Принц в неглиже Логунова Елена

– А ну, сиди спокойно! – прикрикнула я на щенка, хватая его за ошейник.

Схватить было непросто, а удержать еще труднее: все-таки это не карликовый пинчер с тонкими паучьими ножками, а немецкая овчарка, необыкновенно крупная – в свои семь месяцев уже размером с иного взрослого пса.

Черно-рыжий мохнатый зверь осел на задние лапы и замотал головой, сопротивляясь. Я повернулась, быстро перешагнула через него одной ногой, крепко стиснула собачьи бока коленками и схватила щенка за правую лапу, одновременно стаскивая с нее рукав свитера. Левую лапу освободить было уже легче, а стянуть свитер с широким воротом с лохматой собачьей головы и вовсе просто.

Пес вырвался и помчался по клубничным грядкам, с удручающей точностью попадая лапами прямо в зеленые кустики.

– Томка, фу! – заорала я, распугав всю окрестную живность: с забора тяжело вспорхнула крупная ворона, а на веранде в доме раздался мягкий стук – видимо, упал с подоконника слабонервный кот.

Виновник переполоха, не выпуская из пасти надломленной ветки молодой черешни, сел и радостно забил хвостом.

– Отойди от дерева, санитар леса! – уже спокойнее проговорила я, пряча улыбку.

Месяц назад Томка тяжело заболел – пневмония. Помимо основного лечения, ветврач прописал ему местное тепло. Тогда-то я и пожертвовала любимой собачке любимый свитер. Рукава закатала, а низ, туго обтянув вязаным полотном грудную клетку псины, схватила на спине резинкой для волос. В свитере у Томки был необыкновенно комичный вид, он здорово смахивал на хоккейного вратаря в фуфайке, но теперь без одежды он казался мне непристойно голым.

– Пойдем гулять, нудист лохматый! – Я достала поводок.

Томас прыжками понесся к калитке, визжа и поскуливая от нетерпения. После болезни мы впервые выходили за ворота. Я посмотрела, как он скачет, и поняла, что на поводке мне его, пожалуй, не удержать. Ладно, пусть побегает всласть!

– Свободу честным собакам! – Я открыла калитку и выпустила Тома.

Пес вихрем пронесся вдоль ограды, разогнав стайку приблудных дворняг, подзабывших, кто тут главный, и порысил по проселку, абсолютно не реагируя на мои призывы.

– Бе-гом! – скомандовала я сама себе, пускаясь за ним вдогонку.

В скорости я четвероногому другу сильно уступала. В левом кармане куртки тяжело брякали ключи, правый оттягивал галогеновый фонарик. Путаясь в подкладке, я на ходу достала его: быстро темнело. На фоне угасающего заката чернели недостроенные дома. Томка совершенно скрылся из виду. Эх, жаль, нет у него габаритных огней! В следующий раз перед прогулкой привешу ему на хвост небольшой автомобильный отражатель!

– То-ом! Ты где? – позвала я, в нерешительности останавливаясь на перекрестке.

Метрах в двадцати справа у незавершенной постройки смутно белел автомобиль. Выразительно звякнуло стекло, мужской голос что-то сказал, другой засмеялся. Обычное дело: работяги-строители отдыхают после трудового дня.

– Боюсь, что мне туда. – Я спешно повернула направо, постаравшись по возможности бесшумно проскользнуть мимо белой машины, и не ошиблась.

– Сосиска! Где моя сосиска? – громко удивился невидимый в темноте мужчина, и через секунду, вынырнув из мрака, со мной поравнялся Том, как прямой ответ на вопрос о местонахождении искомой сосиски.

– Скотина ты бессовестная! – шепотом выругала я его. – Как тебе не стыдно! Можно подумать, дома тебя не кормят!

Виновато глянув, пес уселся и примирительным жестом протянул мне грязную лапу.

– Лапы в руки, дурень! – прошипела я. – Бежим отсюда, пока нас не взгрели!

В полном согласии мы покинули место преступления, и тут Томка снова исчез.

Где-то рядом был дренажный канал. Судя по шуму и треску, пес направлялся именно туда. Я встревожилась: полезет в холодную воду – снова заболеет!

– Вот глупая тварь! Том! Ко мне! Ко мне, Том! Ко мне!

Камыши затрещали громче.

Я навела фонарик, и слабый свет выхватил из темноты ряды сухих стеблей – среди них в классической позе Джульбарса, с честью выполнившего свой патриотический долг, восседал Томка, по-хозяйски положив правую лапу на большой мешок, под завязку набитый неизвестным добром.

– Добычливая собачка, – нервно хмыкнула я, начиная озираться в поисках законного владельца конфискованного Томкой имущества. – Пойдем-ка отсюда, пока ограбленный не вернулся с подкреплением.

И тут мешок тихонечко застонал.

Царапая ключом металл двери, я кое-как попала в замочную скважину, ворвалась в дом, хлопнула ладонью по выключателю и громко выругалась: опять отключили свет! А раз так – мой радиотелефон не работает. Ближайший таксофон – в жилом массиве, до которого минут двадцать хорошего галопа через поле. Это днем и в неплохую погоду. Я задумалась, нервно барабаня по железной двери.

Недовольный грохотом, из кухни бесшумной поступью привидения вышел белый кот.

– М-ма? – ворчливо спросил он.

– Вот именно, – невпопад брякнула я, скатываясь с крыльца и беря курс на белый дом на углу.

– Кто-о? – басом пропела Ирка в ответ на мой стук.

– Я! Открывай, сова, медведь пришел! – Это был наш пароль.

Ирка приоткрыла дверь, держа роскошный ветвистый канделябр с пятью свечами.

– Это осветительный прибор или оружие? – поинтересовалась я, протискиваясь в холл.

– Когда как, – ответила Ирка.

– Где твой сотовый? Давай его сюда, мне нужно «Скорую» вызвать!

– Тебе? – Ирка сунула канделябр почти мне в лицо. – А выглядишь вполне здоровой!

– Здоровая и есть, – отмахнулась я. – Ты дашь телефон или нет? У меня там голый мужик загибается…

– Это ему «Скорую»? – весело ужаснулась Ирка. – Ну ты даешь! Действительно, здоровая!

– Что ты выдумываешь? Я тут совершенно ни при чем! Алле! Алле, «Скорая»? Человеку плохо!

– Во мужики пошли, – сокрушенно вздохнула Ирка. – Не успел заголиться, уже плохо ему!

– Заткнись, пожалуйста, – попросила я. – Нет, девушка, это я не вам! Что? Да я не знаю, что с ним, и спросила бы, да он без сознания… Нет, температуру не мерила и пульс не считала! Да не знаю я его фамилию!

– Это ты зря, – заметила Ирка. – Я лично сначала все-таки знакомлюсь…

– Ах, моя фамилия… Адрес… Хорошо, жду. Спасибо. Приезжайте побыстрее!

Я отдала Ирке телефон и устало опустилась на мягкий диванчик.

– Я ничего не поняла, – честно сказала Ирка. – Объясни, пожалуйста, что еще за мужик? Где ты его нашла?

– Не я, Томка нашел…

– Отличная у тебя собака! – восхитилась Ирка. – Одолжишь на недельку?

– Тебе нужна собака?

– Мне нужен мужик!

– Сама найдешь.

– Не скажи, – заметила Ирка, дама дважды разведенная и тяготящаяся своей свободой. – Мужики нынче на дороге не валяются!

– Этот именно валялся. В камышах, в мешке. Голый.

– Везет тебе! – Ирка завистливо вздохнула. – Голый мужик сам собой нашелся!

– Ир, – попросила я, – ты не встретишь «Скорую»? Я Томку оставила стеречь этого типа, боюсь, как бы его не украли…

– Запросто! – с жаром подтвердила Ирка. – Я бы первая украла! Ха, ничейный мужик, да к тому же голый!

– Я про Томку!

– Слушай, – задумчиво проговорила Ирка. – »Скорая» сюда будет целый час добираться! Твой голыш за это время окочурится!

– Он не мой.

– Тем более! Предлагаю перебазировать его ко мне и уже здесь дожидаться «Скорую». Как думаешь?

– Лишь бы не ко мне, – кивнула я.

Ирка радостно заулыбалась.

– Тогда вот тебе ключи. – Она сунула мне в ладонь колючую связку. – Выводи машину, а я прихвачу аптечку и пару одеял.

Путь, который я на своих двоих бегом проделала за пять минут, на машине занял полчаса. Виновата была я: нервничая, не вписалась в поворот и слетела в пахоту, откуда пришлось выбираться. Ирка, превосходящая меня габаритами почти вдвое, толкала машину и вымазалась с головы до ног. Кое-как мы выбрались на дорогу, посеяв в борозде добрый кусок переднего бампера. Вдобавок я так гнала, что сгоряча в темноте проскочила нужное место, и только истошный Томкин лай привел нас к цели.

Бросив машину посреди дороги, мы поспешили на зычный собачий глас: я впереди, Ирка следом. На ходу она непонятно возилась.

– Какого дьявола ты там копаешься? – рявкнула я, оборачиваясь, и обомлела: яростно чиркая зажигалкой, Ирка пыталась запалить свой канделябр.

– На черта тебе эта орясина?!

– Это не орясина, – с достоинством возразила Ирка. – В данный момент это осветительный прибор. Я не собираюсть покупать кота в мешке!

– Там не кот, – сердито заметила я. – И ты его вовсе не покупаешь, ты спасаешь ему жизнь!

– Ну, я не сенбернар, – заметила Ирка.

– Кстати, о сенбернарах– где мое чудовище?

Чудовище с треском выбралось из камышей, пугающе сверкая глазами: свечи наконец зажглись.

– Этот, что ли? – Высоко подняв пятисвечник, Ирка разглядывала мешок.

– Разве что подменили, – буркнула я, отбиваясь от соскучившегося пса.

– Ты даже не вытащила его из мешка! – укоризненно произнесла Ирка.

– Не хотела зря время терять, – оправдывалась я.

– Тогда почему ты решила, что он голый? Может, он в неглиже, – мечтательно произнесла Ирка.

Я присела на корточки рядом с ней и тоже заглянула в мешок.

– Все, что я вижу, голое. А эти твои фантазии… – Я не успела закончить фразу, потому что Ирка вдруг переменилась в лице и страшным голосом сказала:

– А вдруг он вообще там не весь?

– То есть? – Я испугалась. – Ты думаешь… расчлененка?! Да нет, что ты, он же дышит!

– Дышать-то он, может быть, и дышит, – непонятно хмыкнула Ирка.

– Хватит болтать, – одернула я ее. – Где твоя аптечка? Пациент ждет!

Ирка осторожно поставила канделябр и открыла аптечку. Подкравшийся Томка немедленно сунул туда морду.

– Фу! Пошел отсюда! – крикнула Ирка. – Ленка, убери своего зверя! Стой! Куда?!

– Не придирайся к собаке, – вступилась я. – Ты велела уйти, он и ушел. Хороший песик, Томочка, умница!

– Хороший песик спер горчичники, – сообщила Ирка.

– Ну и что? Этому парню горчичники нужны, как мертвому припарка!

– Тьфу на тебя! – Ирка зубами вытащила пробку из бутылочки, распространяя вокруг нашатырную вонь.

Я отодвинула край мешка, давая Ирке свободный доступ к телу. Она щедро окропила мешковину нашатырем и аккуратно накрыла мокрой тканью лицо пациента.

– Мертвого поднимет.

– Тьфу на тебя! – повторила я.

Пациент слабо шевельнулся.

– Вот видишь! – обрадовалась Ирка.

– Погоди! – Перехватив ее руку, я остановила реанимационный процесс. – Не спеши! Не надо вытряхивать его из мешка!

– Почему?

– Без упаковки он будет нетранспортабельный. Как мы его затащим в машину? Я не Геркулес! В нем добрых восемьдесят кило, я думаю. У меня в подвале стоит точно такой же мешок с сахаром, центнер весит.

– Отойди, дохля! – с презрением проговорила Ирка.

Она бережно затолкала полураспакованного типа в мешок, стянула края, крякнула и одним рывком взвалила ношу на спину.

– Ого! – не удержалась я.

– А ты думала! Не такие носила! – Ирка погрузила мешок на заднее сиденье. – Поехали!

– Теперь ты за рулем. Мне придется делить место с Томкой.

Я забралась вперед, Томка с удовольствием влез туда же.

– Сиди смирно, – терпеливо сказала я, снимая собачью лапу со своего плеча. – Ирка, я не поняла тебя: ты что, всех своих мужиков таскаешь на руках?

– Только в переносном смысле, – сквозь зубы процедила Ирка, срывая машину с места. – Ты забываешь, чем я себе на бутерброд с икрой зарабатываю! Мы, челноки, и не такие мешки тягаем!

Я кивнула, соглашаясь: Ирка – дама неслабая, утреннюю зарядку делает с пудовой гирей, которую я перемещаю с места на место исключительно волоком. А однажды я видела, как она жонглирует кирпичами, и это, скажу я вам, впечатляющий трюк! Ирка освоила его в стройотряде, в годы своего обучения в политехническом. Неплохое, как выяснилось, образование для коммерсанта новой формации…

Дико взвизгнув тормозами, машина ткнулась в Иркин забор.

– Ты его и выгружай, – решила я.

Ирка занесла мешок в дом, я шла следом, неся аптечку и невостребованные одеяла.

– Живой еще или как? – Ирка похлопала найденыша по бледным щекам.

– С ума сошла, так лупить! Если он еще живой, вполне может помереть от твоего хука справа! – Я оттеснила Ирку.

– А если мертвый, то ему уже все равно! – возразила она.

– Но тебе не все равно! Смотри, у него на морде твои отпечатки пальцев, доказывай потом, что не ты его укокошила!

– Тихо!

Пациент вздохнул, ресницы его задрожали.

– Давай вытряхнем его из мешка! – Ирка энергично завозилась.

– Стриптиз – без меня. – Я скромно отвернулась.

– Это еще что такое? – Удивление в голосе подруги заставило меня обернуться.

– А ты не знаешь? Это кирпич! – язвительно ответила я. И вдруг встревожилась: – Ирка! Ты же не собираешься огреть его кирпичом?

– Уже, – виновато проговорила Ирка, поспешно отбрасывая кирпич в сторону.

– Что – уже?

– Уже огрела! Я не хотела, взялась снизу за мешок, тряхнула – а это и выпало.

– И куда выпало? – прокурорским тоном спросила я. – То бишь куда попало? На голову?

– Да нет, не на голову. На спину. Ну, почти на спину…

– А. – Я немного успокоилась. – Тогда нестрашно. Он вроде бы дышит?

– Сейчас послушаю!

Мы затаили дыхание и услышали: громыхая и подпрыгивая на колдобинах, по проселку сайгаком скакала карета «Скорой помощи».

Кому как, а мне с приездом «Скорой» полегчало: пожилой врач внушал доверие, и я с готовностью переложила на него ответственность за здоровье пациента. Мое внимание всецело заняло упорное стремление Томки непременно забраться внутрь фургона. Пока я пасла свою собаку, доктор принял решение госпитализировать нашего голыша.

– Увезли болезного, – пробормотала Ирка.

– Куда его? – запоздало поинтересовалась я, когда габаритные огни фургона растворились в ночи.

Из темноты доносился затихающий лай Томки, сопровождавшего «Скорую» по собственной инициативе.

– В Первую городскую больницу, – ответила Ирка, поднеся к глазам бумажку с адресом и телефоном.

– Вот и славно, – сказала я. – Спокойной ночи! Увидимся утром.

Все только начиналось.

Упомянутое утро кое-кто начал тревожно.

– Где Серж?

– Не знаю, – честно ответил Бурундук.

Хозяину врать нельзя, это правило соблюдалось железно.

– Так, – озабоченно бросил Беримор. Пальцы его сами собой пробежались по клавиатуре, и на экране компьютера появились буквы: «Так». Дурная привычка: Беримор в любой ситуации сохранял непроницаемое выражение лица, но руки его порой выдавали.

– Когда ты его видел в последний раз?

На этот вопрос Бурундук тоже ответил правдиво:

– Вчера. – Немного подумал, напряженно сведя брови, уточнил: – Вечером, часов в шесть.

– Где?

– В мешке.

– Где-е?! – Беримор приподнял брови. Палец его так и застыл на кнопке с символом Е.

– В мешке, – повторил Бурундук, с интересом косясь на экран.

– В каком мешке? – Беримор поздно сообразил, что спросить надо было иначе. Бурундук отвечал только на конкретно поставленный вопрос.

– В обычном, – охотно пояснил он. Хозяин молчал, Бурундук решил, что сказанного ему мало, и добавил – Значит, так: мешок новый. Серый. С одной заплаткой, а так хороший, крепкий мешок – для сахара там, для муки, для картошки…

– Или для Сержа, – буркнул Беримор. – Почему в мешке?

– Ну как – почему? – Интерес хозяина к деталям его работы Бурундуку польстил. Он охотно делился маленькими секретами – В нем намного удобнее: и тащить легче, и внимания не привлекает. Конечно, можно еще в чемодан засунуть или там в ковер завернуть, но такой большой чемодан денег стоит, а ковер в одиночку не унести…

– Бож-же мой! – пробормотал Беримор.

Он схватил левой рукой сигарету, а правой – зажигалку. Не сводя глаз с безмятежного лица Бурундука, слепо повел одну руку навстречу другой, и пламя золотой зажигалки «Zippo» опалило розу в букете.

– Сядь, – бросил он Бурундуку. – Давай по порядку.

Тот с удовольствием плюхнулся в мягкое кожаное кресло, сложил ладони на коленках и приготовился излагать по порядку.

Бурундуком Васю Зверева окрестили не жулики-разбойники где-нибудь на зоне или в воровской малине, а назвал так отличник и умница Петя Мишин – еще в стенах родной средней школы № 14. Петя был личностью известной и популярной. Его математические способности широкую общественность волновали мало, но у Пети был и другой ценный дар: он придумывал удивительные клички, красивые и звучные, как родовые имена породистых аристократов, да еще и прилипающие намертво. Потапыч, то есть Мишин, – это была «фирма» почище Кардена или Диора. В разгар апокалипсиса большой перемены, когда банальные призывы: «Вова! Вова!» – бесследно тонули в оглушительном шуме, достаточно было веско произнести: «Вервольф!» – и безымянная мелюзга в почтительной тишине расступалась перед гордым носителем звучного имени.

Ссориться с Потапычем опасались: кому охота именоваться Шваброй или Вошкой! Даже педагоги слегка заискивали перед ним, ибо одна особенно крикливая учительница получила в пожизненное пользование кличку Лайка.

Вася Зверев этим обстоятельством недальновидно пренебрег. Втайне сгорая от желания сделаться обладателем красивой и звучной клички, он дерзко заступил Потапычу дорогу в школьном коридоре, оттеснил плечом верного Петиного телохранителя – восьмиклассника Бармалютку – и сказал:

– Здорово, Потапыч!

– Кто таков? – через плечо спросил Петя у угрюмо сопящего Бармалютки.

– Зверь! – ответил сам Вася, надеясь, что Потапыч милостиво кивнет и тем официально одобрит его самозванство.

– Зверь? – повторил Петя, критически оглядывая округлую Васину фигуру и толстощекую физиономию с маленькими блестящими глазками. – Зверь бурундук!

– Бурундук, бурундук! – с готовностью подхватила мелкота вокруг, и Вася понял, что его окрестили.

Еще сомневаясь, он сгреб за лямки белого фартучка очкастую умницу Семенову и грозно вопросил:

– Кто такой бурундук?

– Бурундук – это… – бодро начала Семенова, намереваясь отбарабанить статью из энциклопедии, но вовремя сообразила и дипломатично закончила: – Такой зверь, вроде медведя…

В отличие от Васи Бурундука Сергей Петрович Никонов свою кличку не афишировал. Беримором его прозвали еще в студенчестве за сходство с чопорным дворецким из фильма «Собака Баскервилей»: Серега Никонов замечательно умел придавать своему лицу непроницаемое выражение уныло-гордого равнодушия. Маска англосаксонской невозмутимости прилипла к его лицу прочно, кличка – тоже, но только старые друзья, с которыми Серега жил когда-то в одном общежитии, знали, что Беримор сокращается в Берри.

Впрочем, этих старых друзей осталось совсем немного – трое-четверо, не больше. Вот и Димка Шустов, Дима-Шустрик, получил свой земельный надел на кладбище – правда, на Новодевичьем, в стольном граде Москве, но ему-то от этого не легче! При жизни дружок Дима поднялся высоко, по кремлевским коридорам хаживал, вникал в жизнь великих, был сопричастен большим делам и к скромному, по столичным меркам, бизнесу Сергея Петровича относился насмешливо-снисходительно. После университета они и встретились-то всего раз-другой, дружбу не водили, так, доходили иногда до Беримора слухи да сплетни, но и только.

О дурацкой гибели Шустрика под колесами мусороуборочной машины Сергей Петрович тоже узнал с чьих-то слов, пожалел, конечно, но и усмехнулся: надо же, Шустова дерьмовоз задавил! Ладно бы «Линкольн» или «мерс», было бы не так обидно! Пижон Димка, наверное, до сих пор в гробу переворачивается!

А потом посылочка пришла – от покойничка, словно с того света…

Нет, принесла-то плоскую бандероль в коричневой бумаге с сургучными печатями совершенно обычная баба, пожилая усталая почтальонша в синей форменной куртке. Расписавшись в получении ценного почтового отправления, слегка удивленный Беримор принял из обветренных рук тетки невесомый сверток, изучая, поднес его поближе к глазам и прочитал фамилию отправителя: Шустов Д.П.!

Шустрик к тому времени уже c неделю как обрел последний приют в сырой земле, поэтому сначала Беримор подумал, что стал жертвой чьей-то глупой и злой шутки. Осторожничая, он отложил было подозрительную бандероль в сторону, полдня ходил мимо кабинета, покусывая ногти, но любопытство взяло верх, и к вечеру Беримор не выдержал. Он решительно разорвал коричневую бумагу, извлек плотно завернутую в ячеистый целлофан компьютерную дискетку, повертел ее в руках– странно, ни наклейки, ни сопроводительной записки! – и вставил в дисковод.

Уже через минуту Беримору стало ясно, что дискету ему прислал действительно Димочка. У того смолоду была просто патологическая страсть к чужим секретам и опасным тайнам. Шустрика хлебом не корми, дай только поинтриговать, побегать тайными ходами, пошпионить за занавесками – прямо-таки рыцарь плаща и кинжала! Скрытые маневры сопровождали все движение Димочки по жизни, очевидно, и его блестящая политическая карьера строилась на фундаменте из нарытого им чужого дерьма… Но на сей раз любитель чужих секретов явно переборщил, тайна, которую он раскопал, накрыла его могильной плитой. А теперь и Беримор рисковал с концами нырнуть в кубанский чернозем: подробнейшая информация о том, как, куда и с чьей легкой руки уплыли пресловутые «деньги партии», стоила дорогого. Например, жизни.

– Сволочь ты, Шустрик, – нарушая неписаное правило не говорить о покойниках плохо, бессильно выругался Беримор.

Он глядел на экран монитора, где появлялись адреса и реквизиты зарубежных банков и фамилии людей, которых Беримор в отличие от пронырливого Шустрика видел только по телевизору.

Правда, некоторые из громких имен уже можно было обвести черной рамочкой – иных уж нет, а те далече… Но как минимум два человека из тех, кто, судя по компромату, приделал ноги легендарным капиталам КПСС, были вполне при делах, в полной власти, у штурвала и в силах раздавить любого, кто встанет у них на пути.

Зачем поганец Шустрик прислал ему проклятую дискету, Беримор не понимал. Отправил бы ее в какой-нибудь «Микрополис» или какое другое издание, специализирующееся на скандалах! Хотя нет, ни один нормальный редактор этого не опубликовал бы… Вероятно, с Димочкиной стороны это был жест отчаяния, пройдоха понял, должно быть, что его вот-вот размажут, и в бессильной злобе и смутной надежде на отмщение послал дискету тому, у кого ее вряд ли станут искать. Надо признать, Шустрик неплохо знал старого приятеля: Беримор никогда не решился бы дать ход полученному компромату, но и уничтожить злополучную дискету не рискнул. Положил в дальний ящик и постарался забыть о ней, будто и не было ничего. Авось пронесет…

Выходит, не пронесло.

Сергей Петрович невольно вздрогнул, стряхнул оцепенение и кивнул терпеливо ожидающему Бурундуку:

– Рассказывай.

– А че рассказывать-то? – замялся тот.

Беримор сосредоточился и сформулировал вопрос с поправкой на Васин коэффициент интеллектуального развития:

– Вчера вечером ты видел Сержа. Что было потом?

– Ага, – подхватил Бурундук. – Ну, значит, увидел я его. Вчера. В восемь вечера. Говорю: ты че, Серж? Куда намылился? Постой минутку, хозяин разобраться велел!

– Что-о? – Беримор сцепил пальцы в замок.

– А что? Вы же велели разобраться?

Сергей Петрович чертыхнулся.

Накануне днем, возвращаясь в офис после обеда, он велел шоферу остановить машину у цветочного рынка и вышел купить букет – предстояло спешно нанести полуделовой визит серьезной даме. Придирчиво выбирая цветы, Беримор совершенно случайно заметил знакомую фигуру: его референт и полный тезка Сергей Петрович Максимов, называемый во избежание путаницы просто Сержем, быстро шагал от остановки трамвая.

«А где же его «жигуль»?» – машинально подумал Беримор.

Серж нырнул в проходной двор.

Забыв про букет, Беримор поспешно вернулся в машину, велел шоферу объехать квартал и успел увидеть, как Серж закрывает за собой дверь одноэтажного кирпичного здания с новой блестящей табличкой на красной стене. «Частное сыскное и охранное агентство «Шерлок», – прочитал Сергей Петрович.

– Проезжай, – буркнул он водителю, откидываясь на сиденье.

Настроение у него испортилось. Беримор понимал, что агентство «Шерлок», с деятельностью которого ему, впрочем, пока не приходилось сталкиваться, наверняка не более частное, чем Госбанк: половину вольных пинкертонов прикармливает местная мафия, а другую явно или втемную использует Контора. При таком раскладе в любом случае следовало ожидать неприятностей. Подумав, Беримор отметил как наиболее вероятные два варианта: либо братья-бизнесмены – «белая» мафия – хотят слопать его фирму, либо органы пасут лично его, Сергея Петровича Никонова, и тогда дела его совсем плохи, ибо это значит, что они вышли на Димочкину посылку.

Второй вариант не хотелось даже обдумывать. Впрочем, первый представлялся более реальным: Беримор хорошо знал, как делаются такие дела. Сначала серьезные люди с хорошим аппетитом пристраивают в ваше дело своего маленького человечка на скромную должность охранника или уборщицы, потом начинают упорно двигать его вверх, заполняя попутно освобождающиеся ниши своими протеже, пока полностью не оккупируют вашу кормушку. Кстати говоря, Сержа Сергею Петровичу рекомендовал знакомый банкир.

– Вот гад, – пробормотал Беримор, отрывая верхнюю пуговку на крахмальной рубашке.

– А? – переспросил Вася с переднего сиденья, оборачиваясь к хозяину.

– С Сержем надо разобраться. – Сергей Петрович не заметил, что выразил свои мысли вслух.

Бурундук тогда послушно кивнул и отвернулся.

Сейчас Беримор вспомнил все это и в общих чертах представил дальнейшее развитие событий.