Черные комиссары Сушинский Богдан

31

Трехкомнатная явочная квартира соответствовала всем тем признакам, по которым следовало определять степень ее конспиративности. Расположенная на первом этаже старинного двухэтажного дома, она двумя своими парадными входами смотрела на разные дворики, один из которых выводил в переулок, а по другому, петляя между хибарными флигельками и хозяйственными постройками, легко можно было попасть на густо поросший кустарником склон центрального плато, на котором громоздилась старинная часть города. Причем через заднюю стенку старинного, встроенного шкафа можно было попасть в чулан, из которого деревянная лестница вела в чистый, сухой, вполне приспособленный для пребывания там подвал – с лежаком и двумя керосиновыми лампами.

Но самое важное, что небольшая металлическая дверь уводила из этого прибежища в катакомбы, из которых, как объяснил майор, в радиусе полутора километров имелись три выхода на поверхность в разных частях города.

– Диспозиция, значится, такова: теперь вы – владелица этой квартиры, предыдущая хозяйка которой, ваша тетя, вызвала вас сюда, чтобы помочь с трудоустройством и с учебой в мединституте, а сама недавно уехала к своим родственникам в Саратов, погостить. Но, увы, как это нередко случается с людьми после дальней дороги, скоропостижно скончалась. Никаких родственников в городе у вашей тети, а значит, и у вас, не осталось.

– Но в городе их действительно не осталось?

– В этом можете не сомневаться, – загадочно ухмыльнулся майор, выкладывая на стол папку с бумагами. – Другое дело, что сама хозяйка пока что жива. Но вас это касаться тоже не должно.

Валерия и капитан мельком переглянулись, и только после этого девушка обронила:

– Так, ситуация понемногу проясняется…

– Она еще больше прояснится, когда вы внимательно ознакомитесь с этими бумагами, – постучал он пальцем по тощей красной папочке. – Здесь ваша «легенда», основанная на вашей реальной биографии, а также все мыслимые сведения о ваших предках, румыно-германских и венгерских аристократах, с польскими да австрийскими примесями.

– Вот это уже действительно любопытно, – заискрились глаза девушки. – Каким еще образом я могла бы познать свою родословную? Надеюсь, она не вымышленная?

– Мой коллега, которому удалось нарыть большую часть этих сведений, изрек: «В другие времена этих сведений оказалось бы вполне достаточно, чтобы поставить нашу красавицу к стенке без суда и следствия как враждебный элемент».

– В самом деле высокая оценка нарытого вами, – сдержанно проговорила Валерия.

Майор прошелся по комнате, покачался у окна на носках новеньких хромовых сапог.

– Это я к тому, други мои походные, что в данном случае никакая «легенда» не могла бы сослужить вам как сотруднице контрразведки лучше, чем реальная родословная, которую румынской контрразведке нетрудно будет проверить.

– Вы собираетесь засылать меня в Румынию? – напрямик спросила Валерия, лишь на мгновение опередив капитана, который намеревался задать Райчеву тот же вопрос.

– Разве в управлении НКВД, у полковника, не шла речь о том, каким образом вас намерены использовать в этой контрразведывательной операции?

– Было сказано, что подробности узнаю от вас, товарищ майор, поскольку именно вы назначены руководителем операции.

– Вот, значится, какая диспозиция, други мои походные! – удивленно молвил Райчев, и капитан понял, что о самом назначении на должность руководителя он узнал только что от своего агента. Наверное, основной разговор с ним в кабинете начальника еще только предстоял.

– По-моему, для полковника важно было определить, – объяснила Валерия, – можно ли, в принципе, привлекать меня к этой операции, надежна ли, намерена ли я сотрудничать с вами длительное время.

– Коль вы здесь, значит, полковник пришел к выводу, что намерены, – утвердительно кивнул Райчев. – Хорошо, в таком случае начну вводить в курс дела я. Тем более что сама идея операции тоже принадлежит мне.

Он решительно уселся за стоявший посреди комнаты круглый стол и широким жестом хозяина предложил комбату и девушке последовать его примеру. Едва они уселись, как в дверь постучали, и на пороге появился моложавый, коренастый мужичишка лет пятидесяти, с сумкой в руке. Пока он молчаливо выставлял содержимое сумки – бутылку вина, палку колбасы, полукруг брынзы и булку хлеба на стол, майор коротко объяснял Валерии:

– Это новый местный управдом, Михаил Михайлович. В миру просто Михалыч. Он будет заниматься оформлением на вашей имя этой квартиры и вашей пропиской. Конечно же, все уже решено, но вам придется раз пять приходить к Михалычу на прием, поскольку заниматься вашими делами он якобы будет долго и неохотно, со всеми мыслимыми бюрократическими проволочками.

– Словом, типичный, все еще неизжитый бюрократ, – добавил Михалыч. – По этому поводу вы можете возмущаться под дверью моего кабинета, угрожать, что напишите куда надо; жаловаться на меня соседям. Словом, все должно выглядеть как нельзя натуральнее, с игрой на публику. У вас, женщин, это обычно получается.

– «На публику» – это мы завсегда, – подыграла ему Валерия. – По простоте своей пролетарской.

– Но всякий раз, когда вы будете появляться под моими дверьми, там же станет появляться и некая Елизавета Волкова из соседнего дома. Вызывать ее мы будем в то же время, на которое будем назначать встречу с вами. Вот она, эта самая Елизавета, – он извлек из нагрудного кармана фотографию женщины и положил на стол перед Валерией. – Снимок недавний и вполне выразительный.

Со снимка на Валерию и капитана смотрела симпатичная полнощекая женщина лет сорока пяти, в платье с глубоким декольте, на голове которой красовалась немыслимо высокая завивка, а лицо освежали большие чувственные губы бантиком.

Как только Валерия всмотрелась в черты лица Елизаветы, Михалыч ловким движением картежника забрал снимок и, подобно артисту, отыгравшему на сцене свой эпизод, удалился за кулисы.

Майор дождался, когда Гродов наполнит помытые Валерией рюмки – в квартире было все необходимое для нормальной жизни целой семьи – и только тогда сказал:

– Диспозиция, значится, такова, други мои походные. Эту стерву, Елизавету Волкову, по вполне естественной кличке Волчица, давно следовало бы шлепнуть. Но удалось установить, что она не просто является агенткой сигуранцы и румынской военной разведки, но и выбилась на роль резидента, на которого, очевидно, будет делать ставку и германский абвер. Длительное время Волчица была связана с миром искусства. Поэтому, в отличие от других резидентов, которые обычно стараются работать предельно скрытно, организовала у себя на дому своеобразный артистический или полуаристократический, это уж как посмотреть-прикинуть, салон. Причем почти все люди, которые приходят к ней, способны отыскать у себя какие-то молдавские корни. Хотя большинство из них представления не имеют о том, в какое волчье логово они попадают.

– И что, в этом логове до сих пор нет ваших людей? – спросила Валерия, завершая приготовление бутербродов.

– Наших, старший лейтенант Лозовская, – с заметной усталостью в голосе уточнил Райчев, – теперь уже наших с вами… людей. Есть, конечно. Мы знаем почти все, что там происходит.

– Тем не менее я должна завязать дружбу с этой волчицей и войти в ее доверие. С какой целью? Вам понадобился еще один информатор, более надежный и проверенный, нежели тот, что уже внедрился в «логово»?

Прежде чем ответить, майор предложил выпить за непобедимую Рабоче-Крестьянскую Красную Армию и ее доблестных командиров. Что никаких возражений не вызвало и вызвать не могло.

– Будем говорить начистоту. По имеющимся сведениям, со дня на день ожидается нападение на нашу страну германских, румынских, итальянских, венгерских и прочих войск. – Майор сделал паузу, пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова на капитана и Валерию.

Как оказалось, никакого особого… Во всяком случае, внешне их чувства никак не проявлялись. О том, что вот-вот должна грянуть война, говорили теперь открыто, прямо на улицах города, на базарах, и даже в очень ответственных государственных учреждениях.

– Неминуемый вопрос, которым встречают сейчас всякого военного с офицерскими знаками различия, – молвил Гродов, «освежая» бокалы с вином и при этом объясняя свою невозмутимость. – «Как думаете, скоро ли начнется война?» или что-то в этом роде. Слова разные, а смысл один.

– В таком случае вам должно быть понятно, что следует ожидать резкой активизации как внешней вражеской агентуры, так и внутреннего вражеского элемента, – пробубнил Райчев, угрюмо, без тоста, опустошая свой бокал. – В какой-то степени вы, Лозовская, станете выступать и в роли информатора. Но смысл вашей работы будет заключаться не в этом. Относительно вас диспозиция, значится, такова: вы – потомственная румынская аристократка, высокородных голубых кровей. Легенда ваша тем и упрощается, что в действительности так оно все и есть. Не станете возражать?

– Поскольку это бессмысленно.

– Мало того, в ближайшие дни вы получите документальные подтверждения в виде оригиналов и фотокопий, якобы сохранившихся в ваших семейных архивах или добытых для вас неким влюбленным в вас чекистом. По этой части легенды мы поговорим отдельно. Через «салон Волчицы» вы должны будете внедриться в румынскую, а со временем и в германскую агентуру настолько глубоко, чтобы при удачном стечении обстоятельств потеснить саму Волчицу и стать резидентом сигуранцы или военной разведки, которая в Румынии тоже действует сейчас под жестким контролем тайной политической полиции.

– Постепенно я попытаюсь вникнуть во все нюансы политической жизни этой страны, – неожиданно молвила Валерия по-румынски. – Как и в особенности работы ее разведки. Я вижу, здесь стоит приемник.

– Причем новый и довольно мощный. Уверяют, что некоторые румынские радиостанции он неплохо принимает, даже несмотря на работу наших станций глушения. Разобраться в нем поможет ваш сосед, отставной старшина, радист-пограничник Унгуряну, который завтра же поселится с супругой в квартире напротив. Человек он в возрасте, но достаточно крепкий для того, чтобы охранять вашу квартиру; да и вас в случае необходимости тоже защитить способен. Тем более что владеет приемами самбо, как, впрочем, и его новая, неожиданно выпавшая на его долю супруга; к тому же оба будут вооружены. Кстати, ваше дополнительное обеспечение продуктами в виде походных пайков тоже будет вестись через супругов Унгуряну, причем с завтрашнего дня, еженедельно. Эти нюансы я уже оговорил с кем надо.

– Не думала, что все будет выглядеть настолько основательно, – похвально улыбнулась Валерия.

– Продумывали, старались, – взбодрился от ее похвалы майор. – Очень уж многообещающей выглядит сама операция. С размахом задумывается, с истинным размахом. С румынской разведкой так крупно, выходя на резидента с подчиненной ему большой агентурной сетью, мы еще не играли. Да и румыны до недавнего времени работали в основном против Венгрии, с которой у них давние территориальные споры; ну еще, не особо напрягаясь, против Болгарии и Греции. Поскольку Бессарабия и Буковина до недавнего времени находились под юрисдикцией румын, то и шпионского интереса к Одессе у них вроде бы не возникало. Но теперь территориальные аппетиты румынского руководства разыгрались вплоть до берегов Южного Буга. А коль так, то в своих тайных планах штаб Антонеску уже рассматривает Одессу как возможный административный центр всех оккупированных заднестровских территорий, так называемой Транснистрии[35].

– Они что, всерьез рассчитывают захватить Одессу и даже выиграть саму войну? – иронично ухмыльнулся Гродов.

Майор окинул его таким снисходительным взглядом, которого обычно удостаивается необученный первогодок от армейского старичка, и поучительно спросил:

– А разве в мире существовали правители, которые решались развязывать войны, не рассчитывая при этом на успех? Тем более что набрасываться на нас они намерены вкупе с германцами, венграми и вояками дуче Муссолини. Вместе это огромная людская и военно-техническая сила, которую не стоит недооценивать. – Райчев присовокупил к своему бутерброду с колбасой кусок брынзы, набил им рот и, все еще пережевывая, продолжил: – Словом, довожу до вашего сведения, старший лейтенант Лозовская: если вдруг случится так, что нашим войскам придется на какое-то время, под натиском германо-румынских войск, покинуть город, вам скорее всего будет предложено остаться в нем.

– Даже так?! – воинственно отреагировал Гродов, вскочив и нервно прохаживаясь мимо стола. Но сама Валерия промолчала, а майор молчаливо дождался, пока он успокоится, и невозмутимо продолжил:

– А затем будет точно так же предложено отступать вместе с румынами и немцами на Запад. Вот какая она, значится, диспозиция вырисовывается, баронесса. Поэтому решать, а главное, решаться, следует уже сейчас, немедленно. Потом, когда ставки на этой шпионской рулетке будут сделаны, передумывать станет поздно.

– Мы уже обсудили это с полковником в управлении НКВД, – сдержанно, сухо напомнила ему Валерия.

– В таком случае я сообщу вам, что работать вы будете медсестрой в ближайшей поликлинике, а по вечерам будете превращаться в студентку четвертого курса вечернего отделения мединститута.

– Четвертого?

– Вы ведь уже немного учились в военно-медицинской академии. А пропущенное и упущенное по учебникам и на практике постигать будете самостоятельно.

– Мне очень хотелось бы, чтобы учеба у меня шла по-настоящему.

– Не волнуйтесь, старший лейтенант, двойки будут самыми настоящими. Ну вот, для первого случая мы с вами, кажется, все выяснили.

– Не все. Здесь находится капитан Гродов. Я очень рада этому, потому что давно не виделась с ним, да и виделись мы далеко отсюда. Но никогда не поверю, что вы пригласили его только для того, чтобы устроить нам свидание и чтобы он знал, где и в образе кого я стану теперь обитать.

Прежде чем ответить, майор, улыбаясь, несколько раз утвердительно кивнул.

– В этом вопросе диспозиция, значится, такова. Нам известно, что у вас уже сложились такие, – повертел он развернутыми пятернями – ну, скажем, особые, близкие отношения.

– Можно сказать проще: Валерия – моя невеста и дело идет к свадьбе, – молвил капитан, стараясь не встречаться с удивленным взглядом девушки, которая, как и майор, слышала об этом его решении впервые.

Райчев озадаченно покачал головой и встревоженно посмотрел на капитана, затем на девушку.

– По поводу свадьбы – это для нас, други мои походные, новость. Выражусь конкретнее: худшая из новостей. Что познакомились и встречались – известно, а вот со свадьбой… – озабоченно поскреб он ногтями небрежно выбритый подбородок. – Я заметил, как ты, капитан, время от времени вскакивал и метался по комнате, особенно когда речь шла о возможной заброске Валерии в тыл врага. Ясное дело, я поговорю со своим командиром, но уверен, что ответ будет тот же: со свадьбой – это вы, други мои походные, не ко времени, надо бы немного повременить.

32

Считая, что дальнейшее обсуждение вопроса о «преждевременной свадьбе» в их кругу не имеет никакого смысла, майор поднялся и задумчиво прошелся по комнате.

– Да о свадьбе я и сама слышу впервые, товарищ майор, – неожиданно разрешила его сомнения Валерия, явно извиняясь за выходку комбата. – А вам, капитан, – осуждающе обратилась она к Дмитрию, – не мешало бы сначала спросить мнение невесты, добиться ее согласия и только потом озадачивать своими свадебными настроениями командование…

С удивлением выслушав Лозовскую, майор, вначале с осуждением, а затем и сочувственно взглянул на зарумянившегося Гродова, понимая, что сейчас ему не позавидуешь.

– Да, капитан… – не скрывая иронический улыбки, проговорил он, воспринимая комбата, как явно оплошавшего жениха-неудачника. – Не ко времени ты с мыслью этой, не ко времени…

– Впрочем, к этому разговору мы еще вернемся, – молвила Валерия, положив свою руку на кисть Гродова. Сейчас она очень опасалась, как бы тот не вспылил и не вышел из комнаты. – Только не сегодня; когда-нибудь, со временем, причем один на один, сядем и спокойно все обсудим. А пока что давайте к этой теме не возвращаться.

– Вот это правильный подход, старший лейтенант, – поддержал ее Райчев. – В данной ситуации, конечно. Другое дело, что отношения у вас, други мои походные, по-прежнему должны оставаться очень близкими, а по возможности – даже душевными. Причем настолько, что всем, кто вас видит, душевность ваша сразу же должна бросаться в глаза.

– За этим дело не станет, – смущенно проворчал Дмитрий, понимая, что и в самом деле со сватаньем его получилось как-то неудобно. – Вся дворовая публика будет шокирована нашим любовным разгулом.

Во время воцарившегося молчания капитан разлил остатки вина, а девушка сотворила три бутерброда из остатков колбасы. И лишь после того, как вино было выпито, а бутерброды съедены, Райчев ответил на вопрос, который по-прежнему не давал покоя представительнице одного из румынских аристократических родов.

– Капитан, ясное дело, сможет появляться здесь нечасто; далеко не всегда он сумеет выкроить столько времени, как сегодня, потому как слишком много дел на батарее. Но все же по выходным и, так сказать, в случае крайней необходимости…

– Так все же, какова диспозиция, майор? – иронично прервала его Валерия, используя любимое словечко Райчева.

– Вот, – назидательно обратился он к капитану, указывая пальцем на девушку, – бери пример, комбат: важна суть. И вообще, теперь самое время перейти к главному. Береговая батарея, которой вам выпало командовать, капитан, для румынской разведки предстает самым секретным объектом. Несомненно, сам факт ее существования известен. Однако она настолько замаскирована, а подступы к ней настолько охраняются, что вряд ли разведка противника знает, где именно расположено каждое из орудий, что представляют собой подземные казематы батареи, где ее командный пункт, как соединены между собой орудийные дворики[36]. В худшем случае им известно точное месторасположение батареи зенитных орудий и счетверенных пулеметов, то есть противовоздушного прикрытия, которые при хитрой дезинформации как раз и могут восприниматься как основа строго секретного объекта.

– Теперь многое проясняется, – кивнула Валерия.

– Стоит вам, други мои походные, дважды показаться на глаза рука об руку, а затем, вам, Валерия, прозрачно намекнуть, что ваш избранник командует какой-то береговой батареей, как у Волчицы или кого-то из ее подручных тут же проснется пламенный интерес к комбату. В случае нападения противнику захочется, прежде всего, подавить эту и подобные батареи, чтобы открыть себе доступ к порту и городу с моря и с восточного сектора сухопутной линии фронта. Но это – в будущем, а пока что мы предполагаем появление у Волчицы гостей из-за Дуная. Во всяком случае, к тому все идет.

– Вот теперь все окончательно прояснилось, – признала Валерия.

– Только сразу же обязан предупредить, други мои походные, что операция обещает быть серьезной и достаточно опасной. Я уж не говорю о строжайшей секретности, – обратился он к Гродову.

– Это уж, как водится, – заверил его комбат.

– В таком случае, – поднялся майор, – мы с капитаном удаляемся, а вы, старший лейтенант Валерия, осваивайтесь в своем новом обиталище. Кстати, вчера здесь установлен городской телефон, номер которого написан на лежащей рядом с ним карточке. Запишите его, капитан, или просто запомните, но чтобы наверняка. По нему и станете поддерживать связь с хозяйкой этого «будуара» баронессой Лозовской.

Райчев вышел первым, предоставив возможность Гродову побыть наедине с девушкой. Однако теплого прощания не получилось, оба почему-то чувствовали себя настолько скованными, что отделались рукопожатием и чинными поклонами.

– Но мы так и не договорись, когда же ты позвонишь, капитан? – подалась вслед за ним на площадку Валерия.

– Послезавтра, – из-за двери, на ходу, ответил вместо него Райчев. – Времени у нас в обрез, поэтому тянуть нельзя.

Уже в машине, на которой майор взялся подбросить комбата к штабу округа, он извиняющимся тоном объяснил:

– Понимаю, что исходя из сугубо мужской солидарности обязан был оставить тебя, капитан, на этой квартире, чтобы мог побыть со своей невестой…

– Как оказалось, по поводу невесты – это еще вопрос нерешенный.

– Ничего, решится. Вы еще достаточно молоды. И потом, с первого же взгляда понятно, что вы словно бы созданы друг для друга, – а после небольшой заминки, добавил: – Но вот как именно он решится, это уже покажет жизнь.

«Потрясающая логика, – ухмыльнулся про себя капитан. – Успокоение тоже оригинальное».

– Однако офицерская солидарность потребовала вырвать тебя из объятий женщины и заставить вернуться на батарею.

– Почему так? – благодушно поинтересовался Гродов.

– Эту ночь тебе лучше провести в расположении.

– Она обещает быть какой-то особенной? – насторожился комбат. – Кстати, так или иначе, к ночи я был бы в подразделении.

– По имеющейся у меня информации, ночью все батареи береговой обороны будут подняты по тревоге. Таким образом, начнутся внеочередные, ранее не планировавшиеся учения. Чтобы, значится, основательно подучить, а главное, взбодрить.

– Тогда другое дело, спасибо за подсказку.

– …Которой вы от меня никогда не получали, капитан Гродов, – перешел Райчев на официальный тон.

– Само собой разумеется.

– Подтяни бойцов, проверь ориентиры, подготовь орудия, поскольку утром наверняка нагрянут проверяющие. Я ведь сам когда-то срочную в отдельном артполку начинал, пушкарем.

– Вот оно что! Действительно, из солидарности…

– Слишком уж напряженно живет сейчас все наше западное приграничье, капитан. Порохом пахнет, служивый, прямо-таки военным дымком попахивает…

Мотоцикл находился на том же месте, где он был оставлен капитаном, – слева от входа в здание контрразведки; ординарец Пробнев тоже стоял возле него, как на посту у знамени. Причем в той же позе, навытяжку, в какой капитан расставался с ним.

– Ты что, так и простоял здесь, по стойке «смирно», не отходя от мотоцикла?

– Так ведь служба же… – передернул плечами старший краснофлотец.

– Это ж надо было так ординарца вышколить, капитан, – качнул головой майор, высунувшись из-за приоткрытой дверцы машины. – Когда успел-умудрился?

– Иногда, правда, в коляске сидел, иногда стоял, словом, когда как… – попытался уточнить Пробнев, однако офицеры его уже не слушали.

– Заводи мотор, бомбардир, объясняться будем на батарее! – подстегнул его комбат.

– В нашем деле, – поддержал его Райчев, – главное – вовремя подать команду: «Орудия, к бою!».

33

Майор оказался прав: в третьем часу ночи из штаба военно-морской базы на командный пункт батареи поступил сигнал боевой тревоги, вслед за которым командирам дивизиона и береговых батарей было приказано вскрыть доставленные вечером секретные пакеты. Из «вводной», которая содержалась в пакете, вскрытом Гродовым, сразу же после поступления сигнала вытекало, что Одесский залив условно блокирован вражеской эскадрой. Четырнадцать различных судов, разбросанных по ближнему рейду залива, при поддержке авиации, готовятся накрыть огнем артиллерии гавань и портовые сооружения.

В этих условиях его батарее надлежало схватиться с восточным крылом эскадры, в состав которого входили три линейных корабля с орудиями главного калибра и две канонерские лодки прикрытия. Не прекращая обстрела гавани, этот отряд продвигался в сторону его укрепрайона с намерением высадить десант, причем сделать это под прикрытием артиллерийского и авиационного удара.

– Вывести восточный отряд из строя надлежит в течение двадцати минут, – прервал чтение командиром «вводной» заместитель комбата Лиханов. – Открытие огня в четыре тридцать утра.

– Угадал, старший лейтенант, – удивленно повел подбородком Гродов. – Как удалось?

– Да какое там «угадал»? Все эти вводные под копирку строчатся, из года в год – одно и то же.

– Станешь убеждать, что в сотый раз по одним и тем же ориентирам палим?

– А куда нам деваться? Задумано ведь: «береговая стационарная» – и все тут… Позиций нам не сменить, залив и гавань – тоже с места на место не передвинуть, притом что каждый их квадрат, каждый портовый и береговой ориентир – пристрелян, и все данные о них – в таблице для стрельб. Они настолько выверены и проверены, словно по граниту высечены.

– Ну и прекрасно, – проворчал Гродов. – Есть подозрение, что даже во время войны залив этот все равно останется на месте, так что каждый пристрелянный квадрат будет тогда бесценным.

– Но самый сложный этап начнется после условной стрельбы, когда штаб базы подкинет нам две-три реальные плавучие цели, которые, находясь на удалении в двадцать-тридцать миль, якобы, по условиям учений, движутся в сторону Одессы.

– Потому что и топить их тоже придется реально, боевой стрельбой, – согласился комбат…

Едва он произнес это, как из пропускного пункта сообщили, что прибыла группа наблюдателей из штаба базы во главе с подполковником Зацепиным.

– Пропустить и провести на КП, – тут же приказал Гродов. И пока этот его приказ выполняли, один за другим стали поступать доклады:

– Первое орудие к бою готово! Командир орудия – старший сержант Жеребов.

По установившемуся на батарее правилу, командиры орудий главного калибра всегда докладывали комбату лично. Мудрость этой традиции, очевидно, заключалась в том, что в какой-то степени она дисциплинировала пушкарей.

– Второе орудие к бою готово! Командир орудия – старший сержант Ломтев!

– Третье орудие к бою готово. Командир орудия – старший сержант Сташенко.

– Товарищ командир батареи. Огневой взвод главного калибра к бою готов. Механизмы подачи снарядов из арсенала действуют безотказно. Командир взвода – лейтенант Куршинов.

– Зенитный взвод к бою готов. Командир взвода – мичман Черенков.

– Разрешите отбыть в распоряжение огневых взводов, – тут же обратился к Гродову заместитель комбата Лиханов.

– Действуй.

– Только учти, комбат, что все наши приготовления подполковник может отменить, а затем приказать, чтобы все начали с крика: «Полундра!».

– Это уж, как водится. Но считай, что предупредил, – мягко поддержал его Гродов.

Старший лейтенант все еще воспринимал его как новичка, забывая при этом, что новичком он предстает только на этой батарее, но за спиной у него служба на двух других береговых батареях, и даже командование одной из них.

Тем временем Лиханов четко, как во время строевой подготовки, козырнул и, спустившись в подземную часть командного пункта, схватил одни из двух всегда стоявших там наготове «посыльных» велосипедов. Езду по вечно мокрой потерне, с несколькими уровневыми перепадами, гоночной назвать было сложно, тем не менее полуторакилометровый путь от КП до дворика первого орудия она позволяла преодолевать за считанные минуты.

– Взвод хозяйственно-технического обеспечения к бою готов, – продолжался тем временем доклад командиров подразделений укрепленного района. – Командир взвода лейтенант Дробин.

– Приведи в готовность все запасные и аварийные системы жизнеобеспечения батареи, лейтенант: снарядные транспортеры, насосы, вентиляционные установки и аппараты химической защиты казематов, словом, все, что находится в твоем ведении.

– Так ведь все давно готово, товарищ комбат, – с какой-то снисходительной ленцой докладывал Дробин. Однако Гродов мог не сомневаться, что на самом деле так оно все и есть.

Доклад командира взвода охраны Гродову пришлось выслушивать уже после того, как на командном пункте появился подполковник Зацепин. Худощавый, аккуратно выбритый, в старательно подогнанной, пропитанной одеколоном шинели – хотя ночь была по-летнему теплой, – он представал образцовым штабистом, собравшимся на войну, как на парад. А потому самим видом своим настраивал против себя не только капитана, но и присутствовавших на КП бойцов из отделения артразведки и управления огнем: «Уж эта крыса штабная не то что нервы, всю душу измотает!».

Однако самому проверяющему страхи пушкарей были неведомы.

– Командуйте, комбат, командуйте, – доверительно, тоном учителя, решившего испытать у доски самого ленивого из учеников своего класса, проговорил подполковник. И тут же принялся внимательно осматривать довольно просторную, разделенную на небольшие отсеки с амбразурами, башню, в которой явно оказался впервые.

– Бойцы взвода охраны отведенные им позиции заняли, – доложил по телефону младший лейтенант Кириллов. – Взвод к бою готов. Кстати, наши позиции только что были осмотрены проверяющими из штаба округа и штаба военно-морской базы.

– И что, появились замечания?

– Никак нет.

– Не огорчайтесь, при разборе ученья появятся.

– Наверное, так оно и случится… Молча высматривали и так же молча что-то записывали в блокнотики. Только что направились к орудийным дворикам.

– У проверяющих свои цели, у вас – свои, – как можно жестче произнес Гродов, чтобы развеять у комвзвода страх перед штабистами. – Так что выполняйте поставленную перед вами задачу.

– Вот именно, вот именно… – все тем же елейным учительским тоном поддержал его подполковник.

– И еще: во втором блоке наземной казармы размещены сорок пять бойцов из специального десантного отряда морской пехоты.

– Так точно. Под командованием мичмана Мищенко.

– Сейчас они прибудут к вам. На время учений они поступают под ваше командование, младший лейтенант. Десятью штыками усильте охрану орудий, остальных морских пехотинцев перебросьте на побережье, в район КП, для борьбы с условным вражеским десантом.

– А ведь я давно просил командование, – не упустил случая командир охраны, – довести охранное подразделение объекта до численности роты, товарищ капитан.

– Считайте, что командование округа прислушалось к вашим рекомендациям, – отшутился комбат. И тут же доложил по связи командиру дивизиона майору Кречету, что батарея к бою готова.

– До начала учебных стрельб у нас еще двадцать минут, – ответил тот. – У проверяющих замечаний нет?

Не дожидаясь, пока Гродов передаст ему этот вопрос комдива, подполковник взял у него трубку и все тем же доверительным тоном произнес:

– Дело не в мелких придирках. Считайте эту тревогу учебной, товарищ майор. Через десять минут вы подаете всему дивизиону команду «отбой» и отправляете личный состав, причем весь, включая командиров батарей и командование дивизиона, в казармы. Сигнал боевой тревоги будет отдан мною, и начнем мы сразу же с боевых стрельб по морским мишеням. Сейчас это главное. Стрелять «по картам» мы уже научились, так что этой штабной игрой займемся во вторую очередь. Не возражаете, товарищ майор? – И, не дожидаясь ответа, передал трубку комбату.

– Жестко выполнять все требования подполковника, капитан, – произнес тот, как только понял, что трубка в руке комбата. – Учебные стрельбы по мишеням случаются не так часто. Выводят в море списанные баржи или макеты, перекрывают целый район, чтобы не доведи господь… Словом, ты понял.

– И чтобы во время следующей «тревоги» ни одной лишней фразы по телефону или рации, комбат, – елейно предупредил Гродова подполковник. – Счет пойдет на секунды. Слово лишнее услышу – любого офицера отстраню от командования, потому как всеми необходимыми полномочиями для этого обладаю.

34

Представитель штаба округа, действительно, заставил Гродова раздеть и уложить в постели весь личный состав батареи, кроме постовых и дежурных; затем проследил, чтобы «положение лежа» принял весь командный состав во главе с комбатом, а главное, категорически запретил сообщать бойцам, что этой же ночью последует еще один сигнал «тревоги».

Но он, конечно же, последовал. Ровно через сорок минут после отбоя, когда большинство краснофлотцев, в том числе и сам Гродов, невольно впали кто в предутреннюю дрему, кто – в крепкий, «провальный» сон, вновь прозвучал сигнал «Тревога!». Уже совершая вместе с бойцами отделения разведки и управления огнем марш-бросок по холодной сырой потерне до командного пункта, Дмитрий вспоминал то последнее, что запомнилось ему из предутреннего сна-видения: поднимая над головой винтовку, он бредет по болоту, чувствуя, как трясина все глубже и глубже затягивает его. А впереди, не крохотном островке – фигура женщины в белом, очертаниями своими напоминающая фигуру Валерии.

«Даже сны и те снятся тебе какие-то диверсионно-десантные, – мысленно проворчал Дмитрий. – Нормальным мужикам женщины являются во снах совершенно в ином виде и по иному поводу».

– Два корабля противника приближаются к квадрату девять, – повторял он условия «вводной», которые поступали из штаба дивизиона по телефону и дублировались по рации. – Курс – северо-восток, скорость десять узлов… Дальномерщики, дальность?

Когда первые, пристрелочные, снаряды ушли на километровую высоту, Гродов жадно обшарил окуляром перископа пространство перед командным пунктом. Море оставалось монотонно-серым, не породив на своем «полотне» ни одного предрассветного штриха. Оно словно бы застыло в своей свинцовой неподвижности, и едва прочерченная внизу, у подножия командного холма, береговая линия уже почти не разделяла эти две стихии – водную и степную, одинаково скованные густым предрассветным туманом.

– Именно в такую погоду, когда авиацию в небо не поднимешь, враг и попытается подвести под наши берега свою эскадру, – проговорил подполковник, осматривая ближайшее прибрежье в бинокль.

Однако Гродов не ответил. Он не мог понять: то ли проверяющий забыл о своем жестком предупреждении: «Ни одной лишней фразы во время учения», то ли откровенно провоцировал его.

Получив данные морской разведки о том, что головной корабль пытается отклониться от курса, комбат приказал сначала накрыть залпом второй вражеский линкор, а затем поймал на артиллерийскую вилку блуждающий флагман. Еще несколькими залпами, только уже холостыми, батарея обстреляла условные мишени «по навигационным картам» и только после этого последовал приказ командира дивизиона: «Прекратить огонь! Отбой тревоги!».

– Ну, что я тебе могу сказать, комбат? – молвил Кречет после того как, в свою очередь, комендоры укрепрайона получили приказ Гродова почистить и зачехлить орудия. – Со стрельбой холостыми еще будем разбираться, исходя из записей твоих управленцев огнем. А что касается реальных целей – двух старых списанных барж, превращенных нашими мастерами в макеты линкоров, которых до залпа тащили на линях два бронекатера Дунайской флотилии, то одна из них потоплена, а другая серьезно повреждена.

– Катера, надеюсь, не зацепил? – встревоженно спросил Дмитрий.

– Был риск, комбат, был, но как без него-то в военном деле? Перед самой стрельбой они ушли в сторону, предоставив макетам двигаться по инерции. Но если бы твои комендоры сплоховали… Но обошлось, ни единого осколка у бортов БК не зафиксировано, хотя взрывы, говорят, были такие, что султаны воды – под небеса, да и волны – девятым валом.

– Снаряды-то у нас особые, так что извините, – посочувствовал он командам бронекатеров, явно не приспособленных для плавания в штормовом море.

– А что там наш проверяющий подполковник говорит? Впечатлениями не делился?

– Командир дивизиона просит вас, товарищ подполковник, – схитрил Гродов, стараясь как можно скорее довести весть о своих успехах до представителя штаба округа. – Обе цели мы, говорят, поразили. Передаю трубку.

– Оценки оглашать будем в штабе военно-морской базы, – проговорил Зацепин, как только трубка оказалась у него в руке. – Но уже сейчас могу сказать: действовали краснофлотцы 400-й береговой стационарной батареи слаженно и профессионально.

– А мои комендоры только так и действуют, – донеслось из трубки до слуха Гродова. – Там у меня все люди военные.

– Не перехваливай, майор, не перехваливай, – недовольно осадил его проверяющий.