Морская стрелка Зверев Сергей

Глава 1

На горизонте показался самый краешек оранжевого солнца. Первые лучи тут же окрасили нежным цветом серую поверхность Японского моря. В этих широтах редко бывает спокойно, а четырехбалльный шторм скорее норма, чем исключение. Двухметровые валы лениво катились к западу, над вспененными барашками появились чайки. Они кружили, высматривая добычу, а заметив ее, камнем бросались к воде и тут же взмывали к небу, держа в клюве извивающуюся серебристую рыбу. Менее удачливые собратья по стае с криком бросались вдогонку. Воздушная схватка обычно кончалась тем, что истерзанная острыми клювами рыба падала с высоты в воду.

Навстречу восходящему солнцу, из территориальных вод Северной Кореи, уверенно шла серая громада крейсера, над кормой которого от утреннего ветра полоскался государственный красно-синий флаг КНДР. Старый крейсер за свою «жизнь» успел сменить и название, и страну, которой принадлежал при рождении. Спущенный в начале пятидесятых годов прошлого века со стапелей Гданьской верфи, он тогда отвечал последнему слову техники. Тридцать пять лет он входил в состав Тихоокеанского флота Советского Союза, а затем был продан по цене металлолома южным соседям на Дальнем Востоке.

Хоть военный бюджет Северной Кореи и составляет почти половину дохода этой страны, но позволить себе содержать современный военно-морской флот она не может. Новый корабль для нее – непозволительная роскошь. На бывшем советском крейсере немного подновили вооружение, оснастили новым навигационным оборудованием, и он еще пятнадцать лет верой и правдой служил коммунистическому режиму Пхеньяна.

Но прогресс нельзя остановить, и «любимый руководитель» северных корейцев, а именно так официально звучит титул Ким Чен Ира, наследника его знаменитого отца Ким Ир Сена, решил, что его стране негоже отставать от самых продвинутых держав планеты. Естественно, он не собирался выводить страну в мировые лидеры по уровню демократии или благосостояния народа. Как всякий диктатор, он уважал только силу. И пусть себе в последние годы в стране от голода умерло более двух миллионов человек, зато ядерная программа Северной Кореи не знала недостатка в средствах.

И вот уже на весь мир северокорейский режим торжественно объявил, что обладает ядерными технологиями. А чтобы никто в этом не сомневался, был произведен и подземный взрыв.

Однако мало изготовить ядерный заряд, уметь привести его в действие – необходимы еще и средства его доставки к цели. А вот с этой самой доставкой у Северной Кореи и не заладилось. Изготовленные по советским аналогам ракеты средней дальности никак не хотели слушаться их создателей. То взрывались на старте, уничтожая пусковые установки вместе с командами, то падали, не пролетев и десятка километров. Но даже при таком авторитарном режиме, как пхеньянский, правители понимают, что в современном мире атомная война невозможна. А ядерные боеголовки и средства их доставки – это всего лишь предмет торга. Мол, не трогайте нас, ведь мы такие страшные. Лучше помогите материально.

И вот в начале зимы старый советский крейсер, изготовленный полвека тому назад польскими судостроителями, оказался в сухом доке. День и ночь на нем, как муравьи, копошились северокорейские кораблестроители. Огненными фонтанами разлетались искры сварки, громыхали толстые стальные листы, срезались старые корабельные надстройки, переоборудовался трюм корабля. А из динамиков разносились бравые военные марши, трепетали на тихоокеанских ветрах кумачовые лозунги. Утром и вечером в нерабочее время с каждой сменой проводились политинформации. И уже к началу лета работы были окончены, был сформирован экипаж, и крейсер вышел в море.

Военным морякам выпала огромная честь – впервые в истории Северной Кореи осуществить с воды запуск ракеты-носителя средней дальности «Тэпходон-2». По замыслу руководства страны, удачный запуск мог бы дать при переговорах с несговорчивым Западом крупный козырь. Ведь тогда бы Северная Корея потенциально могла угрожать не только ближайшим соседям, но и другим странам.

Солнце уже поднялось над морским горизонтом. Волны отливали небесной синевой. Командир северокорейского крейсера твердо стоял на капитанском мостике, вглядываясь в горизонт. Здесь, на высоте, качка ощущалась еще больше, чем на палубе. Сегодня были не лучшие условия для пробного пуска ракеты с учебной боеголовкой. Но пуск уже был санкционирован самим любимым руководителем Ким Чен Иром, а потому вопрос о его отмене не мог даже прийти в голову немолодому командиру военного корабля.

Команда обслуживания пусковой установки уже суетилась возле огромного, в половину длины крейсера, контейнера, установленного на палубе. Открывались замки, снимались крепления, вскоре защитные экраны были сняты с ракеты-носителя. Крейсер выходил из территориальных вод в нейтральные. Волнение среди членов экипажа возрастало с каждой минутой. Наконец штурман доложил по внутрикорабельной связи:

– Вышли в заданный квадрат, товарищ командир.

Лицо немолодого корейца, находившегося на капитанском мостике, не выразило никаких чувств, хоть капельки пота и усыпали лоб.

– Стоп машина, – приказал он. – Включить стабилизационный гироскоп.

В недрах корабля раздалось нарастающее гудение. Электродвигатели, запитанные от силовой установки крейсера, принялись раскручивать пятитонный волчок-маховик гигантского гироскопа.

– Набрано десять процентов от рабочей скорости... пятнадцать... двадцать пять... – бесстрастно докладывал оператор гироскопа.

Наконец волчок разогнался – вошел в рабочий режим, максимально погасив качку. Командир крейсера деловито принимал по внутренней связи доклады всех служб корабля.

– Система пуска активизирована... параметры в норме... к пуску готовы...

И тут диссонансом вклинился тревожный голос оператора корабельного радара:

– С юго-запада пересекающимся курсом приближается вертолет... координаты... скорость... высота...

Командир приложил к глазам мощный морской бинокль, скользнул взглядом по горизонту за кормой. Вскоре он уже видел растущую в размерах черную точку. Еще через минуту можно было разглядеть бликовавший в лучах утреннего солнца блистер кабины и полупрозрачный диск вращающихся лопастей несущего винта. До слуха долетел натужный гул турбин.

– Ну, конечно же, южане, – с отвращением пробормотал командир крейсера, – кто бы сомневался.

Военный вертолет с эмблемой военно-морской авиации Южной Кореи нагло прошелся почти над самой палубой крейсера. А затем, лихо заложив круг над морем, вновь пошел на сближение. Командир крейсера в бессильной злобе сжал кулаки. Если бы это происходило в территориальных водах его Родины, то наглецу пришлось бы туго. Но в нейтральных водах оставалось только наблюдать за вызывающими маневрами винтокрылой машины.

Южнокорейский военный пилот не стал искушать судьбу – мало ли что этим коммунякам взбредет в голову? Вертолет облетел крейсер и завис со стороны слепящего солнца, неподалеку от корабля. Его тень извивалась, переливалась на волнах. Видеокамеры с большим разрешением фиксировали действия экипажа на палубе.

Наконец-то на губах командира крейсера появилась кривая ухмылка.

«Пусть смотрят, пусть боятся, пусть видят нашу мощь!»

Интерес «южан» к испытаниям ракеты-носителя был вполне обоснованным, ведь Сеул числился в списке врагов режима Ким Чен Ира под номером один. И наверняка «Тэпходону-2» с учебной боеголовкой предстояло взять курс на запад.

Под палубой мощно загудели насосы. Напряглись маслопроводные шланги. Медленно выдвигались блестящие штоки гидроцилиндров, возносивших на ажурной металлической конструкции «Тэпходон-2» в стартовое положение. Командир с гордостью смотрел на величественное зрелище. На лацкане его кителя поблескивал эмалевый значок-портрет вечного вождя северокорейской революции товарища Ким Ир Сена. Как старшему офицеру, ему полагался портрет в золотой оправе. Младшие офицеры носили серебряные, а рядовой состав довольствовался медными. Такие значки невозможно было купить, они выдавались пожизненно под роспись, а в случае потери гражданину в лучшем случае «светил» концлагерь трудового перевоспитания.

– Подтвердить готовность к старту, – бросил в микрофон командир крейсера и, выслушав короткие доклады команд обеспечения старта, дал обратный отсчет и приказ всем перейти в укрытие.

Бездушный голос из динамиков медленно отсчитывал секунды, остающиеся до старта. Команды, обслуживающие ракету-носитель, организованно занимали места в укрытии за толстыми броневыми листами. Командир торопливо спускался с мостика, и тут подоспела еще одна малоприятная новость – вахтенный доложил, что в семи кабельтовых от крейсера замечен перископ субмарины, хотя акустики и операторы сонаров в один голос утверждали, что море в этом районе пустынно.

«Американцы или японцы, – решил командир, – их больше других интересует наша ядерная программа». Размышлять о том, почему приборы не замечают подлодку, не оставалось времени.

Казалось, весь крейсер вымер, не было ни одного человека на палубе. Бездушный голос отсчитал последние секунды. Слово «старт» прозвучало как приговор к расстрелу. Полыхнули огнем дюзы стартовых двигателей. Крейсер содрогнулся. Волна раскаленных газов ударила в стальные отбойные щиты. Ракета-носитель «Тэпходон-2» торжественно двинулась по направляющим, окутывая корабль клубами дыма. С леденящим душу ревом она рванула в небо.

– Да здравствует любимый руководитель Ким Чен Ир! – не сдержавшись, фанатично выкрикнул командир крейсера, провожая взглядом уносящуюся в небеса ракету.

– Идеи «чучхе» живут и побеждают, – радостно отозвался северокорейский политрук.

Все, что от них зависело, северокорейские ученые, инженеры, военные моряки сделали. И теперь им оставалось только надеяться, что этот пуск «Тэпходона-2» будет успешным. Ведь все предыдущие кончались неудачей.

Глава 2

Однако командир северокорейского крейсера ошибся насчет государственной принадлежности субмарины-разведчика. Подлодка в самом деле затаилась на перископной глубине в семи кабельтовых от его корабля. Но это были не американцы и не японцы, хотя и их субмарины находились неподалеку. Старт учебной ракеты противника всегда представляет интерес для других ядерных держав.

Перископ принадлежал российской мини-субмарине «Адмирал Макаров» – новейшей разработке отечественных кораблестроителей и оборонщиков. Подобных ей подлодок не существовало ни в одном из зарубежных флотов. Да и в российском военно-морском флоте она еще не была запущена в серию, существовала лишь в единственном экземпляре. Прочнейший титановый корпус позволял ей погружаться на глубину до полутора километров, что делало ее неуязвимой для глубинных бомб всех существующих типов. Ходовые электродвигатели переменного тока, установленные на мини-субмарине, работали практически бесшумно.

Даже в надводном положении, когда шла подзарядка аккумуляторов, подлодка не издавала звуков. Инженеры специально для «Адмирала Макарова» разработали уникальную каталитическую силовую установку по получению электроэнергии путем прямого окисления топлива. Ни одной движущейся детали! Правда, пока коэффициент полезного действия ее отставал от дизель-генераторов, но ненамного. Энергетическая расточительность с лихвой окупалась скрытностью подводного корабля. Его даже на полном ходу не засекали никакие гидроакустические приборы.

Вся начинка «Адмирала Макарова» соединялась с прочным корпусом не жестко, а с помощью амортизирующих гидравлических подвесок. Специальная судовая архитектура – тщательно рассчитанные плоскости обшивки, а также высокотехнологическое покрытие из композиционных материалов делали «Адмирал Макаров» неуязвимым и для радаров. Вот такой своеобразный подводный вариант технологии «Стелс».

Запас хода мини-субмарины был ограничен лишь запасом топлива на борту. Но всегда можно дозаправиться от кораблей сопровождения, которые под видом гражданских судов будут ожидать неподалеку. Единственным слабым местом сверхсекретной подлодки являлось то, что приходилось всплывать для пополнения запасов свежего воздуха. Вот тогда-то ее и могли засечь визуально: с кораблей, самолетов-разведчиков и при помощи космического мониторинга. А потому инструкция предписывала осуществлять всплытие только в ночное время или в туман.

Субмарина была буквально напичкана электроникой. По сути, всеми процессами управляла автоматика, а поэтому экипаж состоял всего из десяти опытнейших офицеров подплава, каждый из которых владел несколькими военно-морскими специальностями. Курировал проект его инициатор вице-адмирал Столетов. Он и подобрал членов экипажа по несколько необычному принципу. Никто из них не имел близких родственников, а значит, и некому было поднимать информационную волну в прессе в случае ее гибели, как это произошло с атомоходом «Курск».

На борту «Адмирала Макарова» не имелось ни одного предмета с российской маркировкой. Все торпеды, мины и стрелковое оружие были закуплены за границей через третьи страны. Даже продукты на камбузе, и те иностранного производства. Экипаж носил форму без знаков различия, а в случае угрозы захвата корабля противником предписывалось уничтожить его. Так что даже по обломкам нельзя было бы установить государственную принадлежность подлодки.

Субмарину оборудовали мощнейшей системой прослушки, которая позволяла осуществлять мониторинг и запись не только традиционной радиосвязи, но и обычных разговоров в кубриках, в боевых частях кораблей, а также на палубе и на берегу. Броня, переборки, бетонные стены и антипрослушивающие системы для «Адмирала Макарова» не были преградой. Ведь в любом корабельном помещении установлены динамики и микрофоны переговорных устройств. Речь – колебания воздуха, она генерирует через них в проводке слабые токи, которые можно сканировать, а потом отфильтровывать и сортировать.

Такое событие, как испытание ракеты-носителя, нельзя подготовить втайне. Именно потому зачехленного «Адмирала Макарова» и доставили с базы под Калининградом по железной дороге во Владивосток, где в обстановке строгой секретности спустили на воду. В Японском море предстояло сканировать и записать все, что происходит на северокорейском крейсере, и прежде всего – разговоры технического персонала по обслуживанию модернизированных для запуска с корабля «Тэпходонов-2».

– Ракета пошла, – без особой радости в голосе констатировал командир мини-субмарины капитан второго ранга Илья Георгиевич Макаров. Однофамилец и далекий потомок знаменитого российского адмирала Макарова поворачивал колонну перископа, провожая взглядом вздымающуюся в небо ракету-носитель «Тэпходон-2».

Старпом Николай Даргель в это время всматривался в монитор центрального компьютера.

– Норд-норд-вест, – уныло констатировал он, – значит, в сторону России. Нет чтобы к Японии пустили.

После этих слов на центральном посту субмарины с добрых полминуты царила тишина. Штурман торопливо обсчитывал пеленг. Командир сложил ручки перископа. Массивная металлическая колонна мягко пошла вниз. Илья Георгиевич с отвращением посмотрел на боковой монитор, где все еще виднелось изображение северокорейского крейсера, снятого через перископ. Указательным пальцем покрутил колесико настройки, отгоняя запись к моменту старта ракеты, после чего отстраненно произнес:

– Вот дела, старпом. Вся наша противоракетная оборона сосредоточена в основном в европейской части страны. Еще с советских времен, когда думали, что американские ракеты на наши европейские промышленные центры через Арктику полетят. А Дальний Восток практически полностью открыт и уязвим...

Старпом Николай Даргель, соглашаясь, кивнул:

– Москва-то и теперь со всех сторон прикрыта, а толку? Со Штатами, считай, друзья.

– Ну друзья – это сильно сказано. Скорее противники, которые поняли, что лучше «дружить» против остальных.

– И кто бы мог подумать, что теперь главная опасность – наши бывшие друзья, – вздохнул старпом. – Кормили их, сук, вооружали, учили, в бронированном поезде по всей России катали.

– Это ты о Ким Чен Ире, чей вояж через всю Россию железнодорожники и несчастные пассажиры до сих пор вспоминают с содроганием?

– А то о ком же?

– А их северокорейские атомщики, кстати, до сих пор в Дубне на нашем синхрофазотроне стажируются. Выучили на свою голову. Нет, Николай, не могу я понять, что у политиков на уме.

– Чего уж тут понимать. В политике нет постоянных друзей и врагов, а есть государственные интересы, – книжной цитатой ответил старпом.

– Не знаю, какие уж тут государственные интересы России зашиты. Пригрели у себя под боком черт знает кого. Вот ты представь себе, если бы это японская или американская ракета упала в акватории порта Находки, как уже не раз случалось с этими долбаными «Тэпходонами», – тут бы такое началось! Вой на весь мир. И звериный оскал империализма им припомнили бы по полной программе, и холодную войну... – Илья Георгиевич сузил глаза. – А эти северные корейцы даже извиняться не думали. Плевать они на нас хотели, а мы молчим.

– Мы люди военные, – примирительно произнес старпом, хотя по его взгляду нетрудно было догадаться, что он во всем согласен с командиром, – есть приказ, который мы выполняем. У каждого своя работа. Может, что и поменяется в политике.

– В мозгах должно поменяться, – капитан второго ранга постучал себя пальцем по лбу, – и пока жареный петух в одно место не клюнет, там, наверху, никто и не почешется. Ведь падение чужой ракеты в наших территориальных водах – это формально «казус белли», повод для объявления войны. Выходит, этим фанатикам идей «чучхе» все можно... Вот перенесли бы Генштаб... или хотя бы Государственную Думу вместе с генеральскими и депутатскими семьями в ту же Находку или во Владик – я бы на наших генералов и политиков посмотрел... – командир бросил взгляд на стоп-кадр с изображением северокорейского крейсера. – Утопить бы эту поганую посудину прямо сейчас... Да жаль, приказа такого нет.

– Они просто мускулами играют, – Даргель поднялся и задвинул под рабочую плоскость стола выдвижное кресло, – нет и в скором времени не предвидится у них надежных средств доставки ядерных зарядов. Запустили ракету, а потом начнут с Западом и Россией торговаться. Мол, мы приостановим свою ядерную программу, а вы нам за это нефть, газ, мазут и продовольствие бесплатно поставляйте.

Илья Георгиевич провел ладонями по лицу, словно снимал этим жестом усталость.

– Все, старпом, задачу свою мы выполнили, – командир прикоснулся к панели, за которой скрывался центральный компьютер. – Все их переговоры записали на жесткие диски. За пару часов работой дешифровщиков в КП нашего Балтфлота месяца на два обеспечили. А теперь домой возвращаться, на базу.

– Если бы домой, – произнес Даргель, – боюсь, нам из Владивостока скоро не выбраться.

Илья Георгиевич скомандовал:

– Убрать сканирующую антенну. Погружение. Глубина тридцать метров. Курс на Владивосток.

Чуть слышно загудели помпы, закачивая забортную воду в балластные цистерны. Еле ощутимо завибрировал под ногами пол, свидетельствуя, что включились ходовые электродвигатели. Кавторанг любовно придержал рукой качнувшийся на переборке небольшой самодельный Андреевский стяг. Педант Даргель никогда не одобрял того, что командир повесил его на центральном посту. Ведь это являлось вопиющим нарушением инструкции, строго предписывающей, чтобы на борту мини-субмарины ничто не говорило о российском происхождении подлодки.

– Знаю-знаю... – покивал, глядя на старпома, командир. – Если придется, положу его к конвертам и к твоим любимым инструкциям в сейф. У него своя система самоуничтожения. Теперь можно и расслабиться. Не желаешь, старпом, выпить по сто грамм?

Даргель тут же напрягся, не сразу поняв, что командир его разыгрывает. А Илья Георгиевич тем временем продолжал:

– Пронести спиртное на подлодку не проблема, особенно командиру. Ну как, Николай, надумал? До базы протрезвеешь. А ребята у нас надежные, никому не скажут. Если только сам рапорт на себя не напишешь.

– Я бы предпочел, товарищ командир, чтобы во время похода вы ко мне обращались официально, – с металлическими нотками в голосе отозвался Даргель.

– Да ладно, товарищ капитан третьего ранга, пошутил я. А вот когда сойдем на берег, советую вам все же немного принять на грудь. Мозги, знаете ли, от этого просветляются. Напряжение уходит, и люди добрее кажутся. По личному опыту знаю.

Штурман и офицер за пультом управления оружием старательно прятали улыбки, ведь Даргель даже на берегу не позволял себе панибратства с членами экипажа. Сколько ни уговаривал его командир, что стоит как-нибудь во время передышки между походами выбраться с другими офицерами в лес, посидеть у костерка, старпом ни разу на это не согласился.

Глава 3

В России, чьи берега омываются тремя океанами: Тихим, Северным Ледовитым и Атлантическим – если считать таковым моря Балтийское и Черное, множество гиблых мест. И не только современные военно-морские базы можно отыскать на побережьях. А сколько их, когда-то оживленных, грозных, пришло в упадок. Если в европейской части Российской Федерации еще царит кое-какой порядок, то на северном и восточном направлениях когда-то мощные форпосты СССР по большей части заброшены и являются страшной головной болью для командующих флотами и местных властей.

Даже несмотря на последние финансовые вливания в армию и военно-морские силы, близкого прогресса в этом вопросе не предвидится. Худо-бедно сходят со стапелей российских верфей единичные крейсеры, ядерные «бомбовозы», а вот чтобы достичь разгрести завалы времен холодной войны и былого господства Советского Союза на морском пространстве, такого еще ждать и ждать.

В памяти старшего поколения еще живы почерпнутые из газет и телевизионных репортажей программы «Время» победоносные сообщения о спуске на воду в приморском городе «Н» очередного атомохода. Подобные события окружались ореолом секретности, никто из журналистов никогда не сообщал реальные названия городов, в лучшем случае звучало, что такой-то флот пополнился еще одним грозным боевым кораблем. Мол, трепещите, недоброжелатели и враги!

Вот и поныне живет в простом народе уверенность, что на морских просторах России нет равных в мире. Но дело в том, что всякая техника, даже самая современная, имеет свойство вырабатывать свой ресурс. С ней картина такая же, как и с человеческим организмом. Никому не дано жить вечно. Атомные подводные лодки производства семидесятых, восьмидесятых годов прошлого века уже давно пришли в негодность. Металл корпусов обычных военных кораблей еще худо-бедно можно разрезать автогеном и отправить в переплавку или же целиком продать корабль по цене металлолома соседям, типа Китая или Индии. А вот с атомным реактором картина другая. Выработав свой ресурс, он превращается в «грязную» ядерную бомбу замедленного действия. Гражданские ядерщики с самого начала атомной эры создали действенные службы по захоронению ядерных отходов, частей отработавших свое реакторов. А вот спешка военных сослужила стране плохую службу. Желание оказаться впереди других ядерных держав по количеству вооружений, погоня за количеством военных атомоходов привели к тому, что никто толком не позаботился об утилизации отслуживших свое кораблей. Не были вовремя построены могильники радиоактивных отходов, конструкторы не разработали практичной технологии извлечения ядерных реакторов из подлодок. Короче, как всегда, понадеялись на вечное русское «авось».

Одно из таких гиблых мест – некогда знаменитая Совгавань под Владивостоком, где в советские времена базировались атомоходы-ракетоносцы, несшие дежурство у западных берегов Соединенных Штатов и в Индийском океане. Еще несколько десятков лет тому назад здесь вовсю звучали духовые оркестры, провожавшие атомные субмарины в дальние походы. Во Владивосток приезжали девушки со всего Советского Союза с заветной мыслью выйти замуж за офицера подплава, потому как зарплаты у них были о-го-го! Куда там нищему штатскому столичному инженеру! Существовал даже своеобразный бизнес – «снять» на берегу во время отпуска военно-морского офицера, забеременеть от него, а потом подать на алименты. И восемнадцать лет живи себе припеваючи.

Но все эти красоты и страсти к двадцать первому веку остались в прошлом. Теперешняя Совгавань – мрачное место даже в самые солнечные и погожие дни. Конечно, и здесь протекает жизнь, изредка приходят из походов и уходят в них субмарины-ракетоносцы. Только теперь уже без прежней помпы. Попасть сюда на службу для военно-морского офицера подобно ссылке. У заброшенных причалов ржавеют отплававшие свое гигантские субмарины. В их отсеках замерла застоявшаяся гнилая вода, стерлись с бортов номера и гордые названия атомных подлодок. Сквозь разгерметизировавшиеся стыки контуров охлаждения реакторов уходит в мировой океан смертоносная радиация. Если раньше простому человеку было невозможно подобраться к Совгавани, то теперь – пожалуйста, ибо во многих местах сгнили и покосились столбы ограждений, ржавчина съела колючую проволоку.

Местному населению, не в первом поколении живущему за счет обслуживания военно-морской базы, после ее упадка пришлось не сладко – ни престижной работы, ни, как следствие, и денег. Вот и приходится местным дальневосточникам перебиваться случайными заработками. Кто подался в браконьеры, благо, леса здесь еще остались, кто переквалифицировался и стал ловить красную рыбу и добывать икру. Даже дети, глядя на своих родителей, приобщились к сбору «подножного корма». Насобираешь кошелку грибов, ягод, а потом продашь их на улицах Владивостока. Все лучше, чем сидеть без дела.

Так уж повелось, что жители каждого поселка специализируются на чем-нибудь одном: кто промышляет рыбой, кто дичью, кто грибами. Зацепился один из сельчан в большом городе, выбился в люди и обеспечил работой своих родственников и друзей на определенном сегменте рынка. Небольшой приработок, но надежный. Свой своему всегда поможет и вроде бы обманывать не станет. Во всяком случае, в это каждому хочется верить.

Жители небольшого, на полторы тысячи людей, поселка с издевательским для здешних мест названием Счастливый промышляли в сезон сбором ягод лимонника. Дальний Восток в смысле флоры – уникальное место. Только здесь сохранились доледниковые виды растительности, и один из них – лимонник, дальневосточный виноград. Его янтарно-желтые ягоды обладают поистине чудесными качествами. Мало того что лечат от многих болезней, они еще избавляют людей от усталости. Так, охотник, преследующий зверя, может не спать по трое суток – для этого ему достаточно несколько раз в день съесть по пригоршне плодов лимонника. Осенью жители Счастливого отправлялись на заготовки. Дети и взрослые мужчины собирали ягоды, а жены, матери, сестры варили из них варенье, компоты, консервировали, сушили, чтобы потом, продавая понемногу запасы, как-то протянуть год. Даже учителя местной школы смотрели сквозь пальцы на то, что в сезон заготовки ягод половина класса отсутствовала на уроках. Скупали плоды лимонника поселившиеся в поселке лет пять назад китайцы.

Двое четвероклассников, живущих по соседству, – белобрысый Петька и веснушчатый Сашка – выходили из своих домов, как и положено, в школьных костюмчиках, светлых рубашках, с ранцами за плечами. Их родители были уверены, что дети отправились в школу.

– Слушай, а твоя ничего не заметила? – как заговорщик, шепотом поинтересовался Петька.

– Мама мне с собой еще бутербродов с колбасой дала, целых два. Сказала, на большой перемене съешь! – сказал Сашка, обернулся и помахал рукой молодой матери, стоявшей возле калитки.

– С колбасой – это хорошо, – по-деловому оценил «ссобойку» Сашка, – а мою так просто не обманешь. Мне ей пообещать пришлось и поклясться, что больше школу прогуливать не буду. Она у меня строгая.

Мальчишки дошли до ближайшего поворота, до школы оставалось еще пять домов.

– Не передумал?

– Да я же тебе «зуб пацана» дал. Если по десять килограммов припрем, поднимемся. Веркин старший брат говорил, что китаезы за десять килограммов по три сотни платят.

– Так это ему, он же взрослый. А нам?

– Ну он сдаст и с нами поделится. Много себе не возьмет.

– Пошли, – Сашка пригнулся и заспешил узким проходом между заборами, которым гоняли коз на заливной луг.

Петька нырнул следом.

Мальчишки пробежали открытую местность так, словно за ними гнались собаки. Тяжело дыша, остановились лишь на берегу речушки за кустами.

– Никто не видел? – Петька присел на корточки.

– Вроде нет. – Сашка посмотрел на свои влажные парадные ботинки. – Все ноги промочил. Мамка поймет, что не за партой сидел.

– Не боись, мы рано вернемся. Скинешь шузы, мятыми газетами напихаешь, бумага через час всю влагу, как насос высосет. Всегда так делаю, проходит.

– А у тебя с собой газеты есть? Прихватил? Или только советовать горазд?

– Ну... тетрадку порвем, тоже сойдет.

Петька и Сашка вытащили по два вместительных пластиковых пакета, сумку «челночника», портфели спрятали в кустах, забросали их сорванными лопухами и по узкому бревну переправились через звучно журчащую чистейшую речушку на другой берег. Сразу же за невысоким обрывом начинался лес.

Прогульщики ловко вскарабкались на размытый осенними дождями откос, даже умудрились не особо запачкаться. Петька стоял и оттирал мелкий песок с колена школьных брюк. Двинулись вглубь.

– Я знаю, где его много.

Петька ориентировался по одному ему известным приметам. Он то задирал голову к небу, то разводил руки в стороны и сводил их перед носом. Вскоре низкорослый кустарник остался позади, Сашка осматривал ссадины на руках.

– И что я мамке скажу?

– Не кашляй – прорвемся.

Впереди уже виднелись мощные стволы елей, увитые лозой лимонника. Крупные ягоды просвечивали на солнце.

– Ух ты, – обрадовался Петька.

– Их еще собрать надо, – отозвался более рассудительный Сашка.

Мальчишки бежали на манящий свет полупрозрачных светлых ягод. Под ногами шелестели, разлетались желтые, красные, пурпурные листья. Зрелище завораживало. Толстые стволы, уходящие в небо. В вышине покачивались, словно манили подняться к облакам, широкие еловые лапы. В воздухе пахло прелой листвой, хвоей и тонким, похожим на запах духов ароматом лимонника. Однако тут собирателей и ждало разочарование.

– Кто-то до нас постарался, – мрачно произнес Петька.

– Ну и сволочи.

Все ягоды на высоте метров трех были уже сорваны, а тех, что заманчиво светились выше, было не достать без лестницы. Мальчишки попробовали было подсаживать друг друга, но ничего путного из этого не получилось: в результате пара подвявших гроздей. Затем пришло новое решение – тянуть за лозу снизу, чтобы верхняя ее часть с ягодами оказалась на земле. Но и тут ничего не вышло. Лоза ломалась, и урожай издевательски продолжал манить собирателей на недосягаемой высоте. От затеи отказались, когда у Сашки лопнул на спине по шву пиджак.

– Я знаю, где надо искать, – Петька насупил брови.

– Ты уже один раз знал, где, – скривился в ехидной улыбке Сашка и заглянул на дно пластикового мешка, где покоился лишь десяток непрезентабельных ягод. – И за прогулянные уроки от родителей огребем, и денег не заработаем.

– Совгавань, – как волшебное заклинание, с хриплым придыханием произнес Петька.

– Умный очень. Там охрана и радиация.

– Кто тебе сказал?

– Все говорят.

– Вот и врут, чтобы ты туда не ходил. Лохов разводят. Нет там никакой охраны.

– А радиация?

– Ты, что ли, эти ягоды есть будешь? Китайцам продадим и с концами.

– Да нет, точно тебе говорю: на прошлой неделе туда состав пригнали. Большая такая платформа, двойная, все брезентом завешено, и охрана с автоматами. А по нашей ветке уже год как поезда не ходили. Новое оружие испытывать привезли. К старому сухому доку подогнали состав и все оцепили. Ночью разгружали.

– Сам видел?

– Сосед рассказывал.

– Дядя Витя, что ли?

– Он самый.

– Он в прошлом году рассказывал, что доисторическое чудовище в Якорной бухте видел. Ему с пьяных глаз чего не примерещится.

– Уговорил. Больше и податься-то некуда.

Мальчишки ударили по рукам.

Сбиться с дороги к Совгавани было невозможно. Иди себе по шпалам на крики морских птиц, на вздохи волн, на свежий морской ветер – не ошибешься.

– Точно, проходил состав.

Между шпал виднелись примятые стебли, ржавчина на рельсах местами стерлась, впереди уже маячили ворота из досок и колючей проволоки.

– Туда не пойдем. Через горку двинем.

Мальчишки пробрались вдоль ограды из «колючки». Дырка в ней нашлась быстро. И они побежали по склону. До моря было совсем близко. Уже ощущался свежий соленый ветер.

– Я же говорил. – Петька показал на увитые лимонником стволы молодых елей.

Собирать ягоды можно было, даже сидя на корточках. Мешки понемногу наполнялись. Мальчишки позабыли обо всем на свете. Кроме, естественно, денег, которые можно было выручить за лесные дары. А потому и потеряли бдительность. За спинами у них послышались размеренные шаги. Прогульщики школьных уроков испуганно оглянулись. На пригорке в косых лучах солнца стояли двое военных моряков с автоматами за плечами.

– Пацаны, а ну мигом брысь отсюда, – безо всякой злобы сказал один из них.

Собиратели переглянулись, бросать «золотую жилу» было обидно.

– Дяденьки, да мы тут... только ягоды собираем.

– Брысь! – как на бродячих котов, прикрикнул моряк в черном бушлате. – Если сейчас же не свалите, в часть отведем.

– Родителям сообщим. Почему не в школе?

Мальчишки напоследок сорвали еще по одной грозди.

– Я что сказал? – прозвучал уже грозный окрик.

– Не надо родителям... – договорить Петька не успел.

Со стороны моря донесся странный нарастающий гул. Все дружно вскинули головы. Отсюда с горки просматривался и горизонт. Из-за легких облаков, чертя на небосводе неровный дымный след, приближалось что-то огненное и грохочущее. Дымная дуга клонилась к земле.

– Твою мать... – вырвалось у одного из военных моряков. – Это что за хрень?

– Кажись, ракета, – как-то буднично отозвался его напарник.

– Учения? – выдохнул Петька.

Гул сделался таким громким, что слова потонули в нем. Огненным джинном из сказки пронеслась ракета, как казалось, над самыми головами.

– Ложись!

Моряк в бушлате бросился на траву, прикрыл собой мальчишек. Громыхнул взрыв. Пламя огненным кулаком ударило в небо. Было видно, как разлетаются пылающие обломки.

– Ни хрена себе, – выдавил матрос, поднимаясь с травы.

Мальчишки во все глаза смотрели на него, но скоро стало понятно, что и военный понимает в происходящем не больше, чем они.

– По домам! – рявкнул автоматчик. – Сейчас тут такое начнется.

Петька с Сашкой похватали еще не наполненные мешки и сломя голову побежали прочь. Спорить больше не хотелось.

– В километре-полутора от нас упало, – глядя на поднимающийся дым, произнес моряк.

Не прошло и часа, как местность ожила. Мальчишки, так и не добежав до поселка, словно заправские разведчики, залегли в придорожных кустах. По асфальту, один за другим, катили военные тентованные грузовики. Обгоняя колонну, пронеслись черная «Волга», ощетинившаяся антеннами спецсвязи, и два командирских «УАЗа».

– А я думаю, это никакие не учения, – с видом знатока произнес Петька.

– А что тогда?

– Опять корейцы ракеты пускают. В прошлом году тоже кутерьма поднялась. Тогда в воду упала.

Местность на удалении трех километров от места падения неизвестного предмета была оперативно оцеплена. Кроме военных к проведению поисков и расследованию инцидента подключилась и ФСБ. К вечеру большинство фрагментов учебной ракеты уже было собрано и отвезено в Совгавань. И подтвердилось то, что, в общем-то, было понятно с самого начала даже ребенку. Неподалеку от причалов, где стояли на приколе списанные атомные подводные лодки с неразгруженными реакторами, упала учебная северокорейская ракета средней дальности «Тэпходон-2».

То, что пронесло и на этот раз, являлось слабым утешением. Никто не мог дать гарантии, что при следующем пуске ракета не угодит прямо в кладбище атомоходов. Даже катастрофа на Чернобыльской атомной станции померкла бы по сравнению с перспективой такого попадания. Никаких объяснений и официальных извинений с северокорейской стороны не последовало, словно так и планировалось. Мол, что возьмешь с нас? Русские сами не хотят делиться с Пхеньяном секретами создания ракетных средств доставки ядерных зарядов, не продают систему наведения. Вот и летают северокорейские «Тэпходоны» как и куда им понравится. На то они и испытания, чтобы выявлять недостатки конструкции и потом устранять их.

Власти старались не предавать случившееся широкой огласке. Но шило в мешке не утаишь. Местные жители проклинали близкое соседство с Северной Кореей и удивлялись бездействию Москвы, ведь новость, которая на всех западных телеканалах пошла первым сюжетом, на центральных российских каналах промелькнула в середине – где-то между освещением очередного визита президента в глубинку и новостями культуры. Дикторы сообщали о досадном недоразумении. Мол, во время северокорейских испытаний учебный «Тэпходон-2» немного отклонился от курса и вместо того, чтобы упасть в свободном от судоходства квадрате, угодил на российскую практически не заселенную в этом квадрате территорию. И чуть ли не с успокоительными улыбками тут же добавляли, что при этом никто не пострадал. Как водится у нас и о чем еще пел знаменитый Леонид Утесов: «...все хорошо, прекрасная маркиза...»

Глава 4

Коммунистическая Северная Корея, наверное, самая закрытая страна мира. Даже на улицах столицы, Пхеньяна, сложно встретить туристов. Если и попадется «лицо европейской национальности», то он при ближайшем рассмотрении окажется сотрудником посольства или же торгового представительства. Лишь какой-то десяток лет тому назад на улицах Пхеньяна были установлены первые светофоры, до этого их заменяли красавицы-регулировщицы, в чьи обязанности входило не столько разводить транспортные потоки, сколько белозубо улыбаться и козырять проезжающему начальству. И в самом деле, зачем светофоры, если на машинах ездит только самая верхушка партийного руководства? О коммерческой рекламе особо говорить не приходится. Лишь в последние год-два в столице установили три бигборда с рекламой первого отечественного легкового автомобиля. Все же остальное, что отлито в бронзе, светится древними неоновыми трубками, полощется на кумачовых растяжках, исключительно политическая пропаганда.

По-прежнему в центре Пхеньяна высится гигантская скульптура «вечно живого» руководителя первого на земле Кореи социалистического государства. Именно так – вечно живого, хоть Ким Ир Сен и умер, но официально в соответствии с северокорейскими законами продолжает руководить государством. А теперешним наместником небожителя на земле является его сын Ким Чен Ир, родившийся от славянки и получивший вполне официальный титул «любимый руководитель». Во всяком случае, иначе его в прессе называть запрещено, чревато расстрелом или концлагерем. Все скульптуры Ким Ир Сена, установленные в стране, сияют начищенной бронзой не хуже пряжки армейского новобранца, хотя по идее должны были бы давно покрыться патиной. Объяснение такому чуду следующее – скульптуры драят по ночам солдаты, доводя до зеркального блеска.

И вместе с тем, если верить режиму, северные корейцы самые счастливые люди в мире. Не беда, что практически ничего в стране невозможно купить за деньги. И продукты, и ширпотреб отпускаются исключительно по карточкам. Если работаешь – получай двести граммов риса на день и будь доволен жизнью. Куриные яйца для рядового северного корейца – недоступный деликатес. Их в закрытых распределителях выдают только партийному руководству и другой номенклатуре. Поэтому не удивляйтесь, если кореец будет вам с гордостью показывать фотографии своей семьи за праздничным столом, где перед каждым из гостей вареное яйцо на подставочке. Это он хвалится достатком.

Взрослому мужчине положено сносить за год две пары носков, и не больше. Если же не уложился в норматив, пиши заявление на имя парторга предприятия. И затем общее собрание, детально обсудив твои трудовые подвиги и заслуги, решит, достоин ты третьей пары или же нет. А пару штанов положено носить два года. Вот и неудивительно, что среднестатистический северный кореец на двадцать сантиметров ниже своего ровесника из Южной Кореи. А от голода в счастливой стране Ким Чен Ира умереть куда проще, чем от ожирения.

Как и у других диктаторских режимов, осуждаемых всем миром, в Северной Корее сделана ставка на собственные силы: «продовольственная», «технологическая», «промышленная», «военная»... безопасности находятся во главе угла. Этими словосочетаниями буквально пестрят газеты. Все это так называемые идеи «чучхе».

Вооруженные силы Северной Кореи в несколько раз превышают армию южных соседей...

Вот такие большие и маленькие подарки коммунистический правитель постоянно делал и делает своим подданным. Но самым большим подарком конца уходящего и начала нынешнего века явилось создание собственной ядерной программы. После пуска «Тэпходона-2» с крейсера в Японском море все средства массовой информации Северной Кореи, от радиоточки до внутреннего Интернета, взахлеб повествовали об исключительно удачно проведенном учебном пуске. Никто из них и словом не обмолвился о том, что ракета отклонилась от курса и рухнула под Владивостоком.

Свой народ можно обманывать сколько угодно, особенно если надежно преградить ему путь к альтернативным источникам информации. Но если занимаешься чем-то серьезно, то всегда будет существовать круг лиц, которым положено знать правду. Ведь как иначе исправить допущенные ошибки?

С наступлением темноты улицы Пхеньяна практически вымирают, особенно вблизи от партийных и правительственных зданий. Не у каждого найдется убедительный ответ на вопрос милиционера: «А что вы делаете в такое время возле Центрального Комитета Трудовой партии Кореи?»

Фраза типа «Просто погулять вышел», вряд ли удовлетворит бдительного стража порядка.

Этим поздним вечером в одном из многочисленных корпусов здания ЦК в Пхеньяне светился целый этаж «бессонных» окон. Там располагался отдел, курирующий научные разработки, в том числе и ядерную программу Северной Кореи.

В просторном зале, посередине которого стоял гигантский овальный стол, ярко горели, отливали подвесками из хрусталя бронзовые люстры, сравнимые размерами разве что с люстрами станций Московского метрополитена. На самом видном месте красовался в скромной дубовой раме портрет Ким Ир Сена. Солнцеподобный лик «вечного руководителя», казалось, излучал неиссякаемый оптимизм и веру в светлое будущее своего народа. Пожилой, начинающий седеть кореец в полувоенном френче восседал во главе стола – обрюзгшее лицо начальника отдела науки ЦК товарища Ким Пака свидетельствовало о его тайном пристрастии к крепкой рисовой водке. Рядом с ним расположился с пачкой англоязычных журналов моложавый референт. Времени он даром терять не любил, листал страницы, бегло просматривал статьи, даже подчеркивал нужные абзацы. Пальцы не слюнявил и, когда глянцевая бумага не желала перелистываться, просто дышал на подушечки, увлажняя их. Умные живые глаза прикрывали полутемные очки с небольшими диоптриями.

Участники совещания, посвященного учебному пуску «Тэпходона-2», все еще прибывали. То и дело за окном вспыхивали габаритные огоньки легковых машин перед въездом на охраняемую территорию.

Начальник отдела ЦК Трудовой партии товарищ Ким Пак посмотрел на часы – до назначенного времени оставалось еще около четверти часа. Сомневаться, что все прибудут вовремя, не приходилось. Повестка дня являлась настолько важной, что даже минутное опоздание можно было бы рассматривать как злостный саботаж со всеми вытекающими для опоздавшего последствиями.

– Разрешите, товарищ референт? – рука начальника отдела потянулась к пачке иностранных журналов.

– Пожалуйста, уважаемый товарищ Ким Пак, – референт веером раздвинул глянцевые издания и даже не позволил себе улыбнуться, ведь руководитель отдела ТПК не владел ни одним иностранным языком.

Пухлые короткие пальцы Ким Пака перебирали журналы, наконец остановились на издании «Корея» на русском языке. Все-таки публично просматривать иностранный журнал было бы политически недальновидно. А в отечественном издании, выпущенном для заграничного потребления, могло попасться что-нибудь если не крамольное, то интересное. Начальник взял в руки журнал, с важным видом осмотрел присутствующих, сосчитал еще не занятые кресла, водрузил очки на нос и тут же похолодел. Неписаным законом для журналистов было печатать в журналах, особенно на обложках, только счастливые, улыбающиеся лица сограждан-современников, ну, в крайнем случае, героические, если речь велась о трудовых подвигах. А тут с обложки русскоязычного журнала, рассказывающего иностранцам о счастливой жизни в райской стране, на высокопоставленного партийного функционера смотрели заплаканные, сморщенные от слез, как сухофрукты, корейские дети в школьной форме.

Подобное явно отдавало политической провокацией, саботажем, инакомыслием, что грозило трибуналом и лагерем трудового перевоспитания, а то и расстрелом. Товарищ Ким Пак справился с собой – партийная закалка не дала ему измениться в лице, усомниться в родной журналистике. Сколько он ни всматривался в броские русские слова под фотографией, комментирующие снимок, ничего понять не смог. Полистал журнал. Нет, на других страницах все было как положено. Обильно дымящие трубы предприятий, искрящийся расплавленный металл разливался в формы. Высотные жилые дома в столице, начищенные до блеска памятники, портреты руководства, улыбающиеся рабочие и крестьяне.

– Извините, товарищ референт, – ничего не выражающим голосом произнес начальник отдела, – не могли бы вы перевести подпись? – И он подал злосчастный журнал обложкой вверх.

Референт бросил взгляд на подпись, набранную двухсантиметровыми буквами и, не задумываясь, сказал:

– Уважаемый товарищ Ким Пак, дословно перевести трудно, но смысл таков. Тут написано: «Корейские школьники плачут от счастья при виде любимого руководителя товарища Ким Чен Ира».

У начальника отлегло от сердца. Мир остался на прежнем месте. И тут же появилась черная зависть к коллеге – заведующему отделом пропаганды ЦК ТПК: его подчиненные умели показать высший пилотаж в своем деле. А вот с научными и техническими разработками явно не ладилось. Иначе сегодня вечером не собрались бы на позднее совещание по разбору полетов «Тэпходона-2», а пришли бы завтра на торжественное заседание ЦК под предводительством любимого руководителя.

В зал торопливо зашел подтянутый сухощавый мужчина неопределенного возраста, одетый в штатский костюм, он коротко кивнул присутствующим и сел поближе к двери. Человек держался особняком, ведь в обязанности всесильных спецслужб тоже входил контроль за ракетно-ядерной программой Северной Кореи. Спецслужбист являлся как бы зеркальным отражением Ким Пака. Последний должен был старательно делать вид, что программа развивается успешно, а его антипод – выискивать недостатки и тут же сигнализировать о них. Мелодично зазвенели напольные часы в углу зала для совещаний. Товарищ Ким Пак вернул глянцевый журнал в стопку, осмотрел собравшихся. Отливало золотое шитье на армейских и флотских мундирах, скромно синели полувоенные френчи ученых – ракетчиков и атомщиков, белели рубашки дипломатов...

Начальник отдела науки откатился в кресле, ухватился короткими пальцами за край стола и поднялся во весь свой полутораметровый рост.

– Итак, начнем, дорогие товарищи...

После ритуальных фраз о том, какое большое внимание уделяет любимый руководитель оборонной программе, о том, что на нее уходят огромные народные средства, товарищ Ким Пак наконец перешел к делу.

– ...по отдельным параметрам можно считать первый пуск «Тэпходона-2», произведенный с палубы корабля, успешным. К военным морякам претензий нет. Наземные службы и службы ракетонесущего крейсера справились со своей задачей, – начальник отдела выдержал небольшую паузу. Обычно так поступают ораторы, ожидая аплодисментов.

Но повестка дня и статус собравшихся не позволяли хлопать в ладоши, а потому Ким Пак продолжил:

– Как известно, ракета-носитель в середине полета отклонилась от заданного курса. И надо сказать честно: практически она стала неуправляемой. И, вместо того чтобы поразить учебную цель в заданном квадрате Японского моря, рухнула неподалеку от Владивостока на территории Российской Федерации.

Глаза докладчика не выражали никаких эмоций. Голос звучал ровно. Этого требовали и партийная выучка, и восточные национальные традиции.

– Какие есть мнения?

Один из представителей Министерства иностранных дел шумно вздохнул и встал из-за стола.

– По дипломатическим каналам от российского МИДа не было сделано никаких заявлений в связи с инцидентом, – он чуть заметно улыбнулся, – как и в прошлый раз, когда во время наземного запуска наш «Тэпходон» упал в территориальных водах России. – Улыбка обозначилась уже вполне явно. – Уверен, что и на этот раз, и в будущем русские не станут протестовать.

Дипломат сел.