Паутина зла Прозоров Александр

Чародей-самоучка

— Я ничего такого не делал! — кричал Ратмир, растирая по лицу кровавые сопли. — Не делал я ничего такого!

— Разве я не просил тебя вести себя потише? — спокойно спросил Олег и поправил сбившуюся веревку на груди отрока.

Ведун счел за лучшее начать разговор только после того, как хорошенько прикрутил Ратмира к толстой березе. Веревка нашлась случайно, в траве, но очень кстати. А еще Середину показалось, что это та самая веревка, на которой Всеслава водила непослушного козленка.

— Ладно, бей меня, бей! — завыл Ратмир, но уже не так громко. — Ты сильнее — значит, бей… А вот я бате расскажу, что ты тогда будешь делать?

— Ты ему ничего не расскажешь, — вздохнул Олег и слегка придушил Ратмира. — Неужели еще не понял? Ты отсюда никуда не уйдешь, вот в этой рощице жизнь свою окончишь.

— Да за что? За что?! — Отрок получил еще один тычок под ребро и опять заговорил тише. — Подумаешь, камнем в тебя бросил… Так ведь не попал же!

— Я знаю, что ты сумел унести Раду…

— Да как?! Как я мог ее унести, ведун? Я же слабый, ты посмотри на меня!

— Значит, не такой уж и слабый, кое-чему научился из книжек чародейских. А слабым только прикидываешься, чтобы свои подлости ловчее творить было, — отверг эти возражения Олег. — Я знаю, что это был ты. И не один, а с сыном старосты Бориса.

— Они же не люди! — взмолился Ратмир. — Олег, да я к ним подходить боюсь! Ты знаешь, почему я сюда не хотел идти? Потому что тут одни оборотни в деревне, почти все! Вот ты, ведун, ничего не знаешь, а я все подмечаю. Ты меня послушай, я тебе много расскажу!

Ведун отошел в сторону, покашлял в кулак, скрывая усмешку. Если врет — а он, конечно, врет — то врет талантливо. Отказываться — так уж от всего. Знать ничего не знаю, про умруна-чародея не ведаю…

— А помнишь, как ты мне тогда кричал: «Что ты скажешь, когда она тебя в бараний рог согнет?» — припомнил Середин. — Твои слова! Или скажешь, это морок был?

— Нет, не морок, мои слова… — понурил голову Ратмир.

— Так кто же такая эта «она», если ты даже не знаешь, кто в Озерцах оборотень, а кто нет, если ты чурбанов Борисовых боишься?

Отрок молчал, шмыгая носом, и Олег счел возможным съездить ему еще раз, уже в ухо. Привязанный к дереву застонал, а потом вдруг навзрыд расплакался. Даже не расплакался, а разревелся в три ручья. Ведун попробовал остановить поток легкими шлепками по щекам, но успеха не добился и в раздражении отошел.

Ратмира он увел в дальний уголок рощи, чтобы им никто не помешал. Детей в деревне, по понятным причинам, было немного, влюбленных парочек тоже не наблюдалось, поэтому Олег надеялся поговорить спокойно и никуда не торопясь.

И вот теперь мальчишка, как Середин и ожидал, начал нести небылицы. Не ожидал ведун другого: что пара оплеух не только не развяжут ему язык, а вроде бы даже наоборот.

— Хватит реветь, ты же не баба! Уж натворил дел со своим чернокнижием — так ответь!

— Не трогал я Раду… — провыл отрок.

— Ладно, ладно, поговорим о другом. Ты хочешь, чтобы я тебе верил? А с чего? Ты вот говоришь, что знал, подозревал об оборотнях. А почему же мне, ведуну, ничего не сказал?

— Потому что ты ведун… Сам все знать и видеть должен… Только я решил, что ты не ведун никакой, а вор и обманщик обычный.

— Почему же ты так решил? — опешил Середин.

— Потому что одет как скоморох. Ведуны так не одеваются. А когда по земле слух идет об охотнике на нежить, многие могут захотеть себя за него выдать, пожрать всласть за чужой счет, — объяснил Ратмир и вроде бы немного успокоился. — Теперича-то я верю, что ты ведун.

— А это почему?

— Потому что в осиннике тогда не одолела тебя нечисть, — вздохнул Ратмир. — Я ведь видел, как на тебя напали. Но помочь-то не мог! Думал, ты пропадешь, а все по-другому вышло. Вот я и догадался, что ты тот самый ведун.

— Догадался! — замахнулся на него Олег. — Людям не веришь, а только догадываешься?! Если бы по дороге сюда ты мне все рассказал, многое могло бы по-другому выйти… Хотя что я говорю? Ты же все мне врешь.

— Не вру… — опять заплакал мальчишка.

«Не верить этому артисту, не верить. Сейчас плачет, а вчера в это время, может быть, Рада перед ним плакала», — сурово подумал Олег и для порядка еще раз сунул кулак парню под ребро.

— Не врешь?! Ладно… Глеб Всеславу увел, бабку ее, Лушу, на куски порвал. Почему ты мне ничего не сказал? Ведь знал уже, что я ведун!

— Ты и без меня знаешь.

— Знать-то знаю, а почему ты не сказал?

— И еще… — Ратмир последний раз всхлипнул и задышал ровно: — Бабка Луша-то живая. Путаешь ты что-то, Олег.

Середин закатил глаза. Ну конечно, бабка Луша может быть живая! Вон она, живая вода, под холмом. Это ничего не доказывает. Но не пересказывать же это все Ратмиру? Он все знает, просто придуривается!

— Оставь в покое бабку Лушу! Девочку украли.

— Глеб унес, — согласно кивнул Ратмир. — Я слышал, как он к Раде в дом ломился, как тебе отомстить обещал, — мы же соседи. Только странно мне показалось, что так много шуму… Он ведь, оборотень, мог тихонько, через окно или по крыше. Я видел, какие они ловкие! Страшно мне. А тут еще ты, убить меня хочешь… За что?! Сам же говорил о правде, что она важнее силы! Врал, значит.

— Ты меня обсуждать перестань, а то опять по зубам схлопочешь, — пообещал Олег. — Где может быть Славушка, говори? Или уже поздно ее искать?

— Расскажу, что знаю. — кивнул Ратмир. — Только ты меня развяжи потом! Не трогал я Раду! А прознал я, ведун, что есть у старосты Бориса в доме сундук, а в сундуке сапоги и другая обувка всех тех, кто из Озерцов ушел да в Еловом лесу остался!

— Знаю я про сундук. И что?

— Знаешь?.. — поник Ратмир. — А я думал, не знаешь… Что же тогда спрашиваешь про Всеславу? Иди к Борису да припри его к стенке, как меня, поройся у него в сундуке.

Середин отвернулся, чтобы скрыть замешательство. Отрок оказался совершенно прав! Если бы Славушку уже обратили, лишили человеческого облика, то ее обувь лежала бы сейчас в сундуке у Бориса, и проверить это можно было очень быстро. Зачем Асфири понадобилась вся эта «сапожная» магия, Олег не понимал. Но важно ли это? Может быть, не такая уж она умелица, может быть, считает это самым простым способом держать оборотней вдали от деревни. Глеб говорил, что нашел ведуна по своим сапогам, почуял — и, скорее всего, не врал. Значит, работают «сапожные» чары.

Ратмир вот понял сразу, с чего надо начинать поиски девочки, а Олег не догадался. Есть от чего разозлиться на себя.

— Ведун! — робко позвал его мальчишка.

— Что тебе?

— Не убивай меня, ведун! Не трогал я твою Раду, клянусь! А то, что я тебе там, у колодца, кричал… Не могу я тебе про нее рассказать. Тогда уж лучше… Лучше убивай.

По соплям, которые двумя ручейками текли из ноздрей Ратмира, Середин сразу понял, что вовсе это не «лучше» и мальчишка вот-вот сломается. Или что-то придумать успел?

— Почему же ты мне не можешь сказать? Сам же сказал, что веришь мне, что признал ведуна. Значит, мне все сказать можно.

— Вот потому, что ты ведун, и не могу сказать, — картинно вздохнул отрок. — Лучше убивай.

— Быстро или медленно? — Олег решил пока подыграть ему и достал нож. — Можно нос тебе отрезать и подождать, пока ты соплями истечешь. Верная смерть! А можно по капле кровь тебе выпускать, прыщи резать Что выберешь?

— Олег, поклянись, что не тронешь ее! — попросил Ратмир.

— Как же я буду клясться, когда не знаю, о ком речь? — развел руками ведун. Потом изобразил прозрение: — Ба! Да она, наверное, нежить ночная, вот ты и не хочешь мне, охотнику на нечисть, о ней рассказывать! Так?

— Так… — едва слышно шепнул мальчишка.

— Значит, я просто обязан из тебя правду вынуть. И ты все равно расскажешь… — Олег попробовал остроту ножа на волосе, остался доволен. — Знаешь, какие крепкие мужики у меня все рассказывали? У, не чета тебе! Так что даже и беспокоиться не о чем. Обычно становятся разговорчивыми, когда третий палец отрезаю. Особенно крепкие атаманы, конечно, до пятого-шестого держатся. Но совсем без пальцев скучно жить, понимаешь? Тем более что после пальцев я примусь за уши, глаза…

— Не губи! — затрясся Ратмир, и ведун почти с ужасом уставился на темное пятно, расплывающееся по штанам отрока. — Слабый я… Один палец отрежешь, я все и расскажу, а тогда зачем резать? Не трогай ее, ведун, пожалуйста!

— Кого же это — ее?

И Ратмир начал говорить. Сначала медленно, потом все быстрее, все откровеннее.

— Книжки чародейские у меня не от нее! Я сам грамоте выучился, и не только нашей, — это когда у нас греческие монахи жили. Я им хлеб таскал потихоньку от бати… И книги так же достались, один мужик их принес. Украл, наверное, где-то. Я на хлеб и сменял… Стал читать, а там — колдовство! Все расписано — как наговоры составлять, как чары накладывать! Вот только не получалось ничего. Почему — не знаю, может, перевел неверно… Попадаются же и такие слова, которых монахи не знали. Да и откуда им знать, если колдовства чураются? Одним словом, надеялся я с помощью этих книжек сильным стать. И не для того, чтобы зло творить, ведун! Не обязательно же чародеи злые, вот хоть тебя взять. А еще защититься я хотел, потому что сам из этой деревни и знаю, что от детей тут много всего скрывают. Говорить никто не хочет, а творится жуткое… Так рад был, когда мы уехали, а батя меня чуть что — обратно одного отправил, да еще с первым попавшимся проходимцем. Справедливо это, Олег?

— Он же не знал, что тут творится, — попробовал Середин вступиться за Добрыню.

— Я ему все рассказывал, да он не верил. Батя вообще ни во что не верит, кроме как в коня, меч да лук. И вот пришли мы сюда… — Ратмир даже зажмурился, вспоминая. — Ночью я, как в книжке написано, пошел в поле духов вызывать. Страшно! Но я себя пересилил. Читал-читал всякие наговоры — ничего не вышло. А как уже домой пошел — встретил ее.

— Да кого же? — поторопил Олег. Ему было интересно, чем это вранье завершится, однако и день уже заканчивался. — Хоть бы имя назвал.

— Не знаю я ее имени. Она примерно моего возраста, чуть постарше, может быть… В белом платьице, очень красивая, косу любит то заплетать, то расплетать. Она такая красивая, ведун, что у меня сердце в пятки ушло, но не от страха, а от… — Ратмир замялся.

— От чувств, — ухмыляясь, подсказал ему Олег.

Мальчик все разыгрывал как по-писаному. Надо же, как хорошо задумал: они с Асфирью действительно выглядели примерно одногодками. Конечно, чародейка куда самостоятельнее, и сопли у нее из носа не текут… Но для наивной детской любви имеется прекрасная почва. Любой ведун должен растаять и заплакать не сходя с места. Олег, может статься, и поверил бы, если б не Рада.

— Да, от чувств, — скромно подтвердил Ратмир. — Она заговорила со мной, спросила про книги. Я испугался, конечно… то есть не сильно, но ведь ночь, а у нас в деревне таких нет. Я все рассказал о себе, а она мне о себе. Мы подружились, стали видеться ночами, болтать. Она обещала мне помочь во всем разобраться… В книгах то есть.

— И кто же она такая?

— Она… Ведун, не трогай ее! Она ни в чем не виновата! Просто она — дочь нашего умруна-чародея. Когда их дом жгли, он же там вместе со всей семьей был, и…

— Ну, хватит! — Олег навис над Ратмиром, приблизил нож у его лицу. — Или ты мне будешь говорить правду, или пеняй на себя!

— Я правду говорю… — заныл отрок. — То есть… Она мне так о себе сказала!

— Нет мне дела до Асфири! Скажи, где Рада!

— Асфирь… — Ратмир замер с открытым ртом, даже позабыл про нож. — Так ты ее знаешь? А я решил имени не выдавать, потому что если колдун узнает имя, то он все что хочет может сделать с этим человеком. Но ты… Ты ее видел?

— Где Рада? — Олег окончательно вышел из себя. Он взял дрянного мальчишку за волосы и начал слегка постукивать его затылком о березу: — Где Рада? Где Рада?

— Не знаю! Не трогал я ее!

Чтобы ненароком не прибить парня насмерть, Середин нервно обошел вокруг дерева, по пути от души пнув два других. Опять вперил взгляд в Ратмира.

— Я бы тебе поверил, стервецу, складно ты врешь. Но когда я входил в дом, то слышал твой голос. А на стенах были рисунки сажей, очень похожие на те, что я видел в твоей книге. Но главное — голос! Я тебя слышал, перестань же врать, не вреди себе!

— Не было меня там! — затрясся Ратмир, увидев в глазах Олега свою скорую гибель. — Не было! И не рисовал я сажей ничего такого! Клянусь, Олег, матерью-покойницей клянусь! Вот, я вспомнил! Вспомнил! Я когда в тебя камень бросил, не в себе был, обиделся на тебя. Пригрозил тебе своей знакомой чародейкой, она мне сильнее тебя намного казалась, вот и пригрозил. От обиды, не всерьез! А потом побежал в осинник, где мы с ней часто встречались. И опять ее там видел… Да, как раз тогда! Хочешь, я найду Асфирь, и она тебе все подтвердит! Ты только ее не трогай, пожалуйста…

Олег со вздохом опустился на корточки. Ну, что за бред? Только что так складно врал, так хорошо все придумал, а теперь вот — Асфирь в свидетели зовет! Надо же такую глупость изобрести.

— Пусти меня, дядя Олег… — тихонько заревел от рок. — Не виновный я ни в чем… Я тебе помогать хочу, только Асфирь не трогай, она хорошая, добрая…

Ну не кромсать же его ножом в самом деле?! Олег в сердцах перерезал веревку и пошел, широко шагая, к деревне. Сзади тут же послышались торопливые шаги Ратмира — не отставал почему-то.

— Дядя Олег! Я с Асфирью поговорю про Всеславу и про Раду. Если она что-то знает, то расскажет обязательно. А я сразу тебе передам, ладно, дядя Олег? Только не трогай ее, она хоть и нежить, а хорошая! Она нам помогать станет!

— Цыц! — приказал Середин. — Иди, говори с ней. И спроси заодно, зачем она мне сказала, что это ты Раду забрал.

Ратмир остановился, будто налетел на столб, скоро его редкие всхлипы остались далеко позади.

«Нельзя терять самообладания, — чеканя шаг, внушал себе Середин. — Потеряешь его — потеряешь себя, тогда конец всему. Что бы ни случилось с Радой или Славушкой, это не должно помешать главной цели. Надобно извести чародейку. И мысль должна быть одной-единственной, простой и острой, как бритва. Где слабое место? Там, где сила. А сила ее не в воде, живой или мертвой, не в оборотнях и не в слугах-богатырях. Может быть, исходит она от тех слов, что кричал, сгорая, Элокай, ее отец? Но эту историю рассказала мне Старая Мила, которой тоже нельзя верить. Может быть, и не было никакого Элокая, не горела девочка в доме. Все может оказаться ложью, а вот источник настоящей силы Асфири надобно найти во что бы то ни стало. Если не на кого опереться, кроме сабли верной, — одному искать».

Так и дошагал Олег до Борисова дома; не стуча, открыл дверь. Охнула, увидев его, старушка, дрожащей рукой указала на комнату, где отдыхал от трудов праведных староста.

Кружной путь

Борис подскочил с лавки, на которой мирно дремал, шагнул навстречу Олегу, потом отчего-то передумал и сел, понурив голову. Ведун, ничего не говоря, подошел к сундуку, который оказался здесь же, смахнул на пол горшки. На их грохот отозвалась за печью тяжелым вздохом Марья, и Олег почувствовал мимолетную жалость к жене старосты. Все же бежала когда-то, осмелилась пойти на болота, чудом осталась жива.

— Что ищешь, Олег Середин? — робко поинтересовался Борис, когда ведун начал вышвыривать на пол сапоги, поршни, лапти.

— Обувку Всеславы, — не стал скрытничать Олег. — Приносил, сразу говори?

— Нет, клянусь!

— Проверить надо… — Середин продолжал вышвыривать обувь, но детскую нашел лишь на самом дне, всю перепревшую от долгого нахождения в сундуке. — Тебе веры нет, Борис. Стоит одни только мои сапоги вспомнить. Говорил, что твои, а подсунул Глебовы.

— Вышло так… — проблеял Борис. — Испугался я… Запутался. Прости меня, Олег.

— Боишься, — удовлетворенно кивнул ведун и уселся напротив старосты. — Значит, не ходил в Еловый лес за обувью Всеславы? Говори только правду, а то, клянусь, зарублю. Жалеть мне тебя незачем, девчонку Глеб унес именно потому, что я в его сапогах из деревни ушел.

— Моя вина, — мелко закивал староста. — А в лес за ее сапожками ходил — думал, лежат там под елочкой. Но волки мне всегда место показывали, а в этот раз не было такого. Так что не приголубила еще Асфирь нашу Славушку, рано ей.

— Если опять соврал — зарублю, — напомнил Олег. Они помолчали, потом в дверь робко заглянула Марья.

— Откушать не желаешь, Олег Середин? — спохватился староста. — Не забудь, ты у меня на постое! Гость дорогой.

— Да уж, надеюсь, что такой гость выйдет тебе дорого… — пробурчал ведун, но, вспомнив, когда последний раз ел, предпочел согласиться. — Давай перекусим, раз уж сам предложил.

— Прости, если не угодим чем… — завел Борис, но Олег махнул рукой:

— Напрасно пресмыкаешься. Что бы ваша Асфирь ни выдумала, а суженого пусть в другом месте ищет.

— Повелительнице нашей виднее, — очень тихо заметил староста. — Она никогда не ошибается…

— А вот тут — ошиблась! — Олег даже пристукнул кулаком по столу.

Разговор на время оборвался, оба сидели молча и глядели в окно, на растворяющуюся в сумерках дорогу. За ней зеленел луг, а Еловый лес уже поглотила тьма, виднелась лишь темная остроконечная стена, будто огромная крепость.

— Где Всеслава? — тихо спросил Олег, когда Марья поставила пищу на стол и скрылась.

— Не знаю… Не знаю, ведун, честно говорю.

— Но куда Глеб мог ее унести? Хоть предполагать-то ты должен.

— Славушку, внучку мою, Глеб унес, знамо, в Еловый лес, больше некуда, — уверенно сообщил Борис. — Но вот что с ней дальше случилось — не знаю.

— А у Асфири спрашивал?

— Благодетельница не допустит, чтобы с ребенком беда приключилась, — уклончиво ответил староста.

Поужинали в тишине. Олег вдоволь напился квасу, но от бражки отказался: не ко времени. Он уже решился идти искать Всеславу в лес, а что-то подсказывало ему, что и Рада будет где-то неподалеку. О Раде хотела тогда сказать Асфирь, звала его, но ведун не поверил… И правильно сделал! Верить паучихе нельзя, даже если говорит правду. Звучит смешно, а по сути верно.

— Слышал я, и Рада пропала, — будто прочел мысли Середина староста. — Но если хочешь совета, Олег — не ищи ее.

— Это отчего же?

— Девица она не простая, Асфирь сама о ней заботится. Красота Рады прельстительна… Уж коли повелительница решила ее забрать из деревни, то, значит, так тому и быть. — Борис хитро посмотрел на Олега, даже слегка подмигнул. — Не ищи, не то и на себя, и на нее беду накликаешь.

— Ревнует Асфирь? — фыркнул Олег. — Все ты перепутал, старый пень. Разве не Ратмирка негодный, с черными книжками балуясь, Раду из деревни куда-то перенес?

— Ратмир не сможет в Озерцах сделать ничего, что бы не дозволила ему наша благодетельница, — убежденно заявил Борис.

Середин был вынужден признать, что старик прав. Он и сам подозревал это с самого начала. Ратмир мог быть просто орудием в руках чародейки. А мог, с другой стороны, вообще не иметь отношения к похищению… Олег ведь его даже не видел, только слышал похожий голос.

— Спасибо за угощение. — Ведун поднялся, поправил саблю.

— Ночевать не останешься? — спросил Борис. — А может, баньку протопить? Чурбаны эти, сыновья мои, все здесь. Крикну — воды натаскают.

— Я сегодня уже купался, — усмехнулся Олег. — А ночевать, наверное, приду. Прогуляюсь перед сном — и вернусь.

Он уже решил утром идти в Еловый лес. Именно утром, ночью нежить все-таки становится сильнее. Если волки будут мешать… что ж, придется сразиться с волками. Хватит их бояться, после путешествия по болоту это даже смешно.

Не только искать Всеславу и Раду собрался ведун. У него наконец-то появился план, хотя все зависело от его же чувствительности. Дважды он видел в небе паутину, накрывшую всю эту проклятую местность. Если искать силу чародейки — то именно в центре этой паутины. Так уж заведено у пауков: сеть крепится по краям, а сидит тварь в середине. Там ее и ищи, ежели хочешь убить.

По всем прикидкам, этот центр не мог находиться возле Озерцов или Овражков, владения повелительницы простирались на юг. Значит, следовало идти в Еловый лес, искать там.

На улице Олег окунулся в чудесный летний вечер — немного душный, но зато ароматный, напоенный уютным пением насекомых. Он пошел по улице, намереваясь в конце ряда домов свернуть к озерам. Злость на водяного, союзника-предателя, все еще кипела в Олеге, а спать пока не хотелось. Что ж, если и не отомстить, то хотя бы высказать водному народу все, что о нем думаешь, — и то хорошо.

Он не спеша, разглядывая крупные звезды, дошел до околицы, потом свернул направо и издалека увидел тонкую фигурку в белом платье, застывшую у самой воды. Встреча не показалась Олегу нежелательной. Бояться умруна? Поздно, он давно в паутине. Не ускоряя шаг, Середин приблизился к чародейке, остановился рядом.

— Ты про Раду выспрашивал? — тут же заговорила Асфирь, даже не оглянувшись.

— Неужели ты думала, что я о ней забуду?

— Я думала, что ты уже забыл. Вспомни, почти на этом самом месте я звала тебя к ней. Ты не пошел, поверил водяному…

Олег промолчал. Да, так все и было — лишний счет к «царю пучеглазых рыб». И все равно он правильно сделал, что не пошел с Асфирью, — хоть один раз, да отказался играть в ее игры.

— Понравилось тебе болото? — насмешливо поинтересовалась чародейка и, не дождавшись ответа, заговорила серьезнее: — Вот где зло. Вот где страх. Если дать им волю, всю землю превратят в такую топь, и людям места не будет. А ты говоришь — я плохая… Меня любят.

— Будет время, доберусь и до болота, — буркнул Олег.

— Сил не хватит, пропадешь, — качнула головой Асфирь и снова была права. — Учиться тебе еще нужно. Много лет… Слишком много для обычной человеческой жизни. Вот поэтому и послала тебе судьба меня, суженый мой.

— Я пойду, погуляю… — Ведун прошел мимо чародейки, углубился в перемычку между озерами, в которых отражались тысячи звезд. — Надеюсь, не увидимся.

— Злой! — весело крикнула вслед Асфирь. — Но про Раду еще хочу сказать! Я думала, ты между нами уже выбрал, забыл ее. Ошиблась?

— Я между вами выбрал! — откликнулся из темноты Олег. — И не тебя!

— Злой!

Когда Олег оглянулся, белого платья на берегу уже не было видно. Усмехнувшись в усы, ведун пошел дальше, осторожно нашаривая сапогами дорогу. Вот чертовка, все еще играет с ним… На что надеется? Непонятно. Но это не важно, теперь надобно найти слабое место и ударить — вот и вся работа для охотника на нежить. А вот потом придется поговорить с Радой… Если будет с кем говорить.

Сердце сжалось, но Олег приказал ему биться ровно. Главное — сохранять самообладание. Сейчас ведун немного потешится над водяным народцем, а потом отправится спать. Утром — в бой.

Достаточно далеко углубившись в царство водяного, Олег позвал его, опустив в воду крестик. Однако он просидел на берегу битый час, а никто так и не появился.

— Эй! Царь пучеглазых рыб! — негромко крикнул Середин. — Лоскотухи, кровопийки толстозадые, где ваш лысый батюшка?! Это друг ваш пришел, Олег-ведун. Или не ждали живым?

Тишина. Даже лягушки притихли и криксы не хихикали. Олег насторожился, огляделся. Озера выглядели мертвыми — ни русалок, ни упырей. Никого. Неужели так испугались возвращения ведуна?

— Эй, кто-нибудь! — Олег опустил руку с крестиком под воду, поболтал там ладонью. — Что, передохли? А почему тогда не всплыли кверху пузом?

Долго никто не показывался, а потом раздался тихий, нежный плеск, и в озерцо через протоку вплыли лоскотухи. Они не пели, двигались медленно, и Середин понял, что случилась беда.

— Здорово, девки! — нарочито бодро позвал он. — Батю утопили и празднуете?

— Враг наш! Враг наш! — заголосили кровососки, но не так громко, как обычно. — Губитель!

— Да разве я вас губил? Это водяной, царь рыб пучеглазых, меня сгубить хотел, на болота послал. Разве не помните?

— Нет больше нашего батюшки, осиротели мы… — пропели лоскотухи, кружась хороводом в середине крохотного водоема. — Некому больше защитить, некому наказать… Ты пришел, губитель, враг наш. Кто отразит тебя?

— Что с ним случилось? — окончательно посерьезнел Олег. — Убили? Кто?

— Умрун-чародей… — тихо пели лоскотухи. — Умрун-чародей погубил батюшку… Все его забыли и покинули, все по протокам попрятались, одни мы горюем. Бедный наш, бедный батюшка…

— Да за что же?! — всерьез удивился Середин. Случившееся опять все переворачивало с ног на голову. — Разве водяной не слуга умруну был?

— Служил поневоле… Да хотел тебя погубить, за это и наказал его умрун. Хочет умрун на тебе жениться, осерчал. А батюшку жалко…

Середин поднялся на ноги, вздохнул. Лоскотухи, конечно, все перепутали, Асфирь не жениться собиралась на Олеге, а скорее уж замуж выходить, но разве объяснишь это толстозадым дурам?

— Значит, водяной меня убить хотел тайком от чародейки? Так? Ну, хватит петь, ответьте же!

— Да! — сердито ответил хор. — Не хотел батюшка, чтобы ты в силу вошел, враг наш. Теперича вместе с умруном всех победишь, никому нет спасения. Бедные мы, бедные, осиротели…

— Плывите в другое место плакать!

Лоскотухи стали ругаться, но хор не сложился, и ведун ничего не расслышал. Когда кровопийки уплыли, Олег еще немного постоял на берегу, подышал свежим ночным воздухом и понял, что развлечься не удалось. Асфирь его опередила. Делать у озер было больше нечего, и ведун не спеша направился к деревне.

Утопленника он заметил издалека, когда тварь, распластавшись на песчаной отмели, выползала на берег. Олег на ходу вытащил саблю, пошел прямо на нежить.

— Ведун! — узнал его утопленник и так же медленно пополз задом обратно в воду. — Враг наш…

Голос у нечисти был шипящий, тихий. Олег бегом приблизился, занес оружие.

— А ну, стой! На вопросы ответишь — помилую!

— Говори, враг… Не губи, клад покажу…

— Клады себе оставь, лгун донный. Расскажи, как и за что умрун убил водяного.

— Батюшка у ключа с живой водой на дне все время лежал, — сразу поведал мертвец. — Хорошо ему было, привольно. Но умрун-чародей ту воду как-то отравил, вот и умер батюшка. Лежит на дне, на том же месте, рыбы его гложут, лоскотухи куски рвут. Гниет…

— За что она его так? — присел на корточки Олег. Утопленник оказался куда более приятным собеседником, чем лоскотухи.

— За то, что тебя сгубить хотел, к болотникам на Большой Разлив послал. Испугался батюшка, что твоя сила умруну перейдет, сможет он тогда свою власть на озерах поставить.

— А разве не так было? Разве не служил водяной умруну-чародею? — Олегу показалось, что по склону холма кто-то спускается к воде, но аура незнакомца едва светилась.

— Не служил, а младшим себя признал. Опосля того, как умрун помог болотников отразить. — Утопленник понемногу все же сползал в озеро. — Батюшка говорил: скоро всем нам конец. Или умрун нас изведет — не нужны мы в его царстве, — или болотники погубят. Потом и ты пришел, враг наш… Батюшка сказал: у ведуна сила могучая, никому не подвластная, чужая… С ней умрун вдесятеро сильнее станет, нельзя того допустить…

С тихим всплеском утопленник ушел на дно, Олег не стал его задерживать. Вряд ли нежить лгала, утопленники обделены мозгами. Значит, и вправду была когда-то война озер с болотом, в которой помог умрун водяному. А теперь Асфирь убила его, отомстила за попытку погубить своего «суженого».