Потерянное имя Ножкина Вета
Только она успела по приезду принять душ, раздался звонок в дверь. Николай стоял на пороге:
– Алька! Быстро собирайся – две футболки и джинсы, больше ничего не бери, ну, купальник разве…
– Да подожди ты… Я ещё даже волосы не высушила, а ты меня уже куда-то тянешь… Куда, хоть скажи?
– К бардам – на фестиваль. Я же тебе рассказывал, что познакомился с бардом Кешей. Отличный парень!
– Ой, слышала я про этих бардов – ноют всякую чушь…
– Нее… ты, видимо, не тех слушала! Меня Кешка недавно водил на их концерт, там один Вениамин выступал – мастер! У них же тоже, представляешь, как и у нас – разные течения…
– Да, ну?! – Алевтина включила фен и, глядя в зеркало на себя и одновременно на что-то говорящего и размахивающего руками Николая, ничего не могла понять из его слов, но это не раздражало. Алька любила наблюдать за самозабвенностью Николая и гордилась тем, что находится рядом с таким талантом.
Выключала фен и услышала обрывочное:
– …в одной палатке мы с тобой, в другой… – фен снова включила.
Фен жужжал, Алевтина укладывала волосы, рассматривала жестикулирующего и закатывающего глаза Николая и думала: «Вот угораздило ж меня втюхаться в этого совсем не приспособленного к жизни художника. Зато у него сердце доброе…».
Алевтина улыбнулась и выключила фен.
– …а вечером картоха на костре, и песни под гитару…
– А на чём поедем? – задала практичный вопрос Алевтина, – Надеюсь, не на твоей раз…
– Раскрасавице моей…
Алевтина вздохнула:
– Когда ты уже себе нормальную машину купишь?!
– Ты же знаешь, что я непривередлив, мне в жизни не нужны излишества…
– Ладно уж, поехали… «без излишеств»…
И уже ближе к вечеру Алька, Коля и новый друг Николая Кеша – сидели на поляне около своих палаток. Кругом всё видимое пространство было утыкано такими же яркими палатками. Где-то вдалеке слышны передаваемые объявления:
– Участникам второго тура конкурса собраться у третьей сцены… участникам второго тура конкурса собраться…
Кеша важно ходил по периметру между палатками, то доставал, то снова прятал в палатку гитару в чехле. Алевтина заметила метания Кеши:
– Кеш, а ты чего не идёшь в конкурс? – Алька кашеварила у примуса, пробуя содержимое котелка на соль.
– Ай, – я этих конкурсов насмотрелся за свою жизнь! Больше ни в один не пойду!
– Чего так?
– Да, понимаешь, я душой песни пишу, а им, ну этим – организаторам, – Кеша кивнул куда-то в сторону громкоговорильника, – Им… шоу подавай… Типа, зрителю нужна современная атмосфера! Птьфуу! Не прошёл я прослушку. Молодняк там какой-то сидит, ничего в песнях не смыслит… – побагровел Кеша, жестикулируя в своём монологе и гуляя желваками во время коротких пауз, – Давай, я тебе спою…
Он взял гитару, как-то отчаянно бряцнул по струнам, потом с деловым видом прислушался и начал затягивать колок: – Вот плывет эта струна, и колок скрипит… мне б хорошую гитару, я б так сыграл… – и продолжая тянуть начатую пластинку, – Совсем уже давно не пахнет бардовской песней…
– А чем пахнет?
– Чем-чем… По-моему, вкусно пахнет из котелка… – Кеша отставил гитару в сторону и потянулся к котелку, видя, как Алевтина пытается снять его с зажима над примусом, – Давай, помогу…
Николай вышел из леса, держа в руке несколько грибов:
– Смотрите, какую прелесть я нашёл…
– А может, мы их туда же, в котелок, а? – подскочил навстречу Николаю Кеша.
– Ты что?! Вот слаб человек… Это же может стать частью вечности – запечатлённое в полотне, например в руках прелестной Алевтины…, – Николай кружил, как ангел над Алькой, примеряя к ней то с одной стороны, то с другой то один гриб, то другой. Алевтина смеялась заливистым смехом.
– У меня всё готово! Где у вас там хлеб, чашки…
– Под это надо бы и чуток накатить… – предложил Кеша и полез в палатку за припасённой фляжкой.
Еда разморила. И после ужина Алевтина примостилась на походном каремате, положив голову на колени тут же сидящего Николая. Кеша дотянулся до гитары, огладил корпус, потряс его, ещё раз подкрутил струну и начал изливать своё музыкальные восхищения вместе с гитарой:
– Едово получилось отменное!… И запах костра унести бы нам… по городам, по городам…
Отдалённо звучащие песни, голоса, смех, щебетания птиц – всё это сливалось в благостную картину отдыха, тянущегося к горизонту августовского дня.
– Алька… – вдруг предложил Николай, – а пойдём, грибы поищем?
– Нее… даже шевелиться не хочется…, – Алька лежала с закрытыми глазами, а Николай травинкой водил по её бровям, носу, губам.
Альке стало щекотно, она скорчила физиогнусию, приоткрыла один глаз и хитро произнесла:
– А пойдём…
– И я с вами! И я с вами! – завопил Кеша.
Алька с Николаем переглянулись, Алька вздохнула:
– Только чур, кто больше грибов найдёт – тот чистить их и готовить не будет!
– Ладно, ладно! Слаб человек… Я обязуюсь сам приготовить жарёху! – вызвался Николай, – Но только после того, как запечатлею!
– А ты, что с собой мольберт взял?! – поинтересовался Кеша.
– А у меня всегда с собой, в машине только… Надо будет на стоянку сходить.
Грибов в округе оказалось не очень много.
– Видимо, здесь поблизости уже всё вытоптали, – сделал вывод Николай.
– Предлагаю сходить за лесополосу, ближе к трассе, – предложила Алевтина.
– Не-ет, там местные всё сняли уже…
Но Алевтина никого не слыша, направилась вглубь леса, туда, откуда был выход на противоположную сторону трассы.
Спустя час, когда уже набрали два пакета грибов, Кеша предложил возвращаться в лагерь.
– Сейчас, сейчас, – вон ещё за теми кустами посмотрю, и – домой… – Алевтина вошла в азарт, быстро шуруя палкой по траве и то приседая, то отбегая и сваливая добытое в пакет в руках Николая.
– Ой… а что это… – Алевтина взвизгнула, увидев что-то в кустах и попятилась в сторону к Николаю, одновременно пытаясь рассмотреть что-то большое лежащее под листьями в овраге, – Ой, ма-амочка…
Алевтина заверещала неестественным голосом, когда Николай подошёл к куче, слегка разгрёб её, обнажив человеческую кожу.
– О-о! – изрёк Кеша, пятясь назад, – Надо позвать охрану лагеря, а то ещё свесят на нас всех волков… А лучше вообще дать дёру отсюда – будто нас здесь и не было.
– Нее… надо посмотреть – живой он или нет, кожа-то, вроде, не трупа, – предположила немного осмелевшая Алевтина, подходя ближе и разглядывая.
Николай уже сделал попытку притронуться дрожащей рукой:
– Цвет кожи не похож на трупный…
– Да, пьяный поди, валяется тут, – осмелел Кеша, тоже подходя ближе, но осторожно ступая на листья, будто боясь наступить ещё на одно тело, – Я, это, сбегаю – позову кого надо – ага? – и быстро ретировался, не забыв прихватить с собой пакет с грибами.
Николай уже нащупал у лежащего тела вену на шее:
– Живой… Ээ-й, товарищ…
– Чего он здесь голый-то делает? – оглядывая тело, поинтересовалась непонятно у кого Алевтина, – И вроде, не очень грязный, значит, недавно лежит.
– Да… ночью-то холодно, за ночь-то окочурился бы точно…
– Да, он и так ещё не известно – чего не в себе… Без сознания что ли…
– Смотри, кровь на голове…
Через минут тридцать Кеша привёл подмогу – организаторов фестиваля и местного медика. Медик осмотрел тело. Организатор уже связался по рации с городом.
Ещё через полтора часа приехали скорая, милиция.
Толстый, пыхтящий и постоянно утирающий пот майор полиции представился, как Черняков, и начал осмотр места происшествия. Но вскоре у него сработала рация, его вызывали на место ДТП, произошедшее здесь же недалеко:
– Да был я уже там, – огрызнулся рации Черняков, – там авария произошла примерно четыре часа назад. Вишнёвая девятка не справилась с управлением и въехала в бензовоз. Погорело всё конкретно. Водителя бензовоза, ещё живого, но сильно обгоревшего, увезли в Артём – до Владика дальше, могут не успеть. А в вишнёвке, кроме водителя, похоже, был ещё пассажир – но оба в кочерыжки превратились. Теперь только экспертиза покажет – кто да что. Ещё хорошо, хоть от машины капот оторвало и далеко отбросило – хоть по цвету попробуют эксперты картину составить…
Майор ходил вокруг колдующего над телом врача скорой и возмущался:
– Не, ну прикинь, сегодня хотел идти на больничный – совсем чё-т спина болит, – майор в очередной раз вытер испарину на лбу, – а тут, как назло выезд за выездом. Ты может, это, – обращаясь к врачу, – здесь по-быстрому всё оформи… Он не пьяный случаем? Может, напился да и лёг отдохнуть? В вытрезвитель его доставь…
– Ага, а разделся он сам и зарылся с головой в кучу листьев?! – произнёс тихо, но уверенно врач скорой.
У врача на голове возвышался красный ирокез. Только белый халат выдавал в нём дисциплинированного человека.
– Ну, ты это – придумай чего-нибудь… Домой мне жуть как надо, понимаешь… Вчера с друзьями гульнули – трубы горят, жуть… А тут – без опознавательных, без документов, да ещё и без чувств… Если мне задерживать кого-то из этих, – майор кивнул в сторону стоящих неподалёку Алевтины и Николая, – эт точно до утра… Давай придумаем чё-нить, а?
Майор умоляюще смотрел на врача.
– Похоже, его приложили по голове… Надо дело открывать…
– Чё ты, правильный такой чё ли? При нём ни документов, ни одежды – да я и не до утра даже, а до завтрашнего вечера с ним не расквитаюсь…
– Я не знаю, чесслово, чем тебе, майор, помочь. Я его доставлю в больницу на Партизанской, а там как раскрутят.
– Ты, чё – правильный?
Врач не стал дослушивать майора, позвал санитара:
– Носилки давай…
Скорая уезжала, увозя тело неизвестного, подающее еле заметные признаки жизни.
– Чёрти чё, – выругался майор, запрятав в заплечную сумку протокол с места осмотра, и направляясь к Кеше, Николаю и Алевтине.
– Короче, вы мне оставили свои данные, никуда не уезжайте из города, вызовут повесткой. Алевтина возмутилась:
– Как это «не выезжать»? У меня через три дня рейс…
Николай заступился за Алевтину:
– Да мы сами по-мужицки разберёмся, чего сюда приплетать женщину.
Майор вытер со лба испарину и оживился:
– Вот это хороший разговор, вот это я понимаю. Ты это, как тебя? Николай? Вот тебе мой телефон, – он вытащил визитку и протянул Николаю, – Вы же на фестивале? Пока выходные – вы отдыхайте, ребята, а потом я звякну – потолкуем.
Майор пошёл к своей машине, в сторону трассы.
– Слаб человек! – вздохнул Николай, – Пойдёмте уж в лагерь. Кеш, ты узнал – какая там программа?
– Какая программа? У нас будет своя программа – нужно руки от этой грязи хорошо проспиртовать и «голос поставить».
– А голос ставить зачем? – не поняла Алевтина.
– Это у бардов так обозначают – принять по сто грамм, – уточнил Николай, – Идёмте уже в лагерь, холодает.
6. Муха
«Муха карабкается по стене. Ведёт себя, как перебежчик: сделает несколько шагов, остановится, потом возвращается на какую-то пройденную точку, и – снова вперёд. Шаги? Это слово для мухи? Она идёт? Шагает? …М-м… как болит голова… ползёт…»
Так Неизвестный наблюдал за мухой. Он уже несколько минут, как открыл глаза. С трудом повернул голову – она была тяжёлая, и что-то мешало в области затылка. «Что это?» – Неизвестный осмотрел в пределах видимости место, где находился.
«Окно. За окном светит фонарь – вытянутый корпус фонаря похож на… На что он похож? …Как болит голова. Около фонаря много мошкары. Свет от фонаря падает на стену, по которой медленно движется муха – или очень рано, или слишком поздно. Муха толстая. Не чувствует никакой угрозы, потому и не улетает… Мозг работает… Причинно-следственные связи… При чём здесь связи? Какая связь у меня с этой мухой? У меня… Кто я?»
Неизвестный открыл рот и хотел выкрикнуть что-то. Получилось что-то вроде:
– Ы….
Он с трудом повернул голову в другую сторону. «Кровать. На ней кто-то спит – слышно, как булькает дыхание спящего. Укрыт чем-то тёмным… Плед, жёсткий плед. Такой же на мне».
Ещё одна попытка что-то произнести:
– Ы…….
В руку воткнута иголка, от неё трубка идёт к капельнице. На штативе капельницы пузатый флакон с жидкостью. «Хочется в туалет. Сейчас лопну…».
Неизвестный попробовал встать. Боль от головы прошлась до самого корня языка и выдавила:
– М-м…
В это время дверь открылась и прямо на него пошла, шурша обувью по полу полная фигура в белом халате, белом колпаке, которые от света, падающего от фонаря за окном становились то серыми, то местами белыми, то жёлтыми:
– Очухался? – произнесла белая, посмотрела на капельницу.
– Ы… – снова попытался выдавить из себя Неизвестный.
– Чего? – переспросила белая, – Сейчас дежурного врача позову…
«хоспитал, – подумал Неизвестный, – Ай… ху эм ай?»
Пришёл врач. За ним белая. Включили свет. Муха зажужжала и полетела в кругосветку над лампой. Свет резанул по глазам, стало ещё больнее голове в затылке… Хлопок где-то перед ушами донёс набор непонятных слов вошедших, как сквозь скафандр:
– Я его спрашиваю, мол, в себя пришёл, а он мне «ы…, ы…»
– Больнойглазоткройтееее… – услышал совсем непонятную фразу Неизвестный.
Врач расширил пальцами зрачки:
– Зрительные рецепторы срабатывают. Как вас зовут?
Неизвестный, щурясь, смотрел на глядящего на него совсем близко человека. «Something familiar in this phrase…» – подумал.
– Как-ваше-имя? – переспросил доктор.
«Как-ваше-имя… Май нэйм….майнэйм…» – Неизвестный смотрел на склонившееся к нему лицо, и понял, что спрашивают его имя, но ничего вспомнить не получалось. Нестерпимо хотелось в туалет.
– Ы…. – Неизвестный указал рукой ниже живота.
– Принесите ему утку, – сделал распоряжение врач и пошёл из кабинета, на ходу говоря белой какие-то фразы ещё.
«Where do they go? I want to go to the toilet… I have to get up…» – даже не слова, а ощущения внутри болезненной головы подсказывали ему желания.
Тут неизвестный увидел, что на соседней кровати произошло оживление. К нему повернулась тёмная небритая рожа. Лица там было совсем мало – только чуть ниже глаз. Остальное – рожа.
«I remember what a face and erysipelas are. I see that I am in the hospital. Who am I? Why can’t I say anything… How headache…»
Зашла белая, в руке у неё был пластиковый флакон странной формы. Она махом отдёрнула плед, примостила устройство между ногами и произнесла добрым голосом:
– Ну, давай, дорогой…
«So well said incomprehensible, – подумал Неизвестный, – But what does this mean? What she does? Oooh… Хорошооо…»
Внизу живота стало легче с высвобождением накопившейся жидкости.
Как только белая ушла, Неизвестный увидел, как обладатель небритой рожи стал подниматься со скрипящей постели. Сел, вперившись взглядом в Неизвестного, кулаками рук опершись на матрац:
– Как зовут?
Неизвестный уставился на рожу.
«Каак завут…» – повторил мысленно, пошевелил губами, но выдавить слова не получилось.
Утром следователь в кабинете врача занял нападающую позицию:
– Значит, амнезия? Ещё мне этого не хватало… Хотя – это теперь ваш геморрой. Мне он всё равно никаких показаний дать не сможет, так что пишите протокол, и концы в воду…
– То есть, как это «концы в воду»? Вы должны найти зацепки…
– Какие зацепки? Он теперь сам – как сплошная зацепка… Ничего-ничего, подлечите его, а если он чего-нибудь вспомнит – звоните. Но мой вам совет… Бомж – он есть бомж… В приют его не оформить. В розыскной базе такого нет – я все фото просмотрел. Так что – моё дело сделано, имею честь, – и как можно быстрее со своей переваливающейся тучной походкой скрылся за дверью.
– Честь он имеет… – пробурчал вслед врач, нервозно подёргивая щекой.
Неизвестный немного пообвыкся к обстановке. И к вечеру следующего дня уже понимал, что говорят окружающие, но слова цеплялись друг за друга, как будто выныривали откуда-то из другого пространства, а произносить ничего не получалось. Попытался встать. Белая как раз вошла в палату, уколы принесла:
– Ой, чего творишь-то? Постельный режим! Постельный режим! Давай, ложись, я тебе обезболивающий поставлю.
А когда Белая ушла, Рожа уставился на Неизвестного:
– Вона как! А я всё думал – амнезию эту только в кино показывают… А тут вот она – совсем рядом, вот будет о чём нашим рассказать.
7. Неизвестный
Прошло ещё несколько дней.
В ординаторской собрался консилиум по поводу выработки единого мнения по диагнозу поступившего без документов больного и схемы лечения.
– Реакции на свет, чувствительность, потребности сохранены.
– Но ему не удаётся вспомнить «кто он». Отсутствует речь. Но реагирует на некоторые простые вопросы. Надо провести обширное МРТ, рентген органов…
– На какую статью расходов мы его поставим? – спросил один из врачей.
– Какая бы ни была… Он – человек, и он у нас… – ответил главврач.
Неизвестный во время обеда обжёг язык горячим чаем и чувствовал, как язык болит, значит язык есть и он работает. Он не понимал многие слова, которые произносили вокруг него, но что-то было понятно. В горле как будто поперёк что-то застряло. Врач принёс ручку и листок и попросил написать, «как имя». Неизвестный нарисовал на листе вопросительный знак и уставился на доктора.
– Амнезия… амнезия, – произнёс недоуменно-восторженно доктор, ведь на его долгой практике это был первый случай, и вышел из палаты.
На следующий день во время обхода пришли несколько врачей. Неизвестного осматривали, кололи иглами, обстукивали, водили молоточком перед глазами, заставляли вытягивать руки и касаться пальцем конца носа. Потом отправили на рентген и на обследование в белом саркофаге, где в уши колотил молоток, пищал какой-то аппарат, похожий на допотопный сканер.
Неизвестный больше не пытался произносить что-либо. Но как-то взял с кровати соседа газету, он мысленно прочитал текст, мало что понял, разглядывая слова, которые были как будто с трудом вытаскиваемые откуда-то из глубины. Он разглядывал свои руки, ноги и понимал, что это. Когда рожа в очередной раз вступила в контакт, подойдя к задремавшему Неизвестному и начал тыкать в его тело пальцем, проверяя «жив ли» и бормоча что-то, проснувшийся открыл глаза и кивком дал понять «what is needed?». Рожа сел на краешек кровати Неизвестного и стал печально рассказывать какую-то историю, которую слушающий почти понял… Так, в полунемых разговорах тянулись дни.
Следователь открыл дверь рывком, зашёл уверенно и сел на стул около кровати Неизвестного. Тяжело дыша и вытирая выступившую испарину, достал из сумки бумагу, ручку и потянул Неизвестному:
– Пиши – «Я такой-то такой-то, претензий не имею, и прошу меня выписать в связи с выздоровлением. Подпись, дата».
Неизвестный смотрел на листок, на человека в форме, и вдруг подскочил – встал навытяжку, выгнув грудь, как по команде «смирно». Следователь тоже привстал, косо взглянул на Неизвестного, сглотнул слюну:
– Да, по тебе, братец, дурка плачет… Вот только оформление туда без документов-то уйму времени займёт. Да и кому ты там нужен, сейчас же всё на хозрасчёте. Кто за тебя, безвестного да бездомного, платить будет? Ладно, расслабься, – Следователь похлопал по плечу Неизвестного.
Но Неизвестный продолжал стоять, уставившись глазами в какую-то невидимую точку по центру глаз.
– Сядь, я тебе сказал! – прикрикнул майор и ладошкой похлопал по постели.
Неизвестный как будто пришёл в себя, обмяк, всматриваясь в лицо напротив, и тоже похлопал по постели, и зачем-то улыбнулся. Апосле присел под нажимом руки Следователя.
– Так, короче… Раз ты так, надо брать ситуацию в свои руки.
Следователь вышел из палаты.
Зашла санитарка, ворча:
– Этапируем, этапируем… А во что я его одену? С меня ж потом спросят больничную одёжу…
За ней следом протиснулся следователь, озираясь за дверь:
– Давай, давай побыстрее, машина уже заждалась. А доктору скажешь, что ничего не видела – сам куда-то делся. А ты, Дудень Илья Алексеевич, – обратился майор к лежащему на соседской кровати Роже, – Только пикни, я тебе сладкую жизнь устрою, свешать на тебя найду что… Кстати, это твои штаны? – он указал на висящий на спинке кровати спортивный костюм, – Конфискуем!
– Но… – хотел возмутиться Рожа.
– Молчать, сказал, – и кинул одежду Неизвестному, – Переодевайся.
Штаны и кофта оказались велики. Штаны пришлось подкрутить в поясе, и рукава тоже. В таком виде следователь повёл Неизвестного, подталкивая в спину. Минуя коридор, в котором было много народу, вывел во двор, и почти насильно затолкнул в уазик.
– Куда? – спросил водитель в полицейской форме, – В отделение?
– Ты прямо поезжай, за Первую речку… я скажу, где остановиться.
8. Кактус и цитрус
В глухом проулке одной из Проходных улиц майор приказал притормозить и попросил Неизвестного выйти из машины. Пока Неизвестный оглядывался по сторонам, машина дала газу и уехала, оставив клубы пыли не асфальтированной дороги.
Неизвестный посидел некоторое время у обочины. Машин здесь не предвиделось, людей тоже. Лесополоса вдоль дороги, да вдалеке слышимые громкоговорители и запах гари. Туда Неизвестный и побрёл. Вскоре он вышел на железнодорожные пути, и пройдя их, ещё издали заметив автомобильную развязку, побрёл ближе к цивилизации. Долго куда-то шёл и шёл, проходя мимо спешащих людей, мимо трамвайных линий. Уткнулся в район стоящих полукругом длинных жилых домов.
В животе урчало от голода, хотелось просто пить воды. Снова вернулась головная боль. Он шёл по направлению к пахнущему свежестью воздуху.
«There must be water…", – думал Неизвестный, продолжая петлять между зданиями.
Около светофора, недалеко от крыльца, над которым красовались знакомые буквы «Lotos», присел на лавочку. Рабочий вынес из лавки с овощами коробку с полусгнившими продуктами и поставил около скамьи. Как только рабочий ушёл, бедолага быстро рукой перебрал содержимое, достал два совсем чёрных банана и подался через дорогу, в сквер, подальше с глаз людей.
В сквере, на детской площадке прогуливалась только одна мамаша с коляской. Завидев бомжеватого типа, она ускорила шаг.
Неизвестный присел на карусель, снял кожицу с банана. Мякоть плода вывалилась из рук и плюхнулась под ногами в песок. В руках осталась только кожица. Слизав языком со стенок кожицы коричневое месиво, Неизвестный попинал тапками песок, закапывая содержимое. Кожицу аккуратно сложил втрое, и выкинул в мусорную урну, которую заприметил ещё с площадки.
Хотелось помыть руки, избавиться от запаха гнили на ладонях, но ничего подходящего рядом не нашлось. Пройдя ещё с полкилометра, он вышел на длинный ряд ограждения, стоящего вдоль дороги.
«There is a river?» – подумал Неизвестный и направился ближе к ограждению.
Так и оказалось. Спуск со стороны берега представлял крутую тропинку, спускаясь по которой, приходилось крепко держаться за ветки здесь же растущего кустарника и деревьев. И всё-таки спуститься на ногах не получилось. В какой-то момент равновесие потерялось и Неизвестный покатился кубарем вниз.
С речки за ним наблюдали трое мальчишек, удивших рыбу. Было забавно смотреть, как неуклюже спускается этот недотёпа. И когда неумелец ещё и свалился вниз, пацаны расхохотались, умиляясь неловкости взрослого чудака.
Чудак ещё более развеселил мальчишек, когда поднявшись, стал отряхиваться. Потом, как сам не свой нашёл место у воды с утопленными камнями, примостился на них, помыл руки и начал жадно пить воду.
Напившись и вытирая ладонью губы, он теперь только заметил пацанву. Мальчишки смеялись уже взахлёб и тыкали пальцами в пришельца. Незнакомец улыбнулся, а потом тоже стал беззвучно смеяться. Смеясь, он отряхнул свой спортивный костюм, подтянул штаны и направился к мальчишкам.
Мальчишки, не совсем соображая, чего можно ожидать от чудака, начали быстро скручивать удочки. Более всех торопился тот, что находился всех ближе к незнакомцу. Он даже немного растерялся, торопясь ретироваться. Схватил ведёрко с уловом, заплечную сумку. Удочка выпала, леска раскрутилась, зацепилась за что-то. Пацан подёргал леску, и боясь попасть в руки уже приближающемуся незнакомцу, бросил удочку и дал дёру. Быстро вскарабкался по крутому глинистому обрыву и был таков. Мальчишки, втроём ещё немного понаблюдали с верхотуры обрыва за чудаковатым дядькой.
Неизвестный поднял удочку, отцепил запутавшуюся леску и присел около воды.
День уже перевалил за полдень. «Headache. How you want to sleep, – думал Неизвестный, – where to go, and most importantly – who am I?…»
Неизвестный омыл руки, почистил штаны и кофту, и стал искать глазами удобное для подъёма наверх место.
Выбравшись, наконец, от речки и пройдя немалое расстояние, следуя за интуицией, Неизвестный старался обходить широкие улицы и крупные районы. Но в одном из мест, недалеко от красивого здания с театральными афишами, он увидел цветочный магазин. Ноги понесли его прямо на витрину. Он постоял около стеклянного фасада, разглядывая растения в горшках, и заметив что-то неладное в одном из горшков, бесцеремонно зашёл в лавку, подошёл к кактусу, прокрутил цветок в руках, заглянул под основание корня, поковырял землю, растёр почву, посмотрел на вымазанные пальцы, покачал головой. Потом заглянул под ещё одно растение, другое. И всё качал-качал головой. Продавщица, растерянно наблюдая за странным посетителем, вначале остолбенела, но спохватилась, пришла в себя и потребовала:
– Мужчина, что вы делаете? Зачем вы ковыряетесь в наших цветах?
– Ы… – только и произнёс Неизвестный, и сам того не ожидая, схватил с витрины первый попавшийся ценник и начал требовать жестами ручку.
Продавщица поняла, что это немой, но чтобы не заполучить проблем от него, решила выполнить его требование. С испуганным видом она нащупала ручку, протянула.
Неизвестный написал на английском «For desert cactus and citrus peat – death». Положил ручку и вышел.
Продавщица, глядя на надпись, затем вслед странному посетителю, пожала плечами, скомкала испорченный ценник и выбросила в мусор.
Неизвестный почувствовал прилив сил. Выйдя из цветочного магазина, он теперь уже смело шагал по пешеходной дорожке широкого проспекта, заложив руки за спину и улыбаясь прохожим.
9. Спасение
В этом приподнятом настроении он присел на лавочку, на другой край которой почти следом же присела пожилая женщина, тяжело опустившаяся рядом и поставившая сумку на колёсиках, из которой аппетитно торчал хлебный батон. Неизвестный скосил взгляд на него. Поймав взгляд женщины, он смутился и еле сдержал сглатываемую слюну.
«Nowhere to put your hands. The fingers are dirty again. So I want to wash them Некуда деть руки. Пальцы снова грязные. Так хочется их помыть)» – думал Неизвестный и старался выковырять грязь из под ногтей краешком кофты.
Читать бесплатно другие книги:
