Орден Шидловский Дмитрий

И вдруг он понял. И он и барон были людьми другого мира. Собственно, барон родился, конечно, в этом мире, но мыслил категориями совершенно иными, чем все окружающие. Поэтому они с бароном не следовали условностям этого мира. Это было их благословением и проклятием. Благословением потому, что слова «так не принято», «не положено» были для них не концом размышления, а его началом. «Кем не принято?», «Почему не положено?» — спрашивали они и докапывались до корней. Не связанные теми правилами, которые гирями висели на ногах «аборигенов»» видя причины возникновения любой ситуации и направление ее развития, они имели огромную фору.

Это же было их проклятием. Живя иными интересами, иными понятиями, они никогда не могли почувствовать себя здесь дома. «Что бы я делал, если бы родился здесь слугой? — думал Артем. — Видел бы счастье в должности дворецкого в богатом доме или в том, чтобы стать купцом. Был бы рыцарем или ратником, мечтал бы о добыче, о наградах. Был бы еще один воин, купец, слуга, каких тысячи. А я пришел сюда и наплевал на их расписные сани с бубенчиками и замки. Мне это показалось неинтересным. И вот теперь играю в министра финансов средневекового государства, могу приобрести десятки расписных саней с бубенчиками и даже несколько замков. Надо это мне? Да нет. Развлекаюсь».

Думая о своей жизни в этом мире, он понял, насколько изменился. Это был уже далеко не тот Артем, который непонятным, фантастическим образом пронесся по измерениям. Многое понял, многому научился, по-иному стал смотреть на мир. Это дало мощный толчок к развитию его личности. «Что привело к этому? — спрашивал он себя. — Опыт, необычные ситуации? Нет. В том мире я гнался за положением, деньгами, «гольфом» распроклятым, а здесь вдруг потерял ориентир — деньги и карьера. Потерял, но нашел другой. Сильный человек не может ни к чему не стремиться. Но, стремясь к чему-то одному, он теряет другое. Не произошло бы того, что произошло, так бы всю жизнь и потратил на зеленые бумажки. А сейчас те вещи, которые я понял, уже ни на что бы не променял. То, что я научился дышать животом, как показывал барон, и этим способом вылечил ангину, мне в тысячу раз важнее и приятнее поста и титула. Я могу добиться всего, чего хочу. Вот и добился вернее, как говорит барон, притянул к себе власть и деньги. Странно, получил то, чего уже не искал. Но ведь не получаю от этого ни капли удовольствия. А два года назад пищал бы от восторга. А зачем это мне? Тьфу ты, черт, сам себя запутал. Спать пора, завтра в шесть утра итальянские банкиры заявятся».

Впрочем, Ольге министерский пост и баронский титул ее мужа игрой вовсе не казались. Она чрезвычайно гордилась стремительным взлетом мужа и быстро осваивала роль светской дамы.

С большой радостью Артем обнаружил, что не ошибся в своей избраннице. Ни капли заносчивости или спеси. Она любила его столь же нежно, была столь же мила и приветлива как с князем и его окружением, так и с обслугой в замке.

А потом было торжественное вступление князя в Петербург. Была весна, пели птицы, и весь народ высыпал встречать нового правителя. И был министерский пост и много работы по «экономической реформе», как в шутку называл он свою работу. И был бывший дом барона, переустроенный Ольгой, по своему вкусу, в удобное семейное гнездышко. Был набор слуг и куча житейских мелочей. Начиналась новая жизнь.

Глава 51

А в это время в Ревеле

А в это время в ливонском городе Ревель, в том самом городе, который через много лет должен был стать Таллинном, эдаким сошедшим с картинки о средневековых рыцарях туристическим раем, городе, в котором в этот момент действительно жило много рыцарей и всего прочего люда, которому положено было жить в средневековом европейском городе, у окна в доме, стоящем на улице Пик, сидел отец Паоло. Майское солнышко грело вовсю. Люди, уставшие от долгой и хмурой зимы, довольно щурились и подставляли свои лица под его лучи. Настроение идущих по улице было праздничное, но на душе у Паоло было пасмурно.

Уже больше месяца он жил здесь. Тогда, в конце марта, когда он вывел к Нарвской крепости рыцарей и ландскнехтов, не желавших оставаться в Ингерманландии под управлением русского князя, им позволили переправиться через Нарову и приказали встать лагерем за замком. Потянулись дни томительного ожидания. Через две недели к ним приехал рыцарь, предъявивший грамоту от Гроссмейстера Тевтонского ордена. Он объявил, что все рыцари и ландскнехты могут поступить на службу в Ливонский орден или пройти через его территорию куда хотят. С Паоло же у него состоялся длинный разговор. Священник был вынужден рассказать все, что знал о событиях, сопутствующих перевороту и короткому правлению короля Иоахима; Закончив рассказ, Паоло обратился с нижайшей просьбой пропустить его через земли ордена в его родную Италию, где он намеревался принять пусть самый маленький сельский приход и удалиться подальше от хитросплетений политики на этой окраине христианского мира.

В просьбе ему было отказано. С елейной улыбкой эмиссар Гроссмейстера Тевтонского ордена сообщил, что Кенигсберг намерен восстановить германское доминирование в Северной Руси.

— Мы не допустим тех безобразий, — сказал он, — которые допустили по недомыслию Гроссмейстер Альберт, Иоахим и вы. Однако ваш опыт и ваше знание этой земли бесценны для нас. Поэтому мы нижайше просим вас остаться здесь.

Несмотря на изысканные выражения, было ясно, что Паоло посажен под домашний арест. С тяжелым сердцем священник отправился в Ревель, где снял дом на улице Пик. Нельзя сказать, что он бедствовал. Уезжая из Петербурга, он прихватил с собой казну короля. Разумеется, значительная ее часть пошла на выплату «выходных пособий» рыцарям и ландскнехтам, перешедшим с ним Нарову. Но не забыл Паоло и про свое «выходное пособие». Денег должно было хватить на покупку приличного домика в Италии и достаточно безбедную жизнь. Но сейчас он был вынужден сидеть в Ревеле, тупо уставившись на улицу. Единственное, чего он сейчас хотел, это вернуться в свою родную Италию и забыть про все случившееся как страшный сон.

Дверь скрипнула, и Паоло повернулся, чтобы посмотреть на вошедшего. На пороге стоял граф Чиани.

— А, милый граф, какими судьбами? — вскрикнул Паоло, с огромным удовольствием переходя на родной итальянский.

— Услышал о печальных событиях здесь и поспешил узнать все сам.

— Да, граф, события необыкновенно печальные. Проходите, присаживайтесь.

Граф приоткрыл дверь и щелкнул пальцами. Тут же его слуга внес два золоченых кубка и кувшин вина.

— Я решил, что вы соскучились по хорошему итальянскому вину, — произнес Чиани.

— Как вы добросердечны, — произнес Паоло.

— Поддержать в беде соплеменника и собрата по вере — долг каждого итальянца, — произнес Чиани. Перстень с камнем небесно-голубого цвета на его руке сверкнул, когда он ставил перед Паоло кубок.

Они говорили долго. Слуга графа неоднократно ходил в соседнюю корчму за жареным мясом и другими яствами. Граф очень подробно расспрашивал Паоло о всех хитросплетениях восточной политики, в которых участвовал священник. Паоло все рассказал, не забыв упомянуть о своем страстном желании вернуться в Италию.

— Надеюсь, я смогу вам помочь, — произнес Чиани и снова блеснул своим небесно-голубым перстнем.

В конце разговора, когда Паоло, казалось, уже поведал все, что знал, и даже высказал все свои предположения и оценки, Чиани вдруг внимательно посмотрел на него и произнес:

— Мне кажется, вы не все рассказали, падре.

— Вы правы, — отозвался священник, — есть здесь нечто мистическое и необъяснимое для меня. Дело в том, что нами были найдены свидетельства присутствия в Ингермянландии агента некоего неведомого, но мощного языческого государства, поклоняющегося эллинским богам.

— Что? — Граф насторожился. — Расскажите поподробнее.

— Что рассказывать? — Паоло поднялся, открыл свой походный сундук и, порывшись, достал документы и деньги Артема, принесенные Филаретом. Граф принялся их внимательно разглядывать.

— Интересно, — произнес наконец он, — а кто человек, изображенный на этой, э-э-э, гравюре?

— Мы полагаем, что это и есть агент неведомого языческого правителя. К сожалению, арестовать его не удалось.

— Расскажите поподробнее все, что вы знаете о нем, с самого его появления в Петербурге, — полупопросил, полуприказал Чиани.

И снова слуга побежал в корчму, и снова потянулся длинный рассказ Паоло, прерываемый вопросами и уточнениями Чиани. Особенно сильно Чиани интересовал момент встречи Артема с Рункелем.

— Вы убеждены, что ни один, ни другой не искали друг друга? — спросил Чиани.

— Абсолютно, — ответил Паоло. — К великому сожалению, я сам свел их, в чем теперь раскаиваюсь.

— А этот Рункель, — произнес Чиани, — что вы думаете о нем?

— Хитрый, беспринципный интриган, — отозвался Паоло. — Когда он понял, что Гроссмейстер проиграл, переметнулся к Андрею.

— Ну что же, — сказал Чиани, поднимая кубок, — засиделся я у вас, милый Паоло. Большое спасибо за ваш рассказ. Все это было очень полезно и познавательно для меня. Давайте выпьем напоследок. Мне жаль покидать вас, но я обещаю, что сделаю все, чтобы вы долго не засиделись в этом Ревеле.

Чиани широко улыбнулся, и перстень на его пальце сверкнул бирюзой. Они выпили.

— Кстати, — будто спохватился Чиани, — эти вещи языческого агента я бы хотел забрать с собой.

— Ну, я не думаю… — начал было Паоло.

— Я надеюсь, это компенсирует вашу потерю, — произнес граф и бросил на стол увесистый кошелек.

Заглянув в него, Паоло обнаружил там тяжелые золотые дукаты. «Целое состояние», — прикинул священник.

— Не в силах вам отказать, — ответил он. Граф собрал свои приобретения в поясную сумку и вышел. «Милый все-таки человек этот Чиани, — подумал Паоло, — милый и любезный. Хотя и интриган». Ему вдруг показалось, вечер стал очень душным. Он подошел к окну и отворил его. Свежий воздух ворвался в комнату, но не принес облегчения. К горлу подкатил ком, дышать стало еще труднее. Уже теряя сознание, священник понял, что умирает от яда.

Глава 52

Университет

Бешеный ритм жизни, который сопутствовал приходу князя Андрея к власти, постепенно сменился серыми буднями. Каждое утро теперь Артем отправлялся на службу в министерство. Проходил обычный рабочий день. Дел было много, но Артем, всегда хорошо умевший организовывать свою работу, быстро перевел ее из пожарного режима в обычный. Появилось достаточно свободного времени и для тренировок с бароном, и для семьи.

В мае Ольга сообщила ему, что у них будет ребенок. Артем был на седьмом небе от счастья, Ольга же вовсе ходила задрав нос. Баронесса, готовящаяся принести супругу юного баронета. В том, что у них будет сын, она почему-то с самого начала не сомневалась.

Их отношения стали значительнее теплее. Теперь ощущали уже не столько страсть двух влюбленных друг в друга людей, а крепкую связь, спаивающую счастливую семью. Артем, однако, тяготился тайной, которая лежала между ними. В первые дни семейной жизни они были так поглощены друг другом, что он даже не замечал этого. Но сейчас ему казалось, что он злонамеренно обманывает любимого человека, скрывая от Ольги правду о том мире, в котором родился, о своих знаниях, о мире вообще. Но как рассказать человеку, родившемуся в четырнадцатом веке, о веке двадцатом, об автомобилях, телефонах, интернете, космических полетах и страшном оружии, способном уничтожить целые континенты? А об ордене барона? Да как вообще объяснить, что земля круглая, милой девушке, с рождения «точно знающей», что земля плоская, а на небесной тверди сидит старик Бог в окружении ангелов? И все-таки Артем решил попробовать. Однажды вечером, когда они уже собирались ложиться спать, он произнес:

— Оля, хочешь, сказку расскажу?

— Расскажи, — удивленно согласилась та.

— Знаешь, есть такой мир, где люди живут совсем иначе.

— За морями, за лесами, за широкими полями, — вставила Ольга, чувствуя, что рассказчик отклоняется от канонов жанра.

— Не совсем. До этого мира пешком не дойдешь и на коне не доедешь. Попасть туда можно только с помощью колдовства. Но мир этот удивительный. Люди там изобрели машины, которые умеют летать по воздуху. Они передвигаются в повозках, для которых не нужны кони. И повозки эти настолько быстры, что от Петербурга до Новгорода можно было бы доехать не больше чем за три часа. И есть у них аппараты, с помощью которых один человек может говорить с другим, находящимся на другом конце земли. — Он остановился, чтобы посмотреть на реакцию Ольги.

— Чудо чудное, — выдохнула она. — Ну, рассказывай дальше, интересно же.

Артем понял, что может продолжать.

Вначале «сказки» изумили Ольгу своей новизной и необычностью. Она мгновенно пришла в восторг от открывшихся новых миров и фантазии Артема. Тем более что «сказки» он старался рассказывать не страшные. Теперь уже, как бы ни устал он за день, спать они не ложились без дежурной «сказки».

Июнь в этом году был жаркий. Артему вздохнул об отпуске. Впрочем, в этом мире про отпуска никто даже не думал. Не хочешь работать — иди в отставку, если есть на что жить. Это для придворных. Воинам же и крестьянам — какая может быть отставка? Работа — вся жизнь.

Хотя Артем прекрасно понимал: если бы отпуска и были, то не про него. Вспоминался виденный еще в юности довоенный фильм про Октябрьскую революцию. Там этакий сказочный Дед Мороз, все знающий и все понимающий «дедушка Ленин», в дни перед переворотом говорил измотанному и ошалевшему от постоянного недосыпа рабочему-большевику: «Сейчас нам, бантеька, спать некогда. Власть надо брать. А вот когда власть возьмем…» — «Да, — расплывался в блаженной улыбке рабочий, — когда власть возьмем, вот тогда…» — «А тогда и подавно спать не придется», — обрубает Ленин. Артем не любил советскую пропаганду, однако справедливость этого эпизода признавал, особенно сейчас. Отдыхать человеку, который действительно руководит да еще и старается нечто изменить в подвластной ему структуре, действительно не приходится. А уж когда государство только строится… Чтобы удержать власть, сил, времени и энергии немерено надо. А уж если и впрямь хочешь реализовать какую-то программу, тут уж точно спать не придется.

Собственно, теперь Артем уже стал ощущать явное удобство своего положения. У него был хороший дом, доход позволял содержать приличный штат слуг, обеспечивать Ольгу теми украшениями и платьями, которые она хотела. Да и сам Артем обзавелся приличной конюшней и даже каретой для семейных выездов. Впрочем, в хорошую погоду, когда он выезжал без Ольги, он предпочитал передвигаться верхом. «Что же, — думал он, — неплохая плата за верную службу. Пожалуй, если бы мне предложили скинуть это бремя, но при этом переселиться в обычную крестьянскую избу, потеряв все имущество, я бы, пожалуй, не согласился. Хотя бы ради Ольги и будущего ребенка. Раз уж судьба занесла в этот мир и, похоже, не предполагает возвращать, значит, надо здесь жить с комфортом. По меркам моего мира, я заработал не на «гольф», а на «шестисотый мерседес», да еще и с мигалками. Очень не плохо».

И вот в один из жарких июньских дней Артем, вместо того чтобы, как ему хотелось, искупаться в речке, сидел в душном кабинете Рункеля и излагал предложения по «реформе денежного обращения». Не мудрствуя лукаво и зная, как будет развиваться мировая экономика в ближайшие шестьсот лет, Артем предложил ввести в оборот бумажные деньги. Идея барону понравилась, однако сам проект Рункель раскритиковал, сказав, что предложенное Артемом опережает время минимум на четыреста, пятьсот лет, а значит, будет отвергнуто. Выслушав замечания, Артем приготовился уходить, но был остановлен властным движением Рункеля:

— Подожди, Артем, есть у меня еще одно дело. Помнишь отца Людвига?

— Новгородского? Который потом капелланом в войске князя стал? Помню.

— Подал он мне тут интересную бумагу. — Барон поднял со стола один из свитков. — Предлагает организовать в Петербурге университет.

— Он что, с ума сошел? — удивился Артем.

— Ну почему же? — удивился барон. — Чем тебе не нравится идея?

— Да виданное ли дело, во всей Европе университеты по пальцам пересчитать можно, а здесь, в этом Петербурге… Да мы власть только что взяли, дел куча. До университета ли здесь?

— До университета, Артем. Пока здесь большинство населения неграмотно, проблем не убавится.

— Не понял, — Артем запнулся.

— Ты обещал мне, что будешь помогать в работе по развитию цивилизации. Скажи, а что вообще развивает цивилизацию?

— Не думал над этим, — проговорил Артем. — Наверно, научно-технические достижения.

— Ну, это далеко не все. Если дикарю дать прекрасную машину, разработанную лучшими учеными вашего времени, он либо не будет знать, как ее применить, либо просто сломает. Ты думаешь, чем богаче народ, тем образованнее? Ничего подобного. Чем образованнее, тем богаче и тем большим количеством научных достижений пользуется. Бывает, конечно, развитая страна терпит поражение и скатывается в пропасть проблем. Это случается из-за недомыслия и глупости властителей. Но если интеллектуальный уровень в ней достаточно высок, эта страна рано или поздно выберется из ямы, даже если правители не будут столь уж хороши. А вот если кроме кружки пива, колбаски да бабы никто из ее подданных хотеть не будет, даже самый мудрый правитель не поможет им.

— Но ведь нужно, чтобы человек еще захотел учиться.

— Сильный человек всегда чего-то хочет, а возможно, и наоборот. Желающий чего-то становится сильным. На Востоке говорят: «У тебя столько силы, сколько есть желания». Мы решили сделать эту страну сильной. А значит, те, кто живут в ней, должны получить возможность желать всего, чего угодно. Те, кто хочет сражаться, безусловно, получат такую возможность. А кто хочет знаний? Или разъедутся по заграничным университетам, где и останутся самые талантливые, или пойдут к полуграмотным попам и начнут ведьм ловить да псалмы распевать, считая это высшим знанием. Ну, или просто сопьются. Мы не можем терять их.

— Ну а много ли их вообще? Во всей Ингрии хоть несколько десятков наберется?

— Несколько десятков наберется. А если с Новгородом и Псковом, то и за сотню перевалит. Ты пойми, для страны каждый из таких, стремящихся к знаниям, важнее тысячи, набивающих брюхо и мозги пивом. Они смогут дать стране такой толчок, какой не дадут ни залежи золота, ни алмазов.

— Сомневаюсь я, господин барон, — произнес Артем. — Уж больно хорошо мне помнится, что творится в моем мире.

— Это не от знаний, а от состояния морали. Достаточно подлый и агрессивный человек даже здесь может взять город, сжечь его и вырезать всех жителей — и без бомб, о которых ты рассказывал. К технике это не относится. Много веков назад жил в Китае мудрец Лао-цзы. Он говорил, что мудрый правитель держит желудки подданных полными, а головы пустыми. И он был прав. Потому что пичкать ленивого и завистливого человека знаниями — вред и для него, и для государства. Бездельник и лентяй использует эти знания, чтобы обосновать или собственную лень, или необходимость ограбить ближнего. Но те, кто ценят сами знания, должны их получить. Только тогда цивилизация снова сможет достичь огромных высот. Эти люди будут теми тягловыми лошадьми, которые вытянут эту планету из дикости. Да и жизнь на ней сделают богаче, между прочим. Если у людей будут хотя бы минимальные знания о природе вещей, не будут они на кострах сжигать тех, кто наукой занимается.

— Ну хорошо, а что делать с теми, кто ищет знаний ради власти и денег?

— Ничего. Кто ищет, тот всегда найдет, будешь ты открывать университеты или закрывать их. Наша с тобой задача, чтобы здесь меньше про ведьм говорили, а больше про полезные свойства металлов. Пригласишь сегодня к себе отца Людвига, скажешь, что завтра я подам князю на подпись указ о создании университета и о назначении его ректором. Заниматься созданием университета будешь вместе с ним ты. Используй весь свой опыт. Это нужно, чтобы сдвинуть эту страну с места.

Глава 53

Снова война

— Значит, преступили границу, — грозно произнес князь Андрей, пряча улыбку в бороду.

— Перешли границу и движутся к Пскову. — Стоявший перед князем псковский боярин был печален и качался от усталости. Густой слой дорожной пыли покрывал его одежду.

В зал вошел барон фон Рункель и почтительно встал у кресла князя. Андрей тут же обратился к нему:

— Как мы и ожидали, войска Ливонского ордена перешли границу и идут на Псков. Псковское вече просит меня прийти им на помощь.

— Они готовы поставить свою дружину под твое начало?

— Да, — произнес приехавший боярин, — псковская дружина готова.

— А новгородская? — спросил барон.

— Новгород поклялся в вечной дружбе и защите Пскова, — произнес приехавший боярин и почему-то стал еще печальнее.

— Готовы ли они отдать свою дружину под мое начало? — спросил князь.

— Про то мне неизвестно, — сказал посланец.

— Зато мне известно, — вмешался барон. — Святослав будет рад взять нас под свое начало и поставить под главный удар рыцарей. Он порадуется, наблюдая со стороны, как орден крушит нас, чтобы потом «прийти на помощь» и стать главным победителем. Но под власть князя Ингрийского он не встанет.

— Это не в моей власти, — глухо отозвался псковский боярин.

— Интересно, — произнес барон. — О подготовке ливонскими рыцарями похода мы узнали от своих шпионов еще в мае и сразу оповестили вас. Бог хранил нас, прусские тевтоны заняты поляками, но даже силы рижских и ревельских рыцарей, с той подмогой, что им прислали из Кенигсберга, почти вдвое превосходят дружину князя Ингрийского, не говоря уже о псковской и новгородской дружинах. Уже тогда мы предложили вам и Святославу объединить дружины и встретить врага еще на его территории. Что вы нам ответили? «Бог поможет». А теперь псковичи заперлись в своем городе и зовут князя Ингрийского: «Помоги-де, выручи, только когда спасешь, уйди восвояси и более к нам не показывайся». Так?

Стоявший в течение всей тирады барона потупив глаза боярин вспыхнул:

— Псковская дружина выйдет из ворот и поддержит тебя, князь.

— А велико ли ее число? — резанул Андрей. — Похвалялась мышка коню помогать. Даже после того, как мы объединим дружины, ливонцев будет больше, а посадник новгородский ни мычит ни телится.

— То не в нашей власти, — повторил гонец. — Ответь мне, князь, придешь ли к нам на помощь или нет?

— Условия мои прежние, — спокойно произнес Андрей. — Псков признает меня своим князем, встанет под мою защиту, купцы ингрийские и псковские смогут беспошлинно торговать на землях Ингрии и Пскова. Тогда я обещаю защиту и покровительство ныне и вовек.

— Вече этого не примет, — сухо отозвался псковский боярин.

— Я не буду лить кровь своих воинов за тех, кто мне самому помогать отказывается, — отчеканил Андрей. — Мне известно о совете посадников, псковского и новгородского, на котором решили вы сидеть мирно, если рыцари пойдут через Нарову на меня. «Мы-де потом под Новгородом навалимся да Ингрию промеж собой поделим». Так? Да вот рыцари порешили, что Псков полегче вначале пограбить будет, и на вас пошли. Теперь вы ко мне прибежали.

«Вот черт, — подумал барон, — он сейчас всю мою агентурную сеть провалит». Но вслух добавил, не давая опомниться боярину:

— Вечу передашь, что князь Ингрийский ни зла псковитянам не желает, ни вольностей их нарушить. Но прошло то время, когда каждый по отдельности жить мог, и лишь слепота бояр псковских и корысть посадника не дают нам объединиться. Ступай.

Псковитянин вышел. Князь повернулся к барону:

— Что скажешь, барон?

— Тебе войско собирать, мне в Новгород ехать.

— Зачем?

— Как ни крути, без новгородской дружины нам с ливонцами не управиться. Даже если побьем разок, они вновь нападут, нашу усобицу используют, поодиночке разобьют. Надо объединиться и разбить их сейчас так, чтобы надолго отбить охоту сюда ходить. Если они увидят, что за Наровой встало новое, мощное, единое государство, мы обеспечим себе покой на западной границе. Посадники одни этого не видят. Власть глаза застилает, свой куш дальше сегодняшнего дня не дает смотреть. Но только не все такие. Сейчас самый момент, чтобы убедить новгородское вече принять твои условия.

— Но ты же помнишь, как они встретили наши предложения в марте.

— Тогда ты был для них неведомым князем, пришедшим с Востока и жаждущим власти, а им самим ничего, кроме жены, боле не грозило. Сейчас же все знают про твое мудрое уложение и твою силу, а у ворот стоит мощный враг.

— Мое уложение, написанное тобой от корки до корки, — хмыкнул князь.

— Иначе как уложением князя Андрея его никто ныне не зовет, — ответил с улыбкой барон. — Так и должно быть. Все доброе в государстве должно идти от правителя. Ну так что скажешь, князь?

— Собирайся. И да поможет тебе Бог.

Тренировки в этот вечер не было. Прямо с порога барон обратился к Артему и Питеру со словами:

— Я не могу приказать вам, поскольку это очень опасно, но я прошу вас помочь мне, — сказал он.

Артем и Питер молча поднялись. Решение их было ясно.

Никогда еще Ольга так не боялась его отпускать. Наверное, женщины действительно чувствуют много больше, чем принято думать. Никакие уверения, что идут они с мирным посольством и нет никакой угрозы, не действовали. Жена билась в рыданиях и просила не оставлять сиротой нерожденного пока ребенка. Артем успокаивал как мог, хотя сам прекрасно знал, что риск его ждет куда больший, чем прежде. Он не боялся смерти уже давно. Наверное, с того дня, когда во сне благословил его отец Александр. Он понял тогда: конец может быть только началом, делай, что должен, и будь что будет. Это его путь, путь воина. Но как объяснить это женщине, которая ждет от него ребенка и хочет жить с ним и любить его? Он впервые подумал, что, может быть, барон и Питер были правы.

На следующий день он с тяжелым сердцем отправился в порт. Снаряженный корабль уже ждал его.

Глава 54

Перед боем

Августовское солнце грело вовсю, как бы давая людям и всему живому на земле порадоваться напоследок прелестями лета. Корабль тихо скользил по глади реки. Гребцы работали с полной отдачей, направляя корабль против течения. Скоро Ладога.

Артем, Рункель и Питер стояли на кормовой надстройке и негромко беседовали. Все трое знали, что сегодня должны расстаться. Встретятся ли они снова, было неизвестно никому. Разговор ни о чем прервался длинным молчанием, которое нарушил барон:

— Мне кажется, ты хочешь спросить меня о чем-то, Артем.

— Да, скажите, пожалуйста, почему, рассказывая мне о мире, о вашем ордене, о древних цивилизациях земли, о мирах в иных измерениях, вы сразу не дали мне полное описание того, как это выглядит? Каждый раз новое объяснение переворачивало все мои предыдущие представления. Почему вы не объяснили все сразу?

— Утверждают, что пророк Мухаммед говорил: «Говорите с людьми по пониманию их». Для того чтобы воспринять нечто, ты должен быть готов к этому. Согласись, все, что я говорил тебе, правда, хотя и не вся. Но та часть знаний, которую я недоговаривал, это всего лишь то, к чему ты не был готов. Если бы я вывалил на тебя все сразу, для тебя это было бы подобно горному обвалу. Ты мог счесть меня просто лишенным ума и уйти. Ты мог махнуть рукой, решить, что все это слишком заумно, и просто закрыть свой разум для новых знаний. В конце концов, ты действительно мог тронуться умом или начать формировать секту поклоняющихся некому идолу. Все это меня не устраивало. Поэтому вместо того, чтобы сразу вываливать на тебя кучу камней, я их давал тебе по одному, и ты смог из них вымостить дорогу к пониманию. Мой учитель поступал так же. И то, что я знаю и понимаю сейчас, это ведь далеко не конечная стадия. Мы идем по дороге без конца.

— А как вы определяли, к какому камню я готов?

— По вопросам. Я ведь не учил тебя, а лишь помогал тебе учиться, не более.

Они замолчали. Через несколько минут Артем вновь заговорил:

— Почему вы назвали тот бой на мосту поражением?

— На Востоке мне рассказали такую легенду, — ответил барон. — Халиф Омар много лет воевал против одного из своих врагов. И вот однажды, в одном из боев, они встретились лицом к лицу. Омару удалось выбить противникам седла, и он спрыгнул ему на грудь, стремясь добить. И в этот момент враг плюнул Омару в лицо. Омар отступил и произнес:

— Завтра мы начнем все сначала.

— Почему? — изумился враг.

— Я дал обет сражаться без гнева, а твой плевок заставил меня ненавидеть тебя. Я не должен тебя убивать сейчас. Завтра мы встретимся снова.

И он уехал. Но на следующий день они не стали продолжать войну, потому что бывший враг стал учеником Омара.

— Но эти трое вряд ли стали бы вашими учениками, — возразил Артем.

— Конечно, — согласился барон. — Более того, они все равно напали бы на меня и, скорее всего, погибли бы. Дело в другом: я сам напал на них с ненавистью, желая убить. Воин не должен поступать так. Он лишь должен делать то, что должен, подчиняясь неизбежному. Ненависть замутняет разум, искажает восприятие, а сознание ненавидящего останавливается в развитии. Я ценю свою жизнь и защищаю ее. Человек, пришедший, чтобы убить меня, и погибший от моей руки, сам подписывает себе приговор. Он ведь не будет обвинять горы в своей смерти, если свалится в пропасть на перевале. Сам пришел, сам допустил ошибку и сам погиб. Так что мои слова относились не к тому, что я их убил, а к тем эмоциям, которые я при этом испытывал.

Они снова помолчали, глядя на проплывающий мимо берег.

— Послушай, Артем, — начал Питер, — я говорил с людьми из центра. Они обещали, что, если ты погибнешь, они будут заботиться о твоей семье. Обеспечат, чтобы твоя жена ни в чем не нуждалась, а ребенок получил необходимое образование, подготовку и остался в элите Ингрии. Они просили передать тебе это.

— Спасибо, — отозвался Артем. — Это может потребоваться. Но ты же знаешь, каждый идет своим путем, и вряд ли ваш центр способен сильно повлиять на их будущее.

— Может, — пожал плечами Питер. — Но я надеюсь, что ты еще встретишься с ними. Помни, что я говорил тебе: если тебе предстоит встреча с врагом заведомо более сильным, ты должен приготовиться к смерти, это может подарить тебе жизнь.

Они остановились на ночлег в деревушке, разросшейся благодаря своему рынку, стоящей у истока Невы из Ладоги. Вечером барон, Питер и Артем совершили прогулку на это торжище, демонстрируя всем окружающим, и прежде всего шпионам новгородского посадника, что это именно они и охрана у них невелика.

А ночью две фигуры скользнули из лагеря и растворились в темноте. Артем проводил их и удалился в свою палатку. Впереди ждала опасность. Он не знал какая, но было ясно, что ему одному придется принять на себя удар, нацеленный против них троих.

Глава 55

Главный бой

Вышли на рассвете. Гладь озера озарялась лучами восходящего солнца. Ветер дул встречный, поэтому корабль двигался на веслах. Гребцы, которым больше не надо было бороться с невским течением, явно приободрились. На носу несколько ландскнехтов играли в кости, остальные балагурили или грелись на солнышке. Артем стоял на кормовой площадке. Наверное, он должен был о чем-то думать. Возможно, было много вещей, о которых стоило подумать. Но Артем не думал ни о чем. Он лишь вдыхал свежий воздух, любовался небом и волнами. Ему казалось, что он лишь частичка этого мира, одна клеточка, связанная с ним множеством нитей и неотделимая от него. Все деревья на далеком берегу, все люди, плывущие с ним на корабле, и даже те, кто придут убивать его и его спутников, — все это части единого целого. Он не думал так, он так чувствовал.

…Ну вот и они. Навстречу, подгоняемые попутным ветром, неслись две лодьи. Артем прикинул расстояние до берега. Даже если развернуться и пойти на веслах и парусах, корабль значительно тяжелее и неповоротливее лодей. Значит, их просто догонят ближе к берегу или, в лучшем случае, на берегу. Хрен редьки не слаще. Только если начать бегство, гребцы устанут и не смогут хорошо драться. Теперь — соотношение сил. Наверняка новгородский посадник отрядил лучших ратников. О фехтовальном искусстве барона слава ходила уже широко. Численный перевес у нападающих раза в полтора. Но лодьи полностью укомплектованы ратниками, а от его гребцов и палубной команды мало проку. Оружие у них, конечно, есть, кожаные доспехи тоже, но бойцы они никакие. Так, на всякий случай, против лихих людей. В бою с профессионалами им надеяться не на что. Хорошо еще, что барон отказался от галеры, где гребцами каторжане сидят. А может, специально так сделал. Так что если посчитать его ландскнехтов, то против посадничьих ратников получается меньше одного на четырех. Безрадостная перспектива.

Артем поднял руку и громко приказал сушить весла и готовиться к бою. На корабле возникло шевеление и шум от многих двигающихся, вытаскивающих весла, надевающих доспехи и достающих оружие людей. Через минуту, оправляя кольчугу и на ходу надевая шлем, к нему подбежал командир ландскнехтов.

— Нападение, господин?

Артем молча кивнул. Доспехи и оружие он приготовил сразу после выхода в Ладогу, поэтому ему даже не пришлось спускаться в свою каюту. Сейчас он наблюдал за приближающимися лодьями. Туда же было направлено внимание и всех собравшихся на корабельной палубе. Артем чувствовал, как страх овладевает ими. Сколько воинов может нести какой корабль, они знали прекрасно и просчитали соотношение сил не хуже Артема.

— Если там профессиональные воины, нам с ними не справиться, — грустно констатировал командир ландскнехтов.

— А мы сейчас узнаем, — спокойно произнес Артем и громко объявил команде: — Перед нами враги нашего князя. Силы неравны, и они не намерены оставить в живых никого из нас. Я сейчас подкину монетку. Если Бог дарует нам победу, выпадет «орел», если нет — «решка».

Вся команда, затаив дыхание, следила за Артемом, когда он доставал монету, крестился и торжественно подкидывал ее. Поймав монету в руку, Артем, не глядя, протянул раскрытую ладонь к командиру ландскнехтов. Тот взглянул и тут же радостно вскрикнул:

— «Орел»!

Корабль наполнился радостными криками команды и ландскнехтов. Артем молча спрятал в кошель монету. Контролируя чеканку княжеских монет, он взял в качестве сувениров несколько таких, где по ошибке на обеих сторонах были отчеканены только «орел» или только «решка». Сейчас одна из них пригодилась. Полезно все-таки знать историю[17]. Но если можно обмануть поверивших тебе людей, то самому обманываться не стоит.

Лодьи приближались. С удивлением Артем заметил, что на парусах вышит символ, которым обычно украшались лодьи митрополита. Впрочем, это вряд ли меняло дело. Одна из лодей вырвалась вперед. На палубе корабля снова возникло движение. Люди занимали свои места, согласно приказам командиров. Артем перешел на нос, дождался, когда лодьи в достаточной мере приблизятся, сложил руки рупором и прокричал:

— На этом корабле посол Ингрийского князя едет, дабы держать речь перед новогородским вечем. Пропустите нас и не чините препятствий.

— У нас послание от митрополита к послу князя Ингрийского, — донеслось с передней лодьи.

— Перешлите его стрелой и смените курс, иначе будем защищаться, — грозно потребовал Артем.

Через полминуты пущенная умелой рукой стрела просвистела, метя прямо под защищающую сердце пластину Артемова доспеха. Он легко уклонился и перехватил стрелу рукой. Мгновенно из-за его спины взвилась туча стрел и обрушилась на лодью, вызвав ответный залп. Бой начался. Артем поднял приготовленный лук и вступил в перестрелку.

Теперь, когда лодьи приблизились на несколько десятков метров, шестеро гребцов, ранее скрывавшихся за спинами лучников, раскрутили на веревках и метнули в противника, как пращи, запечатанные горшки с горючей смолой, обмотанные горящей ветошью, тоже пропитанной смолой. Четыре из них достигли цели и разбились на палубе первой лодьи. С нее повалил густой черный дым. Гладь озера огласилась криками ярости с лодей. С княжеского корабля донеслись возгласы восторга. Еще через несколько минут суда сблизились, и на борт княжеского корабля полетели абордажные крюки с первой лодьи. Нападающие подтянули лодью к кораблю и пошли в атаку. Артем видел, как одним из первых на борт корабля перепрыгнул его тесть, Матвей Тимофеевич. Умело вращая оружием, он отогнал кинувшихся на него защитников, сразил одного из матросов, ударом щит в щит сбил с ног командира ландскнехтов, повернулся, чтобы добить, и пал, сраженный мощным ударом топора одного из гребцов. Думать было некогда — к Артему уже спешили два митрополичьих ратника. Он поднял меч и выставил перед собой щит.

Через несколько минут, обогнув сцепившиеся суда, вторая лодья пристала с другого борта, и с нее хлынули новые ратники. Несмотря на явный численный перевес противника, воодушевленные обманом Артема люди князя бились на пределе возможностей. Впрочем, обман состоял только в монетке. Нападавшие действительно не собирались брать пленных и сразу добивали раненых врагов. Схватка быстро распространилась на все три корабля, хотя первая лодья была уже почти вся охвачена пожаром и пламя уже лизало борта княжеского корабля. Артем увидел, как один из его матросов, очевидно уже понявший, чем кончится дело, поднявшись из трюма, метнул на вторую лодью горшок с горючим маслом и подожженным запалом. Огонь быстро начал распространяться. Теперь у нападающих не было иной надежды на спасение, кроме как захватить корабль противника.

Сразив очередного нападающего, Артем оказался лицом к лицу со статным ратником, примерно на полголовы выше него. Он почувствовал, какая огромная сила исходила от ратника, и сразу понял, что это тот, кого послали, чтобы сражаться с самим бароном. Вне всякого сомнения, перед ним стоял один из лучших, если не лучший боец Новгорода. «Ну вот и все, последняя игра», — мелькнуло в голове.

— Где барон? — гулким голосом спросил ратник.

— Промахнулся ты. Барон сейчас по пути в Новгород, — усмехнулся Артем.

— Тогда я убью тебя, — спокойно, по-деловому произнес ратник.

— Попробуй, — бросил Артем.

Они встали в боевые позиции. Удивительно, однако в тесноте и сутолоке боя никто не пересек незримой границы, окружившей этих воинов. Словно столкновение двух мощных энергетических полей замкнуло их в некую защитную сферу, сквозь которую не могли прорваться остальные. Артем стоял готовый к бою и смотрел в упор на противника. Еще в Петербурге он знал, что идет на смерть, и готовился только продать жизнь подороже. Но сейчас он не чувствовал ничего. Все вокруг было пустым. И он сам был пуст. Ничего в этом мире не существовало более.

Неожиданно ратнику показалось, что он стоит в неудобной позиции. Он отступил на шаг. Артем тут же занял освободившееся пространство. Ратник отступил еще. Артем последовал за ним. Ратник сделал еще один шаг назад и обнаружил, что за его спиной палуба. Поняв, что отступать больше некуда, ратник округлил глаза и с ревом, подобным трубному зову, шагнул вперед и обрушил на Артема мощнейший удар, пополам расколовший щит. Уйдя из-под атаки, Артем нанес ратнику глубокую рану в плечо. Они поменялись местами и мгновенно развернулись. Опередивший противника на долю секунды, Артем ударил первым, и обезглавленное тело ратника тяжело рухнуло на палубу. Не мешкая, Артем снова ринулся в бой.

Пламя уже охватило все три корабля. Стало ясно, что в этом бою победителей не будет. Кое-кто еще продолжал сражаться, обжигаясь, теряя оружие, падая в воду и уходя на дно под тяжестью доспехов, но Артем видел, как многие стаскивают с себя тяжелые кольчуги и сапоги и бросаются в воду, надеясь доплыть до берега. В воде они уже не пытались нанести друг другу урон. Теперь они уже просто спасались и больше не были врагами. Берег озера казался не столь уж далёким, однако Артем понимал, что эта близость обманчива, и доплывут единицы, но выбора не было. Он быстро отложил в сторону меч, стащил рубаху, скинул сапоги и прыгнул в прохладную ладожскую воду.

Солнце клонилось к закату. Совершенно обессиленный Артем лежал на пустынном берегу. На нем были только штаны и православный крестик, подаренный еще отцом Александром. Единственное, что он смог сделать, доплыв до берега, — отползти от береговой кромки к сосне, растущей вблизи. Он не знал, где остальные спасшиеся после боя, сколько их выплыло и куда они пошли. Он знал только одно: сегодня он одержал победу в самой важной битве в своей жизни.

Глава 56

Продолжение пути

По дороге, ведущей от Старой Ладоги к Новгороду, шел босяк. Его штаны явно были когда-то дорогими, но сейчас обвисли и выглядели совершенно непотребно. Холщовая рубаха на нем была старая, давно ношенная и, видимо, поданная нищему «Христа ради». Через разорванный ворот был виден дешевый православный крестик. Щетина на щеках и подбородке свидетельствовала о том, что еще несколько дней назад он был брит, но в пути пренебрегал этим обычаем. В руках у него был посох, сделанный из ствола молодой березки. Не было в облике этого босяка ничего необычного, но гордая осанка и непонятная сила, исходившая от него, заставляли людей расступаться. Он шел неспешно, мягко ступая, но при его приближении казалось, что по дороге катится вал неведомой энергии.

Навстречу шел монах, тяжело переставлявший свой посох, молодой еще мужчина, погруженный в некие тяжкие думы. Подняв глаза от дороги, он остолбенел. Менее всего он ожидал увидеть бывшего слугу знатного барона, служащего Ингрийскому князю, офицера ингрийского войска, полгода назад покинувшего Новгород, чтобы помочь своему повелителю воцариться в новых землях, вот так. Артем, встретившийся взглядом с монахом, был удивлен не меньше. Перед ним стоял Иван, брат Ольги, с кем он однажды сошелся в смертельном поединке и кому сохранил жизнь, рискуя своей. Путники, не сговариваясь, сошли с дороги и сели на траву друг против друга.

— Вижу я, судьба сурова к тебе, — произнес монах смиренным голосом.

— Судьба балует меня, как никогда, — спокойно отозвался Артем.

— На все Божья воля, — промолвил монах.

— Давно ли ты ушел в монастырь? — спросил Артем.

— Через неделю после сражения под стенами Новгорода, — был ответ.

— С Ольгой все хорошо… — начал было Артем, но наткнулся на останавливающий жест монаха.

— Это в прошлом. Нет больше Ивана.

— Ну что ж, Бог в помощь тебе, монах.

— Благодарствуй. Спасибо тебе и за то, что было меж нами тогда. Рукой твоей сам Всевышний водил. Указал Он мне на грехи мои, но уберег от пламени адского. Часами я в монастыре на молении стоял, грехи замаливал.

— А куда сейчас путь держишь?

— Ныне иду по святым местам. Игумен благословил. Прощение у Господа вымолить хочу.

Артем вдруг понял, что этого человека он все-таки сломал. Пощадив его жизнь, он разрушил все те ее устои, которыми он жил. И для Ивана рухнул мир. А начать воссоздавать новый, по крупицам, он так и не смог. Выбитый из горницы своего батюшки, где все было просто и понятно, он не сумел жить своим умом, а ухватился за другую, ближайшую и простейшую опору. «Будет теперь в церквах лоб себе расшибать, да по святым местам ноги до крови стирать, — подумал Артем, — ну да, может, хоть что поймет. Слава Богу, хоть его крови на мне нет». Он вдруг подумал о его отце, Матвее Тимофеевиче, лежащем сейчас на дне Ладожского озера, и спросил:

— А семья-то твоя как?

— Брат мой средний, Глеб, пал тогда, при осаде. Остальные слава Богу. Батюшка нынче, с благославения митрополита, с лодьями, продукты да книги святые старцам беломорским повез. — Он перекрестился.

У Артема по спине пробежал неприятный холодок. Он поднялся и произнес:

— Бог тебе в помощь, ступай своей дорогой, монах.

— И тебя храни Господь, — сказал монах, поднимаясь и благословляя Артема.

Они вышли на дорогу, и каждый пошел своим путем.

Глава 57

Ссора с митрополитом

Уже на подходах к Новгороду Артем зашел на один из постоялых дворов. Как всегда, «Христа ради» ему дали немного подкрепиться. Он же обещал после трапезы поколоть дрова. Когда он уже заканчивал есть вчерашнюю кашу — ложкой, которую ему так же, как и два года назад, «Христа ради» подарили на первом постоялом дворе, — внимание его привлекла группа монахов, вокруг которой быстро собирался народ. Доев и отложив деревянную миску, он подошел к собирающейся толпе, протиснулся в первые ряды и был поражен новой встречей. В окружении четырех чернецов на лавке сидел митрополит, одетый в обычную монашескую одежду, и нараспев, громко, определенно работая на публику, причитал:

— Горе, други мои, горе. Антихрист пришел на землю новгородскую. Горе. Всем честным людям погибель пришла. Горе.

— В чем дело? — спросил Артем, и митрополит, услышав новый вопрошающий голос, явно в тридесятый раз начал рассказ.

— Слуга антихристов на вече пришел, замутил он разум честному народу речами лукавыми. Прокричало вече, что желает под князем Ингрийским ходить, по его бесовскому уложению жить. Горе, ой горе. Не послушало вече посадника, изгнало из города. И священники православные антихристовыми речами прельстились, не послушали моей анафемы дому Ингрийскому и Петербургу, Богом проклятому, сослали меня игуменом в монастырь Староладожский. Горе, други, ой горе.

Народ тревожно загудел. Артем хотел уйти. Барон в очередной раз одержал победу. Оставалось только порадоваться за его успех и поспешить в Новгород. Но тут образ трех горящих кораблей предстал перед его глазами. Вспомнились крики людей, гибнущих от меча и огня, тонущих в ладожских волнах. И тут он вдруг осознал, что имеет редкую возможность видеть того, кто повинен во всей этой бойне и мерзости. Одного из тех, кто во все времена плетет интриги, бросает людей в огонь сражений, морит их голодом, а потом, потерпев поражение, скрывается на прихваченных неправедным трудом заморских виллах, рассаживается на посольские должности — от Ботсваны до Парижа. Вот и этот. Люди, виноватые лишь в том, что верно служили ему, лежат сейчас на дне Ладожского озера, а его — игуменом в монастырь. Так ведь еще не уймется, на что-то надеется, агитирует. Он сделал шаг вперед и как мог почтительнее произнес:

— В чем же горе, отче? В том, что вече уложение ингрийское приняло, или в том, что тебя в монастырь сослали?

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

Светлый мир Ордуси как будто померк: стылой зимой едет в Мосыкэ Багатур Лобо, отчаявшийся разобратьс...
В новой книге Хольма ван Зайчика розыскных дел мастер Багатур Лобо и ученый-законник Богдан Рухович ...
Казалось бы, в цветущей Ордуси все сообразно, однако череда неожиданных самоубийств бояр из Александ...
После успешного расследования «Дела жадного варвара» пути Багатура Лобо по прозвищу Тайфэн и Богдана...
Даже в цветущем государстве Ордусь иногда совершаются преступления… Роман «Дело жадного варвара» рас...
От «первого отдела» режимного объекта до волшебной страны, населенной мифологическими созданиями, вс...