Маленькие мужчины Олкотт Луиза Мэй

Глава 19

У камелька

Пришли октябрьские заморозки, и в больших каминах появилось радостное пламя. Сухая сосновая растопка Деми помогала дубовым сучьям Дэна, ярко пылать, и в дымовых трубах весело гудело. В становящиеся все длиннее вечера домашние охотно собирались у камелька, чтобы поиграть в разные игры, почитать или составить планы на зиму. Но любимейшим занятием было слушать разные истории, и от мистера и миссис Баэр ожидали все новых интересных рассказов. Но даже их запасы иногда иссякали, и тогда мальчики прибегали к собственным возможностям, не всегда успешно. Одно время успехом пользовались рассказы о привидениях. Для забавы выключали свет, давали огню в камине погаснуть, а затем, сидя в темноте, рассказывали самые ужасные истории, какие только могли придумать. Так как это привело к разнообразным страхам и общему состоянию нервозности среди младших, а также к тому, что Томми опять начал ходить во сне по крыше сарая, пугать друг друга привидениями было запрещено, и пришлось вернуться к более безобидным развлечениям.

Однажды вечером, когда младшие улеглись в теплые, уютные постели и уснули, а старшие все еще сидели у огня в классной, пытаясь придумать, чем заняться, Деми предложил новый способ решения вопроса. Схватив щетку для выметания очага, он замаршировал по комнате со словами: "Стройся в ряд!" И когда мальчики со смехом и толкотней встали в строй, он объявил:

— Даю вам две минуты на то, чтобы придумать игру.

Франц и Эмиль не присоединились к ним — первый что-то писал, второй читал биографию адмирала Нельсона[41], - но остальные думали упорно и, когда время истекло, были готовы дать ответ.

— Ну, Том, говори! — И щетка слегка коснулась его головы.

— Жмурки.

— Что ты скажешь, Джек?

— Коммивояжеры; хорошая круговая игра, и есть несколько центов для общего котла.

— Дядя не разрешает нам играть на деньги. Дэн, а ты что предложишь?

— Давайте устроим битву между греками и римлянами.

— А ты, Стаффи?

— Печь яблоки, делать воздушную кукурузу и колоть орехи.

— Отлично! Отлично! — воскликнули несколько голосов, и когда прошло голосование, предложение Стаффи победило.

Одни побежали в подвал за яблоками, другие на чердак за орехами, остальные занялись кукурузой.

— Надо бы пригласить и девочек, правда? — сказал Деми, в неожиданном приступе любезности.

— Дейзи отлично колет каштаны, — вставил Нат, желавший, чтобы его маленькая подруга разделила с ними удовольствие.

— У Нэн здорово получается воздушная кукуруза; обязательно надо ее позвать, — добавил Томми.

— Зовите ваших возлюбленных, мы не против, — сказал Джек, который всегда смеялся над невинными знаками внимания, какие эти маленькие мужчины и женщины оказывали друг другу.

— Как ты можешь называть мою сестру чьей-то возлюбленной? Это глупо! — воскликнул Деми с негодованием.

Джек рассмеялся.

— Она возлюбленная Ната. Разве не так, Друг Чирикалка?

— Да, если Деми не возражает. Я не могу не любить ее, она так добра ко мне, — отвечал Нат с застенчивой серьезностью, так как грубые манеры Джека смущали его.

— Нэн — моя возлюбленная, и я женюсь на ней примерно через год, и пусть никто из вас в это дело не встревает, — сказал Томми, решительно, так как они с Нэн уже решили все относительно своего будущего и собирались жить на иве, спускать вниз корзинку для еды и делать другие очаровательные, хоть и невозможные вещи.

Деми был умолк, пораженный решительностью Бэнгза, и тот взял его под руку и увел приглашать дам.

Нэн и Дейзи шили с тетей Джо какие-то маленькие одежки для ожидаемого младенца миссис Карни.

— Простите, мэм, не уступите ли вы нам ненадолго девочек? Мы позаботимся о них, — сказал Томми, подмигивая одним глазом, чтобы намекнуть на яблоки, щелкая пальцами для обозначения воздушной кукурузы и скрежеща зубами, чтобы передать идею раскалывания орехов.

Девочки мгновенно поняли эту пантомиму и начали снимать наперстки, прежде чем миссис Джо смогла решить, то ли у Томми судороги, то ли затевается какая-то необычная проказа. Затем Деми объяснил все весьма красноречиво, разрешение было с готовностью дано, и мальчики удалились, очень довольные.

— Не разговаривай с Джеком, — шепнул Томми, когда прогулочным шагом отправился вместе с Нэн через холл в кухню, чтобы взять вилку для прокалывания яблок.

— Почему?

— Он смеется надо мной из-за того, что я называю тебя моей возлюбленной, так что я не хочу, чтобы ты с ним разговаривала.

— Буду разговаривать, если захочу, — заявила в ответ Нэн, возмущенная властной манерой своего кавалера.

— Тогда я не буду считать тебя моей возлюбленной.

— Мне наплевать.

— Но, Нэн, я думал, ты меня любишь! — в голосе Томми звучал неясный упрек.

— Если тебе неприятно, что Джек смеется, мне на тебя совершенно наплевать.

— Тогда можешь забрать свое дурацкое колечко, я его больше носить не буду, — и Томми сорвал с пальца символ любви из конского волоса, врученный ему Нэн в обмен на такой же, только сделанный из щупальца омара.

— Хорошо, я отдам его Неду, — таков был ее жестокий ответ, поскольку Неду нравилась миссис Прыг-Скок, и он любезно вытачивал для нее бельевые зажимки, коробочки и катушки в количестве, достаточном для ведения хозяйства на широкую ногу.

— Тыща черепах! — воскликнул Томми — только так он мог дать выход своим чувствам — и, отбросив руку Нэн, погрузился в глубокое уныние, предоставив ей следовать за вилкой в одиночестве. И за это проявление пренебрежения озорная Нэн наказала его уколом в самое сердце, словно оно было всего лишь еще одной разновидностью яблок.

Очаг был выметен, и большие розовые яблоки поставлены печься. Совок раскалили, и на нем весело подпрыгивали каштаны, пока кукуруза вздувалась в своей жаркой проволочной тюрьме. Дэн колол свои лучшие грецкие орехи, все болтали и смеялись, а дождь стучал в окно, и ветер завывал возле дома.

— Почему Билли похож на этот орех? — спросил Эмиль, часто придумывавший глупые загадки.

— Потому что он "стукнутый", — отвечал Нед.

— Это нечестно! Вы не должны смеяться над Билли, так как он не может вам ответить. Это подло! — гневно воскликнул Дэн, с силой ударяя по ореху.

— К какому семейству насекомых мог бы принадлежать Нат? — спросил всегда выступавший в роли примирителя Франц, видя, что Эмиль пристыжен, а Дэн хмурится.

— Комаров[42], - усмехнулся Джек.

— Почему Дейзи похожа на пчелку? — спросил Нат, очнувшись от задумчивости.

— Потому что она королева улья, — отозвался Дэн.

— Нет.

— Потому что она милая.

— Пчелы не милые.

— Сдаюсь.

— Потому что она делает сладости, всегда занята и любит цветы, — сказал Нат, сваливая в одну кучу свои мальчишеские комплименты, так что Дейзи покраснела как мак.

— Почему Нэн похожа на осу? — спросил Томми, сердито глядя на нее, и добавил, не дав никому времени ответить: — Потому что она не милая, много жужжит по пустякам и больно жалит.

— Ага, Томми злится, и я этому рад! — воскликнул Нед.

А Нэн вскинула голову и ответила быстро:

— Какая посуда в буфете с фарфором похожа на Тома?

— Перечница! — ответил Нед, вручая Нэн ядрышко ореха со смехом, от которого Томми почувствовал, что готов подпрыгнуть, как горячий каштан на раскаленном совке и кого-нибудь стукнуть.

Видя, что маленький запас остроумия компании начинает использоваться с дурными намерениями, Франц снова бросился в прорыв.

— Давайте введем закон, по которому тот, кто войдет в комнату, должен будет рассказать нам историю. Кто бы это ни был, он должен будет подчиниться. Интересно, кто же окажется первым?

Остальные согласились, и им не пришлось долго ждать. В холле послышались тяжелые шаги, и в дверях появился Сайлас с охапкой дров. Его приветствовал общий крик, и он стоял, оглядываясь по сторонам с растерянной улыбкой на широком красном лице, пока Франц не объяснил ему, в чем заключается шутка.

— Уфф! Я и рассказывать-то не умею, — сказал он, опуская на пол свою ношу и готовясь выйти из комнаты. Но мальчики налетели на него, усадили в кресло и удерживали там, смеясь и требуя истории, пока добродушный гигант не был побежден.

— Я знаю только одну историю, и она про лошадь, — сказал он, весьма польщенный оказанным приемом.

— Расскажите! Расскажите! — закричали мальчики.

— Ну, значит так, — начал Сайлас, отклоняя свой стул на задних ножках до самой стены и засовывая большие пальцы под мышки жилета, — во время войны служил я в кавалерии и видел немало сражений. Мой конь, Мейджер, был отличным рысаком, и я любил его, как если бы он был человеческим существом. Не скажу, что он отличался красотой, но это был самый послушный, спокойный, незлобивый конь, какого я только видел на своем веку, В первом бою, в какой мы вступили, он дал мне урок, который я не забыл до сих пор, и я расскажу вам, как это произошло. Не знаю, как описать вам, молодым ребятам, весь шум и всю суматоху, и вообще ужас сражения, да и слов-то у меня таких нет, но я готов признаться, что поначалу вроде как смутился и растерялся, и не знал, что делать. Нам было приказано наступать и гнать противника, не останавливаясь, чтобы подобрать тех из наших бойцов, что падали в схватке. Я получил пулю в руку и вылетел из седла, сам не знаю как. Так и остался лежать с двумя-тремя другими убитыми и ранеными, так как все остальные из нашего подразделения ушли вперед, как я уже говорил. Ну, значит, поднялся я и огляделся в поисках Мейджера. Чувство у меня было такое, что на первый раз мне вроде как этого военного удовольствия хватит. Коня нигде не было видно, и я уже был готов пешком вернуться в лагерь, когда услышал ржание. Я оглянулся и увидел Мейджера. Он остановился чуть поодаль и глядел на меня так, словно не понимал, почему я остался позади и не догоняю свой полк. Я свистнул, и он рысцой подбежал ко мне, как я его научил. Я кое-как вскарабкался на него с окровавленной левой рукой и собрался ехать в лагерь, так как, уверяю вас, чувствовал себя совершенно больным и обессиленным — с людьми это часто бывает в первом бою. Но, нет, сэр! Из нас двоих Мейджер был храбрейшим, и он не желал повернуть прочь от линии фронта, он просто вставал на дыбы и гарцевал, и фыркал, и в целом вел себя так, словно запах пороха и шум битвы почти свели его с ума. Я делал, что мог, но он не уступал, так что уступить пришлось мне, и тогда, как вы думаете, что сделал этот храбрый конь? Он развернулся в одно мгновение и помчался как ураган обратно, прямо в гущу сражения!

— Молодец! — возбужденно воскликнул Дэн, а остальные забыли о яблоках и орехах, увлеченные рассказом.

— Помереть мне на этом месте, если мне не было стыдно за себя! — продолжил Сайлас, воодушевляясь при воспоминании об этом дне. — Я рассвирепел и забыл про свою рану. Я просто бросился в бой и сражался как бешеный, пока артиллерийский снаряд не разорвался неподалеку, свалив большинство нас на землю. Какое-то время я лежал без чувств, а когда очнулся, битва в этом месте уже кончилась. Я обнаружил, что лежу загороженный бедным Мейджером, который ранен еще тяжелее, чем я сам. У меня была сломана нога, и пуля сидела в плече, но он… бедняга!… весь бок у него был разорван осколком того проклятого снаряда.

— О Сайлас! Что же вы стали делать? — воскликнула Нэн, придвигаясь к нему с лицом, полным горячего сочувствия и интереса.

— Я подполз поближе и постарался остановить кровь тряпками, какие смог оторвать от своей одежды одной рукой. Но все было бесполезно. Он лежал и стонал от ужасной боли, и глядел на меня своими выразительными глазами. Я чувствовал, что мне этого не вынести. Я помогал ему, чем мог, а когда солнце стало припекать и он начал высовывать язык, я попытался доползти до ручья, чтобы принести ему воды. Но ручей был довольно далеко, а я так слаб, что мне пришлось бросить эти попытки, и я просто лежал рядом с ним и обмахивал его моей шляпой. А теперь послушайте, что я вам скажу, и когда вы в следующий раз услышите, как люди бранят мятежников[43], просто вспомните, что сделал один из них и почтите его за это. Так вот, один бедняга в серой форме южан лежал неподалеку, у него были прострелены легкие, и жить ему оставалось недолго. Я предложил ему мой носовой платок, чтобы прикрыть лицо от солнца, и он поблагодарил меня, так как в такое время люди не задумываются, на какой стороне они сражались, но просто берутся за дело и помогают друг другу. Когда он увидел, что я горюю над Мейджером и стараюсь облегчить его муки, он приподнялся с лицом, совсем мокрым и белым от страдания, и говорит: "У меня во фляжке есть вода, возьми, мне уже не поможет", — и бросил ее мне. Я не мог бы взять эту воду, если бы у меня не было немного вина в моей собственной фляжке, и я заставил его выпить это вино. Ему немного помогло, и я почувствовал себя бодрее, как если бы выпил ее сам. Удивительно, как хорошо становится иногда у людей на сердце, когда они делают такие вот мелочи для других, — и Сайлас замолчал, словно снова переживал чувства того момента, когда он и его враг забыли вражду и помогали друг другу как братья.

— А что же было с Мейджером? — спросили мальчики нетерпеливо.

— Я налил немного воды на его бедный горячий язык, и если бессловесное животное может выразить взглядом благодарность, это было именно то, что он сделал тогда. Но пользы от глотка воды было немного, так как ужасная рана мучила его, и я уже не мог выносить это дольше. Нелегко было сделать это, но я сделал, из милосердия, и знаю, он простил меня.

— Что же вы сделали? — спросил Эмиль, когда Сайлас умолк неожиданно с громким "хм" и таким выражением лица, что Дейзи подошла и остановилась рядом, положив руку на его колено.

— Я застрелил его.

Слушатели содрогнулись, когда Сайлас сказал это, так как Мейджер выглядел героем в их глазах и его трагический конец вызвал у них горячее сочувствие.

— Да, я застрелил его и тем избавил от страданий. Я сначала погладил его, и сказал: "Прощай", потом положил его голову поудобнее на траву, последний раз заглянул в его выразительные и послал пулю ему в голову. Он даже не шевельнулся, выстрел был точным, и, когда я увидел его совсем неподвижного и не было больше стонов и боли, я был рад, и, не знаю, стыдиться ли этого, но я обнял его за шею и заревел как большой младенец. Вот! Право, не знаю… такой уж я был дурак, — и Сайлас провел рукавом по глазам, тронутый как всхлипываниями Дейзи, так и воспоминаниями о верном Мейджере.

С минуту все молчали, так как мальчики так же остро, как и мягкосердечная Дейзи, почувствовали пафос маленькой истории, хотя и это и не выразилось в слезах.

— Я тоже хотел бы такую лошадь, — сказал Дэн негромко.

— А тот южанин тоже умер? — спросила Нэн с тревогой.

— Да, но позднее. Мы лежали там весь день, а ночью наши санитары пришли искать раненых. Они, естественно, хотели сначала взять меня, но я знал, что могу подождать, а у южанина, возможно, был только один шанс, так что я заставил их сначала взять его. У него хватило сил протянуть мне руку и сказать: "Спасибо, друг!" И это были его последние слова, так как он умер час спустя, после того как его внесли в палатку походного госпиталя.

— Как вам, должно быть, было приятно, что вы проявили к нему такую доброту! — сказал Деми, на которого эта история произвела большое впечатление.

— Да, меня утешала мысль о нем, когда я лежал там один несколько часов, положив голову на шею Мейджера, и смотрел, как поднимается луна. Мне хотелось похоронить бедное животное, но это было невозможно, так что я только отрезал кусочек его гривы и храню до сих пор. Хотите посмотреть, сестренка?

— О да, пожалуйста, — отвечала Дейзи, вытирая слезы.

Сайлас вынул старый бумажник и извлек из его внутреннего кармашка кусочек оберточной бумаги, в котором была прядь белого конского волоса. Дети смотрели на него молча, когда он лежал на широкой ладони, и никто не находил ничего смешного в этом проявлении любви, которую питал Сайлас к своей славной лошади.

— Это такая трогательная история, и мне она очень понравилась, хотя я и заплакала. Спасибо вам большое, Сай, — и Дейзи помогла ему свернуть и убрать его маленькую реликвию, а Нэн насыпала ему в карман горсть воздушной кукурузы, и мальчики громко выразили свое лестное мнение о его рассказе, чувствуя, что в нем было два героя.

Он удалился, совершенно сраженный оказанными ему почестями, а маленькие заговорщики обсуждали услышанное и поджидали очередную жертву. Ею оказалась миссис Джо. Она вошла, чтобы снять с Нэн мерку для нового передничка, который шила для нее. Ей позволили войти, а затем налетели на нее и, сообщив о принятом законе, потребовали рассказать историю. Их новая уловка очень позабавила миссис Джо, и она тут же согласилась подчиниться, так как их счастливые голоса уже давно доносились до нее через холл и вызывали такие приятные чувства, что ей и самой хотелось присоединиться к ним и на время забыть свои тревожные мысли о Мег.

— Неужели я первая мышка, какую вы поймали, хитрые коты в сапогах? — спросила она, когда ее подвели к большому креслу, обеспечили угощением и окружили толпой оживленных слушателей.

Они рассказали ей о Сайласе и его вкладе в дело развлечения собравшихся. Она в отчаянии приложила руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями — так неожиданно от нее потребовали новой истории.

— О чем же мне вам рассказать? — спросила она.

— О мальчиках, — был общий ответ.

— И чтобы в истории была вечеринка, — сказала Дейзи.

— И что-нибудь вкусное, — добавил Стаффи.

— Это напоминает мне рассказ, написанный много лет назад одной милой старой леди. В детстве мне очень нравилась эта история, и я думаю, вам тоже понравится, так как в ней есть и мальчики и вкусные пирожки.

— Как она называется? — спросил Деми.

— "Мальчик, которого подозревали".

Нат поднял взгляд от орехов, которые чистил, и миссис Джо улыбнулась ему, догадываясь, что у него на уме.

— Так вот, мисс Крейн держала школу для мальчиков в тихом маленьком городке, и это была хорошая старая школа. Шесть мальчиков жили в ее доме, а еще четыре или пять жили с родителями и каждый день приходили на занятия. Среди тех, что жили с мисс Крейн, был один мальчик по имени Льюис Уайт. Льюис не был дурным мальчиком, но отличался некоторой робостью, и поэтому иногда ему случалось солгать. Однажды сосед прислал мисс Крейн корзинку крыжовника. Ягод на всех там не хватило бы, так что добрая мисс Крейн, которая любила порадовать своих мальчиков чем-нибудь вкусненьким, взялась за дело и испекла дюжину пирожков с крыжовенным джемом.

— Я тоже попробую испечь такие. Интересно, она пекла их так же, как я мои малиновые? — сказала Дейзи, чей интерес к кулинарии в последнее время возродился с новой силой.

— Тише, — сказал Нат, всовывая ей в рот воздушную кукурузу, чтобы она замолчала, так как испытывал особый интерес к этой истории и нашел, что начало совсем неплохое.

— Когда пирожки были готовы, мисс Крейн убрала их в свой лучший буфет в гостиной, но никому ни слова о них не сказала, так как хотела сделать мальчикам сюрприз к чаю. Когда время пришло и все сидели за столом, она пошла за пирожками, но вернулась назад в растерянности, так как… как вы думаете, что случилось?

— Кто-то стянул их! — воскликнул Нед.

— Нет, они были на месте, но кто-то поднял на каждом верхнюю корочку, выскреб все ягоды и положил корочку на место.

— Какая подлость! — И Нэн взглянула на Томми, словно подразумевая, что он способен на подобный поступок.

— Когда она рассказала мальчикам о своем намерении угостить их и показала им бедные пирожки без джема, мальчики были очень огорчены и разочарованы, и все заявили, что они ничего не знают о том, как это могло произойти. "Может быть, это сделали крысы", — сказал Льюис, который громче других отрицал, что ему известно что-либо о пирожках. "Нет, крысы прогрызли бы и корочку; они никогда не сумели бы поднять ее, чтобы выскрести ягоды. Это было сделано человеческими руками", — сказала мисс Крейн, больше огорченная не утратой джема, но явной ложью кого-то из ее воспитанников. Ну, что тут было делать? Они поужинали и пошли в постель, но ночью мисс Крейн услышала, как кто-то стонет, и пошла посмотреть, кто это, и нашла Льюиса, страдающего от боли в животе. Он явно съел что-то не то и чувствовал себя так плохо, что мисс Крейн перепугалась и уже хотела послать за доктором, когда Льюис простонал: "Это крыжовник; я съел все ягоды, и я должен признаться во всем перед смертью" — мысль о докторе его изрядно напугала. "Если дело только в этом, я дам тебе рвотное, ты скоро поправишься", — сказала мисс Крейн. Так что Льюис получил большую дозу рвотного и к утру ему стало легче. "Пожалуйста, не говорите ничего мальчикам, они будут смеяться надо мной", — умолял больной. Добрая мисс Крейн обещала не говорить, но Салли, служанка, рассказала всю историю, и бедный Льюис долго не знал покоя. Его приятели называли его Старый Крыжовник, и не уставали спрашивать: "Почем пирожки?"

— Так ему и надо — вставил Эмиль.

— Тех, кто совершает дурные поступки, всегда в конце концов изобличают, — добавил Деми с добродетельным видом.

— Не всегда, — пробормотал Джек, который занимался яблоками с большим прилежанием, чтобы можно было отвернуться от остальных и делать вид, что щеки у него красные от близости к огню.

— Это вся история? — спросил Дэн.

— Нет, это только первая часть, вторая интереснее. Некоторое время спустя в школу зашел бродячий торговец и задержался, чтобы показать свой товар мальчикам. Некоторые из них купили у него карманные расчески, губные гармоники и разные прочие мелочи. Среди ножиков был маленький перочинный ножик с белой ручкой, который Льюису очень хотелось купить, но он уже потратил все свои карманные деньги, а одолжить ему никто не мог. Он подержал ножик в руке, с восхищением разглядывая его, пока торговец упаковывал свои товары, а потом неохотно отложил, и торговец ушел. Однако на следующий день торговец вернулся, чтобы сказать, что не может найти именно этого ножичка, и думает, что, должно быть, оставил его у мисс Крейн. Это был очень ценный ножичек с перламутровой ручкой, и торговец сказал, что не может позволить себе потерять его. Ножичек поискали, спросили у каждого, не видел ли он его, и каждый решительно заявил, что знать ничего не знает. "Этот молодой джентльмен держал его последним и, кажется, очень хотел его получить. Вы уверены, что положили его обратно?" — спросил торговец у Льюиса, который был очень обеспокоен потерей и уверял снова и снова, что вернул ножик. Но никто не верил его словам; все считали, что именно он взял ножичек, и после бурной сцены мисс Крейн заплатила торговцу, и тот, недовольно ворча, ушел.

— Ножик был у Льюиса? — воскликнул Нат, очень взволнованный.

— Скоро узнаете. Бедному Льюису предстояло новое испытание, так как мальчики все время говорили: "Эй, Старый Крыжовник, одолжи-ка мне твой ножик с перламутровой ручкой", и тому подобное, пока Льюис не почувствовал, что больше не в силах это выносить, и не запросился домой. Мисс Крейн старалась делать все, чтобы мальчики не досаждали Льюису, но это было нелегко, так как они продолжали дразнить его в ее отсутствие. Это самое тяжелое в воспитании мальчиков: они не "бьют лежачего", как они выражаются, но зато изводят его разными мелочами, пока он не пожелает выяснить отношения в драке.

— Я знаю это, — сказал Дэн.

— Я тоже, — добавил Нат тихо.

Джек не сказал ничего, но был совершенно согласен, так как знал, что старшие мальчики презирают его и не дружат с ним по этой самой причине.

— Так что же было дальше с бедным Льюисом, тетя Джо? Я не верю, что он взял ножик, но я хочу убедиться в том, что права, — сказала Дейзи в большой тревоге.

— Неделя проходила за неделей, а дело не выяснялось. Мальчики избегали Льюиса, бедняга чуть не захворал от неприятностей, которые навлек на себя. Он решил никогда больше не лгать и так усердно старался придерживаться принятого решения, что мисс Крейн прониклась жалостью к нему и желанием помочь, а потом действительно поверила, что он не брал ножик. Два месяца спустя после первого визита торговца, он пришел снова и с порога заявил: "Знаете, мэм, я все-таки нашел тот ножик. Он провалился за подкладку моего чемоданчика, а на днях, когда я загружал новые товары, выпал прямо мне в руки. Я решил зайти и сказать вам, так как вы заплатили и, наверное, захотите получить его — вот он". Все мальчики столпились вокруг, и при этих словах торговца им стало очень стыдно. Они от всей души попросили у Льюиса прощения, так что он не смог не простить. Мисс Крейн подарила ему ножик, и он хранил его много лет как напоминание о пороке, который принес ему столько огорчений.

— Интересно, почему, то, что ешь потихоньку, вредит, а если ешь то же самое за столом, не вредит, — заметил Стаффи задумчиво,

— Наверное, совесть плохо действует на желудок, — сказала миссис Джо с улыбкой.

— Он думает об огурцах, — сказал Нед, и волна веселья прокатилась вслед за этими словами, так как последним несчастьем, постигшим Стаффи, было следующее смешное происшествие. Он съел потихоньку два больших огурца, почувствовал себя очень плохо и признался в этом Неду, умоляя его сделать что-нибудь. Нед добродушно порекомендовал горчичник и горячий утюг к ногам, только применяя эти средства, сам все перепутал и поставил горчичник на подошвы, а утюг на живот, так что бедный Стаффи был найден в сарае с обожженными подошвами и подпаленной курткой.

— Может быть, вы расскажете нам еще одну историю; эта была такая интересная, — сказал Нат, когда смех утих.

Прежде чем миссис Джо успела отказать этим ненасытным Оливерам Твистам[44], в комнату вошел Роб, волоча за собой свое покрывало, и сказал с очень приятным выражением, направляясь прямо к матери, как к надежной гавани и убежищу:

— Я услышал шум и подумал, что, может быть, случилось что-нибудь страшное, и пришел посмотреть.

— Ты подумал, что если бы что-то случилось, я забыла бы о тебе, озорник? — спросила мать, стараясь смотреть сурово.

— Нет, но я подумал, что тебе будет легче, если увидишь меня здесь, — отвечал вкрадчивый собеседник.

— Я охотнее увидела бы тебя в постели, так что марш в кровать, Роб.

— Все, кто заходит сюда, должны рассказать историю, а так как ты не можешь, тебе лучше отчалить, — сказал Эмиль.

— Но я могу рассказать! Я рассказываю Тедди кучу всяких историй: о медведях и о лунах, и о маленьких мухах, которые разговаривают друг с другом, — возразил Роб, намеренный остаться любой ценой.

— Тогда рассказывай, прямо сейчас, — сказал Дэн, приготовившись посадить его на плечо и унести.

— Я расскажу, только дайте подумать, — и Роб вскарабкался на колени матери, которая обняла его, заметив:

— Это семейный порок — вылезать из кровати в самое неподходящее время. Деми раньше тоже так делал, а что до меня, то я выскакивала из кровати и залезала обратно целые ночи напролет. Мег иногда казалось, что в доме пожар, и она посылала меня вниз посмотреть, что происходит, а я бродила по всему дому и развлекалась, совсем как ты, мой непослушный сынишка.

— Я придумал, — заявил Роб, вполне непринужденно, горячо желая завоевать доступ в этот восхитительный кружок.

Все устремили взгляд на Роба, сидевшего у матери на коленях и завернутого в яркое покрывало, и выслушали со скрытым весельем на лицах следующую короткую, но трагическую историю, рассказанную с серьезностью, делавшей рассказ особенно забавным:

— У одной леди был миллион детей и один хороший маленький мальчик. Она пошла к нему в спальню и сказала: "Ты не должен выходить во двор". Но он вышел и упал в колодец, и утонул.

— Это все? — спросил Франц, когда Роб остановился, чтобы перевести дух после этого многообещающего вступления.

— Нет, есть еще дальше, — и Роб сдвинул пушистые брови, силясь обрести новое вдохновение.

— Что сделала леди, когда он упал в колодец? — спросила мать, пытаясь помочь ему.

— Она вытащила его, завернула в газету и положила на полку, чтобы высушить на семена.

Общий взрыв смеха приветствовал это поразительное завершение рассказа, а миссис Джо погладила кудрявую головку и сказала серьезно:

— Сын мой, ты унаследовал от матери дар рассказчика. Иди навстречу славе, что ожидает тебя.

— Теперь мне можно остаться? Ведь это была отличная история? — воскликнул Роб, обрадованный своим успехом.

— Ты можешь оставаться, пока не съешь эти двенадцать штук воздушной кукурузы, — сказала мать, ожидая, что они исчезнут в один миг.

Но Роб был хитрым маленьким мужчиной. Он ел их один за другим очень медленно, наслаждаясь каждой минутой.

— Может быть, ты, тетя расскажешь нам вторую историю, пока ждешь его? — сказал Деми, не желая терять время.

— Я, право, ничего не знаю, кроме маленькой истории о дровяном ящике, — сказала миссис Джо, видя, что Роб не спешит съедать угощение.

— А в ней есть мальчик?

— Она вся про мальчика.

— И она правдивая? — спросил Деми.

— До единого слова.

— Отлично! Рассказывай, пожалуйста.

— Джеймс Сноу жил со своей матерью в маленьком доме в Нью-Гемпшире. Они были бедны и Джеймсу приходилось работать, чтобы помогать матери, но он так любил книжки, что терпеть не мог работать, и всегда хотел сидеть и весь день учиться.

Что за мальчик! Я терпеть не могу книги, а работу люблю, — сказал Дэн, неодобрительно воспринимая Джеймса с самого начала.

— Всякие люди на свете бывают, труженики и ученые равно нужны, и есть в мире место каждому. Но я думаю, труженики должны хоть немного времени уделять учебе, а ученые знать как работать, если потребуется, — отвечала миссис Джо, переводя взгляд с Дэна на Деми со значительным выражением.

— Я тоже работаю, — и Деми с гордостью показал три маленьких мозоли на своей ладошке.

— А я учусь, — добавил Дэн, кивая со вздохом в сторону классной доски, исписанной аккуратными столбцами цифр.

— Ну, так слушайте, что было с Джеймсом дальше. Он не хотел быть себялюбцем, но мать гордилась им и позволяла ему заниматься, чем он хочет, а сама работала не покладая рук, чтобы у него были книги и время читать их. Однажды осенью Джеймс захотел пойти в школу и отправился к священнику, чтобы узнать, нельзя ли поработать на него за приличную одежду и учебники. Так вот, священник слышал разговоры о праздности Джеймса и не был склонен помогать ему, считая, что мальчик, который не заботится о своей матери и позволяет ей работать до изнеможения ради него, вероятно, ленив и не добьется успеха даже в школе. Но, обнаружив, как искренне Джеймс стремится к знаниям, добрый священник заинтересовался им и, будучи довольно оригинальным человеком, сделал мальчику следующее необычное предложение: "Я дам тебе одежду и книги, Джеймс, но на одном условии". — "На каком, сэр?" — и мальчик сразу оживился. — "Ты должен следить за тем, чтобы дровяной сарай твоей матери всю зиму был полон дров, и заполнять его ты должен сам. Если ты не справишься, то и учеба в школе для тебя кончится". Джеймс посмеялся над странным условием и с готовностью согласился, считая его очень легким.

Он начал ходить в школу и в первое время отлично справлялся с поставленной священником задачей, так как стояла осень и щепок и подлеска было полно. Утром и вечером он выбегал в ближний лесок и наполнял корзину ветками или палочками для маленькой плиты, а так как его мать была аккуратной и экономной, обеспечивать ее растопкой было не так уж трудно. Но в ноябре пришли морозы, дни стали мрачными и холодными, и хворост начал расходоваться быстро. Мать купила воз дров на свои заработки, но этого было мало, и сарай почти опустел, прежде чем Джеймс вспомнил, что должен добыть новых дров. Миссис Сноу чувствовала себя плохо и сильно хромала из-за ревматизма, она уже не могла работать как прежде, так что Джеймсу пришлось отложить книги и задуматься, что он может сделать.

Это вызвало у него досаду, ведь он добился больших успехов в учебе и был так увлечен, что с трудом мог отложить книги в сторону даже ради еды и сна. Но он знал, что священник сдержит свое слово, и, во многом против своей воли, Джеймс взялся зарабатывать деньги в свободное время, чтобы дровяной сарай не опустел. Он выполнял всякую работу, какая только подворачивалась, бегал с поручениями, ухаживал за соседской коровой, помогал старому служке вытирать пыль и топить печь в церкви по воскресеньям, и так ему удавалось заработать денег, которых хватало на покупку одной-двух вязанок дров. Но работать приходилось много, дни были короткими, зима очень холодной, и драгоценное время летело быстро, а книги так занимали его, что было жаль оставлять их ради скучных обязанностей, которым, казалось, не будет конца.

Священник наблюдал за ним молча и, видя, что он горячо желает трудиться, помогал ему так, что мальчик не знал об этом. Он часто встречал Джеймса, когда тот возил дрова на санях из леса, где мужчины рубили деревья. Бредя рядом с медлительным быком, мальчик читал книжку или учил урок, горячо желая не терять ни минуты. "Мальчик заслуживает, чтобы ему помогли. Урок принесет ему пользу, а когда он выучит его, я дам ему урок полегче", — сказал себе священник, и на Рождество целый воз дров был потихоньку выгружен у дверей маленького домика вместе с новой пилой и листком бумаги, на котором было написано: "Бог тому помогает, кто сам себе помогает".

Бедный Джеймс не ожидал никаких подарков, но, проснувшись в то холодное рождественское утро, нашел пару теплых варежек, связанных матерью, несмотря на ее неловкие от болезни пальцы. Подарок очень ему понравился, но ее поцелуй и нежный взгляд, которые она подарила ему, когда назвала его своим "добрым сыном", были еще лучше. Стараясь, чтобы ей было тепло, он согрел, как видите, и свое собственное сердце, а, заполняя дровяной сарай, одновременно заполнял и свое время честным трудом, который был его долгом. Он начал понимать это и чувствовать, что есть нечто лучшее, чем книги, и потому старался выучить уроки, которые давал ему Бог, так же хорошо, как те что задавал учитель в школе.

Когда он увидел большую кучу дубовых и сосновых бревен у двери и прочитал маленькую записку, он сразу догадался, кто прислал этот подарок. Он понял план священника, поблагодарил его и взялся за работу, вкладывая в нее все силы. Другие мальчики веселились в тот день, а Джеймс пилил дрова, но я думаю, что из всех мальчиков в городке самым счастливым в то Рождество был мальчик в новых варежках, который насвистывал как дрозд, наполняя дровяной сарай своей матери.

— Отличная история! — воскликнул Дэн, которому этот простой, непритязательный рассказ понравился больше, чем самая поэтичная сказка. — Неплохой он все-таки был парень.

— Я мог бы пилить дрова для тебя, тетя Джо! — сказал Деми, словно история подсказывала новый способ заработать денег для его собственной матери.

— Расскажите о плохом мальчике. Мне они больше нравятся, — сказала Нэн.

— Лучше расскажите о противной девчонке-ворчунье, — сказал Томми, для которого весь вечер был испорчен недоброжелательностью Нэн. От этого яблоки казались кислыми, воздушная кукуруза невкусной, орехи слишком твердыми, а вид Неда и Нэн, сидящих на скамье бок о бок делал жизнь тяжким бременем.

Но миссис Джо больше ничего не рассказала, так как, взглянув на Роба, обнаружила, что он крепко спит, крепко зажав в пухлой ручонке воздушную кукурузу. Завернув малыша в покрывало, мать унесла его и уложила, не опасаясь, что он снова вскочит.

— Посмотрим, кто придет следующим, — сказал Эмиль, оставляя дверь соблазнительно приоткрытой.

Сначала мимо прошла Мэрианн, и он окликнул ее, но Сайлас заранее предупредил ее о заговоре, так что она только засмеялась и поспешила дальше, несмотря на приглашение зайти. Вскоре открылась входная дверь в холле, и послышался густой бас, напевавший:

— Это дядя Фриц! Смейтесь громче, и тогда он, наверняка, зайдет, — сказал Эмиль.

Последовал взрыв смеха, и дядя Фриц вошел с вопросом:

— Над чем смеетесь, мои мальчики?

— Попался, попался! Вы не уйдете, пока не расскажете историю, — закричали мальчики, захлопывая дверь.

— Ах вот как! В этом и шутка? Что ж, у меня нет никакого желания уходить, здесь так приятно, и я заплачу свой штраф сразу же, — что он и сделал, усаживаясь и приступая к рассказу.

— Это было давно. Твой дедушка, Деми, поехал читать лекцию в большом городе, надеясь заработать и привезти денег на сиротский приют, который создавали добрые люди. Лекция прошла хорошо, и он положил в карман значительную сумму, чувствуя себя счастливым. Под вечер, возвращаясь в своей повозке в родной городок, он оказался на уединенном участке дороги и как раз думал о том, какое это было бы неплохое место для грабителей, когда увидел человека, похожего на разбойника. Человек этот вышел из леса и медленно шел по дороге, словно ожидая, когда приблизится повозка. Мысль о деньгах встревожила дедушку, и сначала он хотел повернуть обратно и уехать. Но лошадь была усталой, да и не хотелось ему необоснованно подозревать в дурных намерениях незнакомого человека, так что он продолжил свой путь, а когда подъехал ближе и увидел, какой у незнакомца бледный, больной и оборванный вид, сердце упрекнуло его, и, остановившись, он сказал ласково: "Друг мой, вы устали, позвольте мне подвезти вас". Мужчина, казалось, был удивлен, но, поколебавшись, все же сел в повозку. Он явно не был склонен разговаривать, но дедушка продолжал говорить мудрые и ободряющие слова о том, какой выдался тяжелый год, как страдали бедные люди и как тяжело иногда было прожить. Мужчина понемногу смягчился и рассказал свою историю. Рассказал, как он заболел, не мог найти работу, прокормить семью и был почти в отчаянии. Дедушка проникся таким сочувствием к нему, что забыл свой страх и, спросив имя человека, сказал, что попытается найти для него работу в соседнем городке, где у него есть друзья. Желая достать бумагу и карандаш, чтобы записать адрес, дедушка вынул свой пухлый бумажник, и, как только он сделал это, глаза человека остановились на бумажнике. Тогда дедушка вспомнил, что в нем лежат деньги и задрожал, но все же сказал спокойно: "Да, у меня здесь небольшая сумма для бедных сирот. Жаль, что это не мои деньги, я охотно поделился бы с вами. Я не богат, но мне знакомы многие из тягот жизни бедного человека. Вот эти пять долларов мои собственные, и я хочу дать их вам для ваших детей". Усталый голодный взгляд в глазах человека сменился на благодарный, когда он взял маленькую сумму, пожертвованную ему добровольно, и оставил сиротские деньги нетронутыми. Он ехал с дедушкой до города, а потом попросил высадить его. Дедушка пожал ему руку и собирался ехать дальше, когда человек сказал, словно побуждаемый какой-то силой: "Я был в отчаянии, сэр, когда мы встретились, и хотел ограбить вас, но вы были так добры, что я не смог сделать этого. Благослови вас Бог, сэр, что вы удержали меня от греха!"

— Дедушка еще увиделся с ним? — спросила Дейзи горячо.

— Нет, но я надеюсь, что тот человек нашел работу и больше не пытался грабить.

— Это было забавно, так обойтись с ним! Я уложил бы его на землю одним ударом, — сказал Дэн.

— Доброта всегда лучше силы. Попробуй и увидишь, — отвечал мистер Баэр и встал.

— Расскажи еще, пожалуйста, — просила Дейзи.

— Ты должен, тетя Джо рассказала две истории, — добавил Деми.

— Тогда уж я точно не буду рассказывать, но приберегу мои остальные истории до другого раза. Слишком много историй так же вредно, как слишком много конфет. Я заплатил штраф и ухожу. — И мистер Баэр бросился бежать со всех ног, а вся веселая компания преследовала его. Однако он выскочил из комнаты быстрее, чем они, и благополучно ускользнул в свой кабинет, предоставив мальчикам с топотом бежать обратно.