Тайна Тихого океана Чубаха Игорь

Глава 2. Конец объекта У-18-Б

Генерал Евахнов ничего этого не видел. Генерал Евахнов в это время с опаской глядел себе под ноги — показалось, что корка льда, сковавшая Муринские топи, предательски поскрипывает и потрескивает. Не ровен час, провалимся еще к едрене фени. И снег прекращается, и поднимается ветер…

А потом мелодия танго вдруг оборвалась, а потом студеный воздух наполнился смертоносным свистом, успокоившийся снег вокруг брызнул фонтанчиками, затараторили частые глухие хлопки, некая сила оторвала генерала от земли, швырнула в сторону, шваркнула об твердое. От удара на миг перехватило дыхание.

Евахнов наивно засучил ногами в поисках опоры, но каблуки парадных ботинок скользили по льду, папаха наползла на глаза, заслоняя мир каракулевыми завитушками, он попытался опереться на локоть, запутался в полах шинели, и чья-то тяжелая рука прижала его ко льду.

— Не вставайте пока, товарищ генерал, — попросили его в самое ухо. — Опасно.

Усиленный динамиками женский голос что-то вещал на красивом иностранном языке — вроде как на испанском, испанского Евахнов не понимал, но и без перевода было ясно, что ничего хорошего эта испанская речь не подразумевает. Речь быстрая, яростная, с частыми «р», «д», «с», с подчеркнуто звонкими гласными, заглушающая свист и хлопки.

Наконец ему удалось сбить папаху на затылок, и он обнаружил, что лежит на снегу за одним из ледяных истуканов, а на груди его, прижимая ко льду, покоится длань мичмана Мильяна. Сам Мильян осторожно выглядывал из-за истукана.

— Ты чего… — прохрипел Евахнов, сбрасывая с себя руку мичмана и рывком переворачиваясь на живот. — С цепи сорвался?..

Обеззвученные глушителями автоматные очереди прошивали воздух, в свинцовом потоке смерти бешенно метались взвившиеся снежинки, пули визгливо прокусывали ледяные фигуры. Но все звуки перекрывал гневный голос, тараторящий на непонятном языке, эхом ревербератора снующий среди трухлявых деревьев и запорошенных кочек в поисках укрывшихся людей.

— Война, товарищ генерал, — не поворачиваясь бросил Мильян. — Атака неприятеля. Вы полежите пока, а когда можно будет вставать, я вам скажу.

— Война?..

Евахнова прошиб пот, под шинелью вмиг стало жарко, словно он прямо в одежде зачем-то полез в сауну. В руке оказался табельный пистолет, секунду назад мирно покоившийся в поясной кобуре. Потной пятерней генерал стиснул холодную рифленую рукоять, большим пальцем щелкнул флажком предохранителя, левой рукой оттянул затворную раму, досылая патрон в казенник. Все было проделано инстинктивно; тренированное тело само действовало по боевой обстановке. Не-ет, судари мои, не заплесневел Евахнов в генеральском кресле, помнит как держать в руках боевое оружие!

— Она самая, война, — почему-то шепотом ответил Мильян. — Слышите, что красавица втирает?

Несколько пуль на излете впились в огромный нос истукана; осколки льда, как искры бенгальского огня, разлетелись во все стороны, усыпали утаившихся за скульптурой людей.

— Я по-испански не понимаю, — буркнул вжавшийся в снег Евахнов. Снег отрезвляюще студил щеку.

— А по-испански и не надо. Это по-португальски. «Вы приговорены к смерти, ни один из вас не заслуживает пощады, будете жариться в аду, проклятые шпионы, объект должен быть уничтожен, драться до победы, трали-вали, тыры-пыры…» Ну и в таком духе.

— Так это что… нападение? — Квадратики на рукояти пистолета больно врезались в ладонь, но Евахнов боли не чувствовал.

— Ну. — Мильян откатился на бок, сунул руку за пазуху и выудил ополовиненную бутыль «Спрайта». Зубами сорвал крышку, глотнул, протянул «лимонад» командиру. — Хлебнете, товарищ генерал? А я пять нарядов вне очереди…

Генерал бутылку игнорировал. Генерал сжимал и разжимал руку с пистолетом, точно это был эспандер. Нападение. Он шумно выдохнул, приводя в порядок нервы. Черт подери, нападение! Яростным шепотом:

— Мичман Мильян!

— Я!

— Слушай мою команду. Рассредоточиться по территории объекта. В стычку с противником не вступать. Разыскать полковника Авакумского. У него рация, пусть вызывает войска…

Нереальный женский голос наконец затих; только лихорадочные хлопки автоматов с глушителями да свист пуль нарушали мертвую тишину болот… но от этого становилось еще страшнее.

— Полковник Авакумский мертв, товарищ генерал. Вы ведь без «броника»? Тогда возьмите вот на всякой случай… — Откуда-то в руках Мильяна появился армейский шлем. — Вы, товарищ генерал, тут пока посидите, а я пойду разведаю, что к чему. Вы, пожалуйста, не высовывайтесь, ладно? Мы-то к таким фишкам привыкшие. Разрешите идти.

Это был не вопрос, это была констатация факта. Не дожидаясь ответа, Мильян сунул «Спрайт» под шинель, поджал ноги, обнял колени и, буркнув «Поехали!», клубком выкатился из-за ледяного истукана. На открытое место. Прямо под пули. Прямо под звуки оглушительного голоса, предвещающего смерть на португальском языке.

«Стоять, мичман, это приказ!» — хотелось крикнуть Евахнову. Ведь по специальному распоряжению Генштаба еще от шестьдесят седьмого года мегатоникам оружие не полагалось. Нечем им было сражаться с до зубов вооруженными убийцами в образе прекрасных «амазонок». «Как же они узнали координаты объекта? Кто предал?» — мелькнуло в голове — и растаяло. После виноватых искать будем, товарищ генерал.

Остановить мичмана он не успел: Мильян уже исчез из виду. Евахнов до судороги сжал зубы, машинально смахнул папаху с макушки, нахлобучил шлем, поправил ремешок под подбородком. Слыхал он в кулуарах ГРУ, что время от времени враги пытаются объект уничтожить, но чтобы вот так, среди бела дня, на самой окраине Москвы, можно сказать… Это уже слишком. Врешь, мичман, мы, хоть к таким фишкам и не привыкшие, но отсиживаться в укрытии не будем.

Он поднял пистолет стволом вверх и все-таки высунулся из укрытия.

Надо отдать нападающим должное: диспозиция ими была выбрана великолепная. С небольшого возвышения посреди обледеневших болот, на котором расположилась со своей аппаратурой группа «Амазонки», вся территория объекта У-18-Б простреливалась как на ладони. И «амазонки», сорвав наконец черные повязки с глаз, успешно простреливали ее — из венесуэльских автоматов «Орфандо», компактных (которые можно спрятать в деках гитар, а стволы к ним — в стойках микрофонов), мощных, скорострельных, точных и дальнобойных.

Четыре девицы, укрывшись за баррикадой огромных черных динамиков, поливали объект свинцовыми струями, а та, что прежде сидела за ударной установкой, четко и умело собирала станковый четырехствольный пулемет на стойках барабанов. Пулеметная лента была замаскирована под клавиши синтезатора.

Все это мичман Мильян успел разглядеть, передвигась методом «колобок» через простреливаемый участок объекта. «Амазонки» засекли катящегося человека, и две из них сосредоточили огонь на нем. Свинцовые куколки смерти в медных коконах рыхлили, взметали, как подушку взбивали снег вокруг Мильяна, старались ужалить его и навеки приковать к муринскому льду, но Мильян оказался проворнее. Миг — и пелена серого дыма скрыла его от «амазонок». Кто-то из мегатонников предусмотрительно опрокинул в костер полный чайник кипятка; дымовая завеса получилась что надо. Спасибо тебе, братишка.

Мильян оттолкнулся ногами и, не коснувшись телом замшелого ствола поваленной осины, уже изъеденного пулями-короедами, перевалился за импровизированный бруствер.

Стоя на утоптанной площадке позади осинового бревна, старшина Кучин в распахнутом полушубке без устали отклонялся вправо-влево, приседал, подпрыгивал, качал головой — короче, работал по схеме «А ну-ка попади» из методички «Правила ухода от прицельного огня из автоматического оружия». Пули вокруг него так и роились. При этом, напевая под нос «Новый год настает, это много или мало…», Кучин нескончаемой очередью, деловито обстреливал плацдарм «амазонок» снежками.

Из подножного снега сидящий на корточках матрос Дмитрий Серебряков споро лепил круглые шарики размером с теннисный мяч и один за другим подавал стрелку. Стрелок же переправлял шарики на ту линию фронта. Ни один снежок втуне не пропадал: какой-то угодил под локоть неосмотрительно высунувшейся «амазонке», и предназначенная Кучину очередь ушла за молоком, другой ввинтился аккурат в дуло «Орфандо», и хозяйка автомата временно выбыла из игры…

— Прочнее катай, прочнее и круглее! — азартно прикрикнул старшина на копошащегося у его ног Серебрякова. — А то не кучно ложатся! Пять минут, пять мину-ут…

— Любимый дедушка, тут снег заканчивается! — с тревогой в голосе сообщил Кучину Рокотовов.

— Охренел совсем, салажонок?! — рыкнул Кучин в тот момент, когда рядом приземлился мичман Мильян. — Снега вокруг мало, что ли? Ты, Володь? Как оно?

— Нормалек.

Володя Мильян по-собачьи отряхнулся от снега и похлопал себя по груди — не выпала ли бутыль? Не выпала. Вот только ушанку, пока катился, потерял. Жаль ушанку — «кокарду» сегодня десять минут драил. Медная, от прадеда. Надо будет опосля поискать.

— Так ведь там простреливаемая зона, сам говорил — не высовываться из-за бревна… — промямлил Рокотов.

— Подумаешь, простреливаемая, — пробурчал Кучин, прицелился и, хэкнув, запузырил очередной снежок по «амазонкам». — А у меня патроны кончаются! Прикажешь в девчонок сосульками кидаться? А если в глаз попаду? Кто ее такую одноглазую замуж возьмет?

Со скоростью, Уимблдону и не снившейся, снежок метнулся в сторону неприятеля и с треском влепился точнехонько в лоб исполнительнице зажигательно смертельного танго.

— Зыкина я дном послал, — заговорщицки сообщил Кучин мичману, подбрасывая на ладони следующий снаряд. — У него штык-нож, чтоб лед вокруг девчоночек по периметру вырезал… рыболов-любитель. Пускай девочки охладятся. Доровских с Сысоевым в обход пошли — вон ползут, видишь? Кудлатый в хозблоке чего-то химичит. Шикин… Шикин… — Он запнулся, незапущенный снежок выпал из его пальцев. — Чего это она… Ой, мамочки!.. ЛОЖИСЬ!

От прицельного попадания снежком «амазонка» покачнулась, ловя ртом обжигающий холод, но на ногах устояла. Взвыв, как дикая кошка, смахнула снежную кашицу с лица, отвела правую руку назад, согнула левую ногу в колене, точно заправский бейсболист, и швырнула мегатонникам ответный подарок.

Сорванный со стойки черный радиомикрофон, вихляя в воздухе короткой антенной, по широкой параболе просвистел к осиновому брустверу и упал метрах в семи от него — недолет.

И тут микрофон жахнул. Грохот взрыва свинцовым шаром прокатился по скованным льдом топям и умер, заплутав в сугробах.

Почти невидимая на фоне слепящего снега вспышка взметнула вверх снеговое облако, на месте падения микрофона лед вспучился, треснул, разлетелся в стороны, мутно-зеленая болотная вода поднялась столбом, щедро разбрасывая вокруг себя водоросли и ошметки хилых подводных растений, и грязным дождем пролилась на залегших мегатонников.

Треугольный осколкок льда, вращаясь бумерангом, острой гранью врезался в серую неприметную кочку, отскочил и воткнулся в пень, на котором мерз замаскированный кучинский компьютер.

— Да что они там, совсем шизанулись, что ли? — гневно донеслось из-под атакованной льдиной кочки.

— Зацепило, Коля? — участливо поинтересовались из-под кочки по соседству.

— При чем тут, к хренам свинячьим, зацепило! Бабье ж так весь лед нам переколет! Что я, зря весь декабрь корячился — сваи ставил, укреплял, подпирал?

Вторая кочка мысленно содрогнулась при воспоминании о подледных работах среди ила и тины, но благоразумно промолчала, хотя прапорщик Доровских несколько кривил душой. На самом деле лед бревнами укрепляли салабоны Сысоев и Серебряков, а прапор всего лишь осуществлял общее руководство.

Шальная автоматная очередь стеганула по «кочкам». Взлетели, закружились в воздухе перья, которыми набивают подушки, но которые любой с расстояния принял бы за снежные хлопья.

— Ну чего встал? — сердито бросила первая «кочка». — Марш вперед, а то самое интересное пропустим. Значит, ты обходишь слева, а я справа.

Хотя — надо отдать Доровских должное: на его месте старшина Кучин, к примеру, заставил бы молодых голыми руками валить лес и изготовлять подпорки, а добрый прапор для этих дел ссудил работягам неуставную итальянскую бензопилу. И сейчас Доровских только делал вид, что сердится. Наоборот, он был горд за молодого бойца. Нехило получилось — молодец, Сысоев, толково предложил заодно и подушками заслониться.

— Ты же говорил, что я обхожу справа, — несмело напомнила вторая «кочка».

— Рядовой салабон Сысоев, разговорчики! — прикрикнула первая. — Выполнять!

Очень уж прапорщику приглянулась соло-гитаристочка, которая не пряталась за динамиками, а стояла открыто, широко расставив длинные стройные ножки, и самозабвенно палила из автомата по объекту. Смелая. С такой и в разведку можно пойти, и в ресторан.

Когда Доровских и Сысоев, с головой накрытые серыми солдатскими байковыми одеялами, которые были замаскированы под кочки вымоченными в перекиси водорода еловыми лапами, вновь по-пластунски двинулись вперед, лбами толкая заместо щитов плоские, уже простреленные подушки, нечто громко рычащее стремительно обогнало их.

«Дрын!.. Др-р-рын-н-н!.. Дрын-дрын-дрын-дрын-дрын!» Рев действительно был слишком громким. Не сбавляя скорости, набранной еще возле хозблока, трехмегатонник сержант Кудлатый поморщился — то ли от того, что его демарш получался чересчур шумным, то ли от бьющего в лицо морозного воздуха, то ли от слезоточивой вони горящей пластмассы. На лихом вираже он обогнул две кочки, ползком подбирающиеся к огневой точке неприятеля (привет, мужики), и поднял над головой пучок собранных со всего отряда расческок, обернутых шоколадной фольгой.

Итальянская бензопила, за две минуты с помощью отвертки и ненормативной лексики превращенная в скейт-снегоход, работала исправно: неистово выла, примастряченная бечевой к сапогу, вгрызалась стальными зубьями в ледяной покров болота и уверенно несла ездока вперед. Издалека сержант напоминал атакующего Супермена: полы расстегнутого полушубка бьются за спиной, левая нога согнута в колене, чтоб не зацепиться ненароком за какой-нибудь сугроб, правая рука вытянута вперед и вверх. Лента бензопилы поднимает вихри ледяного крошева. За высоко поднятой связкой горящих пластмассовых расчесок в правой руке тянется клубящийся след едкого, беспросветного дыма.

Компактную итальянскую бензопилу подарил мегатонникам благодарный председатель Малого Козодоева, куда ребята частенько наведывались в самоволку: очень уж ему понравилось, как гвардии старшина Колесов в одиночку, с помощью всего лишь списанного тракторного аккумулятора и укрепленной на крыше председателевого дома ржавой бороны наладил для него прием шведского ночного телеканала. Пила обитателям объекта пригодилась: дровишек там напилить, яйца взбить. А рядовой Шикин даже наловчился с ее помощью изготовлять скульптуры из льда. Художник!

Расчет сержанта оказался точным: ветер, дуюущий ему в спину, гнал едкий серый дым в сторону противника, мешал «амазонкам» точно прицелиться, нагло лез в ноздри, в рот, в глаза. Непрекращающаяся автоматная пальба запнулась и возобновилась с новой силой — но теперь «амазонки», окутанные непроглядной дымовой завесой, били вслепую.

Доровских раздраженно заскрипел зубами: он терпеть не мог, когда его расческой пользуются другие.

Кудлатый довольно улыбнулся, выписывая на льду причудливые кренделя, как виртуоз фристайла. Потом резко, по-хоккеистски, затормозил и нахмурился — краснощекий от щиплющегося мороза. «Амазонок» осталось всего четверо. Куда же пятая подевалась? Где солисточка, которая полковника завалила?

Сержант растерянно огляделся, гарцуя на месте — рьяная бензопила рвалась вперед, в атаку — но тут в какофонию автоматных очередей и треска бензопилы вклинился новый звук. «ДУХ-ДУХ-ДУХ-ДУХ-ДУХ!» — неспешной, уверенной синкопой застучало в раскаленном от свинца воздухе, заглушило хор пуль и бэкграунд рикошета: то «амазонка»-ударница наконец собрала станковый пулемет и начала сольную партию. Панамский четырехствольный «LKT 350 Risko», даже если стрелок не имеет возможности точно прицелиться, может наломать дров — выпускаемые со скоростью пятнадцать штук в секунду разрывные пули диаметра морковки уничтожают на своем пути все. Как саранча.

Кудлатый без замаха зашвырнул пучок расчесок-«дымовух» на концертную площадку и резко рванул с места, двигаясь траверсом к линии обстрела. Надо бы ребят предупредить, что певунья замыслила какую-то гадость.

Цепочка микровзрывов от разрывных пуль погналась за ним, прошивая заматерелый лед, как промакашку, марая чистый снег грязными кляксами болотной жижи. Не догнала и со злости прострочила куцую новогоднюю елочку навылет. Снег сорвался с ее ветвей потревоженной стайкой снегирей; елка, тряхнув зеленой челкой, медленно и печально завалилась набок, опрокинула ледяного Деда Мороза с ППШ наперевес и похоронила его в своих объятиях.

Пулеметная очередь попутно зацепила один из ледяных истуканов — тот самый, который являл собой шарж на генерала Евахнова, и за которым генерал Евахнов прятался.

Будто в ней была запрятана динамитная шашка, скульптура лопнула, разлетелась на тысячи мерцающих хрустальных осколков. Треск крошащегося льда потонул в сухом стрекоте станкового пулемета. Пулемет — это уже серьезно. И генерал, только-только поймавший на прицел соло-гитаристку, отпрянул, вжался в снег, инстинктивно закрыл руками защищенную каской голову. Острые сосульки массажером прошлись по его спине, гулко протарабанили по каске, кляксы болотной жижи щедро заляпали генеральскую шинель.

Евахнов не боялся. Он не даст этим нетримингованным, неощенившимся сучкам своих солдатиков в обиду! Он взял пистолет обеими руками, поднялся в полный рост…

И тут же был умело сбит с ног. Пойман в силовой захват, обезоружен, вдавлен спиной в ледяное крошево. Ремешок каски больно врезался в кадых, перехватил дыхание.

Срез собственного пистолетного ствола смотрел ему прямо в лоб. А чуть выше этого темного аккуратного кружка полыхали черным пламенем пара самых красивых и самых страшных глаз, какие доводилось видеть генералу. Женских глаз. Искрящихся ненавистью и страхом.

Да, ей было страшно. И холодно — зуб на зуб не попадал. Блиц-криг не удался — хотя операция просчитывалась до мелочей. Понимая, что обычной атакой русский секретный объект не захватить, заказчик разработал хитроумный план, в который прекрасно вписывались члены диверсионного женского отряда «Муссон над джунглями» Бразильской Подпольной Армии Свободы. В конце концов, неприятель, пусть опытный и хитрый, но это — русские, к тому же русские солдаты, к тому же русские солдаты, одичавшие в дремучих русских лесах. И если перед ними явятся несколько сногшибательно красивых девушек, то ни о какой бдительности речь уже не пойдет. Все мужики — козлы.

Обворожить, пленить, лишить дара речи, затуманить сознание — и, беспомощных, убить: таков был план операции.

Так говорил заказчик. И пятеро лучших бойцов отряда БПАС — неудержимых, как воды Амазонки, стремительных, как пумы, притягательных, как закат над сельвой, непредсказуемых, как макака-резус, беспощадных, как язык хамелеона, — отправились на задание, во главе со своим бессменным командиром, полковником Розалией Наварро. Им было не привыкать работать на чужой территории. Они никогда не задавали вопросов, лишь бы заказчики платили гонорары. И лишь бы эти деньги шли на дело борьбы за свободу родной Бразилии.

Последний заказчик был крут. Предоставил необходимое оборудование, оружие, легенду, координаты подлежащего уничтожению объекта. Даже завербовал одного из помощников начальника объекта — некоего полковника. За услуги полковнику была обещана сумма, которую тот якобы не сможет потратить до конца своих дней. Что ж, заказчик не соврал: просто жизнь полковника окончилась слишкум быстро. А как иначе? — предателей нигде не любят.

Но что-то пошло не так. Атака «амазонок» забуксовала. С начала операции минуло уже четыре минуты, однако потерь со стороны русских пока не случилось. Напротив: каким-то дьявольским способом противнику удавалось не только удерживать свои позиции, но и вносить беспорядок в ряды «амазонок». Вот неустрашимая Лоренца д'Альгарде, которая беспросветной южной ночью с пятисот шагов бьет какаду в глаз, согнулась пополам от боли: сурекеном прилетевшая неизвестно откуда звездочка, сорванная с русского погона, врезалась ей точно под диафрагму. Вот чуть кокетливая, но безжалостная к врагам Дианна-Исабелль Рамирес, которая на скаку останавливает разъяренного носорога, вдруг закашлялась от неизвестного отравляющего газа и едва не выронила автомат. Ей, бригадному полковнику Розалии Наварро, тоже досталось от неприятеля: прицельное попадание снежным шариком в лоб ослепило ее и едва не лишило чувств.

Святая Бригитта, какой здесь ужасный холод!

Оставалась только одна возможность спасти операцию от провала. Швырнув в ту сторону, откуда летели снежки, микрофон-бомбу, донна Розалия Наварро под шумок нырнула за сугробы и мимо трупа полковника ловко поползла к ледяным скульптурам — туда, где, как она заметила, прятался русский генерал. Белая масккуртка помогала слиться со снегом.

Заложник. Надо взять генерала в заложники — и тогда неприятелю волей-неволей придется сдаться. А потом можно будет всех убить. Вперед, Розалия!

До уродливых скульптур — это что, и есть знаменитый стиль а-ля рюс? — она добралась быстро и без помех. Поле боя осталось позади. Осторожно приподняла голову, огляделась. Никого. А вот и ненавистный генерал — целится в «амазонок» из своего никчемного пистолетика. Вперед, Розалия, за свободу Бразилии!

Нападение было молниеносным и неостановимым, как курьерский поезд: подсечка, разворот, бросок через колено, вырвать пистолет, придавить, удержать. Все. Победа.

Донна Розалия, направив пистолет генерала в генеральский лоб, свободной рукой достала из кармана микрофон. Включила.

— Молчи, иль медведь ди Россия, ты должен слушаться иль «Музон над джунглями». — Конечно, она имела в виду не «музон», а «муссон».

Потом поднесла резервный микрофон к губам. Динамики, за которыми укрывались «амазонки», затрещали, стрельба нападающих на время стихла, и наступившей тишине стал слышен далекий рокот. Вертолет. Надо торопиться. Над болотами разнесся чуть искаженный усилителями голос солистки:

— Русские, сдавайтесь! Вы проиграли! Ваш иль начальник в наших руках! Я буду считать до пяти, и если за это иль время вы не выйдете на ди открытое место с поднятыми руками, иль он умрет! Раз!

Говорила она с сильным латиносовским акцентом, который стал…

— Два!

…еще заметнее, потому что обладательница его сильно волновалась. А что делать, если…

— Три!

…никто из этих непредсказуемых русских не выйдет на открытое место с поднятыми руками? Действительно пристрелить генерала? И что потом? Патроны…

— Четыре!

…у «амазонок» на исходе, а вертолет…

Святая Мария, как они не умирают от морозов в этой дремучей России?

— ГАВ!!! — вдруг весело прозвучало над самым ее ухом.

Генералу померещилось, что на выручку примчался любимый питбультерьер Мухтар — из того прошлого, где он полковником держал питомник.

От неожиданности предводительница пехотного эскадрона смерти едва не нажала на курок. Тренированное тело отреагировало раньше, чем разум, и поступило так, как учили в боготской школе диверсантов: волнообразный уход с линии возможного удара, два быстрых скользящих шага влево с одновременным разворотом, микрофон падает (не до него сейчас), и пистолетик, сжатый обеими руками, уже выцеливает врага, и расставленные, чуть согнутые в коленях ноги напряжены, готовые в любой момент разогнуться и отбросить тело в сторону. Прицел поймал высокого молодого человека в рассегнутом армейском полушубке.

— Здрастье! — во весь рот улыбнулся он. — А за испуг — саечка.

Розалия Наварро плохо понимала по-русски. Поэтому палец Розалии Наварро нажал на курок.

Только один раз, потому что пуля почему-то свистнула прочь, а непостижимым образом выбитый из ее руки пистолет закрутился в воздухе и послушно приземлился в ладонь молодого бойца.

— Ай-ай-ай, девушка, что ж вы на предохранитель оружие не ставите? — укоризненно покачал головой боец, опуская пистолет в карман. — Так ведь поранить можно кого-нибудь случайно…

Длинный кривой тесак, уже обагренный кровью полковника Авакумского, сверкнув в руке «амазонки», метнулся в горло молодому бойцу.

Мимо. Мимо! Отточенное лезвие вспороло воздух там, где только что стоял человек в полушубке.

— Девушка, а что вы делаете сегодня вечером? — раздалось совсем близко справа. — Может, в «Метелицу» сходим, потанцуем…

Розалия Наварро заученным движением перехватила клинок по-испански — лезвием к себе — и вслепую нанесла смертельный удар «асталависта»: рука движется сверху вниз по широкой дуге, вспарывая тело противника от кадыка до пупка. Завершен удар не был: на середине взмаха что-то зацепило Розалию за лодыжку, она пошатнулась, непроизвольно наклонилась вперед… и со всей силы врезалась лбом в услужливо подставленный, крепкий как кирпич кулак бойца.

Боевой отряд «Муссон над джунглями» проиграл сражение. Операция провалена. Это было ясно. Даже если «амазонки» поймут, что эскапада их предводительницы потерпела фиаско, и вновь откроют огонь по неуничтожимым русским солдатам, ничего изменить уже не удастся.

Потому что вертолет уже близко.

Потому что нигде не любят не только предателей, но и проигравших…

Когда лишившаяся чувств прекрасная «амазонка» беззвучно опустилась на снег, рядовой Шикин подмигнул Евахнову, присел рядом и вернул ему табельный ствол.

— Вы не ранены, товарищ генерал? Может, в укрытие переберетесь? Сейчас здесь будет жарко.

Генерал уже ничем не напоминал буквоеда из штаба, которым прибыл на объект. Теперь перед Шикиным находился прошедший огонь и воду вояка — в сбившейся набок каске, в мятой, вымаранной снегом и болотной грязью шинели, с горящими азартом глазами, с пистолетом наголо.

— У Авакумского рация, — хриплым шепотом сообщил он Шикину. — Надо вызвать подкрепление…

— Ай, пока войска сюда доберутся… — беспечно возразил боец, осторожно выглядывая из-за остатков ледяного монумента. Прислушался. Стрекотание вертолетного винта становилось все ближе.

— И потом, товарищ генерал, по-моему, уже поздно войска вызывать. По-моему, товарищ генерал, сейчас самое время ноги делать. Под звуки марша.

Мрачно глянув на исковерканную ледяную статую («Ну, этого я вам не прощу — три дня ваял!»), Шикин поднял «амазонковский» микрофон. Подул в него, сказал: «Раз, раз, проверка!»

— Раз, раз, проверка! — прокатилось над топями. Откашлялось. И зычно продолжило: — Гражданки «амазонки»! А ТЕПЕРЬ — ДИСКОТЕКА!!!

Судя по всему, ударница за станковым пулеметом по-русски секла, потому что не успело стихнуть эхо, как вновь заговорил четырехствольный «LKT 350 Risko», направо и налево сея смерть, ураганным скорострельным огнем вжимая обитателей объекта в лед.

— Жалко девок, погибнут ни за что, — вздохнул мичман Мильян, растирая задубевшие на морозе уши. Вот она когда, ушаночка, пригодилась бы…

— Плевать, сами напросились, — равнодушно бросил Кучин. — Эй, салажонок, пригнись-ка.

Все трое наклонили головы, когда косящая все без разбора пулеметная очередь прошла по импровизированному брустверу. Опять полетели щепки, снег, брызги. Потом очередь ушла в край истуканов, и Мильян рискнул выглянуть из укрытия.

Доровских с Сысоевым, замаскированные под кочки, почти уже добрались до концертной огневой площадки и незаметно шебуршились, готовясь к решительному штурму. В отдалении гарцевал на своем снегоходе Кудлатый, в его сторону ползком двигались Шикин и генерал Евахнов. Генерал слишком приметно выделялся на снегу, могут и заметить. Пособить начальнику, что ли…

Вновь пришлось пригнуться — бесконечная очередь возвращалась. Мильян откинулся боком на снег, достал заветную бутылочку «Спрайта» и задумался.

За пазухой у Кучина что-то противно запиликало. Чертыхнувшись («Ну почему всегда все невовремя?!»), старшина выудил откуда-то из недр своего полушубка мобильник, раскрыл и рыкнул в микрофон:

— Ну?.. Ясное дело, Кучин, кто же еще?! Ты, Семенов, совсем рехнулся!

«Спрайта» было жалко. Две недели на можжевельнике настаивал, как никак. Однако и горит этот «Спрайт» будтье-нате — если поджечь и кинуть в нужном направлении, то девчушки окажутся в сказке «Морозко»: «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная…» Но — жалко. Хотя и горит. Эхе-хе…

— Какая Аргентина? — заорал Кучин. — Я тебя уволю на фиг, Семенов!.. Занят я сейчас! Работаю! После перезвони!

Мильян совсем уже, было, решился пожертвовать «Спрайтом», но тут случилось страшное.

Бьющая вслепую пулеметная очередь прошлась впритык над пеньком позади бруствера, и — в разные стороны полетели осколки пластмассы, куски металла, покореженные микросхемы. Простреленный навылет «винчестер», бешеным разрывным ударом вырванный из корпуса, угодил в одну из лунок. В лунке зашипело, остывая. Полено с дуплом перевернулось, и перепуганные белки рыжими огоньками сиганули наутек кто куда.