Серебро и свинец Уланов Андрей

«Вот кому все как с гуся вода, – озлобленно подумал Кобзев. – Этот выплывет. И меня, и всех тут переживет… сука».

Богданович только покачал головой.

Из-за соседней сопки взвились в небо огненные стрелы и, прочертив в небе дымный след, упали вниз, заставив землю содрогнуться.

– Это еще что? – грозно осведомился командующий группировкой. – Кто приказал?

– Разрешите доложить? – шагнул было вперед Вяземский.

– Это я разрешил, – прервал его Богданович. – Я разрешил полковнику расстрелять боекомплект «Градов» в… подальше. Тут и так до хрена будет рваться.

– А… – Командующий сник. – Ну, тогда конечно.

Земля снова содрогнулась, на этот раз совсем близко. В огненном облаке мелькнул корпус вертолета, завис на миг, словно не желая прекращать свой последний полет, так рано возвращаться на презираемую им землю, – и рухнул вниз.

– Пора, – сказал Богданович, глядя, как судорогами втягивается в портал хвост колонны. – Пойдемте, товарищи офицеры.

Кобзев в последний раз оглянулся вокруг. Огонь, дым, смерть и разрушение – все, что они оставляют после себя. Да уж, надолго запомнят местные этих ши…

«Мы вторглись в сказку, – понял гэбист с пугающей ясностью прозрения. – Волшебную сказку, с колдунами, красавицами, рыцарями и королями. И все ухитрились испохабить. А могло быть так прекрасно…».

Он опустил голову и медленно побрел к кольцу стоячих камней.

Никогда еще на памяти Дартеникса ит-Коннеракса совет Десяти не собирался дважды на протяжении одной луны. Но горестные события этих дней требовали понимания и обсуждения в кругу тех, кому суждено было править Эвейном Благословенным.

Разумеется, во второй раз никого не пришлось выдергивать из-под теплых боков супруг и наложниц. Закатное солнце не заглядывало в выходящие на запад узкие окна, и янтарный чертог совета озаряли неяркие светильники. Огневик Брейлах порой снисходил до того, чтобы подстегнуть их пламя, но стоило ему отвлечься, как комнату заполняли текучие сумерки.

И еще одно изменилось по сравнению с тем памятным утром. Рядом с императорским троном было приставлено еще одно кресло, одиннадцатое. Ратвир ит-Лорис принимал участие в совете как равный, и все понимали, что не за горами тот день, когда этот не по годам мудрый юноша займет место своего дяди.

Но пока еще старшим за столом был рахваарракс Манар, и первым над столом прозвучал его голос.

– Итак, – невыразительно сказал император, – ты позволил восточному племени ши уйти с миром… несмотря на страшный разгром, учиненный ими моей дружине.

– Я избрал им кару, сообразную преступлению, – ответил Ратвир. Глаза его блеснули. – Не так обидно быть воеводой разбитого войска, как войска разбежавшегося… а именно это и случилось.

– Ты не мог знать, – вяло проронил рахваарракс.

– Я знал, – возразил юноша. – Если их воины начали уходить до того, как воздух благословенного Эвейна вошел в их жилы, пробуждая спящие дары, как пробудил он их в наших далеких предках… значит, так должно быть. Ни на страхе, ни на вере не может стоять истинная верность. Ее корни укрепляет единственно понимание.

Все – советники, старшины, владетели – переглянулись при этих словах. Дворцовые провидцы вложили в память каждому полученное от пленников и перебежчиков знание.

– Итак, ты принял решение, – повторил рахваарракс. – И взвалил на нас толпу растерянных, недобрых, не ведающих закона и обычая ши.

– Положим, толпа эта не столь велика, как может показаться, – легко отбил атаку Ратвир. – Среди перешедших к нам немало чародеев – за ними пусть присмотрят гильдии, для того они и были основаны во время оно. – Он с полуулыбкой склонил голову перед присутствующими старшинами. Те нахмурились разом – мука мученическая порой учить мастерству взрослого колдуна! – но возражать не стали. – Что же до остальных… во владении Бхаалейн достанет пустующих земель. Не думаю, чтобы многие из демонов захотели нарушить Серебряный закон. Они привыкли жить в безумной паутине установлений, сковывающих каждое движение, и жестокость наших правил покажется им едва ли не отеческой лаской.

– Я позволил уйти безнадежным, – продолжал юноша с грустью. – Тем, кто не желал и не смог бы найти себе места в Эвейне. И еще – желавшим сохранить верность тем, кто ее не заслуживает.

– Западное же племя ты сокрушил силой, – промолвил Брейлах и вскинул ладонь, предупреждая возражения. – Ты, мальчик, ты, и не вздумай почтительно кивать на гильдии! Все здесь знают, чья воля направляла наши решения.

«Один я не знал, – подумал Дартеникс печально. – Мальчик вырос… а я и не заметил этого. Птенец покинул гнездо, и мне остаются только обломки сухой скорлупы».

– Почему такая разница? – Чародей ткнул в сторону Ратвира веснушчатым пальцем.

– Ты сам знаешь ответ, старшина, – ответил юноша, не отводя глаз. – Одно дело – убеждать заблуждающихся, и другое – вести речи с теми, кто, подобно диким ырчам, почитает всех чужеплеменников законной добычей. Сердце мое скорбит уже о том, что пришлось дозволить горстке демонов уйти… но если бы не осталось никого, кто донес бы весть о разгроме до их владык, без сомнения, те снова и снова пытались бы прорваться в благословенные земли, убеждая себя и подвластных им, что виной тому несчастье или диева воля, но никогда – собственная их гордыня и злоба.

Только теперь Ратвир опустил голову, словно длинная тирада утомила его.

– Что станем мы делать с пленниками, что устроили сражение у Межевой скалы? – резко поинтересовался воевода Сейбакс, занявший за столом место погибшего Неаракса.

– Я уже озаботился этим вопросом, – проговорил Дартеникс, радуясь возможности показать, что старый конь не портит пресловутой борозды. – Восточные ши почти все возжелали уйти под руку рахваарракса… и провидцы подтвердили их искренность. – «Оно и неудивительно, – мелькнуло в голове у советника, – учитывая, что ждало их по возвращении». – Трое отказались, и будут проведены воротами стоячих камней, как только на это найдется время. Что же до западных, по справедливости следовало бы казнить их, но в Эвейне и так уже пролилось достаточно крови. Их выставят в родной мир.

Сидевшие за столом Совета закивали вразнобой.

Хотел было что-то высказать старшина Ольвераникс, но Ратвир порывисто вскочил и едва не хлопнул ладонью по столу.

– Не о том мы говорим, коуне! – вскричал он, и даже светильники словно разгорелись от его слов. – Не о том! Не судьбу заблудных ши пристало обсуждать нам. Наша судьба висит на волоске, наша!!

В чертоге совета воцарилась тишина.

– Вдумайтесь, молю вас! – продолжал Ратвир. – За тысячи лет – впервые явились к нам ши, способные отверзать врата между мирами, не дожидаясь звездных приливов, не прибегая к могучей волшбе или стражескому дару! Впервые показали нам силу, доступную любому, хоть наибесталаннейшему землепашцу! Покуда мощи наших чар достало, чтобы устоять благословенному Эвейну, – и много же добрых чародеев полегло при этом, тому свидетель коун Брейлах. Нельзя недооценивать их! Безволшебные, они сумели смирить могучие силы. Что будет дальше? Если демоны во злобе своей вновь придут к нам с мечом – сумеем ли мы переломить этот меч, превозмочь муравейные орды? А если, образумясь, придут к нам с миром – не заплатим ли мы за такой мир своим Серебряным законом?

Он помолчал минуту, переводя дух, и никто не осмелился его перебить.

– Закон правит нами, – проговорил он почти шепотом. – Только закон отличает нас от варварских княжеств, от диких племен ырчи. Закон, который стоит не на вере, а на знании, на памяти поколений, наблюдавших, как все следовавшие иному пути скатывались в невежество, в усобицы, в низость, покуда не остался наконец единственно великий, благословенный Эвейн. Сколько царств пало, чтобы мы смогли усвоить наконец этот урок! Но знание тяжело и мучительно, а цветы веры так прекрасны, так томительно сладок их запах. Вера заразительна. Не получится ли так, что моровое поветрие демонской веры пройдет по Эвейну и лишь горстка самых стойких останется следовать закону? Что мирные жители нашего края, презрев тяжелый путь труда, соблазнятся посулами всеобщего могущества, забывая – всякая сила требует платы?

С каждым его словом в зале Совета словно сгущалась тьма, накатывавшая из неопределенного, тревожного будущего.

– По твоим словам, племянник, выходит, что и война, и мир равно губительны для нас, – промолвил император. – Мы могли бы запечатать врата стоячих камней… поставить у них стражей до той поры, пока демоны в злобе своей не вцепятся друг другу в глотки и не сгинут во тьме времен… но это решение попахивает трусостью. – Он обвел взглядом членов Совета. Возразить не осмелился никто, даже деньголюбивый коун Ториш. – Что предложишь ты?

– Все, о чем я твердил, имеет силу в одном только случае, – отозвался Ратвир. – Если ши вновь явятся на нашу землю.

– Так ты предлагаешь, как я и сказал…

– Стоять на страже у ворот? Нет! Мы должны проникнуть на ту сторону и сорвать планы демонов… буде такие появятся.

Советники как один ошеломленно уставились на Ратвира – даже Дартеникс.

– Мы должны постичь их силу и поставить ее на службу Эвейну, – вдохновенно продолжал юноша. – И поторопиться, ибо миру этих демонов суждена гибель.

– Наши чародеи бессильны будут по ту сторону стоячих камней, – предрек Ольвераникс. – Летописи…

– Я тоже учил историю, старшина, – резковато ответил Ратвир. – И я видел оставшихся демонов. Среди них мало чародеев, куда меньше, чем можно было ожидать… да и те не слишком сильны. Мы пестовали и берегли родовые дары на протяжении трех тысяч лет – в краю ши слабый талан проходил незамеченным. Полагаю, наши самые могучие чародеи смогут кудесить там, хотя и с трудом.

Мерист ат-Тогрин недоверчиво покачал головой.

– Я сказал «полагаю»? – сам себя переспросил юноша. – Нет – знаю. Я прошел воротами близ столицы… и вернулся.

– Как ты мог? – воскликнул Дартеникс, забывая о правилах вежества. – Как ты мог так рисковать собою?

– Я был должен, – ответил Ратвир упрямо. – Пришлось тяжело… но я вернулся. – По лицу его скользнула слабая улыбка. – Мы попали в плен к старым предрассудкам. Помнили, что наши предки были лишены даров, покуда не попали в благословенную землю, но забыли, как давно это случилось. Волшба вошла в нашу кровь.

– Ты предлагаешь следить за демонами, подобно тому, как наши прознатчики оповещают порубежную стражу о движениях орочьих племен? – Император с силой провел ладонью по столу. На гладком дереве остался влажный след. – Советники?

Один за другим сидевшие за столом склоняли головы в согласии.

– Да будет так, – подвел итог рахваарракс. – Тебе, Ратвир ат-Лорис, я поручаю это дело, именем Серебряного закона.

– Ты выбрал себе непростую задачу, – заметил Дартеникс, выходя вслед за своим воспитанником из палаты Совета.

– Да ну, дядя, – легкомысленно отмахнулся Ратвир. – У нас есть перед демонами неотъемлемое преимущество. Мы можем повторить все, что создают их умельцы… но у них нет своих чародеев.

Старый советник так и не понял, откуда сорвалась к нему на язык следующая фраза. Если бы он сразу понял, что готов сморозить, он, верно, смолчал бы… но осознание пришло уже потом, вместе с цепенящим ужасом, какой всегда порождает в людях неизбежная, невыносимая истина.

– Пока нет.

– …и тут, – делано рассмеялся Овчинников, изогнувшись на сиденье.

Кобзев постарался выдавить из себя встречную улыбку.

– А вот еще один, как раз про нас, – не унимался капитан. – Рассказывает один другому в трамвае политический анекдот. Только закончил, как тот ему говорит: «А знаете, товарищ, какая разница между вами и остальными в трамвае?» – «Нет, – отвечает первый, – не знаю». – «Они, – говорит второй, – дальше поедут, а мы с вами выйдем». И корочки показывает. «А знаете, товарищ, – спрашивает первый, – какая разница между вами и мной?» – «Нет, – отвечает второй, – не знаю». – «А никакой», – и тоже корочки показывает.

– Действительно, про нас.

Кобзев с тоской уставился на заляпанное стекло «Волги», за которым проносилось мимо серое московское предзимье. Город словно отдыхал после летнего безумия Олимпиады, пустой, словно выжатый, и, казалось, безлюдный.

«Интересно, – подумал он, – бывает ли зима там? И если да, то какая?»

– Приехали, – не оборачиваясь, бросил водитель.

Серые скелеты деревьев Измайловского парка были небрежно прикрыты снежным саваном. Собственно, снег еще продолжал идти – редкие пушистые снежинки, медленно кружащиеся в воздухе. Воздух был серым.

«Рано здесь темнеет, – отчего-то подумал майор. – Чертовски рано. Там было… там все было по-другому…

«Уже ноябрь, – промелькнуло в голове. – Когда время пролетело? Когда мы эвакуировались, осень еще не начиналась… хотя, когда на допрос ходишь, как на работу, время пролетает быстро. Пустые вечера и серые дни, служебная квартира и вечные соглядатаи. Нет, лучше не выходить… не общаться… не делать выводов… и пить тоже не стоит, да и с кем – с вертухаями этими?»

– Нам туда, товарищ майор. – Овчинников махнул рукой в сторону узенькой тропинки, протоптанной куда-то к центру парка. – Вы уж извините, придется потопать. Сами знаете, в парк машинам ходу нет, даже нашим.

«Рассказывайте, как же», – подумал Кобзев, ступая на тропинку следом за капитаном.

Второй сопровождающий – за те полчаса, что они были вместе, он не произнес и трех фраз, – посторонившись, пропустил майора вперед и зашагал следом.

«Они, наверное, специально их в паре держат, – думал Кобзев, обходя дрожащий под снежным покрывалом куст. – Один молчит, словно воды в рот набрал – зато уж Овчинников этот трепется за троих. Прямо словесное недержание какое-то. Нервничает он, что ли? Ладно, придем на место, там все станет понятнее».

Он зацепился взглядом за два ярко-красных пятна на ветках – пара прижавшихся друг к дружке снегирей, – и в этот момент что-то обжигающе холодное ткнулось ему в спину точно под левой лопаткой.

Мир вокруг майора вздрогнул – и сорвался с места. Кусты, деревья, дома на окраине парка, в которых уже зажглись желтые квадратики окон, закрутились сияющей полосой, уносясь в серую пелену нависших над Москвой снежных туч.

«Каждый из нас, – вспыхнули вдруг в мозгу у майора слова Вяземского, – выполнит свой приказ. До конца».

Почему он не сказал «долг»?..

Шедший позади лейтенант КГБ Шмелев выдернул финку и, аккуратно подхватив оседающее тело Кобзева, уложил на снег.

Обряд начали рано. За последние месяцы Линдан привык просыпаться задолго до рассвета и ложиться за полночь. Вверенное ему владение требовало многих забот. Хотя ши покинули его зеленую землю, следы их скоротечного пребывания останутся еще надолго – сожженные деревни, разрушенный кирн… и могилы не на погостах.

Даже в этот торжественный день, который все владение Дейга праздновало вместе с Линданом, работа не затихала. Со стороны иззубренных стен нового замка, наспех украшенных знаменами, доносилось лихое: «Поднимай!.. Поднимай, я кому велел!.. Заноси!.. Сторожней, сторожней, придавишь!..»

Линдан постарался не пустить к губам улыбку. Интересно, что сказали бы его дружинники, узнав, что отстраивать заново кирн Дейга помогают ши, пусть и не те самые, что сносили его? Хотя, поправился он, они уже не ши, не пришлые демоны из-за стоячих камней. Благословение Эвейна коснулось их. А работают они, нельзя не признать, ловко. Видно – с понятием люди. Правда, старшой их, коун Викторикс, чьего родового имени Линдан, к стыду своему, никак не мог запомнить, ради такого случая присоединился к числу зрителей, но в сторону медленно прирастающих стен поглядывал поминутно, как бы ожидая от оставленных без присмотра подручных всяческого разгильдяйства.

Встающее солнце проглядывало из путаницы ветвей, не вскарабкавшись еще на вершины нижнего леса, не говоря уж о великанах-амбоях. Тоненький лучик каким-то чудом разогнал голубые сумерки над полем и уперся прямо в лицо закутанному в одеяло младенцу. Малыш капризно заморщился, и державший его чародей поспешно шарахнулся, покуда дитя не разоралось, нарушая торжественность момента.

Было очень тихо, только слышались задорные крики строителей да хлопали на ветру вымпелы – всех цветов, но больше черные и алые. Над будущими воротами кто-то вывесил, размотав, целую штуку дорогого пурпурного полотна – подарок владетеля Малиунданы по случаю торжества. «Ой, демоны, – промелькнуло ни с того ни с сего в голове у Линдана, – кому-то ведь придется не дале как вечером снимать эти оборки да сматывать…»

Покуда трое чародеев в самых роскошных гильдейских кафтанах по очереди читали благодарственные молитвы Керуну, Лаймати и прочим диям, Линдан исподтишка оглядывал собравшихся. Он не ожидал, что церемония соберет так много народу. Прибыли не только соседские владетели, но и с полдюжины дальних соседей – один лишь Пардайг из Фориола воздержался, тая в сердце обиду. Линдан вздохнул про себя. Как ни пытался он избавить Дейга от дурного наследия прошлого, хватало лишь малого повода, чтобы старинная вражда разгорелась заново, а Пардайг не забыл причиненных его брату мнимых обид. Хотя ши и вернули раненого Брендайга родне, тот так и не оправился до конца от действия зелий, отнимающих дар, да и вырезанную почку уже не нарастишь заново.

Но в толпе виднелись не только яркие кафтаны владетелей со свитой, не только начищенные кирасы и кольчуги дружинников. Едва ли не половина всех свободных чародеев огневой гильдии собралась на праздничном поле, пестря алыми, пурпурными, огнецветными, кровавыми и гранатовыми одеяниями. Хватало и других волшебников. Съехались и бродячие торговцы, и всякий свободный люд, и, конечно, жители окрестных деревень, которыми Линдан правил, как мог, уже полгода.

Императора на празднике представлял Ратвир ит-Лорис, оторвавшийся ради такого случая от дел государственных. Старый рахваарракс за последние месяцы сдал настолько, что большая часть обязанностей его легла на плечи преемнику. Единственному из всех собравшихся, императорскому наследнику было дозволено носить белое, и он выделялся на фоне толпы, как лебедь в стае серых гусей. Показывая свое благоволение молодому чародею, Ратвир даже взял с собою наложницу, Тарию – впрочем, решил Линдан, замечая, какие ласковые взгляды бросают друг на друга двое стражей, дело тут не только в политических хитростях. Без сомнения, Ратвир уже давно сделал бы свою избранницу – происходившую из древней, но слабой ветви стражеского рода – не наложницей, а полноправной женой, если бы не был так строг древний закон. Только мать новых стражей может стать супругою рахваарракса, а Дар этот наследовался трудно и непредсказуемо. Нынешний император так и не смог передать свой Дар потомкам – рождались у него, как назло, одни дочери, да и те, кроме двух, анойя, отчего право Ратвира на трон даже не оспаривалось. И покуда Тария не разрешится от уже заметного бремени и трое чародеев не засвидетельствуют таящийся в пискливом комочке плоти Дар, избраннице наследника не стать его женой перед людьми и диями. Пропела труба.

– Испытание начинается! – зычно крикнул глашатай.

Над полем повисла тишина, такая звонкая, точно порывом утреннего ветерка всю пестроцветную толпу разом смело и до самого окоема не осталось близ замка ни души живой. Даже строители примолкли.

– Я, чародей гильдии провидцев Эстариол ит-Линнаракс, клянусь, что ложь не осквернит уст и мыслей моих, покуда не закончится обряд, – прозвучало над полем.

– Я, чародей гильдии огневиков Брейлах ит-Брейлах, клянусь…

Линдан ощутил невольный прилив самодовольства – сам старшина гильдии прибыл в Дейга, чтобы провести обряд!

Третьим свидетелем оказался незнакомый Линдану колдун-морозник. Молодой чародей с гораздо большим удовольствием попросил бы об этой услуге кого-то из дружинных чародеев, да и на месте Эстариола предпочел бы видеть Виндерикса, но, по обычаю, местным волшебникам путь в свидетели был заказан – все же клялись они перед людьми, а не перед диями, и установители обряда справедливо опасались, что в ком-то из них верность владетелю превозможет верность слову.

– Линдан ит-Арендунн, сын Арендунна ит-Табариэна! – напевно возгласил провидец. – Признаешь ли ты се дитя плодом семени твоего, кровью от крови твоей?

Горло перехватило так, что молодой чародей едва смог выдавить предписанное обрядом «да». Он протянул руку – сильные сухие пальцы Брейлаха стиснули запястье, проколол кожу прокаленный ножичек. Ребенок заныл, когда капля отцовской крови упала ему на лобик.

– Испытаем, братие, кровь рода сего, силу семени его, – продолжил чародей.

Поднесли зажатую в клещах сухую ветку. Эстариол поднял младенца, обернув личиком в сторону цели. Распахнулись слеповатые голубые глазенки, наливаясь недетским вниманием. Линдан, конечно, не умел читать мыслей, но ему казалось, будто он ощущает телом каждое прикосновение Эстариоловой воли к рассудку новорожденного сынишки. Провидец искал следы Дара в не оформленном еще мозгу малыша, чтобы направить его… направить…

Ветка полыхнула жарким огнем, почти мгновенно осыпавшись в зеленую траву пеплом. Дружинник от неожиданности выронил клещи и заплясал, поплевывая на обожженные ладони. Толпа помедлила миг в недоумении – редко когда испытание давало столь явные результаты, разве что когда Дар бывал необыкновенно силен, – и возликовала, да так, что в далеком лесу птицы сорвались с ветвей и закружились шумной стаей в небе, добавляя веселья царящему над полем гаму!

Гордость захлестнула Линдана сладостной волной, слезы обожгли глаза. Значит, его талан – не шутка диев! Он не сгинет вотще, он продолжится в потомках, усиливаясь от поколения к поколению.

Глашатай затрубил еще раз, требуя тишины, чтобы церемония могла завершиться как должно.

– Сим знаком, – Эстариол чуть растерянно указал на кучку пепла, – удостоверяем, что семя Линдана ит-Арендунна крепко, и род его достоин.

И только теперь вперед вышел Ратвир.

– Именем Серебряного закона, – произнес он звонко и ясно, – волей рахваарракса я, Ратвир ит-Лорис, страж из рода Конне, подтверждаю Линдана ит-Арендунна во владетельском звании, ибо семя его крепко, а душа чиста. Желает ли старшина Брейлах от гильдии огневиков удержать уходящего? – обратился он к старику.

Тот молча покачал головой.

– Знает ли кто из собравшихся здесь причину, по которой Линдан ит-Арендунн не может быть закреплен во звании владетеля? – обратился Ратвир к толпе.

Тишина сгустилась до осязаемости, птичий гвалт отскакивал от нее, как от стены. Голоса не возвысил никто.

– Подойди! – повелительно обратился наследник к молодому чародею, и ноги сами бросили того вперед.

– Владетель! – обратился к нему Ратвир. – Пади на колени пред землею своей!

Линдан медленно опустился, даже через кожаные нашивки на коленях ощущая, как холодна росистая трава. Он знал, что от него требуется.

– Я, Линдан ит-Арендунн, клянусь служить тебе, земля, – произнес он, погружая пальцы в мягкую почву. Кровь стекала по ладони и впитывалась, – пока ты не возьмешь меня. Я посвящаю род свой на служение тебе, покуда ты не возьмешь его.

Он положил в рот щепотку земли, чувствуя языком мельчайшие песчинки.

– Моя кровь тебе, твоя плоть мне, – прошептал он.

– Восстань, Линдан ат-Дейга! – провозгласил Ратвир, не скрывая радости.

И толпа зашумела вновь.

Обряд завершился, и один за другим гости подходили поздравить новоиспеченного владетеля. Промелькивали одно за другим лица – знакомые и незнакомые.

Протолкалась Рудия, торопливо отобрала новорожденного у слегка ошалелого провидца – тому, видно, впервой было обихаживать малых детей, – и принялась кормить. Перехватив взгляд Линдана, она улыбнулась – наполовину смущенно, наполовину призывно.

Новоиспеченный владетель Дейга – теперь этот титул принадлежал Линдану по праву – ответил на ее улыбку слегка растерянно. Рудия не скрывала своих намерений выбиться в жены многообещающего чародея. Конечно, она мать его первенца, и тот проявил отменный Дар… но, по правде сказать, вовсе не об этом думал молодой наймит, заволакивая ее в постель перед самым нашествием демонов. Знай он тогда, что судьба подарит ему владетельский трон, он был бы куда осмотрительней в выборе… правда, тогда ему пришлось бы ждать трона заметно дольше. Дар владетеля должен наследоваться, таков закон. У потомственного чародея не было бы и забот, но Линдану следовало доказать крепость своего семени.

А теперь вот думай – то ли плюнуть и взять в жены Рудию, сделать малыша Донарика старшим наследником… то ли взять ее в наложницы, а в жены выбрать потомственную чародейку, в расчете на прирастание Дара… то ли найти ей мужа посговорчивей, а сынишку воспитать при себе… Вон как вьется вокруг нее лысоватый шумный купец-ши, потрясая толстым пузом, и самое интересное – вроде бы молодка не против его ухаживаний… Ох, тяжела ты, владетельная ноша!

Солнце наконец-то выкарабкалось из-за леса, и под лучами его заиграли яркими красками знамена, засверкало шитье на кафтанах гостей, заискрились самоцветы на владетельском троне, по такому случаю вынесенном из замка и установленном во главе пиршественного стола. Гости рассаживались с неприличной поспешностью – опасались, очевидно, как и хозяин, что доброго доленского вина на всех не хватит.

Линдан чуть помедлил, зная, что уж без него-то пир не начнется. Он обводил взглядом свои владения – леса и поля, замок и деревню, – и сердце ему грела уверенность – столь же прекрасной и богатой увидят землю Дейга и его дети, и внуки, и правнуки. Так будет, пока бережет их Серебряный закон.

За стеклами такси проносились кирпичные коттеджи – белые, желтые, коричневые, каждый с обязательной лужайкой перед домом. Над одним вдруг взвился радужный фонтан поливальной установки – и Крис зажмурился, в который раз увидев перед глазами серебряные башни Андилайте.

И бриллиантовое сияние дворца в вышине.

– Давно из армии, мистер? – спросил шофер, молодой негр в красно-желтой ветровке, лихо выкручивая баранку на повороте.

– С месяц. – Крис был не особенно расположен болтать, но сидеть в тишине тоже было как-то… неуютно, а ничего похожего на магнитолу на приборной доске «Шевроле» не наблюдалось – гнездо прикрывала наспех приклеенная панелька.

– Сперли, – пояснил негр, перехватив взгляд Криса. – Позавчера. На пять минут отошел за кофе, возвращаюсь – стекло выбито, радио и правого зеркала как не бывало. Тинэйджеры. Шурин мой обещал достать что-нибудь простенькое, что оставлять не жалко будет. А пока, – он кивнул на карточку под стеклом, – Ди-Си Райт, ди-джей и водитель такси в одном лице.

– Бывает, – кивнул Крис.

– А вы что, родились здесь?

– Нет, – медленно ответил Крис. – Родился я в Аризоне. А здесь учился… в колледже.

– Что, решили продолжить учебу?

– Нет… не знаю, – поправился Крис. – Пока не решил. Просто путешествую… отдаю долги.

– А к нам откуда?

– Из Миннесоты, – ответил Крис.

У Седжвика не было родных – в этом его досье не врало. Он мечтал, выйдя в отставку, прикупить участок на берегу реки… построить небольшой мотель и рыболовную станцию. Они вместе мечтали – как-то ночью, в панамских джунглях.

Крис стиснул зубы. Из всего разведывательно-снайперского взвода в этот мир вернулись только он с Боллингтоном, да и то по унизительной милости туземцев. Седжвик, Ральф Конрой, Эл Дженнинг, Глебовски… Тадеуш, финн Райконен с непроизносимым именем – все они остались там. И Крис Рид, следуя по с боем вырванным адресам, объехал половину Америки, отдавая долги тем, кто остался за каменным кольцом Стоунхенджа, прежде чем вернуться сюда.

Машина, прошуршав шинами, плавно приткнулась к бордюру.

– Вот ваш адрес, мистер, – сообщил шофер. – Мейсон-стрит, 15.

– Что? Ах, да, – очнулся Крис. – Сколько с меня?

– Двадцатка, сэр. Мне вас подождать?

– Нет, – отозвался Крис, протягивая ему сложенную вчетверо бумажку. – Не стоит.

Он вышел из машины, ежась под налетевшим невесть откуда порывом холодного осеннего ветра – ну да, ведь уже осень! – сверился с адресом и, подойдя к подъезду, нажал третью слева кнопку.

Ничего. Он позвонил еще раз. Черная решетка домофона безмолвствовала. Что-то в ней казалось Крису окончательно неправильным.

Он надавил на кнопку в третий раз. Звонок верещал долго – слабый отзвук доносился до Криса даже сквозь массивную дверь. И – ничего. Тишина. Все – зря!

Он развернулся и уже спустился с крыльца, когда дверь за его спиной скрипнула, открываясь.

– Крис?!

Крис резко обернулся. Девушка стояла на пороге… выцветшие джинсы, тоненькая синяя рубашка навыпуск, большие голубые глаза.

– Ширли!

– Крис! – полувскрикнула-полувсхлипнула девушка и, птичкой слетев с крыльца, упала ему на грудь.

– Вернулся, – прошептала она, прижимаясь к его груди. – Вернулся. Милый, любимый, единственный мой. Вернулся… ко мне.

– Да, малыш, – прошептал Крис, прижимая ее к себе. – Я вернулся. Как и обещал. Я вернулся.

Он шептал что-то еще, утешительное, ласковое… но в глубине сознания черным зверем ворочалась память о крови и боли, о неизбежных ошибках и несчастных совпадениях. «Они остались там, – твердо сказал себе Крис, – они все остались там… и не придут в наш мир». Но он знал, что еще долго будет вздрагивать всякий раз, стоит ему увидать краем глаза что-нибудь настолько лиловое, как сполохи по краю портала.

– Я вернулся, – повторил он, словно пытаясь убедить в этом себя самого. – Домой. Навсегда.