Чёрный трон Желязны Роджер

— Да, — сказал я.

Она оперлась на дверной косяк. Сделала ли она это специально, чтобы качнуть бедрами?…

— Вы желаете сейчас увидеть монсеньора Вальдемара? — спросила она, как бы возвращаясь к деловой части нашего разговора.

— Да.

— Очень хорошо, — сказала она, указывая на дверь слева от меня, между нашими каютами. — Подождите возле этой двери.

С этими словами она удалилась к себе и закрыла дверь. Я услышал звук закрывающейся задвижки.

Я приступил, как она приказала, заняв пост у соседней двери в ожидании. Через некоторое время дверь внезапно отворилась передо мной. Она распахнулась по крайней мере на фут, но я не мог ничего разглядеть внутри, кроме темноты.

— Войдите, — услышал я ее голос.

— Хм, я ничего не вижу, — сказал я.

— Очень хорошо. Делайте то, что я скажу.

Припоминая, что Элисон в своих инструкциях предписывал доверять ей, я сделал два шага наугад, достаточных, чтобы оказаться за порогом в темноте внутренней части помещения. Дверь немедленно захлопнулась, я услышал щелчок замка и застыл на месте.

— Нельзя ли попросить хотя бы немного света? Я не знаю, куда двигаться.

Тут же я почувствовал, как меня взяли за руку.

— Я поведу вас, — мягко сказала она. Монсеньор Вальдемар в таком состоянии, что свет чрезвычайно беспокоит его.

— Даже маленькая свеча?

— Даже маленькая свеча.

Она повела меня назад и вправо. После нескольких шагов она стиснула мою руку и положила другую свою руку мне на грудь.

— Стойте, — сказала она; потом, когда я остановился: — Все отлично. Оставайтесь там.

Она отпустила меня, отошла на несколько шагов. Вскоре я услышал скрип открывающейся двери где-то перед собой. Затем последовало полное молчание и, выждав несколько минут, я откашлялся. Она никак на это не отреагировала, тогда я наконец спросил:

— Все в порядке?

— Конечно, — сказала она. — Будьте терпеливы. Требуется время, чтобы установить контакт.

Не могу сказать, что она делала, хотя чувствовал шорох движений. Потом я почувствовал специфическое состояние, знакомое мне по вчерашнему вечеру. Я заметил слабую полоску света справа от меня. Конечно, там была дверь, соединяющая эту каюту с ее жилищем, которая неплотно прикрыта. Потом послышалось бормотание. Она говорила очень мягко.

— Давайте не будем тревожить беднягу сейчас, — сказал я. — Пусть он отдохнет. Я зайду попозднее.

— Нет, — ответила она. — Он в порядке. Просто ему требуется время, чтобы… собраться. Вот и все.

Тут раздался ужасный стон.

— И вообще, терпеть не могу, когда инвалида подвергают такому испытанию, — добавил я.

— Ерунда! — ответила она. — Ему от этого не хуже. Защищайте его интересы в жизни.

Опять стон.

Я придвинулся ближе, когда мои глаза начали привыкать к темноте, надеясь заметить что-нибудь более интересное, чем движения ее рук над темной кроватью. Снова я почувствовал дрожь волнения. Но прежде, чем я успел это как-то объяснить, снова раздался стон, за которым последовали отдаленные фразы: — Нет! Нет!… Разрешите мне быть. Пожалуйста! Умоляю вас!

— Вы убеждены… — начал я.

— Конечно, — ответила она. — Он всегда немного не в себе, когда я бужу его. Все дело в настроении.

— Должно быть, тоже было с мной, пока я не выпил чашечку кофе. Может послать за завтраком для него?

— О! О-ох! — простонал он. — Я умер.

— Нет, он не очень-то любит поесть или выпить, — ответила она.

— Монсеньор, очнитесь. Это джентльмен, которого я хочу вам представить.

— Пожалуйста! Прошу… позвольте мне… идти… — донесся далекий хриплый голос. — Дайте мне умереть.

— Чем больше вы будете спорить, монсеньор, тем дольше это протянется, — констатировала она.

— Очень хорошо, — сказал он тогда. — Что на этот раз Вы от меня хотите?

— Я хочу представить мистера Эдгара Перри, который сейчас возглавляет нашу экспедицию…

— Экспедицию… — сказал он тихо.

— …по преследованию Гудфелло, Темплтона и Грисуолда, которые похитили женщину, известную как Энни.

— Я вижу ее, — сказал он, — ослепительна… как прозрачный хрусталь… перед нами. Она не из этого мира. Они используют ее. Они используют ее… преследовать… другого. Дайте мне умереть.

— Ван Кемпелена, — сказал я.

— Да. Но я не знаю… куда они… направляются… потому что… неясно еще… куда направляется он. Дайте мне умереть.

— Нас больше не интересует эта информация сейчас, — сказал я, когда неожиданная идея осенила меня и стала причиной того, что я потихоньку начал двигаться вправо. — Скажите, что вы знаете о связи между Эдгаром Аланом По и мной?

— Вы… в каком-то смысле… одно… и то же лицо.

— Переход, — сказал он. — Бедный По… никогда… не узнает. Никогда не найдет, что ищет… на равнинах… и в горах.

— Почему?

— Дайте мне отдохнуть!

— Скажите!

— Я не знаю. Только Энни… знает! Я умер!

Еще немного вправо, и вот я повернул ручку и рывком распахнул дверь. Дневной свет проник внутрь из комнаты Лиги, выхватив из темноты даму, делающую пассы над открытым гробом, в котором лежал пугающей белизны человек. Его белые бакенбарды резко контрастировали с черными волосами. Глаза были открыты, но зрачки закатились. Лицо его было перекошено, рот провалился, зубы обнажены. Язык слегка вывалился и был совершенно черным.

— Мой бог! — сказал я. — Это покойник!

— И да, и нет, — заметила она. — Это необычный случай.

Она сделала медленный пасс, и глаза его закрылись. Она закрыла крышку.

— Ну что ж, у каждого свои проблемы, — добавила она. — Может быть, хотите чаю или предпочтете гашиш?

— А может быть, есть что-нибудь посильнее? — ответил я, когда она взяла меня за руку.

— Всенепременно, — ответила она, а я обернулся назад, когда мы выходили из комнаты и с удивлением заметил, что гроб в закрытом виде был похож по форме и размерам на большой контейнер для винных бутылок, даже по месту расположения ручек для переноски.

Она указала мне на удобное кресло, проследила, чтобы я сел в него. Закрыв соединительную дверь, она проследовала в отдаленный конец своей комнаты, где открыла шкаф. Вскоре я услышал легкий звон ударяющихся друг о друга бокалов и звук струящейся жидкости.

Через некоторое время она вернулась, неся в руке высокий стакан, наполненный грязноватой зеленоватой жидкостью с плавающими на поверхности обрывками листьев и чем-то еще.

— С виду похоже на болотную воду, — сказал я, принимая стакан.

— И на вкус тоже, как болотная вода, — добавил я, сделав маленький глоток.

— Это травяной тоник, — объяснила она. — Очень расслабляет.

Я подумал немного, потом сделал еще глоток.

— Вальдемар… что… на самом деле мертв? — спросил я, спустя некоторое время.

— Да, — ответила она, — но иногда он об этом забывает. Как только он вспоминает об этом, испытывает нечто вроде стресса.

— Когда, как он умер?

Она поежилась.

— За месяцы и годы до того, как мы оказались на корабле, — сказала она. — Задолго до того, как я его нашла.

Я окинул взглядом ее жилище, увешанное яркими гобеленами, выстланное шкурами животных и восточными коврами. Тут были статуэтки из черного дерева, я решил из Африки, украшенные медной проволокой и яркими бусинами. Пара толедских клинков висела на одной из стен. Рядом с огромной, задрапированной шелком кроватью был турецкий водопровод. В воздухе висел тяжелый аромат экзотического свойства. Все это напомнило мне цыганский табор, где мне однажды за плату гадали по руке. Сильно напомаженная цыганка была тогда сверхизобретательна на мой счет. И все же здесь было что-то большее, чем тогда. Петерс был прав. Я почти угадывал призрачные видения за ее спиной.

— Чем можно объяснить особенность Вальдемара? — спросил я.

— Я думаю, что на своем смертном одре, — пояснила она, — он стал участником сеанса месмеризма. Его существование приостановлено точно на переходной грани между жизнью и смертью. Поэтому он и получил уникальную способность проникать в суть событий. Но требуется исключительно опытный месмерист, чтобы контактировать с ним, так как он постоянно пытается уйти в темноту недосягаемости.

— И вы, очевидно, именно такой специалист?

Она кивнула.

Я думаю, что уже чувствовал дважды на себе силу вашего воздействия.

— Вполне возможно, — сказала она. — Заканчивайте ваш тоник, и я покажу, как это делается.

Я выпил остаток, поставил стакан в сторону.

— Эта смесь не очень-то на меня подействовала, — заметил я.

— Это довольно легкий напиток, — ответила она.

— Я думал, что вы дадите мне более сильное средство.

— Нет, вы попросили чего-нибудь более сильного. Этим и будет лечение.

Она подняла руки. Казалось, что они излучают искорки. И снова. Я почувствовал теплый пульс, слабое покалывание во всем теле.

— Тоник — не что иное, как подготовка.

— Какого рода лечение вы собираетесь провести?

— Я не знаю точно, — сказала она, — что надо делать а вашем случае. А что вы сами хотели бы?

— Я хотел бы ненадолго избавиться от самого себя.

Она улыбнулась, вытянула руки вперед, опустила их. Меня словно внезапно окатила очень теплая волна. Я откинулся назад в своем кресле и полностью расслабился. Она была доверенным лицом Элисона и знала, что я был нужен ему. Она опять сделала пассы, и я попытался еще более полно расслабиться, позволяя ощущениям пронизывать меня насквозь. Ни одна цыганка ничего подобного со мной не делала.

В то время как первые несколько пассов произвели бодрящее действие, следующие стали более успокаивающими. Создавался эффект отстраненности между моим сознанием и телом. Потом я понял, что мысли стали затормаживаться. Но наряду с этим мной овладела эйфория, поэтому я уже не мог противостоять летаргическому полузабытью.

Ее руки медленно двигались вокруг меня.

— Я собираюсь вызвать у вас очень глубокую релаксацию, — сказала она. — Когда вы проснетесь, то почувствуете себя совершенно отдохнувшим.

Я уже собирался ответить, но потом показалось, что не стоит тратить на это усилия. Она снова сделала пассы, и я уже больше не ощущал своего тела. Кроме глаз. Казалось ужасно обременительным держать их открытыми. Я закрыл глаза. Почувствовал, как снова двигались тени ее рук. А потом я начал уходить: парение… яркая белизна… скольжение… снег… падение…

…Внезапно голова стала тяжелой, заболел живот. Я поднял руки, чтобы помассировать виски. Открыл глаза. Я лежал в постели, обложенный подушками. Потертое одеяло закрывало меня до пояса. Когда я опустил руки, они слегка дрожали. Где-то за окном пел дрозд. Оглядевшись вокруг, я увидел, что нахожусь в маленькой и довольно запущенной комнатке. Что произошло? Не могу вспомнить, как я попал сюда…

На столике рядом с кроватью была записка. Я взял ее. Она была адресована По. Еще более озадаченный, я прочитал ее в надежде найти ключ к разгадке того, что происходило:

Ричмонд, 29 сентября, 1835г.

Дорогой Эдгар,

если бы я мог излить перед тобой душу в тех словах, которые подобает использовать в данном случае, я бы сделал это. И поэтому вынужден говорить с тобой на своем простом языке.

Я твердо верю, что ты искренен в своих обещаниях. Но, Эдгар, если ты опять пойдешь по этому пути, боюсь, что все твои намерения пропадут зря, и ты опять начнешь попивать, пока это не лишит тебя здравого рассудка. Положись на собственные силы, — и ты выберешься! Обратись к своему хозяину за помощью, — и ты спасен!

Как сожалел я, расставаясь, что ты никому не известен на этой земле, кроме меня. Я был привязан к тебе, — и сейчас еще привязан, — и с радостью бы вернулся, если бы не боялся новой скорой разлуки.

Если бы ты мог заставить себя поселиться в моей семье или в любой другой семье, где не выпивают, то можно было бы еще надеяться. Но если ты будешь ходить в таверну или в любое другое место, где это подают на стол, ты не убережешь себя. Говорю это по собственному опыту.

У тебя большой талант, Эдгар, и ты должен добиться уважения для него и для себя. Учись уважать себя, и вскоре поймешь, что тебя уважают другие. Навсегда расстанься с бутылкой и своими дружками по выпивке!

Дай мне знать, можешь ли ты это сделать и твердое ли это решение, не поддашься ли ты искушению.

Если бы ты опять захотел приехать в Ричмонд и снова стать моим помощником, ты должен раз и навсегда понять, что все обязательства с моей стороны будут расторгнуты в тот момент, как ты напьешься.

Только пропащий человек пьет перед завтраком! Не может такой человек хорошо исполнять свое дело.

Я серьезно думал о рукописи статьи и пришел к заключению, что лучше всего будет не печатать ее в ее настоящем виде. Я бы вовсе не удивился, если бы, в случае публикации, Купер стал бы преследовать меня за клевету.

Вот уже три дня, как она набрана для печати, и столько же дней я решал этот вопрос.

Твой верный друг,

Т.У.Уайт.

Я уронил письмо. Не припомню, чтобы когда-нибудь испытывал такую слабость. Тем не менее, я взял себя в руки, встал, прошел через комнату к небольшому зеркалу и стал себя изучать: мое лицо и все же — не мое. Обрюзгшее, с воспаленными глазами. Я снова растер виски. Значит, бедняга По слишком много пил, и вот как он себя чувствовал.

Каким же образом я переселился в его тело?

Вспомнил Лиги, делающую пассы надо мной, Вальдемара, Петерса, Элисона. И мою последнюю встречу с По. Думал ли он, что Энни умерла? Могло ли это послужить причиной его теперешнего плачевного состояния?

Если это было так, нельзя ли изменить все к лучшему, написав ему послание? Я посмотрел вокруг в поисках карандаша.

— Эдди, — донесся голос пожилой женщины из соседней комнаты. Я решил не отвечать. — Эдди! Ты встал?

Вот. На столике у окна. Ручка. Чернильница. Я торопился. Бумага. Бумага?.. Он работал в журнале, где-то должна быть бумага. В шкафу нет…

— Может быть, выпьешь чаю, Эдди?

Ага! В нижнем ящике стола. Я придвинул единственный в комнате стул, уселся на него. Как начать? Пожалуй, лучше всего обратиться к тому, что нас объединяет, — Энни.

«Сколько раз девушка является в видениях», — написал я. И вдруг силы покинули меня. Я положил ручку. С трудом смог поднять голову. Я услышал, как за спиной открылась дверь. Любопытство подсказывало, чтобы я обернулся, но я был слишком слаб, чтобы сделать это. Я тяжело опустился вниз.

— Эдди! — услышал я ее крик.

Я уже снова терял себя, уходя, уплывая куда-то. Ее голос удалялся. Тело мое обмякло и все вокруг стало серым. Потом, жизнь как бы вновь зашевелилась во мне и на глаза набежали тени.

Прошло еще много времени, прежде чем я вздохнул и посмотрел вверх. Надо мной было лицо Лиги, брови вытянуты в одну линию, что означало выражение удовлетворения, в то время как она изучала меня.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

Я тряхнул головой и похлопал себя по животу. Неприятные ощущения пропали.

— Прекрасно, — сказал я, потягиваясь. — Что произошло?

— Вы не помните?

— Я помню, что был где-то в другом месте, в чужом теле.

— В чьем?

— Эдгара Алана По.

— Того, о котором вы спрашивали монсеньора Вальдемара?

Я кивнул.

— Мы проделали обратный путь. И держу пари, что он был здесь, в моем теле, пока я находился у него.

Теперь была ее очередь утвердительно кивнуть.

— Да, — сказала она, — и он был похож на наркомана, пьяного или сумасшедшего. Было не просто удержать над ним контроль и отправить обратно.

— Почему именно он оказался на моем месте? И часто ли происходят подобные перемещения?

— Я в первый раз наблюдала что-нибудь подобное. Это был очень странный человек. У меня было чувство, словно я разбудила какие-то темные силы.

Я уже решил, что для одного утра впечатлений уже достаточно, и не стал спрашивать о ее опыте в области темных сил.

— Он спрашивал об Энни, — продолжала она, — и говорил что-то о струнах своего сердца, звучащих как лютня. Если он не сумасшедший, тогда, должно быть, поэт. Но меня интересует, в котором из вас заключено то, что привело к такому перевоплощению.

Я пожал плечами.

— Подождите. Разве монсеньор Вальдемар не говорил, что вы — одно и то же лицо? — спросила она. — Это могло бы объяснить сущность явления.

— Как всякая метафизика, такое объяснение не имеет практической ценности, — сказал я. — Я не сумасшедший и не поэт. Мое сердце — не музыкальный инструмент. Я просто попал не в тот мир. Думаю, что бедный Эдди По — тоже. Не знаю, как это произошло, но думаю, что не последнюю роль играет в этом человек, которого мы преследуем.

— Руфус Грисуолд?

— Думаю, что да. Да, именно так. Вы его знаете?

— Однажды мы встречались, в Европе. Это было давно. Он опасный соперник в особенном, высоком смысле, как впрочем и в обычном качестве.

— Он, как я понял, немного алхимик?

— Более того, он знаток черной магии того направления, которое мне не известно.

— Элисон думает, что он вмешался каким-то образом в наши отношения с По и Энни, чтобы добиться того положения дел, которое существует сейчас. Используя Энни как связующее звено, он может перемещать нас из привычных нам миров.

Она вытянула руки вперед и встретилась со мной взглядом.

— Не знаю, — сказала она. — Но нахожу эту идею занимательной. Вы мне позволите попытаться узнать об этом чуть больше?

— Пожалуйста.

Я встал.

— Однако… — сказала она.

— Да?

— Я бы хотела каждое утро, приблизительно в это время, спрашивать монсеньора Вальдемара. Привычка ему не повредит.

— Так ли это?

— Даже покойникам нужны устойчивые навыки в работе, — объяснила она. — И думаю, что вы как глава экспедиции должны присутствовать на этих сеансах.

— Думаю, что должен, — согласился я, — к сожалению.

Я направился к двери, остановился у порога.

— Спасибо… за все, — сказал я. — До встречи за завтраком.

Она покачала головой.

— Мне всю еду подают сюда. Но буду рада, если иногда вы составите мне компанию.

— Иногда, — сказал я и вышел. Проход передо мной внезапно наполнился белым огнем.

— Comment? — услышал я голос Лиги, доносящийся издалека, как раз перед тем, как захлопнулась ее дверь.

— Сюда, Перри, — позвал знакомый голос. — Пожалуйста.

Это был голос единственной женщины, ради которой я бы пошел в огонь. Я сделал шаг вперед. Но даже живые иногда могли бы позволить себе немного отдыха и покоя, подумал я, на мгновение позавидовав Вальдемару.