Скажи, Лиса! Смелик Эльвира
Грачев стоит. Можно считать, что не один. Рядом с машиной.
– И что?
Он самодовольно ухмыляется и показывает на тачку.
– Хочешь прокатиться?
Кроме него и меня поблизости никого нет. И в автомобильном салоне пусто.
– А кто за рулем?
– Я.
Тимофей жутко горд собой. Ждет, что сейчас я начну восторгаться его способностями.
– Ты? У тебя что, права есть?
– Конечно, нет. Я же еще несовершеннолетний.
– Грачев! Ты в своем уме? Нас же первый патруль остановит.
Тимофей снисходительно глянул на меня.
– А то у меня на лбу написано, что мне еще нет восемнадцати. И всем издалека видно. – Он коротко хмыкнул. – Чего ты боишься? Водить я давно умею. Когда-то в детскую автошколу ходил. Даже в соревнованиях участвовал.
– О-о-о! – уважительно протянула я, а самой так и хотелось усмехнуться. Но тут очередная мысль выскочила, словно из засады. Решила напугать своим неожиданным появлением.
– А где ты машину взял? Угнал?
Грачев обиделся.
– Слушай, Лиса! За кого ты меня все время принимаешь? Это моя тачка. Точнее, будет моей через пару лет.
Вот так, потихоньку, ненароком, выясняются подробности его жизни. Я не ошиблась, предполагая, будто он из весьма обеспеченной семьи. Сыночку в ближайшее время и прав не получить, зато машина у него уже есть. Про запас.
– Ну так что, едем?
– Куда?
– Никуда. Просто покатаемся.
Я смотрю на Тимофея, смотрю и не могу понять.
– Грачев, почему?
– Что «почему»?
Как же это объяснить?
– Почему со мной? У тебя что, других друзей нет?
– Есть, – уверенно отвечает он. И добавляет вот так просто, без обиняков: – Но с тобой мне лучше.
Ну сколько раз я еще буду ронять челюсть от его слов?
Я сжала зубы, но сразу поняла, что в таком положении вряд ли смогу достойно ответить.
– Я же тебя вечно достаю дурацкими вопросами!
– А может, мне это нравится?
И не осталось ничего другого, кроме как покорно усесться в машину.
Я совсем не разбираюсь в породах тачек. Ой, то есть в марках. Ориентируюсь только по фирменным эмблемам. Но грачевское авто видела лишь сбоку, а там никаких опознавательных знаков прилеплено не было. Да и какая мне разница, что у него за машина?
Я устроилась на переднем сиденье, рядом с водителем, долго боролась с ремнем безопасности. Он все никак не хотел вытягиваться до нужной длины. Грачев, улыбаясь, наблюдал за моими мучениями, а потом не выдержал, пристегнул меня сам.
– Ну, Лиса, ты даешь!
– Ладно! Не отвлекайся! На дорогу смотри!
Машина осторожно тронулась с места, выехала со двора. Видимо, Тимофей решил сразу доказать мне, что умеет водить.
Мы немного попетляли по улицам, потом выбрались на проспект, а дальше – за город.
Машины мчались потоком. Разные. Легковушки, грузовики, автобусы. Начиная от стареньких, помятых, дребезжащих и заканчивая дорогими, сияющими новизной и чистотой, словно только что из салона. И мы попали в общее течение, понеслись наравне со всеми, не отставая, но и не вырываясь вперед.
Потом сплошной поток поредел, и Грачев резко увеличил скорость.
– Зачем?
Не понимаю тех, кто любит эту сумасшедшую езду. Когда не успеваешь разглядеть то, что мелькает за окном. Когда дорога стремительно разворачивается навстречу и кажется: еще немного, и колеса оторвутся от асфальта, а машина взлетит и уже никогда больше не приземлится.
– Ты что, боишься?
Наверное, да. Боюсь! Потому что внутри у меня что-то дрожит. И дыхание сбивается. И представляется, что ровное и гладкое не может продолжаться до бесконечности, и сейчас обязательно (нет, я этого не хочу, но с моим мнением не будут считаться), обязательно случится что-нибудь плохое.
А Грачеву нравятся свобода и скорость. И он…
Машина резко вильнула, пару мгновений неслась по направлению к кювету, а потом выровнялась. Но этого я уже не видела.
Потому что глаза сами зажмурились и сердце остановилось. И скорее всего я завизжала:
– Перестань, Грачев! Стой! Пожалуйста, стой!
Теперь и он испугался. Надавил на тормоза.
– Лиса, ну это же так, несерьезно. Я просто сам, нарочно. Ничего бы не случилось.
Я его не слышала.
Я не могу больше сидеть в машине! Не хочу! В животе крутится страх, подкатывает к горлу мерзким комком. Обламывая ногти, я пытаюсь избавиться от ремня. Наконец получается, и, с ненавистью толкнув дверь, я вываливаюсь из машины. Но сил хватает только на несколько шагов.
Я сижу на обочине, прямо на подернутой изморозью траве. Но внутри меня холодней, чем снаружи. И через дрожь тело пытается вытолкнуть этот внутренний холод.
– Лиса, ты как? Ты чего? Лиса!
Я точно могу объяснить, чего я и как мне.
– Мой папа погиб в аварии. Их в машине ехало четверо. И все остались живы. Кроме него. Он сидел рядом с водителем.
– Лиса, ну я же не знал! Ну, прости меня! Слышишь, Лиса! Я – урод! Ты права! Но я же не знал! Лиса, пожалуйста! Не надо здесь сидеть! Вставай! Пожалуйста, Лиса!
Назад мы ехали как полагается, на нормальной скорости и без всяких выкрутасов. И оба молчали. Всю дорогу. И потом молчали. Только у дверей моего подъезда Тимофей сказал:
– Прости меня, ладно?
И я кивнула. Ведь он же правда ни в чем не виноват.
Дышите глубже и ровнее
Мама сказала, что они с Толиком решили не устраивать свадьбы, просто расписаться и, может, отметить в тесном семейном кругу. А я сказала:
– Это, конечно, хорошо. Но знакомые не подумают, что вы не устраиваете свадьбу потому, что вам жалко тратить на них деньги?
Мама такой расклад явно не рассматривала. Да и я говорила не всерьез.
– А знаешь? – меня внезапно озарило, и я обрадовалась своевременности и удачности новой мысли. – Может, вам сразу поехать в небольшое свадебное путешествие? Купите «горящую» путевку.
– Лисичка! А как же ты? – сразу заволновалась мама.
– А я что – грудной младенец? Вы ведь ненадолго! Выживу.
– Не знаю, – с сомнением пробормотала мама, хотя было заметно, что моя идея ее вдохновила. – Меня не лишат родительских прав, если я оставлю несовершеннолетнюю дочь на несколько дней одну?
– А ты никому не говори. И я никому не скажу.
– Ой, Лисичка! – нерешительно покачала головой мама. – Как-то это…
Пришлось идти в наступление.
– Ты считаешь меня глупой и ни на что не способной? Думаешь, я такая беспомощная дурочка, что умру от голода перед закрытым холодильником? Ты мне не доверяешь? Боишься, что я устрою из нашей квартиры притон или буду засовывать гвозди в розетку? – Я сделала вид, что обижена до глубины души. – Теперь понятно, как ты ко мне по-настоящему относишься.
Мама испуганно и возмущенно замахала руками.
– Лисичка! Да ты что? У меня и мыслей таких никогда не возникало.
Она задумалась ненадолго, все еще неуверенная.
– Все-таки я с Толей сначала посоветуюсь.
– Конечно-конечно!
Как же без Толи?
Неплохая ведь идея – путешествие вдвоем, когда рядом больше никто не нужен. И я предложила им попутешествовать не потому, что хотела остаться дома одна, а потому, что думала: так действительно будет… ну-у-у… более торжественно, чудесно, впечатляюще. Просто расписаться и посидеть за столом вместе со мной – слишком буднично для такого события.
И еще, наверное, я надеялась хоть ненадолго отсрочить переезд к нам Толика.
Толик мою идею поддержал. Наверное, чувствовал то же самое, что и я. Одно дело, если бы мама жила одна. А тут при ней такой подарок, да еще в самом страшном для родителей возрасте.
Они познакомились на маминой работе. А как иначе? Не на улице же? Ведь мама нигде больше и не бывает. Либо у себя на фирме, либо дома. Правда, в магазин еще ходит. Но я не могу представить знакомящимися в магазине ни маму, ни тем более Толика:
– Мужчина, как вы думаете, стоит покупать эту колбасу? На вид она вполне съедобная.
– Ну что вы, дама! Разве может быть съедобной колбаса в настоящее время? Возьмите лучше сыр.
Бред какой-то!
Мама работает юридическим консультантом. Из этого легко вывести, каким образом ей удалось пересечься с Толиком. Доконсультировались. Теперь собираются в свадебное путешествие. А я остаюсь дома совсем одна. На целую неделю.
На уроке Валентина Аркадьевна торжественно объявила, что всем в ближайшее время необходимо сшить ватно-марлевые повязки размером двадцать на тридцать. Слой ваты – один сантиметр, и шесть слоев марли.
– Вот маразм! – не сдержавшись, вслух высказалась Янка Фокина.
Но Валентина Аркадьевна возразила, что никакой это не маразм, а новое требование пожарной безопасности на случай сильного задымления или чего-то там еще. А потом категорично добавила, что медицинские маски, продающиеся в каждой аптеке, ни в коем случае не подойдут. И вообще для нормальных девочек работа с иголкой и ниткой – не проблема.
Вечером я передала маме слова нашей классной о срочно потребовавшемся ватно-марлевом чуде.
– Ну надо же! – изумленно воскликнула мама. – Опять вспомнили! Десятилетия проходят, а школа в мелочах не меняется.
Оказалось, когда-то, классе в восьмом или седьмом, они тоже шили эти самые ватно-марлевые повязки, и мама до сих пор помнит технологию их изготовления. Но дома у нас нужных материалов не оказалось, и мне пришлось пилить в ближайшую аптеку за марлей и ватой.
Потом, вместо того чтобы волноваться из-за завтрашнего торжественного события и паковать чемодан, мама занималась рукоделием и при этом рассказывала мне, как во время учебной тревоги их класс, напялив собственноручно изготовленные ватно-марлевые намордники, прятался под партами в кабинете труда.
Иногда мама грузит меня историями из своего детства. Порой они занудно-сентиментальные, а порой – ничего так, прикольные.
В ЗАГС мы приехали втроем. Толик сам вел машину.
На фоне невест, похожих на пирожные со взбитыми сливками, розовых от волнения женихов и разодетых в пух и прах гостей наша скромная компания казалась лишней. Будто мы заглянули в незнакомое здание случайно, привлеченные шумом и всеобщим весельем.
Что меня больше всего поразило в церемонии? То, что последовало за словами: «Объявляю вас мужем и женой. Можете поздравить друг друга».
Так чудно, когда взрослые целуются.
Странная Мэри (она же Алиса)
Из-за Грачева у меня скоро разовьется мания преследования. Как будто это я курю травку, а не он. Куда бы я ни пошла, обязательно наталкиваюсь на него. Словно нарочно подстерегает.
Возвращалась из магазина со сдобной булкой и питьевым йогуртом.
– О, Лиса! Помогаешь маме по хозяйству?
– А ты подкарауливаешь, чтобы ограбить?
– Да-а! Булочка с йогуртом того стоят! – Тимофей уверенно пристроился рядом.
Нам опять по дороге?
– А чего так скромно? Сели на голодную диету?
– Не! Просто мама с Толиком укатили в свадебное путешествие на недельку.
Грачев не поверил, вытаращил глаза.
– И ты что, сейчас дома совсем одна?
– Ну-у, на неделю же всего.
Тимофей потупился, замялся.
– Лиса! – Помолчал еще немного. – А можно, я у тебя пока поживу?
У меня даже мое обычное «а-а-а» в горле застряло. Зацепилось всеми шестью широко расставленными ножками и ни туда ни сюда, будто парализованный жучок.
– Ты не думай. Я себя хорошо буду вести. И тихо. Я даже картошку чистить умею.
Грачев никогда еще не был таким заискивающим. Обычно он – нахальный, самоуверенный, независимый. Но и я обычно – разумная и рассудительная. Без глупостей.
– А твои родители тебя искать не будут?
Тимофей ухмыльнулся недобро.
– Да забей ты на моих родителей. Чего ты все про них?
Надо уметь говорить «нет»: «Ни за что! Ни под каким предлогом! Нет, нет, нет и еще раз нет!»
Но сразу же представляю: я откажу, а он пойдет еще куда-нибудь, только не домой. Ведь так тоже могло быть. Могло быть? Могло?
– Ну ладно. Живи.
Если мама узнает, она вообще больше никогда меня одну дома не оставит. Уволится с работы, благо теперь есть кому содержать семью, и будет все время ходить рядом, держа за ручку, провожать в школу, встречать из школы, добавится ко мне в друзья «вконтакте» и заставит разговаривать по мобильному с громкой связью.
Последний всплеск разума:
– У тебя же вещей никаких нет. А у нас дома все шмотки сейчас только женские.
– Я завтра принесу.
Понятно. Тайная вылазка, пока родителей нет дома.
Да что же это такое?
У меня внутри все напряжено и натянуто, и руки слегка подрагивают. Происходящее странно. Я не боюсь Грачева, в нем я уверена. Но я не уверена в том, что поступила правильно. Ничего не зная, я влезла в историю. В какую: хорошую или плохую? И необходимо ли вообще мое участие?
А Тимофей спокойно разгуливал по комнатам, будто у себя дома. Хотя он уже столько раз приходил ко мне, что легко ориентировался в нашей квартире и хорошо выучил, где что лежит.
Да и чего ему смущаться, если кроме нас с ним никого нет?
Сяду за уроки. Занятие привычное и занудное, приводит в норму.
Тимофей – в маминой комнате. Кажется, смотрит телевизор. А я смотрю в тетрадь по английскому, но из всего многочисленного словарного запаса в голове осталась только глупая песенка:
- Mary, Mary, quite contrary,
- How does your garden grow?
- With silver bells, and cockle shells,
- And pretty maids all in a row.
- (Мэри, Мэри. У нее —
- Все не так, как у людей.
- В цветнике ее не розы,
- А ракушки из морей.
- А в саду колокола
- Из литого серебра.
- И скажите, где еще
- Видели вы сад,
- Чтоб красавицы
- На грядках вырастали в ряд?)
В пору поменять Мэри на Алису.
– Чего делаешь? – донеслось из-за плеча.
– Пишу сочинение по английскому.
Тимофей глянул на чистую страницу, критически хмыкнул.
– Хочешь, помогу?
Мальчик из колледжа предлагает помощь девочке, которая ходит на дополнительные занятия по языку со второго класса.
– Серьезно?
Тимофей не смутился, снисходительно дернул плечом.
– А что? – И не сдержал самодовольной улыбки. – Английский, французский. На выбор. Я с этого года должен был учиться в Канаде.
Бедная моя нервная система. Не много ли потрясений за один день. Я же не железная!
– Где? Да ладно! Так чего ж ты не там?
– Ну-у. – Тимофей иронично скривил губы. – Ошибся в расчетах.
– А почему – Канада? Это же очень далеко. Есть же Англия, Швейцария. У нас, кстати, из параллельного класса один мальчик на следующий год едет учиться в Швейцарию.
Грачев отвернулся.
– А вот именно потому, что далеко.
Спрятал лицо на секунду, а потом опять посмотрел на меня легко и беззаботно.
– Так помощь требуется?
Я тоже посмотрела на него. Хотела пристальным взглядом прямо в глаза, но почему-то не смогла, только скользнула сверху вниз, как по крутому склону. По лицу, по плечу, по руке, упирающейся в спинку моего стула.
Он действительно, несмотря ни на что, такой весь аккуратненький, ухоженный, чистенький. И вдруг – уродливое пятно. Как рана. Мерзкая, стягивающая кожу, запекшаяся корочка кроваво-коричневого цвета, а вокруг – краснота.
Рана и рана. Я бы и внимания не обратила, если бы она была не на тыльной стороне предплечья, прямо над бледно-голубой, слабо просвечивающей ленточкой сосуда.
– Грачев, это что?
Он не стал выкручиваться и врать, влепил честно, равнодушно и насмешливо:
– Штука такая. «Крокодил» называется.
«Крокодил»?
– То-то ты чешуей покрываешься! – Я тоже сначала попробовала насмешливо, но мгновенно сорвалась и просто заорала: – Грачев, ты совсем идиот? Ты же клялся, что не колешься!
Он ухмыльнулся слову «клялся».
– Подумаешь, один раз. Просто попробовал. Чего страшного-то?
– Грачев! Ты последние мозги выкурил?
Достаточно сделать первый шаг, а дальше идет само собой. Если уже переступил – так чего останавливаться? И тупая уверенность: я смогу справиться со всем, чем угодно! Я – сильнее! Чего страшного?
Да! Полазала я по Интернету. Впечатлило. И впечаталось. Транспарантом. Горящими буквами: «Средняя продолжительность жизни героинового наркомана составляет семь лет от начала употребления наркотика, а наркомана, употребляющего „крокодил“, – не более одного года».
Не думаю, что это только для того, чтобы детишек пугать.
– И куда дальше-то? В морг? Там-то тебе достаточно страшно будет?
– Лиса! Чего ты разоралась? Говорю же: один раз!
Хочу верить! Хочу верить, что так тоже бывает.
И не верю.
– Сделаешь еще раз, я тоже найду такой и вколю себе.
А он – верит.
– Лиса, ты совсем дура?
– А чего страшного-то?
Даже посторонние не сомневаются, что у Мэри проблемы с головой
На ОБЖ проходили помощь при ушибах и переломах: за что хвататься и как накладывать повязки.
Подполковник (на пенсии) разделил класс на группы по четыре человека.
– Так! Один – пострадавший, остальные трое оказывают помощь. Бинтуют согласно схемам.
Я оказалась в одной компании со Светкой, Фокиной и Потатуевой.
– Кого спасаем? – сразу озадачилась Светка.
Есть желающие выглядеть идиотом? Янка сразу зыркнула на Потатуеву – кто еще безропотно согласится на любую унизительную процедуру?
– Меня!
Светка вопросительно глянула, Фокина скорчила рожу, Полинка уткнулась в учебник. А мне захотелось сказать, что я пошутила. Промолчала с трудом.
Подполковник обходил класс, раздавал перевязочные материалы и задания: распределял, у кого лодыжка сломана, кто в живот ранен, кому нужно зафиксировать лучезапястный сустав. Приблизился к нам и у единственных из класса поинтересовался:
– Кто жертва?
Я обреченно вскинула руку, подполковник задумался на мгновение и выдал:
– Травма головы.
– …
Фокина фыркнула и развернула ко мне учебник. На картинке гордо красовался точеный римский профиль в аккуратном белом чепчике, завязанном бантиком под высокомерно приподнятым подбородком.
Кто дергал меня за язык? И какие ассоциации возникли у подполковника при виде меня за секунду раздумья? Я одна в классе оказалась пострадавшей на голову! Неужели судьба?
Урок превратился в тренировку по художественной гимнастике. В воздухе развевались белые ленты и отовсюду звучали раздраженные команды:
– Ногу выше подыми!
– Да, блин! Не дергайся! Замри!
– Аккуратней! Чего так затягиваешь?
За несколько минут до звонка, когда с больными было покончено, а подполковник придирчиво осматривал и дергал кривенькие повязки, дверь кабинета неожиданно распахнулась. Вошел Петя Самолетов.
Прочие раненые торопливо спрятали под парты перебинтованные руки и ноги.
А мне что было делать? Нырять с головой?
Но я даже отвернуться не успела.
Петя уставился на меня, а я уставилась на Петю, пытаясь телепатировать ему в мозг: «Это не я. Это совершенно другой человек». И остальные на него уставились, желая узнать цель визита, но Петя начисто забыл, зачем пришел. Стоял в дверях и не шевелился, безмолвный, как статуя греческого бога в школьном костюме. Подполковник не выдержал первым.
– Самолетов, тебе чего?
Петя очнулся.
– Мне? – пришел в себя окончательно. – Ах, да! Валентин Васильевич, вас директор вызывает.
Говорил подполковнику, а смотрел на меня. Поворачивался к двери, а смотрел на меня. Едва шею не вывихнул. Но в Петином взгляде не было ни любви, ни восхищения. Так пялятся в музее на самый невероятный или жуткий экспонат.
Читать бесплатно другие книги:
