Смеющийся труп Гамильтон Лорел
— Я пойду посмотрю, как там другие раненые, а потом прикажу кому-нибудь отвезти тебя домой, — сказал Дольф.
— Спасибо.
— Вряд ли ты сейчас способна передвигаться самостоятельно.
Наверное, он был прав. Я смахивала на кучку дерьма — но это была очень счастливая кучка. Мы сделали это. Мы разгадали преступление, и виновник отправлен в тюрьму. Гип-гип ура.
Вернулся врач с болеутоляющими таблетками. Он поглядел на двух полицейских.
— Ну-с. — Он вручил мне флакончик с тремя пилюлями. — В первые два дня вам это пригодится. На вашем месте я бы посидел дома. — Он посмотрел на Дольфа. — Вы слышали это, босс?
Дольф нахмурился.
— Я не ее босс.
— Но вы же тут главный? — спросил врач. Дольф кивнул. — Тогда…
— Я у них временно, — перебила я.
— Временно?
— Можно сказать, что мы позаимствовали ее из другого отдела, — вставил Зебровски.
Доктор кивнул.
— В таком случае скажите ее начальнику, чтобы завтра предоставил ей выходной. Физически она пострадала меньше других, но ей пришлось пережить сильнейшее потрясение. Ей чрезвычайно повезло, что она не получила тяжелых ранений.
— У нее нет начальника, — сказал Зебровски, — но мы сообщим ее боссу. — Он усмехнулся.
Я, нахмурившись, уставилась на Зебровски.
— Хорошо, тогда я могу отпустить вас домой. Следите, чтобы раны не воспалились. И этот укус на плече… — Врач покачал головой. — Да, вы, полицейские, не зря едите свой хлеб. — Поделившись с нами этой мудростью, он отбыл.
Зебровски рассмеялся.
— Что было бы с доком, узнай он, что мы подвергали риску гражданских.
— Ей пришлось пережить сильнейшее потрясение, — сказал Дольф.
— Очень сильнейшее, — подхватил Зебровски.
Они заржали.
Я села, слегка покачиваясь, и спустила ноги на пол.
— Когда вы закончите веселиться, я хочу поехать домой.
Оба рассмеялись еще пуще. Они хохотали до слез. Во всем этом не было ничего смешного, но я их понимала. Для снятия напряжения годится смех или слезы. Уж лучше смех. Я не присоединялась к ним только потому, что не без оснований подозревала, что это будет чересчур больно.
— Я отвезу тебя домой, — выдохнул Зебровски между приступами смеха.
Я не могла удержаться от улыбки. Хохочущие Дольф и Зебровски — это зрелище заставит улыбнуться любого.
— Нет-нет, — возразил Дольф. — Если вы вдвоем сядете в автомобиль, живым из него выйдет только один.
— И это буду я, — сказала я.
Зебровски кивнул:
— Что верно, то верно.
Приятно узнать, что есть вещи, о которых мы с ним единого мнения.
34
Я уже наполовину заснула на заднем сиденье полицейского автомобиля, когда мы остановились перед моим домом. Прохладный родник обезболивающего смыл пульсирующую боль в моем горле. Мне казалось, что все кости у меня размягчаются. Что мне вкатил этот доктор? Я чувствовала себя великолепно, но мир проплывал передо мной, как в кинофильме, который не может оказать на меня никакого влияния. Далекий и безопасный, как сон.
Ключи от своей машины я дала Дольфу. Он обещал позаботиться о том, чтобы ее утром пригнали к моему дому. Еще он сказал, что позвонит Берту и скажет ему, что сегодня я на работу не выйду. Интересно, как Берт воспримет эту новость? Интересно, какое мне до этого дело? Никакого.
Один из полицейских повернулся ко мне:
— Вам лучше, мисс Блейк?
— Миссис, — поправила я машинально и только потом поняла, что сначала он обратился ко мне правильно.
Он усмехнулся и открыл для меня дверцу. Изнутри в полицейской машине не было ручек на дверцах. Ему пришлось придержать дверцу, но он сделал это без неудовольствия и снова спросил:
— Вам лучше, миссис Блейк?
— Да, офицер… — Я вынуждена была мигнуть, чтобы прочесть его имя на бляхе. — …Осборн. Спасибо, что подвезли меня домой. И вашему напарнику тоже.
Его напарник стоял с другой стороны машины, облокотившись на крышу.
— Всю жизнь мечтал познакомиться с экзекутором охотников за привидениями. — Он усмехнулся.
Я еще раз моргнула, пытаясь собрать себя по кусочкам, чтобы одновременно говорить и думать.
— Я была Экзекутором еще до того, как пришла в этот отряд.
Он развел руками, все еще улыбаясь:
— Не обижайтесь.
Я слишком устала и была слишком напичкана лекарствами, чтобы обижаться. Я просто покачала головой:
— Спасибо еще раз.
Я, шатаясь, начала подниматься по лестнице. Я цеплялась за перила, как утопающий за соломинку. Сегодня ночью я буду спать. Может, я проснусь посреди коридора, но я буду спать.
Только со второй попытки мне удалось вставить ключ в замок. Я ввалилась в квартиру и закрыла дверь, прислонившись к ней лбом. Я защелкнула замок и оказалась в безопасности. Я дома. Я жива. Зомби-убийца уничтожен. Мне захотелось хихикнуть, но это от лекарства. Обычно я никогда не хихикаю в одиночестве.
Так я и стояла, прижимаясь любом к двери, и смотрела на свои кроссовки. Они казались так далеко, как будто с тех пор, когда я в последний раз смотрела на свои ноги, расстояние между нами увеличилось. Док дал мне какое-то редкостное дерьмо. Завтра я его принимать не стану. На мой вкус оно слишком отрывает от действительности.
Возле моих кроссовок появился черный ботинок. Что еще за ботинки в моей квартире? Я начала поворачиваться. Я потянулась за пистолетом. Слишком поздно, слишком медленно, слишком, черт возьми, неуклюже.
Сильные коричневые руки обхватили меня поперек туловища, прижав мои руки к бокам. Меня притиснули к двери. Я пыталась сопротивляться, но теперь это уже было бессмысленно. Достал меня все-таки. Я вывернула шею, пытаясь стряхнуть с себя наркотическое оцепенение. Мне надо как следует испугаться. Уровень адреналина в крови несколько поднялся, но некоторые лекарства напрочь лишают тебя возможности управлять своим телом, пока их действие не прекратится. Я была готова убить этого дока. Если, конечно, сама выживу.
К двери меня прижимал Бруно.
Справа подошел Томми. В руках у него был шприц.
— НЕТ!
Бруно ладонью зажал мне рот. Я попыталась его укусить, и он отвесил мне затрещину. Это немного привело меня в чувство, но мир все равно оставался словно обернутым ватой и слишком далеким. Рука Бруно пахла лосьоном после бритья. Удушающая сладость.
— Ну, это как-то слишком легко, — сказал Томми.
— Ты давай делай, — сказал Бруно.
Я смотрела, как игла приближается к моей руке. Я бы сказала им, что меня уже и так накачали, если бы не ладонь Бруно, зажимающая мне рот. Я бы спросила их, что у них в шприце и не вступит ли эта гадость в конфликт с той, которую мне уже вкатили. Но мне так и не представилась такая возможность.
Игла вонзилась в мою кожу. Я дернулась всем телом в попытке освободиться, но Бруно держал меня крепко. Я не могла двигаться. Не могла убежать. Проклятие! Проклятие! Адреналин наконец прогнал оцепенение, только это было уже слишком поздно. Томми вынул шприц и сказал:
— Извините, но у нас нет спирта, чтобы протереть место укола. — Он ухмыльнулся.
Я его ненавидела. Я ненавидела их обоих. И если меня не пристрелят, я их обоих убью. За то, что они меня напугали. За то, что заставили почувствовать себя беспомощной. За то, что поймали меня, когда я плохо соображала, была одурманенная и глупая. Если я переживу эту ошибку, я ее больше не повторю. Милый Боже, дай мне ее пережить.
Бруно не давал мне двигаться и говорить, пока я не почувствовала, что инъекция начала действовать. Мне захотелось спать. Меня схватил плохой парень, а я ужасно хотела спать. Я пыталась с этим бороться, но у меня ничего не вышло. Веки у меня слипались. Я изо всех сил старалась не закрывать глаза. Я прекратила попытки вырваться от Бруно и все силы сосредоточила на том, чтобы не смыкать веки.
Я смотрела на дверь и пыталась не вырубиться. Дверь покрылась рябью, будто я смотрела на нее сквозь воду. Мои веки опустились, потом встрепенулись и опустились снова. Я уже не могла открыть глаза. Какая-то маленькая часть меня вопила, погружаясь во тьму, но в остальном мне было сонно, спокойно и, как ни странно, приятно.
35
Я пребывала на той границе сна и пробуждения, когда уже вроде бы не спишь, но и просыпаться еще неохота. Тело было словно налито свинцом. В голове гудело. Горло саднило.
Мысль о горле заставила меня открыть глаза. Я увидела белый потолок. Коричневые разводы покрывали его, как будто он был залит кофе. Я определенно не дома. Но где же я?
Я вспомнила, как меня схватил Бруно. Игла шприца. Тут я села. Перед глазами у меня поплыли цветные круги. Я упала назад на постель и прикрыла глаза руками. Это немного помогло. Что они мне вкололи?
У меня возникло ощущение, что я не одна. Где-то в этом водовороте цветных пятен прячется человек. Или нет? Я снова открыла глаза — на этот раз медленнее. На потолок я уже насмотрелась. Теперь я увидела, что лежу на большой кровати. Две подушки, простыни и одеяло. Я осторожно повернула голову и увидела прямо перед собой лицо Гарольда Гейнора. Он сидел возле кровати. Не о таком пробуждении я мечтала.
За спиной у него, прислонившись к разбитому комоду, стоял Бруно. Ремни плечевой кобуры отчетливо выделялись на фоне синей рубашки с короткими рукавами. У кровати стоял стол из того же набора и такой же разбитый, как комод. Между высоких окон стоял туалетный столик. Мебель пахла свежим деревом. Запах сосны висел в душном, неподвижном воздухе.
Как только я поняла, что здесь нет кондиционера, я тут же начала потеть.
— Как вы себя чувствуете, мисс Блейк? — спросил Гейнор. Голос у него был по-прежнему, как у пришепетывающего Санта-Клауса. Или как у чрезвычайно довольной змеи.
— Я чувствую себя лучше, — сказала я.
— Я так и думал, ведь вы проспали больше двадцати четырех часов. Вы знаете?
Врет? Зачем ему врать насчет того, сколько часов я спала? Что ему это даст? Ничего. Тогда, наверное, он не врет.
— Что, черт возьми, вы мне вкололи?
Бруно отодвинулся от комода. Вид у него был почти смущенный.
— Мы не поняли, что тебе уже дали успокоительное.
— Болеутоляющее, — поправила я.
Он пожал плечами.
— Один черт, если смешать с торазином.
— Ты мне вколол транквилизатор для животных?
— Ну-ну, мисс Блейк, его используют также в психиатрических лечебницах. Не только для животных, — сказал Гейнор.
— Ну надо же, — сказала я, — мне сразу стало легче.
Он широко улыбнулся.
— Если вы настолько пришли в себя, что способны делать остроумные замечания, значит, вы уже и встать можете.
Остроумные замечания? Может, он и прав. Честно говоря, я удивлялась тому, что меня не связали. Конечно, я была рада этому, но все же удивлена.
Я села, только теперь уже гораздо медленнее, чем в первый раз. Комната всего лишь малость накренилась, но тут же вернулась в нормальное положение. Я глубоко вздохнула и, почувствовав боль, схватилась за горло. Касаться кожи тоже было больно.
— Откуда у вас эти чудовищные синяки? — спросил Гейнор.
Соврать или правду сказать? Соврать, но отчасти.
— Я помогала полиции ловить плохого парня. Он немного отбился от рук.
— И что теперь с этим плохим парнем? — спросил Бруно.
— Теперь его уже нет, — ответила я.
В лице Бруно что-то промелькнуло. Слишком быстро, чтобы успеть понять, что именно. Может быть, уважение? Не-е.
— Вы знаете, зачем вас сюда привезли, верно?
— Чтобы я оживила для вас зомби, — сказала я.
— Да, чтобы вы оживили для меня очень старого зомби.
— Я дважды отвергла ваше предложение. Почему вы решили, что я изменю свое мнение?
Он улыбнулся, ну просто веселый старый эльф.
— Ну, мисс Блейк, я сделаю так, чтобы Бруно и Томми убедили вас в ошибочности вашего поведения. Я по-прежнему намерен заплатить вам миллион долларов, если вы оживите этого зомби. Цена не изменилась.
— Томми мне предлагал полтора, — заметила я.
— Это в том случае, если бы вы пришли добровольно. Мы не можем заплатить полную цену, когда вы вынуждаете нас идти на такой риск.
— Как, например, срок за похищение, — сказала я.
— Вот именно. Ваше упрямство стоило вам пятисот тысяч долларов. Разве вам не жаль этих денег?
Теперь я окончательно решила перейти с ним на «ты». Хватит с меня его любезного тона.
— Я не стану убивать человека ради того, чтобы ты быстрее мог найти свои сокровища.
— Маленькая Ванда все разболтала.
— Я просто строю предположения, Гейнор. Я прочла досье на тебя, и там говорится о том, как ты ненавидишь семью отца. — Это была откровенная ложь. Только Ванда могла знать такие подробности.
— Боюсь, уже слишком поздно. Я знаю, что Ванда с вами говорила. Она созналась.
Созналась? Я смотрела на него, пытаясь разгадать, что кроется за его добродушным лицом.
— Что значит «созналась»?
— Это значит, что я отдал ее Томми для допроса. Он не такой виртуоз, как Цецилия, но у него больше опыта. Я не хотел убивать мою маленькую Ванду.
— Где она теперь?
— Вас беспокоит судьба шлюхи? — Глаза у него сверкали, как у хищной птицы. Он пытался меня понять, оценивал мои реакции.
— Она для меня ничего не значит, — сказала я. Я надеялась, что лицо мое было таким же бесстрастным, как и голос. Пока что они не собирались ее убивать. Но если они решат, что таким образом можно на меня надавить, они могут это сделать.
— Вы уверены?
— Слушай, я с ней не спала. Она всего лишь потаскушка для больших любителей извращений.
Он улыбнулся.
— Как нам убедить вас оживить этого зомби?
— Я не стану убивать ради тебя человека, Гейнор. Я не настолько сильно тебя люблю, — сказала я.
Он вздохнул. Его румяная физиономия казалась личиком грустного пупса.
— Вы намерены усложнить мне задачу, я правильно понимаю, мисс Блейк?
— Я не знаю, как вам ее облегчить, — сказала я. Я откинулась на спинку кровати. Мне было вполне удобно, только перед глазами все по-прежнему немного расплывалось. Но скоро станет совсем хорошо. А уж с потерей сознания это состояние просто не шло ни в какое сравнение.
— На самом деле мы не хотели причинить вам вред, — сказал Гейнор. — Реакция торазина на то, другое лекарство, была случайной. Мы не нарочно вас вывели из строя.
Я могла бы возразить, но не стала.
— Так что мы теперь будем делать?
— У нас оба ваших пистолета, — сказал Гейнор. — А без оружия вы просто маленькая женщина во власти больших, сильных мужчин.
При этих словах я улыбнулась.
— Я привыкла быть самой маленькой девчонкой во дворе, Гарри.
Кажется, я его задела.
— Гарольд или Гейнор, но только не Гарри.
Я пожала плечами.
— Прекрасно.
— И тем не менее вас не пугает, что вы полностью в наших руках?
— С этим последним утверждением я могла бы поспорить.
Он поглядела на Бруно.
— Какая самоуверенность, и откуда только она ее берет?
Бруно не ответил. Он просто смотрел на меня своими пустыми, как у куклы, глазами. Глаза телохранителя: зоркие, подозрительные и одновременно с тем ничего не выражающие.
— Покажи ей, как мы умеем убеждать, Бруно.
Бруно улыбнулся, медленно растянув губы. Глаза его остались мертвыми, как у акулы. Он расслабил плечи и, не сводя с меня взгляда, сделал несколько выпадов в сторону стены.
— Я так понимаю, что мне суждено выступить в роли боксерской груши? — спросила я.
— Как изящно вы это выразили, — восхитился Гейнор.
Бруно нетерпеливо подпрыгивал возле стены. Ну хорошо же. Я соскользнула с кровати на противоположную половину комнаты. У меня не было никакого желания бороться с Гейнором. И руки и ноги у Бруно были в два раза длиннее моих. Весил он, наверное, больше меня почти на сто фунтов, и весь этот вес приходится на мускулы. Мне будет очень больно. Но пока меня не связали, я еще потрепыхаюсь. Если бы мне удалось причинить Бруно какое-нибудь серьезное повреждение, я была бы удовлетворена.
Я вышла из-за кровати, свободно опустив руки. Я заняла стойку, как на тренировке по дзюдо. Вряд ли Бруно из всех видов единоборств выбрал именно дзюдо. Могу поспорить, что карате или таэквондо.
Бруно стоял в неуклюжей на вид позе, боком ко мне. Казалось, что его длинные ноги сломаны в коленях. Но как только я двинулась вперед, он по-крабьи скользнул назад, быстро и ловко.
— Джиу-джитсу? — полуутвердительно заметила я.
Он поднял бровь.
— Немногие могут это узнать.
— Я видела джиу-джитсу, — сказала я.
— Сама занимаешься?
— Нет.
Он улыбнулся.
— Тогда тебе будет больно.
— Даже если бы я знала джиу-джитсу, мне все равно было бы больно, — сказала я.
— Это будет честная схватка.
— Когда два человека одинаково искусны, все решают размеры. Большой хороший борец всегда одолеет маленького. — Я пожала плечами. — Не то чтобы мне это нравилось, но такова жизнь.
— Тебя, похоже, это ничуть не смущает, — сказал Бруно.
— А разве истерика чем-то может помочь?
Он покачал головой:
— Не-а.
— Тогда я предпочту побыстрее проглотить микстуру, как настоящий мужчина, если можно так выразиться.
Он нахмурился. Бруно привык к тому, что его боятся. Я перед ним не дрожала. Я решила принять бой. Как только я решилась, мне стало спокойнее. Я собиралась драться, и как бы тяжело мне ни пришлось, выстоять. Я способна на это. Раньше мне уже приходилось это делать. Если у меня был выбор а) дать себя избить или б) принести человеческую жертву, я выбирала избиение.
— Готова? — спросил Бруно.
— Готова, начинай, — откликнулась я. Мне уже надоело хорохориться. — Или бей, или встань прямо. У тебя дурацкий вид.
Его кулак мелькнул, словно темное пятно. Я успела прикрыться. Подставленная рука немедленно онемела. Длинная нога Бруно въехала мне в живот. Я перегнулась пополам, как и следовало ожидать, и тут же получила ногой по скуле. Это была та же самая скула, которую разбил старина Сеймур. Я упала на пол, не зная, какую часть своего тела утешать первой.
Он снова ударил ногой. Я поймала ее обеими руками и, вскочив на ноги, попыталась отбросить Бруно, зажав его колено. Но он в одно мгновение вывернулся и отскочил подальше.
Я присела и почувствовала, что над головой у меня снова просвистела его нога. Я снова была на полу, но уже по своей воле. Бруно возвышался надо мной, и из моего положения казался невероятно длинным. Я перевернулась на бок и подтянула к животу колени.
Он приблизился, очевидно для того, чтобы поставить меня на ноги, но я изо всех сил под углом пнула его обеими ногами в коленную чашечку. Стоит только ударить чуть выше или чуть ниже коленной чашечки, и ты выбьешь кость из сустава.
Нога его прогнулась, и он закричал. Сработало. Черт бы его побрал. Я не пыталась его победить. Я не пыталась захватить его пистолет. Я бросилась к двери.
Гейнор протянул ко мне руки, но я распахнула дверь и выскочила в длинный коридор прежде, чем он успел сдвинуть свое диковинное кресло. В коридоре было несколько дверей и два крутых поворота. И Томми.
Томми, казалось, не ожидал меня увидеть. Он потянулся к кобуре, но я врезалась ему в плечо и захватила его ногу ногами. Он упал на спину и, схватив за руки, повалил меня на себя. Я с размаху села на него верхом, хорошенько впечатав колено ему в пах. Он ослабил хватку, и я проворно выскользнула у него из рук. За спиной у меня послышался шум. Я не оглянулась. Если они собираются в меня стрелять, я не хочу этого видеть.
Коридор делал резкий поворот. Я уже почти повернула, но меня остановил запах. Из-за угла пахло трупами. Что они тут делали, пока я спала?
Я посмотрела назад. Томми все еще корчился на полу, Бруно стоял, прислонившись к стене, и держал в руке пистолет, но в меня не целился. Гейнор сидел в кресле и улыбался.
Что-то тут не так.
Из-за угла появилось то, что было «не так», очень, очень «не так». Оно было не более шести футов ростом, но шириной почти в четыре фута. У него было то ли две, то ли три ноги, трудно сказать. Это существо было бледное, как все зомби, только у него была добрая дюжина глаз. На месте шеи у него было лицо мужчины. Глаза его были темные, зрячие, но лишенные всякого выражения. Из плеча росла голова собаки. Разложившаяся пасть оскалена. Из середины этой каши торчала женская нога с черной туфлей на высоком каблуке.
Существо подбиралось ко мне, протянув три руки. Позади него оставался слизистый след, как от улитки.
Из-за угла вышла Доминга Сальвадор:
— Buenos noches, chica.
Чудовище меня напугало, но вид усмехающейся Доминги испугал гораздо больше.
Существо перестало двигаться вперед. Оно присело на корточки, а потом опустилось на колени своих разномастных ног. Его многочисленные рты хватали воздух, словно оно запыхалось.
А может быть, чудовищу не нравился его же собственный запах. Мне он точно не нравился. Я зажала рот и нос ладонью, но это не помогло. Весь коридор вонял тухлятиной.
Гейнор и его побитые телохранители остались на месте. Возможно, они не хотели приближаться к маленькому питомцу Доминги. Я понимала, что для меня нет большой разницы, подойдут они ближе или нет. Сейчас все дело решали она, я и чудовище.
— Как ты вышла из тюрьмы? — Лучше для начала разобраться с более мирскими проблемами. Сверхъестественные могут пока подождать.
— Я оставила залог, — сказала она.
— Так быстро, при том, что тебя обвиняют в убийстве с колдовскими целями?
— Вуду — не колдовство, — сказала она.
— Закон не видит разницы, когда оно используется для убийства.
Она пожала плечами, потом блаженно улыбнулась. Она была мексиканской бабушкой моих кошмаров.
— Ты подкупила судью, — сказала я.
— Меня многие боятся, chica. Тебе бы тоже стоило.
— Ты помогла Питеру Бурку оживить для Гейнора зомби.
Она только улыбнулась.
— Почему же ты не оживила его сама? — спросила я.
— Я не хотела, чтобы этот мерзавец Гейнор был свидетелем того, как я приношу человеческую жертву. Он мог начать меня шантажировать.
— И он не знает, что для того, чтобы сделать Питеру гри-гри, тебе пришлось совершить убийство?
— Совершенно верно, — сказала она.
— Ты прятала свои ужасы здесь?
— Не все. Ты вынудила меня уничтожить многие из моих работ, но этого красавчика я сберегла. Ты, наверное, и сама понимаешь почему. — Она погладила слизистую шкуру твари.