Скажи, Лиса! Смелик Эльвира
Потатуева едва успокоилась, но от очередного сочувственного взгляда слезы из ее глаз хлынули с удвоенной силой. А за ними и слова.
Это не выход на бис. Это так же искренне, как и раньше. Получается само собой. Взаимное отражение эмоций. Удвоенная жалость и умилительный восторг оттого, что кому-то на тебя не наплевать.
– Полинка, не мели ерунду! – подхватила Светка мою неискреннюю песню. – Как это, не существуешь? Кто тебя не замечает?
Мы вопили хором со всей возможной убедительностью, не обращая внимания на стыд и смущение, старательно душа неприятные мысли:
«А ведь она права! А мы – врем!»
Следующей прибежала сама Золушка. Испугалась, что ученицы у нее уходят и не возвращаются, пропадают бесследно по пути в туалет. Ох уж это беспокойное время!
– Девочки! В чем дело? Потатуева, а ты почему здесь? Я тебя никуда не отправляла.
Она тоже не заметила, что Полинки не было на уроке. Потатуева громко всхлипнула от безнадежности.
– Зоя Витольдовна! – нашлась Светка. – Полине плохо. У нее живот болит. Ну, вы понимаете, Зоя Витольдовна?
– Да-да! – Золушка слегка смутилась. – Так отведите ее в медпункт. Пусть ей «ношпу» дадут. Или что там у них есть?
Светка – мастер позитива, находит выгоду в любой ситуации.
– А потом – домой? Хорошо? – И, не дав Золушке опомниться: – Вы не беспокойтесь, Зоя Витольдовна. Мы ее проводим. До самых дверей квартиры.
Светка вещала так убедительно и рационально и при этом смотрела такими серьезными и честными глазами, что наша наивная добрая химичка смогла только согласно кивнуть в ответ. Повода для возражений не находилось.
И мы действительно проводили Потатуеву. Правда, не до квартиры, а до подъезда. Шли с двух сторон, как конвой, а Полинка печально тащилась между нами.
У нас даже разговора не получалось. Пробовали болтать о чем-то, но выходило пусто и бессмысленно, и сразу становилось ясно: беседуем только из вежливости. А Потатуевой, скорее всего, хотелось услышать что-то типа:
«Давай, Полина, дружить! Теперь всегда будешь с нами!»
Я не могу такого обещать.
– Полин! Ты на новогоднюю дискотеку идешь?
– Я? – испуганный вдох и отчаянный выдох: – Нет.
– Почему?
– Там танцевать надо.
– Еще бы! – хихикает Светка. – На то она и дискотека.
Но тут же становится серьезной и даже суровой:
– Только не говори, Потатуева, что ты танцевать не умеешь. Все равно не поверю.
Я тоже не поверю. Ни за что не поверю, будто Полинка ни разу в жизни не танцевала: одна, когда никого нет, перед зеркалом или стеклянной дверцей шкафа. И наверняка представляла при этом, как все на нее смотрят и поражаются.
– Может, у тебя одежды подходящей нет? – ляпает Светка.
Она человек простой и прямой, редко находит поводы для смущения. Я-то понимаю: она не имела в виду, что Полинкины родители такие бедные, несчастные и у них нет денег дочери на наряды, или такие жадные, скаредные и принципиально не покупают Потатуевой красивые платья. Скорее всего, Светка думала, что у скромной, неприметной Полинки и одежда вся серая, скучная, будничная.
– Почему же! – в ответ на Светкин вопрос возмущенно вскрикивает Потатуева (первый раз вижу ее возмущенной!), но тут же опускает глаза.
– Я только краситься не умею. Никогда не пробовала.
Ого! Полинка собирается краситься! Пока я удивляюсь, Светка действует.
– А ты приходи перед дискотекой ко мне. Вместе накрасимся. – Она вопросительно смотрит на меня. – Или лучше к Лисе. А то у меня Софка. А она, как видит косметику, у нее аж руки начинают дрожать.
Софка – это, понятно, четырехлетняя Светкина сестра Соня. И на косметике у нее точно бзик. Если найдет, выкрасит все, расписав себя с головы до ног. Нарисует лаком для ногтей цветочки на коленях, зелеными тенями подчеркнет щеки, тушью вымажет брови и волосы. Забавный человечек!
Пересечения
Кстати. О забавных человечках.
Шла с английского и вдруг услышала:
– Эй! Привет!
Подняла глаза. Надо же! Тот самый заботливый мальчик с живописной шевелюрой. Смотрит, ждет, признаю ли я наше знакомство, и на всякий случай готовится объяснять.
– Привет! – киваю: «Да! Согласна! Я тебя знаю!»
Он все равно открывает рот, на губах – вопрос. Понимаю, о чем он, и сразу предупреждаю:
– Только не вспоминай, где и зачем мы встретились.
Он теряется. Стоит озадаченный и не может подобрать темы для продолжения разговора. Кажется, я слишком резка, а он здесь совершенно ни при чем. Он, правда, приветливый и приятный. И значит, именно мне надо исправлять положение, каяться и налаживать контакт.
– Ты как сюда попал?
Он улыбнулся радостно и благодарно.
– А я живу здесь недалеко.
– И я тоже.
– Да ну?
Оказывается, мы почти соседи. Наши дома стоят в глубине кварталов по разные стороны одного шоссе.
Параллельные миры. И мы шагаем на границе их соприкосновения. Пересекаемся.
– В школе учишься?
– Ага! В девятом. Потом в десятый. – Докладываю послушно и с интересом смотрю на него. – А ты почему в колледж пошел?
Мальчик почему-то слегка смущается, словно чувствует за собой вину.
– Мы с мамой вдвоем живем. А в колледже все-таки стипендия. И с подработкой помогают.
– Так ты на кого учишься?
– На повара.
– Да ладно!
– Ну чего ты? Серьезно.
Всегда представляю поваров крупными, дородными, круглощекими. Такими сдобными добряками в колпаке и с половником. Жертва рекламы.
А мальчик стройный и скуластый.
– Почему на повара-то?
Он опять смущается.
– Ну-у, так. Решил. – Но постепенно набирается уверенности. – Хорошая профессия. Может, потом свой ресторан открою.
Мы не сразу заметили, что идем не одни. Мягко и неслышно ступая по земле, вместе с нами шел снег. Большие пушистые хлопья плавно спускались с неба и запутывались в густых вихрах будущего повара и хозяина ресторана.
Наверное, суровый декабрь смущал вид непокрытой мальчишеской головы, и он во что бы то ни стало желал примерить на нее теплую зимнюю шапку.
Я поняла. Не надо пытаться все делать одной. Это в мелочах хорошо, а когда речь идет о чем-то действительно важном, не стоит бояться просить помощи, участия. Не стоит таиться ни от друзей, ни от родителей.
Почему-то в первую очередь мы думаем, что нас не поймут. Что нас непременно начнут осуждать и заставят отказаться от задуманного. Мы не доверяем даже самым близким людям. Мы не даем им шанса.
А вдруг они поступят именно так, как надо? Поддержат и помогут. Стоит только им все рассказать. Ведь существуют такие вещи, с которыми ни за что не справиться в одиночку.
Вот Таня Можаева не испугалась. Честно поделилась со мной своей проблемой. С совершенно посторонним для нее человеком. Но в первую очередь пыталась заручиться поддержкой своего ненаглядного Юрочки Сокольникова. И ни капли не сомневалась в нем.
А я?
– Лисичка! Ну почему же ты сразу обо всем не рассказала? – спрашивала мама мягко.
– Надо было давно сказать, – поддерживал ее Толик. – Вместе бы как-нибудь справились.
– Лиса! Почему же ты молчала? – вторила моим родственникам Светка, хотя и в другое время, в другом месте.
Почему? Почему? Почему?
Потому что я тоже была глупой, самоуверенной дурой.
Теперь-то я это понимаю. Да только поздно уже. По-настоящему поздно. Не переделаешь, не исправишь. Не вернешь. И я обращаюсь к самой себе:
– Больше не молчи, Лиса! Слышишь? Больше не молчи!
Самая короткая. И последняя
Мама с Толиком сделали мне подарок на Новый год, который не назовешь ни банальным, ни бесполезным, ни скучным.
Торжественные, будто при исполнении государственного гимна, и в то же время смущенные, как нашкодившие дети, они сообщили, что скоро (не очень скоро, но в ближайшей перспективе) я стану сестрой. Что, вероятнее всего, у меня будет брат. И пока времени достаточно, мне поручается, как будущей старшей сестре, ответственная и почетная миссия – выбрать имя.
А чего тут выбирать?