дальний угол был отделен от зала деревянной стойкой, за которой в старом, потертом кресле вольготно расселся маленький седой старик, похожий на развеселого гоблина. Однако в этой незамысловатой картине Лисий Хвост сразу почувствовал некую шероховатость или, вернее сказать, нарочитость. Все окружающее словно застыло, как стоп-кадр на экране, подернутое легкой пегой дымкой. Но едва он вошел и окинул взглядом зал, как эта дымка метнулась к углам зала и затаилась там, а прояснившаяся картинка вздрогнула и ожила. Все это длилось лишь мгновение, но магистр сразу насторожился. Быстро проведенное исследование не позволило ему выявить трещинку, которая всегда образуется на ткани бытия, если на нее навести наваждение, морок. Он снова внимательно оглядел зал, одновременно еще раз, более тщательно, ощупывая структуру его истинного состояния.

И тут старик, увидев вошедшего магистра и маячившего за ним паренька, выскочил из своего кресла и оглушающе заорал неожиданно низким грубым голосом:

– А вот и пешие путники, которым на ночь требуется хорошая постель, а перед этим отличный ужин!…

Лисий Хвост вынужден был отвлечься от своих исследований. С улыбкой направившись к стойке, он добродушно ответил:

– Совершенно верно, нам просто необходимы ужин и комната с двумя кроватями.

– Прекрасно!… – немедленно заорал старик. – Вы себе представить не можете, насколько мне надоели постояльцы, ночующие во дворе в своих раздолбанных повозках и закусывающие собственными харчами!…

Он вынырнул из-за стойки и, быстро перебирая коротенькими ножками, покатил в сторону потенциальных постояльцев.

– Двуспальный апартамент с общей гостиной и отдельной лоханной вас устроит?! – не снижая своего рева, спросил старик, оказавшись рядом с магистром. Он упер руки в бока и, задрав голову, требовательно разглядывал собеседника, одновременно определяя наметанным глазом его платежеспособность.

– У вас что, и горячая вода имеется? – неожиданно подал голос спутник магистра, до этого державшийся в тени. Гоблин всем телом резко повернулся в его сторону и несколько секунд рассматривал юношу. Затем он раздвинул свои ярко-красные губы в усмешке и завопил:

– Тебя, молокосос, извиняет только твоя незрелость! Хотя и в твоем возрасте пора знать, что постоялый двор старого Ващура предоставляет своим постояльцам любые, даже самые экзотерические услуги! А горячая вода – это, на мой взгляд, даже и не услуга, а простая необходимость!

– И что же входит в список твоих экзотических услуг? – вступил в разговор Лисий Хвост. Старик тут же развернулся в сторону магистра и проорал:

– Я сказал – экзотерические, а не экзотипические! Нет! Я могу, конечно, и такие услуги оказать, если только это не какое-нибудь сексуальное извращение и если ты объяснишь, что это такое!

Лисий Хвост, похоже, слегка обалдел от рева старика и его непонятной терминологии. Он машинально поправил свой капюшон и неожиданно сменил тему разговора.

– А что это ты, почтенный Ващур, так орешь? Мы тебя прекрасно слышим.

И гоблин и молодой спутник магистра недоуменно уставились на него. В комнате на секунду повисла вопросительная тишина, а затем старик хмыкнул и совершенно нормальным голосом произнес:

– Ничего я и не ору. Тебе показалось. – А юноша легко пожал плечами, словно предлагая не обращать внимания на странный вопрос своего старшего товарища.

Лисий Хвост почувствовал некоторую неловкость и еще сильнее ощутил ту нарочитость обстановки, на которую обратил внимание при входе в зал.

– Так что же это за экзотерические услуги? – снова спросил он, пытаясь скрыть свое замешательство.

– Известно что, – ответил старик, подмигнув магистру.

– Ну а конкретно, – настаивал Лисий Хвост.

– А конкретно – весь спектр, начиная от снов на заказ и заканчивая освобождением души от любых моральных травм!

Старик сделал эффектную паузу, предлагая оценить объем предлагаемых услуг, а затем, резко дернувшись в сторону магистра и заглянув под надвинутый капюшон, зловеще пророкотал:

– У тебя ведь есть моральная травма?!

Лисий Хвост отшатнулся и быстро проговорил:

– Нет, почтеннейший, с моей совестью все в порядке.

Но старый гоблин уже повернулся к ним спиной и направился к своей стойке, взмахом маленькой ручки приглашая гостей следовать за собой. Устроившись в своем кресле, он вдруг проворчал, словно про себя:

– О совести никто и не говорил, речь шла о душе… – а затем, подняв свои глазки на собеседников, уже громче заявил: – Так, значит, двуспальный апартамент с общей гостиной и отдельной лоханной?…

Поймав согласный кивок магистра, он провел ногтем большого пальца правой руки по столешнице. На ней появилась кривая грубая черта, тут же замерцавшая холодным зеленоватым светом.

– Забронировано! – довольно пророкотал старик и, вновь посмотрев на постояльцев, спросил: – Одна ночь, ужин и завтрак?

Магистр вновь кивнул, и старик стукнул по черте указательным пальцем. Черта ответила неяркой вспышкой и под ней проступили непонятные значки. Хозяин гостиницы несколько секунд внимательно изучал проступившую надпись, а затем снова вскинул глаза:

– Два желтяка! – после чего выжидательно уставился на магистра.

– Теперь я понимаю, почему народ предпочитает ночевать во дворе, в собственных повозках! – изумленно воскликнул Лисий Хвост.

– Вы что, сомневаетесь в моих счетах? – тут же возмутился хозяин, выскакивая из своего кресла и выпрямляясь во весь свой небольшой рост. При этом он еще больше стал напоминать гоблина, поскольку его физиономию перекосило недовольство.

– Да нет, – пожал плечами магистр. – Просто очень уж дорого.

– Да, – старик от возмущения привстал на цыпочки, – экзотерические услуги доступны только состоятельным господам!…

– Но я не заказывал никаких экзотерических услуг! – в свою очередь возмутился магистр.

– Как это не заказывал! – Старик перешел на уже знакомый рев. – Сам выспрашивал, выпытывал, выбирал, все, можно сказать, перещупал, а теперь, когда пришла пора платить, на попятный! Ну и клиент пошел!… – Старик задохнулся от возмущения и закатил глаза.

И в этот момент через стойку мимо магистра просунулась тонкая рука и выложила на стол перед хозяином два желтых, матово блеснувших кружочка.

– Получи свои желтяки, – насмешливо проговорил спутник магистра, – и постарайся не задерживать наш ужин!

Старик тут же открыл глаза и молниеносным движением руки смел монеты со стола. Следом за этим он хлопнул ладонью по черте, и она исчезла, напоследок сверкнув золотом. Через секунду одна из панелей за стойкой отошла в сторону, и из-за нее показалась девушка невысокого роста, в темном платье и еще более темном переднике горничной.

– Двуспальный апартамент с общей гостиной и отдельной лоханной, – не оборачиваясь приказал старик и добавил: – Полный ужин в номер и необходимая экзотерика!

Девушка молча подняла руку и пальцем поманила постояльцев за собой. Магистр и его спутник двинулись за стойку, обходя снова развалившегося в кресле старика. На самом пороге юноша остановился и, повернувшись, бросил:

– Смотри, чтобы твои услуги стоили заплаченных денег, а то мне придется сделать перерасчет!…

Старик, не поворачивая головы, поднял руку и каркнул:

– Фирма гарантирует!…

За панелью оказался короткий коридор. По нему девушка провела гостей к лестнице, и они поднялись на второй этаж. Коридором, похожим на нижний, они прошли в дальний конец дома, и там горничная отперла большим ключом еще одну дверь. Сделав рукой приглашающий жест, она пропустила магистра и его спутника вперед и, тихо проговорив:

– Звонок вызова прислуги в прихожей, – прикрыла за ними дверь.

Магистр не торопясь обошел свое временное жилье, с интересом разглядывая обычный, в общем-то говоря, гостиничный интерьер. Необычной была только ванная, названная хозяином «лоханная». В небольшой, облицованной мраморной плиткой комнате действительно была установлена большая деревянная лохань. С одной стороны этой замечательной емкости располагалось восемь сиявших начищенной латунью кранов. Лисий Хвост не удержался, чтобы не попробовать все восемь, и был очень удивлен, когда кроме холодной, теплой и очень горячей воды из кранов потекло белое и красное вино, два вида масла и какая-то странная субстанция, напоминающая зубную пасту с запахом свежего навоза. Изучение местной сантехники магистр успешно совместил с умыванием.

Когда он вернулся в «общую гостиную», его спутник сидел в кресле, уставившись в потолок невидящим взглядом.

– Ну как, вспоминается что-нибудь? – Магистр присел рядом с пареньком. Тот повернул голову на голос, и в его глазах мелькнуло недоумение. Однако через мгновение он моргнул, словно приходя в себя, и слабо улыбнулся.

– Даже не знаю, что сказать. В голове постоянно проносятся обрывки всяких мыслей, каких-то неясных образов или видений. И не понять, какое все это имеет отношение ко мне. Но я точно знаю, что совсем недавно меня называли Светлый Ван. Только неизвестно – это мое последнее имя или потом я имел и другие. Или вот еще – я почему-то уверен, что нам надо быть в Заоблачном монастыре не позже чем через четыре дня. – Паренек увидел вопросительный взгляд магистра и уточнил: – Вроде бы именно в это время будет проходить ежегодный праздник Познания Сути. Ты ведь именно на него хотел попасть?

Лисий Хвост несколько растерялся, вопрос застал его врасплох.

– Я, конечно, надеялся успеть… – ушел он от прямого ответа, – но не знал точной даты проведения праздника. И потом, я не очень хорошо осведомлен о смысле этого праздника.

– Во время этого праздника, – паренек снова поднял глаза к потолку и рассказывал с отсутствующим видом, словно передавал чужие слова, – любому человеку дозволяется задать любому монаху и даже самому настоятелю монастыря один вопрос. Любой! И получить на него ответ.

– Интересный праздник, – задумчиво протянул магистр. – Только вот успеем ли мы?…

Однако ответа он не получил. Светлый Ван опять впал в свой транс, грезя с открытыми глазами.

В этот момент в номер тихо постучали. Магистр поднялся из кресла и открыл дверь. В комнату вкатился обычный сервировочный столик, подталкиваемый уже знакомой горничной. Она подвела свое транспортное средство к большому столу, сняла накрывавшую столик салфетку и принялась сервировать ужин. Через пару минут обеденный стол общей гостиной украсился блюдом с жареной индейкой, двумя большими тарелками свежих овощей, порезанной краюхой хлеба, двумя графинами вина. Все это изобилие было водружено на белоснежной скатерти. Два столовых прибора из тонкого фарфора расположились друг напротив друга, а по обеим их сторонам, отливая матовым серебром, улеглись вилки и ножи.

Закончив сервировать стол, горничная покатила свой столик к выходу и уже в дверях тихо произнесла:

– Кофе, сыр и фрукты будут поданы через час.

Магистр прикрыл за ней дверь и направился к столу. По пути он наклонился к своему спутнику и осторожно подул ему в лицо, предварительно что-то тихо прошептав. Юноша вздрогнул и пришел в себя. Магистр как ни в чем не бывало расположился на одном из стульев и сделал приглашающий жест в сторону второго места.

– Я только руки помою, – смущенно бросил Ван и направился в «лоханную».

Когда он вернулся, магистр уже разлил вино в бокалы и ожидал сотрапезника, разглаживая заткнутую за ворот салфетку. Юноша сел на свое место и, быстро развернув салфетку, положил ее себе на колени. Магистр поднял свой бокал и произнес излишне бодрым голосом:

– Предлагаю поднять бокалы за наше столь необычное знакомство и твою пробуждающуюся память.

Ван молча поднял свой бокал и, странно пристально взглянув на магистра, тронул его край губами. Лисий Хвост, со смаком вытянув бокал вина, щедрой рукой положил на свою тарелку птицы и овощей и принялся с аппетитом есть. Его сотрапезник, с явной неохотой проглотив немного хлеба с овощами, потихоньку потягивал из бокала золотистое вино. Ему явно нравилось наблюдать за своим спутником.

И тут Лисий Хвост с новой силой ощутил прежнее беспокойство. Более того, окружающая его обстановка будто дернулась и слегка размылась. Он, не донеся до рта вилки с очередным кусочком птицы, тряхнул головой, и в этот момент раздался стук в дверь. Все тут же встало на свои места. Рука с вилкой сама собой приблизилась к губам магистра и положила ему в рот восхитительный кусочек, а зубы тут же принялись пережевывать то, что попало в рот. Но сознание магистра несколько мгновений словно со стороны удивленно рассматривало свое тело и оценивало его действия, пока наконец вновь не слилось с ним.

Ван направился к двери и впустил ту же горничную с ее столиком. Только теперь на столике стоял объемистый кофейник, из-под крышки которого струился восхитительный аромат. Кофейник окружали небольшие вазочки, наполненные знакомыми и незнакомыми фруктами, различной формы пирожками и печеньями. На небольших тарелочках было разложено несколько сортов сыра.

– Неужели прошел целый час? – удивился Лисий Хвост. – Мне показалось, что мы только сели за стол.

И тут он неожиданно понял, что совершенно сыт. Более того, на столе уже почти ничего не осталось. Горничная, не отвечая на вопросы магистра, сноровисто меняла сервировку стола. Когда грязная посуда была уложена на столик, а кофейник вместе с сопровождавшими его деликатесами водружен на обеденный стол, она взглянула прямо в глаза магистру и тихо, можно сказать, задумчиво произнесла:

– Посуду оставьте на столе. Завтра вам рано вставать, я уберусь после вашего ухода. Завтракать будете в общей столовой. – Потом она немного помолчала и еще тише добавила не совсем понятные слова: – Там теплее.

Но Лисий Хвост, занятый ароматом, потянувшимся из-под крышки кофейника, не обратил внимания на ее странную фразу. Кофе оказался отличным, а предложенная выпечка, что называется, буквально таяла во рту. Лишь на мгновение магистру показалось, что одна из сладких булочек взорвалась у него во рту резким запахом чеснока, который тут же исчез, заставив его усомниться в своем чувстве вкуса. «Показалось», – подумал Лисий Хвост, впиваясь зубами в очередной шедевр выпечки. Попробовал магистр и фруктов, но только чуть-чуть – он действительно был совершенно сыт. А после ужина магистра потянуло в сон, что, в общем-то, было вполне нормально после перехода из мира в мир и дневного похода по Скользкому тракту.

Ван проводил магистра в его спальню и, пожелав спокойной ночи, отправился к себе. Лисий Хвост прикрыл дверь, и подойдя к окну, принялся сквозь деревянные жалюзи рассматривать слабо освещенный двор. Огромное, кое-как огороженное пространство было заполнено распряженными повозками, вокруг которых сновали люди. Дальний конец двора, судя по доносившимся оттуда звукам, был отведен под загон для животных. В нескольких местах горели костры, над ними исходили паром котлы, котелки и кастрюльки, упаривая для своих хозяев нехитрое хлебово. Магистр рассматривал этот людской муравейник и размышлял о том, что кто-то из этих людей завтра станет его попутчиками.

Лисий Хвост задумчиво отошел от окна и медленно стянул свой серый балахон. Он пытался сосредоточиться на своих странных, непонятных ощущениях или видениях, но чувствовал, что глаза его смыкаются. Магистр улегся в постель и последним сознательным движением натянул на себя одеяло.

А дальше был сон.

Ему снилась беспросветная тьма. Вокруг было влажно, мягко и тепло, как в утробе матери. Он словно только собирался народиться на свет, но уже знал, что он магистр, что в совершенстве владеет Искусством, особенно наваждениями, видениями, мороками. Скорее по привычке, чем сознательно, он ощупал окружающую темноту на истинность бытия и удостоверился, что это действительно сон. Тут он несколько испугался, а вдруг ему придется рождаться во сне. В какой мир он тогда попадет? Но испуг сразу прошел – он услышал тихий шепот, который успокоил его одной фразой: «В истинный». У него еще были вопросы, но он не успел их задать. Где-то у края сознания раздался хрипловатый, словно прокуренный, голос:

– Посмотри, похлебка не поспела?

Магистр растерялся, какая похлебка, кто должен посмотреть? Но тут же раздался другой голос, высокий женский:

– Потерпи, потерпи, успеешь пузо набить!

– Тут успеешь, – добродушно возразил первый. – Того и гляди настоятель проснется, и снова трогайся.

Магистр невольно прислушался к разговору – раз уж попался такой сон, без картинки, так хотя бы беседу послушать.

– Нет, Обретшая Суть предупредила, что трогаться не будем еще несколько часов. Она сама устала поддерживать морок, поэтому вызвала еще двух братьев. Вот когда они подойдут, мы и тронемся.

– Видать, серьезный попался кудесник, ишь как с ним монастырская братия нянчится. Вези – не тряси, перекладывай – не урони, корми двумя руками. Топал бы он своими ножками до Поднебесного, и ничего бы с ним не случилось.

– Эх, правильно Обретшая Суть говорит – ничего ты, кроме лошадей, не знаешь и не понимаешь. Потерянный ты для Истины человек!

– Ничего не потерянный, раз я для Истины всю жизнь работаю!

– Твои лошади тоже всю жизнь для Истины работают и тоже не понимают, почему они должны везти на себе такого здоровенного мужчину. Думают небось про себя: «Пусть бы ножками топал…»

– А ты, выходит, для Истины человек не потерянный и все прекрасно понимаешь. Тогда, может, объяснишь, зачем мы этого здоровяка на себе тащим?

– Значит, Обретшая Суть не желает, чтобы он видел дорогу к монастырю. А может, и другие какие причины есть. Ладно, хватит обсуждать то, в чем мы не слишком разбираемся. Получай свою похлебку и займись своим любимым делом.

Голоса замолкли. Магистра вновь стала обволакивать теплая, влажная темнота. Но теперь он не поддавался ее убаюкивающей тишине и уже сознательно прислушивался – не возобновится ли этот странный звуковой сон. Наконец, как и в первый раз, на границе ощущений раздался голос.

– Хороша у тебя похлебка, всю бы жизнь ел и не надоела бы!

– Не подлизывайся, обжора, добавки все равно нет. Вот-вот братья подъедут, их тоже кормить надо.

– И почему у тебя такие маленькие котелки! Взяла бы священный казан – вот я наелся бы!

– Ты лучше руки помой да рот сполосни. Обретшая Суть проснется, гостя кормить надо будет, а у тебя изо рта опять чесноком воняет. Придется настоятелю снова выкручиваться, когда гость спросит: почему фруктовый мусс чесноком отдает?

– Ничего страшного – чеснок полезен для здоровья!

– Ага, особенно в выпечке и сладких блюдах! Надо будет как-нибудь тебе сладкую булочку с чесноком поднести. К чаю.

– Эй, подруга, – перебил хриплый голос. – По-моему, это братья едут.

После небольшой паузы снова раздался женский голосок, прозвучавший несколько встревоженно:

– Беги буди настоятеля, он приказал его сразу разбудить, как только братья прибудут! А я за водой.

– Стойте!… – невольно вырвалось у магистра. – Кто вы такие?…

Но тут он понял, что лежит в постели с открытыми глазами, а в комнате светло тем нереальным жемчужным светом, которым наполняется утро до восхода солнца. Над ним наклонилось встревоженное лицо Вана, который тряс его за плечо и громко шептал:

– Учитель, очнись!… Все в порядке.

Лисий Хвост вдруг вспомнил темноту, которая накрыла его во сне, и ему стало жутко до мурашек под кожей. Он резко сел, едва не ударив Вана головой в лицо, и невпопад спросил:

– Что такое?… Что случилось?…

Ван облегченно выпрямился и, чуть помедлив, ответил:

– Да ничего не случилось. Кричал ты во сне, я и прибежал. Вообще-то пора подниматься, а то скоро последние попутчики со двора уберутся. А мы еще и не завтракали.

– Да. – Магистр потер лоб, приходя в себя. – Пора вставать.

Он поднял голову и, взглянув на Вана прояснившимися глазами, улыбнулся.

– Снится всякая ерунда. Это все после встречи с разбойничками. – Лисий Хвост отбросил одеяло и выскочил из кровати.

– Я буду готов через две минуты.

Ван молча кивнул и вышел из спальни магистра.

Через несколько минут они были в общей столовой – большой, пустой, темноватой комнате, сплошь уставленной тяжелыми столами и стульями. Едва они сели за стол, как к ним подошла молоденькая девушка и, сделав неуклюжий книксен, спросила:

– Вам полный завтрак подавать или уполовиненный?

– Это почему же вы, дорогуша, хотите наш завтрак уполовинить? – игриво удивился Лисий Хвост.

Девушка стремительно покраснела, но ответила смело:

– Ничего я уполовинить не хотела, а только попросила вас сделать выбор: полный завтрак или половинный… Может, вы фигуру сохраняете…

Магистр и Ван фыркнули, и магистр проговорил, еле сдерживая смех:

– Полный завтрак давайте. Нам путь дальний предстоит, надо как следует поесть.

– Сладкие блюда оба подавать?… – В голосе девчушки явственно проблескивал смех, она приняла игру магистра. – У нас сегодня творожный пудинг и фруктовый мусс.

– Что?! – Лисий Хвост буквально задохнулся этим воплем. Глаза у него остекленели, и он прошептал побелевшими губами: – Фруктовый мусс чесноком отдает…

Ван тут же вскочил со своего стула и мгновенно оказался около магистра. – Да что такое с тобой, святой отец? С самого утра тебя что-то мучает.

– Я же говорил, что у него есть моральная травма! – раздался голос неизвестно откуда появившегося хозяина гостиницы. Он стоял рядом со столом и с довольным видом разглядывал побледневшего магистра.

Но тот уже пришел в себя и, вытирая вспотевший лоб салфеткой, пробормотал:

– Ничего страшного, просто сон вспомнил…

– А тебе снятся сны? – тут же заинтересовался Ван. – Расскажи, что это такое? Я от многих слышал про сны, а вот сам ни разу не видел. Что тебе сегодня приснилось, что так тебя напугало?

– Да ничего особенного. – Магистр махнул рукой. – Хотя, как правило, сны снятся картинкой, а сегодня ночью снилась сплошная чернота… И разговор странный… Так что сегодняшний сон я не видел, а слышал.

Лисий Хвост задумчиво поводил пальцем по скатерти, а затем, подняв глаза на своего спутника, тихо добавил:

– Понимаешь, мне приснилось, что меня сегодня за завтраком будут кормить фруктовым муссом…

– Как это – кормить? – переспросил Ван.

– А вот так!… При этом у одного из «кормильцев» якобы пахнет чесноком изо рта, и поэтому фруктовый мусс будет иметь его привкус…

Ван, обдумывая слова магистра, почесал щеку, а затем протянул:

– Да-а-а, я такие сны слышать не хочу.

В это время обслуживавшая их девчушка под пристальным взглядом хозяина гостиницы ловко и быстро накрыла на стол. Заканчивая сервировку, она поставила в середину стола две большие креманки, наполненные густой розоватой массой, и, не удержавшись, тихо пробормотала:

– Вот вам ваш мусс с чесноком…

Лисий Хвост от ее слов вздрогнул и метнул затравленный взгляд в сторону пугавшего его лакомства. Но Ван вдруг со смехом заявил:

– Тебе, святой отец, действительно нужно срочно в монастырь. Братья разберутся и с твоими снами, и с твоими моральными травмами.

– Если вы будете болтать вместо того, чтобы завтракать, ваши попутчики уедут без вас. – Маленький гоблин-хозяин имел весьма грозный вид. – Они и так уже жалуются, что не успевают на праздник, а вы их еще задерживаете.

После этого замечания Лисий Хвост и его спутник уже не отвлекались на разговоры. Они быстро покончили с завтраком. Правда, за мусс магистр принялся только после того, как увидел, с каким удовольствием поглощает его Ван.

Уже через несколько минут они были во дворе. Там их ожидал небольшой караван, состоявший из четырех повозок, крытых, на манер фургонов американских переселенцев, темным брезентом и запряженных небольшими, но, по-видимому, выносливыми лошадками. Магистр и Ван забрались в один из фургонов, которым управлял невысокий рыжеволосый крепыш. Он сидел на кожаном сиденье передка повозки, с важностью перебирая вожжи. Едва его пассажиры оказались внутри, он лихо и одновременно как-то ласково хлопнул вожжами по спине лошади, и та двинулись вперед, сразу перейдя на ровную, упрямую рысь. За первой повозкой тронулись остальные, и, покинув широченный двор гостиницы, они оказались на широкой дороге, огибавшей маленький городок Торгт и уходившей между обработанных полей и разделявших их маленьких рощиц в сторону все еще далеких гор.

Магистр устроился на небольшой кучке сена позади возницы и, аккуратно уложив свой посох вдоль невысокого бортика, с интересом разглядывал окрестности. Ван, укрывшись в глубине повозки, впал в уже привычную сосредоточенность. Прикрыв глаза, он слегка шевелил пальцами рук и порой что-то нашептывал. Поскольку их фургон шел первым, им не мешали ни другие повозки, ни пыль, поднимавшаяся из-под колес. Так, занимаясь каждый своим делом, они проехали около часа. И тут Лисий Хвост обратился к вознице:

– Я смотрю, ты ловко управляешься с лошадьми. Часто тебе приходится возить гостей в монастыри?

Тот молча повернул свою лохматую голову в сторону магистра, бросил на него быстрый взгляд, а затем более внимательно посмотрел в глубь фургона, где неподвижно сидел Ван. Потом, снова развернувшись в сторону дороги, он звонко чмокнул, подбадривая лошадей, и только после этого ответил негромким хрипловатым голосом.

– Да, почитай, всю жизнь мотаюсь между Торгтом и монастырями. И не только к праздникам. Желающие попасть в монастырь имеются в любое время. – Он хмыкнул и покрутил головой. – Можно подумать, что монахи способны решить любую человеческую проблему…

– А ты считаешь, что такое невозможно? Я как раз слышал, что они владеют Истинным Знанием, а если так, то они действительно способны решить проблемы любого человека.

– А я считаю, что если человек не может решить свои проблемы, так либо эти проблемы не стоят решения, либо человек слишком ленив. В первом случае нечего себе голову забивать, а во втором – незачем такому человеку небо коптить!

– Э, друг, да ты философ! Лихо ты все и всех расставил по своим местам. Неужели у тебя никогда не было не решаемых проблем?

– Нет, не было! И желания задавать вопросы посвященным не было. Я давно понял, что даже самый святой монах – всего-навсего обычный человек, и, значит, не может до конца понять трудностей другого человека. А раз так, то и его решение, его совет, не могут быть верными.

Он опять усмехнулся и покрутил головой.

– Видел бы ты, святой отец, какие только люди не сидели в моем фургоне! И отчаянные, и отчаявшиеся, и святые, и полные нечестивцы. И все туда ехали с надеждой, а обратно… А обратно – по-разному, но все недовольные.

– Неужели никто из тех, кто обращается в монастырь, не получают помощи?

– Ну почему, я так не говорю. Если там болит что-нибудь или в семье неурядицы какие, тут монахи помогут. И вылечат, и подскажут, как жить дальше. Да только стоит ли из-за этого в такую даль тащиться. В любой большой деревне имеется хороший лекарь, а в своей семье всегда можно порядок навести, надо только сесть и спокойно подумать. Я говорю о настоящих вопросах. О тех, ради решения которых стоит брести в горы. Вот ты, святой отец, ради чего со своего далекого юга притащился в Тань-Шао? Тоже надеешься, что монахи все твои проблемы решат?

– Да нет. Я надеюсь постичь Истинное Знание.

Возница вновь кинул быстрый взгляд в сторону магистра и усмехнулся.

– Значит, вопрос задать хочешь?

– То есть?… – не понял Лисий Хвост.

Рыжая голова снова повернулась, и на этот раз взгляд был вопросительным.

– Так чтобы стать послушником монастыря и получить доступ к Истинному Знанию, надо вопрос задать.

– Задать?! Хм… Интересный экзамен… Я как-то больше привык думать, что во время экзамена на вопросы надо отвечать, а тут – задать… Мне Ван говорил, будто на празднике Познания Сути настоятелю монастыря задают вопросы, но я не думал, что это тест на способность изучать Истинное Знание.

– Ты, святой отец, как с неведомой земли прибыл. Самых простых вещей не знаешь. – Возница снова покачал головой, перебирая вожжи.

– Я действительно многого не знаю. Просто жизнь, которую я вел до того, как отправился в Тань-Шао, была слишком оторвана от повседневности. Мой учитель требовал полной сосредоточенности на наших занятиях. Видимо, поэтому я плохо разбираюсь в существующем укладе жизни.

Дорога перевалила через невысокий холм и узкой пыльной лентой уходила в недалекий, ярко освещенный солнцем лес. Лошадка прошла под уклон не более десятка шагов, когда возница вдруг приподнялся со своего сиденья и принялся пристально вглядываться в какую-то точку впереди. Лисий Хвост проследил за направлением его взгляда, однако ничего интересного не заметил и вопросительно посмотрел на возницу, ожидая услышать, что так его заинтересовало. Но тот продолжал рассматривать неизвестный объект, а потом, ухватившись за обруч повозки, поддерживавший тент, обернулся назад и протяжно свистнул. Магистр тоже обернулся назад и увидел, что три повозки, следовавшие за ними, также перевалили через вершину холма и теперь, прибавив скорость, быстро их догоняли.

– Что-то случилось?… – спросил он рыжеволосого.

– Пока что нет, – ответил тот, усаживаясь на сиденье. – Но мне очень не нравится поведение моей лошади. Красав чего-то боится – вон как ногами перебирает, словно дальше идти не хочет.

Лисий Хвост посмотрел на лошадь, но ничего необычного не увидел. Однако он чувствовал, что возница встревожился всерьез и не без причины.

После сигнала рыжего возницы отставшие фургоны быстро нагнали передний, и растянувшийся было караван продолжил движение плотной, компактной группой. А еще через полчаса даже Лисий Хвост понял, что лошадь ведет себя странно. Она явно сбавила ход и, несмотря на понукания возницы, перешла с рыси на шаг. При этом она начала глухо всхрапывать и поглядывать круглым испуганным глазом на сидящих в повозке людей, словно спрашивая: куда ж это вы претесь?!

Рыжий остановил лошадь, не доезжая метров тридцати до опушки леса. Две другие повозки съехали с пыльной ленты дороги и остановились рядом с повозкой магистра. Четвертый фургон встал несколько сзади, словно прикрывая своих товарищей с тыла. И возницы, и некоторые из пассажиров каравана сошлись у переднего фургона, а один из них громко обратился к рыжему:

– И долго ты собираешься здесь прохлаждаться? Или в лес боишься въезжать? Так пропусти меня вперед, я тоже дорогу неплохо знаю.

Однако рыжий, спрыгнув с облучка, не отвечал на выпады своего товарища, а прошел немного вперед и стоял посреди дороги, будто к чему-то принюхиваясь. Затем он вернулся к повозке и задумчиво пробормотал:

– Вроде бы все в порядке, а что-то не так. Зря моя Красава упираться не будет. И… – он задумчиво потер плохо выбритую щеку, – и следы от колес прямо перед нами свежие, глубокие, а на опушке почти не видны, как будто им уже несколько дней.

Лисий Хвост выбрался из фургона и, взяв в руку свой посох, молча прошел мимо столпившихся людей вперед по дороге. Не доходя трех-четырех десятков шагов до опушки леса, он остановился и внимательно оглядел окружающее. Следы на дороге, как и говорил рыжий возчик, выглядели действительно странно. А кроме того, магистр почти сразу разглядел грубый рубец, которым на действительность была «подшита» пелена наваждения. Он тщательно прощупал структуру морока, а потом закрыл глаза и, тщательно выговаривая непонятные слова, произнес короткое заклинание.

Воздух вместе с куском леса и дороги перед ним дернулся, словно занавеска, отброшенная хозяйской рукой, и перед охнувшими и попятившимися путниками предстала разлегшаяся поперек дороги, ни на что непохожая темная серь. Более всего эта штука напоминала большую темную тучу, непонятным образом оседлавшую дорогу. Она клубилась, словно продуваемая ветром, а внутри нее что-то посверкивало и негромко, но грозно погромыхивало.

Несколько минут длилось молчание, а затем тот же смелый говорун заявил, похлопывая по своему сапогу свернутым кнутом:

– Я говорил, что надо было раньше выезжать!… С утра наверняка проскочили бы. А теперь – вот… – И он ткнул рукояткой кнута в сторону разлегшейся на дороге тучи. – Объезжать придется, значит, на праздник точно не попадем.

Он смачно плюнул в дорожную пыль и сверкнул глазом в сторону магистра.

– Ну что, святой отец, может, здесь твои знания помогут?…

Лисий Хвост, не обращая внимания на говорившего, медленно и осторожно двинулся в сторону тучи. Даже не оглядываясь, он чувствовал, что Светлый Ван идет следом, держась несколько сбоку и сзади.

Поначалу туча никак не реагировала на их приближение, только маленькие вихри внутри нее заметались несколько быстрее. Однако чем ближе подходили к ней люди, тем заполошнее мерцали внутри нее фиолетовые всполохи, тем нетерпеливее становилось ее громыхание.

Лисий Хвост остановился в десятке шагов и снова принялся тщательно прощупывать окружающую реальность. Дорога, поля вокруг нее, лес, начинавшийся сразу за клубящейся тучей, безусловно были истинными. А вот на дороге перед ним расположилось… ничто. Это было, пожалуй, самым точным определением для представшей перед магистром сути. Было такое впечатление, что темно-серые, угрюмо перекручивающиеся клубы, подсвеченные изнутри багровыми всполохами, скрывают… Да в том-то и дело, что ничего они не скрывали, поскольку внутри тучи ничего не было. То есть – совсем ничего, одна безличная, немая и слепая пустота. Более того, всего этого – клубящейся и посверкивающей тучи, скрывающейся в ней темной бездны – ничто вообще здесь не могло быть! Не было условий для существования всего этого. Но оно существовало, к тому же оно было готово проглотить все окружающее, вобрать в себя и поля, и лес, и дорогу, и стоящие на дороге повозки, но сильнее всего оно тянулось к людям, оно жаждало человеческой плоти, оно радостно готовилось поглотить живой Разум!

Магистр, слегка наклонив вперед свой посох, опять пробормотал несколько невнятных звуков и слегка потряс левым рукавом своей хламиды. Неожиданно из рукава легкой струйкой потекла какая-то бурая пыль, образовывая небольшое легкое облачко. Это облачко повисло, не касаясь земли, а затем медленно потянулось в сторону рокотавшей тучи. Магистр снова произнес несколько негромких, малопонятных звуков и еще больше наклонил посох, так что сидевшая на его верхушке деревянная фигурка уставилась своими багрово святящимися глазами на клубящуюся тучу. Та, словно подчиняясь неживому взгляду деревянной крысы, дернулась прочь от магистра и тут же, глухо заревев, угрожающе двинулась в его сторону, но наткнулась на выпущенное магистром маленькое, легкое бурое облачко. И это облачко немедленно стало расползаться по поверхности тучи, покрывая ее и истончаясь до легкого, почти невидимого, бурого мазка на темном клубящемся теле.

Магистр, не поднимая посоха, начал медленно приближаться к ворочавшейся туче. При этом глаза деревянной крысы все больше наливались тревожным, багровым огнем. Когда до странной и страшной преграды оставалось всего несколько метров, деревянный зверек зашевелился, подтянулся ближе к верхушке посоха, выгнул спину и, развернув свой необычный хвост, принялся помахивать им перед собой, словно дирижируя невидимым оркестром. И в такт этой неслышной мелодии туча начала сжиматься. Сначала это происходило медленно, неравномерными, судорожными рывками. Но постепенно процесс вошел в своеобразный завораживающий ритм. Создавалось впечатление, будто что-то тяжелое, но рыхлое и мягкое запихнули в прозрачный мешок, и теперь этот мешок стягивают широкими ремнями, уплотняя, утрамбовывая его содержимое.

Попутчики магистра, сгрудившись возле повозок, молча, с изумлением наблюдали за происходящим. И только Светлому Вану, не отстававшему от магистра, было видно, с каким трудом удерживает тот свой посох. Руки Лисьего Хвоста сотрясала крупная дрожь, переступавшие мелкими шажками ноги подгибались в коленях, спина все более сгибалась от непосильного напряжения. Но магистр, не останавливаясь, продвигался все ближе и ближе к сжимавшейся туче, а деревянная фигурка на его посохе продолжала свою непонятную работу.

Через несколько долгих секунд лохматая, грозно погромыхивающая и посверкивающая туча превратилась в тугой, плотный шар размером с тележное колесо. И тут крыса изменила ритм и амплитуду своих движений. Размах хвоста стал короче и четче, а остаток тучи приподнялся над землей и принялся перекатываться, словно его мяли, сбивали, похлопывали огромные невидимые ладони. Темный шар продолжал уплотняться, уменьшаясь в размерах и покрываясь все более плотным буроватым налетом.

Не прошло и полутора минут, как посреди освободившейся дороги остался лежать небольшой бурый камешек – то, во что превратилась грозная, непреодолимая преграда. Магистр выпрямил свой посох, и крыса буквально съехала по нему на свое постоянное место. Ее длиннющий хвост бессильно обвис, а затем, словно нехотя, обвил посох.

Лисий Хвост подошел к камешку и наклонился, внимательно его разглядывая, а потом протянул руку, чтобы подобрать его, и вдруг бессильно осел прямо в дорожную пыль. В ту же секунду рядом с ним оказался Светлый Ван. Он подхватил магистра и осторожно опустил его на дорогу.

Через мгновение к ним подъехала повозка, и Ван вместе с рыжим возчиком уложили магистра внутрь. Затем Ван забрался в фургон, уселся рядом с магистром, аккуратно уложив его посох вдоль борта, и откинул скрывавший голову магистра капюшон. Лисий Хвост лежал, закрыв глаза. Его лицо, прочерченное резкими глубокими морщинами, выглядело изможденным и было мокро от пота. Покрасневшие веки вздрагивали, словно ему в глаза бил яркий свет, а сухие потрескавшиеся губы шептали что-то непонятное. Его редкие седые волосы намокли и сбились, открывая лысину на затылке.

Ван положил голову магистра себе на колени и, достав из кармана огромный клетчатый носовой платок, принялся осторожно отирать пот с его лица. Их попутчики окружили повозку и с благоговением смотрели на лежащего старика, который только что на их глазах сотворил невероятное волшебство. И никто из них не заметил, как рыжий возчик сунул в карман магистерской хламиды небольшой, но очень тяжелый камешек, покрытый плотным бурым налетом.

А затем хозяин повозки взобрался на свое место и, обернувшись к окружавшим ее людям, проворчал:

– Ну что, так и будем стоять?… Дорога-то свободна, или мы на праздник уже не спешим?…

Их попутчики, будто очнувшись, засуетились, рассаживаясь по фургонам, и через минуту караван уже втягивался под кроны высоких деревьев, стоявших на опушке светлого, праздничного леса.

Дорога несколько сузилась, зажатая высокими светло-серыми стволами елей и густым подлеском. Ее бурое, извилистое полотно перерезали узловатые бугры корней. Поэтому возницы придерживали лошадей, уменьшая, насколько можно, тряску. И все-таки фургоны грохотали, скрипя и раскачиваясь, а большинство пассажиров спустились на землю, предпочитая идти пешком.

Рыжий возница, по-прежнему правивший передним фургоном, постоянно оглядывался на своих пассажиров и, видимо, очень переживал, что не может обеспечить более плавной езды. Внутри фургона Светлый Ван старался устроить лежащего магистра поудобнее.

А магистр спал. Спал, несмотря на оглушительный грохот и скрип, беспрерывную тряску и раскачивание фургона. Он снова был в абсолютной темноте, его снова убаюкивала теплая ласковая сырость, он снова еще не родился. Но теперь он знал, что в этой темноте, этом тепле и сырости можно услышать кое-что интересное, и поэтому он спал, прислушиваясь к окружающему его сну.

И он услышал. Он услышал странный монотонный голос, который бубнил не переставая, без пауз и интонаций. Этот голос не был похож ни на один из слышанных магистром голосов, и только через некоторое время он понял, что так мог бы говорить обладатель хрипловатого «прокуренного» баритона из его первого сна. А может, это был вовсе не голос, а просто размышления?

«Интересно, что это за дрянь разлеглась посередь дороги? Сроду ничего подобного не видел. Да, по-моему, и Обретшая Суть тоже. Я же видел, как она растерялась. Если бы не наш гость, ни за что не проехать. Хорошо, что Обретшая Суть сменила полную пелену на частичную, а то кто бы этой дрянью занялся? И правильно я этот камешек ему в карман засунул – он же сам хотел его подобрать, только сил не хватило. А если эта дрянь, что он в камешек запрятал, снова развернется, ему опять придется ею заняться… Да кто еще с этой дрянью справиться сможет?… И что это за дрянь?… Зачем она посреди дороги разлеглась?… Никогда такого не было… Может, она из-за этого „магистра“ здесь появилась?… Имя-то какое странное – „магистр“, словно он из неведомой земли явился. И про наши обычаи ничего не знает… Сам вопрос едет задавать, и не знает, что вопрос задавать надо… А как Обретшая Суть с ним нянчится… Скорей бы этот лес кончался, а то эта тряска из нашего „магистра“ остаток сил вытряхнет. И что это за дрянь посередь дороги разлеглась?…»