Дело Ливенворта (сборник) Гринь Анна
– Нет, я был только снаружи. Вчера, когда вас с миссис Белден не было дома, я, заметив свет, подполз по крыше к самому краю и, заглянув в окно, увидел, как она ходит по комнате. – Тут он, видимо, заметил, как я поменялся в лице, потому что остановился и воскликнул: – Что случилось?
Я больше не мог сдерживаться.
– Идемте, сами увидите. – И, проведя его к небольшой комнате, которую покинул совсем недавно, я указал на застывшее на кровати тело. – Вы сообщили, что я найду Ханну здесь, но не сообщили, что в таком состоянии.
– Боже мой! – вскричал он. – Мертва?
– Да, – ответил я. – Мертва.
Он как будто не мог поверить в это.
– Но это невозможно! Она крепко спит, приняла наркотик…
– Это не сон, – возразил я. – А если и сон, то она не проснется никогда. Смотрите!
Я снова взял руку Ханны, отпустил, и та всем весом безвольно упала на кровать.
Похоже, это убедило его. Постепенно успокаиваясь, он стоял и смотрел на девушку с очень странным выражением лица. А потом вдруг повернулся и принялся осматривать лежащие на полу предметы одежды.
– Что вы делаете? – поинтересовался я. – Что-то ищите?
– Я ищу бумажный пакетик, из которого она принимала вчера вечером лекарство. Я видел, как она это делала. А-а, вот он! – воскликнул В, поднимая кусочек бумаги, который лежал у кровати на полу.
– Позвольте взглянуть, – в волнении попросил я.
Он передал мне пакетик, на внутренней стороне которого я с трудом рассмотрел следы мельчайшего белого порошка.
– Это важно, – заявил я, аккуратно закрывая пакетик. – Если остатков этого порошка хватит, чтобы определить, что это яд, мы узнаем причину смерти Ханны, и можно будет говорить о самоубийстве.
– Я в этом не уверен, – возразил он. – Если судить по выражению ее лица, а я считаю, что неплохо разбираюсь в лицах, она не больше меня догадывалась, что принимает яд. Она выглядела не только спокойной, но даже радостной, а когда проглотила порошок, на лице ее появилась какая-то глуповато-торжествующая улыбка. Если миссис Белден дала ей эту дозу, сказав, что это лекарство…
– Этого мы пока не знаем, как и того, была эта, как вы выражаетесь, доза ядовитой или нет.
Он пожал плечами и указал сперва на блюдо с завтраком, а потом на выломанную дверь.
– Да, – сказал я в ответ на его вопросительный взгляд, – миссис Белден побывала здесь сегодня утром и, уходя, заперла дверь, но это не доказывает ничего, кроме того, что у нее не было никаких сомнений в благополучии Ханны.
– И бледное лицо на смятой подушке не поколебало ее уверенности?
– Возможно, в спешке она не посмотрела на нее, просто поставила поднос и ушла?
– Не хочу никого подозревать, но это довольно странное совпадение.
Это задело меня за больное место, и я отступил на шаг.
– Как бы там ни было, – сказал я, – нет смысла стоять здесь и гадать, что произошло. У нас слишком много дел. Идемте!
И я бросился к двери.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он. – Вы не забыли, что это всего лишь эпизод одной большой загадки, которую нас прислали сюда решить? Если девица была убита, мы обязаны это установить.
– Оставим это коронеру. Это дело ушло у нас из рук.
– Я знаю, но мы могли бы, по крайней мере, сделать опись комнаты и всего, что в ней находится, прежде чем отдавать дело постороннему человеку. Наверняка мистер Грайс рассчитывает на это.
– Я осмотрел комнату. Все сфотографировано у меня в голове. Я боюсь только, что никогда этого не забуду.
– А тело? Вы обратили внимание на позу? Как расположено постельное белье? Отсутствие следов борьбы или страха? Спокойствие на лице? Расслабленное падение рук?
– Да, да! Не заставляйте меня снова на это смотреть.
– А висящая на стене одежда? – Он стал перечислять, указывая на каждый предмет. – Видите? Ситцевое платье, шаль, не та, в которой она предположительно сбежала, а черная, возможно, принадлежащая миссис Белден. Потом этот комод. Здесь несколько предметов нижнего белья с именем… Посмотрим. А-а, хозяйки дома, но явно меньшего размера, чем то, что она носит. Значит, сшито для Ханны, но, как видите, обозначено ее собственным именем, чтобы не вызвать подозрений. Теперь одежда на полу. Все новое и отмечено таким же образом. Далее. Эге! Смотрите-ка! – вдруг воскликнул он.
Я подошел к месту, где стоял он, наклонился и увидел миску, полную бумажного пепла.
– Я видел, как она возилась с чем-то в этом углу, но не знал, что это. Неужели она все же покончила с собой? Она явно уничтожила здесь то, что никто не должен был увидеть.
– Не знаю, – сказал я. – Но надеюсь, что это так.
– Ни кусочка, ни обрывочка не сохранилось. Как жаль, что нельзя узнать, что это было.
– Миссис Белден должна разгадать эту загадку, – предположил я.
– Миссис Белден должна разгадать всю загадку, – ответил он. – Тайна убийства Ливенворта зависит от этого. – Потом, внимательно посмотрев на пепел, добавил: – Кто знает, возможно, здесь было признание.
Это предположение казалось очень вероятным.
– Что бы это ни было, – сказал я, – от него остался один пепел. Нужно смириться с этим фактом и попытаться использовать его в наших целях.
– Да, – вздохнул он, – это верно. Но мистер Грайс никогда меня не простит. Никогда. Он скажет, что я должен был счесть подозрительным то, что Ханна принимает лекарство в ту самую минуту, когда следствие вышло на нее.
– Но она не знала этого. Она же не видела вас.
– Мы не знаем, что она видела и что видела миссис Белден. Женщины – это загадка. Обычно я могу дать фору наихитрейшей особе женского пола, но здесь, должен признаться, к своему стыду я чувствую себя наголову разбитым.
– Ничего, – утешил его я, – еще ничего не закончилось. Кто знает, что принесет разговор с миссис Белден. Кстати сказать, она скоро возвращается, мне нужно приготовиться к встрече. Теперь все зависит от того, известно ей о трагедии или нет. Надеюсь, я смогу это выяснить. Вполне может быть, что она ничего не знает.
Вытолкав его из комнаты, я прикрыл за собой дверь и спустился вниз.
– Вам нужно кое-что сделать, – сказал я. – Немедленно пошлите телеграмму мистеру Грайсу об этом непредвиденном происшествии.
– Хорошо, сэр.
И он бросился к двери.
– Подождите, – остановил его я. – У меня может не быть другой возможности этого сказать. Вчера миссис Белден получила два письма, одно в большом конверте, другое в маленьком. Если бы вы смогли выяснить, откуда их послали…
Он засунул руку в карман.
– Думаю, нам не придется далеко ходить, чтобы узнать, откуда пришло одно из них. Боже правый! Я потерял его!
Не успел я и глазом моргнуть, как В взбежал по лестнице и скрылся.
В тот же миг я услышал, как стукнула калитка.
Глава 31
Вот тут и начинается история[30]
– Это был обман! Никто не заболел. Меня разыграли, нагло разыграли!
Миссис Белден, раскрасневшаяся, гневно раздувая ноздри, вошла в комнату и стала снимать шляпку, но неожиданно остановилась и воскликнула:
– Что стряслось? Почему вы так на меня смотрите?
– Случилось что-то очень важное, – ответил я. – Вы уходили ненадолго, но за это время кое-что обнаружилось… – Тут я намеренно замолчал, надеясь, что напряженное ожидание заставит эту женщину как-то выдать себя, однако она, хотя и побледнела, выказала гораздо меньше чувств, чем я ожидал. – И это может иметь очень важные последствия.
К моему изумлению, миссис Белден разрыдалась.
– Я так и знала, я так и знала! – воскликнула она сквозь слезы. – Я же говорила, что не получится это скрыть, если кого-то пустить в дом, она такая беспокойная. Но я забыла… – Вдруг ее взгляд наполнился страхом. – Вы не сказали, что обнаружили. Может, это не то, что я думаю, может…
Я решительно прервал ее:
– Миссис Белден, я скажу прямо. Женщина, которая во время проведения полицейского расследования принимает в свой дом и укрывает такого важного свидетеля, как Ханна, должна быть готова услышать, что ее усилия оказались слишком успешными, что ее желание скрыть важные сведения исполнилось, что полиция в ярости и что на невинную особу, которую показания этой девицы могли спасти в глазах общества, если не служителей закона, может лечь несмываемое пятно подозрения.
Глаза миссис Белден, не отрывавшиеся от меня, пока я обращался к ней, испуганно вспыхнули.
– Что вы имеете в виду? – промолвила она. – Я не сделала ничего дурного, я всего лишь пыталась спасти… Я… я… Но кто вы такой? Какое вы имеете отношение ко всему этому? Какое вам дело до того, что я делаю или не делаю? Вы говорили, что вы адвокат. Вас прислала Мэри Ливенворт проверить, как я выполняю ее указания, и…
– Миссис Белден, – сказал я, – сейчас не важно, кто я такой или для чего здесь нахожусь. Но чтобы мои слова приобрели больший вес, я скажу следующее: я не лгал, называя свое имя и профессию, я действительно друг обеих мисс Ливенворт, и все, что может коснуться их, меня интересует. Поэтому, когда я говорю, что смерть этой девицы ударит по Элеоноре Ливенворт…
– Смерть? Что значит – смерть?
Вскрик ее был слишком натуральным, а тон слишком испуганным, чтобы усомниться в том, что эта женщина не знает о случившемся.
– Да, – повторил я, – та, которую вы так долго и успешно прятали, теперь вне вашей власти. Осталось лишь ее мертвое тело, миссис Белден.
Наверное, до конца дней моих у меня в ушах будет звучать вопль, который она издала, и дикое «Я не верю, не верю!», с которым она выбежала из комнаты и бросилась наверх.
Никогда мне не забыть и последовавшей затем сцены рядом с покойной, когда миссис Белден стояла, заламывая руки, и сквозь слезы полным самого искреннего горя и ужаса голосом уверяла меня, что ничего не знала об этом, что вчера вечером оставила Ханну в прекрасном настроении, что действительно заперла ее в комнате, но что так она всегда поступала, когда в доме бывал кто-то чужой, и что если она умерла от какого-то приступа, то смерть ее была скорой и не мучительной, потому что ночью она ничего не слышала, хотя и прислушивалась, волнуясь, как бы Ханна не подняла шум и не разбудила меня.
– Но вы были здесь сегодня утром?
– Да, но я ничего не заметила. Я спешила и подумала, что она спит, поэтому просто оставила все и ушла, заперев дверь, как обычно.
– Как странно, что она умерла именно этой ночью. Она вчера не жаловалась на здоровье?
– Нет, сэр, была даже веселее обычного, прямо светилась вся. Я и подумать не могла, что она хворает. Если бы я…
– Не могли подумать, что она хворает? – прервал ее голос. – Зачем тогда вчера вечером вы давали ей лекарство?
И из соседней комнаты у нас за спиной вошел В.
– Я не давала! – возразила миссис Белден, видимо, решив, что это я сказал. – Правда же, Ханна? Правда, бедная девочка? – прошептала она, поглаживая безжизненную руку с искренней жалостью и раскаяньем.
– Тогда откуда оно у нее? Где она взяла лекарство, если не вы его ей дали?
На этот раз миссис Белден, видимо, поняла, что к ней обращаюсь не я, а кто-то другой, потому что повернулась и с удивлением посмотрела на постороннего человека.
– Я не знаю, кто вы, сэр, но могу сказать, что она вчера не принимала никаких лекарств, потому что ничем не болела, насколько мне известно.
– Но я видел, как она глотала порошок.
– Видели? Либо мир сошел с ума, либо я! Вы видели, как она глотала порошок? Как вы могли это видеть, если она круглые сутки сидела взаперти в комнате?
– Верно, но заглянуть в комнату с крыши совсем не трудно, сударыня.
– Ах, – отшатнулась она, – у меня в доме шпион! Я заслужила это. Я держала Ханну в четырех стенах и даже не проведывала по ночам. Но я не жалуюсь. Так что, вы видели, она принимала? Лекарство? Яд?
– Я не говорил, что яд.
– Но подразумевали. Вы думаете, что она отравилась, и я имею к этому отношение?
– Нет, – поспешил ответить я, – он не думает, что вы имеете к этому отношение. Он говорит, что видел, как Ханна проглотила что-то, ставшее, как он считает, причиной смерти, и лишь хочет знать, где она это взяла.
– Откуда мне знать? Я ей ничего такого не давала и не знала, что у нее что-то есть.
Почему-то я ей поверил, и у меня пропало желание продолжать этот разговор, тем более что каждая секунда оттягивала действие, которое нам должно было совершить. Поэтому, жестом дав понять В, что можно уходить, я взял миссис Белден за руку и попытался увести из комнаты. Но она воспротивилась и села у кровати, всем своим видом словно говоря: «Я не оставлю ее снова, и не просите, здесь мое место, и здесь я останусь». В, впервые проявивший упрямство, остался стоять на месте и взирал на нас с суровым выражением лица. Я снова велел ему поспешить, напомнив, что утро уже на исходе, а телеграмма мистеру Грайсу так и не послана.
– Я не выйду из комнаты раньше этой женщины. Если вы не дадите слово, что вместо меня будете наблюдать за ней, я не уйду.
Удивившись, я оставил миссис Белден и подошел к нему.
– Ваша подозрительность заходит слишком далеко, – прошептал я. – И мне кажется, что вы ведете себя грубо. Мы не видели ничего такого, чтобы за ней нужно было следить. К тому же здесь она ничего плохого сделать не сможет. Но если оттого, что я буду наблюдать за ней, вам станет спокойнее, то я это сделаю.
– Я не хочу, чтобы вы следили за ней здесь. Отведите ее вниз. Я не могу уйти, пока она здесь остается.
– Вы, кажется, начинаете вести себя как командир.
– Возможно. Не знаю. Если и так, то это потому, что у меня кое-что имеется.
– Что именно? Письмо?
– Да.
Настала моя очередь взволноваться. Я протянул руку.
– Позвольте взглянуть.
– Нет, пока эта женщина остается в комнате.
Видя, что он намерен стоять на своем, я вернулся к миссис Белден.
– Я вынужден просить вас пойти со мной, – сказал я. – Это не обычная смерть, нам придется вызывать коронера. Вам лучше перейти из комнаты вниз.
– Пусть приходит коронер. Он мой сосед. Я буду с несчастной девочкой, пока он не появится.
– Миссис Белден, – строго произнес я, – вы единственная знали о присутствии девушки в доме, и в этом положении вам лучше не навлекать на себя подозрения желанием оставаться в комнате, где лежит тело, дольше необходимого.
– Можно подумать, если я забуду о Ханне, то это докажет мое хорошее отношение к ней в прошлом.
– Если вы по моей просьбе спуститесь вниз, это не значит, что вы ее забыли. Оставаясь здесь, вы ничего не добьетесь и только навредите себе. Поэтому послушайтесь меня, иначе я буду вынужден оставить вас под наблюдением этого человека и сам пойду вызывать полицию.
Последний довод, похоже, пронял миссис Белден, потому что, с отвращением посмотрев на В, она встала со словами:
– Я в вашей власти. – После чего набросила платок на лицо бездыханной девицы и вышла из комнаты.
Спустя две минуты я уже держал в руках письмо, о котором говорил В.
– Это все, что я смог найти, сэр. Оно лежало в кармане платья, которое было на миссис Белден вчера вечером. Второе, вероятно, где-то спрятано, но у меня не было времени на его поиски. Впрочем, одного этого, думаю, будет достаточно. Второе вам не потребуется.
Едва ли заметив, как значительно В это произнес, я открыл письмо. Это был меньший из двух конвертов, которые миссис Белден прятала под шалью.
Дорогой друг!
Я в ужасной беде. Вы, любящая меня, должны знать об этом. Я не могу ничего объяснить, могу лишь молить вас об одном: уничтожьте то, что находится у вас, сегодня же, немедленно, без вопросов и сомнений. Согласие никого другого на это не требуется. Вы должны выполнить мою просьбу. Если откажетесь – я пропала. Сделайте же то, о чем я прошу, и спасите ту, что любит вас.
Адресовалось письмо миссис Белден, ни даты, ни подписи на нем не было, стоял лишь нью-йоркский почтовый штемпель, но я узнал почерк. Это была рука Мэри Ливенворт.
– Убийственное письмо, – сухо промолвил В. – И убийственная улика против того, кто его написал, и против женщины, которая его получила!
– В самом деле, это серьезная улика, – сказал я. – Была бы, если бы я не знал, что в письме говорится об уничтожении совершенно не того, о чем вы подумали. Здесь речь идет о бумагах, которые хранились у миссис Белден, не более.
– Вы уверены, сэр?
– Вполне. Но поговорим об этом позже. Вам пора послать телеграмму и сходить за коронером.
– Хорошо, сэр.
И на этом мы расстались. Он занялся своим делом, а я своим.
Миссис Белден я нашел расхаживающей по комнате внизу, оплакивающей свое положение и выдвигающей какие-то безумные предположения о том, что скажут о ней соседи, что подумает священник, что сделает какая-то Клара, и о том, как она жалеет, что не умерла до того, как ввязалась в это дело.
Сумев через какое-то время успокоить миссис Белден, я уговорил ее сесть и выслушать меня.
– Таким волнением вы только расстроите себя еще больше, – заметил я, – и вдобавок не приготовитесь к тому, через что вам скоро придется пройти.
И обуреваемый желанием утешить несчастную женщину, я сначала объяснил ей обстоятельства дела, а потом спросил, есть ли у нее друг, к которому можно, если что, обратиться.
К моему большому удивлению, миссис Белден ответила, что, хотя ее соседи – приятные люди, но среди них нет ни одного, к кому можно было бы обратиться в подобном случае за помощью или сочувствием, и что если я не сжалюсь над ней, то ей придется справляться одной.
– Как всегда, – заключила она. – Начиная со смерти мистера Белдена и заканчивая пожаром в прошлом году, из-за которого я потеряла все свои сбережения.
Меня тронуло то, что она, несмотря на слабость и непостоянство характера и обладая по меньшей мере одним достоинством – умением сочувствовать, страдала от нехватки друзей. Я без колебаний предложил ей свою помощь при условии, что она будет со мною совершенно откровенна, как того и требовало это дело. К счастью, она выразила готовность и сильнейшее желание рассказать мне все, что было ей известно.
– У меня и так в жизни сплошные тайны, – добавила она.
И я уверен, если бы тогда в дом вошел полицейский и попросил ее раскрыть тайны, порочащие ее сына, она бы тут же это сделала.
– Как мне хочется выйти на площадь и рассказать всем, что я сделала для Мэри Ливенворт! Но сначала, – она перешла на шепот, – скажите, Бога ради, как сейчас живут девочки? Я не осмелилась спросить об этом или написать. В газетах много пишут об Элеоноре, но в них нет ни слова о Мэри. А сама Мэри пишет только об опасности, которая ей угрожает, и о том, что ей грозит, если станут известны определенные факты. Говорите правду. Я не хочу причинить им вред, я просто хочу позаботиться о себе.
– Миссис Белден, – сказал я, – Элеонора навлекла на себя неприятности отказом рассказывать все, что от нее требовалось. Мэри Ливенворт… Но я не могу говорить о ней, пока не узнаю, что вы можете поведать. Ее нынешнее положение, как и положение ее двоюродной сестры, слишком ненормально, чтобы нам с вами его обсуждать. От вас мы хотим узнать вот что: как вы оказались замешаны в это дело и что стало известно Ханне, что заставило ее бежать из Нью-Йорка и искать прибежища здесь?
Но миссис Белден, сжимая и разжимая руки, смотрела на меня полным тревожного сомнения взором.
– Вы все равно мне не поверите, – сказала она, – но я не знаю, что стало известно Ханне. Я понятия не имею, что она увидела или услышала в ту роковую ночь. Она не рассказывала, а я не спрашивала об этом. Она только сказала, что мисс Ливенворт хотела, чтобы я спрятала ее у себя на время. Я любила Мэри Ливенворт и восхищалась ею, как никем другим, и согласилась…
– Вы хотите сказать, – прервал ее я, – что, узнав об убийстве, вы по просьбе мисс Ливенворт продолжали прятать у себя Ханну, ни о чем не спрашивая и не требуя объяснений?
– Да, сэр, вы не поверите, но это так. Я решила, раз Мэри прислала ее сюда, у нее были на то причины, и… и… Я не могу сейчас этого объяснить, все это со стороны кажется совсем другим, но я поступила именно так, как говорю.
– Весьма странное поведение. У вас, должно быть, имеются очень серьезные причины настолько слепо подчиняться Мэри Ливенворт.
– Сэр, – ахнула она, – я думала, все понимают, что Мэри – светлое юное существо, которое снизошло со своего высокого положения до любви ко мне, – каким-то образом связалась с преступником, и мне лучше ничего об этом не знать, делать то, что просят, и верить, что все будет хорошо. Я не принимала никаких решений, я просто следовала порыву. Я не могла поступить иначе, это не в моей природе. Когда меня просят что-то сделать для того, кого я люблю, я не могу отказать.
– И вы любите Мэри Ливенворт, женщину, которую, похоже, сами считаете способной на серьезное преступление?
– Я не говорила такого. Она может быть как-то связана с ним, хотя сама его не совершала. Она не способна на такое. Она слишком деликатна.
– Миссис Белден, – сказал я, – на основании чего вы делаете такие выводы? Что вам о ней известно?
Бледное лицо ее вспыхнуло.
– Даже не знаю, что ответить, – сказала она. – Это долгая история, и…
– Не нужно долгих историй, – прервал я. – Просто назовите одну, главную причину.
– А причина такая. Мэри находилась в положении, из которого ее не могло вырвать ничто, кроме смерти дяди.
– Как это?
Но тут нас прервал шум шагов, и, выглянув, я увидел, что В входит в дом один. Оставив миссис Белден, я пошел ему навстречу.
– Что случилось? – спросил я. – Вы не нашли коронера? Его нет дома?
– Нет, он уехал в экипаже осматривать тело мужчины, которого нашли в канаве милях в десяти отсюда рядом с воловьим хомутом. – И заметив мое облегченное выражение, а я был рад этой вынужденной задержке, добавил, выразительно подмигнув: – До него пришлось бы очень долго добираться… Если не сильно спешить… Пару часов, я думаю.
– В самом деле? – удивился я. – Плохие дороги?
– Очень. На лошади было бы дольше, чем на своих двух.
– Что ж, – сказал я, – для нас это даже лучше. Миссис Белден многое хочет рассказать и…
– Не хочет, чтобы ее прерывали. Я понял.
Я кивнул, и он направился к двери.
– Вы телеграфировали мистеру Грайсу? – спросил я.
– Да, сэр, – ответил он, остановившись.
– Думаете, он приедет?
– Да, сэр, даже если ему придется брести сюда пешком.
– Когда вы его ждете?
– Вы будете его ждать уже в три часа. А я буду среди гор печально созерцать свое измученное войско.
И не спеша надев шляпу, он вышел из дома и пошел по улице с видом человека, у которого впереди свободный день и он не знает, чем себя занять.
Миссис Белден, получив возможность поведать свою историю, тут же принялась за дело, и вот ее рассказ.
Глава 32
Рассказ миссис Белден
Проклятая, губительная Жадность, Извечный враг Любви и Чести. ………………. Не властно зло Без женского участия.
Джозеф Трапп. Абра-Мюле, или Любовь и империя
В следующем июле исполнится год, как я впервые увидела Мэри Ливенворт. В то время я жила скучнейшей, однообразной жизнью. Любила прекрасное, ненавидела отвратительное. Меня тянуло ко всему романтическому и незаурядному, но стесненные обстоятельства и одиночество вдовства обрекли меня проводить дни за бесконечным скучным шитьем. И уже начало казаться, что тень безотрадной старости начинает наползать на меня, как однажды утром, когда у меня было особенно тоскливо на душе, Мэри Ливенворт переступила порог моего дома и одной улыбкой изменила всю мою жизнь.
Вам это может показаться преувеличением, особенно если я скажу, что она зашла ко мне по делу, – кто-то сказал ей, что я неплохо управляюсь с иголкой, – но если бы вы видели ее в тот день, когда она появилась у меня, если бы обратили внимание на взгляд, с которым она подошла ко мне, и улыбку, с которой ушла, вы бы простили глупость романтической старой женщине, которая в этой милой юной леди увидела прекрасную принцессу. Скажу честно, меня ослепили ее красота и обаяние. И когда спустя несколько дней она снова зашла и, сев рядом со мной, стала говорить, как устала от слухов и гостиничной суеты, как радуется возможности сбежать, чтобы спрятаться у того, с кем можно побыть ребенком, которым она и была в душе, я испытала, наверное, самое большое счастье в своей жизни. Ее желание я встретила со всем теплом, которое вызывало ее поведение, и вскоре она уже сидела и жадно слушала рассказ о моей прошлой жизни, который я преподнесла в виде забавной аллегории.
На следующий день она снова оказалась рядом со мной на том же месте, и на следующий все повторилось. Она всегда слушала, глядя на меня жадным, смеющимся взглядом, ее беспокойные руки хватали все, к чему прикасались, а все, что хватали, ломали.
Но на четвертый день она не пришла, как и на пятый, и на шестой. Я снова почувствовала, как та тень наползает на меня, но однажды, когда сумерки заката начали сгущаться в ночную тьму, она прошмыгнула в дверь, незаметно подошла и закрыла мне глаза ладошками с таким звонким смехом, что я вздрогнула от неожиданности.
– Вы меня не понимаете, – сказала она, сбрасывая плащ и являя себя во всем великолепии роскошного вечернего наряда, – я и сама себя не понимаю. Это, наверное, глупо, но я почувствовала, что должна сбежать и рассказать кому-то об этом. Сегодня мне в глаза заглянула одна пара глаз, и впервые в жизни я чувствую себя женщиной и королевой. – В ее взгляде стыдливость боролась с гордостью. Она снова накинула плащ и, рассмеявшись, промолвила: – Вас посетила фея? Лучик солнечного света на короткий миг проник в вашу темницу вместе со смехом Мэри, ее белоснежными шелками и сверкающими бриллиантами? Скажите! – Она погладила меня по щеке и улыбнулась так ласково, что даже сейчас, после всех ужасов, когда я вспоминаю об этом, мне на глаза наворачиваются слезы.
– Значит, за вами пришел принц? – шепнула я, намекая на сказку, которую рассказывала ей в прошлый раз. В этой сказке девушка всю жизнь жила в нищете, дожидаясь благородного рыцаря, который должен был забрать ее из лачуги во дворец, и умерла в ту самую минуту, когда единственный любивший ее мужчина, честный крестьянин, которого девушка из гордости отвергла, пришел к ней с богатством, которое он день за днем копил для нее.
После этих слов она вспыхнула и шагнула к двери.
– Не знаю. Я не боюсь. Я… Я не думаю о таком. Принца не так-то просто заполучить, – пробормотала она.
– Как, вы уходите? – воскликнула я. – Одна? Позвольте проводить вас.
Но она покачала прекрасной головой.
– Нет, нет, это испортит всю романтичность. Я пришла к вам, как фея, и уйду, как фея.
И вспыхнув, как лунный лучик, она выскользнула в ночь и уплыла прочь по улице.
Когда она появилась в следующий раз, я заметила в ней лихорадочное возбуждение, которое убедило меня, даже сильнее, чем показное добродушие, проявленное во время нашего прошлого разговора, что ее сердце тронуто вниманием поклонника. Она и сама намекнула на это, когда, дослушав мою сказку до обычного счастливого конца с поцелуями и свадьбой, промолвила грустным голосом: «А я никогда не выйду замуж», и прибавила такой долгий вздох, что я решилась спросить, возможно, потому, что знала, что у нее нет матери:
– Почему же? Что может заставить эти алые губки говорить, будто их хозяйка никогда не выйдет замуж?
Она бросила на меня быстрый взгляд и опустила глаза. Я испугалась, что обидела ее, и притихла, но тут она ответила ровным, тихим голосом:
– Я сказала, что никогда не выйду замуж, потому что единственный мужчина, который мне нравится, не может стать моим мужем.
Все, что есть романтического у меня в душе, тут же пробудилось.
– Почему? Что вы имеете в виду? Расскажите!
– Рассказывать нечего, – сказала она. – Просто я оказалась настолько слабой, что… – Она была гордой девушкой, поэтому не захотела говорить «полюбила». – Увлеклась одним человеком, но дядя ни за что не разрешит мне выйти за него.
И она встала, как будто собираясь уходить, но я усадила ее обратно.
– За кого ваш дядя не позволит вам выйти? – спросила я. – Почему? Потому что он беден?
– Нет, дядя любит деньги, но не настолько. Да и мистер Клеверинг совсем не беден. В его родной стране у него прекрасный дом…
– Родной стране? – прервала я ее. – Он не американец?
– Нет, – ответила она. – Он англичанин.
Я заметила, что она произнесла это необычным тоном, но решив, что ее раздражает какое-нибудь нехорошее воспоминание, продолжила расспрашивать:
– Тогда какие тут могут быть сложности? Он не… – Я хотела сказать «ненадежен», но воздержалась.
– Он англичанин. – Эти слова она произнесла таким же горьким тоном, как раньше. – И этим все сказано. Дядя никогда не позволит мне выйти за англичанина.
Я удивилась. Такая несерьезная причина не приходила мне в голову.
– У него совершенная мания на этот счет, – продолжила она. – Проще утопиться, чем выпросить у него разрешение выйти за англичанина.
Женщина более разумная, чем я, сказала бы на это: «Если это так, почему не выбросить из головы и сердца все мысли о нем? Зачем танцевать с ним, разговаривать с ним и допускать, чтобы увлечение перерастало в любовь?» Но тогда у меня в мыслях была сплошная романтика, и, вознегодовав от подобной несправедливости, я воскликнула:
– Но это же настоящая тирания! Почему он так ненавидит англичан? И почему, если он так их ненавидит, вы должны идти на поводу у его бессмысленных причуд?
– Почему? Рассказать вам, тетушка? – промолвила она, вспыхнув и отвернувшись.
– Да, – ответила я, – расскажите все.
– Что ж, если вы хотите знать мою плохую сторону, как уже знаете хорошую, я расскажу. Мне очень не хочется навлекать на себя дядин гнев, потому что… потому что… Меня всегда воспитывали так, чтобы я считала себя его наследницей, и я знаю, что если выйду замуж против его воли, то он тут же изменит свое мнение обо мне и оставит меня без гроша.
– Но, – вскричала я, хотя это признание слегка остудило мой романтизм, – вы же говорили, что мистер Клеверинг достаточно обеспечен, чтобы вам не пришлось нуждаться, и если вы любите…
Читать бесплатно другие книги:
