Парочка хороших мыслей Фомальгаут Мария
– Дим!
Лижу лицо, ну давай же, давай, просыпайся, я спас тебя, я прогнал его, прогнал…
Димка с трудом разлепляет глаза, смотрит на меня, не сразу понимает, кто я, где я…
– Ах ты…
Бьет проводами, больно, сильно, Дим, ты чего, это же я, я, что ты…
Исчезаю в лабиринтах дома, где-то там, там, там…
– Дим! Дим!
Зову Димку. Осторожно. Уже чувствую – не ответит. Димка давно уже не отвечает, прибегает из школы, закрывает дверь, остается наедине с этим, который пищит, который злой-злой-злой…
Нет, сегодня, вроде, дверь приоткрыта, может, пустит. Осторожно просачиваюсь в комнату.
– Дим!
Димка не отвечает. Димка с этим. Который тот. Димка, опутанный проводами, снова сливается с кем-то в поединке…
Нет.
Что-то не так…
Еще не понимаю, только чувствую – не так. Мелькание рук и ног, но нет напряжения, нет борьбы, нет страха, что-то другое… Страх, но какой-то не такой страх, что-то…
Димка обнимает кого-то невидимого, широко раскрывает рот, высовывает язык, облизывает кого-то, кого я не вижу. начинаю понимать, было у меня что-то такое, там, еще там, там, на улице, прошлой весной, там была Мими, она лизала меня в нос, Мими, от нее так дивно пахло, здесь не пахнет, здесь… Здесь тоже было, только не со мной, когда этот, с громким голосом, и эта, пахнущая цветами, когда Димки не было дома, когда…
– Дим!
Димка не слышит, обнимает кого-то, сжимает что-то там, в брюках, там, там, там. Выгибается на ковре, тут же снова падает в изнеможении, дышит часто и глубоко.
Срывает провода.
– Дим! Дим!
Димка рассеянно гладит меня, показывает что-то на экране того, который пикает, что-то розовое, с волнистыми волосами, с глазами в пол-лица…
– Классная, правда?
– Да! Да!
Он треплет меня по макушке, но как-то растеряно…
– Злой! Злой!
Неужели сами не видят, что злой, злой, злой, вот этот, пахнущий, в черном кожаном, с пряжками и ремнями. Нет, в упор не видят, пускают в дом, почтительно подают лапы, входите, входите…
– Злой! Злой!
– Чего-то он у вас расшумелся…
– Да не бойтесь, не бойтесь, не укусит… это он так…
Что значит, так… впиваюсь в ногу в черной штанине, кто-то оттаскивает меня, кто-то хлещет, фу, фу… сами вы фу…
– Р-р-рвать!
Закрывают двери, ложусь под дверями, неужели не понимают… что он мне сделал этот… да ничего не сделал, только чувствую, злой, бывает такое, у меня-то на это дело чутье верное…
– Ну что… тридцать штучек все удовольствие, – говорит злой.
– Нехило берете, – басить большой голос.
– Дешево да гнило, дорого да мило… в два счета из мальчика вашего человека сделаем.
– А сейчас он кто, по-вашему? Шучу, шучу, сам вижу, скатился парниша… раньше еще думал, во хорошо, по девкам не ходит, не бухает, день-деньской дома… счас вижу, вот это и плохо… раньше-то как… вон, у Егорыча парень, ну загуляет, ну дома не заночует, у друзей там сидит… ну нормальный пацан… а этот…
– Да, неутешительная тенденция…
– А вы чего делать будете?
– Занимаемся выработкой рефлексов…
– А-а-а, это он к компу пойдет, его бац током… нехило… у меня тестя так от зеленого змия отучали… только чтобы тестя отучить, его убить проще…
Не совсем так… как только мальчик ваш заходит играть, солдатики мои раз – и солдатика его хлопнут.
– Во это по-нашему… хлопните его там на хрен, да побольнее…
– Будет сделано.
– Сделаете, еще дадим… штук десять…
Он выходит, бросаюсь на него, злой-злой-злой, кто-то отпинывает меня, фу, фу, да сами вы фу…
– Дим!
Взбегаю по лестнице, толкаю дверь лапами, заперто, черт, заперто, Димка, Дим, Дим, Дим… Там за дверью этот. Который пикает. Там что-то страшное, еще не знаю, что, но чувствую – страшное. Даже не так, еще нет ничего страшного, еще только будет, но будет, будет, надо его прогнать, там, там…
– А про тебя забыли все, да?
Голос, пахнущий цветами. Маленькая рука теребит мою макушку.
– Бро-осили Тявку, бро-осили… Ути какие глазоньки грустные… Вот так вот Димуля наш поигрался и бросил, да?
Маленькая рука открывает дверь, благодарно машу хвостом, там, там, Дим, Дим…
Димка лежит на ковре, он теперь часто лежит на ковре, опутанный этим, который пищит, обнимает кого-то невидимого, широко раскрывает рот, высовывает язык.
– Дим! Дим!
Не слышит. Так далеко ушел туда, что не слышит, Дим, Дим…
Димка обнимает что-то. Сгущается беда, я прямо-таки чувствую ее в воздухе, она накатывает, хлопает крыльями…
– Дим!
Димка катается по ковру, скулит, извивается, падает на спину, сжимает что-то в брюках, там, там…
Беда приближается, я чувствую ее, но не вижу, не чую, ничего не могу сделать…
Там… там…
– Дим!
Димка вздрагивает, неужели услышал… нет, не услышал, другое что-то, так и есть, что-то там, там, в том мире, который я не вижу… Димка пытается сорвать с горла невидимые руки, не может…
– Дим!
Димка замирает, вытягивается на ковре, как-то нехорошо вытягивается, ступни врозь. Кидаюсь на того, который пищит, швыряю со стола со звоном и грохотом… р-р-р-вать…
– Да он вообще сдурел или как? А? Я вас спрашиваю, он вообще сдурел? Это чего теперь, кого там убьют, тот и тут тоже того, а? А чего мне не сказали? Слышь, этот-то ваш где, которому я платил? А то, я ему башку оторву, в жопу вставлю, чудо-юдо гороховое…
Большой голос ходит по комнате, говорит с кем-то, кого я не вижу, вот этого терпеть не могу, когда с кем-то говорят, а я не вижу… и чувствую, что тот, невидимый – злой-злой-злой…
– Злой! Злой! Злой!
Меня закрывают в комнате, в дом входит кожаный. И странно, что люди не видят, что он злой, злой же, а эта, пахнущая цветами, открывает ему дверь…
– Ну… все при всем, хозяюшка… готов ваш пасыночек…
– Чш-ш, вы тут не очень-то…
– Прослушивается?
– Да фиг его знает… но вроде бы да… чует сердце мое, нечисто тут у него…
– Ничего, живенько муженька к рукам приберете с вашей-то хваткою…
– Да тише вы при этих-то всех…
Обводит руками комнату. Я знаю, при ком при этих. Они здесь повсюду, на стенах, на потолках, маленькие, незаметные, опять же их не видишь, не слышишь, не чуешь, только знаешь – они есть, и от этого страшно…
– Ну вот… как просили…
– Мадам, что-то много даете…
– За службу хорошему человеку что бы не дать…
Ничего не понимаю, как всегда ничего не понимаю, что там делают эти, большие, высокие, живущие между двумя мирами, миром, который есть и миром, которого нет. Чувствую только одно, там, там, за дверью злой, злой… Проламываюсь в дверь, бросаюсь на того, кожаного, вонзаюсь в горло, он пытается стряхнуть меня, как Димка пытался стряхнуть с горла кого-то невидимого, не выпущу, не выпущу, злой, злой, злой… р-р-р-р-рвать…
2014 г.
Зараза
Знаю, что мне осталось недолго.
Боюсь не успеть.
Они уже идут сюда. Они уже приходили вчера, я обещал, что перестреляю их всех, если войдут. Вроде бы убрались. Не знаю, надолго ли.
Они вернутся. Я знаю, они вернутся, чтобы сделать меня таким же, как они. Или уничтожить.
Они не стерпят, чтобы кто-то был не такой, как они.
– Тише, пацан, успокойся… ничего тебе не будет…
Пацан делает еще один шаг к краю крыши. Мотает головой.
– Тебя как зовут? – спрашивает Чижин.
Пацан снова мотает головой.
– Не подходите. Я прыгну…
– Ты… ты устал, ты… тебе передохнуть надо… пойдем… – говорит Чижин, – посидим, выпьем…
Делаем еще шаг. Пацан неловко подпрыгивает, исчезает за краем крыши.
Затухающий крик.
Вздрагиваю.
– Охренеть.
– Вот так оно и бывает… вон что зараза с людьми делает…
Киваю. В который раз хочу спросить, что за зараза. В который раз не спрашиваю.
Вот так оно все и начиналось. Когда я приехал в город, охваченный заразой.
Когда я еще был самим собой.
На улице натыкаемся на обугленные скелеты.
– Вот так они и умирают, – говорит Чижин, – сгорают изнутри.
– И… сколько это продолжается?
– Да полгода уже.
– Нет… от заражения и до…
– Недели две. Не больше.
– Воду проверяли?
– Да и воду, и воздух, и все на свете… нет, это не инфекция, тут другое что-то… мы уж так про себя говорим, зараза…
Знаю, что умру. Сегодня.
Может, завтра.
– Я их гоню, а ты стреляй, – говорит Чижин. Уходит на ту сторону дома, хлопает дверью подъезда. Крики, топот ног. Распахивается черный ход, бегут люди.
– Стреляю.
Ч-черт, промазал…
Ч-черт…
Девушка падает на тротуар. Подбил…
– Ну ты и снайпер… – фыркает Чижин.
Хочу сказать, что стрелял первый раз в жизни. Не говорю.
Чижин щупает пульс на шее девушки.
– Живая вроде… давай, бери тихонько… неси. Да не боись, укол часа два действует…
Чувствую смерть.
Она где-то рядом.
Они тоже где-то рядом. Они идут сюда.
За мной.
Не дамся.
Лучше смерть, чем…
– Показатели в норме… гемоглобин понижен, ну это у них у всех сейчас…
– Да ты на свой-то посмотри, – смеется Чижин.
– Лучше не смотреть.
Еще раз смотрю на показатели, черт возьми, должно же быть хоть что-то не так, должна же быть хоть где-то причина заразы… нет, ничего.
Просто человек вот так ни с того ни с сего сходит с ума.
Заглядываю к девушке. Сидит на полу, перебирает листочки с какими-то каракулями.
– Это что? – спрашиваю у Чижина.
– Вот так они с ума и сходят. Сидят над каракулями… вот эти вот листочки по всему городу собирают и сидят над ними.
– Интересно…
– Что интересного, ты давай заразу ищи… – Чижин напяливает пальто, хлопает меня по плечу, – я в центр на денек, ты тут за главного. Пошукай, может, еще чего обнаружишь. Дверь никому не открывай, тут по городу одни эти… зараженные…
Зараженные…
В спешке записываю свою историю. Боюсь не успеть.
В пустом городе без Чижина было страшно. То есть, не то что бывает, когда начальник тебя первый раз одного оставит, и на тебе все держится, и попробуй ошибись… а по-настоящему страшно. Какие-то всполохи света там, на улице. окрики. Шорохи.
Два раза стучали в дверь.
Я не открыл.
Она все так же сидела на полу. Жанна. То есть, тогда я еще не знал, что ее зовут Жанна. Смотрела на меня, потом снова наклонялась над своими бумажками. Потом снова на меня. и снова…
Какой-то ритуал. Как это бывает у сумасшедших, без конца повторяют одни и те же бессмысленные действия. Кивают головой. Раскачиваются из стороны в сторону. хлопают себя по коленям…
А потом она просунула листок через прутья решетки.
Протянула мне.
Жанна.
То есть, тогда я еще не знал, что она Жанна.
Я взял листок. На нем оказались все те же непонятные каракули. Хотел порвать листок, передумал.
Жанна…
Тогда я еще не знал, что она Жанна.
– Алло, Леш, как слышно-то?
– Плохо слышно-то!
– Ну и ладно, а ты как хотел… вот чего, Леш, ты эту девку там усыпи!
– Совсем?
– Я те дам совсем! Оперировать будем, кажется, понял я, откуда зараза-то эта идет!
Киваю невидимому Чижину. Наполняю шприц, заряжаю пушку.
Прохожу мимо стола, мельком смотрю на листок с каракулями.
Мельком смотрю…
Мельком…
Черт.
С ума я сошел, что ли…
Никакой ошибки быть не может. Вижу свое лицо.
Вот так – из черточек и каракулей складывается мое лицо.
Екает сердце. В голове набатом звучит одно-единственное слово – зараза.
Смотрю на Жанну, она понимающе кивает. Она видит, что я заражен.
Снова смотрю на бумагу…
Жанна…
То есть, тогда я еще не знал, что она Жанна.
– Эта где?
Чижин оторопело смотрит на меня. потом на камеру.
– Видите же, померла… сгорела… жуть такая…
Чижин еще раз смотрит на обугленный скелет.
– Во, блин… как чуяла девка. Да они и правда чуют… сами себя сжигают, с-суки…
Чижин уходит, бормоча проклятия. Перевожу дух. Спину прошибает запоздалый пот. Обошлось. Хорошо, что Чижин тупой оказался, не заметил, что скелет-то лежит обугленный, а ковер под ним чистехонький.
Подбираю бумажки с каракулями, листаю.
Листаю…
Ничего не происходит.
Хочу облегченно вздохнуть, напрасно я про заразу, мало ли что померещится…
Листаю…
- Свет солнца к небесам приколочен
- И пыль клубит, придорожная пыль
- И там невидима у обочин
- Растет трава под названием Быль.
- Не каждый знает, на свете где же
- Далече от безумной толпы
- И в стороне от дорог проезжих
- Растет трава под названием Быль.
- Она пробилась здесь неслучайно
- Лихой насмешкой лихой судьбы
- И знает все. И большие тайны
- Хранит трава под названием Быль.
Листочки выпадают из рук…
Они идут сюда.
Идут, чтобы сделать со мной то же, что они сделали с собой.
Я знаю, что я им не дамся.
Останавливаюсь перед очередной картиной.
Теперь я знаю, как это называется. Картины. Я читал.
Раньше я не знал, что такое – читать.
Раньше я много чего не знал.
Теперь вижу. Вижу женщину на портрете. Это называется портрет. Загадочно улыбается мне. волосы прикрыты странного вида накидкой.
Раньше я не видел всего этого, раньше я различал только пятна. Разноцветные пятна.
Открываю запыленные листочки на запыленном столе.
Читаю.
- Но мы глядим на неё с опаской
- И недовольно мы морщим лбы,
- И люди тянутся к сладким сказкам,
- Забыв траву под названием Быль.
- И кто-то самодовольный и сытый,
- Судьбой жестокой жестоко бит,
- Велит полоть и нещадно вытоптать
- Вокруг траву под названием Быль.
- Века приходят – глухие, темные
- Свет солнца над головой остыл,
- Никто не верит, никто не помнит,
- Что есть трава под названием Быль.
Жанна…
Тогда я уже знал, что она Жанна.
– Вот, гляди, это круг, это Земля наша. Это круг побольше, это солнце. Земля вокруг солнца вертится…
Не выдерживаю.
Чушь полная. Видно же, что солнце вокруг земли… ты на небо-то…
Жанна смотрит на меня. Строго. Киваю. Уже привык ей верить. На слово. Сам еще толком мало что понимаю, зараза еще не зашла достаточно далеко.
– И вокруг луны земля вертится?
– Нет, луна вокруг земли…
Зараза…
– Раньше все зараженные были, – говорит Жанна.
– Когда раньше?
Жанна пожимает плечами. Не знает.
Остальные тоже не знают. Сегодня нас собралось семеро. Меня здесь недолюбливают, потому что я врач. И попробуй им объясни, что не собираюсь я лечить никакую заразу.
Читать бесплатно другие книги:
