Братья по оружию Стрельцов Иван

Глава 3. Экзамен на прочность

Боль в затылке была тупой и ноющей, любое движение вызывало волну нечеловеческих мук. Превозмогая боль, Владимир Панчук открыл глаза и попытался пошевелиться. Попытки оказались тщетными, в глазах стояло сплошное кровавое марево, а руки и ноги были крепко стянутыми, не позволяя сдвинуться с места.

Шатун устало прикрыл веки, все, что ему оставалось в подобном положении, – это ждать. Единственное, что утешало, так это пришедшее на память высказывание командира бригады морской пехоты, где ему доводилось служить в начале своей офицерской карьеры: «Боль – это хорошо, раз что-то болит, значит, вы еще живы».

Постепенно наступало облегчение, боль заметно ослабела и погрузилась в глубину мозга, пелена с глаз тоже спала. Теперь Владимир мог хотя бы оценить положение, в которое попал со своими подельниками.

Выводы бывшего морпеха и бывшего легионера, мягко говоря, были не очень оптимистичными. Как ни крути, а выходило, что хреновые они штирлицы, задание еще не успело вступить в начальную стадию, а они уже спалились. И тут же возник новый, вполне закономерный вопрос: на чем они прокололись?

План внедрения в террористическую организацию был разработан гэрэушными спецами, можно сказать, идеально. Документы на чужие имена также не могли вызвать ни малейших сомнений ни у пограничников, ни у полиции.

С этими документами трое отставных легионеров и прибыли в Испанию. Используя свои связи в криминальном мире Европы, Шатун приобрел пару пистолетов, портативный автомат «узи» и несколько наступательных ручных гранат.

Тем временем Качмала отслеживал маршрут инкассаторского броневика, а Милевский подбирал нужную «тачку» для угона. Задача, поставленная гэрэушниками, была проста и эффективна, как первобытное колесо. Имитировать налет на инкассаторов, деньги не взять, но шума поднять как можно больше.

С первой фазой внедрения «Штирлицы» справились блестяще. Инкассаторский броневик был остановлен, сопровождавшие его охранники в перестрелке ранены, причем один серьезно. Но деньги они упустили, прибывший наряд патрульной полиции также успел принять участие в общем «веселье».

Укрывшись за автомобилем, патрульные с восторгом палили из своих «астр» по залегшим возле перевернутого броневика налетчикам. Но после того как в салон патрульной машины влетела граната, брошенная меткой рукой Качмалы, стражи закона мгновенно ретировались, а авто полыхнуло веселеньким костром, который позволил грабителям без потерь покинуть поле битвы.

Дальше в дело вступила «тяжелая артиллерия» в лице европейских СМИ, которые несколько дней подряд бомбардировали обывателей шокирующими кадрами дымящегося перевернутого броневика, полыхающего полицейского автомобиля, повсюду мелькающих санитаров в белых халатах, бегущих с окровавленными инкассаторами на носилках. Но чаще всего показывали молодого, чумазого от копоти патрульного полицейского, который давал журналистам интервью. Сверкая черными, как антрациты, глазами, полисмен то и дело приговаривал:

– Это мало походило на обычное ограбление, больше смахивало на боевую операцию. Поверьте мне, я служил в коалиционных войсках в Ираке и знаю, о чем говорю.

Имеющий уши да услышит…

Тем временем Шатун с подельниками добрался до Альмерии. По полученной от военной разведки информации Владимир знал, куда и как обращаться, чтобы попасть в дом Муллы.

Здесь тоже все прошло без сучка и задоринки. И вот в тот момент, когда Панчук уже считал, что фаза «внедрение» прошла успешно, удар по голове, связанные руки и темный подвал.

Владимир раз за разом прокручивал в голове ситуацию, пытаясь выявить причину провала. Но ничего не выходило. Даже акцент, который мог выдать русскоязычного, за десять лет блужданий по Европе так видоизменился, что его не отличишь от португальского или, скажем, арабского.

Вывод напрашивался самый что ни на есть печальный: сдать их могли только те, кто давал задание на внедрение в «Аль Харамей», «крот» засел в самом ГРУ. Эта догадка прозвучала в мозгу Шатуна как приговор…

Скрип открывающейся двери заставил Панчука мобилизовать все свои силы, он продолжал в полной недвижимости лежать на полу, связанный по рукам и ногам, но теперь это был сгусток смертоносной энергии, раскрытый в ожидании волчий капкан или взведенная осколочная мина: только тронь, и беды не оберешься.

Владимир сквозь прикрытые веки увидел четыре пары ног, обутых в легкие парусиновые сандалии. Как он припоминал, именно в такой обуви ходили слуги Муллы.

Несколько крепких рук подхватили могучее тело гиганта и понесли к выходу.

Помещение, в которое занесли Панчука, было залито ярким светом. Владимира поставили на ноги и прислонили к стене. Несколько минут, ослепленный, он ничего не видел, но постепенно стал прозревать. Вскоре Шатун мог без помех разглядеть место, где он оказался.

Просторная, абсолютно пустая комната квадратной формы. Белый потолок, белый пол, белые стены. В центре комнаты стояла большая деревянная колода, запачканная бурыми пятнами засохшей крови, сбоку в колоду был воткнут широкий топор.

«Для психологического давления реквизит», – отметил Панчук. Что такое «экстренный допрос пленного», он хорошо знал, этому искусству его учили в диверсионных частях морской пехоты, разведке ВДВ и Иностранном легионе. Эти знания даже приходилось применять на практике сперва в Афганистане, потом в Африке, Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Специалистом в этой области он был неплохим, из тех, кому доводилось «беседовать» с Шатуном, ни один не молчал, все добросовестно «пели», как голосистые соловьи или болтливые какаду, в зависимости от климатических условий проведения боевой операции…

Наконец зрение полностью восстановилось, и Владимир увидел замерших у противоположной стены Милевского и Качмалу, которых с двух сторон также поддерживали слуги Ибрагима Сатари. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять – товарищи Панчука уже подверглись физической обработке. Лицо Виталика чудовищно распухло от побоев, а из разбитого носа Олега стекала кровавая юшка, пачкая алым цветом одежду.

Несколько минут Шатуну было отведено на детальный осмотр товарищей, потом в комнату вошел сам однорукий хозяин усадьбы в сопровождении двоих полуголых арабов. Их смуглые тела при ярком свете лоснились от пота, устрашающе вздыбливались бугры мышц, хотя лица арабов оставались бесстрастными, как у каменных изваяний.

Однорукий араб счастливо оскалился и заговорил с пленником на ломаном английском, на том языке, на котором они вели беседу при первой встрече.

– Мы пообщались с хозяевами «Спагетти-вестерн» и показали ваши паспорта. О вас никто не знает и даже никогда не слышал. – Бородач кивнул на избитых подельников Шатуна и с кривой усмешкой добавил: – Твои друзья после некоторого запирательства все-таки сознались, теперь твоя очередь. Ну, я жду, – однорукий толкователь Корана и по совместительству террорист уставился на пленника своими большими темно-коричневыми глазами.

Лицо Панчука осталось бесстрастным, но он ликовал: «Как же, сознались! Если бы сознались, их рты не были бы заклеены и не текли бы кровавые сопли по пластырю».

– Ну, я долго буду ждать? – нетерпеливо воскликнул однорукий Ибрагим и резким рывком сорвал полоску скотча с губ пленника. Резкая боль обожгла нижнюю часть лица, но Владимир даже глазом не моргнул, только тихо произнес на английском:

– Все, что мы вам раньше рассказали, есть чистая правда.

Лицо Муллы сморщилось, как будто его накормили лягушачьей икрой. Он взмахнул здоровой рукой, и в следующую секунду один из сопровождающих его арабов-культуристов ударил пленника в живот, а вслед за ним другой взмахнул ногой, целясь в голову.

Шатун ожидал подобного продолжения «беседы» и за мгновение до удара кулака успел напрячь пресс, затем вильнул головой в сторону, пропуская ступню второго араба по касательной вдоль своей скулы. У обоих инквизиторов сложилось впечатление, что они приложились от всей души – так безжизненно выглядело безвольно повисшее на руках конвоиров тело пленного гиганта.

Через минуту Шатуна окатили холодной водой, он вздрогнул и замотал головой, изображая возвращение сознания.

– Говори правду, если не хочешь, чтоб вас забили насмерть, как жертвенных баранов, – взвизгнул Ибрагим, воинственно потрясая культей. Его суровый взгляд был обращен к пленнику и казался безжалостным. Но это была ложь, в родных краях бездомных, безродных «гостей» он легко мог скормить сторожевым псам, но Испания не Пакистан или мятежный индийский штат Кашмир, здесь вполне может оказаться поблизости группа полицейских, да еще под прикрытием отряда полиции «антитерра», которые, прежде чем задавать вопросы, стреляют без раздумий. Даже с одной рукой Ибрагим умирать не хотел. Ухватив за волосы безвольную голову Шатуна, он закричал: – Говори, кто тебя послал? Тебя внедряет в нашу организацию Интерпол? Что им нужно?

Неожиданно до Панчука дошло: они не прокололись, не спалились. Сепаратисты их не вычислили, они проверяли новобранцев самым простейшим образом на «вшивость». Первый экзамен волонтеры выдержали, пора было переходить ко второму.

Владимир Панчук позволил двум здоровым потным арабам немного себя помолотить, время от времени изображая потерю сознания. Инквизиторы тут же приводили пленника в чувство и продолжали усердно выполнять порученную работу.

После пятого или шестого «приведения в чувство» Панчук наконец сдался.

– Все, хватит, – почти фальцетом выкрикнул он по-французски. – Скажу правду, мы – французские легионеры. После увольнения со службы хотели срубить немного денег, вот и решили ограбить инкассаторский броневик.

Все, что сейчас говорил Шатун, было всего лишь второй составной частью общей легенды. Имитация ограбления инкассаторского броневика, дополненная данными из легиона, была серьезным козырем. Проверить, служили ли те или иные люди в Иностранном легионе, было невозможно. Пятая республика умела хранить тайны своего «золотого фонда». А нападение на броневик и так было у всех на слуху.

Мулла подал знак своим сатрапам, и те прекратили мутузить бесчувственную тушу связанного гиганта. Несколько минут однорукий рассматривал пленника, потом подал знак одному из слуг. Тот понимающе кивнул и отошел в сторону.

На этот раз Панчука не стали окатывать холодной водой, слуга вытащил из кармана широких штанов пластиковый прямоугольник электорошокера и, приставив его к влажной руке пленника, нажал кнопку «пуска». Огромное тело выгнулось и задергалось в судорогах, через секунду Владимир широко открыл глаза.

Ибрагим Сатари впился тяжелым взглядом в эти глаза, потом склонился и дееспособной рукой ухватил пленника за волосы. Рывком подняв голову, прорычал:

– Как ты докажешь, что это именно вы пытались ограбить инкассаторский броневик?

– Я могу указать, где спрятано оружие с ограбления, – слабым голосом произнес Шатун, изображая из себя сломленного пытками…

Лето, жара. От мутных вод Каспия – и то несло духотой, никакого спасения от зноя. Гражданским легче, богатые могут спасаться от жары в своих квартирах, домах, офисах, где температурный режим строго блюдут импортные кондиционеры, разгоняя по помещениям живительный прохладный воздух.

Бедные могли укрыться от испепеляющего зноя в чайхане, под тенью зеленых чинар, с наслаждением попивая ароматный чай.

Свободное человечество как-то обустраивалось в борьбе с жарой, и только у военных не было альтернативы.

Морские пехотинцы из батальона разведки Семьдесят седьмой бригады Каспийской флотилии в полной боевой экипировке один за другим взбирались по дребезжащей сваренной лестнице на имитатор транспортного самолета. Потом сотня метров полета под тросом в парашютной сбруе, а дальше огненно-штурмовая полоса…

Над полигоном стоял грохот автоматных выстрелов, рев танковых двигателей. Морские пехотинцы учились воевать, командиры, учтя опыт прошлых лет, теперь действовали по принципу: «Лучше пролить десять литров пота на учениях, чем каплю крови в бою».

За учениями наблюдали с контрольной вышки двое офицеров. Один был в зелено-коричневом камуфляже, перетянутый ремнями тактической гарнитуры с навешанными на них подсумками. На правом плече висел автомат стволом вниз. Черный берет с офицерской кокардой был заправлен под погон, ветер трепал коротко стриженные, выгоревшие на солнце белесые вихры. Второй был одет в ядовито-зеленую парадную общевойсковую форму, пошитую на американский манер. Погоны на плечах офицера украшали три большие звезды в красных просветах. На голове фуражка с золотым двуглавым орлом на высокой тулье.

– Да, качественно вы готовите бойцов, – через некоторое время с явным одобрением произнес полковник Крутов.

– Так ведь мы войска постоянной боевой готовности. В любой момент могут бросить на выполнение боевого задания. А оказаться в мясорубке с неподготовленными бойцами себе дороже, – спокойно ответил стоящий рядом морпех, командир одной из рот разведывательного батальона капитан Сергей Таранин.

– Разумно, – кивнул Родион Андреевич. – Вы последними выходили из Чечни?

– Да, как только был получен приказ министра обороны о возвращении к постоянному месту дислокации ранее откомандированных в Чечню частей морской пехоты и ВДВ. Там теперь осталась Сорок вторая мотострелковая дивизия, части внутренних войск и СОМы^[12]. В общем, неделю назад отдельный отряд под моим командованием вернулся в родные пенаты.

– Судя по наградным реляциям, ваш отряд – это хорошо подготовленное и сплоченное подразделение, прекрасно ориентирующееся на местности.

– Что есть, то есть, – вяло улыбнулся Таранин. – В моем отряде все контрактники, не по одному разу мотались в Чечню. Я сам еще в первую кампанию там отметился.

– Знаю, я читал ваше досье. Честно говоря, трудно было понять, что могло толкнуть успешного студента на последнем курсе взять академический отпуск и отправиться на войну. Впоследствии закончить с красным дипломом университет и вместо продолжения учебы в аспирантуре, на что рассчитывали все педагоги, отказаться от ученой карьеры и обрядиться в чертову шкуру морпеха, чтобы снова воевать. Как-то странно получается…

– Ничего странного. Сначала за державу было обидно, потом вдруг понял, что изучать древние персидские манускрипты – это не мое. Птица живет в небе, рыба в воде, крот роется в земле. Каждый индивидуум может жить только в своей среде. Армия – вот моя стихия.

С этим утверждением Родион Крутов спорить не стал, помня одну из записей в досье капитана Таранина: «Пять командировок в зону боевых действий (Чечня, Дагестан). Имеет два ранения, награжден шестью правительственными наградами: два ордена Мужества, три медали «За отвагу» и медаль «За боевые заслуги». Сергей Таранин жил войной, видимо, это была его карма.

– Сколько длилась ваша последняя командировка? – неожиданно поинтересовался полковник.

– Неполных два месяца, – удивленно посмотрев на Крутова, ответил капитан.

– Сильно устали? – продолжая наблюдать, как следующая пара морпехов преодолевает штурмовую полосу, продолжал расспрашивать полковник.

Но вместо короткого и прямого ответа Таранин проявил своеволие:

– Разрешите вопрос, товарищ полковник?

– Слушаю вас, Сергей Васильевич, – полковник оторвался от созерцания полигона и внимательно посмотрел на морского пехотинца.

– К чему это собеседование? Я человек военный и привык к конкретике.

– Даже так? – усмехнулся Крутов, непроизвольно почесав указательным пальцем кончик носа, и только потом заговорил: – Ну что же, в таком случае буду кратким и конкретным. Наше управление будет проводить многоходовую операцию в Чечне. Одним из компонентов этого мероприятия должна быть рейдовая группа, на роль которой как нельзя лучше подходит ваш сводный отряд.

– Почему выбор пал именно на мой отряд?

– Во-первых, профессионалы, а во-вторых, операция должна быть проведена филигранно. Для большей наглядности приведу пример, это напоминает поединок рыцаря и мушкетера. Вам, как бывшему фехтовальщику, так будет понятней. Ударом на удар не нужно отвечать, противопоставляя дурной силе другую силу, а нужно, лишь скользнув по лезвию меча узким клинком рапиры, поразить врага точно в сердце между стыками доспехов. Для этой миссии нам не нужны тупые костоломы-терминаторы, а нужен интеллектуал, но с боевым опытом. Любая самая продуманная в штабах операция в конце концов может претерпеть изменения. На войне, как на войне. Необходимо быстро реагировать на происходящие изменения, а при необходимости и самому принимать решения. С учетом всех вышеперечисленных условий, ваша кандидатура, Сергей Васильевич, наиболее подходящая.

Бывший кандидат в мастера спорта по фехтованию на рапирах Сергей Таранин сразу же понял, о чем говорил московский гость.

– Я согласен, – коротко ответил капитан.

Крутов кивнул.

– Хорошо, в Чечню вернетесь со своим отрядом. Работать будете под ширмой вэвэшников, поэтому черные береты оставите здесь, чтобы не было никакого намека на морскую пехоту. Позывной отряда «Вихрь», но так как представление на майора вам подписано, думаю, больше подойдет позывной «Майор Вихрь».

– Как в кино, – хмыкнул морской пехотинец.

– Вот-вот. – Не обращая внимания на иронию Таранина, полковник добавил: – На подготовку к командировке трое суток. Еще двое суток на боевое слаживание. Больше дать не могу, времени в обрез.

– Уложимся, товарищ полковник, – как-то буднично успокоил Крутова морпех…

После допроса с пристрастием пленников бросили обратно в темный чулан. Но теперь они находились там втроем, что давало пусть мизерный, но все-таки шанс на попытку к освобождению. Арабы так уверовали в свою силу и сломленный дух пленников, что даже не залепили скотчем рот Шатуну, а зря…

Владимир Панчук выждал несколько минут, пока охранники удалились по своим делам. Потом ужом скользнул в темноту, безошибочно определил лежащего поблизости Милевского. Его зубы несколько раз клацнули впустую и через мгновение впились в пластиковую ленту скотча. Сколько понадобилось времени, чтобы перегрызть липкие путы, Шатун не помнил, только скулы болели от напряжения, но все равно он вновь и вновь, как упорный грызун, продолжал жевать ленту, опоясывающую руки товарища. Наконец Виталий смог освободить руки, через несколько минут, восстановив кровообращение, из-за подкладки брюк вытащил половинку бритвенного лезвия. Дальше работа пошла быстрее. Через минуту и Качмала был освобожден от пут.

Теперь следовало подготовиться к дальнейшим действиям. Владимир жестом велел Виталию как единственному из них троих понимающему по-арабски караулить у дверей, двум другим оставалось только ждать и быть готовыми к битве.

Владимир оперся спиной о стенку и устало прикрыл глаза. Сколько времени прошло, он не знал, только почувствовал возле себя слабое движение.

– Четыре араба, – раздался возле уха шепот Милевского. – Один из них сказал, что Мулла распорядился пристрелить нас и скормить собакам.

– Ясненько, приготовьтесь. Будем козлов мочить, когда они нас на свет вытащат.

Никто Панчуку не стал перечить, Виталий Милевский, заложив руки за спину, улегся между Панчуком и Качмалой.

Наконец дверь отворилась, темноту чулана пробила ярко-желтая полоса света. В следующую секунду в дверном проеме одна за другой промелькнули три неясные тени.

Вошедшие арабы с пленниками не церемонились, ухватив за ноги, потащили к выходу.

В соседней комнате их поджидал еще один араб. Владимир его сразу узнал, это был один из личных инквизиторов Муллы, тот, что пытал Шатуна и его товарищей.

Смуглолицый здоровяк теперь был одет в длинную просторную рубашку из хлопчатобумажной ткани, скрывающую бугры его мышц. Палач даже не посмотрел на втаскиваемых в комнату пленников, он был занят серьезным делом. Держа в правой руке американский автоматический пистолет «кольт М1911», левой накручивал на ствол толстый цилиндр черного глушителя. «Этот – самый опасный», – отметил про себя Панчук, обратив внимание на то, что из четверки арабов только палач вооружен. Шатун позволил дотащить себя до середины комнаты. Оказавшись в нескольких метрах от инквизитора, он сгруппировался, резко дернул ноги на себя и сильным рывком рванул на себя араба. Тот подался назад и тут же, получив сдвоенный удар ногами в грудь, безвольным кулем полетел в дальний угол.

В ту же секунду Панчук вскочил на ноги и, крикнув по-французски: «Кончай их!» – бросился к палачу. Тот попытался вскинуть руку с пистолетом, но опоздал на какую-то долю секунды, и ребро ладони Шатуна, как меч средневекового рыцаря, обрушилось на шею араба, дробя вершину позвоночного столба.

Качмала и Милевский не заставили себя долго ждать. Олег ловкой подсечкой сбил «своего» араба с ног и, когда тот упал, перевернулся через левое плечо, а оказавшись рядом, изо всей силы вонзил тому локоть в нос, вгоняя хрящи в мозг.

Виталий также сбил «своего» араба с ног и, позволив тому встать, ударом в солнечное сплетение нейтрализовал, а потом ухватил за шею и провернул до хруста позвонков.

Шатун подобрал с пола пистолет, передернул затвор и коротко скомандовал:

– Ну все, ходу, мужики. Главное, теперь унести ноги подальше отсюда, а «разбор полетов» проведем позже.

Втроем они выскочили из комнаты, пробежали по узкому, слабо освещенному коридору и выбрались наружу.

Распахнув тяжелую дверь, Шатун первым оказался во дворе. Особняк Ибрагима оказался напротив. Как сообразил Владимир, их держали в подсобном помещении, видимо, специально оборудованном для допросов подозрительных кандидатов в наемники.

Сам хозяин усадьбы стоял в центре двора в окружении нескольких слуг, вооруженных короткоствольными автоматами.

«Станция Березайка, кому надо, вылезай-ка», – совершенно не к месту промелькнуло в голове Панчука. Профессиональный военный, он мгновенно оценил шансы на выживание и отчетливо понял: они равны нулю. Но сдаваться легионеры не собирались.

Но, прежде чем Шатун успел что-то предпринять, Мулла в примирительном жесте поднял свою единственную руку и громко произнес:

– Не спешите покидать мой дом. Это была всего лишь проверка, которую вы с честью выдержали.

– Как же, проверка, – криво ухмыльнулся Владимир, демонстрируя пистолет с глушителем. – А это для большей убедительности.

– Стреляй в меня, – выставив вперед широкую грудь, приказал Сатари. Дважды повторять не пришлось, Панчук вскинул «кольт» и надавил на спусковой крючок. Выстрел прозвучал куда тише, чем лязгнувший затвор пистолета, выбрасывающего еще дымящуюся гильзу.

Мулла остался невредимым и продолжал стоять как изваяние с улыбкой на лице.

Владимир вытащил из пистолета обойму и внимательно осмотрел ее. Все патроны были холостыми.

Глава 4. С неба на землю и в бой

Отряд иркутского СОБРа, находящийся всего несколько дней в Чечне, неожиданно был поднят по тревоге среди ночи. Бойцы, неоднократно побывавшие в боевых операциях, действовали без спешки. Надев «сферы», бронежилеты и разгрузочные жилеты с запасными обоймами и гранатами, взяв оружие, оседлали «боевых коней» – БТР-80, готовые в любой момент открыть огонь на поражение…

Грозно рыча моторами, бронеколонна покинула расположение Грозненской комендатуры. Выехав за пределы города, собровцы вдруг поняли: колонна движется не в сторону горной части республики, а наоборот, уходит в сторону Моздока.

На рассвете колонна достигла Моздокского аэропорта. БТРы выстроились цепочкой у запасной посадочной полосы. Ко всем предыдущим странностям добавилась еще одна.

Командир отряда, единственный осведомленный о планах командования, отдал приказ:

– Технику покинуть, грузиться на самолет.

Ничего не понимая, собровцы послушно оставили БТРы и повзводно направлялись к стоявшему на рулежке «Антею»…

Через час на это же место встал приземлившийся «Ил-76», на котором прибыл «Майор Вихрь» со своей командой.

Хвостовая аппарель опустилась, наружу посыпались морские пехотинцы в полной боевой экипировке. У бойцов, как и приказал Крутов, отсутствовали какие-либо знаки отличия морской пехоты: ни тельняшек, ни «крабов», а на рукава вместо золотых якорей нашиты выгоревшие добела шевроны, на которых все же можно было разглядеть эмблемы внутренних войск.

Проинструктированные еще в Каспийске, бойцы без суеты и спешки занимали места на бронетехнике.

Последним из темного чрева грузового самолета показался Сергей Таранин в сопровождении четырех ветеранов. Капитан цепким взглядом осмотрел колонну бронетехники и довольным голосом проговорил:

– Ну, отцы, сейчас прибудет упаковка для вашего монстра, и будем выступать в путь-дорогу. Мои пластуны, наверно, заждались нас на природе.

Упаковкой для «тарантула» оказался плоскомордый тягач «МАЗ» с платформой, затянутой брезентовым тентом.

Тягач встал как можно ближе к самолетной аппарели. Пройдесвит с Платовым и Ангеловым споро установили на платформу широкие металлические сходни. Тем временем Бекбаев завел боевую машину и осторожно перевел «тарантул» из «Ил-76» на платформу «МАЗа». Трое ветеранов убрали сходни, затем, забравшись на платформу, опустили брезентовый полог, готовые к дальнейшему путешествию.

Колонна формировалась по законам военного времени: кроме двенадцати БТРов охранения, тягач с платформой и восемь грузовых «КамАЗов». Внешне выглядело вполне обычно: снабжение опорных пунктов продовольствием и боеприпасами.

Когда хвост колонны занял «ЗИЛ-131» со спаренной зенитной установкой в кузове, Сергей Таранин сделал глубокую затяжку, бросил окурок на землю и наступил на него рифленой подошвой берца, после чего легко вскочил на броню БТРа и, взмахнув рукой, подал знак к движению…

Разгар лета, на броне морпехи, уже опытные воины, закрывали нижнюю часть лица банданами – камуфляжными косынками.

– Все как и год назад, – разглядывая окрестности через прорезь в брезентовом тенте, проворчал Григорий Пройдесвит. – Только в тот раз за нами была вся мощь Российской армии, расквартированной на Северном Кавказе. А теперь нужно на манер налима зарыться в ил и ждать, когда дичь подберется.

– Не-е, – попыхивая сигаретой, не согласился сидящий на броне штурмовика Захар Платов. – Налим – несерьезная рыба, на такую мелочь я не согласен. Уж если и сравнивать меня с рыбой, то, пожалуй, с настоящим серьезным хищником, ну, хотя бы с муреной. Лежит в какой-нибудь щели плоская рыбина и только ждет, пока дурной окунь или какая другая жирная рыба будет беспечно проплывать мимо. А потом – ам, и, как говорится, пишите письма мелким почерком.

– Неплохо, – согласился с товарищем Виктор Ангелов, беря у Захара тлеющую сигарету. – Только мурена после того, как кого-то счавкает, может вернуться обратно в свою щель, и ее оттуда никакая фигня не достанет. А вот если мы покажем зубы, голову в момент оторвут и следом обглодают мясо до самого хребта.

– Если так рассуждать, то не хрен было вообще лезть в это дело, – не отрывая взгляда от прорези в тенте, безразличным голосом произнес Пройдесвит.

– А вот тут, Григорий Иванович, позвольте с вами не согласиться. В древности мудрецы называли жизненный уклад человека его кармой. То есть, что бы он ни делал, а рано или поздно выйдет на ту колею, которая выведет его к могиле. И мы, смертные, не в силах противостоять божьему промыслу. Так, если мне уготовано гикнуться в ближайшие дни, уж лучше умереть, как викингу, с оружием в руках, чем шлепнуться, как жаба, на брусчатку. Пусть даже с Эйфелевой башни.

– Ну, Ангел, у тебя и мрачные мысли, – криво усмехнулся Захар, забирая обратно свою сигарету. С наслаждением глубоко затянувшись, добавил: – Мы – профессиональные солдаты, матерые боевые псы, выученные даже в самых кровавых бойнях побеждать. Конечно, мы не бессмертные, но думать о смерти – значит привлекать ее взор к себе.

– Ну ни фига себе, ты, Атаман, философ, оказывается, – искренне удивился Виктор Ангелов.

Котовский тоже оторвался от созерцания придорожных пейзажей и с легкой иронией произнес:

– Кто как, а я всегда говорил, что безработица умных людей располагает к философии.

Захар не успел ничего ответить на эту реплику, из люка «тарантула» вынырнула смуглая физиономия Бекбаева.

– Вы чего здесь зависли? – возмутился изобретатель. – Достаточно одной очереди, чтобы ударно-штурмовая машина стала беспомощной на манер трактора «Беларусь». А ну, живо под броню.

С подобным доводом никто из ветеранов спорить не стал. Молча забрались в «тарантул», заняв места по боевому расписанию…

Прошло пять часов, прежде чем бронеколонна остановилась. Из придорожного кювета выскочил к головному БТРу невысокий крепыш, разукрашенный маскировочным макияжем и в шуршанчике^[13]. Он легко вскочил на броню и негромко заговорил с Тараниным. Выслушав короткий доклад, крепыш подал знак взмахом растопыренной пятерни. С этого момента начиналась тактическая операция особого отряда морской пехоты Каспийской флотилии. Название ее «Троянский конь» было известно весьма ограниченному кругу высокопоставленных лиц в Управлении военной разведки.

Пять дней назад высаженная с вертолетов разведгруппа прочесала квадрат проведения операции, чтобы не было лишних глаз и ушей…

Теперь настало время действия. Первым делом сгрузили с тягача ударно-штурмовую машину.

Несколько бойцов из разведгруппы двинулись следом за медленно продвигающимся «тарантулом», маскируя следы прохождения боевой машины. Когда штурмовик удалился из зоны видимости, капитан Таранин закурил сигарету и, выпустив из ноздрей две тугие струи дыма, посмотрел на стоявших возле штабного броневика командиров групп. Подмигнул и утвердительно кивнул.

Морпехи почти бегом направились к своей технике, и уже через секунду со всех сторон загрохотало. Трещали автоматные очереди, гремели крупнокалиберные пулеметы и зенитная установка, раздавались взрывы ручных и реактивных гранат.

Боеприпасов не жалели, все должно было выглядеть натурально. Россыпи гильз и осколков, пятна разлитой из донорских пакетов крови – все эти детали должны были продемонстрировать картину произошедшего здесь боя.

Но главным были даже не осколки гранат и отстрелянные гильзы, главное – показать потерю боевой техники.

Пока одни морпехи спешно бинтовали своих товарищей, не жалея ни бинтов, ни консервированной крови, маскируя их под «раненых», остальные, вооружившись одноразовыми гранатометами, сперва расстреляли пустой «МАЗ», несколько «КамАЗов» и, наконец, всадив по гранате в угловатые корпуса, взорвали три БТРа.

Сергей Таранин с усмешкой смотрел на горящую технику, над которой поднимались густые столбы черного маслянистого дыма. Капитан своим опытным глазом окинул картинку и убедился, что грохот перестрелки и очаги дыма являются убедительным и конкретным доказательством проведения тяжелого боя. Для людей, проживших десять лет в состоянии войны, это должно выглядеть однозначно: колонна федеральных войск попала в сепаратистскую засаду.

Спрыгнув с головного броневика, Таранин прошел в середину колонны, где стояла командно-штабная боевая машина (КШБМ), в салоне которой разместились специалисты по радиоэлектронике.

Отшвырнув щелчком окурок, Сергей Таранин рывком открыл бронированную дверцу в десантный отсек броневика и забрался в салон.

Настало время большой игры, большой радиоигры…

Резидент военной разведки в Марокко Виталий Иванович Голубев еще раз прочитал шифровку, полученную из Центра, потом поджег листок с записью и в ожидании, пока бумага превратится в черный порошок пепла, нещадно крыл свое руководство, которое требовало в форсированном режиме провести «острую» акцию.

Впрочем, через несколько минут, выйдя из коттеджа и усевшись за руль автомобиля, он немного успокоился. В конце концов, он всего лишь должен выполнить роль «почтового ящика», то есть получить задание от командования и передать его исполнителям…

Малое пассажирское судно на подводных крыльях типа «Комета», сбросив обороты, опустилось в изумрудную воду Средиземного моря и пристало к причалу марокканского порта Танжер.

Официально это судно входило в состав частной пароходной компании «Звезда Востока», специализирующейся на пассажирских экскурсиях по западному бассейну Средиземного моря: Испания, Португалия, Марокко, Алжир, Тунис, иногда происходили заходы на архипелаги Болеарских островов и остров Сардиния. А неофициально комета принадлежала ГРУ. Хотя от военной разведки на судне находилось всего четыре человека. Капитан и старший помощник, а также двое из рядового состава – моторист и боцман.

Капитан с помощником контролировали акваторию Гибралтара, имея свой собственный канал на случай чрезвычайной связи с Москвой.

Олег Тышкул и Михаил Жук в отличие от «интеллектуалов» были практиками. Бывшие старшие мичманы из флотской разведки в свое время становились призерами по рукопашному бою. Один тащил службу на Северном флоте, другой на Балтийском. После ухода в запас военная разведка сделала им предложение, от которого невозможно было отказаться. Находясь «под ширмой» коммерческого флота, Тышкул и Жук должны были в случае необходимости оказывать экстренную физическую помощь резидентурам на юге Европы и севере Африки. Они могли провести любую «острую» акцию – от проникновения на охраняемую территорию, вскрытия любой сложности сейфа до физической ликвидации высокопоставленных лиц враждебных государств…

Пропустив по трапу последних пассажиров, боцман Жук жестом подозвал появившегося на палубе Тышкула.

– Чего надо? – недовольно поморщился Олег, наконец выбравшийся на поверхность из душного, грохочущего машинного отделения и сжигаемый диким желанием перекурить на свежем воздухе.

– Глянь, за нами уже пожаловал голубь мира, – произнес Михаил, глазами указывая на «БМВ» с затемненными стеклами, на котором обычно разъезжал резидент.

– Надо мастера предупредить, что мы сойдем на берег и задержимся, – разминая сигарету между замасленными пальцами, произнес моторист и, невольно хмыкнув, добавил: – Может, лет на десять с конфискацией.

– Мастера уже предупредили без нас, так что пошли переодеваться.

Через полчаса, освежившись и переодевшись в легкую одежду, два отставных мичмана подошли к припаркованному автомобилю.

– Привет товарищу по несчастью, – усаживаясь на переднее сиденье, жизнерадостно поздоровался Тышкул, не забыв тут же осведомиться: – К чему такая спешка?

– Я такой же подневольный, как и вы. Что приказывают боги с Олимпа, то и должен безукоризненно выполнять, – не приняв шутливого тона, серьезно ответил Виталий.

– И какой на этот раз нам выпал жребий? – поинтересовался Жук.

Голубев вкратце объяснил детали предстоящей операции, добавив в конце:

– Необходимо все провести красиво, но чтобы было как минимум три-четыре травмы средней тяжести с амбулаторным лечением.

– Сколько времени на подготовку?

– Два часа, – последовал категоричный ответ резидента. – Если бы вы вернулись вчера, по графику, на подготовку оставались бы целые сутки.

– Сальник потек, – попытался оправдаться моторист, но вовремя сообразил, что резидента волнуют их проблемы не больше, чем больших начальников из «Аквариума».

– Где должны разворачиваться основные события? – буднично спросил Жук, разминая костяшки пальцев.

– Припортовый бар «Гибралтар», там собираются все моряки, которые сходят на берег в Панжере. Ваши клиенты – личности колоритные, все как один «витязи в тигровой шкуре» с сухогруза «Меркурий».

– Не будем затягивать то, что можно уже закончить, – наигранно зевнул Тышкул и вопросительно уставился на резидента. – К питейному заведению нас хотя бы подбросите?

– Мне не хотелось бы лишний раз светиться, – после короткой паузы ответил Голубев, не глядя на мичманов.

– Ладно, пошли, доберемся и на своих двоих, – коротко бросил Жук и, не прощаясь с резидентом, первым покинул комфортабельный салон «БМВ», окунувшись в африканский зной…

«Гибралтар» оказался обычной третьесортной забегаловкой, рассчитанной на исстрадавшихся по выпивке мореходов, тем более что Марокко, как и любая другая мусульманская страна, не особо привечала выпивох.

В тесном прокуренном помещении с десятком длинных прямоугольных столов, рассчитанных на большие компании моряков, оттягивающихся на берегу, на этот раз лишь половина столов была занята, хотя гул стоял, как в гигантском разворошенном улье.

Оглядевшись по сторонам, Михаил и Олег заняли один из свободных столов и сделали заказ подоспевшему официанту, толстому и потному марокканцу. Жук потребовал бутылку безалкогольного пива (спиртное он не очень уважал), Тышкул, наоборот, не отказался от кружки холодного светлого шведского пива с рюмкой «Абсолюта» для полного комплекта.

Опытным морским волкам, имеющим к тому же знания оперативной работы разведчиков, потребовалось всего несколько минут, чтобы определить, кто есть кто.

В дальнем углу шумно веселилась компания греков с газовоза. Рядом с ними оттягивались похожие на подростков филиппинцы, напротив них угрюмо наливались шнапсом суровые мужики с германского рыболовецкого траулера.

Горбоносые мореходы с сухогруза «Меркурий» оказались за соседним с мичманами столиком, их компания была самой большой, поэтому дети гор вели себя развязно, явно желая алкогольную разрядку дополнить физической.

– «Носорогов» девять рыл, – опуская на стол пустую рюмку, негромко сообщил Тышкул.

– Пятеро «бундесов»^[14], шесть «гераклов»^[15]и шесть «филипков»^[16], – прямо из бутылки отхлебывая пиво, добавил Жук.

– Плюс вышибала на входе.

– Этот, думаю, не полезет. Салом заплыл, как столетний боров, – не согласился с товарищем Жук.