Цифрономикон (сборник) Дивов Олег
Кайрат улыбнулся как фокусник перед извлечением кролика из шляпы.
– Есть возможность зайти напрямую к нему! – сказал он, тыкая пальцем в телевизор. – Напрямую!
На экране показывали какое-то серьезное мероприятие. Рослый крепкий мужчина энергично поднялся из-за стола президиума и направился к стойке с микрофонами. Я такого в российском правительстве вроде еще не видел.
– Да ты как с Луны! – удивился Кайрат. – Хотя почему «как»… В Москве нового министра МВД назначили.
Я не стал спрашивать, что за каналы позволят нам вот так вот – раз! – и напрямую передать информацию о назревающей угрозе представителю власти соседнего государства. В конце концов, у Кайрата российское гражданство, ему виднее.
Министр занял место за небольшой кафедрой, улыбнулся в кадр. Поправил один из микрофонов. И на пару секунд убрал руку во внутренний карман пиджака, пальцы, как змеи, скользнули под тонкой тканью. Ничего не значащий жест, как поправить галстук или стряхнуть пылинку с лацкана. Просто за последние полгода я слишком часто запускал рутинатор неожиданно, повинуясь мгновенному порыву. Понимаешь, что сейчас начнется скука смертная, что придется плестись по езженой-переезженой дороге, говорить тысячекратно сказанное, поддерживать беседу, притворяться серьезным и вдумчивым, дежурными реакциями показывать собеседнику важность каждого его слова… Для таких случаев и существует дублер, да?
– Диман, ты чего?
Наверное, я здорово изменился в лице.
– У него рутинатор.
Кайрат яростно замотал головой:
– Нет. Не может быть! Ввоз в Россию еще не разрешен…
Я даже засмеялся.
– Ты маленький, что ли, Чип? Какой ввоз, чего ввоз? Программа уже не меньше года в свободной раздаче, на любой смартфон встает. Видел, он руку за пазуху сунул? Вот так, – я показал согнутый палец, нажимающий на невидимую клавишу, – чик-чик! И рутина запущена. Сам так сто раз делал.
Министр бодро и напористо вещал об успехах в борьбе с наркоторговцами и контроле южных границ. Границы давно вскрыты, господин-товарищ министр! В каждом доме и в каждом отдельно взятом компьютере.
– Как узнать? – тихо спросил Кайрат. – Если у него на самом деле стоит эта программа, то…
Я поежился. В боку зашевелились горячие крючки.
– Если правда, – ответил я, – то к нему нельзя. Волку в пасть. А узнать – никак.
– И что теперь.
Кайрат сказал это странно, без вопросительной информации, обреченно. На него было больно смотреть. Обычно подтянутый, сейчас мой друг словно оплыл, сдулся.
Я замялся. Разговор назрел не сегодня, но я как-то надеялся избежать его. Всё давно уже стало понятно, но озвучить очевидное оказалось тяжело.
– Теперь, – ответил я, – пора признаться: эту лавину не остановить. Мы не знаем, ни с кем боремся, ни зачем. Рутинаторы изменят мир, и нам с тобой этому не помешать. Мы взрослые люди и можем трезво оценивать обстановку. Надежды нет, Чип. Пора выходить из игры.
– То есть ты сдался, – сказал он, поднимаясь.
– Вот только «на слабо» меня не надо, а? – вздернулся я. – Мы рискнули многим, и даже пока уцелели, но ничего не достигли. Это как вручную остановить электричку или асфальтовый каток! Не отойдешь – раздавит и не заметит.
Он кивнул и ссутулившись побрел к двери.
– Сам подумай, – не унимался я, семеня следом. – Ты же видел, как это работает. И понимаешь, до чего можно доиграться.
Кайрат на секунду остановился, обернулся, чуть снисходительно хлопнул меня по плечу. Вышел за дверь и уже с лестницы, вместо прощания, сказал:
– Надежда есть всегда.
На этом наша операция по спасению мира завершилась.
Весна.
И 1 в п. в.
Каждый день по дороге на работу и с работы я более пристально, чем обычно, разглядывал окружающих – пассажиров, пешеходов, случайных людей в магазинах и на остановках. Кто они мне и кто я им? Чем живут, что их заботит? Каково им – в их собственных шкурах, со своим прошлым, настоящим и… Мысль о том, что вероятное будущее может у всех нас оказаться общим и не очень веселым, не придавала оптимизма. Часики тикают, всё буднично и обычно, но две змейки где-то рядом затягивают в свое вращение всё новых и новых людей, постепенно лишая их эфемерной субстанции – собственного «я».
А иногда я смотрел на них, уткнувшихся в кроссворды, судоку, бульварные газетенки, экраны смартфонов – разве время не убивается прямо здесь и сейчас, безо всяких рутинаторов? Диаметрально противоположным методом, но, в сущности, точно так же, люди сжигают излишки своего времени – лишь бы не остаться ненароком наедине с самими собой, не задуматься в свободную минуту слишком сильно о смысле своего существования.
Я разглядывал их как экспонаты в музее, заглядывал в поглощенные рутиной лица. Девять по вертикали, шесть букв, от чего не убежишь. Люди, вы знаете ответ? Пытаться вас спасти? От кого? От самих себя?
Начало марта выдалось особенно зимним, злобным, с резкими шквалами ледяного ветра, глубокими морозами, ясным выстуженным небом. «Алга-Импорт» уверенным курсом придвинулась к заключению эпохальной сделки с «Хай Мун Инкорпорейтед». Кхонг Шин Сы и его алма-атинский помощник появлялись в «Алге» чуть не ежедневно. Я старался не подниматься к Тэтчеровне, чтобы ненароком не столкнуться с китайцем. Мне хватало своей работы – а это ведь здорово, когда человек обеспечен работой.
Нужно было как-то существовать дальше, а я завис между «до» и «после», между войной и миром, между пережитой опасностью и непониманием, действительно ли всё закончилось и не рано ли успокаиваться. Дергался каждый раз, когда кто-то рядом брался за телефон. Оборачивался на улице, остерегался темных аллей и пустынных дворов. Старался по-страусиному делать вид, что ничего не происходит, ничего не случилось, что жизнь течет своим чередом. Кошки-мышки с собственной логикой и интуицией. Наверное, так чувствуют себя коровы, которых везут на бойню. Обойдется, твердят они себе, качаясь в пропитанных отчаянием фургонах. Как-нибудь утрясется, мы же ничего такого, всё как всегда, всё нормально…
Но чего ждать? Покушения? Подставы? Пули из чердачного окна, пакетика с наркотой в кармане, молнии с неба? Да кому я нужен? Подумаешь, соскочил с программы! Нелояльный клиент, несостоявшийся юзер – смехотворная причина для преследования. Я вышел из игры, я не суюсь в ваш метафизический бизнес, слышите?! «Угомонись!» – совет простой и ясный. Я следую ему на все сто!
– У тебя виски седые, – как-то заметила Гуля.
После возвращения из Чимкента она ни разу не напомнила про мой истеричный ночной звонок, не поинтересовалась, что происходит у меня на работе. Может быть, по-своему забилась в раковину. Может быть, не хотела слушать новое вранье. Меня вполне устраивали оба варианта.
В знаменательный день подписания контракта с «Хай Мун Инкорпорейтед» всем в офисе не сиделось на месте. Слухи о сделке века расползлись по отделам и без моего участия. Коммерсанты-закупщики бродили с мечтательными лицами, предвкушая премии и бонусы. Тэтчеровна решила совместить визирование контрактов с пресс-конференцией, на которую планировалось зазвать весь цвет журналистского мира. Пиарщики метались повсюду как тараканы на свету – настал их судный час.
Меня на мероприятие не приглашали, и я был этому искренне рад. Убедившись в отсутствии срочных дел, я предупредил Эльдара, что ухожу.
По холлу первого этажа рыскали незнакомые люди с бэйджиками «Пресса». В конференц-зал никого не пропускали суровые подчиненные Шефа. В коридорах вдоль стен выстроились треноги штативов.
Петрович со взъерошенными усами и вылезающими из орбит глазами грудью закрывал турникет от хищного журналистского выводка. Широкоскулая девица в шубе ловко тыкала охранника в лицо мятой бумажкой с расплывшимися синими печатями. Выставив вперед плечо, я из-за спины Петровича нырнул в журналистское море и поплыл к выходу.
Снаружи неподалеку от главного входа раскорячились круглобокие автобусы телевизионщиков с блюдцами антенн на крышах. Большой день для «Алги» и мира. Завтра будет другой день, и всё уже будет по-другому. Мы ничего не сделали, Чип.
Потом я ехал в троллейбусе, держась рукой за поручень над головой. Потом я шел к дому. Потом я открывал дверь подъезда, тыкая пальцем в холодные металлические кнопки. Потом я поднимался к двери квартиры и истратил пять шагов на девять ступеней. Первый шаг на лестницу – всегда левой ногой. Моя рутина – всегда со мной. Какая ни есть – вся моя. Я не хочу отдавать ее кому-то или чему-то. Вот так.
Гульнара стояла на коврике в дверном проеме, не обойдешь. Последнее время она не выходила меня встречать, и я успел придумать четыре причины изменения в ее поведении – одну фантастическую, две прозаические и одну дурацкую. Промахнулся со всеми четырьмя.
– Ты имеешь к этому отношение? – спросила она.
Глаза круглые, распахнутые, перепуганные.
– Привет, – сказал я и погладил ее по плечу, заодно чуть отодвигая с прохода.
Она оттолкнула мою руку. Не то чтобы грубо, но неоправданно резко. Путь оставался закрыт.
– Что такое? – сказал я.
Гульнара попыталась что-то сказать, но ничего не получилось. Вместо этого у нее из глаз потекли слезы.
– Гуль, – я бросил портфель под ноги и взял ее за плечи. – Да ты что?
Она помотала головой, шагнула назад и ткнула пальцем во включенный телевизор. Я только сейчас разобрал звуковой фон – нервные тревожные тона какого-то экстренного включения. Никогда раньше я не видел, чтобы Гулю напугал телевизионный репортаж.
«…остаются заблокированными в зале. Террористы не выдвинули требований и пока что не идут на контакт. К зданию компании «Алга-Импорт» подтянуты силы специального реагирования, вот-вот должны прибыть переговорщики…»
Как был в ботинках, я прошел на кухню и сел перед экраном.
– Какое «отношение»? – строго спросил я. – Сама подумай, что ты говоришь.
Гуля подошла совсем близко и что есть сил прижала мою голову к себе.
– Думала, ты там, – шепотом сказала она. – В зале.
Из-за Гулиного рукава мне не было видно телевизора. Я тоже обнял ее и погладил ладонью затылок.
– Вот он я. Всё в порядке.
Осторожно развернул ее и посадил к себе на колени.
– Что там случилось? – спросила Гуля, так и не отпуская мою голову.
Все ответы нам дала та самая девушка в шубе, что безуспешно штурмовала турникеты «Алги». Теперь она тыкала Петровича микрофоном, а он пытался отодвинуться и нескладно говорил про конференцию, стрельбу и заложников.
«Сколько было выстрелов?» – спрашивала журналистка.
«Два!» – Петрович для убедительности показывал в камеру два пальца с желтыми от табака ногтями.
«Точно два?..»
С разницей в несколько секунд. Когда началась церемония подписания контракта, двери зала закрылись. Не прошло и минуты, как прозвучал выстрел, за ним еще один. Представители «Алги-Импорт», охранявшие вход, попытались войти в зал, но двери оказались заблокированными изнутри.
Непривычно было видеть на экране собственный офис. Мы так и сидели с Гулей перед телевизором, а репортаж всё не кончался. На заднем плане промелькнули бойцы в масках. Журналистку шуганули в сторону, и она пристроилась где-то за фикусом, откуда и вида-то никуда не было, кроме как на спины полицейских и двери конференц-зала. Кто-то неразборчиво гундосил в мегафон. Новостная строка без устали повторяла, что ни с кем из участников пресс-конференции пока не удалось установить связь, все телефоны остаются вне зоны доступа. Меня это не удивило – свою систему блокировки сигналов мы установили года три назад.
Какой бы журналистка не казалась бестолковой, место для съемки она выбрала идеально. Неожиданно для всех двери зала распахнулись, и оттуда с визгом и криками повалили люди. Полиции пришлось потрудиться, чтобы противотоком пробраться в зал.
Меньше чем через минуту задержали преступника.
Гуля впилась мне в плечо ногтями:
– Это же… твой…
Сложно смотреть в кадр, когда тебя волочат с выкрученными за спину руками. Но Кайрат таки извернулся и успел улыбнуться мне с телевизионного экрана.
Вскоре все детали произошедшего сложились в общую картину. Благо недостатка в видеозаписях не было.
Кайрат отвечал за безопасность в зале. Сразу как началась процедура подписания, он заблокировал вход заранее приготовленным замком для велосипедов. Потом подошел к президиуму и двумя выстрелами в упор застрелил представителя «Хай Мун Инкорпорейтед» господина Кхонг Шин Сы. После чего занял позицию в углу зала, взял на прицел всех присутствующих и обратился к ним с обращением.
Всё он сделал грамотно, наш Чип.
Почти час в закрытом помещении, в компании общепризнанных, заслуженных сорок, вмиг разносящих на хвостах любую правду и любую чушь – всё что попадется, лишь бы качнуть ускользающий рейтинг – канала, передачи, газеты, рубрики, себя лично…
А тут такая сказка, такая жирная сказка! «Васильки и колокольчики», с прологом и эпилогом. В прологе – два выстрела из табельного оружия, в эпилоге – выход из-под рутинатора.
Позже я пересматривал записи, попавшие в Интернет, не по одному разу. Сначала Кайрат прочел им лекцию о рутинаторах. Просто бред сумасшедшего. По сути, это и должно было выглядеть бредом для всех – кроме тех, кто хоть раз запускал рутинатор. Даже если в зале таких не было, сороки за два дня разнесли послание Чипа на всю страну и за ее пределы.
Он говорил, и говорил, и говорил… Пока не прервался на полуслове и не обвел зал недоуменным взглядом. Один смелый оператор умудрился даже сделать наезд и дать крупный план: Кайрат явно обескуражен, не понимает, где он и зачем тут находится, – всё читалось в его лице. Он молчал и разглядывал присутствующих, а те замерли и боялись пошевелиться, чтобы не привлечь внимание безумца, вооруженного пистолетом.
«Васильки, – сказал он и шумно понюхал воздух, – васильки и колокольчики».
Потом увидел пистолет в собственной руке. Кадр: брови недоуменно ползут вверх, вид крайне озабоченный.
Кайрат снова осмотрелся. С того места, где он сидел, убитого Шин Сы видно не было.
«А почему не начинают?» – спросил он с улыбкой у сидевшего ближе всех репортера.
«Что – не начинают?» – осторожно уточнил тот.
«Конференцию вашу, – снова улыбнулся Кайрат. – Пора уже вроде?»
«А вы тоже участник?» – Репортерская выучка взяла верх над чувством самосохранения.
«Не соображу что-то, – засмеялся Кайрат. – Забыл, зачем я тут. Программку надо запустить, она всё скажет».
Свободной рукой он похлопал себя по карманам.
«Какую программку?» – спросил журналист, на секунду оглядываясь.
А там, за спиной, сорок пар глаз. Никто не может оторваться от игры факира с коброй.
«Рутинатор, – сказал Кайрат. – Очень удобная штука. Поставьте себе. Время экономит, силы».
«Кайрат, а ключ от дверей не у вас?» – железным голосом произнесла из президиума Тэтчеровна.
Мертвый китаец лежал рядом с ее стулом, лужа крови затекла под каблуки.
Кайрат помедлил немного, словно соображая.
«Конечно, Жанна Темиртасовна. У меня».
Тэтчеровна поднялась и осторожно перешагнула через Шин Сы.
«Дайте, пожалуйста».
Она подошла к Кайрату и, не обращая внимания на пистолет, забрала у него из другой руки маленький блестящий ключ. С ровной спиной, не торопясь, прошла к дверям зала.
«Обязательно поставьте! – очень доброжелательно повторил Кайрат репортеру. – Запомните: «Рутинатор»! Нормализуете свою жизнь, избавитесь от ненужных хлопот…»
Самая хорошая запись – та, с крупным планом, – здесь обрывается. Бросившиеся из зала прочь журналисты уронили камеру вместе со штативом.
Гуля смотрела видеоролик вместе со мной и тоже не один раз.
Всё случившееся выглядело так дико и нелепо, что мы даже не обсуждали увиденное. Просто я включал ролик сначала, и мы снова смотрели, как Чип стреляет в Шин Сы, а потом садится на стул в углу, держит перед собой пистолет и говорит, говорит, говорит…
Гуля протянула руку к клавиатуре и нажала на «стоп».
– Кайрат спас меня, – сказал я.
– Он. Убил. Человека!
Мне нечем было возразить ей. Так казалось первую секунду. Кайрат, мой друг Чиполлино, своими руками, хладнокровно и преднамеренно убил человека. Всё так, но…
Гуля почувствовала, что я пытаюсь сформулировать мысль, и терпеливо ждала, пока я не найду правильные слова.
Когда я нашел их, по загривку пробежал неприятный холодок. Я сказал:
– Тот, кто создал или распространяет рутинаторы, – уже не человек.
И мне тотчас стало легче. Потому что сразу, как определяешься, на чьей ты стороне, становится легче.
Два, три, четыре дня ничего не происходило, если не считать всё нарастающего гула в прессе.
Журналисты, которым «посчастливилось» – кому в кавычках, кому без – присутствовать на пресс-конференции и своими глазами наблюдать человека под действием рутинатора, стремились сообщить личное мнение об увиденном urbi et orbi. Из небытия всплыла древняя история с запрещенной компьютерной игрой «Соник», вызывавшей эпилептические припадки у существенного процента игроков.
Отдельной когортой выступили адвокаты, как наши, так и зарубежные, со своей трактовкой произошедшего. Вопрос о дееспособности Кайрата в момент совершения убийства не оставил равнодушным ни одного криминального юриста, и каждый высказался везде, где его готовы были слушать. Юристам тут же ответили психиатры – тоже люди публичной профессии. Затянулась стоголосая дискуссия, больше напоминающая базарную перепалку.
А потом события хлынули как морская вода в пробоину ниже ватерлинии. Спасайся кто может.
Сначала расползлись, а затем подтвердились слухи о возгорании в морге. Труп господина Кхонг Шин Сы за считаные минуты истлел – да так, что и пепла не осталось. Сработали датчики пожарной сигнализации, но ни огня, ни источника тепла найти не удалось. Ворох одежды и сношенные ботинки сохранились совершенно неповрежденными, что вызвало шквал скоропалительных обвинений и нелепых предположений, а физиономия угрюмо-сосредоточенного санитара ночной смены несколько дней хмурилась нам со страниц всех газет и новостных сайтов.
Государственная защитница Кайрата немедленно выступила с заявлением, что будет настаивать на проведении повторной экспертизы тела погибшего независимыми специалистами для уточнения причин смерти. Пресс-атташе прокуратуры невразумительно пробормотал в эфир, что ситуация находится под полным контролем. Чьим, понятнее не стало.
Вторая торпеда пришла из Китая. Официальные представители Поднебесной заявили, что никакими сведениями о гражданине Кхонг Шин Сы не располагают, а предоставленные казахскими коллегами паспортные данные позволяют предположить, что документ сфальсифицирован, в связи с чем китайская сторона настаивает на получении оригинала для выявления его изготовителя. Также сообщалось, что ни государственная, ни коммерческая компания под названием «Хай Мун Инкорпорейтед» на территории Китайской Народной Республики никогда не регистрировалась и не вела деятельности.
Журналисты раскопали, что Шин Сы всегда прилетал в Алма-Ату из Пакистана, но что за виза стояла в его паспорте, осталось нерушимой тайной министерств внутренних и иностранных дел.
Странная история случилась и с Бахытом Бердиевым, директором «Хай Мун Алматы». У следователей по делу Шин Сы накопилось к руководителю алма-атинского представительства корпорации немало вопросов. Перспективного свидетеля нашли в собственной квартире. Нет, не мертвым, но дверь пришлось вскрывать. Со слов журналистки, тесно сотрудничающей с правоохранительными органами, зицпредседатель Бердиев никак не отреагировал на появление в квартире посторонних. Выпрямив спину, он сидел на табуретке у окна, смотрел в снежную даль окрестных пустырей и прижимал к груди двумя руками выключенный смартфон. Бердиев не отзывался ни на голос, ни на другие внешние раздражители вплоть до деликатных тычков резиновыми дубинками. Когда телефон вытащили из его жесткой хватки, Бердиев, по-прежнему безучастный, продолжал раз в две секунды нажимать большим пальцем правой руки центральную кнопку отсутствующего аппарата.
Состояние пациента, поначалу принятое за симуляцию, не претерпело изменений до начала курса фармакологической терапии в специализированной закрытой клинике. Светила психиатрии спорили до хрипоты о диагнозе бывшего представителя «Хай Муна», пока не сошлись на компромиссном термине «аутическая амнезия». А стоило прениям докторов исчезнуть со страниц газет, пациента Бердиева быстро оставили в покое – в котором он так нуждался.
Копии «Рутинатора», раньше разложенные на зеркалах по всему миру, исчезли из Интернета в течение двух-трех дней после пресс-конференции. Этому предшествовала жесточайшая ddos-атака, завалившая полсотни серверов-раздатчиков. Если верить прессе, что порой бывает затруднительно, действия хакеров координировались откуда-то из Камбоджи.
Российское посольство через третьего секретаря дало утечь информации, что дело Кайрата будет развалено как сгнивший гранат. Кто придумал этот «сгнивший гранат» – креативщики из российского МИДа или кто-то из наших журналистов, – непонятно, но метафору с радостью подхватили, поскольку у «васильков и колокольчиков» к тому времени истек срок годности.
О Кайрате, рутинаторах, «Хай Муне» и «убийстве, которого не было» с пеной у рта спорили пассажиры в городском транспорте и пенсионеры в парках, затюканные менеджеры в очередях на обед и самодовольные интеллектуалы в вечерних телепередачах.
Наконец, в Мажилисе была создана специальная группа для контроля над расследованием происшествия и изучением вопроса о распространении психотропного программного обеспечения.
Реальные ниточки, которые могли бы позволить любознательным энтузиастам докопаться до истины, разорвались одна за одной. Спрут утянул щупальца в морские глубины. Остался только белый шум: сбивчивый лепет очевидцев и красочные истории всех остальных, начинающиеся словами «Один мой знакомый…».
«Рутинатор» был, да весь вышел. Морок развеялся. Что-то чужое, непознаваемое, грозное накатило – и отступило как океанская волна. Выкорчевало несколько жизней. Покрутило, но отпустило еще тысячу-другую.
Всё вокруг осталось таким, как есть. Благодаря Чипу – и тому, что он пошел до конца.
И 1 в п. в.
Тысяча «если» цветными змеями крутятся и крутятся в моей голове.
А что, если бы Кайрат не остановил меня? Не узнал бы о рутинаторе или просто прошел мимо? «Школьный друг» – это статус, который ни к чему не обязывает. Что, если бы не было всех этих странностей с потерянным временем и «перехватом управления», если бы рутинатор работал точно так, как предполагает доверчивый и наивный пользователь? Где и когда закончился бы мой следующий срез? И кого бы я застал в новом мире?
Как тут не вспомнить Золотую Рыбку из древнего несмешного анекдота: «Отпусти, любое желание исполню!» – «Хочу, чтобы у меня всё было». – «Будь по-твоему! У тебя всё было».
И стоишь седым стариком. И у тебя всё было.
Наверное, я не тот человек, которому стоило бы рассказывать эту историю. Я стоял у ее начала, но не добрался до финала, сошел на остановку раньше.
Но Чип – другого склада, и вряд ли из него удастся вытянуть больше.
А мне нужно было выговориться перед тем, как…
Дублера больше никогда не будет. Значит, мне самому придется многое рассказать и объяснить Гуле. Да и Максу.
Пожелайте удачи, что ли.
Андрей Дашков. ПРИЗРАКИ ДЕТСТВА
«Через двести метров поверни направо!»
Услышав, что навигатор заговорил голосом мертвой женщины, Димочка Фраерман сначала не поверил своим ушам, затем проникся, поверил, чертыхнулся и сбросил скорость до двадцати, пытаясь выиграть у дороги несколько секунд на размышления. Хотя заранее знал, что ни к чему его размышления не приведут. Хорошо знакомый кислый привкус во рту и внезапное вздутие желудка, которое он называл про себя «подушкой опасности», предвещали проблемы, причем с надежностью, намного превосходящей достоверность синоптических прогнозов.
– Ну что там еще? – лениво осведомилась лежавшая на заднем сиденье пассажирка и одновременно владелица машины. Димочка надеялся, что она дремлет, – он всё еще хотел бы уладить проблемы самостоятельно, ведь, собственно, для того и был послан. Зря надеялся.
Он скосил глаза на зеркало заднего вида. Задний вид был впечатляющим, особенно на Димочкин необъективный взгляд. Кристина Сафонова, сценический псевдоним Кристи, развалилась там во всей своей красе – едва задрапированная по причине жары, тренированная гладкая плоть с ароматом греха и опцией наслаждения, для Димочки недоступного. Как, впрочем, и для многих других. Ходячая, лежачая, танцующая, а иногда и говорящая разжигательница мужской похоти. Зарабатывающая огромные, по меркам Фраермана, деньги.
И сейчас она была ближе, чем когда-либо. Ножки, обтянутые до умопомрачения узкими джинсами, раскинуты – одна почти выставлена в окно, другая опирается на спинку переднего сиденья рядом с подголовником. Обе босые. На правой ниже обреза штанины виднеется краешек татуировки. Как знал образованный Димочка Фраерман, то была целая сценка из босховского «Сада земных наслаждений». Не больше и не меньше. Но его интересовал не плагиат неведомого татуировщика, а уникальный результат генетического бильярда. Идеальные пальчики подрагивали и поддразнивали его в такт музыке, звучавшей в салоне, – в данную минуту это была Дана Гиллеспи. Фраерман дорого дал бы за то, чтобы поцеловать каждый из них и чтобы это понравилось Кристи. Ключевое слово – частица «бы». Ему нечего было предложить этой цыпочке (тем более «дорогого»), даже если предположить на секунду, что он мог заинтересовать ее как мужчина. Димочке оставалось проглотить слюну и ответить так, чтобы голос не дрожал. Хрипло и мужественно.
– Какая-то хрень с этим навигатором.
– Твоя идея.
Возразить нечего, чистая правда. Кристи было, в общем-то, плевать, чья идея, но иногда она открывала рот просто от скуки. Как сейчас. От скуки и от жары. Жара стояла изнурительная, а кондиционер в ее «лексусе» почему-то не работал. На вопрос Димочки она только небрежно пожала плечами. Поток горячего воздуха раздувал ее черные волосы, превращая их в подобие извивающихся блестящих змей. Одуреть можно, как выразился бы Фраерман. Легкий вызов в ее тоне объяснялся, конечно, тем, что навигатор был куплен им всего двадцать минут назад. Взамен того, который сдох так некстати.
Вернувшись мыслями в недалекое прошлое, Димочка перебирал свои ощущения. Теперь-то ясно, что плохих предзнаменований и даже прямых предупреждений было полно. Но он им не внял. Как говорится, получите и распишитесь.
Мамочка считала его гением, не приспособленным к этой жестокой жизни, и, пока была жива, всячески оберегала свое чадо от реальных и воображаемых опасностей. Так что до двадцати семи лет ему жилось неплохо. Выпустился из университета с дипломом мехмата и был вставлен кем-то из мамочкиных знакомых в одряхлевшую научно-исследовательскую контору, где ему гарантировались большие амбиции и несоразмерная амбициям зарплата. А потом мамочка умерла от рака (папочки никогда не было в его жизни, если не считать скромного взноса в виде Того Самого Сперматозоида), и Димочка оказался один на один с реальностью. И что же? Мамочка таки была права.
Кто он на сегодняшний день? Лузер, ничтожество, жалкое недоразумение, растрачивающее время впустую и не научившееся жить. Прошло всего шесть лет после ее смерти, и за это время он успел сменить четыре места работы. Каждое последующее имело статус ниже предыдущего. И до чего же он докатился? Теперь он числился мальчиком на побегушках в сомнительной конторе (без юридического адреса, зато с веб-сайтом), торгующей услугами стриптизерш и стриптизеров. Если бы мамочка знала, как низко он пал, она скончалась бы от сердечного приступа. Иногда Димочку посещала кощунственная мысль: как хорошо, что она не дожила до этого позора. Но одновременно он чувствовал и кое-что другое, запретное, а оттого еще более манящее: свободу, мать ее. Вожделенную свободу. С которой он не знал, что делать. Но которая пьянила его и порой внушала дурацкие фантазии. И дурацкую любовь.
В Кристи он втрескался сразу же, едва увидел ее. В его любви не было ничего романтического или, боже упаси, истерического. Да, он сильно хотел ее, но ему было не впервой иметь несбыточные желания, и он давно привык к тому, что не получает того, чего хочет, и никогда не станет тем, кем хотел бы стать. Кто превратил его стимулы в его же прижизненные надгробия? Возможно, мамочкина любовь, а возможно, он сам. У него никогда не хватало духу окончательно разобраться со всей этой постфрейдистской хренью. Кто знает, на что наткнешься, если пойдешь в своих раскопках до конца? То-то и оно.
Димочка довольствовался односторонней страстью. Воспринимаемый исключительно как обслуживающий персонал, он сделался чем-то вроде необходимого предмета обстановки для большинства «девочек», в том числе и для Кристи. Он мог наблюдать всё, что связано с их работой и бытом, изнутри, с расстояния и с подробностями, которые, пожалуй, и не снились бы ему, окажись он чьим-нибудь любовником. Его не стеснялись, ему доверяли, но только в мелочах, потому что он был исполнительным и пунктуальным. Его впускали в свою жизнь, как впускают слуг или сантехников – поковыряться в дерьме и устранить протечку, но не более. Его ласково называли Димочкой, как славного домашнего песика, а он в долгу не оставался и вилял хвостиком именно тогда, когда от него этого ждали.
Но с Кристи он, к своему огорчению, виделся сравнительно редко. У нее была своя тачка, а кроме того, она считалась элитной исполнительницей, и обычно ее сопровождали двое здоровенных гомосеков, беззаветно любивших друг друга и строго профессионально следивших за соблюдением священного правила стриптиза «руками не трогать».
У Фраермана был выходной, когда ему позвонил хозяин и осчастливил известием о том, что у Кристи намечается работа «на точке», а гомики, как назло, скопытились с вирусом. Оба. Так что бери ноги в руки – и вперед.
Он взял ноги в руки. Предварительно, злобно издеваясь над собой, убогим, все-таки помылся, подмылся, побрился и напялил самое лучшее из того, что имел. Звякнул Кристи с мобильного, та велела заехать к ней домой.
Он поскакал туда без особой радости – скорее всего, дело было в том, что придется тащить с собой съемный пилон. Кроме того, ему не улыбалось встретиться с ее трахальщиком. Это его огорчило бы, очень серьезно огорчило бы. Он привык видеть Кристи в гордом сучьем одиночестве – хоть и раздевающейся перед мужиками, но остающейся недоступной и презирающей их за простоту и предсказуемость. Однако наивным Фраерман себя не считал. В том, что трахальщик или трахальщики существуют, он не сомневался. Как и в том, что они – не ему чета. Наличие квартиры и дорогого внедорожника служило тому лучшим подтверждением. Стриптизом девушке столько не заработать. В общем, с любой точки зрения это была нежелательная правда, которой лучше не знать.
Погодка держалась та еще. Жарища и духота, хоть днем, хоть ночью. Белый «лексус» стоял возле охраняемого подъезда хорошего дома в хорошем районе. Димочка жил в доставшейся ему от мамочки квартире, в районе подерьмовее, но не жаловался. Каждому свое.
Охранник его, как ни странно, помнил. Фраерман поднялся на третий этаж и позвонил в дверь. Кристи была в халатике. Насчет пилона он понял правильно. Пока она переодевалась, он разбирал «оборудование», испытывая сладкое томление в чреслах. Всерьез задумался, не зайти ли в туалет, чтобы снять озабоченность, но как-то не сложилось.
Перебросился с Кристи парой-тройкой фраз и выяснил, что речь идет о частной вечеринке где-то в пригороде. Личная просьба хозяина. Подарок какому-то долбаному депутату на пятидесятый день рождения. Будет до хрена гостей и охраны. На точке она не была, но, по словам хозяина, место абсолютно чистое и безопасное. Такой себе райский уголок. Городок миллионеров. Европейский уровень. Зона благополучия и процветания. Фраерман хотел было спросить, почему в таком случае за ней не пришлют машину, но прикусил язык. Он не враг себе. Пару часиков наедине с Кристи стоили того, чтобы не задавать лишних вопросов. И еще кое-что хорошее: он не встретился с ее трахальщиком.
Уже на улице, пока он крепил трубу к багажнику на крыше, она продиктовала ему адрес. Он за рулем. Готов? Поехали.
Говорят, возвращаться – плохая примета. Но им пришлось вернуться. Они уже были почти на окружной, когда перезвонил хозяин и сказал, что кто-то чего-то недопонял. А может, изменились планы. В общем, на точке потолок четыре двадцать.
Димочка выматерился про себя, развернулся и порулил в клуб «Адамово яблоко» за четырехметровой трубой. Кристи было пофигу. Она слушала Нору Джонс и жевала резинку. Вот за что он ее дополнительно уважал, это за музыкальный вкус. Никакого тебе хип-хопа, синтипопа, данс-попа и прочего дрека. Только качественный соул, блюз и ритм-энд-блюз из тех времен, когда R&B означало совсем не то, что сейчас. Сам-то он предпочитал стоунер-рок – видимо, в качестве компенсации за мягкотелость по жизни.
Присобачивая трубу к багажнику, он не без горечи подумал: а ведь те, кто не сечет фишку, должно быть, принимают его за счастливчика. Еще бы – такая девка рядом и шест на крыше. Всё свое вожу с собой… Но кто он на самом деле? Нет, на этот вопрос лучше не отвечать.
Через десять минут после того как «лексус» пересек городскую черту, сдох навигатор. Это уже смахивало на систему. Что-то пыталось намекнуть Димочке на нежелательность поездки, но он опять-таки не внял. Близость Кристи лишала его способности к здравому мышлению и даже привитой мамочкой нездоровой подозрительности. Оставались только сиюминутные потребности и изнывающие от тоски яйца. Ну, еще несколько свежих анекдотов, чтобы дама не скучала.
Когда навигатор пискнул напоследок и дисплей погас, Кристи произнесла то, что Фраерман меньше всего хотел услышать. Она сказала:
– Какого хрена? Звони, пусть встречают.
Его будто в живот пнули. Что он, не мужчина, что ли? Он сам всё уладит. Заправка и магазин замаячили впереди как нельзя кстати.
– Да ладно, – сказал он. – Куплю новый. Всё равно надо заправиться.
Кристи не возражала. Димочка решил, что действует правильно. До гомиков-телохранителей ему, конечно, далеко, но доставить девушку в нужное место он в состоянии. Завернул на заправку, потом припарковался возле магазина.
Сгущался вечер. От асфальта тянуло вязким дневным жаром. В магазине хотя бы работал кондиционер. Фраерман был единственным посетителем. За стойкой сидел неопрятный потеющий толстяк и смотрел футбол по портативному телевизору. Димочка вызвал у него не больше интереса, чем восход зловещей оранжевой луны. Фраерман мог поспорить на любые деньги, что, появись тут Кристи, толстяк завертелся бы по-другому. Так что еще нужно этим смешным хитротрахнутым феминисткам?
Навигаторов на витрине было всего два: очень дорогой Garmin Zumo и дешевенький Supra. Оба варианта Димочку не устраивали. Первый – по причине ограниченности наличных средств. Второй… не хватало, чтобы Кристи назвала его дешевкой.
– А что-нибудь еще есть? – спросил он.
Не отводя взгляда от экрана, толстяк ткнул пальцем в направлении задней двери. Привыкший к тому, что его ни в грош не ставили, Фраерман туда и проследовал. Попал в подсобку, темную, пыльную и неодушевленную, а затем на задний дворик.
Тут оказалось довольно уютно, если забыть о жаре. Трещали сверчки. В пару с луной светил фонарь. Дикий виноград отбрасывал пятнистую тень. В этой тени стоял небольшой квадратный стол, за которым на дешевых пластмассовых стульях сидели двое, мужчина и женщина. Играли в домино, держа костяшки изуродованными артритом пальцами.
Эта парочка Димочке сразу же не понравилась, но куда было деваться? Возвращаться ни с чем и ждать подмоги? При мысли об этом он почувствовал себя еще большим ничтожеством, чем обычно.
Он приблизился к столу, изображая недоумение. Озирался по сторонам, словно забрел сюда случайно или искал кого-то еще.
– Ну что, молодой и красивый, заблудился? – кокетливо спросила старуха дребезжащим голосом.
– Нет. Мне сказали… что здесь можно… В общем, мне нужен навигатор. – Он совсем не был уверен, что пожилым любителям домино известно это слово.
– Стало быть, заблудился, – удовлетворенно прошамкал старик, щелчком присоединяя очередную костяшку к пятнистой змее, распластанной на столе.
Димочка не стал спорить. Это было не в его правилах. Он давно вывел для себя, что в спорах рождается не истина, а только взаимное раздражение.
– Так вы можете помочь? – спросил он покладисто.
Двое захихикали. Это было довольно мерзко на вид и еще хуже на слух.
– Еще бы, – сказала старуха. – Помоги ему, что ли.
Старик с явным неудовольствием положил костяшки на стол и выбрался из-за стола.
– Пойдем посмотрим, – обронил он уже по пути.
Димочка поплелся за ним к невзрачному гаражу, обращенному воротами в сторону лесополосы, но старик вдруг вернулся и, строго уставившись на старуху, произнес громким шепотом:
– Руками не трогать!
Фраермана чуть не стошнило. Он ненавидел чужие игры, особенно напоказ. А сейчас эти двое, должно быть, решили, что ему без них не обойтись. И что же? Они были правы.
Гараж напоминал склад запчастей. Чего тут только не валялось. Казалось, эту кучу за неделю не разгрести. И за месяц не разобраться, где что лежит. Но старик сразу же безошибочно схватил с полки автомобильный навигатор с креплением. Присовокупил блок питания и протянул Димочке:
– Держи. Восемьсот.
Фраерман взял навигатор, поднес ближе к свету. Двухсистемный «Lexand SG-555». Примерная стоимость нового ему была известна. Нажал кнопку включения.
– Батарея разряжена, – сказал старик. – Заплатишь, когда проверишь.
– Почему так дешево?
– Потому что снят с убитой тачки.
Откровенность – лучшая тактика. Димочка убедился в этом еще раз. Что он мог возразить? Сказать, что предпочитает чек и гарантийный талон? Хрена лысого. В том гараже он покупал не только и не столько навигатор. Он покупал самоуважение. Ну, и ее уважение тоже, каким бы небрежным оно ни было.
Уважаемые и уважающие себя мужчины шутили немного свысока, не придавая значения тому, как будут восприняты их шутки. Димочка тоже попробовал так пошутить:
– Сильно убитой?
– Ага, – кивнул старик, ухмыляясь. – Два трупа. Он и она. Молодые и красивые. Как раз резвились, когда это случилось. Ну, ты понимаешь. – Он оттопырил языком щеку и сделался похожим на чудовищную древнюю черепаху. Потом снова захихикал. Димочка решил, что пора валить отсюда. Хихиканье оборвалось.
– Ну так что, хреновину пробовать будешь?
– Доверяете?