Загробные миры Вестерфельд Скотт
– Еще раз, сколько тебе лет?
– Мне доводилось бывать в барах.
В ответ на это туманное замечание Макс только пожал плечами. В конце концов, Дарси была опубликованным автором и, если на то пошло, обладала водительскими правами штата Пенсильвания, где говорилось, что ей двадцать три года. Тем не менее Дарси поняла, что благодарна матери за маленькое черное платье. В нем она казалась совершенно взрослой, да и сидело оно безупречно.
– Ладно, – согласился Макс, – я только познакомлю тебя с Оскаром и уйду. Мне тут не разрешается находиться.
– Разве вам нет двадцати одного года?
– Мне двадцать шесть, – снисходительно улыбнулся ей Макс. – Но на «Пьянку» не пускают ни агентов, ни редакторов, ни еще кого-нибудь там. Разве что у них тоже есть публикации…
– Конечно. – Дарси сделала вдох, чтобы успокоиться, и последовала за Максом внутрь.
Она ожидала, что для «Пьянки» занята вся «Безжалостная конфетка». Воображала список с гостями на двери или, по крайней мере, отдельную комнату, разделенную бархатными кроваво-красными шторами. Но сейчас, ранним вечером, в шесть десять, перед ней предстал длинный деревянный стол с зашарканной, покрытой кругами от бокалов поверхностью, за которым сидели трое.
Макс провел ее вперед.
– Оскар, это Дарси Патель.
С лучезарной улыбкой президента класса[14] Оскар Ласситер приподнялся и протянул ей руку.
– Рад, что мы наконец-то познакомились!
Ответив на рукопожатие, Дарси поняла, что и остальные гости, собравшиеся здесь, ей знакомы. Она уже видела их в видеороликах, на аватарках в «Твиттере» и на обложках книг.
– Здравствуйте, – обратилась она к наименее знаменитому из двоих – мужчине в очках с красной роговой оправой и в твидовом пиджаке. – А я слежу за вами в «Твиттере».
Тот улыбнулся, и Дарси почувствовала себя глупо. Когда она проверяла микроблог в последний раз, у Коулмэна Гейла было двести тысяч подписчиков. Он вечно жаловался, что большинство из них не читали серию «Воин-менестрель» и проверяют его блог только ради его грубых комментариев о политике и глубоких познаний о винтажных обезьянках из носков.
– Рад нашей встрече, Дарси. Вы знакомы с Кирали?
– О, да. – Дарси повернулась к женщине за столом, но невольно отвела глаза. Она чувствовала, что ее голос дрожит. – Я хотела сказать, что мы не встречались, но я обожаю вашего «Буньипа».[15]
– Дорогой Коулмэн! Она все неверно поняла! – воскликнула Кирали. – Спаси ее от нее самой!
Присутствующие рассмеялись, а Дарси растерялась и слегка испугалась.
Оскар ненавязчиво усадил ее на стул.
– Мы как раз обсуждали теорию Коулмэна о том, как надлежит знакомиться со знаменитыми писателями.
– За день до встречи вы проверяете их продажи на Букскане,[16] – пояснил Коулмэн Гейл. – Кстати, о любом романе, который хуже всего продается, вы говорите, что он у вас самый любимый, поскольку именно его считают преступно недооцененным.
– Со мной просто – ведь у моих книг самые низкие продажи, – Кирали наклонила бокал к себе, загремев льдом, – кроме проклятого «Буньипа», разумеется.
– Я больше всего люблю «Дайревонг»,[17] – заявила Дарси, хотя в действительности этот роман шел у нее вторым – сразу за «Буньипом».
– Великолепный выбор, – согласился Коулмэн. – Учитывая критерий, естественно.
– Ах ты буксканствующий ублюдок! – игриво возмутилась Кирали, чокаясь с Дарси пустым бокалом.
Дарси удалось встретиться взглядом с писательницей. В сером балахоне и с парой наушников-пуговок, болтающихся поверх ее одеяния, Кирали Тейлор выглядела, как обычная женщина, которая собирается заняться бегом трусцой. Но ее лукавое лицо в обрамлении черных волос, пронизанных седыми прядками, привлекало к себе внимание. Она держалась так, словно являлась темной королевой фей.
– Впрочем, боюсь, что я не читала твоих книг, – сказала она Дарси, – поэтому вряд ли могу придираться к тому, что тебе нравится из моих.
– Мои книги… то есть книгу не читал никто.
– Дарси – дебютантка, – вставил Оскар, – в «Парадоксе» печатают ее следующей осенью.
– Мои поздравления, – произнесла Кирали, и все подняли бокалы в знак уважения.
Дарси вспыхнула. Она поняла, что Макс исчез, даже не попрощавшись, зато ей разрешили остаться. Здесь, среди настоящих писателей.
Она размышляла, что скоро кто-нибудь опознает в ней самозванку и попросит ее удалиться. Сидя здесь, она чувствовала себя так, будто ее платье висит на ней мешком. Оно казалось слишком большим, ни дать ни взять – ребенок, облачившийся ради забавы в мамину одежду.
– Добро пожаловать в самые долгие полтора года твоей жизни, – проговорил Оскар. – Опубликованная, но не напечатанная.
– Это похоже на то, что ты вроде бы уже целовалась с парнем, но еще не трахалась, – с тоской отозвалась Кирали.
– А тебе-то откуда знать! – Коулмэн повернулся к Дарси. – Значит, ты у нас дебютантка?
– Да, – кратко ответила Дарси.
Все трое ждали продолжения, но Дарси разбил привычный паралич. Так происходило всегда, когда ее начинали расспрашивать о романе. Она по опыту знала, что собственные интонации покажутся ей резкими и грубыми, как будто она присутствовала при прослушивании записи собственного голоса. И как сжать восемьдесят тысяч слов в пару предложений?
– Он очень хорош, – помог ей Оскар. – Я пишу на него хвалебный отзыв.
– Выходит, в издательстве опубликуют очередной нудный реалистический роман? – спросил Коулмэн. – Они сейчас весьма популярны, верно?
Оскар фыркнул.
– Мои вкусы обширнее ваших. Дарси сочинила паранормальную любовную историю.
– Их что, еще пишут? – осведомилась Кирали, знаком подзывая официанта. – Я думала, вампиры мертвы.
– Их чрезвычайно сложно убить, – проворчал Коулмэн.
Они заказали два «манхэттена»[18] – для Коулмэна и Оскара, джин с тоником для Кирали, а Дарси попросила темное пиво «Гиннесс». Она поняла, что рада передышке, которая дала ей время выстроить аргументы.
Стоило официанту исчезнуть, она заговорила, чувствуя, что голос дрожит лишь самую малость.
– Я думаю, в мире всегда будут паранормальные романы. Можно рассказать миллионы различных историй о любви, в особенности, когда это отношения с кем-то… иным.
– Ты имеешь в виду, с монстром? – уточнил Коулмэн.
– Это то, что первым приходит на ум и немного похоже на «Красавицу и Чудовище», а потом ты выясняешь, что чудовище на самом деле славное.
Дарси сглотнула. Она уже сотни раз вела подобные беседы с Карлой и никогда еще не прибегала к слову «славный».
– Но разве в реальности все не наоборот? – принялась допытываться Кирали. – Ты начинаешь с того, что считаешь кого-то классным, а под конец осознаешь, что он чудовище!
– Или что ты сам – чудовище, – вставил Оскар.
Дарси молча разглядывала рябой стол. О настоящей любви она могла сказать меньше, чем о паранормальной.
– Итак, каков предмет любовного увлечения в твоем романе? – поинтересовался Коулмэн. – Надеюсь, не вампир.
– Может, вервольф? – Кирали улыбалась. – Или ниндзя? Или кто-нибудь вроде ниндзя-вервольфа?
Дарси покачала головой, успокоенная тем фактом, что Ямараджа не вампир и не оборотень.
– Не думаю, что кто-то делал это прежде. Мой герой…
– Постой! – схватила ее за руку Кирали. – Я хочу отгадать. Он – голем?
Дарси рассмеялась, вновь пораженная тем, что Кирали Тейлор сидит настолько близко, что к ней можно прикоснуться. – Нет, големы чересчур грязные.
– Как насчет селки?[19] – предложил Коулмэн. – В романах для подростков нет ни одного мужчины-селки.
– Что еще за селки? – прыснул Оскар. Он писал реалистические произведения про совершеннолетие и пьющих матерей, отнюдь не про монстров. Мокси хотела получить от него хвалебный отзыв, чтобы придать дебюту своей подопечной, как она выразилась, «литературный лоск».
– Волшебный тюлень, в которого ты влюбляешься, – объяснила Дарси.
– Полагаю, что это лингвистическая химера, – сказал Коулмэн. – Так в шотландских мозгах объединились тюлени и секс.
Оскар приподнял брови.
– Не вижу, в чем прикол.
– В любом случае, – заявила Дарси, не желая, чтобы разговор уходил от темы, – мой красавчик не селки.
– Тогда василиск? – не отставал Коулмэн.
Дарси покачала головой.
– Лучше избегать озабоченных ящеров в качестве героя-любовника и связаться с кем-то более приятным, – заметила Кирали. – Послушайте, думаю, я угадала! Падающий медведь?[20]
Дарси на секунду задумалась, вдруг это тест. Возможно, если она докажет свое знание сказочного зверья, ее проведут за бархатную потайную штору на настоящую «Пьянку для подростковых авторов».
– Разве падающие медведи не по вашей части? – парировала она.
– И впрямь, – Кирали улыбнулась, и Дарси поняла, что заслужила золотой плюсик, а может, и золотую грамоту с медведем коала.
Принесли напитки, и Кирали заплатила за них.
– Тролль? Никто еще ими не занимался.
– Их тьма-тьмущая в Интернете, – проворчал Коулмэн. – Может, гаруда?[21]
Дарси нахмурилась. Гаруда – полуорел и полу… что-то еще… но что конкретно?
– Эй, вы двое, полегче! – попросил Оскар.
Дарси посмотрела на него, задумываясь, что именно он подразумевает. Кирали и Коулмэн ненавязчиво подшучивают над ней или над паранормальными любовными историями в целом? Но ведь книги серии «Воин-менестрель» полны романтики. Может, Оскар просто устал от игры в мифический бестиарий?
– У Дарси предмет любовного увлечения действительно очень своеобразен, – продолжил он. – Он нечто вроде… психопомпа. Верный термин?
– Более-менее, – кивнула Дарси. – Но в «Ведах» – священных индийских книгах, которые я использовала для вдохновения, Ямараджа является богом смерти.
– Девочки-эмо обожают богов смерти, – подытожила Кирали, делая большой глоток. – Это же лицензия на печатание денег!
– А как обычно связываются с Ямораджей? – спросил Коулмэн. – В момент клинической смерти?
Дарси едва не поперхнулась пивом. Столкновение Лиззи со смертью было уникальным доводом в пользу приобретения книги, необыкновенной идеей, которая поддерживала Дарси в ноябре прошлого года! Ну а Коулмэн только что разгадал головоломку безо всякого труда.
– Не совсем, – пробормотала она.
Коулмэн хмыкнул.
– Звучит привлекательно и мрачно.
– Самая первая глава мегамрачная, – подтвердил Оскар. – Там – жуткое нападение террористов, и вы думаете, что главную героиню вот-вот убьют, но она сматывается… – Он взмахнул рукой. – Никаких спойлеров… читайте и наслаждайтесь. Куда лучше обычной паранормалки.
– Благодарю, – ответила Дарси, однако внезапно задумалась: насколько хорошими считает Оскар Ласситер «обычные» паранормальные романы.
Глава 8
Я не рассказала ФБР ничего нового, а врачи не нашли во мне повреждений, с которыми не способны справиться швы. В общем, утром, через два дня после нападения террористов мы покинули Даллас в автомобиле, взятом напрокат.
Мама ненавидела долгие поездки, потому что ее пугали шоссе в глухомани. Но она беспокоилась, как бы я не закричала, если снова увижу тот, да и любой другой аэропорт. Ей было не понять, что для подобной выходки я нахожусь в сильном смятении.
Дело было не только в нервном истощении. Внутри до сих пор не растаял кусочек льда – сувенир тьмы, в которой я побывала. Этакий подарок с другой стороны. Стоило мне вспомнить лица убитых пассажиров или услышать цоканье каблуков в коридорах больницы, – звучащее как далекие выстрелы, – как я закрывала глаза и снова проваливалась в серую мглу. Там царила полная безопасность.
Мы покинули больницу тайком. Один из администраторов провел нас по цокольному этажу к служебному выходу. Скрипучая металлическая дверь выходила прямо на стоянку для машин сотрудников. К счастью, в отличие от главного входа, здесь нас не караулил ни один репортер.
Меня уже успели показать в новостях. Лиззи Скоуфилд – единственная уцелевшая девочка, которая чудом осталась жива. Пожалуй, моя история выглядела жизнеутверждающе, поскольку была единственным светлым пятном во всем ужасе, но мне не нравилось чувствовать себя символом надежды. Швы на лбу чесались, громкие звуки заставляли меня подпрыгивать, и три дня подряд мне приходилось носить одни и те же носки.
Окружающие твердили, как мне повезло. Но разве не большей удачей было бы выбрать другой рейс?
Я не прочла ни единой газеты, а медсестры, по доброте душевной, закрывали дверь всякий раз, когда рядом с моей палатой вещали радио и ТВ. Однако в мой мозг просочились заголовки и анонсы новостей. Меня словно преследовали бесконечные истории о погибших пассажирах, обо всех этих людях, которые были для меня чужаками, просто повстречавшимися в зале ожидания. Неожиданно подробности их жизней – куда они летели, были ли у них дети, их внезапно прерванные планы – стали сенсацией. А Трэвис Бринкман – парень, давший отпор террористу, стал героем благодаря записи с камеры наблюдения…
Мир жаждал знать о мертвецах все, но я пока не была готова даже слышать их имена.
Между прочим, сами террористы оставались главной загадкой. Они были связаны с неким культом в Скалистых горах, но лидеры секты отнекивались от всяческого знакомства с ними или ответственности за их действия. Стрелков поубивали в бою, не сохранилось ни манифестов, ни зацепок – ничего.
Разве цель терроризма заключалась не в том, чтобы послать что-то вроде послания, «черной метки»?
Похоже, они просто любили смерть.
Мы ехали всю вторую половину дня, питались в машине, останавливались только для того, чтобы воспользоваться бензоколонками и туалетами. Проскочили Эйбилин, Мидленд и Одессу, а потом города исчезли, сменившись побуревшей от зимы глушью с низкорослыми деревцами. На горизонте в мареве дрожали нефтяные буровые вышки, а вдоль дороги кружились песчаные вихри, унося с собой дорожный мусор. Автомагистраль прорезалась сквозь проделанный динамитом проход в выходах серой скальной породы. Ясное голубое небо над нашими головами становилось необъятней с каждой минутой.
Мы молчали, и я думала о Ямарадже – о его глазах, манере двигаться, голосе, утверждавшем, что я в безопасности. Мельчайшие подробности отпечатались в памяти, в то время как события в аэропорту превратились в уродливое расплывчатое пятно. Единственное, что в ту ночь оказалось для меня реальным, было именно тем, чему никто никогда не поверит.
Когда мама и я разговаривали, наши диалоги напоминали зыбкий, иссушенный солнцем пейзаж. Она спрашивала о новой квартире отца, о Рэйчел и о модных ресторанах, где мы побывали. Интересовалась занятиями в школе и даже произнесла небольшую речь о том, как бы мне не скатиться по баллам в последнем семестре.
Я видела, что мама стремится помочь, болтая о пустяках, но ее попытки сделать вид, что ничего ни произошло, уже сводили меня с ума. Она как будто заставляла меня усомниться в собственных воспоминаниях, пытаясь убедить, будто нападение террористов мне привиделось. А когда ее взгляд натыкался на мой зашитый лоб или на шрамик-слезинку, появившийся на щеке от слезоточивого газа, на ее лице появлялось растерянное выражение.
Но ни одно из событий той ночи не было плодом моего воображения. Я действительно уходила в иной мир. Ямараджа был реален. Я до сих пор чувствовала вкус его поцелуя, и когда прикасалась рукой к своим губам, ощущала там его тепло. Вдобавок Ямараджа, можно сказать, бросил мне вызов, а уж это – отличный способ заставить меня сделать что угодно.
Но мать продолжала говорить ни о чем. Крепко сжимая руль, она увозила меня все дальше от Далласа. Тем не менее она приблизилась к опасной теме, когда сообщила, что мой багаж прибудет в Сан-Диего следом за нами.
– Они утверждают, что доставят его через несколько дней.
Ни слова о том, кто такие «они». ФБР? Авиалиния? Мать говорила совершенно непринужденным тоном: дескать, моя сумка временно потерялась, и конечно, она не находится в груде улик, собранных для самого крупного расследования в области национальной безопасности за десятилетие. Так, банальный пустячок…
– Не важно, – ответила я. – У меня дома полно одежды.
– Точно. Куда лучше потерять багаж по дороге домой, чем когда уезжаешь!
Странная премия после пережитого нападения террористов.
– Мне ничего не нужно, кроме нового телефона, – буркнула я.
– Ладно, возможно, мы где-нибудь остановимся и купим его. – Мама подалась вперед, всматриваясь в группу мелькавших за окном дорожных знаков, как будто один из них мог вывести ее к магазину «Apple» прямо из пустыни Западного Техаса.
Разве она не сознавала, что я не нуждаюсь в глупой болтовне! Мне было необходимо, чтобы моя жизнь снова стала понятной и чтобы мама была здесь, рядом со мной, а не в какой-то выдуманной реальности.
Мы ехали по шоссе. В этой местности долгие паузы не напрягали, и прошло немало времени, прежде чем я подала голос:
– Мне не по себе без мобильника. Он ведь спас мою жизнь.
Мама крепче ухватилась за руль, и, должно быть, ее нога нажала на педаль газа, потому что машина рванула.
– Что ты имеешь в виду, Лиззи?
Я сделала глубокий вдох, втягивая спокойствие из холодного места у себя в груди.
– Я убегала, как все остальные, но успела позвонить в 911. Женщина на телефоне посоветовала… – Внезапно я умолкла, но вовсе не от нахлынувших эмоций, а скорее от недостатка слов – как будто в шариковой ручке закончилась паста. Я поняла, что уже рассказывала свою историю… Ямарадже.
Мать ждала, вглядываясь в дорогу впереди, ее спина напряглась, а я вновь услышала безмятежный женский голос из телефона: «Вы можете добраться до безопасного места?»
– Она велела мне притвориться мертвой, – наконец, выдавила я. – Поэтому они меня не убили. Решили, что я уже умерла.
Мать тихо ответила:
– Врачи говорили мне о парамедике, который посчитал тебя мертвой…
– Он очень сожалел об этом, – произнесла я и попыталась пожать стянутыми ремнем безопасности плечами. – Пожалуй, я и его обманула, но эта идея не была моей. Я просто послушалась ту женщину из службы 911.
Хотя нет… Она не советовала мне силой мысли найти дорогу в загробный мир, повстречать там парня, а затем вернуться назад. Кстати, и о призраках она тоже не упоминала.
После того, как мне выделили отдельную больничную палату, Том ни разу не появлялся. Наверное, я его выдумала. А может, он наведывается только в отделение экстренной помощи.
Мама сдержанно застонала. Она хотела что-то сказать, но не смогла. Ей было сложно смириться с тем, что я находилась на волоске от смерти.
И вот тут я поняла невероятную правду: моя мама выбита из колеи – и гораздо сильнее, чем я сама. И то, что я – такая хладнокровная, не рыдаю и не дрожу, – еще больше обескураживает ее. Она не знает о той тьме и о маленьком кусочке льда в моей душе, не догадывается, что я в любое время могу сбежать в серую мглу. Не представляет, что прямо из аэропорта я перенеслась в загробный мир.
Придется мне о ней позаботиться. Но почему-то мне в голову не пришло ничего лучшего, кроме как повторить:
– Мне не по себе без телефона.
– Я куплю тебе другой, – откликнулась она. – Точь-в-точь как старый, чтобы все казалось, как прежде.
– Я попрошу заплатить за него папу.
Костяшки ее пальцев побелели, и я прождала еще минуту, разглядывая сквозь стекло дрожащее в мареве шоссе.
Наконец, она произнесла:
– Твой отец просил тебе передать, что он действительно хотел приехать.
Я нахмурилась, поскольку даже не думала, что папа полетит в Даллас. Я привыкла к тому, что он сматывается, когда в жизни начинаются неурядицы. Однажды, когда мне исполнилось двенадцать, на нашей кухне взорвалась кастрюлька, огонь от жира взметнулся до потолка, и отец, как самый настоящий герой, сбил пламя полотенцем. Вероятно, он спас от возгорания все здание, но в ту же минуту, как огонь обуздали, укатил и провел две ночи в отеле, а мы с мамой вызвали пожарных, а потом убирались на кухне и проветривали дом.
Для папы такое поведение – норма.
– Я рада, что он не приехал, – заявила я.
Мама не сумела удержаться от усмешки.
– Правда?
– С ним сложно иметь дело, когдаон взволнован, а ты уже достаточно позаботилась о нем на своем веку.
Она удивленно посмотрела на меня. Я никогда раньше ей ничего подобного не говорила, хоть это и чистая правда.
Когда ее глаза начали блестеть от подступивших слез, я указала вперед:
– Эй, мам? Дорога?
Она сосредоточилась на шоссе.
– Он сегодня утром звонил, но я немного бушевала и не разрешила ему поговорить с тобой – ведь он не прилетел. Прости.
– Ничего, – улыбнулась я. – Он может позвонить, когда купит для меня новый телефон.
Не знаю, сколько километров мы еще проехали в ту ночь. Я задремала, едва начало садиться солнце – в тот момент, когда небо покраснело и затянулось облаками.
Следующая остановка была в мотеле. Я проснулась и вяло поковыляла в наш номер. Помню лишь, что кровать пахла неправильно… не плохо, но неправильно, поскольку она не была моей, а я хотела очутиться дома. Ну, а затем я крепко уснула.
Когда мой мозг совершенно неожиданно пробудился, было еще темно.
По венам бежала энергия. Не ужас, который я испытывала последние два дня от каждого внезапного шороха, а нечто темное и теплое. Мои пальцы прикоснулись к губам – те гудели.
Я села и оглядела комнату, вспоминая, где нахожусь. На стенах мелькали свет и тени от уличного автомата с кубиками льда, и я видела мать, спящую на соседней кровати. Темнота ощущалась близкой, давила, как будто была материальной.
Я улеглась спать в грязной одежде, но на комоде с зеркалом лежали футболки и белье, которое мы купили в больничном магазине. Я приняла душ и тихо оделась, не разбудив маму. В том магазинчике не продавали носков, и в результате я нацепила кроссовки на босу ногу, прихватила худи. Затем я вышла на улицу.
Перистые облака, медленно рыжевшие по мере приближения рассвета, заволокли небо. На автостоянке мотеля поблескивали крапинки битого стекла, напоминающие морозный иней. Я надела худи и скрестила руки на груди, чтобы согреться.
Надпись на неоновом знаке гласила: «Мотель «Белые пески». За шоссе маячили силуэты дюн. Мы добрались до Нью-Мексико.
Когда мне было десять лет, отец взял меня в поход по Белым пескам. Интересно, помнит ли мама, что я бывала здесь раньше?
Поскольку в пределах видимости не было ни одной машины, я неторопливо выбралась на шоссе и нагло остановилась посередине, закрыв глаза и сосредоточившись. Теплая энергия, которая разбудила меня, до сих пор порхала по губам. В тишине я почти слышала легкое потрескивание.
Когда я вновь открыла глаза, пейзаж не изменился. Все выглядело безжизненным и пустым, как чистый лист бумаги. Белые пески – одна из тех пустынь, которые рисуют малыши: уходящие вдаль дюны похожи на ничем не примечательные горбы. После похода с папой поросшая кустарником Калифорния стали казаться мне какой-то неправильной.
Возле шоссе дюны были низкими, но после получаса ходьбы выросли настолько, что я карабкалась туда на четвереньках, вызывая при каждом шаге маленькие оползни.
Вскоре я забралась на вершину. Теперь передо мной расстилалась пустыня, подобная складкам на гигантской белоснежной простыне. На посветлевшем небе осталось всего несколько звезд, и на горизонте занималась заря. Внизу к глыбам бетона были прикручены металлические столики для пикника. Над ними возвышались двенадцатиметровые шесты с пластиковыми флажками на концах.
Я запомнила эти флагштоки еще по нашему походу. Они предназначались для того, чтобы помочь участникам пикника найти дорогу. Пески – такие безликие, что можно потеряться в сотне метров от своей компании и забрести далеко-далеко, думая, что твой столик находится вон там, за дюной, или, может быть, за следующей…
Мне стало любопытно, есть ли здесь призраки заплутавших туристов.
И вдруг я почувствовала, как энергия, которая меня разбудила, забурлила. Покалывание на губах и жар в венах усилились, и я вспомнила кое-что из сказанного Ямараджи… «Верить – опасно».
Но передо мной не стоял выбор – верить или не верить. Я не собиралась забывать случившееся в Далласе. Мне довелось лично увидеть то, из-за чего испокон веков спорят философы: смерть еще не конец. Я не знала, радоваться мне или огорчаться, но сейчас проблемы метафизики затмевал простой вопрос:
«Удастся ли мне это повторить?»
Причина заключалась не только в том, что путешествие в страну мертвецов представлялось мне чем-то удивительным, а в том, что Ямараджа бросил мне вызов, когда обещал прийти, если я позову.
Верила ли я в него достаточно, чтобы увидеть его снова? Оказался ли для меня реальностью загробный мир?
Я стояла на самой высокой дюне в пределах видимости и старалась успокоить дыхание. Зажмурившись, я сконцентрировалась на ледяном осколке, поселившемся внутри меня, – на своем сувенире с другой стороны.
Существовало ли заклинание, способное перенести меня между мирами? Я начала с того, что казалось очевидным…
– Я мертва. – Стоило мне произнести эту фразу, меня пробрала дрожь, но когда я опять открыла глаза, пустыня выглядела по-прежнему. Естественно, я не лежала в луже собственной крови, надо мной не свистели пули, да и паники не было. Вдобавок на мне была надета футболка с изображением плюшевого мишки, держащего коробку шоколада. (Ничего не попишешь, таков больничный магазин подарков.)
Я закрыла глаза, разрешая себе вспомнить подробности, от которых в течение последних двух дней постоянно стремилась отгородиться… страх, спасение бегством, поскрипывание теннисных туфель по плиточному полу. Неожиданно, откуда ни возьмись, ноздри обожгло пороховым дымом, и тело завибрировало от озноба. Сердце забилось сильнее, но я заставляла себя дышать медленно.
– Я мертва.
Затем я представила, как проскальзываю в ледяной песок под ногами и лечу вниз во тьму, сквозь чернильную тьму. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я осмелилась открыть глаза.
Однако ничего не изменилось, разве что рассвет в небе стал чуть ярче.
Я плюхнулась на песок. Может, зря стараюсь создать силой мысли дорогу в загробный мир? Возможно, теперь не сработает ничего, кроме полноценного нападения взаправдашних террористов. Ведь не волшебные слова изменили меня, а неудачно забронированный рейс, увиденная гибель людей и звонок в 911.
Слегка содрогнувшись, я вспомнила голос женщины-диспетчера, который доносился из моего телефона. Он почти заворожил меня в хаосе аэропорта. Наверное, именно в тот миг я начала покидать мир живых.
Я в очередной раз зажмурилась и дождалась, пока на меня снизойдет спокойствие. Потом произнесла слова, выжженные в моем сознании…
– Служба безопасности докладывает.
Я ощутила, что сквозь песок прокатилась волна, но меня это не испугало. Я уверенно вдохнула запах пороха и разрешила пробежать над собой тем скрипящим на плитке туфлям, чувствуя, как начинает пульсировать шрам-слезинка на щеке.
Я знала, что надо говорить:
– Вы можете добраться до безопасного места?
Изменения не заставили себя ждать… пресный, металлический привкус в горле, безмолвие ветра, внезапно окутавший сердце холод.
Когда я открыла глаза, мир обесцветился. Небо над головой выглядело необъятным и серым, как полированная сталь. Солнце исчезло, осталась лишь россыпь красных звезд, которые будто поглядывали вниз. Среди дюн змеились реки из черной нефти, воздух над которыми плавился от жары. Меня обдувал ветер со сладким ароматом – он казался мне слаще кипящего кленового сиропа. Извилистые реки покрывались рябью и трепетали, как живые, а мои ладони и руки светились.
– Ямараджа, – прошептала я. Я впервые вслух произнесла его имя, но это слово было так легко выговорить, будто я выучила его еще в раннем детстве и совсем не забыла.
Я поежилась и ощутила, что моя власть над этим местом слегка ослабла. Тогда, в аэропорту, испуг почти выбросил меня из собственного тела, но на сей раз его сменило волнение, и по коже пробегали электрические разряды.
Я снова закрыла глаза, прячась от необъятного серого неба. Я не представляла, чего жду, но спустя мгновение пейзаж изменился. Запах крови и пороха превратился во что-то резкое, похожее на дым от горящего поля черного перца. А затем меня окутала мягкая волна…
– Элизабет, – раздался его голос, и меня понемногу начал отпускать внутренний холод.
Я открыла глаза и увидела, что на полпути к вершине дюны, на фоне белизны песка стоял Ямараджи.
Сначала я не знала, что сказать. «Привет» казалось слишком неподходящим, смешным.
– Сработало, верно? – выдавила я. – Это реальность.
Он посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом, и, наконец, на его губах появилась улыбка.
– Все по-настоящему, Лиззи.
От того, что он произнес мое уменьшительное имя, границы поля зрения заискрились от цвета, как будто к нам пыталась прорваться заря.
Ямараджа был так же красив, как в воспоминаниях. Он светился, будто его пронизывало отсутствующее солнце. Он вскарабкался по дюне и опустился на колени в нескольких шагах от места, где находилась я.
– Я впечатлен. – Его голос звучал тихо, серьезно.
– Что ты имеешь в виду?
Он обвел руками пустыню и блеклые небеса.
– Ты самостоятельно совершила переход. Позвала меня, и так скоро.
Я пожала плечами, стараясь напустить на себе беззаботный вид, но руки, помимо моей воли, сжались в кулаки, набирая полные пригоршни песка.
Читать бесплатно другие книги:
