Уловка «Прометея» Ладлэм Роберт

– Вы знаете эти места.

– Не особо. Просто изучал карту.

Внезапно по берегу скользнул луч мощного прожектора, он прошел всего в нескольких ярдах от беглецов, и сработавшие инстинкты агентов-оперативников швырнули их на землю. Брайсон бросился за большой валун и застыл. Женщина, называющая себя Лейлой, распласталась за каменным выступом. Ник лежал, вжавшись лицом в холодный влажный песок. Женщина находилась всего в нескольких футах от него, и Брайсон слышал ее ровное дыхание. За всю свою карьеру Брайсону редко приходилось работать с женщинами-оперативниками, но он был уверен, хоть и редко высказывал свое мнение вслух, что из тех немногочисленных женщин, которым удавалось преодолеть препятствия, воздвигнутые наставниками – в большинстве своем мужчинами, – получались исключительно хорошие агенты. Вот и об этой загадочной Лейле он не знал практически ничего, кроме того, что она была отличным агентом-оперативником – опытным, сохраняющим спокойствие в любой ситуации.

Брайсон видел, как луч прожектора обшаривает берег. Он на мгновение задержался у того самого места, где они спрятали катер в небольшой бухточке и соорудили из собранных камней дополнительное укрытие. Возможно, в результате их стараний мешанина камней, водорослей и всяческих обломков, плавающих на волнах и выброшенных на берег, начала выглядеть как-то неестественно, и наметанный глаз способен был это заметить. Пользуясь тем, что валун обеспечил его укрытием, Брайсон огляделся по сторонам. Поисковое судно двигалось параллельно линии берега; лучи двух мощных прожекторов шарили по обрывистым скалам. Несомненно, у тех, кто занимался поисками, имелись в распоряжении мощные бинокли. Приборы ночного видения на таком расстоянии были бесполезны, но Брайсон не желал рисковать и попадаться так по-дурацки, просто из-за того, что кто-то не вовремя повернет прожектор. Зачастую выключение прожекторов служило лишь прелюдией к настоящему поиску: именно после того, как свет гаснет, разнообразные существа выползают из своих укрытий. Потому Брайсон не шевелился еще пять минут после того, как берег снова погрузился во тьму. Лейла поступила точно так же, причем без какой бы то ни было подсказки со стороны Брайсона, и это произвело на Ника глубокое впечатление.

В конце концов беглецы выбрались из укрытий и, вздрагивая от судорог, сводящих мышцы, принялись взбираться по каменистому склону, густо поросшему чахлыми соснами. Наконец они добрались до гребня холма. Там обнаружилась узкая грунтовая дорога, посыпанная гравием. Вдоль дороги тянулись высокие массивные гранитные стены, ограждающие крохотные земельные участки. Над участками возвышались старинные каменные дома, замшелые от времени. При каждом имелся амбар, выстроенный на высоких столбах, конические решетки для сена, подпорки, густо поросшие виноградными лозами, скрюченные фруктовые деревья, усыпанные плодами, – везде одно и то же. Брайсон вдруг как-то особенно отчетливо осознал, что здешние обитатели жили и работали на этой земле точно так же, как до них жили бессчетные поколения их предков. Здесь не любили незваных гостей. К человеку, спасающемуся бегством, здесь отнесутся с подозрением. Любого чужака здесь заметят и доложат куда надо.

Вдруг за спиной у беглецов, в какой-нибудь сотне футов от них, послышался хруст шагов по гравию. Брайсон резко развернулся, выхватив пистолет, но темнота и туман не позволяли ему что-либо разглядеть. Видимость была сильно ограничена, а дорога к тому же петляла, так что рассмотреть приближающегося человека не было никакой возможности. Брайсон заметил, что Лейла тоже сжимает в руках оружие, пистолет с навинченным на ствол глушителем. Стойка женщины была безукоризненной, почти стилизованной. Беглецы застыли, прислушиваясь.

Снизу, со стороны наносной полосы песка, донесся оклик. Неизвестных было как минимум двое, а может, и больше. Но откуда они взялись? И каковы их намерения?

И снова неподалеку послышался шум: ворчливый голос что-то произнес на непонятном Брайсону языке, и по гравию опять зашуршали шаги. Впрочем, до Ника быстро дошло, что это за язык. Гальего, древнее наречие Галисии, сочетающее в себе элементы португальского и кастильского языков. Брайсон понимал из него лишь отдельные фразы.

– Vena! Axina que carallo fas ai? Que e о que che leva tanto tempo? Movete!

Быстро переглянувшись, беглецы безмолвно двинулись вдоль каменной стены к источнику шума. Приглушенные голоса, глухой стук, лязганье металла. Обогнув угол, Брайсон увидел две расплывчатые фигуры: какие-то люди грузили ящики на дряхлый грузовик с откидными бортами. Один устроился в кузове, а второй снизу подавал ему ящики. Брайсон взглянул на часы: начало четвертого. Что, собственно, эти люди делают в такую рань? Должно быть, это рыбаки. Крестяне-рыбаки, собирающие на мелководье местных моллюсков, их еще называют «морской уточкой», или, возможно, разводящие мидий на мехильонерас – плотах, установленных неподалеку от берега.

Впрочем, эти люди, кто бы они ни были, с головой ушли в свое занятие и непосредственной опасности не представляли. Брайсон спрятал оружие и жестом велел Лейле сделать то же самое. В подобной ситуации пистолеты могли только помешать; в открытой конфронтации пока что не было нужды.

Присмотревшись поближе, Брайсон увидел, что один из неизвестных – мужчина средних лет, а второй – паренек, едва вышедший из подросткового возраста. Оба они были крепко сбиты и казались привычными к крестьянскому труду. Похоже, это были отец и сын. Подросток находился в кузове грузовика, а мужчина подавал ящики.

Старший прикрикнул на младшего:

– Vena, movete, non podemos perde-lo tempo!

После бесчисленных операций, проведенных в Лиссабоне, и нескольких визитов в Сан-Паулу, Брайсон усвоил португальский в достаточной степени, чтобы понять, о чем идет речь. «Шевелись, шевелись, – сказал старший. – Нам некогда возиться. Расписание поджимает».

Брайсон быстро взглянул на Лейлу и крикнул по-португальски:

– Рог favor, non poderian axudar? Metimo-lo coche na cuneta, e a mina muller e mais eu temos que chegar a Vigo canto antes. (Извините, вы нам не поможете? Наша машина слетела в кювет, а нам с женой нужно побыстрее попасть в Виго.)

Крестьяне с подозрением воззрились на пришельцев. Теперь Брайсон увидел, что они грузят – и это вовсе не были ящики с моллюсками или мидиями. Это были запечатанные картонные коробки с сигаретами, по большей части английскими и американскими. Нет, эти люди были не рыбаками, а контрабандистами, и возили они контрабандный табак, который как раз недавно подорожал.

Старший мужчина поставил коробку на гравий.

– Иностранцы? Откуда вы взялись?

– Мы ехали из Бильбоа. Были там на празднике, смотрели достопримечательности. А потом эта чертова арендованная машина превратилась в груду металлолома. Трансмиссия полетела ко всем чертям, и мы съехали в канаву. Если вы сможете нас подбросить, мы вас хорошо отблагодарим за потраченное время.

– Думаю, мы сможем вам помочь, – сказал старший и подал знак юноше. Тот спрыгнул на землю и зашагал к чужакам, явственно направляясь к Лейле. – А, Хорхе?

Внезапно юноша выхватил пистолет, древний «астра кадикс» тридцать восьмого калибра, и прицелился в Лейлу. Подойдя еще на несколько шагов, он крикнул:

– Vaciade os petos! Agora mesmo! (Выворачивайте карманы! Быстро доставайте все, что там, и без фокусов! Пошевеливайтесь!)

Теперь у старшего мужчины в руках тоже появился револьвер, и его дуло смотрело на Брайсона.

– И ты тоже, дружище. Вытаскивай свой бумажник и кинь его мне, – прорычал он. – И эти замечательные часы тоже. Быстро! Или твоя очаровательная женушка получит пулю, а потом и ты.

Юноша метнулся вперед, схватил Лейлу за левое плечо, рывком развернул женщину и приставил пистолет к ее виску. До него, похоже, не дошло, что лицо Лейлы ни капли не изменилось, что женщина не вскрикнула и даже не шелохнулась. А ведь если бы он заметил, с каким спокойствием держится его жертва, он, возможно, понял бы, что у него появились причины для беспокойства.

Женщина взглянула в глаза Брайсону; тот ответил едва заметным кивком.

Одно внезапное движение, и в руках у Лейлы возникли пистолеты: в левой – компактный «хеклер и кох», а в правой – массивный, мощный израильский «орел пустыни» пятидесятого калибра. В тот же самый миг Брайсон выхватил «беретту-92» и взял старшего контрабандиста на прицел.

– Назад! – по-португальски прикрикнула Лейла на незадачливого юнца, и тот в испуге попятился. – Брось оружие или я тебе все мозги вышибу!

Юнец на миг подобрался и заколебался, словно обдумывая, как ему лучше поступить. Лейла тут же нажала на спусковой крючок здоровенного «орла пустыни». Выстрел оказался поразительно громким – и тем более пугающим, что пуля свистнула над самым ухом подростка. Паренек тут же выронил свой древний «астра кадикс», вскинул руки вверх и заголосил:

– Non! Non dispare! (Нет! Не стреляйте!)

Револьвер ударился о землю, но не выстрелил.

Брайсон улыбнулся и подступил поближе к старшему мужчине.

– Бросай оружие, амиго мио, или моя жена пристрелит твоего сына, или племянника, или кем он там тебе приходится. Ты же сам видишь, она из тех женщин, которым трудно держать себя в руках.

– Рог Cristo benditto, esa muller esta tola! – сплюнул контрабандист, опустился на колени и осторожно положил свое оружие на гравий. (Христос всемогущий, да она просто чокнутая!) Он тоже поднял руки вверх. – Se pensan que nos van toma-lo pelo, estan listos! Temos amigos esperando рог nos о final da estrada. (Если ты собираешься нас обчистить, так ты идиот. На дороге нас ждут друзья...)

– Ладно, ладно, – нетерпеливо перебил его Брайсон. – Ваши сигареты нам без надобности. Нам нужен ваш грузовик.

– О meu camion? Рог Deus, eu necesito este camion! (Боже милостивый, но этот грузовик мне самому нужен!)

– Ну что ж, значит, тебе не повезло, – сказал Брайсон.

– На колени! – приказала Лейла подростку, и тот мгновенно повиновался. Парнишка покраснел и дрожал всем телом, словно перепуганный ребенок, а при каждом взмахе «орла пустыни» его начинало трясти.

– Polo menos nos deixaran descarga-lo camion? Vostedes non necesitan a mercancia! – взмолился старший. (Но вы хотя бы позволите нам разгрузить грузовик? Вам же не нужен наш товар!)

– Давайте, только быстро, – согласилась Лейла.

– Нет! – возразил Брайсон. – У них там может быть припрятано еще какое-нибудь оружие, на случай, если их попытаются ограбить. Эй, вы, оба! Развернитесь и идите по дороге. И не останавливайтесь до тех пор, пока окончательно не перестанете слышать шум мотора. Только попробуйте погнаться за нами, открыть стрельбу или позвонить куда-нибудь, и мы вернемся обратно и придем по вашу душу с таким оружием, какого вы отродясь не видели. Поверьте мне на слово – с нами лучше не связываться.

Он двинулся к кабине грузовика, кивком приказав Лейле забираться с другой стороны. Продолжая держать двух галисийцев под прицелом своей «беретты», Брайсон скомандовал:

– А ну пошли!

Оба контрабандиста, младший и старший, нерешительно поднялись и побрели по дороге. Они так и не опустили руки.

– Нет, погоди, – вдруг произнесла Лейла. – Я не хочу рисковать.

– Ты о чем?

Женщина засунула пистолет поменьше в один из карманов бронежилета, а взамен извлекла другой пистолет, довольно странный на вид, – но Брайсон сразу же его узнал. Ник кивнул и улыбнулся.

– Non! (Нет!) – обернувшись, вскрикнул младший контрабандист.

Старший – вероятно, отец подростка – закричал:

– Non dispare! Estamos facendo о que nos dicen! Virxen Santa, non imos falar, por que famos? (He стреляйте! Мы сделаем все, что вы скажете! Матерь божья, мы не станем никому ничего рассказывать – зачем нам это надо?)

Контрабандисты бросились наутек, но не успели они удалиться и на несколько ярдов, как раздались два громких хлопка – по выстрелу на каждого. И с каждым выстрелом мощный заряд диоксида углерода вышвырнул из ствола иньектор с сильнодействующим транквилизатором. Это оружие предназначалось для того, чтобы обездвиживать диких животных, не убивая их. Пожалуй, на человека этот транквилизатор будет действовать минут тридцать, не меньше. Контрабандисты рухнули на землю, и еще несколько мгновений их тела судорожно подергивались – а потом застыли.

Старенький грузовик дребезжал и грохотал, а его страдающий артритом двигатель, надсаживаясь, волок свою ношу по крутой и извилистой горной дороге. Над зазубренными скалами вставало солнце, окрашивая горизонт в пастельные тона и заливая сланцевые крыши рыбачьих деревушек, мимо которых проезжали беглецы, странным бледным сиянием.

Брайсон думал о прекрасной, необыкновенной женщине, которая спала сейчас на соседнем сиденье, прислонившись головой к мелко вибрирующему оконному стеклу.

В ней чувствовалась некая жесткость, стальной хребет, и в то же время – уязвимость и даже какая-то печаль. На самом деле, это была очень притягательная комбинация, но инстинкты Брайсона протестовали – по множеству причин. Эта женщина была слишком похожа на самого Ника: человек, привыкший выживать, человек, за чьей суровой внешностью скрывается в высшей степени запутанный внутренний мир – настолько запутанный, что иногда находится в состоянии войны сам с собой.

И еще оставалась Елена, вечная и неизменная Елена – ее призрачное присутствие, ее неразрешенная загадка. Женщина, которую он на самом деле никогда не знал. Надежда отыскать ее сделалась для Ника пением сирены, манящим, ускользающим и предательским.

А отношения с Лейлой означали не более чем партнерство, союз, продиктованный банальной выгодой. Они просто использовали друг друга, помогали друг другу. В их взаимоотношениях, продиктованных соображениями тактики, было что-то почти болезненное. И ничего более. Она была всего лишь средством, позволяющим добиться цели.

Брайсон почувствовал, что изнеможение начинает одолевать его. Тогда он загнал грузовик в молодой лесок, чтобы подремать – как он прикидывал, минут двадцать. На самом же деле он проснулся лишь несколько часов спустя и подскочил, словно ужаленный. Лейла все еще спала, тихо посапывая. Брайсон мысленно выругался: не стоило терять столько времени. Это было непозволительной роскошью. Но с другой стороны... Чрезмерная усталость зачастую служила причиной просчетов и промашек, так что подобная жертва могла чересчур дорого обойтись.

Вырулив обратно на шоссе, Брайсон заметил, что дорога теперь была забита людьми, идущими в сторону Сантьяго-де-Компостелла. Если с утра здесь можно было увидеть лишь отдельных путников, то теперь по дороге двигался людской поток. Большая часть народу передвигалась пешком, хотя некоторые ехали на велосипедах, а некоторые – даже верхом. Лица их были опалены солнцем. Многие шли, опираясь на посохи. Путники были одеты в простые грубые наряды и несли заплечные сумки, на которых болтались створчатые раковины. Насколько помнилось Брайсону, створчатая раковина служила символом пилигрима, идущего по Камино-де-Сантьяго, дороге паломников, протянувшейся больше чем на сотню километров, от Ронсевальского ущелья в Пиренеях до древней гробницы святого Иакова в Сантьяго. Чтобы проделать это путешествие пешком, требовалось обычно около месяца. Вдоль дороги то тут, то там стояли ручные тележки, и цыгане бойко торговали сувенирами – открытками, пластмассовыми птичками, умеющими хлопать крыльями, раковинами и яркими нарядами.

Но вскоре Брайсон приметил нечто такое, на что у него не было готового объяснения. В нескольких километрах от Сантьяго плотность транспортного потока резко возросла. Легковые машины и грузовики сбросили скорость и двигались теперь бампер в бампер. Впереди явно наличествовало какое-то препятствие, возможно – дорожная пробка. Дорожные работы?

Нет.

Когда Брайсон свернул за поворот, впереди обнаружились деревянное заграждение и мигающие огоньки сгрудившихся в кучу служебных машин. А вот, похоже, и объяснение. Полицейская застава. Испанские полицейские проверяли машины, осматривая водителей и пассажиров. Легковушки пропускали быстро, а вот с грузовиками возились подолгу, требуя у водителя права и сверяя регистрационный номер. Толпы пилигримов текли мимо, бросая любопытствующие взгляды. Их полицейские не задерживали.

– Лейла! – позвал Брайсон. – Проснись, скорее!

Женщина мгновенно проснулась и огляделась по сторонам, готовая действовать.

– Что случилось?

– Они ищут наш грузовик.

Но Лейла уже и сама увидела заставу.

– О господи! Эти ублюдки, должно быть, очнулись и нажаловались в полицию...

– Нет. Не они сами, не напрямую. Люди вроде них стараются не связываться с властями без крайней необходимости. Кто-то должен был подтолкнуть их к этому, посулить им неплохой куш. Кто-то, имеющий прямой выход на испанскую полицию.

– Береговая охрана? Люди Калаканиса вряд ли бы на это пошли, даже если бы кто-то из них и выжил.

Брайсон покачал головой:

– Я полагаю, это кое-что совершенно другое. Организация, которая знала о моем пребывании на судне.

– Враждебная спецслужба.

– Да, но не такого рода, как ты можешь подумать.

«Враждебная – не то слово, – подумал Брайсон. – Возможно, тут лучше подошло бы „дьявольская“. Организация, протянувшая свои щупальца в правительства нескольких мировых держав. Директорат».

Брайсон резко повернул руль, бросив грузовик в образовавшуюся в потоке пилигримов брешь. Послышались возмущенные вопли торговцев с тележками и гудение автомобильных сигналов.

Остановившись на обочине, Брайсон выскочил наружу и складным ножом быстро отвинтил номерные знаки, а потом вернулся вместе с ними в кабину.

– Это просто на тот случай, если поисковый отряд настолько туп, что будет ориентироваться только на номера. Вот в чем фокус: они будут искать пару, мужчину и женщину, путешествующих вместе и подпадающих под наше описание, возможно, быстро меняющих маскировку. Очевидно, нам в таком случае стоило бы разделиться и пойти пешком, но мы сделаем кое-что получше...

Заметив краем глаза неподалеку одну из ручных тележек, Брайсон понизил голос:

– Погоди-ка.

Несколько минут спустя он уже беседовал по-испански с полной цыганкой, торгующей шалями и прочими деталями национального костюма. Цыганка ожидала, что этот покупатель – судя по выговору, чистокровный кастилец – будет торговаться как проклятый, и очень удивилась, когда мужчина без лишних слов выложил перед ней пачку песет. Быстро переходя от тележки к тележке, Брайсон собрал целую груду одежды и с ней вернулся к грузовику. Глаза Лейлы слегка расширились; потом она кивнула и серьезным тоном произнесла:

– Значит, отныне я – паломница.

Хаос, полнейший хаос!

Автомобильные клаксоны надрывались, разъяренные водители вопили и сыпали проклятиями. Поток пилигримов превратился в толпу, в скопище поразительно разных людей – единственное, что объединяло их, это искренняя вера. Здесь можно было увидеть стариков с палочками, выглядящими так, будто они вряд ли способны сделать еще хоть шаг, и старух, наряженных сплошь в черное и укутанных в черные платки, так что открытой оставалась лишь верхняя часть лица. Многие паломники были одеты в шорты и футболки. Некоторые шли, ведя за руль велосипеды. Попадались усталые родители, несущие пищащих младенцев, – а дети постарше тем временем радостно визжали и сновали среди толпы. В воздухе висел запах пота, лука, ладана – словом, всего, чем только может пахнуть от человека. Брайсон натянул на себя средневековую рясу и шел, опираясь на трость. Это монашеское одеяние, дошедшее из далекого прошлого, до сих пор носили члены некоторых духовных орденов. Здесь же ее продавали как сувенир. Ряса обладала существенным достоинством – капюшоном, каковой Брайсон не преминул натянуть. Капюшон отчасти закрывал лицо, а отчасти прятал его в тени. Лейла шла ярдах в пятидесяти позади. Она была одета в своеобразного покроя сорочку из грубой ткани, напоминающей миткаль, и свитер кричащей расцветки, расшитый блестками, а на голове у нее красовалась ярко-красная косынка. Странный наряд, что и говорить, – но зато он позволял с легкостью затеряться в этой толпе.

Деревянное заграждение было установлено с таким расчетом, чтобы в нем оставался широкий проход для пешеходов. Два офицера полиции стояли по сторонам и вглядывались в лица пилигримов – впрочем, без особого старания. По второй половине дороги пропускались машины, по одной за раз. Брайсон с облегчением заметил, что поток пешеходов движется с обычной скоростью, практически не замедляя шага. Сам Брайсон шел неровной походкой, тяжело наваливаясь на трость, как пристало идти человеку в конце долгого, утомительного пути. Он не смотрел на полицейских, но и не игнорировал их чересчур подчеркнуто. Полицейские, похоже, не обратили на него внимания. Несколько секунд, и он без помех миновал заграждение – поток людей просто пронес его мимо.

Яркая вспышка. Это лучи утреннего солнца сверкнули на какой-то отражающей поверхности. Повернув голову, Брайсон увидел, на чем играло солнце: еще один полицейский стоял на скамье, прижав к глазам мощный бинокль. Подобно его коллегам, стоящим у заграждения, этот полицейский тоже разглядывал лица людей, входящих в город по авениде Хуана Карлоса Первого. Он работал дублером, вторым фильтром, и его взгляд прочесывал толпу размеренно и методично. Несмотря на ранний час, солнце уже припекало, и светлая кожа полицейского покраснела.

И эта светлая кожа, и белокурые волосы, выбивающиеся из-под фуражки, озадачили Брайсона. В этой части Испании блондины встречались редко, но все же не были чем-то неслыханным. Но внимание Брайсона привлекли не столько волосы, сколько светлая, почти белая кожа наблюдателя. В этом климате лицо любого полицейского или служащего береговой охраны очень быстро покрывалось загаром или, по крайней мере, приобретало красноватый оттенок – со здешним солнцем иначе просто не могло быть. Даже чиновники, прикованные к письменному столу, неизбежно выходили под солнце – если не во время работы, так хотя бы во время обеденного перерыва.

Нет, этот человек – не здешний уроженец и не местный житель. Скорее всего он даже и не испанец.

Полицейский опустил бинокль и вытер согнутой рукой пот, обильно покрывающий лицо, – и в это мгновение Брайсон впервые увидел его черты.

Обманчиво сонные глаза, в которых сейчас таилась яростная сосредоточенность, тонкие губы, белоснежная кожа, пепельные волосы. Этот человек был знаком Брайсону.

Хартум.

Этот блондин считался техническим экспертом из Роттердама, прибывшим в суданскую столицу в составе группы европейских специалистов – они консультировали иракских чиновников по вопросам постройки завода производящего баллистические ракеты, а сюда приехали чтобы заказать оборудование для слежки, которое можно было бы использовать при сборке ракет «скад». Но на самом деле блондин являлся перехватчиком, агентом проникновения. Работником Директората. Кроме того, он выполнял обязанности ликвидатора и был специалистом по быстрому убийству. Брайсон сидел на тот момент в Хартуме, собирая доказательства, которые можно было бы впоследствии использовать против Ирака. У него тогда состоялась краткая встреча с белокурым убийцей. Брайсон снабдил его микрофильмами – досье на людей, которые должны были стать мишенями, – включая информацию об их местопребывании, распорядке дня и предположительных огрехах их охраны. Брайсон не знал имени блондина; он знал лишь, что этот человек – хладнокровный убийца, один из лучших в своем ремесле, очень опытный и, возможно, страдающий социопатическими наклонностями. В общем, идеальный агент-ликвидатор.

Директорат послал одного из лучших своих специалистов, чтобы прикончить его, Брайсона. Теперь можно было не сомневаться, что бывшие работодатели поставили на Нике штамп – «в расход».

Но как же они его отыскали? Должно быть, контрабандисты, разъярившись из-за потери грузовика и желая урвать щедрый куш, принялись трепать языком. В этой части страны не так уж много дорог, а маршрутов, проходящих через Финистерре, и того меньше. А значит, их легко можно осмотреть с воздуха, если воспользоваться вертолетом. Правда, Брайсон не видел и не слышал никаких вертолетов, но они могли пройти над ним, пока он спал. Кроме того, дряхлый грузовик тарахтел так громко, что вполне мог заглушить шум вертолета, прошедшего прямо над головой.

И теперь брошенный грузовик служил сигнальным маяком для их преследователей, доказательством того, что Брайсон и Лейла находятся где-то неподалеку. А по этой дороге можно двигаться лишь в двух направлениях: в Сантьяго-де-Компостелла или прочь от города. Оба направления наверняка уже перекрыты, и на всех развилках стоят заставы.

Брайсону захотелось оглянуться, удостовериться, что Лейла продолжает следовать за ним и что ей ничего не грозит, но он не мог пойти на такой риск.

Пульс Брайсона участился. Ник отвел взгляд, но было поздно. Он заметил мгновенное узнавание, промелькнувшее в глазах убийцы. «Он увидел меня; он меня знает».

И все же бежать нельзя. Любой резкий рывок, попытка перейти на бег – и он, можно сказать, выбросит флаг, подтверждая подозрения убийцы. Все-таки с момента их встречи в Хартуме прошли годы, и, кроме того, капюшон рясы отчасти скрывал лицо Брайсона, а опытный убийца не станет стрелять без разбора, в кого попало.

Время словно застыло, пока мысли Брайсона лихорадочно метались. Тело захлестнула волна адреналина, сердце бешено колотилось, но все же Ник из последних сил сдерживал себя, чтобы не перейти на бег. Нельзя, ни в коем случае нельзя выделяться из толпы!

Краем глаза Брайсон заметил, что убийца повернулся и смотрит в его сторону, а рука его тем временем тянется к кобуре на поясе. Толпа паломников была такой плотной, что Брайсон продвигался вперед, почти не прикладывая к тому усилий, но при этом темп был мучительно медленным. «Как убийца может быть уверен, что я – тот самый человек, который ему нужен? С этим капюшоном...» И тут Брайсон до головокружения отчетливо осознал, что именно натянутый на голову капюшон и выделял его из толпы. Конечно, некоторые мужчины надевали шляпы, чтобы защититься от жгучего солнца, но в капюшоне по такой погоде было просто невыносимо жарко. Ни один паломник, нарядившийся в это старомодное монашеское одеяние, не надевал сейчас капюшона. Ни один, кроме Брайсона.

Хотя Брайсон и не смел обернуться, он все же уловил боковым зрением какое-то резкое движение, блики света на каком-то металлическом предмете – скорее всего на пистолете. Убийца извлек оружие из кобуры; Брайсон ощутил это почти инстинктивно.

Ник внезапно зашатался и осел, симулируя тепловой удар. Те, кто шел следом, конечно же, тут же об него споткнулись. Раздались раздраженные возгласы, какая-то женщина обеспокоенно вскрикнула.

А долю секунды спустя послышался смертоносный кашляющий звук – выстрел из оружия с глушителем. И новые крики, пронзительные и полные ужаса. Молодая женщина, шедшая в нескольких футах левее Брайсона, рухнула – ее макушка словно взорвалась. Футов на шесть вокруг все оказалось забрызгано кровью. Паломники обратились в паническое бегство; над толпой повисли крики страха и боли. Несколько пуль ударили в землю, и комья брызнули во все стороны. Убийца стрелял быстро, переключившись на полуавтоматический режим. Он наметил себе цель, и его больше не волновало, что могут пострадать ни в чем не повинные люди.

Брайсон оказался в самом центре этого ада кромешного и понял, что обезумевшая толпа вот-вот затопчет его. Ник попытался встать, но его тут же снова сбили с ног. Вокруг, исходя криком, валялись раненые и умирающие. Брайсон все же умудрился подняться на ноги и рванул вперед, то и дело сталкиваясь с людьми, стремящимися убежать от этого безумия.

Конечно, у него имелось оружие, но выхватить сейчас пистолет и открыть ответный огонь было бы равносильно самоубийству. Враги, несомненно, превосходили его числом. Стоит лишь ему нажать на спусковой крючок, и он тем самым даст знать о своем местонахождении всем убийцам, которых прислал сюда Директорат и которые думали сейчас лишь об одном. И потому вместо того, чтобы открыть стрельбу, Брайсон бежал, стараясь пригнуться пониже и затеряться в мешанине тел.

Новая очередь простучала по металлическому дорожному знаку, футах в десяти от Брайсона, свидетельствуя, что белокурый убийца упустил свою жертву из виду, потерял в бурлящей толпе. Футах в двадцати впереди раздался вскрик, и какой-то велосипедист выгнулся дугой: пуля ударила его в спину. Блондин теперь стрелял в призраков и тем самым только помогал Брайсону – создавал максимальную суматоху, в которой нетрудно было затеряться. Ник позволил себе оглянуться – многие оглядывались, пытаясь понять, откуда стреляют, – и с удивлением увидел как белокурого убийцу внезапно швырнуло вперед. Кто-то всадил в него пулю! Стрелок сложился вдвое, потом рухнул рядом с ограждением, не то убитый, не то серьезно раненный. Но кто же его подстрелил? Алая вспышка – ярко-красный платок промелькнул и исчез в толпе.

Лейла.

Облегченно вздохнув, Брайсон повернулся и двинулся дальше вместе с толпой, словно деревяшка, увлекаемая сильным течением. Впрочем, двигаться против потока он не мог бы, даже если бы и захотел. И, уж конечно, он не посмел бы подать Лейле какой-либо сигнал. Брайсон знал, как в Директорате организовывали операции перворазрядной важности – а эта, несомненно, относилась именно к таким. Сил на них не жалели. Агенты-ликвидаторы – они как тараканы: если заметил одного, значит, неподалеку имеются и другие. Но где же они? На первый взгляд могло показаться, что белокурый стрелок из Хартума действовал в одиночку, но это означало лишь, что остальные до времени остаются в резерве. Да, пока что никто из резерва себя не проявил. Но Брайсон слишком хорошо знал манеру действий Директората, чтобы поверить, что блондин был тут сам по себе.

Толпа паломников сделалась к этому моменту совершенно неуправляемой: бурлящее, бушующее скопление перепуганных людей. Некоторые из них пытались бежать по авениде, другие норовили помчаться в противоположную сторону. Толпа, конечно, служила идеальным прикрытием, но это уже начинало становиться опасным. Брайсону и Лейле нужно было как-то выбраться из объятой паникой толпы, затеряться в Сантьяго и найти способ добраться до аэропорта в Лабаколле – километрах в одиннадцати к востоку отсюда.

Брайсон протолкался сквозь поток пешеходов, с трудом увернулся от какого-то велосипедиста и вцепился в уличный фонарь, чтобы его не смело, пока он будет ожидать появления Лейлы. Ник выискивал среди проносящихся мимо людей ее лицо – точнее, ее алый платок, – не забывая, впрочем, высматривать и другие выделяющиеся детали: блеск металла, полицейский мундир, характерный взгляд наемного убийцы. Брайсон понимал, что он, должно быть, выглядит странно – он притягивал взгляды. Особенно он заинтересовал какого-то паломника прячущего что-то – кажется. Библию – в складках монашеского одеяния. Похоже, тот с неприкрытым любопытством разглядывал Брайсона с противоположной стороны бурлящей авениды Хуана Карлоса Первого. Ник встретился с ним взглядом в то самое мгновение, когда паломник вытащил припрятанный предмет на свет божий – только он оказался длиннее Библии и отливал синевой стали.

Пистолет.

Мозг обработал поступившую информацию за какую-нибудь долю секунды, и Брайсон мгновенно метнулся вправо. Он врезался в какого-то велосипедиста и сбил его; велосипедист – мужчина средних лет – гневно завопил, пытаясь удержаться от падения.

Выстрел. В лицо Брайсону плеснуло кровью. Висок велосипедиста превратился в зияющую рану, тошнотворное красное месиво. Крики зазвучали с новой силой. Несчастный велосипедист был мертв, а убивший его стрелок – стоящий футах в пятидесяти отсюда человек в монашеской рясе – продолжал вести огонь.

Что за безумие!

Брайсон откатился в сторону, получив попутно несколько весьма чувствительных пинков в голову и в спину от перепуганных людей, которые разбегались, не разбирая дороги. Он выхватил из кобуры свою «беретту».

– Unha pistola! Ten unha pistola! – закричал какой-то мужчина. (У него пистолет!)

Пули с громким звоном застучали по железному уличному фонарю и посыпались на землю. Брайсон с трудом поднялся на ноги, усилием воли заставил себя успокоиться, отыскал убийцу в обличье монаха и нажал на спусковой крючок.

Первая пуля ударила убийцу в плечо, заставив его выронить пистолет; вторая, пришедшаяся точно в центр груди, сбила его с ног.

Периферийным зрением Брайсон засек слева от себя некий предмет, который, как подсказывали ему инстинкты, являлся оружием. Ник развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как еще один мужчина – тоже в наряде пилигрима, – стоящий в каких-нибудь двадцати футах, целится в него из маленького черного пистолета. Брайсон резко метнулся вправо, уходя с линии огня, но по внезапной вспышке боли в левом плече, прошившей всю руку и докатившейся до груди, понял, что в него попали.

Брайсон пошатнулся, и ноги у него подогнулись. Он рухнул на мостовую. Боль была мучительная; Брайсон чувствовал, как теплая кровь пропитывает рубашку. Его левая рука онемела.

Кто-то вцепился в него. Ник уже начал терять ориентацию – все вокруг виделось словно через пелену тумана. Он готов был ударить нападающего, но услышал голос Лейлы:

– Это я. Сюда. Сюда!

Женщина подхватила его под локоть свободной руки и, поддерживая, помогла подняться.

– С тобой все в порядке! – с облегчением воскликнул Брайсон. Восклицание – совершенно нелогичное, ведь это его ранили, а не ее, – затерялось в общем хаосе.

– Я в порядке. Уходим!

Лейла потянула его в сторону, сквозь беснующуюся толпу, чья паника уже достигла точки кипения. Брайсон заставил себя двигаться, постепенно превозмогая боль и ускоряя шаги. Он заметил еще одного монаха, стоящего в несколько шагах. Монах смотрел на Брайсона и тоже что-то сжимал в руках. Эта картина подстегнула Ника и заставила действовать. Он вскинул пистолет, прицелился – и увидел, как монах поднимает некий продолговатый предмет – Библию, – подносит ее к губам, целует и читает молитву посреди всей этой вакханалии безумия и насилия.

Они оказались у входа в парк – большой, просторный, с подстриженными кустами и рядами эвкалиптов.

– Нам нужно найти место, где вы сможете отдохнуть, – сказала Лейла.

– Нет. Это всего лишь поверхностное ранение...

– Кровь!

– Думаю, это не более чем сильная ссадина. Ну да, пуля явно зацепила несколько кровеносных сосудов, но дело вовсе не так серьезно, как может показаться на первый взгляд. Мы не можем позволить себе передышки. Нам нужно двигаться!

– Но куда?

– Давайте посмотрим. Прямо впереди – через дорогу – собор и площадь Празо-до-Обраидоро, битком забитая людьми. Нам надо смешаться с толпой, раствориться среди этих людей. Куда бы мы ни направились, нам необходимо держаться вместе. – Он почувствовал, что Лейла на миг заколебалась, и добавил: – Мы позаботимся о моей ране попозже. А сейчас у нас есть проблемы посерьезнее.

– Я сильно подозреваю, что вы не понимаете, как быстро вы теряете кровь.

Бесстрастно, словно врач, Лейла расстегнула несколько верхних пуговиц его рубашки и осторожно стянула с плеча пропитанную кровью ткань. Брайсона захлестнула новая волна боли. Лейла осторожно прощупала рану. Боль усилилась, превратившись в зазубренную молнию.

– Ну что ж, – заявила Лейла, – о ране мы сможем позаботиться позже, но кровь нужно остановить прямо сейчас.

Стянув с головы красный платок, женщина туго перевязала Нику плечо и закрепила повязку на предплечье, соорудив некое подобие жгута. На первое время этого должно хватить.

– Вы можете шевелить рукой?

Брайсон поднял руку и скривился.

– Могу.

– Больно? Только не стройте из себя героя.

– Я не герой. Я никогда не пренебрегаю болью. Это один из самых ценных сигналов, которые тело подает нам. И да, рана болит. Но мне случалось испытывать и много худшую боль, уж поверьте мне на слово.

– Я верю. А теперь насчет этого собора там, на пригорке...

– Это главный собор Сантьяго. Площадь, на которой он стоит, – это Празо-до-Обраидоро, иногда еще именуемая Празо-де-Эспанья. Конечный пункт странствия пилигримов. И потому здесь всегда полно народу. Отличное место, если вам надо оторваться от преследователей и найти какой-нибудь транспорт. А нам нужно незамедлительно выбраться отсюда.

Они двинулись по окаймленной эвкалиптами дорожке. Вдруг мимо них с дребезжанием пронеслись двое велосипедистов, едва не зацепив Брайсона и Лейлу, и помчались дальше. Ничем не примечательные велосипедисты – возможно, двое паломников, направляющихся к центру города, – но чем-то это происшествие напугало Брайсона. Возможно, потеря крови притупила его реакцию. Наемники, работающие на Директорат, с дьявольским хитроумием маскировались под благочестивых пилигримов. А значит, любой встречный, любой человек из толпы мог оказаться убийцей, посланным по его душу. Даже на минном поле наметанный глаз сапера может своевременно заметить мину. А тут глазу не за что зацепиться.

«Если не считать знакомых лиц».

В число агентов-ликвидаторов входили люди, которых Брайсон знал – не всех, конечно, лишь некоторых, их руководителей, – с которыми в прошлом имел какие-то дела, пусть даже кратковременные и мимолетные. Их прислали сюда потому, что им будет легче отыскать Брайсона в толпе. Но этот меч был обоюдоострым: если они узнали его, то и он мог узнать их. Если быть бдительным и держаться начеку, он сможет заметить своих врагов прежде, чем они заметят его. Это не такое уж большое преимущество, но это все, чем Ник располагал, и потому следовало использовать его с максимальной выгодой.

– Погодите! – отрывисто произнес Брайсон. – Меня засекли, а значит, засекли и вас. Но они могут пока что не знать, кто вы такая. А меня они знают. А тут еще эта окровавленная рубашка и красный жгут. Нет, нельзя давать им такой козырь.

Лейла кивнула.

– Давайте-ка я раздобуду нам другую одежду.

Они думали в унисон.

– Я подожду здесь. Нет, постойте.

Ник указал на маленькую замшелую старинную церквушку, что высилась среди парка, окруженная всякими экзотическими образчиками растительного царства.

– Я подожду в ней.

– Хорошо.

И Лейла поспешно двинулась в сторону главной площади, а Брайсон повернулся и побрел к церквушке.

Брайсон ждал, устроившись в полутемной прохладной пустынной церкви. Его терзало беспокойство. Уже несколько раз тяжелая деревянная дверь церкви отворялась; каждый раз это оказывался благочестивый пилигрим или турист – по крайней мере, именно так эти люди выглядели. Женщины с детьми, молодые пары. Укрывшись в нише в притворе, Брайсон внимательно изучал каждого посетителя. Конечно, твердых гарантий тут быть не могло, но Ник ни в ком не заметил ничего подозрительного, и его внутренняя сигнализация так и не сработала. Двадцать минут спустя дверь отворилась снова. Это была Лейла, и она несла большой бумажный сверток.

Они по очереди переоделись в уборной рядом с церковью. Лейла подобрала Нику одежду в точности по его размеру. Теперь они были одеты неброско, как туристы среднего класса: Лейла – в прямую юбку, блузку и широкополую, весело разукрашенную шляпу; Брайсон – в брюки цвета хаки, белую рубашку с коротким рукавом и бейсболку. Кроме того, Лейла прихватила пару больших бинтов и дезинфицирующее средство на йодной основе, чтобы хоть отчасти обработать рану. Она даже умудрилась где-то раздобыть видеокамеры – дешевую незаряженную камеру для Брайсона и 35-миллиметровую, еще более дешевую камеру с ремнем для себя.

Десять минут спустя, надев предварительно модные очки, они рука об руку, словно молодожены, вышли на огромную, суматошную Празо-до-Обраидоро. Площадь кишела паломниками, туристами, студентами; продавцы-разносчики старались всучить прохожим открытки и сувениры. Брайсон остановился перед собором и притворился, будто снимает на пленку его прекрасный фасад – восемнадцатый век, барокко. Центральное место на нем занимала Портико-де-ла-Глория, потрясающий образчик романского стиля, скульптурная группа двенадцатого века, изображающая ангелов и бесов, чудовищ и пророков. Брайсон приник к видоискателю, повел камерой, словно снимая собор, а потом перевел объектив на толпу – как будто кинооператор-любитель задался целью запечатлеть некую жанровую сценку.

Опустив видеокамеру, он повернулся к Лейле и закивал, улыбаясь, с видом довольного собою туриста. Лейла прикоснулась к его руке, и они с преувеличенной старательностью принялись изображать молодоженов, дабы развеять подозрения любого наблюдателя. Брайсону, правда, приходилось сейчас обходиться минимумом маскировки, но, по крайней мере, козырек бейсболки отчасти затенял лицо. Возможно, этого хватит, чтобы внушить наблюдателям сомнение и неуверенность.

Затем Брайсон засек некое движение, синхронное перемещение сразу в нескольких точках. Площадь кипела движением – но это перемещение было скоординированным и симметричным. Человек, не имеющий опыта агентурной работы, просто не заметил бы его. Но оно произошло – в этом Брайсон был твердо уверен!

– Лейла, – негромко произнес он. – Я хочу, чтобы ты рассмеялась, как будто я что-то сказал.

– Рассмеялась?

– Сию секунду. Я только что сказал тебе нечто безумно смешное.

И Лейла внезапно расхохоталась, самозабвенно запрокинув голову. Это выглядело настолько убедительно, что Брайсону, хоть он и сам попросил Лейлу об этом и был к этому готов, стало несколько не по себе. Эта женщина была искусной лицедейкой. И сейчас она в мгновение ока превратилась в восторженную влюбленную, которой каждая шутка новообретенного супруга кажется верхом остроумия. Брайсон улыбнулся, скромно, но с достоинством, как человек, знающий о своем незаурядном уме. Улыбаясь, он приник к видеокамере, взглянул в видоискатель и повел камерой по толпе – точно так же, как несколько мгновений назад. Но на этот раз он выискивал вполне определенные признаки.

Невзирая на улыбку, голос Лейлы звучал напряженно:

– Ты что-то увидел?

Да, он действительно кое-что увидел.

Классическое построение треугольником. Три точки, расположенные на границах площади. Три человека, стоящие неподвижно и сквозь бинокли глядящие в сторону Брайсона. По отдельности ни один из них ничем не выделялся и не заслуживал внимания; по отдельности любой из них мог быть обычным туристом, любующимся местными красотами. Но вместе они складывались в зловещий узор. С одной стороны площади стояла молодая женщина с льняными волосами. Она была одета в куртку-блейзер, слишком теплую для нынешнего жаркого дня, но идеально подходящую для того, чтобы замаскировать наплечную кобуру. На другой стороне, образуя еще одну вершину равнобедренного треугольника, маячил крепко сбитый бородатый мужчина в черном облачении священнослужителя; его мощный бинокль невольно бросался в глаза и как-то не вязался с нарядом своего обладателя. В третьем углу располагался еще один мужчина, смуглый и мускулистый на вид – чуть за сорок. Его лицо затронуло какие-то струнки в памяти Брайсона и заставило приглядеться повнимательнее. Ник повозился с объективом, выставил его на увеличение и еще раз взглянул на смуглого мужчину.

И похолодел.

Он знал этого человека. Ему несколько раз приходилось иметь с ним дело при исполнении особо важных заданий. Точнее говоря, Брайсон сам нанимал его от имени Директората. Это был крестьянин по имени Паоло, выходец из окрестностей Чивидали. Паоло всегда действовал в паре со своим братом Никколо. Их охотничьи успехи вошли в легенды того захолустного горного района на северо-западе Италии, где им довелось расти. А потом они с легкостью переключились на охоту на двуногую дичь и сделались редкостно талантливыми убийцами. Эти братья были охотниками, за голову которых обещали щедрое вознаграждение, наемниками, убийцами, работающими по заказу. В своей прошлой жизни Брайсон время от времени нанимал их для выполнения того или иного нестандартного задания – например, для проникновения в русскую фирму «Вектор», о которой ходили слухи, что она якобы причастна к разработке и производству биологического оружия.

Куда шел Паоло, туда же направлялся и Никколо. А это значит, что за пределами треугольника притаился как минимум еще один человек.

У Брайсона глухо застучало в висках, по коже побежали мурашки.

Но как, каким образом врагам удалось настолько быстро засечь их с Лейлой? Ведь они оторвались от преследователей – в этом Брайсон был совершенно уверен. Как их обнаружили снова, в такой большой толпе, после того, что они сменили одежду?

Может, как раз в одежде что-то не то? Может, она слишком новая, слишком яркая или еще какая-нибудь не такая? Но, выйдя из церквушки, служившей им приютом, Брайсон старательно извозил свои новенькие кожаные туфли в пыли и видел, что Лейла сделала то же самое со своими. Они даже слегка притрусили одежду пылью, для большего правдоподобия.

Так как же их вычислили?

Постепенно до него дошло, и от ужасающей однозначности ответа Брайсона замутило. Он почувствовал на левом плече кровь, просочившуюся сквозь повязку. Рана продолжала кровоточить, размеренно и обильно. Кровь впитывалась в ткань, и на белом рукаве расплылось большое ярко-алое пятно. Эта кровь выдала их, сработала маяком, свела на нет все принятые меры предосторожности и напрочь уничтожила маскировку.

Преследователи в конце концов отыскали его и теперь приближались, чтобы убить.

Вашингтон, округ Колумбия

Сенатор Джеймс Кэссиди чувствовал на себе взгляды коллег – то скучающие, то настороженные. Он тяжело поднялся, положил руки на хорошо отполированные деревянные перила и заговорил приятным, звучным баритоном:

– На заседаниях палат и комиссий мы – все мы – занимаемся важными делами, обсуждаем нехватку ресурсов и назревающие опасности. Мы говорим о том, как наилучшим образом обойтись с нашими тающими природными ресурсами в эпоху, когда, как может показаться, все продается и все покупается, когда на всем стоит ценник и штрих-код. Ну что ж, сегодня я хочу говорить еще об одной грозящей опасности, еще об одном исчезающем товаре – о самом понятии частной жизни. Тут я прочел высказывание одного знатока Интернета. Он говорит: «Тайны частной жизни больше не существует. Можете о ней забыть». Что ж, вы меня знаете, и знаете, что я не намерен о ней забывать и от нее отказываться. Остановитесь и оглядитесь по сторонам – говорю я вам. Что вы видите? Видеокамеры, сканеры, безразмерные базы данных – вот что определяет теперь понимание человека. Дельцы от маркетинга могут проследить за любой стороной нашей жизни, от первого телефонного звонка, который мы делаем поутру, до того момента, как включенная сигнализация сообщает, что мы ушли из дома, от видеокамер на таможенных постах до кредитных карточек, по которым мы платим за ленч. Присмотритесь, и вы увидите, что каждое наше действие отслеживается и фиксируется так называемыми специалистами по информации. Частные компании обращаются в Федеральное бюро расследования с предложением купить у бюро их архивы, их информацию, как будто информация – это имущество, приватизированное правительством. Это очень тревожная тенденция – рождение прозрачного государства. Общества, живущего под надзором.

Кэссиди обвел присутствующих взглядом и понял, что наступил редкостный момент: он на самом деле завладел вниманием своих коллег. Некоторые из них застыли, словно пригвожденные к месту, некоторые смотрели скептически. Но все они слушали его.

– И я спрашиваю вас: в каком мире вы хотите жить? Я не вижу ни малейших причин надеяться, что наше заветное понятие права на частную жизнь имеет хоть малейшие шансы выстоять в борьбе против тех сил, что ополчились на нее, – против чрезмерно рьяных национальных и межнациональных организаций, занимающихся поддержанием правопорядка, против дельцов от маркетинга, корпораций, страховых компаний, их новообразующихся конгломератов, против миллионов щупалец, опутывающих каждый частный и правительственный концерн. Люди, желающие поддерживать порядок, и люди, желающие выжать из вас каждый пенни, – силы порядка и силы коммерции: это страшный союз, друзья мои! Вот чему противостоит частная жизнь, наша с вами частная жизнь. Это решительное и чудовищно неравное сражение. И я задаю почтенным коллегам, сидящим в этом зале, лишь один простой вопрос: «На чьей вы стороне?»