Ясновидящая Робертс Нора
Все это время звонил телефон. А может быть, это звенит у него в ушах? Временами он мог думать о Фэйф здраво и тогда удивлялся, почему они до сих пор не пожрали друг друга без остатка.
Она, прерывисто дыша и постанывая, с закрытыми глазами, твердила его имя, и он остался с ней до конца.
– Уэйд… – прошептала Фэйф. – Как я чудесно себя чувствую. Точно меня позолотили внутри и снаружи.
И она открыла глаза.
– А ты как?
Он знал, что она рассчитывает услышать, поэтому подавил желание зарыться лицом в ее волосы и пробормотать слова, которым она не поверит. Слова, которые для нее ничего не значили, когда он был еще достаточно глуп, чтобы их говорить. Поэтому Уэйд сказал:
– Да, это было аппетитнее, чем гамбургер, который я собирался съесть за ленчем.
Она рассмеялась и обхватила его руками за шею – жест столь же дружеский, сколько интимный.
– Но у меня есть кусочки, которые ты еще не отведал. Так что, если…
– Уэйд! Милый, ты наверху? – раздался женский голос.
– Господи! Это моя мать.
– Ну что ж, это… забавно.
Она фыркнула, и Уэйд молниеносно зажал ей рот ладонью:
– Тише! Только этого мне не хватало.
Фэйф что-то промычала в его ладонь, трясясь от смеха.
– Но это не смешно, – прошипел Уэйд, однако ему тоже вдруг захотелось расхохотаться.
Он слышал шаги матери, которая певуче выкликала его имя, как в детстве, когда звала сына ужинать.
– Пожалуйста, помолчи, – прошептал он Фэйф, – и оставайся здесь. Никуда не уходи, и чтобы ни звука.
Он медленно отстранился.
– Уэйд, ты прелесть, – сказала Фэйф, когда он подошел к двери, и с деланым испугом зажала рот пальцами, когда он резко обернулся.
– Ни звука! – строго повторил он.
– Хорошо, но, может быть, ты спрячешь это самое…
Он взглянул вниз, выругался, привел себя в порядок и застегнул «молнию».
– Мама? – стрельнув в Фэйф предупреждающим взглядом, он вышел и плотно затворил за собой дверь.
Перепрыгивая через несколько ступенек, он сбежал вниз, благодарный судьбе за то, что мать вышла поискать его во двор.
– А, вот где ты, сынок. А я уже хотела оставить тебе записочку.
Голос у нее был нежный, как мяуканье котенка, но воля железная. В последний год учебы в средней школе она была избрана «Королевой бала», а потом воцарилась как «Королева графства». Ее лицо, розовое и конфетно-красивое, сослужило ей хорошую службу в прошлом, служило и сейчас, потому что она с религиозным рвением, не из тщеславия, а из чувства долга, стремилась сохранить его в лучшем виде. Ее муж был важной фигурой в городе, и его жена должна быть его достойна. Бутс нравилось все красивое. В том числе и она сама.
При виде Уэйда она распахнула объятия, словно не видела его не два дня, а два года. Когда сын наклонился к ней, она расцеловала его в обе щеки и быстро отпрянула.
– Милый, как ты разгорячен. У тебя лихорадка?
– Нет, я прекрасно себя чувствую. Я просто был в… послеоперационной, а там немного жарко.
Надо было обязательно отвлечь ее внимание от себя, и Уэйд знал самый верный прием.
– А ну-ка я на тебя посмотрю.
Он взял ее руки в свои и окинул долгим одобрительным взглядом с ног до головы.
– Какая ты сегодня красивая.
– Ну что ты! – Бутс рассмеялась, но порозовела от удовольствия. – Я только что уложила волосы, вот и все. Посмотрел бы ты, когда Лори еще не привела меня в порядок. Я выглядела как замарашка.
– Это просто невозможно.
– Ну ты слишком снисходителен. У меня полно дел, но я просто не могла не забежать, чтобы взглянуть на своего мальчика.
Бутс потрепала сына по щеке и направилась в кухню.
– Уверена, что ты еще не ел, поэтому приготовлю тебе что-нибудь на ленч.
– Мама, у меня в послеоперационной Сэди, собака миссис Дотти. Я должен присматривать за ней.
– О господи, что с ней? Бедная Дотти просто не переживет, если с собакой что-нибудь случится.
– Ничего страшного, сделал операцию, чтобы она не приносила ежегодно щенят.
– Уэйд, у тебя в холодильнике почти пусто! – воскликнула Бутс, распахнув дверцу. – Я пойду сейчас на рынок и что-нибудь тебе куплю. И не возражай. С тех пор, как ты ушел из дома, ты питаешься кое-как. Завтра я тебе принесу запеченного тунца, ты же его любишь.
Уэйд ненавидел запеченного тунца, но ему так и не удалось убедить в этом мать.
– А может быть, отнесу немного и малышке Тори. Я только что виделась с ней. Она так повзрослела.
Бутс поставила вариться три яйца.
– Она так быстро устраивает свой магазин. Понятия не имею, откуда у этой девчонки столько энергии. Богу известно, ее мать никогда не была энергичной особой, а папаша… ну, если о человеке ничего хорошего сказать нельзя, то лучше вообще не говорить.
Бутс поджала губы и вытащила из шкафчика банку с маринованными огурчиками.
– Всегда была неравнодушна к этой девчонке, хотя, не знаю почему, не смогла стать ей ближе. Бедный ягненочек, мне всегда хотелось схватить ее на руки и принести к себе домой.
«Любовь делает нас беспомощными, – подумал Уэйд. – Когда бы и откуда она ни пришла». Он подошел, обнял мать и приложился щекой к ее только что уложенным волосам.
– Я тебя люблю, мамочка.
– Ну, миленький, и я тебя люблю. Сейчас я сделаю тебе яичный салат, и мне не придется стоять и смотреть, как мой единственный сын умирает с голоду.
Он сделал над собой усилие и рассмеялся.
– Мама, а почему бы тебе не добавить еще яйцо и сделать салат на двоих? Пойду только взгляну на Сэди, и после мы с тобой поедим.
– Это было бы славно.
Бутс положила еще одно яйцо в воду и оглянулась, глядя Уэйду в спину. Ей было очень хорошо известно, что ее сын взрослый человек, но для нее он все равно оставался ребенком. А мать никогда не перестает беспокоиться о своих детях. «Мужчины, – подумала она, вздыхая, – такие деликатные и забывчивые существа, и женщины, женщины определенного сорта, всегда могут этим воспользоваться. Двери старого дома не такие массивные, какими считает их Уэйд, и женщина в пятьдесят три года сумеет распознать, что означают некоторые звуки. Бутс догадывалась, кто был с ее мальчиком по ту сторону двери, но решила приберечь свое мнение на этот счет и стала нарезать огурцы. Однако она теперь будет следить за Фэйф Лэвелл, как ястреб.
Фэйф ушла. Он мог бы предположить, что так и будет. А к двери она прилепила бумажку, на которой нарисовала сердце и запечатлела на нем поцелуй, оставив красный сексапильный отпечаток губ. Уэйд снял бумажку и, обозвав себя идиотом, положил в ящик стола, чтобы сохранить. Когда она будет в настроении – она придет снова. И он ей разрешит. Он будет ей разрешать, пока не запрезирает себя совсем или, если повезет, не научится относиться к таким свиданиям просто как к интересному развлечению.
Сэди уже проснулась, хотя взгляд карих глаз был еще стеклянный и мутный. Он погладил собаку по голове, взял ее на руки и понес наверх.
9
После занятий сексом ей всегда хотелось пить. Находясь уже в гораздо более благожелательном расположении духа, чем до встречи с Уэйдом, Фэйф решила заехать к Хэнсону и купить себе бутылочку чего-нибудь холодного. Она взглянула вверх на окна Уэйда и мысленно послала ему поцелуй. Может быть, стоит позвонить ему попозже и узнать, не желает ли он прокатиться куда-нибудь вечерком. Может быть, рвануть в Джордж-таун и найти себе какое-нибудь приятное местечко недалеко от воды.
Ей хорошо с Уэйдом, удобно и волнующе. Он так же постоянен, как солнечный восход, всегда на месте, когда бы ей ни понадобился. В ней зашевелились воспоминания о давно минувшем лете, когда он так часто, много и легко говорил о любви и семье, доме и детях, но она заглушила их и стала думать о прелестях внебрачного секса. Ей нужно только это, и ему, к счастью, тоже. И за это она вознаградит себя и его, займет у Кейда его «Конвертибл», и они поедут на побережье, где-нибудь припаркуются и будут обжиматься, как подростки.
Свою машину Фэйф припарковала за несколько магазинов от уэйдовского ветеринарного пункта. Незачем давать пищу болтливым языкам, хотя они и так болтают всегда обо всем и невесть что. Фэйф уже хотела скользнуть в автомобиль, но тут увидела, как из своего магазина вышла Тори и осталась стоять недвижимо на тротуаре. «Вот гадкий утенок, который никак не может стать белым лебедем», – подумала Фэйф и, подгоняемая любопытством, перешла улицу.
– Ты в своем обычном трансе?
Тори вздрогнула, но тут же расслабилась.
– Просто хотела посмотреть с улицы на витрины. И вывеску лишь недавно прикрепили.
– Гм… – И Фэйф, подбоченясь, тоже обвела фасад магазина долгим взглядом. Буквы на вывеске, еще блестевшие свежей краской, выглядели классно.
– «Южный комфорт»? Ты и им собираешься торговать?
– Да.
Присутствие Фэйф не давало возможности насладиться радостью собственничества, и Тори снова направилась к двери.
– Ты не слишком-то любезна с потенциальной покупательницей, – заметила ей вслед Фэйф.
Тори обернулась. Взгляд у нее смягчился.
– Я еще не открыла магазин.
Фэйф ухватилась за дверь, прежде чем она успела захлопнуться, и протиснулась внутрь.
– Ну ты еще совсем не готова, по-моему, – и Фэйф оглядела пустые полки.
– Извини, но мне надо работать, Фэйф.
– А ты не обращай на меня внимания. Иди и занимайся своими делами.
Фэйф махнула рукой и, движимая столько же упрямством, сколько и любопытством, принялась расхаживать по магазину. Все сияло безукоризненной чистотой, пришлось ей признать это. Стекло так и сверкало в витринах, дерево было отполировано до блеска.
– А у тебя хватит товаров, чтобы заполнить все это пространство?
– Будет достаточно.
Смирившись с вторжением, Тори принялась распаковывать коробки. Если она достаточно знает Фэйф Лэвелл, то скоро ей все надоест и она удалится.
– Если тебе интересно знать, то я планирую открыться в следующую субботу. Самый лучший товар будет продаваться с десятипроцентной скидкой, но только в этот день.
Фэйф дернула плечиком:
– В уик-энды я всегда занята.
Она подошла к главной витрине. Внутри на подкладке белого шелка лежали украшения ручной работы: камни в серебряной оправе. Забыв обо всем на свете, Фэйф хотела приподнять крышку, но она была заперта. Фэйф тихонько выругалась и осторожно покосилась на Тори: заметила та или нет. И обрадовалась, что Тори не обратила внимания.
– У тебя здесь есть милые побрякушки. – Ей очень захотелось иметь, и немедленно, серебряные висячие серьги с ляпис-лазурью. – Я и не думала, что ты станешь ими торговать. Ты сама их, наверное, никогда не носила.
– У меня три художника работают над такими безделушками, – ответила Тори. – Мне особенно нравится брошь с гранатами и цитринами.
– Милая вещица, но вообще я не поклонница брошек. А вот серьги мне нравятся.
– Приходи в субботу.
– Я могу быть занята. – Да, она хотела серьги прямо сейчас. – Почему бы тебе не продать их мне сегодня? Для почина? По-моему, ты и открываешь магазин, чтобы все это продавать, правда?
Тори поставила на полку глиняную масляную лампу и постаралась согнать улыбку с лица, прежде чем повернулась к Фэйф.
– Я еще не открыла магазин, – и Тори направилась к витрине, – но ради прошлого… – Она сняла ключ, висевший в связке у пояса. – На что же ты положила глаз?
– Вот те, – Фэйф постучала по стеклу, – серебро и ляпис-лазурь.
– Да, прелестные серьги. И пойдут тебе.
Тори сняла серьги с шелковой подкладки и, прежде чем отдать Фэйф, поднесла к свету.
– Можешь примерить их перед зеркалом. Художница живет на окраине Чарлстона и делает красивые вещи.
Когда Фэйф направилась к трельяжу в бронзовой оправе, Тори вынула из витрины кулон на длинной цепочке. Если представляется случай продать не одну вещь, а сразу две, так почему не попытаться.
– А вот это одна из моих любимых вещей. Кулон очень подходит к серьгам.
Стараясь не показать своего интереса, Фэйф взглянула вниз. Оригинальный кулон из лазурита в серебряной оправе сразу очаровал ее.
– Да, необычный. – Фэйф хотела отложить серьги и взять только кулон, но сдалась. – Такое не увидишь на каждой встречной.
– Я собираюсь продавать только уникальные вещи.
– Думаю, что возьму и серьги, и кулон. Целую вечность ничего себе не дарила. В Прогрессе всегда и везде одно и то же.
Тори закрыла витрину.
– Отныне будет по-другому.
Поджав губы, Фэйф взглянула на ценники.
– Многие решат, что ты запрашиваешь слишком дорого, но они будут не правы. В Чарлстоне ты могла бы все это продавать дороже.
– Но я не в Чарлстоне. Возьми футляры.
– Не беспокойся. Я все сразу и надену.
Фэйф открыла сумочку и небрежно бросила туда прежние серьги.
– Срежь ценники и пробей чек.
– Но у меня еще нет кассового аппарата.
– Тогда я выпишу тебе чек.
– И дай-ка мне твои прежние серьги, я положу их в футляр.
Фэйф фыркнула и, порывшись в сумке, достала старые серьги.
– Хорошо, заботливая, аккуратная мамочка.
«Секс и покупки, – подумала Фэйф, – лучше занятий не существует, и так приятно бывать среди красивых вещей».
Кто бы мог подумать, что из худенькой странной девчонки вырастет женщина с таким прекрасным вкусом и такими деловыми способностями? Да, магазин произвел на Фэйф впечатление, она даже немного позавидовала умению Тори придумать нечто интересное и создать свой бизнес практически из ничего. Не то чтобы Фэйф сама хотела принять участие в подобном предприятии. Такой магазин связал бы ее по рукам и ногам, как морской канат. Но, может быть, теперь жизнь в Прогрессе станет немного интереснее.
– Знаешь, вот эту вазу надо водрузить на подставку, так, чтобы стекло просвечивало… – предложила Фэйф.
Тори так и хотела сделать, но еще не успела распаковать подставки. Занятая подсчетом, она рассеянно взглянула на Фэйф.
– Ну вот, я все подсчитала, включая налог на доставку. Может, проверишь?
– Но у тебя всегда отметки были лучше.
Фэйф начала проверять, но входная дверь снова открылась, и она могла поклясться, что Тори при этом застонала.
Лисси всегда говорила писклявым голоском, и, по мнению Тори, это было одним из ее недостатков. Были и другие: например, склонность окружить себя одуряющим запахом ландышей, и этот запах сейчас влетел вместе с нею в магазин и оставался здесь долгое время после ее ухода.
Тори скрипнула зубами, пытаясь изобразить улыбку.
– Вот забавно. Я только что уложила волосы, иду в офис и вдруг вижу, что вы в магазине.
Тори метнула на Фэйф многозначительный взгляд. Та в ответ ослепительно улыбнулась, сигнализируя полное понимание, и затрепетала ресницами.
– Да, я тоже зашла совсем недавно, увидела на магазине вывеску.
– Вывеска очень впечатляющая. Все так удачно складывается, одно к одному. – Положив руку на живот, Лисси окинула цепким взглядом полки. – Как красиво, Тори. Ты, наверное, работаешь за шестерых, чтобы столько успеть за такое короткое время. И как прекрасно все сделал мой Дуайт.
– Да, я очень довольна его работой.
– Еще бы. Он здесь лучший строитель. Ой, какая прелесть. – И Лисси схватила масляную лампу, которую Тори только что поставила на полку. – Я очень люблю такие вещи. Дуайт говорит, что они только пыль собирают, но они-то и делают дом настоящим домом, правда? – Лисси украдкой посмотрела на ценник, и ее рот от удивления округлился. – Какая дорогая вещь!
– Это ручная, авторская работа. Здесь стоит подпись, – начала было Тори, но Фэйф ее перебила:
– Дуайт зарабатывает достаточно, чтобы ты могла покупать красивые вещи, особенно сейчас, когда ты в положении. Если бы я носила лишнюю тяжесть целых девять месяцев, мужчину, который в этом виноват, я бы заставила достать мне звезды и луну с неба.
Не уверенная в том, комплимент это или насмешка, Лисси насупилась.
– Дуайт и так меня чересчур избаловал.
– Вот уж действительно. А я купила вот это. – И Фэйф качнула кончиком пальца сережку в ухе и кулон. – Тори даст мне небольшую скидку в субботу, когда магазин откроется.
– Правда?
Лисси прищурилась, и взгляд стал пронзительно-острым. Насколько Фэйф знала, Лисси терпеть не могла, когда кто-то в чем-то ее опережал, Лисси жадно прижала к груди лампу.
– Тори, ты просто обязана продать ее мне. Я прикипела к ней душой, но не знаю, смогу ли прийти в субботу, и кто-нибудь другой может лампу перехватить.
– Это должен быть чек, Лисси, или наличные. Сегодня я не принимаю кредитные карточки, но я с удовольствием отложу тебе лампу до следующей недели, если…
– Нет, нет, я выпишу чек. Ну а можно мне, раз я уже здесь, походить и посмотреть?
– Да.
Тори поставила лампу на прилавок. Сдается, она уже приступила к работе.
– О! А эти зеркала продаются?
– Здесь все продается.
Тори достала синюю коробочку из-под прилавка и положила туда сережки, в которых Фэйф пришла.
– Там же визитная карточка художника.
– Чудесно. И тебе незачем меня благодарить, – тихо сказала Фэйф.
Поглядев на ценник лампы, Тори возразила:
– Бизнес есть бизнес, поэтому спасибо. Ты знаешь, какую кнопку надо нажимать.
– Ты имеешь в виду эту? – И Фэйф взглянула туда, где Лисси ойкала и ахала, глядя на выставленные товары.
– Но она может купить зеркало и стать, таким образом, моим лучшим другом…
– Тори, я так хочу купить это зеркало. Вот это, овальное, с лилиями на раме. Никогда не видела ничего подобного.
Тори взглянула на Фэйф сияющими глазами:
– Да, она тебя переплюнула по части покупок. – А Лисси она крикнула: – Сейчас принесу коробку из подсобки.
– Спасибо. У тебя и так много работы, а ты еще возишься со мной. Как только ты все успеваешь? Я как раз говорила Дуайту вчера вечером, что просто не понимаю, откуда ты берешь время. Ведь ты арендовала дом, устроила магазин, получила товары да еще проводишь все вечера с Кейдом!
– С Кейдом? – одновременно спросили Тори и Фэйф.
– Никогда не думала, что он такой живчик. – И Лисси подошла ближе. – Должна признаться, что никогда не представляла вас вместе. Правду говорят, что тихие воды – глубокие.
– Не понимаю, о чем ты, – пожала плечами Тори.
– Незачем скромничать между нами, девушками. Дуайт мне все рассказал, но предупредил, что ты до поры до времени будешь об этом помалкивать. Так что не беспокойся, я не скажу об этом ни одной душе.
– Да не о чем и говорить. Мы только… – Тори увидела, как две пары глаз воззрились на нее с острым любопытством, и с трудом, запинаясь, докончила: – Дуайт ошибается. Пойду принесу коробку.
– Не понимаю, зачем она скромничает, – заметила Лисси, когда Тори поспешно скрылась в кладовке, – ведь они оба свободны. Хотя то, что она мнет простыни вместе с Кейдом, когда месяца не прошло со дня приезда, не согласуется с образом порядочной леди, который она на себя напускает.
– Неужели? – удивленно вскинула брови Фэйф. Кейд, конечно, может делать все, что ему заблагорассудится, но, черт ее побери, если она позволит этой драной кошке заарканить его. – А разве порядочные леди не занимаются сексом?
И с коварной, но ослепительной улыбкой Фэйф постучала пальцем по животу Лисси.
– Наверное, эту шишку ты приобрела, объевшись шоколадом?
– Я замужняя женщина.
– Но ты была еще незамужняя, когда вы с Дуайтом трахались на заднем сиденье его старенького «Камаро», подаренного отцом за успехи на беговой дорожке.
– Ну… Фэйф, ты и сама трахалась тогда предостаточно.
– Это точно, вот почему я не бросаю камень в других, когда мне очень хочется это сделать.
И она размашисто подписала чек.
– Да я только сказала, что для женщины, которая едва появилась в городе и которая бог знает чем занималась все эти годы, она чересчур быстро обработала одного из Лэвеллов.
– Никто не может обработать никого из Лэвеллов, пока мы сами этого не захотим, – резко бросила Фэйф.
Однако она собиралась поразмыслить над случившимся. Поразмыслить как следует.
У Тори появилось искушение закрыть магазин, спровадив двух неожиданных покупательниц, но это выбило бы ее из графика ежедневной работы и придало глупой болтовне Лисси чересчур большое значение. Поэтому она работала еще часа три, методично раскладывая товары по местам.
Однако по дороге домой у нее появилась полная возможность обо всем поразмыслить. Нет, не таким путем она собиралась вновь утвердиться в Прогрессе. Она не потерпит, ни одной минуты не потерпит, чтобы из нее делали главный объект городских сплетен. И самый верный способ пресечь сплетни – не обращать на них внимания, подняться над пересудами. И подальше держаться от Кейда. Она давно умеет пренебрегать досужей болтовней, и дело для нее гораздо важнее пошлого романа. Она пойдет и дальше своим одиноким путем. И дело с концом.
Так бы, возможно, и получилось, если бы она не заметила его грузовичок у края поля. Тори приказала себе проехать мимо, не останавливаясь. Но она все еще видела алчный, предательский огонек в глазах Лисси, поэтому повернула руль и съехала на обочину, где росла густая трава. Она только скажет ему, чтобы он не болтал о ней со своими дружками. Они не школьники, черт побери.
Пайни Кук последний раз затянулся последней сигаретой «Мальборо». Он глядел, как к обочине сворачивает большой автомобиль и как женщина – черт побери, если это не девчонка Боден, ставшая взрослой, – направляется к ним. Рядом стоял Кейд Лэвелл, проверял дневную работу и любовался, как подрастает новый урожай.
– Хорошо бы еще один такой дождичек, как в прошлую ночь, – вслух размышлял Кейд.
– Хорошо бы, – Пайни почесал щетинистый седеющий подбородок и выпятил губы: – У вас посадки на три дюйма выше, чем на других полях.
– Хлопок на органике растет быстрее, – отозвался Кейд, – химические удобрения замедляют рост.
– Босс, – Пайни сделал уже совсем последнюю затяжку, а потом раздавил окурок, – у вас проблемы по женской части?
Кейд усиленно размышлял о чем-то своем, поэтому не сразу услышал.
– Извини, что ты сказал?
Пайни повернулся, сощурившись от солнца, и лениво кивнул в сторону приближающейся Тори.
– К вам пожаловала гостья. И такой у нее вид, что ваша песенка спета, – пробормотал Пайни и на всякий случай немного отошел.
– Кейд!
Было приятно видеть ее, легко, приятно и радостно.
– Тори, какой милый сюрприз.
– Сейчас посмотрим. У меня к тебе разговор.
– Я сейчас слиняю, – понимающе ухмыльнулся Пайни.
Тори закусила губу и вспомнила о вежливости.
– Извините, мистер Кук.
– Об этом не беспокойтесь. А я не думал, что вы меня вспомните.
Она не вспомнила, во всяком случае, сознательно, и назвала его имя безотчетно. Просто на какой-то момент увидела перед собой тощего человека с впалой грудью, волосами цвета пшеницы, от которого почти всегда пахло спиртным и который когда-то угощал ее мятными леденцами.
– Я помню, вы мне давали леденцы и работали на поле рядом с отцовским.
– Работал.
Он растянул губы в улыбке. Зубы у него были неровные, словно старый частокол.
– Теперь вот работаю на этого парня, он больше платит. Ну я пошел. Увидимся, босс, завтра утром.
Он приподнял кепку, вынул из кармана мятный леденец и вручил его Тори.
– Помнится, тебе такие нравились.
– И сейчас нравятся. Спасибо.
– Ему приятно было, что ты его вспомнила, – сказал Кейд, когда Пайни побрел через поле к дороге.