Маска Дилетте Марко

7

Во вторник, получив разрешение на временную опеку над Джейн Доу, Пол поехал домой работать над своим романом, а Кэрол с девочкой отправились по магазинам. У Джейн не было никакой одежды, за исключением той, в которой она выскочила утром в четверг под колеса «Фольксвагена», и даже на несколько дней ей нужно было много всего. Она чувствовала неловкость из-за того, что Кэрол тратила на нее деньги, и поначалу не признавалась, что ей нравится то или другое.

В конце концов Кэрол сказала:

— Милая, ведь тебе все это необходимо, так что позволь мне позаботиться о тебе таким образом. Хорошо? Так или иначе, я не думаю, что понесу большие убытки. Скорее всего или твои родители, или одно из соответствующих государственных детских учреждений вернут мне эти деньги.

Это подействовало. Они тут же купили две пары джинсов, несколько блузок, белье, спортивные туфли, носки свитер и ветровку.

Когда они подъехали к дому, его тюдоровский стиль произвел на Джейн большое впечатление. Она пришла в неописуемый восторг от выделенной ей комнаты для гостей. Там был сводчатый потолок, длинный диван в нише с окном и во всю стену тянулся встроенный шкаф с многочисленными зеркальными дверцами. Насыщенные голубые и бледно-бежевые тона гармонировали с мебелью из вишневого дерева в стиле королевы Анны.

— Неужели это только комната для гостей? — удивленно воскликнула Джейн. — И вы постоянно здесь не живете? Ничего себе! Если бы это было у меня дома, я бы только в ней и сидела! Читала бы себе здесь — вот там, в нише, — читала и наслаждалась бы обстановкой.

Кэрол всегда нравилась эта комната, но, посмотрев на нее глазами Джейн, она увидела в ней для себя нечто новое, большее. Глядя на то, как девочка все осматривала — открывала раздвижные двери шкафа, смотрела с разных ракурсов в окно, прыгала на широченной кровати, проверяя мягкость матраса, — Кэрол поняла, что благодаря невинной детской непринужденности у родителей появляется ощущение молодости, они становятся менее замкнутыми.

В тот вечер Кэрол, Пол и Джейн готовили ужин вместе. Несмотря на свою робость, девочка быстро освоилась. За ужином они много и весело смеялись.

После ужина, пока Кэрол и Пол убирали со стола, Джейн взялась мыть посуду. Оказавшись на какую-то минуту в одиночестве в столовой, Пол тихо сказал Кэрол:

— Потрясающая девчонка.

— А разве я тебе не говорила?

— Смешно, однако.

— О чем ты?

— С тех пор, как я впервые встретил ее сегодня днем возле суда, — ответил Пол, — меня не покидает чувство, что я уже где-то ее видел.

— Где?

Он покачал головой.

— Хоть убей, не могу вспомнить. Но в ее лице есть что-то знакомое.

Весь вторник Грейс ждала очередного телефонного звонка.

Ей было страшно подходить к телефону.

Чтобы снять с себя нервозность, она пыталась переключиться на уборку дома. Скребла пол на кухне, протерла во всех комнатах пыль, почистила ковры.

Но воспоминания о звонке не давали ей покоя: сухой, шелестевший, как бумага, голос, похожий на голос Леонарда; какие-то странные сказанные им вещи; последовавшая затем зловещая тишина; какое-то жуткое ощущение огромного расстояния, невообразимая бездна пространства и времени...

Это наверняка чья-то шутка. Но чья? Кому могло понадобиться изводить ее имитацией голоса Леонарда через восемнадцать лет после его смерти? Какой смысл в подобных игрушках сейчас, по прошествии такого времени?

Она попыталась отвлечься от своих дурных мыслей при помощи запеченных в тесте яблок. Сочные, с корочкой, приготовленные с добавлением корицы, молока и небольшого количества сахара — в свое время она больше всего любила их на ужин: ведь она родилась и выросла в Ланкастере, в самом сердце Немецкой Пенсильвании, где это блюдо считалось одним из традиционных. Однако во вторник вечером ей не хотелось даже запеченных яблок. Пару раз куснув, она не осилила даже и половины яблока, хотя обычно съедала за ужином два.

Грейс продолжала нехотя ковырять еду вилкой, когда раздался звонок.

Она вскинула голову и уставилась на телефон, висевший на стене над столиком возле холодильника.

Телефон продолжал звонить вновь и вновь.

Не в силах унять дрожь, она подошла к телефону и сняла трубку.

— Грейси...

Голос был едва слышен, но она различила слова.

— Грейси... как бы не оказалось слишком поздно.

Это был он. Леонард. Или кто-нибудь еще с таким же голосом.

Она не могла ему ответить. У нее свело горло.

— Грейси...

Ей вдруг показалось, что ее ноги сделаны из воска и они начали под ней оплавляться. Она поспешно вытащила из-под стола табуретку и села на нее.

— Грейси... не дай этому повториться. Нельзя, чтобы... это продолжалось... бесконечно... кровь... убийство...

Закрыв глаза, она пыталась выдавить из себя слова. Ее голос был слабым, дрожащим, она даже не узнала его. Это был голос незнакомки — изможденной, запуганной, жалкой старухи:

— Кто это?

— Защити ее, Грейси, — послышался в ответ шепчущий вибрирующий голос.

— Что вы хотите от меня?

— Защити ее.

— Зачем вам это надо?

— Защити ее.

— Кого защитить? — спросила она.

— Уиллу. Защити Уиллу.

Грейс все еще пребывала в страхе и смятении, однако в ней уже начало подниматься раздражение.

— Черт возьми, я не знаю никого по имени Уилла! Кто это?

— Леонард.

— Нет! Вы что, считаете меня выжившей из ума старой маразматичкой? Леонард умер. Восемнадцать лет назад! Вы — не Леонард. Что за шутки вы затеяли?

Она уже хотела повесить трубку, прекрасно зная, что с подобными кретинами именно так и надо поступать, но не могла. Его голос был так похож на голос Леонарда, что, казалось, загипнотизировал ее.

Он вновь заговорил, еще тише, чем раньше, но она могла разобрать:

— Защити Уиллу.

— Я же говорю, я не знаю ее. И если вы будете продолжать надоедать мне с этой чушью, я сообщу в полицию, что какой-то ненормальный...

— Кэрол... Кэрол... — Голос слабел с каждым слогом. — Уиллу... ты называешь... Кэрол.

— Да что же это за чертовщина такая?

— Остерегайся... кота...

— Что?

Голос теперь был таким далеким, что ей приходилось изо всех сил напрягаться, чтобы услышать.

— ... кот...

— Аристофан? Что с ним? Вы что-нибудь с ним сделали? Вы отравили его? Поэтому он последнее время сам не свой?

Молчание.

— Вы меня слышите?

Тишина.

— Что с котом? — вновь спросила она.

Ответа не последовало.

Прислушиваясь к абсолютной тишине, она начала так дрожать, что едва удерживала в руке трубку.

— Кто вы? Зачем вам понадобилось меня так изводить? Зачем вы хотите что-то сделать с Аристофаном?

Откуда-то издалека до боли знакомый голос ее давно покойного мужа произнес последние едва слышимые слова:

— Жаль... что я не могу... попробовать запеченных яблок.

Джейн забыли купить пижаму. Она легла спать в гольфах, трусиках и в одной из маек Кэрол, которая была ей немного велика. .

— А что будет завтра? — спросила она, когда улеглась, приподняв голову с мягкой подушки.

Кэрол присела на краешек кровати.

— Мне кажется, мы можем начать лечебные сеансы, чтобы как-то попробовать вернуть тебе память.

— Что это за лечение?

— Ты знаешь, что такое гипнотическая регрессия?

Джейн вдруг испугалась. После несчастного случая она несколько раз делала осознанные попытки вспомнить, кто она, но каждый раз, подходя, как ей казалось, к тревожной догадке, она ощущала дурноту, панику и полнейшее смятение. Когда она заставляла себя вспоминать еще и еще, приближаясь к правде, срабатывал механизм психологической защиты и ее любопытство мгновенно пресекалось, словно какой-то душитель перекрывал ей доступ воздуха. И каждый раз, находясь на пороге беспамятства, она видела странный серебристый предмет, раскачивающийся взад-вперед в темноте, и от этого непостижимого зрелища кровь стыла у нее в жилах. Она чувствовала, что прошлое таило нечто жуткое, страшное и ей было бы лучше это не вспоминать. Она уже почти пришла для себя к выводу, что не стоит искать того, что потеряно, а надо принять новую жизнь безымянной сиротой, даже если жизнь эта будет полна тягот. Но в результате лечения гипнотической регрессией она волей-неволей может столкнуться с прошлым. От этой перспективы ей стало страшно.

— С тобой все в порядке? — спросила Кэрол.

Моргнув, девочка облизала губы.

— Да. Я просто подумала о том, что вы сказали. О гипнотической регрессии. Это значит, вы введете меня в транс и заставите все вспомнить?

— Нет, все не так просто, милая. Нет гарантии, что все получится. Я загипнотизирую тебя и попрошу мысленно вернуться к несчастному случаю, который произошел в четверг утром; потом я попробую помочь тебе перенестись все дальше и дальше в прошлое. Если ты хорошо поддаешься гипнозу, ты можешь вспомнить, кто ты и откуда. Гипнотическая регрессия порой очень помогает, когда мне нужно заставить пациента оживить в памяти какую-то тяжело пережитую им в далеком прошлом травму. Мне не доводилось использовать этот метод на пациентах, страдающих амнезией, но мне известно, что он применим в подобных случаях. Однако желаемого результата добиваются лишь в пятидесяти процентах случаев. Чтобы добиться успеха, нужно больше чем один-два сеанса. Процесс может оказаться нудным и разочаровывающим. Вряд ли у нас завтра что-то получится, и не исключено, что твои родные объявятся раньше, чем я смогу помочь тебе оживить твою память. Но почему бы нам не попробовать? Разумеется, лишь в том случае, если ты не против.

Она не хотела, чтобы Кэрол узнала про ее страхи, и поэтому ответила:

— Конечно, нет. Похоже, это будет интересно.

— У меня на завтра четыре пациента, но я смогу найти для тебя время в одиннадцать часов. Тебе придется довольно долго сидеть в приемной до и после сеанса, так что завтра первым делом мы найдем тебе какую-нибудь книжку, чтобы ты взяла ее с собой. Тебе нравятся детективы?

— Наверное.

— А как насчет Агаты Кристи?

— Что-то знакомое, но я не могу вспомнить, читала ли я ее книги.

— Ну вот, завтра и посмотришь. Если ты увлекалась детективами, то, возможно. Агата Кристи и поможет тебе что-нибудь вспомнить. Любой стимул, любая деталь могут приоткрыть тебе дверь в прошлое. — Наклонившись, она поцеловала Джейн в лоб. — А сейчас выкинь все из головы. Тебе нужно хорошенько выспаться, малыш.

После того как Кэрол вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, Джейн не стала тут же выключать свет. Она несколько раз медленно обвела глазами комнату, останавливая взгляд на всех красивых деталях.

«Господи, — думала Джейн, — оставь меня здесь. Позволь мне остаться в этом доме навсегда. Не отправляй меня туда, откуда я пришла, где бы это ни было. Я хочу жить здесь... и умереть. Здесь так хорошо».

Протянув руку, она наконец выключила ночник.

Ночь, как летучая мышь крыльями, окутала ее темнотой.

Найдя подходящий материал и четыре гвоздя, Грейс Митовски решила временно забить изнутри дверцу, через которую Аристофан выходил погулять.

Аристофан стоял в центре кухни и, склонив голову набок, с интересом наблюдал за происходящим. Через каждые несколько секунд он мяукал, как казалось, из любопытства.

— Ну вот, — сказала Грейс, забив последний гвоздь, — твои прогулки на некоторое время откладываются. Не исключено, что какой-то тип давал тебе яд или еще какую-нибудь дрянь и из-за этого ты так себя и ведешь. А теперь мы посмотрим, исправишься ли ты. А может, ты пристрастился к наркотикам, глупый котик?

Аристофан вопросительно мяукнул.

— Да-да, — продолжала Грейс. — Я понимаю, что это кажется нелепым. Однако если я не имею дело с ненормальным, тогда по телефону действительно звонил Леонард. А это еще более нелепо, как ты считаешь?

Кот вертел головой из стороны в сторону, словно и впрямь силясь понять, о чем она говорит.

Замолчав, Грейс протянула к нему руку.

— Кис-кис. Иди сюда, кис-кис-кис.

Аристофан зашипел, фыркнул и, повернувшись, убежал.

На этот раз они выключили свет. Он чувствовал на шее горячее дыхание Кэрол. Она прижималась к нему; ее тело то раскачивалось, то напрягалось, то извивалось, сливаясь с его; своими легкими и плавными движениями она напоминала теплую струю течения реки. Изящно выгибая спину, она поднималась и опускалась в такт с ним. Она была такой же гибкой, мягкой и всеокутывающей, как темнота.

Потом они еще о чем-то разговаривали, постепенно засыпая, держась за руки. Кэрол уснула, в то время как Пол еще продолжал что-то говорить. Когда она не ответила на один из его вопросов, он осторожно высвободил свою руку.

Пол чувствовал усталость, но не мог так быстро уснуть, как она. Он все думал о девочке. Он был уверен в том, что видел ее еще до того, как они встретились возле суда этим утром. За обедом ее лицо казалось ему все более и более знакомым. Это не давало ему покоя. Но как Пол ни пытался, он так и не мог вспомнить, где мог ее видеть.

Лежа в темной спальне и роясь в своей памяти, он вдруг ощутил, что ему как-то не по себе. Он почему-то почувствовал — по совершенно необъяснимой причине, — что его предыдущая встреча с Джейн была необычной, если не сказать неприятной. Ему в голову неожиданно пришла мысль о том, что девочка может представлять для них с Кэрол какую-то угрозу.

«Ну это уж слишком, — подумал Пол. — Чушь какая-то. Видимо, я устал гораздо сильнее, чем мне казалось. И логика мне уже не подвластна. Какую угрозу может представлять Джейн? Она такая милая девочка. Замечательная девочка».

Вздохнув, он повернулся и стал думать о своем первом романе (том, что оказался неудачным), и это быстро навеяло на него сон.

В час ночи Грейс Митовски, сидя в кровати, смотрела поздний фильм по своему портативному «Сони». Она видела, что главные герои вели на экране какой-то остроумный диалог, но не слышала ни слова из того, что они говорили. Не прошло и нескольких минут с момента начала фильма, как она совершенно отвлеклась от него.

Она вспоминала Леонарда, своего мужа, умершего от рака восемнадцать лет назад. Он был интересным человеком, трудолюбивым, с открытой душой и любящим сердцем, прекрасным собеседником. Она очень любила его.

Однако Леонарда любили далеко не все. Разумеется, он не был лишен недостатков. Самым большим из них была его нетерпимость и связанная с ней язвительность. Он не выносил лентяев, равнодушных, невеж и дураков. «А это — две трети человечества», — частенько повторял он, когда его что-то заедало. Будучи откровенным человеком и не страдая от избытка тактичности, он прямо говорил людям, что о них думает. В результате в его жизни в значительной степени отсутствовал обман, но было полно врагов.

Мог ли кто-то из тех врагов звонить ей, выдавая себя за Леонарда? Больной человек, мучая вдову Леонарда, мог бы получать не меньше удовольствия, чем если бы он издевался над самим Леонардом. Не исключено, что он испытывает наслаждение, отравляя ее кота и изводя ее идиотскими телефонными звонками.

Но ведь прошло уже восемнадцать лет! Кто же мог так хорошо запомнить голос Леонарда, чтобы с такой точностью имитировать его после стольких лет? Она, естественно, была единственным в мире человеком, который мог по-прежнему с одного-двух слов узнать этот голос. И при чем тут Кэрол? Кэрол появилась в жизни Грейс через три года после смерти Леонарда; он ничего и не знал об этой девушке. И какое дело до Кэрол его врагам? Что мог иметь в виду тот, кто звонил, когда называл Кэрол Уиллой? И самым тревожным казалось то, что звонивший откуда-то знал, что она как раз приготовила запеченные яблоки.

Могло быть и еще одно объяснение, о котором Грейс всячески старалась не думать. Возможно, звонивший и не был старым врагом Леонарда. Возможно, это был действительно звонок от Леонарда. От мертвеца.

— Нет. Этого не может быть.

— Многие верят в призраков.

— Но я — нет.

Она вспомнила о своих снах на прошлой неделе. Тогда она не верила в пророческие сны. А теперь поверила. Так, может, поверить и в призраков?

Нет. Она была здравомыслящей женщиной, вела размеренную упорядоченную жизнь, занималась наукой и всегда считала, что все можно объяснить с научной точки зрения. И теперь, в возрасте семидесяти лет, если она поверит в существование привидений при всем ее здравомыслии, она может оказаться на пороге безумия. Если ты действительно веришь в привидения, то что дальше? Вампиры? Может, стоит повсюду таскать с собой остро заточенный кол и распятие? Или оборотни? Тогда лучше купить упаковку серебряных пуль. А может быть, злобные карлики, живущие под землей и вызывающие землетрясения и извержения вулканов? Ну конечно! А что?

Грейс тоскливо усмехнулась.

Она не могла просто так взять и поверить в призраков, так как вера в этот предрассудок повлекла бы за собой веру и в бесчисленное множество других. Она уже не в том возрасте, у нее уже слишком устоявшиеся взгляды, чтобы сейчас коренным образом их менять. Естественно, она не будет делать такую невероятную переоценку только из-за двух нелепых телефонных звонков.

Теперь оставалось решить только одно: стоит ли говорить Кэрол о том, что кто-то изводит ее, упоминая при этом имя Кэрол. Она попыталась представить, как это будет выглядеть, когда она начнет объяснять свои предположения по поводу телефонных звонков и Аристофана которому подбрасывают яд или наркотики. Вряд ли это прозвучит привычно из уст той Грейс Митовски, какую все знают. Она будет похожа на старую истеричку, которой за каждой дверью и под каждой кроватью мерещатся несуществующие заговорщики.

Еще решат, что у нее начинается маразм.

«А может, так и есть? — засомневалась Грейс. — Уж не придумала ли я все эти телефонные звонки? Нет. Абсолютно точно нет».

И перемена в Аристофане тоже не была вымышлена ею. Она посмотрела на свою ладонь со следами когтей; они по-прежнему были красными и распухшими. Вот и доказательство. Эти следы являлись подтверждением того, что что-то не так.

«Я не маразматичка, — сказала она себе. — Нисколечко. Однако я вовсе не хочу убеждать Кэрол или Пола, что у меня с головой все в порядке, после того как я расскажу им о том, что мне звонил Леонард. Не стоит пока спешить. Надо подождать. Посмотрим, что будет дальше. Что бы там ни было, я сама смогу с этим разобраться. Я справлюсь».

На экране «Сони» главные герои фильма улыбнулись друг другу.

Проснувшись среди ночи, Джейн поняла, что бродила во сне. Она оказалась на кухне, но не могла вспомнить, как встала с постели и спустилась вниз.

На кухне была тишина. Единственным звуком казалось тихое урчание холодильника. Светила лишь луна, но, поскольку она находилась в фазе полнолуния, было достаточно светло.

Джейн стояла возле столика неподалеку от раковины. Открыв один из ящиков, она вынула оттуда разделочный нож.

Она смотрела на нож и не понимала, как он мог оказаться у нее в руке.

Холодное лезвие тускло поблескивало в лунном свете.

Она положила нож обратно в ящик.

Закрыла ящик.

Она сжимала нож с такой силой, что теперь у нее болела рука.

«Зачем мне понадобился нож?»

По спине, подобно многоножке, пробежал холодок.

Ее голые руки и ноги покрылись мурашками, и она вдруг поняла, что на ней были лишь маечка, трусики и гольфы.

С резким постукиванием отключился холодильник, и от этого звука она, вздрогнув, обернулась.

В доме воцарилась неестественная тишина. Ей уже стало казаться, что она оглохла.

«Что же я делала с ножом?»

Она обхватила себя руками, чтобы избавиться от пробиравшего ее озноба.

Может быть, ей снилось что-нибудь связанное с едой и она спустилась сюда во сне, чтобы сделать себе сандвич? Ну да. Вероятно, все так и произошло. Она действительно была немного голодна. Вот она и вытащила нож из ящика, чтобы отрезать себе кусочек ростбифа для сандвича. В холодильнике лежал ростбиф. Она заметила его, когда помогала Кэрол и Полу готовить ужин.

Но сейчас ей, похоже, уже не хотелось ни сандвича, ни чего-либо другого. Ее голые ноги мерзли все сильнее, в тонких трусиках и маечке она чувствовала себя неприлично раздетой. Ей хотелось лишь поскорее оказаться в постели под одеялом.

Поднимаясь в темноте по лестнице, Джейн держалась ближе к стене: так было меньше вероятности, что ступени заскрипят. Никого не разбудив, она вернулась в свою комнату.

Где-то на улице завыла собака.

Джейн юркнула под одеяло.

Какое-то время она никак не могла уснуть, чувствуя себя виноватой в том, что украдкой ходила по дому, пока супруги Трейси спали. Она чувствовала себя воришкой. Она чувствовала себя так, будто воспользовалась их гостеприимством.

Конечно, это было глупо. Она не собиралась ничего высматривать. Все это случилось во сне, а в таком состоянии человек не может контролировать свои действия.

Просто все было во сне.

8

Главным объектом внимания в кабинете Кэрол Трейси был Микки Маус. Эта достопримечательность располагалась на полках, которыми была увешана одна длинная стена комнаты. Там были пуговицы с Микки Маусом, заколки, наручные часы, пряжки ремней, телефон в виде Микки Мауса, бокалы с изображением знаменитого мышонка, пивная кружка с Микки Маусом, одетым в тирольскую одежду. Но в основном коллекция состояла из фигурок мультзвезды: Микки возле маленькой красной машины; свернувшийся калачиком, спящий Микки в полосатой пижаме; Микки, танцующий джигу; Микки с Минни, Микки с Гуфи; Микки со штангой; Микки с Плюто; Микки и Дональд Дак обнимают друг друга за плечи, как лучшие друзья; Микки верхом на лошади с ковбойской шляпой в лапе, одетой в белую перчатку; Микки — солдат; Микки — моряк; Микки — доктор; Микки в плавках, держащий доску для серфинга. Тут были и деревянные, и металлические, и гипсовые, и фарфоровые, и пластмассовые, и стеклянные, и глиняные фигурки Микки; некоторые из них были до фута высотой, некоторые — лишь дюймовые, но большинство было средних размеров. Эти сотни Микки были схожи лишь в одном — все они широко улыбались.

Коллекция не оставляла равнодушным никого из пациентов. Никто не мог устоять перед Микки Маусом.

В этом смысле Джейн ничем не отличалась от всех других посетителей этого кабинета. Радостно смеясь, она то охала, то ахала. К тому времени, когда девочка, закончив восторгаться коллекцией, уселась в одно из больших кожаных кресел, она была готова к сеансу; от напряжения и настороженности не осталось и следа. Микки в очередной раз сотворил свое чудо.

Кушетки в кабинете Кэрол не было. Она предпочитала проводить сеансы, сидя в кресле с подголовником, усадив пациента в аналогичное кресло по другую сторону восьмиугольного стола. Шторы всегда были наглухо задернуты; торшеры наполняли комнату мягким золотистым светом. За исключением стены с Микки Маусами, в комнате царила атмосфера девятнадцатого века.

Поговорив пару минут о коллекции, Кэрол затем сказала:

— Ну что ж, милая. Я думаю, нам пора начинать.

Девочка обеспокоенно наморщила лоб:

— Вы правда думаете, что этот гипноз может оказаться полезным?

— Да. Я считаю, что это лучшее средство для оживления твоей памяти. Не волнуйся. Это простая процедура Ты лишь расслабься и не противься мне. Хорошо?

— Ну что ж... хорошо.

Поднявшись, Кэрол обошла столик, и Джейн тоже было начала вставать.

— Нет, ты сиди, — сказала Кэрол.

Обойдя кресло, она приложила кончики пальцев к вискам девушки.

— Расслабься, милая. Откинься на спинку. Руки на колени. Ладонями вверх, пальцы свободно разжаты. Отлично. А теперь закрой глаза. Закрыла?

— Да.

— Хорошо. Очень хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты представила себе бумажного змея. Большого, напоминающего по форме бриллиант. Вообрази его. Большущий голубой бумажный змей летит высоко в синем небе. Видишь его?

— Да, — ответила девушка после некоторой паузы.

— Следи за этим змеем, милая. Смотри, как плавно он то взмывает вверх, то падает вниз. Взмывает и падает, вверх-вниз, вверх-вниз, туда-сюда, он так красиво парит высоко над землей, посередине между облаками и землей, высоко-высоко над головой. — Кэрол продолжала говорить мягким, спокойным, ровным голосом, глядя на густые светлые волосы девушки. — Пока ты наблюдаешь за змеем, ты сама постепенно становишься такой же легкой и свободной. Ты научишься парить высоко-высоко в небе, как этот воздушный змей. — Кончиками пальцев она круговыми движениями слегка массировала виски девушки. — Все напряжение покидает тебя, все заботы и печали уплывают прочь, и ты думаешь только об этом змее, бумажном змее в синем небе. Тяжесть ушла из твоей головы, лба и висков. Ты уже чувствуешь себя намного легче. — Ее руки опустились девочке на шею. — Мышцы шеи расслаблены. Напряжение исчезает. Тяжесть уходит. Ты становишься такой легкой, что тебе кажется, что ты поднимаешься к змею... вот... уже... почти... — Она опустила руки девушки на плечи. — Расслабься. Пусть исчезнет напряжение. Пусть оно отпадет как ненужный груз. Ты становишься все легче и легче. С груди тоже свалилась тяжесть. И вот ты уже летишь. Всего в нескольких дюймах от земли, но летишь.

— Да... лечу... — проговорила Джейн глуховатым голосом.

— Змей парит выше, но ты медленно, постепенно поднимаешься к нему...