Идущие в ночь Васильев Владимир

Я оторвался от воспоминаний и бережно поднял перо с чернильницей. И только потом – записку. Уж не от Лю-чародея ли весточка?

«Здравствуй, незнакомец!

Мы с тобой идем в Каменный лес вместе. Меня зовут Тури и я – оборотень».

Я застыл с запиской в руке. Вот так вот, значит. Без обиняков, прямо и неприкрыто: «я – оборотень».

Следующие две минуты я беспрерывно ругался. То, что моя карса – оборотень, не слишком меня поразило. Наверное, я подспудно уже был готов к этой правде. Но вот эта вопиющая беспечность, эта смертельно опасная откровенность – зачем, зачем, зачем? На записку мог наткнуться кто угодно, нечего кивать, что места, мол, безлюдные, нет никого. И тогда нам конец. Тут же. На месте. Потому что раскрытый оборотень – мертвый оборотень. Путаясь в штанинах, я метнулся к костру и с испариной на лице глядел, как записка обращается в пепел. Потом, наконец, оделся как положено, натянул сапоги, спрятал перо, чернильницу и рассыпанную бумагу в футляр, а футляр – в мешочек, крепко завязал кожаные тесемки и упрятал все на самое дно двумеха. Складывать еще в свою заплечную сумку – не стал. Зачем? Просто сунул пустую сумку в двумех. Скомкал и сунул. Надоела она мне. Следом уложил все, что мой отчаянный напарник вытряхнул на траву. Нетерпеливый он какой-то… Как и все карсы.

Карса сидела по ту сторону костра и глядела на меня с обычным холодным выражением. Она казалась умной, но уж слишком себе на уме… как и все кошачьи, независимо от размеров.

– Ну что… – Я запнулся, потому что называть своего спутника «киской» было как-то неловко. – Ну что, кот драный? Чего ты хотел добиться? Чтобы нас ухлопали Чистые братья?

Карса распахнула красноватую пасть со внушительного размера клыками и протяжно зевнула.

– Дурень вислоухий! – добавил я неуверенно.

Это, впрочем, была неправда. Уши у карсы стояли торчком, как и у всех карс, только пушистые кисточки на кончиках свешивались на дюйм-другой.

– Постарайся больше не совершать подобных глупостей, приятель. Не знаю как тебе, но мне обе мои шкуры еще дороги. Чего и тебе желаю. А зовут меня… Одинец. И не жди, что я напишу тебе записку.

В общем, я встал и принялся навьючивать сброшенные кое-как пожитки на Ветра. Кстати, а как этот бедняга выдерживает беспрерывный поход? Или он тоже оборотень?

Меча в ножнах снова не оказалось – исчез, словно кусочек сахара в кипятке. Ну что за невезение, снова без меча! Куда их мой спутник девает? Ладно, хоть ножны бережет… Как, кстати, мы их делить будем? Записочками обмениваться? Или не ломать голову и однажды прихватить их с собой, и, когда в У-Наринне будет совершено все, чего добивается Лю-чародей, потихоньку дать тягу?

Ну и мысли у меня с утра! Уж не звезды ли мне голову замутили?

Спустя некоторое время до меня дошло, что место, на котором вчера остановился я перед превращением, и нынешнее место не очень-то отличаются. Собственно, это одно и то же место. За прошедший красный день мы ни на шаг не приблизились к У-Наринне. Даже к джерхову каньону не приблизились. А время ушло.

– Болван ты, братец Тури, – сказал я карсе. – Время-то идет? Знаешь, что Унди в Джурае говорил, когда нас стража в подземелья тащила? «Раньше сядешь – моложе сбежишь».

Впрочем, до подземелья они нас не дотащили…

Спутник-карса невозмутимо глядел на меня. Поднявшийся Меар метал лучики в начищенные бляшки ошейника, и они сверкали маленькими синими огоньками.

Есть мне не хотелось совершенно – то ли Вулх поохотился во время Четтана, то ли Тури накормил. Спасибо ему, если так. Значит, можно сразу же отправляться в путь. Наверстывать упущенное. За двоих ехать. Ладно, хоть конь отдохнул…

Я затоптал костер и вскочил в седло. На запад.

– Вперед, Ветер!

Краем глаза я заметил, что карса осталась неподвижно сидеть под стройным молодым игольником.

Потом я раза три замечал ее в зарослях. Рыжая шкура мелькала впереди, словно тень призрака, и снова бесследно растворялась в окружающем подлеске. Интересно, Вулх тоже чувствует себя в лесу как дома?

Потом я задумался – а как это, «как дома»? Люди так говорят. Но ведь я… ведь мы с Тури не люди. Поэтому у нас нет дома. Или здесь, в диком безлюдном лесу, и есть наш дом?

Я не знал ответа.

Еще до полудня лес стал редеть. Сосны и игольники становились все ниже, пока не превратились в молодые пушистые деревца, едва доходящие Ветру до брюха. А потом и вовсе исчезли. Из сухой, местами растрескавшейся земли там и сям торчали острые каменные обломки. Ветер умело и аккуратно огибал их. Правильно, коняга, береги ноги…

Тень передо мной неумолимо укорачивалась, пока вовсе не скорчилась и не уползла под ноги Ветра. Миновал полдень. Меар клонился к западу. Я держал повод левой рукой, а в правой привычно вертел пару метательных шариков. Иногда я оглядывался – карса шныряла неподалеку. Ее рыжая шерсть сливалась с каменистой почвой не хуже, чем со старой хвоей подлеска.

У текущего на юг ручья я придержал коня. Соскочил на землю, приблизился к каменному ложу ручья. Уже присел, чтоб зачерпнуть ладонью чистой проточной воды, и тут заметил, что ближний ко мне берег ручья выглядит как-то неправильно. Да и дальний, что в трех шагах, тоже неправильно.

На дальнем берегу обнажилась малая часть русла, не шире ладони, а на ближнем, восточном, вода немного наползла на берег и текла там, где еще недавно было сухо. Словно ручей передвинули чуть в сторону.

Некоторое время я тупо соображал, что бы это могло означать, потом вздохнул и решил, что с загадками Диких земель пусть разбирается Лю-чародей, если будет охота. А мне недосуг.

Я напился, сменил воду в мехе, напоил Ветра. Спутник-карса тоже опустил усатую морду к воде и принялся лакать – чуть выше по течению. Ну-ну… Чистюля. Специально обошел стороной, чтоб не пить ниже. Вельможа, прям, Тьма-перетьма!

И снова потянулись навстречу пустоши, дикие и безлюдные. А какими еще могут быть пустоши в Диких землях? Дикими и безлюдными. Ну, неприветливыми еще. Или – продуваемыми всеми ветрами. Кстати, ветер действительно усилился, правда, дул точно в спину, а это не слишком страшно. Из-под ног Ветра дважды вспархивали стайки каменных куропаток, и я на всякий случай перехватил метательные шарики поудобнее. Вскоре куропатки снова веером порскнули из россыпи округлых сероватых валунов, и я с силой метнул шарики в стремительные крылатые тени. Один из шариков нашел цель и подбитая куропатка, сложив крылья, упала в стороне. Вот и ужин, обрадовался я. Прицепив добычу к седлу, я отыскал шарики и продолжил путь.

Вообще-то пустоши отнюдь не были пустыми. То и дело я замечал следы диких быков – похоже, здесь обитало большое стадо. Конечно, оно кочевало, потому что в пустошах травоядным нелегко отыскать корм. А раз стадо – значит, недалеко ошивались и хищники, вулхи, например. Или фырканы. Непременно шакалы-падальщики. Птиц всяких пропасть. Изредка попадались на удивление здоровые норы под камнями, уж и не знаю, кто такие отрыл. Вильты, что ли?

Я радовался только одному: что не встречаю следов присутствия человека. Как-то не хотелось мне встречаться с людьми… Из-за моего спутника-карсы. Неосторожен он, по-моему. И, конечно, догадался, что я тоже оборотень. Интересно, он тоже думал, что оборотней противоположного цикла не существует? Я вот был убежден. Непонятно, правда, с чего. В общем, с людьми мне встречаться совершенно не хотелось. До самой У-Наринны.

Как выяснилось, зря я надеялся. Еле слышно свистнуло лассо, и мои плечи охватила прочная веревка толщиной с земляного червя. Рывок – я отправился проверять твердость окрестных земель.

Земли оказались настолько твердыми, что некоторое время после удара я не мог вдохнуть. Лассо прижало руки к бокам, и когда способность двигаться вернулась ко мне, я проворно перевернулся на бок, преодолевая сильное сопротивление натянутой веревки. Вот он, неведомый враг.

Невысокий человек в одежде из бычьей кожи держал в руках дергающийся конец лассо. На боку у него висел короткий изогнутый меч без ножен, за спиной торчали из колчана оперенные стрелы, хотя самого лука я не увидел. Наматывая лассо на локоть, человек стремительно приближался ко мне.

И тут во всей красе показал себя вороной. Словно степной вихрь налетел он на врага, сбил с ног и растоптал копытами. Лассо сразу ослабло и бессильно легло на камни, словно мертвая змея. Я напрягся, вывернул руку и сумел кое-как освободиться от захвата. Встал, держась за ушибленный бок.

Несколько всадников во весь опор летели ко мне.

Рука сама скользнула в рукав, извлекая гурунарский метательный ножичек. Меч бы… Надо подобрать у затоптанного лассометателя, если своего опять нет.

Я метнулся и сорвал с трупа изогнутый клинок. Обычная варварская железяка, кое-как заточенная, не чета вчерашнему седому хадасцу. Тьма, ну и урод же у меня в спутниках! Такой меч прошляпил куда-то… Где он сам, кстати? Думает помогать или нет?

Едва всадники приблизились, рыжая молния метнулась из-за камней на переднего варвара и вышибла его из седла. Зацепившись ногой за стремя, человек потащился по камням, воя от боли. Камни вскоре стали окрашиваться красным, а бессвязные крики оборвались. Второй конь, почуяв карсу, шарахнулся в сторону, унося седока, бессмысленно размахивающего мечом.

Осталось трое. Что ж, неплохо, Тури! Спасибо и на том.

Секунду я колебался – вскочить на Ветра или оставаться на ногах? Остался – наездник из меня неважнецкий. Ветер, словно почувствовав, заржал и обрушился на одного из приблизившихся, пустив в ход зубы и копыта. Лошадки нападавших были ниже и коренастее Ветра. И мой, точнее, наш жеребец оказался для них непосильным противником.

Метнув нож и с удовлетворением убедившись, что он воткнулся в горло варвару, я отскочил с дороги коней и сжал меч. Ветер продолжал наскакивать на пришлых лошадей, и оба уцелевших всадника вынуждены были спешиться. А потом мне на некоторое время стало некогда оглядываться.

Со звоном сшиблись мечи, высекая рыжие, как шкура карсы, искры. Напряглись мускулы и налились глаза. Один против двоих.

Само собой разумеется, фехтовал я лучше. Спасибо тому же Унди Мышатнику… Да и в цехе наемников я не зря состоял… Чувствовалось, что низким обитателям Диких земель куда привычнее орудовать арканом из засады, чем мечом в честном бою. Впрочем, что значит честный бой? Правильно, это тот, который ты не проиграл. Так говорил Мышатник, и я не припомню, чтобы проигравшие ему возражали…

Одного варвара я обезоружил и сбил с ног, со вторым тоже недолго возился: перерубил ему клинок (Тьма-перетьма, это подобранной-то грубой железякой?) и рубанул поперек живота. Потом добил первого, пытавшегося швырнуть в меня плохонький ривский кинжал. Кинжал я небрежно отбил мечом.

– Кто ты? – спросил я, но варвар не ответил. И я зарубил его, как козу на бойне.

Пока я возился с этими двумя, карса успешно разобралась с тем, которого понес конь. Видимо, он умудрился спешиться и поспешил на помощь своим товарищам. Но карса встала у него на пути и… в общем, у меня не возникло особого желания рассматривать то, что от него осталось. Карса сидела неподалеку, вылизывая перепачканную кровью шерсть. На камне рядом с ней виднелись пять параллельных царапин, совсем свежих. Несомненно, след от когтей. М-да. Ну и коготки…

Я вернулся к убитым мною. Вытащил из горла гурунарский нож, тщательно вытер его и вернул на привычное место, под левый рукав. Осмотрел мертвеца. Редкая косматая бороденка, остекленевшие узкие глаза-щелочки. Желтоватая, как у хадасцев, кожа. Джерх его знает, кто такой. Карманов на одежде нет, откуда у варваров карманы? На поясе – мешочек с несколькими айетотскими медяками, пара непонятных амулетов да кольцо для меча. Меч такой же паршивый, как и мой. Впрочем, тут же вспомнилось как развалился на части клинок другого моего врага! Я взглянул на свой меч – заточка отнюдь не стала лучше. Но и неизбежных после такой рубки зазубрин на клинке я не нашел. Странно. Очень странно.

У второго мертвеца не нашлось даже одной монетки. Пожав плечами, я перешел к третьему, почему-то забыв оглядеться.

В следующий миг под левой лопаткой стало так больно, что я невольно екнул и выпрямился. На камень упала оперенная стрела. Клянусь небом, она ударила меня под лопатку, но не смогла пробить колдовской одежды Лю!

Невдалеке еще один человечек опустил лук и бросился наутек, к стоящему еще чуть дальше коню. Тотчас сорвалась с места карса и стремительными прыжками понеслась вдогонку. Предсмертный вопль увенчал ее путь – и вопль этот был человеческим.

– Эй, Тури! – заорал я, охнув от боли в спине. – Не сожри его целиком, дай обыскать!

К месту стычки неторопливо возвращался Ветер. Я, пробегая мимо, потрепал его по холке – молодец, конь! Не знаю, кто тебя учил, но ты настоящий боец!

Убитый карсой воин тоже являл собой малоприятное зрелище. Если только вы не любитель луж крови и вывалившихся внутренностей. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять – это главарь. Одежда его была получше, кошель с монетами потяжелее, оружие понадежнее, а на груди болтался не то оберег, не то медальон-украшение. То есть болтался он, понятно, раньше, пока хозяин был жив. А теперь просто свисал со сломанной ударом когтистой лапы шеи, и кровь медленно стекала по серебристой цепочке. Медленно-медленно я протянул руку и снял медальон с шеи мертвеца.

Если бы не грубая цепочка, я решил бы, что передо мной изделие хадасских ювелиров. Впрочем, медальон могли, скажем, украсть и уже потом подвесить к свитой из серебристых колечек незатейливой цепочке.

Тончайшей вязью на поверхность позолоченной пластины был нанесен мастерский рисунок. Чародей в длинном плаще и с коротким жезлом, воздевший руки к небу; не оставалось сомнений, что изображен чародей, не знаю уж почему. А у ног чародея – вулх и карса. И два солнца над ними. Два солнца – и несколько точек-искорок. Несомненно – звезды.

Я так и уселся на камни. Очень, знаете ли, знакомая картина. Чародей, вулх, карса… звезды опять же. Ежу понятно, что это не совпадение. И первая же мысль моя была хоть и странной, но вряд ли беспочвенной.

Чародеев в мире хватает. Глупо считать, что на этой пластине изображен именно Лю. И если Лю стремится в У-Наринну… или посылает туда двух оборотней, вулха и карсу, то остальные вполне могут быть озабочены тем же. А значит, в У-Наринну сейчас идем не только мы. Кстати, добрые ребята с лассо, мечами и стрелами тому достойное подтверждение.

А это значит, что за память придется платить подороже, чем казалось мне с самого начала.

Я медленно выпрямился и в упор поглядел на карсу. Зверь не обратил на меня ни малейшего внимания. Впрочем, он действовал как нельзя лучше в минуты опасности – чего же еще желать и требовать? Чтобы он со мной поговорил?

У убитых я больше ничего интересного не нашел. Оружие их бросил вместе с трупами, только странный меч, перерубающий другие клинки, оставил на поясе. Авось еще пригодится.

И двинулся дальше на запад. До пересвета оставалось еще довольно времени, чтоб уйти от этого места подальше.

Ветер послушно устремился к окутанному дымкой горизонту. Лишь ненадолго я задержался у трупа того из врагов, который запутался в стремени и умер как раб, а не как воин, убедился, что ничего интересного к моим находкам не прибавится, и вновь вскочил в седло. Прощайте, незадачливые охотники на одиноких путников, прощайте, кто бы вас ни послал. Сегодня не ваш день.

Каньон я увидел незадолго до пересвета. Сначала впереди из дымки проступила неясная серая черта, постепенно становившаяся все толще и толще, потом почва незаметно сгладилась, валуны пропали, осталась только вылизанная ветрами каменная поверхность, а потом она вдруг резко оборвалась вниз, и Ветер замер на краю пропасти.

Громадный разлом, трещина в теле земли зияла прямо под нашими ногами. Далеко-далеко внизу виднелось скрытое в вечерней тени дно, а противоположный обрыв отстоял от восточного на добрую четверть мили. Стены каньона были практически отвесными, правда, не гладкими, а слоистыми, испещренными трещинами, углублениями, выступами и карнизами, так что ловкий человек, пожалуй, сумел бы и взобраться наверх или спуститься на дно. Но с конем и поклажей эта задача становилась, мягко говоря, трудновыполнимой. Да и без поклажи решиться влезть на такую стену было весьма и весьма трудно. Каньон убегал вправо и влево, на север и юг сколько хватало взгляда.

Карса осторожно подошла к самому краю, заглянула вниз, фыркнула и уселась на кромке камня, словно внизу была не пропасть, а мягкая перина на глубине в полшага. У меня даже голова закружилась, едва я на нее глянул.

Послушный поводьям Ветер отошел прочь от обрыва. Я соскочил с седла и с опаской приблизился к краю. Правда, ближе, чем на шаг, мне подходить не захотелось. С детства не люблю высоты.

Что там говорил раб в Запретном городе? Искать Дремлющий мост? Интересно, где? На севере или на юге? Вот ведь загадка!

Я не успел ее разгадать – под ногами внезапно дрогнула земля. Не сильно, едва-едва слышно, но я почувствовал. Дрогнула и замерла. Вороной тревожно всхрапнул и дернулся; карса дугой выгнула спину, прижала уши и встопорщила усы.

Я поспешно отошел от края. Землетрясение! Только этого мне и не хватало.

Вообще-то в наших краях землетрясения случаются редко. Вот дальше на юге – другое дело. Но иногда далекое эхо южных толчков докатывалось и до нас. Не знаю уж, что это такое – отголоски ли войн чародеев или проявление каких-то могучих непознанных сил, но я не люблю землетрясения. Хотя покажите мне человека (или оборотня), который любит землетрясения? По-моему, таких просто нет.

Не прошло и минуты, как далекий гул откуда-то с юга стал накатываться, словно штормовая волна. Я с тревогой поглядел налево и вскоре различил слабое облачко пыли, вознесшееся над горизонтом.

С минуту я озадаченно созерцал растущее облако; вдали, подальше от каньона, оно казалось гуще и плотнее. Правильно, перед самым каньоном только камни, пыли там попросту нет…

Карса грациозно протрусила мимо меня и Ветра, направляясь на север. Оглянулась на миг, вопросительно и словно спрашивая: «Ну? Ты идешь или нет?» И потрусила дальше, постепенно ускоряясь.

Если зверь считает, что нужно удирать, значит… Значит, нужно удирать. Зверь все равно чувствует больше человека.

Я снова поглядел на юг. И наконец понял, что же происходит.

Подземный толчок вспугнул большое стадо диких быков, кочующих по окрестным пустошам. И они сейчас мчатся сюда вдоль каньона.

– Тьма на ваши спины! – выругался я и вскочил в седло. – Давай, Ветер!

И мы помчались. Копыта звонко стучали по камням. Я то и дело оглядывался – стадо было не просто большим. Оно было огромным. Я подпустил быков слишком близко и теперь видел позади широченную, до самого горизонта дугу. Джерхи, это плохо. Назад в пустоши убраться я уже не успею, а слева… слева каньон. Стадо запросто сбросит меня с обрыва. И тогда – конец. Не спасет даже то, что я оборотень. Кстати, пересвет уже близок… Тьма, не ко времени, не ко времени вздумалось дрогнуть земле!

Оставалось уповать только на быстрые ноги Ветра.

Мы мчались миля за милей, а каньон все так же тянулся слева от меня. Быки не приближались – но и не отставали. Без седока Ветер, конечно, сумел бы оторваться. Но со мной и поклажей… Нет. Нереально. Хорошо, хоть карса догадалась удрать.

Хотя нет, вон она. Ждет меня. Увидела и вновь мягко понеслась вперед.

Быки грохотали позади. Неужели они никогда не устают?

Меар склонился к самому горизонту по ту сторону каньона. Что делать? Что делать, семь джерхов судьбе в печенку? Ну, Лю-чародей, что же ты медлишь, пошли очередное чудо! Хоть бы в полдень все произошло… Затопчут, затопчут ведь, пока буду превращаться…

Копыта размеренно стучали по камню. Резко и одиноко. Зато позади отдельные удары сливались в сплошной многоголосый рокот, словно тысячи варваров били в тысячи походных барабанов. Быки продолжали мчаться, обгоняя собственный испуг.

Когда я уже мысленно начал прощаться с жизнью, Ветер вдруг побежал под уклон. Обрыв становился ниже. Я внимательно всмотрелся – уклон тянулся вниз, сколько виделось. Что там, впереди-внизу?

Ветер, словно почувствовав мою надежду, прибавил. Так прибавил, что мы стали медленно отрываться от гигантского стада. Где-то впереди мелькала рыжая спина карсы. Она тоже могла бы уйти в пустоши, если бы напряглась… но не уходила. Спасибо, Тури, ты и в зверином облике сохраняешь кое-какие человеческие черты. А Вулх, сохранит ли их Вулх, когда Меар сядет? Я не знал.

Вскоре я узнал, что там, впереди-внизу. Ни много ни мало, спуск в каньон. Уж не ведаю, рукотворный или природный. Только в обрыве слева от меня постепенно образовался разлом, похожий на полуутопленное в камне русло пересохшей реки, и русло это все круче загибалось вниз и влево, спускаясь постепенно на дно каньона. И я направил Ветра туда, уверенный, что быки не обратят внимания на ответвление и промчатся вдоль каньона прямо, дальше на север. Карса чуть в стороне уверенно прыгала по камням.

Бедный Ветер заметно устал. То есть он мог еще бежать довольно долго, но я чувствовал, что с каждой минутой ему все труднее будет это делать. К тому же на крутом склоне пришлось замедлиться, чтоб не скатиться вниз, не переломать ноги.

Мы были на середине склона, когда грохот копыт нагоняющего стада стал гораздо громче. Предчувствуя неладное, я оглянулся – быки свернули в каньон, как и я.

– Тьма!!! – истошно завопил я, подгоняя беднягу Ветра.

Вскоре мы оказались на самом дне каньона. Дальняя стена уходила ввысь, так что рассмотреть край удавалось, только задрав голову к вечернему небу. Впрочем, у меня не было времени особо разглядывать ее. Быки ссыпались по склону, не замедляя бега, потому что задние напирали на передних, и тем ничего не оставалось, как еще ускоряться. Падавших затаптывали.

– Давай, Ветер! – заорал я, немилосердно сжимая тугие конские бока. По дну каньона я поскакал на юг. Карса тенью скользила у самой стены, рассекая синие сумерки.

У меня оставалось совсем мало времени. Небо, ну что мешало мне проскочить поворот там, наверху? Невезение, да и только.

Безудержная гонка продолжалась. Каньон полнился тенью, только далеко вверху светлела широкая полоса неба. Восточная стена постепенно стала такой же высокой, как и западная. А стадо позади меня, конечно же, тоже повернуло на юг, растянувшись от стены до стены, так что не осталось ни малейшей щели, в которую можно было бы проскочить и спастись.

А потом я понял, что времени до превращения совсем мало. И прямо на скаку стал раздеваться. Меч сунул в оружейную сумку; сапоги – в двумех, курткоштаны (пока я их снимал, дважды чуть не сверзился с Ветра на полном скаку) – под ремень. Сидеть нагишом в седле было еще то удобство, но выбора у меня не оставалось.

– Эй, Тури! – закричал я что есть силы. – Иди сюда!

И замахал рукой.

Не знаю почему, но карса послушалась. Неслышно возникнув из тени, она коротким выверенным прыжком вскочила на круп коня позади меня и прижалась пушистой шубой к моей голой спине.

– Молодец, котяра! – Голос мой с трудом перекрывал топот преследующего нас стада. – Меня зовут… Одинец!

Слева, совсем рядом, высилась высоченная стена, в отдалении справа – такая же, по пятам неслась смерть, и только впереди маячило слабое пятнышко спасения, только в скорости оставался шанс.

С этой мыслью я провалился во Тьму, на прощание хлестнув Ветра по ушам, чтоб не вздумал замедлиться.