Серебро и свинец Уланов Андрей
– Вокруг нас минные поля в милю глубиной, – отмахнулся Макроуэн. – Что может случиться?
– Мне, – ответил Обри с достоинством, – совершенно не хочется это узнать на своей шкуре.
В многозвездное небо выплыла луна. Линдан покосился на нее дурным глазом и потряс головой, пытаясь разогнать туман, вязкими клочьями набившийся в череп. «Когда же я успел задремать? Впрочем, неважно… не надо было строить из себя великого владетеля, героя… без сна и отдыха». Усталость мельничным жерновом давила на плечи. Молодой чародей и его спутники уже третий день по очереди следили за лагерем демонов.
Линдан очень внимательно отбирал тех, кого брал с собою на это самоубийственное задание, обращая внимание не столько на воинское умение – он не сомневался, что любой дружинник Дейга будет отменным бойцом, в отличие от полагавшихся на свое громовое оружие ши, – сколько на слабые чародейные дары, которыми были наделены его люди. Никто из них не тянул на гильдейского колдуна, ведь сильные волшебники редко становятся воителями – Линдан и не ожидал чудес. Но дар, пусть и слабый, может спасти своему обладателю жизнь. В конце концов молодой огневик отобрал троих.
– Что в лагере? – прошептал он чуть слышно.
– Спят, – донеслось из темноты. – Часовые на страже. Все, как обычно.
– Начали! – скомандовал Линдан.
Все было приготовлено загодя. Линдан долго и внимательно наблюдал за лагерем – поначалу в одиночку, оставив дружинников в лесном становище, – прежде чем принять решение. Слишком плохо, на его взгляд, охранялся лагерь, чтобы это было случайностью. Скорей всего, любого, кто попытается проникнуть туда, прорубив острым мечом крупноячеистую сетку из тонкой проволоки, ждут неприятные сюрпризы.
Но ши покидали свое стойбище не только по воздуху. Они проложили дорогу от самых ворот, и по ней сновали туда и сюда темные гробы на широких железных цепях.
Линдан мог бы сжечь не один из них, но делать этого покуда не стал. Он хотел, чтобы часовые ши утратили бдительность. Пусть думают, что опасность поджидает их только в лесу, где Виндерикс и отряд дружинников с Льяндорзом нападали на их передовые дозоры. А тем временем четверо эвейнцев устроились под самым их боком – чтобы, когда придет время, вонзить в этот бок острый нож.
И сейчас это время настало.
Первым на дорогу выбрался Кервен. И неудивительно – он видел в темноте, точно кошка; не чародейский на самом деле дар, но очень полезный. Если бы только можно было без помощи провидца помочь остальным видеть его глазами… Но Виндерикс один заменял небольшое войско. Как передали дружинники, носившие засадчикам провизию, провидец уже отправил к предкам два дозора ши.
Эльвейн шел последним. Луна озаряла дорогу ярким светом, и Линдан видел, как искажено его лицо. Все правильно – сторожевые вышки ши виднелись из-за опушки леса. Дозорные, верно, следят сейчас за дорогой, не близится ли враг? Лишенные обычных таланов, они должны полагаться только на зрение… Но даже будь на их месте сильные чародеи, против Эльвейна им не устоять.
Крохотный отряд медленно, опасливо двинулся к распахнутым воротам. Ши не трудились даже затворять их на ночь. И это еще более укрепляло Линдана в мысли, что незнакомая волшба пришельцев поработала здесь, наставив неведомых ловушек. Все молчали – покуда дозорные бдят впустую, Эльвейн еще сможет отвести им глаза, но, если кто-то из них насторожится, обмануть его будет гораздо сложнее.
До ворот оставалось полета шагов… потом тридцать… потом десять…
Линдан первым шагнул за ограду. И в тот же миг со сторожевых вышек под оглушительный вой ударили лучи света, сойдясь на приглашающе распахнутых воротах. Загрохотал пулемет.
Линдан выставил огневой щит почти машинально. Свинцовые шарики испарялись со странным звуком – полухлопком, полусвистом.
– Назад! – скомандовал он. – Отступаем!
В лагере разгорались огни, слышались голоса и топот ног. Взревело и хрипло раскашлялось со сна железное чудовище.
– Отступаем!
Пули, что не ударялись о щит, выбивали фонтаны пыли из-под ног.
– Отступаем!
Ничего иного неудачливым воинам не оставалось – стрелять через огневой щит бесполезно, а дожидаться, покуда не набегут разбуженные ши со своими чудовищами и ударят какой-нибудь бесовщиной, от которой даже щит не убережет, – бессмысленно и опасно.
Накаркал. Когда отряд уже почти добрался до опушки леса, над головами что-то жахнуло, как в тот раз, на поле, где остался Торион ат-Дейга. Линдан все свои силы вложил в огневой щит, и все же часть осколков прошла через него.
Вскрикнул Кервен, зажимая плечо. Что-то очень тяжелое ударило Линдана в грудь. Точно лошадь лягнула! – успел подумать он, пока боль не заволокла сознание. Крепкие руки товарищей подхватили его и поволокли в спасительную чащу, но молодой чародей до последнего держал щит, превозмогая боль и цепенящий страх неудачи… пока тьма не сомкнулась над ним, точно омут.
– Вы были правы, – признал Макроуэн. – А я ошибался. Они действительно попытались напасть на лагерь.
– Как вы их засекли? – полюбопытствовал Обри. – Часовые на вышках клянутся, что не видели ничего, пока не завыла сирена. Эти четверо появились в воротах, будто из-под земли выскочили. Адмирал, кажется, оказался пророком – наших парней и впрямь точно загипнотизировали!
– Сигнализация. – Макроуэн пожал плечами. – Датчики движения и обычное реле. Ему глаза не отведешь.
– Зато туземцы научились уворачиваться от пуль, – заметил майор.
– Не совсем так… – Макроуэн замялся. – Они не пытались уйти из-под огня. Просто стояли, потом начали быстро-быстро пятиться… и все. Скрылись в лесу. Жертв с их стороны не было.
– А с нашей? – спросил адъютант.
– С нашей – тоже. – Макроуэн помедлил миг. – Кажется, миномет их достал – мы нашли следы крови, но идти по ним не рискнули. Однако тел мы не обнаружили, а я на месте нападавших не стал бы волочить на себе покойников. Так что счет, похоже, ноль – ноль.
– И то хорошо. – Обри вздохнул. – Мне и так предстоит объясняться с адмиралом, почему его разбудили в такой неурочный час.
– А завтра у вас… – напомнил подполковник.
– Да-да. – Обри Норденскольд поежился, представив себе реакцию адмирала на ожидающееся нашествие. – Пойду, что ли, отсыпаться. День предстоит тяжелый.
Линдан тяжело вздохнул. Светильник горел неярко. Порождать свет, в отличие от огня, молодой чародей не мог, а усиливать пламя под стеклянным колпаком было слишком тяжело – Линдан еще не оправился от ран, несмотря на помощь целителя. Лландауркс заверял его, что легкое скоро будет как новое. Но пока что буквы расплывались перед глазами при малейшей натуге.
– Проклятие! – ругнулся он сквозь зубы. – И это все?
– Боюсь, что так, – кивнул Данторакс. – Шестеро.
– Будь они неладны… – прошептал волшебник. – Трое владетелей, каждый из которых богаче Дейга самое малое вдвое, в несказанной мудрости своей сочли возможным отправить нам в помощь ровным счетом шестерых чародеев?
– Вот-вот. – Данторакс фыркнул. – Они не слишком доверяют Дейга… это для начала. Кажется, ушедший Торион оставил нам в наследство изрядное количество собственных свар. Кроме того, ты же помнишь – мы живем в беспокойном краю. Здесь почти граница, набеги случаются чуть ли не каждый год, стоячих камней понатыкано… только во владении Дейга два кольца, по-моему. Может, кто-то из них и рад помочь, но опасается отправить под твою руку большие силы – а ну как на его земли нагрянет враг? Отчасти потому владетелей Дейга не любят соседи – нас прикрывают их земли и эльфийская пуща со стороны границы.
«А я-то гадал, почему во владении такая небольшая дружина, – подумалось молодому чародею. – Все на бедность валил… а зря. Торион был горд, но не глуп».
– Кроме того, – Данторакс помялся, – ши разослали по окрестным деревням гонцов…
– Как так? – не понял Линдан. – И они еще живы?
Старший дружинник пожал плечами.
– Я, наверное, неправильно сказал, – ответил он, – но лучше не могу. Это были не живые гонцы… коробки, навроде ручных меленок – крутишь ручку, и из раструба слышится голос.
Линдан машинально сложил пальцы левой руки Керуновыми рогами, отвращая зло. Воистину, чего только не придумают демоны!
– Они просто отдавали эти коробки тамошним крестьянам, – пояснил воин, – с наказом доставить владетелю и богатыми дарами.
– И что же говорили эти вестники-големы? – поинтересовался Линдан.
– Что… – Данторакс промедлил, собираясь с мыслями. – Что демоны желают мира, что готовы приносить Эвейну дары за право прохода по нашей земле, что Торион из Дейга напал на них по слепой гордыне и отказался заключить мир и что вражда демонов с ним и его людьми не распространяется на другие владения.
– Торион был горд, – тяжело промолвил Линдан. – А нам покуда гордиться нечем. Следовало догадаться, что там, где не поможет сила, демоны решат взять коварством. Если, чтобы остановить вторжение демонов, мне придется воззвать к Серебряному закону, я так и поступлю, клянусь Керуном!
Воин суеверно глянул за левое плечо – не стоит ли там диева тень?
– Не поминай, – попросил он. – В моих краях говорят, что он этого не любит.
– А есть ли у меня выбор? – риторически поинтересовался Линдан. – Так или иначе, а шести волшебников не хватит, чтобы остановить эту орду. Ты сам видел – против нас не дикие ырчи идут. Их волшба сильна, хоть и непонятна нам, а Серебряный закон не сдерживает их. Вдобавок они могут призвать себе на помощь новых воинов взамен убитых… а каждый дружинник, каждый чародей, которого потеряем мы, ляжет в землю, и на его месте не встанет новый.
– Может, дела еще хуже, чем ты думаешь, владетель, – заметил Данторакс.
Он пересказал свою беседу с Лландаурксом на ветвях придорожного вяза.
Линдан некоторое время молчал.
– Если ты прав, если все так… да, пришла пора взывать к Андилайте, – промолвил он, понурив голову. – А покуда мы будем сражаться одни. Мы и шестеро чародеев.
Взгляд его слепо ощупывал бревна, из которых была сложена стена землянки.
– Я заставлю саму землю гореть у демонов под ногами, – прошептал он.
Старуха хитро прищурилась, глядя Обри Норденскольду в лицо острыми лисьими глазками.
– И что же надобно-ть вам, маёр, от древней Пег Шомис? – произнесла она, нарочито пришамкивая. Обри и без того понимал ее с трудом – ирландский акцент-броуг старухи был настолько густым, что на нем впору было овсянку варить.
– Погадать, – отрубил Обри.
Он прекрасно понимал, что, пригласив эту братию в лагерь, рискует головой – не карьерой, а жизнью, в самом буквальном смысле. Подобное нарушение секретности тянуло на трибунал. В лучшем случае. Но как проверить предположения яйцеголового Сельцмана иначе, он себе не представлял, а приказ адмирала недвусмысленно требовал от Обри Норденскольда принимать всерьез самые дикие идеи.
План принадлежал подполковнику Макроуэну, но брать на себя ответственность за него тот отказался решительно. По личному приказу Обри бравые ребята из МП доставили из ближайшего города – Солсбери – десяток человек, зарабатывавших себе на жизнь общением с миром иным: гадалок, спиритов, знахарей и прочих. Бурно протестующих подданных британской короны запихнули в общую палатку и объяснили вполне недвусмысленно, что им выпала редкостная возможность внести вклад в дело борьбы с мировым коммунизмом. Добровольцы будут награждены, а остальные – расстреляны (последнего Обри делать вовсе не собирался, но в его планы входило запугать собранную им толпу шарлатанов до холодного пота). Пару дней всю компанию помариновали в неизвестности, а затем по одному начали вызывать к Обри – на демонстрацию парапсихических способностей.
Покуда результаты не обнадеживали. Двое спиритов сломались и, обливаясь слезами, признали себя жуликами и проходимцами. Хилер, утверждавший, что учился своему ремеслу у загадочных филиппинских целителей, надулся, как мышь на крупу, и заявил, что вокруг него слишком много дурных вибраций и он не может работать в такой обстановке. Остальные старались как могли, но видно было, что смена обстановки никакого влияния на их предполагаемые способности не оказала.
Теперь вот старуха-ирландка. Странно вообще-то – Солсбери ближе к Уэльсу, чем к Ирландии. Каким ветром ее сюда занесло?
– Я не гадалка, – с достоинством возразила старуха. – Гадалок ты среди цыган поищи, пусть тебе лудильное племя карты раскидывает! А я предсказательница. Мне сердце вещует.
– И что же оно тебе вещует… про меня, скажем? – поинтересовался Обри устало.
Старуха пошевелила пальцами в воздухе. Майору подумалось, что она на самом деле моложе, чем выглядит, – в седых волосах еще проглядывали рыжие пряди.
– Что… – Она запнулась. – Что… ты… зря… пришел… в земли… беан сидхе… маёр…
– Что-что? – переспросил Обри. Старуха дико оглянулась.
– Никогда еще… – прошептала она севшим голосом. – Никогда…
– В чем дело? – Майор начинал терять терпение.
– Я… прозрела, – ответила Пег Шомис и надолго смолкла.
Обри ждал.
– Всю жизнь… я прозревала судьбы, как сквозь стекло мутное, – проговорила старуха хрипло, роняя слова, точно булыжники. – А теперь я вижу ясно. Один из ваших не вернется сюда сегодня. Если ты не поостережешься, то и сам не увидишь дома.
Она развернулась на каблуке, отчего многочисленные грязные юбки ее разметались колоколом, и поковыляла в сторону своей палатки.
Обри смотрел ей вслед, раздумывая, посчитать это за результат или списать на артистическое хамство старой ведьмы. Лишь чуть погодя ему пришло в голову, насколько ирландское «сидхе» напоминает здешнее «ши».
А вернувшийся к вечеру патруль недосчитался одного человека – вылетевшая из кустов белоперая стрела вошла ему точно в глаз, как белке. Когда Обри примчался с этим известием к старухе, та в бреду металась по кровати. Врач из полевого госпиталя только пожимал недоуменно плечами, не находя ни жара, ни каких-либо иных симптомов, помимо обычных старческих хворей.
К утру Пег Шомис умерла. Медики ничего не смогли сделать, как ни пытались они вновь запустить остановившееся сердце. На лице старухи отражался такой дикий, неизбывный ужас, что, как выразился врач, казалось, будто и умерла она от страха.
– Мы даже не успели слова сказать, – прохрипел раненый сержант. – Они… Стрелы летели отовсюду.
– Хорошо подготовленная засада, – подтвердил капрал Герберт. – Но у них не было времени к ней приготовиться. Мы забросили разведчиков вертолетом… чтобы верхом преодолеть такое расстояние, нужно несколько часов.
– Разве что посты на этой дороге стоят всегда, – заметил Обри.
– Зачем? – удивился Макроуэн. – Здесь же нет никакой границы?
– Есть, – ответил Обри.
Подполковник морской пехоты покосился на него.
– Ее видно с воздуха, – неохотно пояснил майор. – Здесь совершенно другой лес. Линия очень четкая… неестественно четкая. И геометрически правильная.
– И что это должно означать? – скептически поинтересовался Макроуэн. – Государственную границу?
– Возможно, это священный лес, – предположил майор. – Древние кельты поклонялись деревьям… А мы влезли на охраняемую территорию. Богохульников нигде не любят.
Обри показалось, что Макроуэн ему просто не поверил, однако высказывать это вслух не решился, дабы не подрывать авторитет старших чинов.
– У противника потери были? – осведомился он командирским тоном.
– Всех положили, – отозвался сержант кровожадно. – Разве что удрал один-другой. А остальных – в фарш. Вон тащат…
– Подполковник! – крикнул один из морпехов, выволакивавший из хитро укрытой засидки тела. – Тут что-то странное!
Макроуэн подбежал к нему. Обри быстрым шагом направился вслед за ним.
Пуля пробила туземцу грудь небольшой дырочкой и разворотила пол спины на выходе. Судя по всему, он умер так быстро, что агония не успела исказить его черты. Лик его был ангельски спокоен и ангельски нечеловечен.
Первое, что бросилось Обри в глаза, – это необыкновенная хрупкость лица. Словно вместо костей у мертвого туземца была плотная бумага. И кожа, несмотря на отчетливую, неуместную под лесной сенью смуглоту, была прозрачно тонка. Огромные зрачки слепо глядели в сплетение веток. Глаза у туземца были зеленые. Не того тусклого, грязно-серого или болотного оттенка, который обычно называют этим словом, а цвета травы. И сам он был как травинка – тонкий и гибкий, весь в оттенках листвы и коры. Острые скулы, тонкие пальцы, накоротко остриженные каштановые волосы, заостренные уши…
Их форма настолько подходила к этому бесчеловечно прекрасному лицу, что Обри в первый миг не сообразил, что таких ушей просто не бывает.
– Кажется, это и впрямь граница, – пробормотал Макроуэн. – Этот парень не похож на тех туземцев, что нам попадались прежде. Он похож на…
– На сволочь он похож, – буркнул морпех. – Видали, какой у него лук? – Он потянулся куда-то в плотную зелень и вытащил длинную, в полчеловеческого роста, дугу. – Я двумя руками согнуть не могу! А этот хлипак… Это он уложил Гарри.
Судя по ширине плеч, морпех мог бы согнуть пополам самого Одри, причем одной рукой. Видимо, за хрупким сложением туземца таилась неимоверная силища.
– Он похож на… – повторил Макроуэн, не сводя глаз с мертвеца. – Пусть меня поднимут на смех… Но если здесь есть колдуны…
– То почему не быть эльфам? – прошептал Обри Норденскольд.
Глава 9
Повозка катилась по лесной дороге – слегка покачиваясь, скрипя и хлопая на ветру натянутым на дуги поверх ценного груза промасленным полотнищем. Льеух озабоченно принюхался и покачал головой. Ему все равно казалось, что масло прогоркнет, и хотя хозяин каравана, гильдейский купец Атарханакс, уже три дюжины раз повторял ему, что масло земляное и прогоркнуть не может, охранник продолжал поводить носом всякий раз, когда летний ветерок доносил до него характерный резкий запах – не появится ли в нем новая нотка?
– Эй, Льеух! – окликнул его старшой. – Опять на козлах спишь?! Демоново отродье, в оба у меня смотри!
Охранник насупился, но ради виду все же покрутился настороженно – дескать, не слыхать ли чего, не видать ли кого?
А все почему? Потому что коун Атарханакс – тот еще жлоб, вот почему! На чародеев поскупился; ни провидца тебе, ни боевого мага – один приказчик вон, и тот анойя почти, да мы, безответные. Понятно, что старшой злобится. Мало что нам самим приходится вдвое бдеть против обычного, так ведь и впрямь опасно в здешние края без колдуна забредать. Особенно без провидца. Разбойники с Беззаконной гряды в последние годы совсем одерзели, среди бела дня на большие караваны нападать стали. Бают, с ними и чародеи есть, изгои, только кто баял – тот не видел, а кто увидит – тот уже ничего не бает и баять не будет, с того свету-то. Ну да ничего… вот иссякнет у императора милость благая, да и пошлет он на проклятую гряду с десяток дружин, вот тогда и попляшут душегубчики. Не хотите жить по закону – и не надобно, а проезжим чего кровь портить?
А головой вертеть да глазами лупать – то дело нехитрое, зато и ненужное. Был бы провидец с караваном, он бы сразу почуял засаду. А сам зыркай не зыркай – не захотят разбойники примету, так и не будет, до покуда тебе на шею не сядут да погонять не примутся: беги, дескать, купечная рожа! Да и то ж – пока по пустотным землям ехали, то и бдеть надобно было, а сейчас-то чего выслуживаться? Уже Второй день по бхаалейновым владениям тащимся, вчера до полдня межевой камень миновали. Пусть владетель за разбойничками и приглядывает, чтобы не баловали. Слыхалось, что ат-Бхаалейн с ними зело крут, но это, опять же, ветер носит. Не бывал еще Льеух в Бхаалейне. Не заносило. Известно же – коли караван на рубеж идет, там одной малой охраной не обойдешься, там купцы по трое-четверо, сложившись, целую дружину нанимают, с чародеями и воеводой. Один только вот коун Атарханакс… не то диями обделенный, не то наглый до полной дурости… или думает, что пронесет судьба? Тогда и верно дурак, коли старую обмануть вздумал. Ведомо ведь – судьба поперед человека родилась.
Поглощенный такими вот мыслями, Льеух и впрямь не заметил, откуда выскочили на дорогу трое тощеватых мужиков в таких грязных одежках, что никем, кроме как разбойниками, душегубами лесными, и быть они не могли. Двое мужиков трепетно сжимали в лапах что-то навроде железных дубинок, но почему-то подвешенных на лямке через плечо. Третий, потолще и повнушительней, хитро прищурившись, оглядывал караван по-нехорошему хозяйским взглядом.
Повозки встали разом, и над лесной дорогой повисла прямо-таки оглушительная тишина. Даже листва под ветром не шелестела, и только бухало что-то далеко и гулко – Льеух не сразу понял, что это его сердце.
Коун Атарханакс, побелев как полотно, цеплялся ручками то за поводья – по натуре своей жлобской он и на возчиков поскупился, сам, не чинясь, брался за вожжи, лишь бы сберечь лишний грош, – то за козлы под собой, то за пояс, на котором, как назло, болтался внушительный кошель, коего купец из виду не упускал.
Старшой соскочил с воза и быстрым шагом направился к толстому – верно, главарю разбойников.
– Ну что, – проговорил главарь глумливо, – будем по-хорошему делиться али по-плохому воевать?
– Ты, изгой, верно, ошалел в своей глуши, – грубо отозвался старшой. – А ну, с дороги сойди! Давно дружинников владетельских не видывал? Так мы пособим!
– Ай-ай! – покачал головой толстый, и, словно по непонятному приказу, из придорожных кустов выступили еще двое, с такими же железными дубинками. – Что за люд такой пошел? Ни тебе «пожалуйста», ни тебе «коуне» – сущие дикари. Кто у вас тут самый главный будет? Ты, что ль? – Он ткнул пальцем в сторону наторопь поминающего диев купца. – Надо же, каков красавец! Полпуза кошель занял, а чародеев нанять? Чай, янтаря не мало?
Льеух и сам знал, что умом не выдался, но даже до него потихоньку доходило, что разбойник ведет себя как-то странно. Не должен он был бы так нагло издеваться над проезжим купцом, если под рукой у него – лишь четверо громил с дубинками… А четверо ли? Охранник обернулся – точно, сзади караван стерегли еще двое. И все равно – семеро гулящих людей против шестерых охранников… да возчиков трое… да приказчик, который, конечно, почти анойя, но приморозить может… Нечего ему сусоли сусолить поперек дороги. Кинуться из чащи, а еще лучше – стрелами, чтобы не успели охранники за оружие взяться, потому что когда он, Льеух, возьмет в руки меч, тут-то и придет этому сермяжному воинству полный и бесповоротный конец.
– Вот что, вольный человек. – Видно, старшой и сам заподозрил неладное, потому что сбавил напор. – Иди-ка ты своей дорогой, а мы своей поедем. Сам знаешь – с бхаалейновой дружиной шутки плохи.
– Нам, мил-друг, владетели и прихвостни ихние не указ, – с не совсем понятной гордостью заявил разбойник. – Ишь, силу таланную себе забрали, сидят на шее у народа да только кровь сосут! Не-ет, коуне, делиться надо! С трудовым народом надо делиться!
Покуда внимание разбойников, да и караванной охраны, отвлекала странная перепалка, Льеух осторожно и неслышно спустился с козел и обнажил меч. Хороший у него был меч, «морская волна» – по клинку от острия к гарде так и бежит волнистая черта, – двуталанным кузнецом кованый, натрое закаленный. С таким мечом можно было и во владетельскую дружину податься, но Льеух не любил иметь над собой много начальников. В охране он подчинялся только старшому, а в кирне им бы вертел кто ни попадя – тут и десятник, тут и воевода, тут и управляющий, тут тебе и сам владетель, его волшебное долгородие.
– Знаем мы такой передел, – хмыкнул старшой. – Было ваше, стало наше. Вот что, вольный человек. Или ступай своей дорогой, или мои воины твоих обормотов…
Краем глаза Льеух заметил, как его товарищи так же потихоньку подходят к старшому. Один из возчиков, не прячась, тащил из-под холстины окованную железом дубинку.
– Э-эх! – всплеснул ручками наглый разбойник. – Ты, мил-человек, верно, думаешь, что коли народ простой, так и волшбы от него не жди? Не-ет, у нас теперь большие друзья есть! Большие! Они-то с нами силой поделятся! А все почему? – Он для солидности приостановился и поднял палец. – Делиться надо!
Льеух вскинул меч в боевую позицию. Пора!
Он ринулся вперед с торжествующим кличем, готовясь снести голову ближайшему разбойнику – тот не успел бы даже сорвать с плеча свою нелепую дубину…
Но разбойник не стал поднимать оружие. Одним плавным движением он развернулся лицом к охраннику и повел концом дубинки, словно в руках сжимал небольшую рогатину, на которую Льеух, точно обезумевший от ярости медведь, готов был напороться.
Грохнуло. Льеух не увидел короткой вспышки, расцветшей на конце «дубинки». Что-то невидимое ударило его в грудь с такой силой, что вышибло дух, и втянуть воздух в себя никак не получалось, дышать было нечем, совсем нечем, и так больно, так страшно булькает что-то там, внутри, и почему-то темнеет в глазах, и гремит далекий, прерывистый гром, снова и снова…
Когда бойня закончилась, а лихие люди, похохатывая и восторженно обсуждая дары своих новых, удивительных союзников, погнали возы обратно, в сторону Беззаконной гряды, из придорожных кустов выбрался хромой возчик. Он единственный из всех не имел оружия – в серьезной драке от него не было бы толку, – и поэтому, когда прозвучали первые выстрелы, он бросился не на разбойников, как его полегшие под пулями товарищи, а в лес.
Сейчас его трясло. Он видел все, что творилось на дороге, и слышал голоса убийц, не озаботившихся даже его поисками. Тела погибших, раздетые разбойниками догола, он, как мог, сложил у обочины, завалил ветками и окурил дымом, чтобы лесные звери не лакомились мертвечиной, покуда не придут сюда люди, чтобы похоронить убитых, как положено. А потом поковылял, оглядываясь поминутно в суеверном страхе, в сторону замка Бхаалейн.
– Чего требует этот толстопузый кретин? – потребовал ответа начальник караула.
– Чтобы его пропустили к нашему владетелю, – объяснил Лева.
– А кто он вообще такой? – поинтересовался начальник караула, приглядываясь к незваному гостю.
– Управляющий замком Бхаалейн, – объяснил лингвист и, прислушавшись, добавил: – Раатхакс ит-Ллайшар.
– Ну и какого рожна горячего ему надо? – Начкар раздраженно потер пряжку ремня. – Кой черт принесло, рыло помещичье?
Внезапно он сморщился и покосился на управляющего скорее опасливо.
– А он мои мысли точно не читает? – полюбопытствовал начкар вполголоса.
Раатхакс восседал на взмыленном коне, глядя поверх голов своих собеседников на кипящую за оградой нового лагеря стройку. Казармы еще не были достроены, но домик для комсостава уже призывно белел рядом со штабом, над которым реял гордый алый стяг.
Наивный Лева причин его опасений не понял.
– Нет, – уверил он начкара. – Он родич владетеля, а у того в роду передается дар телекинеза.
– А… – Начкар с умным видом покивал. Чем телекинез отличается от телепатии, он не имел представления, но раз переводчик говорит… – Так что ему нужно?
– Требует нашего владетеля, – повторил Лева, еще раз выслушав надменного Раатхакса. – Ни с кем другим говорить не желает.
– У-у, – пробурчал начкар тихонько, – хрен моржовый… Начальство ему сразу подавай.
В голосе его ясно слышалось непроизнесенное «А по инстанциям – не хочешь?».
– Наверное, надо позвать Степана Киреевича, – неуверенно предположил Лева. Он и сам был не рад, что из троих лагерных переводчиков именно он оказался поблизости, когда толстопузый управляющий прискакал к шлагбауму на воротах и принялся твердить что-то по-эвейнски. – Вряд ли такой… важный человек стал бы лично ехать сюда из-за каких-то пустяков.
– Да? – Начкар скептически оглядел изрядное брюхо важного туземца, украшенное многочисленными золотыми висюльками. – Р-рядовой! – скомандовал он в пространство. – Ко мне – бегом!
К тому времени, когда Кобзева наконец нашли, обшарив предварительно весь лагерь, и привели к воротам, Лева с начкаром успели трижды изойти холодным потом. Один только Раатхакс взирал поверх шлагбаума все с тем же презрительным негодованием на лице. Завидев Кобзева, он несколько оживился и бросил переводчику что-то на своем языке.
– Он спрашивает, чем мы можем объяснить свое вероломство? – эхом откликнулся Лева и, опомнившись, добавил: – Товарищ Кобзев.
– О чем это он? – недоуменно поинтересовался гэбист. Последовал обмен невразумительными фразами.
– Он говорит, – перевел Лева, – что… кажется, разбойники… вооруженные нашими громобоями, напали на мирного купца в пределах владения Бхаалейн. Купца убили, охрану убили… единственный… в общем, кучер отсиделся в кустах и добрел до замка.
– Твою мать, – прошептал Кобзев и машинально одернул исполнительного Шойфета: – Это не переводить!
Гэбисту начинало казаться, что он совершил серьезную ошибку, связавшись с местными робин гудами. Он с самого начала был невысокого мнения об интеллекте туземцев, но разбойники, кажется, могли взять все призы на конкурсе идиотов-самоучек. Это же надо было додуматься – нападать на проезжих в землях здешнего феодала! Мало того что палить при этом из автоматов – оставить свидетеля!
Пузатый управляющий снова что-то прогудел.
– Коун Раатхакс спрашивает, – перевел Лева Шойфет, – готовы ли мы ответить за эти преступления?
– С какой стати? – взвыл Кобзев. Заткнуть переводчика он уже не успел. Лева выстрелил в Раатхакса коротенькой фразой, на что управляющий, побагровев, прорычал что-то, на слух показавшееся гэбисту совершенно нецензурным.
– Мы должны отвечать за преступления своих людей по Серебряному закону, – автоматически оттарабанил Лева. – Иначе… слово, данное клятвопреступнику, не имеет силы.
Кобзев лихорадочно прокручивал в голове варианты. Если туземцы обвинят группу межпространственной помощи в прямом обмане – а с них станется, дикие люди, – и откажутся от уже достигнутых соглашений… с майора Кобзева снимут голову. Как пить дать.
– Переводите буквально, – услышал он собственный голос. – С чего он взял, будто это наши люди?
Лева удивленно посмотрел на своего начальника, но перетолмачил его слова на эвейнский.
– Потому что у них было наше оружие, – пришел через него ответ Раатхакса.
В который уже раз Кобзев пожалел, что сам не знает эвейнского. Без посредников было бы куда проще… но допускать здешних телепатов к себе в голову он не собирался, а выучить язык по старинке все времени не было. Да и зачем – в конце концов, еще лет десять-двадцать, и вся здешняя интеллигенция будет учиться в приюте для убогих имени Патриса Лумумбы.
– Если кузнец делает меч, он не в ответе за тех, кто этим мечом убивает, – проговорил гэбист. – Мы продали этим людям наше оружие. У вас есть чародеи. Они могут противостоять такому. – «Ну да, – мелькнуло у него в голове, – мы же не стали дарить этим уркам минометы и гаубицы». – Мы не в ответе за то, против кого поднимут наш меч.
– Значит, это не ваши люди? – спросил Раатхакс, выслушав перевод. – Они не ходят под рукой вашего владетеля?
Кобзев решительно покачал головой.
– Передайте ему, – проговорил он, – что мы решительно против убийства мирных жителей и что так поступают только негодяи.
Лева разразился многословной тирадой, экспансивно размахивая руками. Управляющий прервал его и что-то пробурчал негромко.
– Он говорит… – Лева покраснел, – чтобы мы впредь не торговали своим оружием… Нет, не так. Чтобы мы не продавали его тем, кто нарушает Серебряный закон. Это не требование – по закону он не может указывать нам, чем и как торговать. Но… – Он переспросил что-то у туземца и продолжил: – Есть разница между… законом и обычаем… порядком… Нет… – Он напряженно потер лоб в поисках подходящего слова. – Вот! Понял! Порядочностью.
Кобзев мрачно воззрился на управляющего. Раатхакс ит-Ллайшар иронически усмехнулся и, с неожиданным для столь дородного мужчины проворством запрыгнув в седло, развернул коня.
– Черт! – ругнулся гэбист. – И что это должно было означать?
Вопрос был, строго говоря, риторический, но Леву Шойфета это, как обычно, не остановило.
– Что теперь у владетеля Бхаалейна развязаны руки, – ответил он.
Возможно, майор Кобзев не так настаивал бы на том, чтобы база советских войск в дружественном Эвейне была перенесена от точки перехода в места более обжитые, если бы знал, что творилось в новом лагере после наступления темноты…
Разумеется, выйти из лагеря иначе как через главные ворота было почти невозможно – минные поля, ограда, датчики, прожектора… История с собакомедведем пошла бедняге Сапрыкину впрок. Начальство, проверив колючесть проволоки и мелкость сетки, милостиво покивало, и вопрос о безопасности базы сочли закрытым.
Ошибку майор Кобзев допустил только одну. Да и не ошибка это была, в общем. Какие, ко всем чертям, увольнительные на иностранной территории? Может, тебе еще билетик до городу Парижу? Ах, назад в Союз? А секретность? Разболтает в пьяном виде какой-нибудь солдатик, и через день об этом будут трезвонить все Барановичи, а через два – весь Тель-Авив, где половина этих самых барановичей и Рабиновичей проживает. Нет уж, потерпят без водки и баб!
Возможно, сказался благоприобретенный аскетизм службиста, возможно, одна половина здравого смысла одолела другую… так или иначе, но тягу рядового состава к бабам и водке майор Кобзев недооценил радикально. Покуда тесниться приходилось на пятачке посреди густого леса с дикими драугбэрами, никто как-то не задумывался, чего лишен, – кроме тех немногих, кому приходилось сталкиваться с туземцами в мирной обстановке. Но с переездом под бок многолюдной деревне необходимость стала осознанной. А осознанная необходимость, как писали классики, есть свобода.
Вообще-то часовой при попытке проникнуть на охраняемую территорию должен действовать строго по уставу, начиная с сакраментального «Стой, кто идет!» и далее по пунктам. Но диалог, который можно было услышать у шлагбаума на КПП почти ежевечерне, с предписанным имел мало общего:
– Стой, кто идет?
– Да я это, я! Вот идиот, кого еще понесет к воротам в такое время? Не договаривались, что ли?
– А если комендант?
– Вы что, не споили его еще? Вот трезвенник! Я думал, у вас уже все верхи в кармане.
– Угу. Сидят и гадят. Да ты проходи, не маячь… Сколько с тебя, знаешь? Флягу, и чтобы полную.
– Да чтоб вы упились, гниды!
– Ты мне, блин, не выступай! Щас как…
– Все, все, молчу! Уже пошутить нельзя…
– Шутки у него! Мне, между прочим, с начкаром – делись, с этими, на пульте – делись… Ты иди, шутник. Пока еще до деревни дотащишься… весь самогон без тебя выдуют.
– Без меня – не выдуют!
– Погоди! А ты что на продажу волочишь?
– Тебе скажи! Нечего мне рынок забивать. Сам придумай.
Огромный вороной тяжеловоз – ибо закованную в доспехи тушу воеводы Тауторикса мог выдержать далеко не каждый конь – прядал ушами и нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
– Ну? – осведомился воевода. – Где они?
– Их нет, – отозвался дружинник. Из-под шлема на его побелевшее лицо скатывались крупные капли пота. – Их нет в этом лесу до самого окоема.
Тауторикс нахмурился. Эврил был не самым сильным из бхаалейнских провидцев-наймитов. Но лучшего у него в отряде не случилось.
– Не нравится мне это, – пробасил стоявший неподалеку Уолле. – По тому, что поведал тот хромой трус, и по словам лазутчиков, так и так выходит, что до лагеря не больше пяти тысяч шагов, а скорей – четыре-три будет. И чтобы лихие людишки за три тысячи дозорных не поставили – неслыханное это дело. Неслыханное и невиданное.
– Может, – насмешливо предположил один из младших дружинников, – они там все умом тронулись? Оттого и речи дурные ведут. На наших демонов тоже, бывает, как найдет, как понесет ерунду молоть – только холодную тряпку на лоб, и отлеживаться.
– Может, может… – Тауторикс яростно стиснул поводья. – А может, надеются на что-то.
– На что? – вскинулся молодой дружинник. – На шиевы громобои?
– Может, и на них, – вздохнул воевода. – Иль на что другое. Ладно. – Он приподнялся и, возвыся голос, скомандовал: – Вперед!
Они проскакали почти две тысячи, прежде чем Эврил поднял коня на дыбы.
– За этим поворотом, – выдохнул он, – четверо.
– Фаулей! – не оборачиваясь, позвал воевода. – Твоя очередь.
Дружинник кивнул и, соскочив с коня, исчез в лесу.
Несколько минут спустя из-за поворота донеслись заливистые трели сойта. Воевода поморщился – он-то помнил, что в здешнем лесу сойтов отродясь не водилось.
Читать бесплатно другие книги:
