Ходячие мертвецы. Дорога в Вудбери Киркман Роберт

Глава первая

Никто на поле не слышал, как кусачие пробирались между высокими деревьями.

Металлический звон палаточных колышков, входящих в холодную, неподатливую глину Джорджии, заглушал шаги в отдалении – до захватчиков оставалось еще добрых пятьсот ярдов[1], они были скрыты в тени сосен. Никто не слышал, как трещали ветки под северным ветром или как предательски разносились во тьме гортанные стоны, столь же слабые, как крики гагар в верхушках деревьев. Никто не чувствовал распространявшегося смрада гниющего мяса и черной плесени в маринаде испражнений. Полуденный ветерок разносил осенние запахи древесного дыма и перезрелых фруктов, и они скрадывали вонь ходячих мертвецов.

И в результате некоторое время ни один из жителей растущего поселения не замечал надвигавшейся опасности – большинство выживших было занято возведением опорных балок. В ход шли любые предметы, которые удалось отыскать: железнодорожные шпалы, телефонные столбы и длинные ржавые куски арматуры.

– От меня никакого толку!.. – заметила хрупкая девушка с хвостиком, раздраженно вздохнув. Она неуклюже присела на корточки около квадратного куска забрызганного краской палаточного брезента, разложенного на земле в северо-западном углу площадки. На ней была просторная толстовка с эмблемой Технологического института Джорджии, старинные украшения и рваные джинсы, и она дрожала. Румяная, веснушчатая Лилли Коул, в длинные темно-каштановые локоны которой были вплетены легкие перышки, страдала от множества нервных тиков: она непрерывно теребила пряди своих волос, многократно заправляя их за уши, и время от времени с маниакальным упорством грызла ногти. Однако в этот момент она лишь крепче сжала молоток в своей маленькой руке и продолжила колотить по металлическому колышку, но боек все время соскальзывал со шляпки, словно та была смазана маслом.

– Все в порядке, Лилли, просто расслабься, – произнес здоровяк, стоявший позади нее.

– Да с этим справится даже двухлетка!

– Хватит казнить себя.

– О, я вовсе не себя хочу казнить! – Она нанесла еще несколько ударов, держа молоток двумя руками. Колышек не сдвинулся с места. – А этот идиотский колышек!

– Ты неправильно держишь молоток.

– Что?

– Сдвинь руку к концу рукоятки, позволь инструменту работать.

Последовало еще несколько ударов.

Колышек вылетел из твердой земли, подскочил и приземлился ярдах в трех в стороне.

– Черт возьми! Черт возьми! – Лилли ударила молотком по земле, опустила глаза и выдохнула.

– Все в порядке, девочка, давай я тебе покажу.

Здоровяк подошел к ней, встал на колени и попытался аккуратно вынуть молоток у нее из рук. Лилли отшатнулась, отказываясь отдавать инструмент.

– Дай мне минутку, ладно? Я справлюсь, точно справлюсь, – упрямо сказала она, и под толстовкой напряглись ее узкие плечи.

Она взяла другой колышек и начала снова, нерешительно ударяя по металлической шляпке. Земля была тверда, как цемент. Октябрь выдался холодным, и пустые поля под Атлантой замерзли. Это, в общем-то, было не так уж плохо. Пока что твердая глина оставалась пористой и сухой, поэтому лагерь и решили разбить на этом месте. Приближалась зима, и группа уже больше недели обосновывалась здесь, обустраиваясь, подкрепляясь и обдумывая будущее – если, конечно, будущее у них вообще было.

– Тут, знаешь, нужно просто позволить молотку упасть на нее. – Крепкий афроамериканец, присевший рядом с Лилли, наглядно продемонстрировал это, взмахнув руками. Его ладони были так велики, что казалось, будто в них может целиком уместиться ее голова. – Гравитация на твоей стороне, заставь вес молотка работать.

Лилли сознательно старалась не смотреть на руку чернокожего мужчины, ходившую вверх и вниз. Даже сидя на корточках в джинсовой рубашке без рукавов и потрепанном стеганом жилете, Джош Ли Хэмилтон оставался весьма импозантным. Он был сложен, как защитник Национальной футбольной лиги: с монолитными плечами, могучими бедрами толщиной со ствол среднего дерева и мощной шеей, – и все же двигался довольно плавно. Его печальные глаза с длинными ресницами и густые брови, то и дело пытавшиеся подобраться ближе к лысеющей макушке, намекали на чуткость, которой от него вряд ли можно было ожидать.

– Совсем не сложно… Видишь? – Он показал снова, и его татуированный бицепс – огромный, как брюхо поросенка, – напрягся, когда он взмахнул воображаемым молотком. – Понимаешь, о чем я?

Лилли благоразумно не смотрела на орудующую руку Джоша. Она чувствовала себя немного виноватой всякий раз, когда обращала внимание на его мускулы, его атлетичную спину, его широкие плечи. Несмотря на все время, проведенное вместе в этом земном аду, который некоторые из жителей Джорджии называли «Обращением», Лилли тщательно избегала нарушать границы близости с Джошем. Лучше бы их отношения остались платоническими, как у брата и сестры, как у лучших друзей, – и ничего более. Лучше бы они были лишь соратниками – особенно среди этой чумы.

Но все это не мешало Лилли застенчиво улыбаться здоровяку всякий раз, когда он называл ее «подругой» или «куколкой», или каждый вечер, перед тем как залезть в свой спальный мешок, украдкой показывать ему китайский иероглиф, вытатуированный у нее над копчиком. Не соблазняла ли она его? Не манипулировала ли им, чтобы быть под защитой? Ответа на эти риторические вопросы по-прежнему не было.

Из-за угольков страха, вечно тлевших где-то внутри Лилли, все этические и социальные нормы потеряли для нее значение. Страх, в общем-то, преследовал ее большую часть жизни, то исчезая, то появляясь вновь. В школе у нее развилась язва, а во время ее прерванной учебы в Технологическом институте Джорджии ей приходилось принимать транквилизаторы. Но теперь страх постоянно сидел внутри нее. Страх отравлял ее сон, туманил разум, сдавливал сердце. Страх стал ее движущей силой.

Теперь она сжала молоток слишком крепко, и на ее запястье затрепетала жилка.

– О черт, это ж не высшая математика! – воскликнула она и в конце концов начала правильно орудовать инструментом и яростно забила колышек в землю. Она взяла еще один, перешла к противоположному углу палатки и прямо сквозь брезент вогнала металл в землю, колотя по нему безумно, дико, попадая по шляпке лишь через раз. Пот потек по ее шее и бровям, но она все наносила удары. На мгновение она потеряла контроль над собой.

Наконец она в изнеможении остановилась; ее дыхание стало тяжелым, а кожа заблестела от пота.

– Что ж… Можно и так, – мягко сказал Джош, поднимаясь на ноги. Он бросил взгляд на шесть колышков, пригвоздивших палатку к земле, и на его точеном коричневом лице проскользнула усмешка. Лилли промолчала.

Зомби, незамеченными пробиравшиеся среди деревьев на север, теперь были всего в пяти минутах от них.

Ни один из выживших из группы Лилли Коул – а их было уже около сотни, и все они неохотно сотрудничали друг с другом, чтобы создать хоть сколько-нибудь сносную общину, – не осознавал фатального недостатка этого пустого участка, на котором они разбили свои самодельные палатки.

На первый взгляд место казалось идеальным. Участок был расположен в зеленом районе в пятидесяти милях[2] к югу от города – там, где когда-то каждый год выращивались тысячи тонн персиков, груш и яблок, – и находился в естественном углублении; трава здесь была выжжена, а земля утрамбована. Размером участок был с футбольное поле; прежние хозяева – вероятно, те же, что владели окрестными фруктовыми садами, – его покинули. По сторонам его ограничивали широкие гравийные дорожки, вдоль которых стояли густые заросли белых сосен и виргинских дубов, простиравшиеся на все холмы в округе.

В северной части поля виднелись обгоревшие руины большого поместья. Почерневшие стены выделялись на фоне неба, подобно окаменелым скелетам, а все стекла оказались выбиты недавним ураганом. За последние несколько месяцев пожары уничтожили большую часть пригородов и ферм к югу от Атланты.

В августе, когда люди впервые встретились с ходячими трупами, овладевшая Югом паника разрушила всю инфраструктуру экстренной помощи. Больницы быстро оказались переполненными, а затем и вовсе закрылись, пожарные части прекратили свою работу, а шоссе 1-85 встало из-за аварий. Люди перестали ловить радиосигнал на своих питавшихся от батареек радиоприемниках и начали запасаться необходимым, мародерствовать, объединяться в группы и искать укромные места, где можно было затаиться.

Собравшиеся на этой покинутой ферме люди нашли друг друга на пыльных проселочных дорогах, среди лоскутных табачных полей и пустынных торговых центров в округах Пайк, Ламар и Мериуэдер. Все они были разного возраста, включая более дюжины семей с маленькими детьми, и караван еле ворочавшихся на последнем издыхании машин все рос, пока необходимость найти убежище и сделать передышку не вышла на первый план.

Теперь они обосновались на этом гектаре свободной земли, напоминая какой-нибудь Гувервилль[3] времен Великой депрессии. Некоторые жили в машинах, другие устроились в мягкой траве, третьи укрылись в небольших походных палатках, разбитых ближе к границам участка. У них было мало огнестрельного оружия и очень мало боеприпасов. Оружием теперь служили все элементы цивилизованной жизни: садовые инструменты, спортивные принадлежности, кухонная утварь. Многие выжившие, подгоняемые какими-то невидимыми и неведомыми часами, по-прежнему забивали колышки в холодную неровную землю, работая не покладая рук в стремлении создать временные убежища. И никто не заметил угрозы, надвигавшейся меж сосен с севера.

Под гигантским куском брезента в самом центре участка один из поселенцев, долговязый мужчина за тридцать в кепке с логотипом фирмы «Джон Дир»[4] и кожаной куртке, руководил собравшейся внутри группой угрюмых подростков. Огромная тканевая палатка отбрасывала тень на крупные черты его лица.

– Давайте, дамы, постарайтесь! – крикнул он поверх звона металла, наполнявшего прохладный воздух.

Подростки пытались одолеть массивную деревянную балку, которая должна была стать центральной опорой большого циркового шатра. Этот шатер они нашли на шоссе 1-85: он валялся на обочине рядом с перевернутым грузовиком, на кабине которого был нарисован гигантский выцветший клоун – краска в нескольких местах облупилась. Окружность шатра составляла более ста ярдов, и этот грязный и рваный купол, вонявший плесенью и навозом, по мнению мужчины в кепке с логотипом «Джон Дир», мог послужить прекрасной кровлей для организации общей зоны и хранения припасов, а также стать чем-то вроде штаба, из которого можно было следить за порядком и создавать видимость цивилизованного существования.

– Слышь… Она не выдержит веса, – пожаловался один из подростков, разгильдяй по имени Скотт Мун, одетый в армейскую куртку. Его лицо обрамляли длинные светлые волосы, а его тяжелое дыхание выдавало, как нелегко ему приходилось сейчас вместе с другими татуированными и исколотыми пирсингом ребятами-готами из его школы.

– Прекрати ныть – все она выдержит, – резко оборвал его мужчина в кепке.

Это Чад Бингэм, он поселился здесь вместе со всей семьей, включая четырех дочерей: малышку семи лет, девятилетних близняшек и девочку-подростка. Он был несчастливо женат на кроткой миниатюрной женщине из Валдосты и мнил себя ярым сторонником строгой дисциплины, прямо как его отец. Но у отца его было двое сыновей, и ему никогда не приходилось иметь дело с женским сумасбродством. А если уж на то пошло, отцу Чада никогда не приходилось иметь дело и с мешками гниющей мертвой плоти, возродившимися после смерти. Поэтому теперь Чад Бингэм встал у руля, примеряя на себя роль альфа-самца, ведь, как говаривал его отец, кому-то все равно пришлось бы. Он посмотрел на ребят:

– Держите ровно!

– Вот так – ровнее не будет, – пробормотал один из готов сквозь стиснутые зубы.

– Да ты просто окосел! – ухмыльнулся Скотт Мун.

– Держите ровно! – приказал Чад.

– Что?

– Я сказал, держите проклятую палку РОВНО!

Чад вставил металлический шплинт в отверстие на брусе. Внешние стены огромного брезентового балдахина заколыхались на осеннем ветру и зашуршали, а другие ребята устремились в дальние углы шатра с балками поменьше.

Как только шатер обрел форму и через широкий вход с одного его конца Чаду стал виден весь участок, он посмотрел вдаль поверх примятой коричневой травы, за машины с открытыми капотами, за группки матерей и детей, пересчитывавших скромные запасы ягод и остатков еды из торговых автоматов, за полдюжины пикапов, забитых пожитками.

На секунду глаза Чада встретились с глазами крупного темнокожего парня, стоявшего ярдах в тридцати от него, в северном углу участка, и наблюдавшего за Лилли Коул, подобно громадному вышибале какого-то клуба под открытым небом. Чад знал Лилли по имени – и только. Больше ему ничего не было известно об этой девушке – разве только, что она была «какой-то подружкой Меган», – а о здоровяке известно было и того меньше. Чад вот уже несколько недель жил по соседству с этим гигантом, но не в силах был даже вспомнить его имя. Джим? Джон? Джек? В общем-то, Чад не знал ничего ни о ком из этих людей, понимая лишь, что все они были доведены до отчаяния и напуганы и просто молили об установлении дисциплины.

Однако уже некоторое время Чад периодически обменивался многозначительными взглядами с черным здоровяком – так они приглядывались друг к другу, проводили оценку. Они не обменялись ни словом, но Чад чувствовал, что вызов уже брошен. Здоровяк, может, и одолел бы Чада врукопашную, но так далеко Чад заходить не собирался. Размер не имел значения для пули 38-го калибра, которая покоилась в стальном «смит-вессоне» 52-й модели, засунутом сзади за широкую портупею Чада.

Но в этот момент между двумя мужчинами, находившимися в пятидесяти ярдах друг от друга, проскользнула искра понимания, подобная молнии. Лилли по-прежнему стояла на коленях перед черным здоровяком, ожесточенно колотя по колышкам палатки, но во взгляде парня, обращенном к Чаду, промелькнуло нечто темное и тревожное. Понимание пришло быстро, в несколько этапов, подобно зажиганию электрической цепи.

Позже оба мужчины независимо друг от друга решили, что они – как и все остальные – не учли два фактора, имевших в тот момент громадное значение. Во-первых, шум установки палаток целый час привлекал ходячих. Во-вторых, что, возможно, важнее, участок обладал одним серьезным недостатком.

Впоследствии оба мужчины с горечью поняли, что естественный барьер, образованный расположенным поблизости лесом, который поднимался на вершину соседнего холма, из-за неудачной топографии гасил, глушил и практически убивал любой естественный звук, исходивший из-за деревьев.

В общем-то, с вершины этого холма мог спуститься хоть школьный оркестр, но никто из поселенцев не заметил бы его, пока тарелки не ударили бы прямо у него под носом.

Несколько минут Лилли оставалась в счастливом неведении об атаке, хотя события вокруг нее разворачивались с огромной скоростью и стук молотков сменялся раздававшимися со всех сторон криками детей. Лилли продолжала со злостью вбивать колышки в землю, ошибочно принимая визг за детскую игру, пока Джош не схватил ее за ворот толстовки.

– Что?.. – огрызнулась Лилли, сверкнув глазами в сторону здоровяка.

– Лилли, надо…

Джош не успел закончить, увидев ярдах в четырех от них темную фигуру, которая, неуклюже пошатываясь, вышла из леса. Времени, чтобы убежать, чтобы спасти Лилли, не осталось: Джош успел лишь выхватить молоток из рук девушки и оттолкнуть ее в сторону.

Лилли упала и практически инстинктивно перекувырнулась, а затем, сориентировавшись, снова вскочила на ноги, подавив крик, рвавшийся у нее из горла.

Первым к участку ковылял высокий бледный ходячий в грязной больничной одежде; у него не было половины плеча, а торчавшие из него сухожилия извивались, подобно червям. Но самым страшным было то, что за ним шли еще два трупа, мужчина и женщина. На их лицах зияли пропасти замшелых ртов, из бескровных губ сочилась черная желчь, а их безжизненные глаза смотрели в одну точку. Все трое передвигались уже знакомой неровной поступью, щелкая челюстями и, словно пираньи, обнажая почерневшие зубы.

Через двадцать секунд трое ходячих уже окружили Джоша, а палаточный лагерь пришел в движение. Мужчины хватали свои самодельные орудия, а те, у кого были пушки, тянулись к кобуре. Самые смелые из женщин вооружились досками, вилами, рогатинами и ржавыми топорами. Часть людей вместе с маленькими детьми укрылась в машинах и грузовиках; послышались удары кулаков по дверным замкам, захлопнулись все дверцы багажников.

Как ни странно, отдельные вскрики детей и нескольких престарелых тетушек, которые уже, возможно, вступили в стадию старческого угасания, тут же стихли и сменились жутким спокойствием буровой бригады или добровольческой армии. Всего за двадцать секунд звуки удивления стремительно превратились в деловитую холодность обороны, отвращения и ярости, транслируемых в контролируемое насилие. Этим людям приходилось заниматься таким и раньше, и с каждым разом они становились все опытнее. Часть вооруженных мужчин вышла к границам участка, спокойно сжимая молотки, вставляя обоймы в дробовики и поднимая дула украденных из оружейных магазинов пистолетов и заржавевших револьверов, годами хранившихся в их семьях. Первым прозвучал сухой щелчок выстрела «ругера» 22-го калибра. Оружие было, как ни крути, не самым мощным, но точным и легким в обращении, и пуля снесла верхушку черепа мертвой женщины в тридцати ярдах от стрелявшего.

Женщина эта едва успела выйти из-за деревьев, как тут же упала, сраженная, и по ее голове тонкими ручейками потекла мозговая жидкость. Это произошло на семнадцатой секунде с начала атаки. К двадцатой секунде все завертелось куда быстрее.

В северном углу площадки Лилли Коул, поднявшись на цыпочки, медленно, словно в полусне, и практически невольно пятилась от Джоша. Ее инстинкты одержали верх: здоровяка быстро окружили три трупа, их челюсти с гнилыми черными зубами клацали совсем рядом, а в руках у него был лишь молоток и никакого пистолета.

Он повернулся к ближайшему зомби, пока остальная часть группы рассеялась по площадке, и вонзил острый конец молотка в висок ходячего в больничной одежде. Раздался треск, похожий на треск при колке льда. Во все стороны брызнуло мозговое вещество, с громким звуком вырвавшееся наружу из сдерживавшего его черепа, и бывший больной отключился.

Молоток застрял в его голове и выскользнул из большой руки Джоша, когда ходячий повалился на землю.

В это время остальные выжившие рассредоточились по углам площадки. У самой кромки леса Чад поднял свой обшитый сталью «смит-вессон» и с ревом выстрелил в глазницу долговязого старика с наполовину оторванной челюстью. Тот повернулся вокруг своей оси, сделал еще шаг в сторону лагеря и упал, залившись тошнотворными выделениями. Позади выстроенных в линию машин колышек палатки вошел в рот рычавшей женщины, пригвоздив ту к стволу дуба. На восточном краю площадки с той же легкостью, с которой разрезают надвое гранат, топор прорубил чей-то гниющий череп. В двадцати ярдах оттуда выстрел дробовика снес всю листву с ветки вместе с верхней половиной полуразложив-шегося бывшего бизнесмена.

На другой стороне площадки, по-прежнему отступая от попавшего в западню Джоша, Лилли Коул вздрагивала при каждом звуке этой смертельной битвы. Страх, будто иголками, колол все ее тело, не давая ей вздохнуть и полностью парализовав ее разум. Она видела, что темнокожий здоровяк теперь уже стоял на коленях и пытался высвободить свой молоток, а двое других ходячих, подобно паукам, протягивали руки к его ногам, сдерживаемые лишь упавшей палаткой. Второй молоток, до которого Джошу было не дотянуться, лежал на траве в отдалении.

Лилли развернулась и бросилась бежать.

Ей потребовалось меньше минуты, чтобы преодолеть расстояние от внешнего ряда палаток до центра площадки, где пара десятков беззащитных душ сгрудились в кучу около ящиков и запасов провизии, собранных под наполовину возведенным цирковым шатром. Двигатели нескольких стоявших неподалеку машин были заведены, и люди тонули в клубах углекислого газа. Женщин и детей защищали вооруженные мужчины, забравшиеся в кузова пикапов. Задыхаясь, Лилли в ужасе скорчилась за побитым чемоданом.

Там она и пересидела всю бойню, заткнув уши. Она не заметила, что у кромки леса Джош в последнее мгновение успел нащупать ручку застрявшего в черепе поверженного мертвеца молотка и вытащить его, тут же снова обрушив на голову ближайшего из атакующих. Она не увидела, как тупой конец молотка снес челюсть мужчины-зомби и как невероятной силы удар Джоша расколол гниющий череп надвое. Лилли пропустила и финальную часть схватки: женщина уже готова была вонзить свои черные резцы в лодыжку Джоша, но в эту секунду на ее затылок обрушилась лопата. Несколько мужчин подоспели к Джошу как раз вовремя, чтобы убить последнего зомби, и здоровяк поспешно откатился в сторону, оставшись без единой царапины, но все же дрожа от выплеска адреналина, побывав на волосок от смерти.

Вся атака – теперь отбитая и растворявшаяся в монотонных звуках детских всхлипов, капающих жидкостей и вырывавшихся на свободу трупных газов – заняла менее ста восьмидесяти секунд.

Позднее, перетаскивая останки в ложе пересохшего ручья к югу от площадки, Чад и другие вожаки этого лагеря насчитали всего двадцать четыре трупа ходячих – а с такой угрозой несложно было справиться. По крайней мере, пока.

– Боже, Лилли, неужели ты не можешь просто смириться с этим и извиниться перед ним?

Сидя на одеяле около циркового шатра, девушка по имени Меган смотрела на стоявший перед Лилли нетронутый завтрак.

В ясном небе только что взошло бледное и холодное солнце. В палаточном городке начался новый день, и Лилли сидела у походной плитки, потягивая растворимый кофе из бумажного стаканчика. Глядя на замерзшие остатки сухих яиц, прилипшие к котелку, она пыталась отогнать от себя пронизанные чувством вины воспоминания о прошедшей ночи. В этом мире не было покоя ни усталым, ни трусливым.

Вокруг огромного изодранного циркового шатра – теперь должным образом установленного – суетились остальные выжившие, которые беспечно болтали, словно атаки накануне не было вовсе. Через широкий вход с одной стороны шатра, откуда когда-то, должно быть, на арену выходил дрессированный слон, люди заносили внутрь складные столы и стулья; полотняные стены трепетали на ветру из-за изменений атмосферного давления. На остальной части площадки возводились новые убежища. Отцы собрались в группу и принялись оценивать запасы дров, бутилирован-ной воды, патронов, оружия и консервов. Матери занимались детьми, одеждой, одеялами и лекарствами.

При ближайшем рассмотрении искушенный наблюдатель заметил бы в каждом из предпринимавшихся на площадке действий слегка прикрытый налет беспокойства. Но неясно было, какая именно опасность таила в себе большую угрозу: живые мертвецы или наступавшая зима.

– Я пока не знаю, что сказать, – наконец пробормотала Лилли, в очередной раз глотнув чуть теплого кофе.

Ее руки по-прежнему тряслись. С момента атаки прошло восемнадцать часов, но Лилли все еще мучилась от стыда, избегая контактов с Джошем и держа все в себе, уверенная, что он ненавидел ее за то, что она сбежала и бросила его на верную гибель. Джош несколько раз пытался заговорить с ней, но она не была к этому готова и соврала ему, сказав, что плохо себя чувствует.

– А что тут скажешь?

Меган пошарила в кармане куртки в поисках своей маленькой трубки. Она пристроила на самый кончик щепотку травки и запалила ее дешевой зажигалкой, тут же сделав глубокую затяжку. Меган было около тридцати; ее узкое милое личико обрамляли локоны отливавших рыжиной каштановых волос. Закашлявшись, она выпустила из легких зеленоватый дым.

– Ты только взгляни на этого парня, он же огромный! – усмехнулась Меган. – Я только хочу сказать, что он вовсе не выглядит так, словно не смог бы постоять за себя.

– Дело ведь не в этом.

– Ты с ним спишь?

– Что? – Лилли уставилась на свою подругу. – Ты серьезно?

– Я просто спросила…

Лилли покачала головой и вздохнула:

– Да я этого даже не достойна…

– Нет, ты ведь не… Или да? Умничка Лилли! Правильная до мозга костей.

– Может, хватит?

– Почему же? – Усмешка Меган превратилась в хитрую ухмылку. – Что же ты не напрыгнешь на него? Чего ты ждешь? Такое тело… И все эти его пушки…

– Прекрати!

От ярости Лилли почувствовала резкую боль в районе переносицы. Чувства ее вышли на поверхность, она снова задрожала и сама удивилась громкости своего голоса.

– Я не такая, как ты… Понимаешь? Я не такая общительная. Боже, Мег! Я совсем запуталась. С которым из этих парней ты крутишь роман сейчас?

Меган внимательно посмотрела на нее, кашлянула и забила еще одну затяжку.

– Знаешь что? – Она протянула трубку Лилли. – Почему бы тебе немного не успокоиться? Может, расслабишься?

– Нет, спасибо.

– А что? Поможет справиться с тем, что тебя гложет. Убьет ту несчастную муху, которая тебя укусила.

Лилли потерла глаза и покачала головой:

– Ну ты и штучка, Мег.

Меган сделала еще одну затяжку и выпустила дым.

– Лучше уж я буду этакой штучкой, чем куском дерьма.

Ничего не ответив, Лилли лишь продолжила качать головой. Как ни печально, на самом деле она порой задумывалась, не была ли Меган Лафферти тем самым куском дерьма, который она только что упомянула. Девушки познакомились еще в Мариетте, когда учились в выпускном классе школы «Спрейберри». Тогда они были неразлучны и делились всем: домашними заданиями, наркотиками, даже парнями. Но потом Лилли задумалась о будущей карьере и два года провела в чистилище, которым стал Бизнес-колледж Мэсси в Атланте, а затем поступила в Технологический институт Джорджии, чтобы учиться на магистра делового администрирования, которым она так и не стала. Она хотела попасть в сферу моды, может, даже руководить собственной дизайнерской компанией, но успела только дойти до приемной офиса, где должно было состояться ее первое собеседование – на престижную стажировку в модном доме Майкла Найта, – как тут же спасовала. Ее старый спутник, страх, положил конец всем ее планам.

Именно от страха она пулей вылетела из роскошной приемной, сдалась, отправилась обратно в Мариетту и продолжила бездельничать вместе с Меган, ловя кайф и пересматривая выпуски «Проекта Подиум», развалившись на диване.

В последние годы в отношениях девушек что-то изменилось – и изменилось на фундаментальном, химическом уровне: Лилли чувствовала, что между ними словно встал непреодолимый языковой барьер. У Меган не было ни амбиций, ни стремлений, ни целей, и она совершенно не переживала из-за этого. Но Лилли по-прежнему лелеяла свои мечты – мечты, возможно, мертворожденные, но все же реальные. Втайне она хотела отправиться в Нью-Йорк, или запустить свой веб-сайт, или вернуться в приемную Майкла Найта и сказать той секретарше: «Ой, извините, мне пришлось отойти на полтора года…»

Отец Лилли – учитель математики на пенсии и вдовец Эверетт Рэй Коул – всегда поддерживал свою дочь. Эверетт был добрым и спокойным человеком. В середине девяностых, когда его жена умерла от долго прогрессировавшего рака груди, он взял на себя все заботы по воспитанию единственной дочери. Он понимал, что ей хотелось от жизни большего, но знал при этом, что она нуждалась в безусловной любви, нуждалась в семье, нуждалась в доме. У нее же был только Эверетт. И все это сделало события последних месяцев настоящим адом для Лилли.

Первое нашествие ходячих здорово ударило по северной части округа Кобб. Они пришли из рабочих зон, из индустриальных парков к северу от лесов Кеннесо и стали распространять свою заразу, подобно тому, как по организму расползаются раковые клетки. Эверетт решил взять Лилли и уехать из города на их побитом фургоне «Фольксваген», и они успели добраться до самого шоссе US 41, пока не попали в аварию. В миле к югу оттуда они наткнулись на городской автобус, который ездил по маленьким улочкам и подбирал всех выживших, и почти успели запрыгнуть в него. Образ отца, который толкнул ее в дверь автобуса, когда к ним приближались зомби, до сих пор преследовал Лилли в ее снах.

Отец спас ей жизнь. В последнюю секунду он захлопнул входную дверь и отступил на тротуар, уже удерживаемый тремя каннибалами. Автобус тронулся, кровь отца забрызгала стекла, и Лилли кричала, пока не сорвала голос. Затем она впала в какое-то кататоническое состояние, свернулась на сиденье в позу эмбриона и всю дорогу до Атланты смотрела на окровавленную дверь.

То, что Лилли нашла Меган, было небольшим чудом. Эпидемия тогда уже была в разгаре, но мобильники еще работали, и она сумела договориться с подругой о встрече в окрестностях аэропорта Хартсфилд. Дальше девушки пошли вместе. Они продвигались автостопом на юг и ночевали в покинутых домах, сосредоточившись лишь на выживании. Напряжение между ними росло. Казалось, каждая из них реагировала на ужас и потери по-разному.

Лилли уходила в себя. Меган же вела себя совершенно иначе: она почти постоянно была под кайфом, без умолку говорила и обхаживала каждого странника, который встречался им на пути.

В тридцати милях к юго-востоку от Джорджии они наткнулись на караван выживших – три семьи из Лоурен-свилля путешествовали в двух минивэнах. Меган убедила Лилли, что в большой группе было безопаснее, и та согласилась на некоторое время присоединиться к ним. Следующие несколько недель, пока они нарезали зигзаги по фруктовым полям, она держалась особняком, но Меган вскоре положила глаз на одного из мужей. Его звали Чад, и он был этаким крутым парнем: за губой у него вечно лежал жевательный табак, а жилистые руки покрывали матросские наколки. Лилли с отвращением наблюдала за тем, как Меган и Чад флиртовали среди этого кошмара наяву и совсем скоро стали ускользать в тень, отбрасываемую строениями придорожных зон отдыха, чтобы «справлять естественные нужды». Пропасть между подругами становилась все глубже.

Как раз в то время на горизонте появился Джош Ли Хэмилтон. Однажды на закате караван на парковке «Кей-марта»[5] со всех сторон окружили мертвецы, но тут на помощь людям пришел чернокожий гигант, выступивший из тени погрузочной платформы. Размахивая двумя мотыгами, на которых все еще болтались ценники, он был подобен истинному мавру-гладиатору. Он с легкостью расправился с полудюжиной зомби, и участники каравана принялись наперебой благодарить его. Он показал группе пару новеньких дробовиков на дальних полках магазина и помог раздобыть походное оборудование.

Джош путешествовал на мотоцикле. Вместе с остальными загрузив минивэны провизией, он решил присоединиться к группе и последовал за караваном, который приближался к покинутым садам, лоскутным одеялом раскинувшимся в округе Мэриуэдер.

Теперь Лилли начала сожалеть, что однажды согласилась поехать позади него на его огромном «Сузуки». Была ли ее привязанность к здоровяку просто проекцией ее тоски из-за потери отца? Была ли она отчаянной попыткой манипулирования среди этого бесконечного ужаса? Была ли она столь же дешевой и очевидной, как сексуальная неразборчивость Меган? Лилли размышляла, не стала ли ее трусость – в тот момент, когда она накануне бросила Джоша одного на поле боя, – каким-то извращенным, темным, бессознательным проявлением всех ее сбывшихся опасений.

– Никто не говорил, что ты кусок дерьма, Меган, – наконец сказала Лилли, но прозвучало это натянуто и неубедительно.

– Этого и говорить не надо. – Меган сердито выбила трубку о плитку и поднялась на ноги. – Ты и так сказала достаточно.

Лилли встала. Она уже давно привыкла к таким резким изменениям настроения своей подруги.

– Что с тобой не так?

– Это все ты… От тебя одни проблемы.

– О чем ты, черт возьми, говоришь?

– А, забудь! Я больше не могу это терпеть, – сказала Меган, и в ее голосе, хриплом от выкуренной травки, послышалось разочарование. – Удачи тебе, девчонка… Тебе не помешает.

Меган быстро пошла к выстроенным в ряд у восточного края площадки машинам.

Лилли заметила, как ее подруга исчезла за высоким грузовиком, груженным картонными коробками. Остальные выжившие едва заметили размолвку, которая произошла между девушками. Пара человек повернули головы в их сторону, пронеслось несколько шепотков, но большинство обитателей лагеря продолжили заниматься своими делами, собирая и оценивая запасы. Лица людей были угрюмы и выдавали их внутреннее напряжение. В воздухе пахло металлом и снегом. Наступал холодный фронт.

Осматривая площадку, Лилли поймала себя на мысли, что на мгновение ее ошеломила суета, царившая вокруг. Было такое ощущение, что она попала на блошиный рынок: повсюду были покупатели и продавцы, люди доставали продукты, складывали в одну кучу дрова и неспешно беседовали. По границам площадки теперь выстроилось не менее двадцати более скромных по размеру палаток; между деревьями тут и там протянулись веревки, на которых была развешана окровавленная одежда, снятая с ходячих: в преддверии зимы ничего не пропадало зря. Лилли заметила, что несколько детей прыгали на скакалке около грузовика, двое мальчишек пинали футбольный мяч. В яме для приготовления барбекю она разглядела костер; дым от него поднимался над крышами припаркованных машин. Воздух был наполнен одурманивающим ароматом свиного жира и древесного дыма – в любых других обстоятельствах это был запах ленивых летних дней, веселых вечеринок, игр в футбол, пикников на заднем дворе и семейных посиделок.

Пока Лилли обводила глазами небольшое суетливое поселение, внутри нее нарастал благоговейный ужас. Она видела, как резвились дети… Как их родители трудились, чтобы обустроить это место… Но все они были кормом для зомби. И внезапно Лилли уловила проблеск понимания, почувствовала удар реальности.

Она ясно осознала, что все эти люди были обречены. Великий план построить палаточный городок в полях Джорджии не мог сработать.

Глава вторая

На следующий день Лилли играла с дочками Бингэмов под свинцово-серым небом прямо перед палаткой Чада и Донны, как вдруг среди деревьев эхом пролетел треск гравия с проселочной дороги, которая вела к площадке. Половина жителей палаточного городка замерла на месте, обернувшись по направлению к шуму приближавшегося двигателя, ревевшего на низких передачах.

Это мог быть кто угодно. По охваченной чумой земле ходили слухи о бандах вооруженных до зубов головорезов, которые скитались по окрестностям и грабили выживших, раздевая их практически догола. Несколько машин из лагеря как раз были на вылазке, но невозможно было знать наверняка.

Лилли подняла глаза от нарисованных девочками классиков – квадраты были нацарапаны палкой на небольшом участке голой глины кирпичного цвета, – а дочери Бингэмов замерли посреди игры. Старшая из них, Сара, глянула на дорогу. Она была худенькой пятнадцатилетней пацанкой с большими любопытными глазами, самой находчивой из четырех сестер, которая всегда верховодила ими. На ней был выцветший джинсовый джемпер и пуховый жилет.

– Неужели это… – тихо пробормотала она.

– Все в порядке, милая, – сказала Лилли. – Я уверена, это кто-то из наших.

Три остальные девочки принялись озираться в поисках матери.

Донны Бингэм нигде не было видно: она как раз стирала одежду в оцинкованном жестяном корыте позади большой походной палатки их семейства, которую Чад Бингэм аккуратно возвел на площадке четырьмя днями ранее, снабдив свое жилище алюминиевыми койками, несколькими холодильниками, вентиляционными трубами и работавшим на батарейках DVD-плеером с библиотекой детских мультфильмов вроде «Русалочки» и «Истории игрушек – 2». Пока Лилли собирала девочек, из-за палатки послышались шаркающие шаги Донны.

– Сара, возьми Рути, – сказала Лилли спокойно, но твердо.

Шум двигателя приближался, над деревьями поднимался дымок от горевшего масла. Лилли поднялась на ноги и быстро подошла к близняшкам. Девятилетние Мэри и Лидия были истинными ангелочками, как две капли воды похожими друг на друга – в одинаковых пальтишках, с хвостиками соломенных волос. Лилли повела девочек под навес палатки, а Сара подхватила семилетнюю Рути – чудесную маленькую фею с кудряшками Ширли Темпл[6], падавшими на воротник ее миниатюрного пуховика.

Донна Бингэм появилась у стены палатки как раз в тот момент, когда Лилли подталкивала близняшек к ее входу.

– Что происходит? – Донна напоминала серую мышку и в своей парусиновой куртке выглядела так, словно любой порыв ветра мог свалить ее с ног. – Кто это? Мародеры? Машина незнакомая?

– Не стоит волноваться, – сказала ей Лилли, придерживая полог, пока четыре девочки скрывались в тени палатки.

За те пять дней, что прошли с момента, когда выжившие разбили здесь лагерь, Лилли фактически стала нянькой и присматривала за многими детьми, пока их родители отправлялись на вылазки или на прогулки или просто хотели урвать немного времени наедине друг с другом. Так она могла отвлечься от тягостных мыслей и радовалась этому – особенно теперь, когда у нее появлялся отличный предлог не общаться с Джошем Ли Хэмилтоном.

– Просто побудь с девочками в палатке, пока не выяснится, кто это.

Донна Бингэм с готовностью последовала за дочерьми.

Повернувшись к дороге, Лилли увидела, как вдалеке из дыма появился капот знакомого грузовика «Интернэшнл Харвестер», который, пыхтя, как раз медленно проходил поворот. Лилли почувствовала облегчение. Несмотря на волнение, она улыбнулась и поспешила к пустому участку у западной кромки площадки, который поселенцы использовали как разгрузочную зону. Ржавый грузовик проехал по траве и, вздрогнув, остановился. Трое подростков, ехавших в кузове вместе с привязанными веревками ящиками, едва не налетели со всего маху на побитую кабину.

– Лилли Марлен! – крикнул водитель в открытое окно кабины, заметив, что Лилли подошла к грузовику.

Крупные грязные руки Боба Стуки – руки работника – покоились на рулевом колесе.

– Что сегодня в меню, Боб? – спросила Лилли, слегка улыбнувшись. – Опять «Твинки»[7]?

– О, сегодня у нас изысканный выбор с гарнирами на любой вкус, сестренка! – Боб обратил свое изборожденное морщинами лицо к ребятам в кузове. – Мы нашли заброшенный «Таргет»[8], и там была всего пара ходячих… Почувствовали себя настоящими налетчиками!

– Рассказывай.

– Что ж, посмотрим…

Боб дернул рычаг переключения передач, переведя его в режим парковки, и вырубил тарахтевший двигатель. Лицо мужчины было цвета дубленой кожи, усталые глаза покраснели. Боб Стуки был одним из последних выходцев с Нового Юга, которые все еще помадили волосы и зачесывали их назад, убирая с обветренного лба.

– Взяли доски, спальные мешки, инструменты, консервированные фрукты, светильники, хлопья, всепогодные радио, лопаты, уголь… Что еще? Еще достали кастрюли и сковородки, пару кустов помидоров – там на них и хиленькие помидорки есть. Плюс несколько баллонов с бутаном, десять галлонов[9] молока – срок годности вышел только пару недель назад! – дезинфицирующие средства для рук, «Стерно»[10], хозяйственное мыло, шоколадки, туалетная бумага, шалфей в горшке, книга об органическом земледелии, поющая рыба мне в палатку и полцарства в придачу.

– Боб, Боб, Боб… Ни «АК-47», ни динамита?

– Не умничай! Мы достали кое-что получше. – Боб потянулся к ящику из-под персиков, установленному на пассажирском сиденье рядом с ним, и подал его через окно Лилли. – Будь добра, отнеси это в мою палатку, пока я помогу этим троим работничкам разгрузить тяжелые вещи.

– Что это? – Лилли заглянула в ящик, полный пластиковых флаконов и бутылок.

– Медикаменты. – Боб открыл дверь и вышел из кабины. – За ними нужно следить.

Среди пузырьков с противоаллергическими средствами и кодеином Лилли заметила несколько бутылок с алкоголем и серьезно посмотрела на Боба:

– Медикаменты, да?

– Я очень болен, – усмехнулся он.

– Сразу видно, – прокомментировала Лилли.

К этому моменту она знала о прошлом Боба достаточно, чтобы понимать: помимо того, что он был милым, добродушным и в некотором роде пропащим человеком, а также бывшим санитаром полевого госпиталя, что делало его единственным обитателем палаточного городка, имевшим за плечами хоть какое-то медицинское образование, он был еще и неисправимым пьяницей.

В первые дни их дружбы, когда Лилли с Меган еще переезжали с места на место и Боб помог им выбраться из переделки на полной зомби придорожной стоянке, Боб тщетно пытался скрыть свой алкоголизм. Но к тому моменту, когда пять дней назад группа осела на этом заброшенном пастбище, Лилли уже стала регулярно провожать Боба до палатки по вечерам, чтобы его никто не ограбил, ведь угроза эта была вполне реальной для группы столь крупной и многообразной, в которой к тому же царило такое напряжение. Ей нравился Боб, и она не возражала быть и его нянькой тоже. Но это добавило ей переживаний, в которых Лилли вовсе не испытывала нужды.

В этот момент она точно знала, что Бобу нужно от нее что-то еще: она поняла это по тому, как задумчиво он потирал своей грязной рукой подбородок.

– Лилли, есть еще кое-что… – Он замолчал и неловко сглотнул.

– Выкладывай, Боб, – со вздохом сказала она.

– Это, конечно, не мое дело… И все же. Я просто хотел сказать… О черт! – Он сделал глубокий вдох. – Джош Ли – хороший парень. Я с ним болтаю время от времени.

– И что?

– Я просто хочу сказать…

– Продолжай.

– Просто… Слушай… У него сейчас не лучшие времена, понимаешь? Он думает, что ты на него злишься.

– Что он думает?

– Он думает, что ты рассердилась на него из-за чего-то, но точно не знает из-за чего.

– Что он сказал?

– Не хочу лезть не в свое дело. – Боб пожал плечами: – Не то чтобы я в курсе… Не знаю, Лилли. Он просто хотел бы, чтобы ты не игнорировала его.

– Я и не игнорирую его.

Боб взглянул на нее:

– Ты уверена?

– Боб, говорю тебе…

– Ладно, слушай. – Боб нервно взмахнул рукой. – Я тебе не указ. Мне просто кажется, что будет обидно, если у двоих вроде вас, у хороших людей, случится что-то такое – ну, понимаешь, в такое время… – Его голос прервался.

– Я ценю то, что ты сейчас сказал, Боб. Правда, – смягчилась Лилли.

Она посмотрела под ноги.

Боб поджал губы и на секунду задумался.

– Я видел его сегодня у поленницы. Он рубил дрова, как ненормальный.