Маленькие мужчины Олкотт Луиза Мэй
— Пососи палец, — распорядилась Доктор Прыг-Скок, опытным взглядом обозревая занозу.
— Слишком уж он грязный — возразил пациент, встряхивая окровавленным пальцем.
— Подожди, я сделаю перевязку, если у тебя есть носовой платок.
— Нет, возьми одну из тех тряпиц на траве.
— Скажешь тоже! Это же кукольная одежда! — негодующе воскликнула Дейзи.
— Ничего, возьми из моих. Я хочу перевязать твой палец, — сказала Нэн, и, спрыгнув, Эмиль схватил первую попавшуюся "тряпицу". Ею оказалась царская нижняя юбочка в оборках, но Нэн разорвала ее без ропота или сомнения и, превратив в аккуратную маленькую повязку, отпустила пациента, распорядившись:
— Держи повязку влажной и не тереби, тогда ранка не будет болеть и быстро заживет.
— Сколько с меня? — спросил Коммодор со смехом.
— Нисколько; у меня диспансер, то есть место, где бедные люди лечатся бесплатно, — объяснила Нэн с высокомерным видом.
— Спасибо, Доктор Прыг-Скок. Я всегда буду приходить к тебе, если поранюсь, — и Эмиль удалился, но все же оглянулся, чтобы — так сказать, услуга за услугу — предупредить: — Твои тряпички улетают, Доктор.
Забыв о непочтительном "тряпички", дамы поспешно спустились и, собрав свою стирку, удалились в дом, чтобы развести огонь в маленькой печечке, согреть утюжки и взяться за глажение.
Мимолетное дыхание ветра сотрясло старое дерево, словно оно посмеивалось негромко над детской беседой, завершившейся в "гнездышке", и едва успело успокоиться, как на нем уселась другая пара птичек, чтобы доверительно пощебетать.
— Знаешь, я скажу тебе секрет, — начал Томми, явно раздуваясь от важности.
— Скажи, — ответил Нат, жалея, что не принес с собой скрипку, на иве было так хорошо — тенисто и тихо.
— Так вот, мы с ребятами говорили о последнем интересном случае наличия косвенных улик, — сказал Томми, цитируя наугад из речи, которую Франц произнес на последнем заседании Клуба, — и я предложил сделать Дэну подарок, чтобы загладить, так сказать, и извиниться, что мы его подозревали, и показать наше уважение и так далее — ну, ты понимаешь… подарить что-нибудь красивое и полезное, что он мог бы оставить на память и гордиться. И что, ты думаешь, мы выбрали?
— Сачок, он так хотел его, — сказал Нат, с несколько разочарованным видом, так как рассчитывал сам сделать Дэну такой подарок.
— Нет, сэр! Это будет микроскоп, шикарный микроскоп, такой, через который можно видеть этих, как там они называются, в воде, и звезды, и муравьиные яйца и все такое прочее. Разве не отличный подарок? — спросил Томми, смешав микроскопы и телескопы в своих пояснениях.
— Великолепный! Я так рад! Но не будет ли это ужасно дорого? — воскликнул Нат, чувствуя, что его друга начинают ценить по заслугам.
— Конечно будет, но каждый из нас собирается внести пожертвование. Я возглавил список с моими пятью долларами — если уж делать, надо делать красиво!
— Что? Все твои деньги? Никогда не видел такого щедрого парня, как ты, — и Нат широко улыбнулся с искренним восхищением.
— Ну, понимаешь, мне надоело все время тревожиться о моей собственности, и я не хочу больше копить. Буду делать подарки на все деньги, какие у меня появятся, и тогда никто никогда не будет мне завидовать, и никому не захочется меня обокрасть, и я не буду никого подозревать и волноваться о моих дурацких деньгах, — отвечал Томми, утомленный обременительными заботами и тревогами миллионера.
— А мистер Баэр позволит тебе?
— Он решил, что это отличный план, и сказал, что лучшие люди, каких он знал, предпочитали тратить свои деньги на добрые дела, вместо того, чтобы сколачивать состояние, из-за которого будут ссориться после их смерти наследники.
— Твой папа богатый, он тоже тратит все свои деньги на добрые дела?
— Я не уверен; знаю только, что он дает мне все, что я захочу. Я собираюсь поговорить с ним об этом, когда поеду домой. Во всяком случае, я подам ему хороший пример, — и Томми был так серьезен, что Нат не посмел улыбнуться, но сказал почтительно:
— Ты ведь очень много сможешь сделать на свои деньги, правда?
— Это и мистер Баэр сказал и обещал давать мне советы, как с пользой их потратить. Я собираюсь начать с Дэна, а в следующий раз, когда накоплю около доллара, сделаю что-нибудь для Дика, он отличный парень, а у него только цент в неделю на карманные расходы. Он не может много заработать, понимаешь, так что я собираюсь о нем позаботиться. — Добросердечный Томми горячо жаждал начать осуществлять свои планы.
— Я думаю, это хорошая идея, и я тоже больше не буду копить на скрипку. Я собираюсь подарить Дэну сачок, а если деньги останутся, сделаю что-нибудь приятное для бедного Билли. Он любит меня, и хотя он не бедный, ему будет приятно получить от меня маленький подарок, так как я лучше других могу выяснить, чего ему хочется. — И Нат задумался о том, сколько счастья могут принести его драгоценные три доллара.
— Пойдем и спросим мистера Баэра, нельзя ли тебе поехать в город со мной в понедельник после обеда, чтобы ты мог купить сачок, пока я буду покупать микроскоп. Франц и Эмиль тоже поедут. Мы все вместе побегаем по магазинам и отлично проведем время.
Мальчики ушли рука об руку, обсуждая новые планы с забавной важностью, однако уже начиная чувствовать приятное удовлетворение, которое приходит к тем, кто пытается, пусть и в скромной мере, быть земным провидением для бедных и беспомощных и золотить свою лепту золотом благотворительности, вместо того, чтобы прятать туда, куда могут вломиться воры.
— Давай влезем на иву и отдохнем, пока перебираем листья, здесь так прохладно и приятно, — сказал Деми, возвращаясь вместе с Дэном домой после долгой прогулки в лесах.
— Хорошо, — кивнул Дэн, который был немногословен, и они влезли.
— Почему осиновые листья дрожат больше, чем у других деревьев? — спросил любознательный Деми, уверенный, что получит от Дэна, как всегда, исчерпывающий ответ.
— Они висят иначе. Видишь, черешок листа, там, где он подходит к самому листу, наклонен в одну сторону, а где к ветке — в другую. Поэтому малейший порыв ветра заставляет лист трепетать, а вот у вяза листья висят прямо и держатся почти неподвижно.
— Как интересно! А эти? — и Деми взял в руки веточку акации, которую отломил с кустика на газоне — так она была красива.
— Эти закрываются, когда их трогаешь. Проведи пальцем вниз посередине черешка и посмотри, как листья закрутятся, — сказал Дэн, разглядывавший в это время кусочек слюды.
Деми провел пальцем по веточке — маленькие листики тут же закрылись, так что, казалось, остался один ряд листиков вместо двух.
— Мне нравится! Расскажи мне и про остальные. Что это за лист? — спросил Деми, взяв новую веточку.
— Это лист тутового дерева, его еще зовут шелковицей. Такими листьями кормят шелковичных червей. Они едят и едят, а потом начинают заматывать себя в кокон. Я был один раз на шелковой фабрике, и там вдоль длинных комнат шли полки, покрытые листьями, и черви поедали их так жадно, что шелест слышался. Иногда они так много едят, что умирают. Скажи это Стаффи, — и Дэн засмеялся, взяв кусочек камня, покрытого лишайником.
— А это коровяк! Я кое-что об этом листе знаю: феи накрываются ими как одеяльцами, — сказал Деми, которому все еще нравилось немного верить в существование маленького зеленого народца.
— Если бы у меня был микроскоп, я показал бы тебе кое-что покрасивее фей, — сказал Дэн, думая о том, появится ли у него когда-нибудь это желанное сокровище. — Я знал одну старушку, которая носила листы коровяка на голове, так как у нее болело лицо. Она сшивала их вместе и носила как чепец.
— Забавно! Это была твоя бабушка?
— У меня никогда не было бабушки. Та старушка была довольно странной и жила одна в маленьком полуразвалившемся домике с девятнадцатью кошками. Люди называли ее колдуньей, но она не была никакой колдуньей, хотя выглядела как старый лоскутный мешок. Она была очень добра ко мне, когда я жил в том городке, и позволяла мне приходить и греться у ее очага, когда мне плохо приходилось в богадельне — люди там бывали ко мне жестоки.
— Ты жил в богадельне?
— Недолго. Впрочем, неважно, я не хотел говорить об этом, — и Дэн резко прервал свой необычный приступ общительности.
— Расскажи, пожалуйста, о ее кошках, — сказал Деми, чувствуя, что задал неприятный вопрос, и сожалея об этом.
— Что тут рассказывать? Просто у нее их было полно, и она держала их ночью в бочке, а я иногда спотыкался о бочку и опрокидывал ее, и тогда они разбегались по всему дому, а она ругалась и ловила их, и загоняла обратно, шипящих и воющих как фурии.
— Она к ним хорошо относилась? — спросил Деми с заразительным детским смехом, приятным для слуха.
— Думаю, что да. Бедная старушка! Она собрала всех бродячих и больных кошек в городке, и когда кому-нибудь требовалась кошка, он шел к мамаше Уэббер, и она разрешала им выбирать кошку любой породы и любого цвета, какую только захотят, и просила лишь девять пенсов и радовалась, что еще у одной из ее кошечек будет хороший дом.
— Я хотел бы познакомиться с этой мамашей Уэббер. Она все еще живет в том городке?
— Она умерла. И вся моя родня умерла, — сказал Дэн коротко.
— Жаль, — и Деми сидел с минуту в молчании, размышляя, какую безопасную тему можно затронуть дальше. Он чувствовал, что, возможно, не совсем тактично продолжать разговор о покойной леди, но его очень интересовали кошки, так что он не смог удержаться и мягко спросил:
— Она лечила больных кошек?
— Иногда. У одной была сломана нога, и она привязала ей палочку, и все срослось, а у другой были судороги, и она лечила ее травами и вылечила. Но некоторые из них умирали, и тогда она хоронила их, а тех, которые были неизлечимы, она убивала их, не причиняя им страданий.
— Как? — спросил Деми, чувствуя, что было какое-то особое очарование в этой старушке и что ее кошки были объектом шуток, так как, говоря о ней, Дэн слегка улыбался.
— Одна добрая леди, любившая кошек, научила ее, как это делается, и дала ей все необходимое, а потом присылала ей своих собственных кошек, когда их требовалось усыпить. Мамаша Уэббер клала губку, смоченную эфиром, внутрь старого ботинка, а затем совала кошку головой в ботинок. Эфир мгновенно усыплял ее, а потом кошку топили в теплой воде, прежде чем она успевала проснуться.
— Надеюсь, кошкам не было больно умирать. Я расскажу об этом Дейзи. Ты повидал так много интересного! — сказал Деми, и задумался о богатом жизненном опыте мальчика, который долго бродяжничал и сам заботился о себе в большом городе.
— Иногда мне жаль, что я все это видел.
— Почему? Разве тебе не приятно вспоминать?
— Нет, я хотел бы забыть.
— Да, необыкновенно трудно управлять своими чувствами и умом, — сказал Деми, обхватывая колени руками и глядя вверх, на небо, словно ожидая оттуда сообщения на свою любимую тему.
— Чертовски трудно… нет-нет, я не хотел… — и Дэн закусил губу, так как запретное слово сорвалось у него с языка вопреки его воле, а он хотел быть особенно осмотрительным в разговоре с Деми.
— Я буду играть, что я не слышал этого слова, — сказал Деми, — а ты, я уверен, больше его не скажешь.
— Не скажу, если только удастся. Мне хотелось бы забыть все такие слова. Я изо всех сил стараюсь забыть, но пользы от этого, похоже, немного. — Дэн выглядел обескураженным.
— Польза есть. Ты уже не употребляешь так много плохих слов, как раньше, и тетя Джо довольна. Она говорит, что от этой привычки очень трудно избавиться, но ты делаешь успехи.
— Она так сказала? — и Дэн немного повеселел.
— Ты должен положить привычку ругаться в твой ящик с недостатками и закрыть его на ключ. Именно так я поступаю с моими плохими качествами.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Дэн, глядя на Деми так, словно находил его почти таким же интересным, как какую-нибудь новую разновидность майского жука.
— Это одна из моих игр, в которые я играю сам с собой. Я расскажу тебе о ней, но ты, наверное, будешь смеяться, — начал Деми, радуясь возможности поговорить на свою любимую тему. — Я играю в то, что мой ум — это круглая комната, а моя душа — маленькое существо с крыльями, которое живет в этой комнате. Вдоль стен полно шкафов с полками и ящиками, и в них я держу мои мысли, и мои хорошие и дурные качества, и все такое прочее. Хорошее я держу там, где оно на виду, а плохое кладу в самые глубокие ящики и закрываю, но оно вылезает, и мне приходится все время заталкивать его обратно и прижимать покрепче, ведь у него такая сила! Я придумываю все это, когда я один или в постели, и играю с моими мыслями, как хочу. Каждое воскресенье я привожу мою круглую комнату в порядок, и беседую с маленьким духом, который живет там, и говорю ему, что он должен делать. Он иногда шалит и не подчиняется, и мне приходится бранить его и водить его к дедушке. Дедушка всегда знает, как заставить его слушаться и сожалеть о своих недостатках. Дедушке эта игра нравится; он всегда говорит мне, какие мои хорошие качества я могу положить на виду, и дает советы, как покрепче запереть в ящиках плохие. Может быть, и тебе попробовать поиграть в такую игру? Это очень хороший способ избавиться от недостатков, — и вид у Деми был такой серьезный и доверчивый, что Дэн не засмеялся над этой странной фантазией, но сказал серьезно:
— Боюсь, нет на свете такого крепкого замка, чтобы он надежно запер мои дурные качества. Во всяком случае, моя круглая комната в таком беспорядке, что я даже не знаю, с чего мне следует начать уборку.
— Но ты ведь поддерживаешь образцовый порядок в ящиках комода, которые дала тебе тетя Джо, почему же ты думаешь, что не сумеешь навести порядок и в остальных?
— Не привык я к этому. Ты научишь меня? — Дэн явно склонялся к тому, чтобы попробовать держать душу в порядке способом, предложенным Деми.
— Я очень хотел бы научить, но не знаю как — ну, может быть, только могу поговорить, как говорит дедушка. У меня, конечно, не получится так же хорошо, как у него, но я постараюсь.
— Не говори никому о нашем с тобой уговоре; мы просто будем иногда приходить сюда, и ты будешь учить меня твоей игре, а я обещаю рассказывать тебе все, что знаю о растениях и насекомых, и птицах. Хорошо? — и Дэн протянул свою большую, шершавую руку.
Деми с готовностью подал свою, маленькую и нежную, и союз был заключен, так как в счастливом, мирном мире, в котором жил младший из мальчиков, львы и ягнята играли вместе, а младенцы простодушно учили старших.
— Тише! — сказал Дэн, указывая в сторону дома, когда Деми собрался возобновить беседу о наилучших способах преодоления собственных недостатков. Вытянув шею, Деми увидел миссис Джо. Она медленно шагала по дорожке, читая на ходу, а Тедди семенил следом, таща за собой маленькую тележку, перевернутую колесами вверх.
— Подожди, не зови. Пусть они сами заметят нас, — прошептал Деми, и оба сидели неподвижно, глядя на приближающуюся пару. Миссис Джо была так поглощена своей книжкой, что, вероятно, ступила бы прямо в ручей, если бы Тедди не остановил ее, закричав:
— Мама, я хочу удить!
Миссис Джо отложила на траву чудесную книжку, которую читала или, скорее, пыталась читать уже неделю, и огляделась вокруг в поисках подходящей ветки — она привыкла делать для своих малышей игрушки из того, что оказывалось под рукой. Но не успела она отломить одну из веток от живой изгороди, как к ее ногам упал тонкий ивовый сук, и, взглянув вверх, она увидела в развилке дерева смеющихся мальчиков.
— Я хочу навелх, навелх! — кричал Тедди, топая, протягивая ручки и взмахивая своими юбочками, словно собираясь взлететь.
— Я спущусь, а ты влезай на мое место. Мне пора к Дейзи, — и Деми удалился, готовясь рассказать сестре историю о девятнадцати кошках с волнующими эпизодами, в которых фигурировали бочка и старый ботинок.
Тедди был быстро поднят наверх, и Дэн сказал, смеясь, — Поднимайтесь и вы, здесь хватит места. Я подам вам руку.
Миссис Джо оглянулась через плечо, но никого не было видно, и, тоже засмеявшись, она сказала:
— Ну, что ж, если ты никому об этом не расскажешь, я, пожалуй, влезу, — и в два шага очутилась на иве.
— Я не лазила по деревьям, с тех пор как вышла замуж. А когда была девочкой, очень любила это занятие, — сказала она с очень довольным видом, поудобнее усаживаясь на суку.
— Теперь вы почитайте, если хотите, а я пригляжу за Тедди, — предложил Дэн, начиная делать удочку для подпрыгивающего от нетерпения малыша.
— Мне, пожалуй, уже расхотелось. Что вы с Деми тут затевали? — спросила миссис Джо. Судя по серьезному выражению лица Дэна, его что-то тревожило.
— Мы разговаривали. Я рассказывал ему о листьях и обо всем таком прочем, а он мне о своих необычных играх. Ну вот, майор, уди сколько хочешь, — и Дэн завершил работу, насадив большую синюю муху на гнутую булавку, свисавшую с конца веревочки, которую он привязал к ивовому удилищу.
Тедди свесился с дерева, зачарованно следя за крючком своей удочки, в полной уверенности, что рыбка скоро приплывет. Дэн крепко держал его за маленькую юбочку, чтобы он не "нырнул" в ручей, а миссис Джо тем временем продолжила разговор:
— Я очень рада, что ты рассказываешь Деми "о листьях и обо всем таком прочем"; это именно то, что ему нужно, и я хотела бы чтобы ты почаще брал его с собой на прогулки.
— Я тоже хотел бы этого, он такой сообразительный, но…
— Но — что?
— Я думал, вы это не одобрите.
— Почему?
— Ну, Деми все так любят, и он такой положительный, а я, как говорится, отпетый. Вы, наверное, хотели бы, чтобы он держался подальше от меня.
— Но ты вовсе не "отпетый", как ты выражаешься, и я доверяю тебе, Дэн, доверяю всецело, потому что ты честно стараешься исправиться, и становишься лучше и лучше с каждой неделей.
— Правда? — Дэн поднял на нее взгляд, и облако уныния исчезло с его лица.
— Да, разве ты сам этого не чувствуешь?
— Мне казалось, что это так, но я не был уверен.
— Я ждала и молча наблюдала за тобой. Мне хотелось проверить, как ты выдержишь испытание. И я решила, что, если ты его выдержишь, я дам тебе лучшую из всех наград, какие только могу дать. Ты выдержал его хорошо, и теперь я собираюсь доверить тебе не только Деми, но моих собственных мальчиков, потому что ты можешь научить их многому гораздо лучше, чем любой из нас, взрослых.
— Я? — Дэн, казалось, был изумлен этой мыслью.
— Деми так долго жил среди людей старшего возраста, что теперь нуждается именно в том, что можешь дать ему ты, мальчик, храбрый и сильный, знающий немало о самых обычных вещах. Он считает, что ты самый смелый мальчик, какого он только видел, и восхищается твоей силой и ловкостью. Кроме того, ты много знаешь о природе и можешь рассказать ему о птицах и пчелах, листьях и животных гораздо больше и гораздо интереснее, чем его книжки, и твои правдивые истории многому научат его. Разве ты не видишь теперь, как много ты можешь сделать для него и почему я хочу, чтобы он проводил с тобой больше времени?
— Но мне иногда случается сказать какое-нибудь нехорошее слово, и я, наверное, могу сказать ему что-нибудь не то — ненарочно, конечно — но это может вырваться само, совсем как вырвалось несколько минут назад слово "чертовски", — сказал Дэн, горячо желая исполнить свой долг и признаться в своих недостатках.
— Я знаю, что ты стараешься не говорить и не делать ничего, что повредило бы младшим, и в этом, я думаю, Деми поможет тебе, так как у него, по-детски мудрого и невинного, есть то, что я пытаюсь дать тебе, дорогой, — хорошие принципы. Никогда не бывает слишком рано попытаться привить их ребенку, и никогда не бывает слишком поздно помочь самому заброшенному взрослому человеку приобрести их. Вы пока еще только мальчики, вы можете учить друг друга. Деми, сам того не сознавая, будет развивать твое чувство морали, ты будешь развивать его здравый смысл, а я буду чувствовать, что помогла вам обоим.
Невозможно выразить словами, как доволен и тронут был Дэн ее доверием и похвалой. Никто не доверял ему прежде, никто не стремился найти и развить лучшее в нем, никто не подозревал, как много было скрыто в груди заброшенного мальчика, быстро идущего к моральной гибели, однако остро чувствующего и ценящего сочувствие и помощь. Ни одна почесть, какую он мог бы завоевать в будущем, не представлялась ему более драгоценной, чем возможность научить тому хорошему, что он знал и умел, ребенка, которого он больше всего уважал, и никто не мог оказать на него более могучее сдерживающее влияние, чем невинный спутник, доверенный его опеке. Теперь он нашел в себе смелость рассказать миссис Джо подробнее о плане, который уже составил с Деми, и ей было приятно, что первый шаг стал таким естественным для мальчиков. Все, казалось, складывалось хорошо для Дэна, и она радовалась за него. Хотя его исправление оставалось трудной задачей, глубокая вера в возможность исправления даже тех, кто был гораздо старше и хуже него, и та быстрая и обнадеживающая перемена, которая происходила в нем, ободряли ее и вселяли надежду. А он чувствовал, что теперь у него есть друзья и свое место в мире, есть то, ради чего стоит жить и трудиться, и хотя он сказал мало, все, что было лучшего в характере, закаленном раньше времени в трудных жизненных испытаниях, отозвалось на ее любовь и доверие, и спасение Дэна было обеспечено.
Их тихую беседу прервал крик восторга Тедди, который, к всеобщему удивлению, действительно выудил треску там, где никакой трески не видели много лет. Он был в восторге от неожиданного успеха и настаивал на том, чтобы показать свою добычу всем в доме, прежде чем ее сварят к ужину, так что все трое спустились и ушли вместе, очень довольные тем, как провели последние полчаса.
Следующим гостем ивы стал Нед, но он оставался в "гнездышке" совсем недолго; он просто посидел там, лениво развалясь, и подождал, пока Дик и Долли наловят для него ведерко кузнечиков и сверчков. Он хотел подшутить над Томми и собирался посадить несколько десятков прыгучих существ в его постель, чтобы Бэнгз, едва залезет под одеяло, тут же поспешно выскочил и провел часть ночи ловя "поскакушек" по всей комнате. Охота скоро кончилась, и заплатив каждому из ловцов несколькими мятными леденцами, Нед удалился, чтобы приготовить постель для Томми.
Час или два старая ива вздыхала и напевала про себя, говорила с ручьем, следила за клонящимся к западу солнцем и удлиняющимися тенями. Первый розовый свет заката коснулся ее кроны, когда еще один мальчик прокрался по аллее, пересек лужайку, и, заметив лежавшего у ручья Билли, подошел к нему, сказав таинственно:
— Пойди и скажи, пожалуйста, мистеру Баэру, что я хотел бы повидать его здесь. Только чтобы никто не слышал.
Билли кивнул и убежал, а мальчик влез на дерево и сидел там с довольно встревоженным видом, но все же явно чувствуя очарование времени и места. Через пять минут появился мистер Баэр и, встав на забор, склонился в "гнездышко" с добродушным:
— Рад видеть тебя, Джек. Но почему бы тебе было не войти прямо в дом и не поздороваться со всеми нами сразу?
— Я хотел сначала поговорить с вами, сэр. Дядя заставил меня вернуться. Я знаю, что не заслуживаю хорошего отношения, но все равно надеюсь, ребята не будут особенно суровы со мной.
Бедному Джеку было невесело, но не приходилось сомневаться, что он раскаивается, стыдится и хочет, чтобы к нему отнеслись по возможности снисходительно, так как дядя как следует "вздул" его и отругал за следование примеру, который сам же подавал ему. Джек умолял не посылать его обратно, но обучение в школе Баэров стоило дешево, и старый мистер Форд настоял, чтобы мальчик вернулся в Пламфильд. Так что Джек вернулся, стараясь не привлечь внимания и надеясь спрятаться за мистера Баэра.
— Надеюсь, что не будут, но не могу отвечать за них, хотя послежу, чтобы они не были несправедливы. Но я думаю, что, поскольку Дэн и Нат, которые не были ни в чем виноваты, пострадали так сильно, тебе стоило бы пострадать тоже, раз ты виновен. Разве не так? — спросил мистер Баэр, жалея Джека, однако чувствуя, что тот заслужил наказание за проступок, имевший так мало оправдания.
— Наверное, так, но ведь я вернул деньги Томми и извинился, разве этого недостаточно? — спросил Джек, довольно надуто. У него хватило подлости совершить дурной поступок, но не хватало мужества на то, чтобы вынести последствия.
— Нет, я думаю, тебе следует попросить прощения у всех трех мальчиков, открыто и честно. Какое-то время они, конечно, не смогут уважать тебя и доверять тебе, но ты можешь загладить вину, если постараешься, и я помогу тебе в этом. Воровство и ложь — отвратительные грехи, и я надеюсь, то, что произошло, послужит тебе уроком. Я рад, что тебе стыдно; это хороший знак. Выноси свой позор терпеливо и старайся заслужить лучшую репутацию.
— Я проведу аукцион и распродам все свои товары за бесценок, — сказал Джек, выражая раскаяние самым характерным для него образом.
— Я думаю, было бы лучше просто раздать их и начать все заново, на новых принципах. Возьми своим девизом выражение "Честность — лучшая политика" и следуй ему в делах, словах и мыслях, и, пусть даже ты не заработаешь этим летом ни цента, осенью ты будешь богатым мальчиком, — сказал мистер Баэр убежденно.
Нелегко было принять такое решение, но Джек согласился, так как чувствовал, что обман не окупается, и хотел снова завоевать дружбу мальчиков. Обладание имуществом было главным для него, и он внутренне застонал при мысли о том, что придется расстаться со многими из дорогих его сердцу сокровищ. Это было даже тяжелее, чем публично попросить прощения, но, в его душе постепенно возникало ощущение того, что есть и другие вещи, невидимые, но очень ценные и гораздо более полезные, чем ножи, рыболовные крючки и даже сами деньги. Так что он решил приобрести немного честности, пусть даже за очень высокую цену, и обеспечить себе уважение товарищей, хотя это и непригодный для продажи товар.
— Хорошо, я так и сделаю, — сказал он неожиданно с очень решительным видом, обрадовавшим мистера Баэра.
— Отлично! А я поддержу тебя. Теперь пошли и начнем сразу.
И папа Баэр повел обанкротившегося мальчугана назад в маленький мир, который принял его поначалу холодно, но постепенно сделался более дружественным, когда он показал, что немало приобрел благодаря этому суровому уроку и что искренне стремится начать новый, лучший бизнес с новым запасом товаров.
Глава 15
Укрощение жеребенка
— Да что же такое этот мальчик вытворяет? — сказала себе миссис Джо, с удивлением наблюдая, как Дэн бегает по кругу в парке, словно на пари. Он был совсем один и, казалось, одержим странным желанием набегать себе температуру или сломать шею, так как совершив несколько кругов, принялся перепрыгивать через изгороди и крутить сальто вдоль аллеи, пока наконец не упал на траву перед самым крыльцом, словно в изнеможении.
— Ты готовишься к соревнованиям, Дэн? — поинтересовалась миссис Джо, глядя на него из окна, у которого сидела с шитьем.
Он быстро поднял глаза и на мгновение перестал ловить ртом воздух, чтобы ответить ей со смехом:
— Нет, просто выпускаю пар.
— Разве нельзя найти для этого способ попрохладнее? Ты захвораешь, если будешь так носиться по парку в такую жаркую погоду, — сказала миссис Джо, тоже смеясь и бросая ему большой веер из пальмовых листьев.
— Ничего не могу поделать. Я должен куда-то бежать, — ответил Дэн с таким странным выражением глаз, что миссис Джо обеспокоилась и поспешно спросила:
— Не становится ли Пламфильд слишком тесен для тебя?
— Да, мне хотелось бы, чтобы он был чуть-чуть побольше. Впрочем, мне здесь нравится, только вот иногда в меня словно бес вселяется, и тогда я ужасно хочу рвануть отсюда.
Слова, казалось, сорвались с его уст против его воли, так как на лице в ту же минуту изобразилось огорчение: он подумал, что заслуживает упрека за свою неблагодарность. Но миссис Джо поняла это чувство и, хотя была огорчена, не могла винить мальчика за откровенное признание. Она смотрела на него с тревогой, видела, какой он высокий и крепкий, сколько энергии в его лице, огня в глазах, силы в упрямо сжатых губах, и, вспоминая, какой неограниченной свободой пользовался он прежде, понимала, что даже не слишком суровые ограничение этого дома тяготят его порой, когда в нем оживает прежний дух непокорности.
"Да, — сказала она себе, — моему дикому соколу нужна клетка побольше, но, если я позволю ему улететь, боюсь, он пропадет. Я должна постараться и найти какую-то приманку, которая была бы достаточно хороша, чтобы удержать его здесь, где он в безопасности".
— Мне хорошо знакомо это чувство, — добавила она вслух. — Это не "бес", как ты выражаешься, но вполне естественное стремление всех молодых людей к свободе. Раньше я тоже испытывала нечто подобное, а однажды мне далее показалось на минуту, что я готова "рвануть".
— Почему же вы этого не сделали? — спросил Дэн, подойдя и опершись о низкий подоконник, с явным желанием продолжить разговор на эту тему.
— Я знала, что это глупо, и любовь к моей матери удержала меня дома.
— У меня нет матери, — начал Дэн.
— Я думала, что теперь она у тебя есть, — сказала миссис Джо, ласковым движением отводя спутанные волосы с его горячего лба.
— Вы бесконечно добры ко мне, и я никогда не смогу полностью отблагодарить вас за ваше сочувствие, но это не совсем то же самое, правда? — и Дэн посмотрел на нее с печальным, неудовлетворенным выражением, которое поразило ее в самое сердце.
— Нет, дорогой, не то же самое, и никогда не сможет быть тем же самым. Я думаю, что твоя собственная мать значила бы для тебя очень много. Но раз уж этому не суждено быть, ты должен позволить мне занять ее место. Боюсь, я сделала не все, что следовало, иначе ты не захотел бы покинуть меня, — добавила она печально.
— О нет, вы сделали все! — воскликнул Дэн горячо. — Я не хочу убегать и не убегу, если смогу, но часто у меня такое чувство, что я вот-вот взорвусь. И тогда я хочу убежать, куда глаза глядят, разбить что-нибудь или наброситься на кого-нибудь. Сам не знаю почему, но хочу и все!
Дэн засмеялся, говоря это, но говорил он то, что думал, так как тут же сдвинул черные брови и опустил кулак на подоконник с такой силой, что наперсток миссис Джо отлетел в траву. Он вернул его на место, и, забирая его, она задержала большую смуглую руку в своей и, остановив на его лице взгляд, свидетельствовавший о том, что слова дались ей с трудом, сказала:
— Что ж, Дэн, убеги, если это необходимо, но не слишком далеко, и возвращайся ко мне поскорее, так как ты мне очень нужен.
Его застало врасплох это неожиданное разрешение, и почему-то оно мгновенно умерило его желание убежать. Он не понимал почему, но миссис Джо понимала и, зная естественную противоречивость человеческого ума, рассчитывала на нее как на союзника в этом деле. Она инстинктивно чувствовала, что чем больше мальчика ограничивают, тем больше это его раздражает, но предоставьте его самому себе, и его удовлетворит простое ощущение свободы вместе с сознанием того, что его присутствие дорого тем, кого он больше всего любит. Это был маленький эксперимент, но он завершился успешно. С минуту Дэн стоял безмолвно, рассеянно разрывая веер на кусочки, и обдумывая ее слова. Он чувствовал, что она обращается с призывом к его сердцу и уму, и дал ей понять, что понимает это, сказав с сожалением и решимостью в голосе:
— Я пока еще не убегаю, и вы получите от меня ясное предупреждение, прежде чем я рвану отсюда. Так будет честно, правда?
— Да, мы остановимся на этом. Но я хочу поискать какой-нибудь другой способ, которым ты мог бы "выпустить пар" — что-нибудь получше, чем бегать по саду словно взбесившийся пес, портить мои веера или драться с мальчиками. Что бы нам такое придумать? — И пока Дэн пытался исправить испорченный веер, миссис Джо ломала голову, отыскивая новый способ удержать своего буйного мальчика подальше от греха, пока он не научится находить удовольствие в спокойной жизни. И тут ей в голову пришла неожиданная мысль.
— А ты не хотел бы стать моим посыльным? — спросила она.
— Ездить в город с поручениями? — спросил Дэн, мгновенно заинтересовавшись.
— Да, Францу это занятие надоело, Сайласа сейчас нельзя отвлекать, а у мистера Баэра совсем нет времени. Старый Энди — спокойный конь, а ты хорошо умеешь править и знаешь город как свои пять пальцев. Может быть, попробуешь, и мы посмотрим, не окажутся ли кратковременные отлучки два-три раза в неделю ничуть не хуже, чем один побег на целый месяц.
— Я думаю, мне это занятие будет по душе… только я должен ехать один и все делать сам. Я не хочу, чтобы другие ребята путались у меня под ногами, — сказал Дэн. Идея так понравилась ему, что он начал уже напускать на себя очень деловой вид.
— Если мистер Баэр не будет возражать, ты сделаешь все, как захочешь. Я полагаю, Эмиль поворчит немного, но ему нельзя доверять лошадей, а тебе можно. Между прочим, завтра рыночный день, и я должна составить список покупок. Тебе, наверное, стоило бы посмотреть в порядке ли повозка и сказать Сайласу, чтобы он приготовил посылку с фруктами и овощами для мамы. Тебе придется встать пораньше, чтобы успеть вовремя вернуться к началу занятий; ты сможешь встать рано?
— Я ранняя пташка, так что для меня это пустяки, — и Дэн быстро накинул куртку на плечи.
— Как говорит пословица: "ранней птичке повезет, червячка она найдет". И я уверена, что моя ранняя птичка тоже найдет червячка, — сказала миссис Джо весело.
— И совсем неплохого, — отозвался Дэн со смехом, отправляясь приделать новый ремешок к кнутовищу, помыть повозку и отдать распоряжения Сайласу со всей важностью молодого курьера.
— Прежде чем ему надоест это занятие, я найду другое, чтобы иметь наготове на случай нового приступа охоты к перемене мест, — сказала себе миссис Джо, составляя список покупок с глубоким чувством благодарности за то, что не все ее мальчики такие, как Дэн.
Мистер Баэр не вполне одобрял новый план, но согласился попробовать, что пробудило в Дэне желание оказаться на высоте требований и заставило его отказаться от собственных безрассудных планов, в которых новый кнут и длинный холм должны были играть главную роль. На следующее утро он встал и уехал очень рано, героически подавив искушение посоревноваться в скорости с молочником, тоже направлявшимся в город. Оказавшись в городе, он аккуратно выполнил все поручения — к удивлению мистера Баэра и огромному удовлетворению миссис Джо. Коммодор действительно поворчал немного по поводу повышения Дэна, но был умиротворен подарком в виде усовершенствованного висячего замка к его новому лодочному сараю и мыслью, что моряк должен искать более высоких почестей, чем поездки на рынок и выполнение семейных поручений. И так Дэн замечательно справлялся со своими новыми обязанностями и был доволен несколько месяцев, больше не заговаривая о бегстве. Но однажды мистер Баэр увидел, как он отчаянно тузит Джека, ревущего о пощаде под его коленом.
— Ну, Дэн, я думал, ты уже бросил драки, — сказал он, бросаясь на помощь.
— Нет-нет, мы не деремся, мы только боремся, — отвечал Дэн, неохотно отпуская противника.
— Очень на то похоже, и чувство именно такое, не правда ли, Джек? — сказал мистер Баэр, когда побежденный джентльмен с трудом встал на ноги.
— Чтоб я еще стал с ним бороться — никогда! Он почти оторвал мне голову, — проворчал Джек, хватаясь за эту часть своего тела, словно она действительно едва держалась на его плечах.
— Мы начали для забавы — это факт, но когда я его повалил, то не смог удержаться и не поколотить его. Прости, что сделал тебе больно, старина, — пояснил Дэн с довольно пристыженным видом.
— Понимаю. Желание победить кого-нибудь было таким сильным, что ты не мог противиться. Ты напоминаешь мне, древнескандинавского воина, Дэн, и, я думаю, иногда борьба так же нужна тебе, как Нату музыка, — сказал мистер Баэр, знавший все о разговоре между мальчиком и миссис Джо.
— Ничего не могу с собой поделать. Так что, если не хочешь получать тумаки, не попадайся под руку, — отвечал Дэн, и предостерегающий взгляд его черных глаз был так выразителен, что заставил Джека поспешно удалиться.
— Если ты хочешь борьбы, я дам тебе противника покрепче, чем Джек, — сказал мистер Баэр и повел его в дровяной склад, где указал на пни, которые были выкорчеваны весной и которые предстояло наколоть для растопки на зиму.
— Вот, когда ты почувствуешь непреодолимое желание поколотить кого-нибудь из мальчиков, просто приходи и выпускай свою энергию здесь, а я только поблагодарю тебя за это.
— Хорошо, — и, схватив топор, лежавший рядом, Дэн вытащил из кучи крепкий пень и принялся колоть его с такой энергией, что щепки полетели во все стороны, а мистеру Баэру пришлось спасаться бегством.
К большому удовольствию мистера Баэра, Дэн поймал его на слове, и с тех пор мальчика часто видели во дворе, где он сражался с упрямыми пнями, скинув шляпу и куртку, с красным лицом и гневными глазами, так как порой впадал в ярость из-за неподатливости некоторых из своих противников и даже ругал их вполголоса, пока не одерживал победу, а тогда ликовал и с торжеством уносил в сарай охапку сучковатых дубовых колышков. Он натирал руки до мозолей, натруждал спину, тупил топор, но это приносило ему пользу, и уродливые, узловатые пни и корни стали для него источником невообразимой радости, так как с каждым ударом он расходовал часть своей еле сдерживаемой энергии, которая иначе вырвалась бы наружу менее безвредным способом.
— Право, не знаю, что я буду делать, когда и это занятие ему надоест, — говорила себе миссис Джо, так как уже исчерпала все свои возможности и не могла придумать ничего нового.
Но Дэн сам нашел себе занятие по душе и наслаждался им довольно долго, прежде чем другие узнали, в чем причина его необычной удовлетворенности повседневным существованием. В то лето в Пламфильде пасся великолепный молодой конь мистера Лори. Все мальчики живо интересовались этим красивым, грациозным животным и любили следить, как он, с развевающимся хвостом и гордо поднятой красивой головой, вольно носится на большом пастбище за ручьем. Но вскоре им наскучило это занятие, и все они предоставили Принца Чарли самому себе — все, кроме Дэна. Дэну никогда не надоедало любоваться конем, не проходило ни дня, чтобы он не навестил его с кусочком сахара, ломтиком хлеба или яблоком и не встретил самый благосклонный прием. Чарли был благодарен, принимал его дружбу, и эти двое любили друг друга, словно чувствовали, что между ними есть связь, необъяснимая, но сильная. Стоило Дэну свистнуть у ограды, как Чарли мчался к нему, даже если находился в этот момент в самой отдаленной части пастбища, и мальчик чувствовал, что никогда не был счастливее, чем в те минуты, когда красивое, быстроногое существо клало голову ему на плечо, глядя на него умными, ласковыми глазами.
— Мы понимаем друг друга без лишней болтовни, правда, дружище? — говаривал Дэн, который так гордился доверием коня и так ревниво относился к его расположению, что никогда не рассказывал никому о том, как процветает их дружба, и никогда не приглашал никого, кроме Тедди, сопровождать его во время этих ежедневных визитов на пастбище.
Мистер Лори приезжал иногда посмотреть, как поживает Чарли, и говорил о необходимости приучить его в начале осени к упряжи.
— Я думаю, долго укрощать его не потребуется; это такое ласковое, добродушное животное. Пожалуй, на днях я приеду и попробую его под седлом, — сказал он как-то раз.
— Он позволяет мне надевать на него недоуздок, но не думаю, что, если вы наденете на него седло, он согласится его носить, — заметил Дэн, который всегда присутствовал при встречах Чарли с его хозяином.
— Лаской я сумею заставить его носить седло, пусть даже он поначалу скинет меня несколько раз. С ним никогда не обращались грубо, так что, хотя его удивит новый подход, он, я думаю, не испугается, а никакие его проказы не причинят мне вреда.
— Интересно, как это будет, — сказал себе Дэн, когда мистер Лори уехал вместе с профессором, а Чарли вернулся к изгороди, на которой сидел Дэн.
Отчаянная идея провести необычный эксперимент овладела мальчиком, когда гладкая, блестящая спина коня оказалась соблазнительно близко к нему. Не задумываясь об опасности, он поддался порыву, и, пока Чарли, ни о чем не подозревая, грыз предложенное яблоко, Дэн быстро и спокойно вскочил верхом на него. Впрочем, удержаться ему не удалось, так как Чарли, с изумленным фырканьем, встал на дыбы, и Дэн тут же очутился на земле. Падение не причинило ему вреда, так как земля была мягкой, и он вскочил, сказав со смехом:
— А все-таки я это сделал! Иди сюда, разбойник, и я попробую еще раз!
Но Чарли отказался подойти, и Дэн оставил его в покое, чувствуя удовлетворение от борьбы и решив, что непременно добьется успеха позднее. В следующий раз он взял недоуздок и, надев его на коня, немного поиграл с ним, водя его туда и сюда и заставляя проделывать разные штучки, пока тот не утомился немного. Затем Дэн сел на стену, угостил коня хлебом и, дождавшись удобного момента, крепко схватил недоуздок и соскользнул на спину животного. Чарли попробовал проделать прежний трюк, но Дэн удержался, так как уже накопил некоторый опыт, когда ездил верхом на Тоби, которому иногда случалось заартачиться и сделать попытку скинуть наездника. Чарли, удивленный и негодующий, несколько раз встал на дыбы, а затем бросился галопом в другой конец пастбища, и Дэн кубарем слетел на землю. Будь на его месте обыкновенный мальчик, он, наверняка, сломал бы шею, но Дэн принадлежал к числу тех удивительных мальчиков, которые проходят через все опасные испытания без единой царапины, и только лежал некоторое время на земле неподвижно, оглушенный ударом, в то время как Чарли носился по пастбищу, встряхивая головой и всем своим видом выражая удовлетворение крушением дерзких планов наездника. Вскоре ему, по-видимому, пришло в голову, что с Дэном что-то стряслось, и, великодушный по натуре, он подошел посмотреть, в чем дело. Дэн позволил ему обнюхать себя и постоять несколько минут в недоумении, а затем взглянул на него и сказал решительно, словно конь мог понимать человеческую речь:
— Ты думаешь, победа осталась за тобой, но ты ошибаешься, старина, и я еще буду ездить на тебе, вот увидишь,
В тот день он больше не садился верхом, но вскоре попробовал новый способ приучить Чарли к ноше. Он привязал ему на спину свернутое одеяло и отпустил его бегать, вставать на дыбы и валяться на траве, сколько вздумается. После нескольких приступов мятежного негодования Чарли присмирел, а через несколько дней позволил Дэну ездить на себе, хотя часто неожиданно останавливался, чтобы оглянуться, словно говоря, одновременно покорно и укоризненно: "Я не понимаю, что происходит, но полагаю, что ты не хочешь мне зла, и потому позволяю тебе подобную вольность".
Дэн гладил и хвалил его, и совершал короткую прогулку верхом каждый день, часто падая, но упорствуя, несмотря на это, и желая попробовать настоящее седло и узду, но не осмеливаясь признаться в том, что он сделал. Впрочем, его желание исполнилось, так как у его подвигов был свидетель, замолвивший за него словечко.
— А вы знаете, чем этот парень занимается в последнее время? — спросил Сайлас у своего хозяина однажды вечером, получая от него распоряжения на следующий день.
— Кто именно? — спросил мистер Баэр со смиренным видом, ожидая какого-нибудь неприятного открытия.
— Дэн; он объезжает жеребенка, сэр, и я не я, если ему это не удалось! — отвечал Сайлас, посмеиваясь.
— Откуда вы это знаете?
— Ну, я тоже вроде как приглядываю за ребятишками и, как правило, знаю об их проказах, так что, когда Дэн начал ходить каждый день на пастбище и возвращаться домой в синяках, я заподозрил, что там что-то происходит. Я ничего не сказал, но влез на крышу амбара и оттуда увидел, как он проделывает всякие штуки с Чарли. Я не я, если он не слетал иногда кубарем и не грохался на землю, как мешок с овсом. Но храбрость этого мальчишки помогла ему преодолеть все препятствия, и ему, похоже, это развлечение нравилось. Он продолжал свое дело так, что было ясно: он твердо решил победить.
— Но, Сайлас, вам следовало вмешаться и прекратить это, ведь мальчик мог разбиться насмерть, — сказал мистер Баэр, думая о том, какое еще развлечение изобретут для себя его неукротимые воспитанники в следующий раз.
— Да, наверное, следовало, но опасности настоящей не было, так как Чарли — самый незлобивый конь, какого я только видел. Да и не хотелось мне портить забаву, так как, если меня что и восхищает, так это храбрость, а Дэн — настоящий храбрец. Но теперь, я думаю, ему очень хочется опробовать Чарли под седлом, только он не хочет ни просить, ни взять седло потихоньку, так что я подумал: скажу-ка я об этом вам, и, может быть, вы позволите ему попробовать. Мистер Лори не будет возражать, а Чарли это только полезно.
— Посмотрим, — и мистер Баэр ушел обдумать это дело.
Дэн сразу признался во всем и гордо подтвердил правоту Сайласа, продемонстрировав свою власть над Чарли, так как благодаря длительному улещиванию, множеству морковок и бесконечному терпению, он, действительно, преуспел и легко ездил на жеребенке, используя недоуздок и одеяло. Мистера Лори очень позабавила вся эта история. Он был очень доволен храбростью и мастерством Дэна, но решил немедленно приступить сам к дальнейшей тренировке Чарли, заявив, что не хочет, чтобы его работу делал за него подросток. Благодаря Дэну, Чарли охотно согласился на седло и уздечку, после того как примирился с существованием такой вещи, как удила, и когда мистер Лори потренировал его немного, Дэну было позволено ездить на нем, к великой зависти и восхищению других мальчиков.
— Красавец, правда? И выносит меня как сущий агнец? — сказал Дэн однажды, когда слез с коня и стоял, положив руку ему на шею.
— Да, и разве он не кажется теперь гораздо более полезным и приятным животным, чем тот необъезженный жеребенок, который проводил целые дни, носясь по полю, прыгая через изгороди, а иногда и убегая? — спросила миссис Баэр с крыльца, где она всегда появлялась, когда Дэн показывал свое мастерство наездника.
— Конечно. Видите, он не убежит теперь, даже если я не буду держать его, и прибежит ко мне снова, как только я свистну. Я сумел укротить его, правда? — и Дэн выглядел гордым и довольным, на что имел полное право, так как, несмотря на долгую взаимную борьбу, Чарли любил его, пожалуй, даже больше, чем своего хозяина.
— Я тоже укрощаю жеребенка и думаю, что преуспею в этом деле, если буду так же терпелива и упорна, как ты, — сказала миссис Джо, улыбаясь так значительно, что Дэн понял и ответил с улыбкой, но серьезно:
— Мы не будем прыгать через изгороди и убегать, но останемся и позволим сделать нас приятными и полезными, правда, Чарли?
Глава 16
День сочинений
— Поторопитесь, мальчики, уже три часа, а дядя Фриц хочет, чтобы мы всегда были пунктуальны, — сказал Франц однажды в среду, когда зазвонил колокольчик и литературного вида молодые джентльмены с книгами и бумагами в руках вереницей направились к музею.
Томми еще сидел в классной комнате, склонившись над своей партой, изрядно измазанный чернилами, раскрасневшийся в горячке вдохновения и писал, как всегда, в большой спешке, так как леноватый Бэнгз неизменно откладывал выполнение заданий до самой последней минуты. Когда Франц прошел мимо двери, поторапливая медлительных, Томми закончил свое произведение последней кляксой и росчерком и вылез в окно, размахивая бумагой на ходу, чтобы высохли чернила. Нэн последовала за ним с очень важным видом, держа в руке большую бумагу, свернутую в трубочку, а Деми сопровождал Дейзи — оба явно разрывались от желания поделиться с кем-нибудь каким-то чудесным секретом.
Читать бесплатно другие книги:
