Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты Чемберлен Диана
Оливия села за руль и, выезжая со стоянки, помахала Алеку рукой. Она не помнила, когда в последний раз говорила Полу, что любит его. Может быть, в тот вечер в апреле? Наверное, она это сказала, но сама не помнила об этом. Последние несколько месяцев она избегала воспоминаний о той ночи.
Это было в самом начале апреля в четверг. Пол заехал, чтобы забрать что-то из своих вещей. Что именно, Оливия не помнила. Да это было и не важно. Она уже легла, но еще не спала, когда услышала, как он входит в дом. Сначала Оливия рассердилась. Какая наглость! Он ведет себя так, словно еще живет здесь. Но гнев мгновенно сменился радостью. Она увидит его, поговорит с ним. Ей так одиноко в опустевшем доме…
Оливия лежала очень тихо, пока Пол прошел через гостиную и поднялся на второй этаж. Он зашел в спальню и присел на край широкой кровати.
– Прости, что беспокою тебя в такое время, – извинился он. – Но мне нужно кое-что забрать, и я сразу же уйду.
Оливия посмотрела на него. В спальне было темно, но ей показалось, что она видит нежность в его глазах. Он сидел на их кровати, совсем рядом, его бедро прижималось к ее ноге. Она протянула руку и положила ему на колено, благодарная за то, что он не попытался отодвинуться.
– Тебе незачем торопиться, – прошептала она.
Пол провел большим пальцем по ее ладони, поощряя Оливию, и она, не стесняясь, положила его руку на свою обнаженную грудь.
Он промолчал, но Оливия почувствовала, как его пальцы ласкают ее сосок. Она стала расстегивать пряжку ремня на его брюках. Она думала только о том, что слишком торопится, ведет себя слишком вызывающе, но не могла остановиться. Она слишком долго жила без него.
Пол осторожно высвободил руку, снял очки, методично сложил дужки и положил их на прикроватную тумбочку. Он нагнулся и нежно поцеловал ее в губы. Потом начал раздеваться, неторопливо, аккуратно складывая рубашку, брюки. У Оливии сердце едва не выскакивало из груди от предвкушения. Но это было не просто ожидание близости, этот момент таил множество скрытых возможностей. Она втайне надеялась на его возвращение. Когда Пол лег рядом с ней, Оливия улыбнулась. Добро пожаловать домой.
Сначала его прикосновения были скованными, осторожными, словно он забыл, кто она такая и что ей нравится. Оливия не чувствовала его возбуждения и от разочарования даже закусила губу. Она что-то делала не так. Ей не удалось пробудить в нем желание. Былая неуверенность в себе вернулась к ней. А она-то думала, что все ее страхи остались в прошлом.
Но руки Пола двигались все увереннее, лаская ее тело, и вскоре Оливия заняла свою любимую позицию сверху. Они занимались любовью упоительно медленно, по возможности отодвигая наступление финала. Она не хотела, чтобы это кончалось. Пока они были едины, Оливия могла представлять, что все в порядке, что они вместе не только в это мгновение, но не расстанутся и завтра, и через неделю, и через год.
Когда все закончилось, она заплакала, уткнувшись в его плечо. Пол погладил ее по волосам.
– Прости меня, Лив, – сказал он.
Оливия приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него, не слишком хорошо понимая, за что он просит прощения.
– Останься, прошу тебя, – попросила она.
Пол покачал головой:
– Нам не следовало этого делать. Теперь тебе будет только тяжелее.
– Ты все еще думаешь о ней. – Оливия постаралась говорить без осуждения.
– Да. – Пол сел на кровати и потянулся за очками. – Я понимаю, что это безумие. Я знаю, что Анни умерла, но она словно лишила меня рассудка. Я перестал бороться с этим, я сдался.
Оливия тоже села, придвинулась к мужу, оперлась подбородком о его плечо, положила руку ему на спину.
– Может быть, тебе стоит вернуться домой, – тихо сказала она. – Если бы мы попытались снова жить вместе, возможно, тогда ты бы смог забыть эту женщину.
– Это бесполезно и нечестно по отношению к тебе.
– Позволь решать мне самой. Я бы хотела попробовать, Пол. Мы только что занимались любовью, и это было замечательно. Именно это нам требуется, чтобы… – Оливия едва не сказала «изгнать дьявола», но удержалась, – помочь тебе забыть ее.
– Ничего не выйдет, Лив. – Пол натянул трусы и встал, не отводя глаз от окна, за которым лежал темный пляж. – Когда мы занимались любовью, я не мог возбудиться, пока не представил, что ты – это Анни. – Он повернулся к ней: – Ты этого хочешь?
Оливия расплакалась. Она поспешно натянула на себя одеяло, чтобы прикрыть наготу.
– Что в ней было такого необычного? – спросила она. – Что в ней было такого, чего мне не хватает?
– Не плачь, Лив, не надо. – Пол нагнулся к ней и обнял, словно капризного ребенка.
Она подняла на него глаза.
– А тебе когда-нибудь было хорошо со мной? Или ты только притворялся, чтобы не обидеть меня?
Пол был ее первым и единственным любовником, и, хотя тот возраст, в котором любовью занимаются впервые, остался у Оливии далеко позади, секс скорее пугал ее. Но нежное терпение Пола очень помогло ей справиться со своими страхами. Он повышал ее уверенность в себе, придумывая очаровательные комплименты, а потом сказал абсолютно искренне, что она стала совершенно неудержимой в постели. У Оливии отлегло от сердца, когда она поняла, что способна на страсть и желание. Слишком долго она считала, что эта область человеческих отношений для нее закрыта.
– Разумеется, мне было хорошо с тобой, – ответил ей Пол той апрельской ночью. – То, что происходит со мной сейчас, не имеет никакого отношения к сексу. – Пол снова отвернулся к окну, тяжело вздохнул и потер руками лицо. – Прости, что я сказал тебе такое об Анни. – Он покачал головой, его голос звучал напряженно. – Ты этого не заслужила.
Оливия не находила слов, чтобы спасти те робкие искры близости, которые еще тлели между ними. Поэтому она молча смотрела, как муж одевается. Он наклонился, чмокнул ее в макушку и ушел. Она слышала, как он ищет в кабинете то, за чем приезжал. Потом Пол вышел из дома, тихо закрыв за собой дверь. Ушел. Он вывел машину на дорогу и уехал. Оливия слышала, как его автомобиль повернул на Маллард-Ран.
Она смогла заснуть только через два часа. И только спустя две недели выяснилось, что из того семени, которое Пол мечтал отдать Анни, в ней зародилась новая жизнь.
Алек не удивился, когда увидел, что Рэнди ждет его в кабинете. Последние полгода он избегал ее, хотя изредка сталкивался с ней то в магазине, то в «Морской утке». Он всегда старался сократить их встречи, а потом начал избегать коллегу, заметив, что сострадание в ее глазах сменяется нетерпением. Но на этот раз ему некуда было бежать.
– Сядь, Алек.
Рэнди расположилась в красном кресле, в котором недавно сидела Оливия, так что Алек устроился за своим столом.
– Мне было так приятно сегодня увидеть тебя на рабочем месте, – сказала Рэнди.
– Послушай, Рэнди, мы с доктором Саймон пришли сюда, чтобы поговорить о вещах, которые невозможно обсуждать в кафе.
– Когда ты приступишь к работе, Алек?
Очень неприятно, что она так прямо задала этот вопрос. Теперь ему не вывернуться.
– Не знаю, – так же прямо ответил он.
– На что, черт побери, ты живешь? Откуда у тебя деньги, чтобы кормить детей? Как ты планируешь заплатить за обучение Клая в колледже?
– Это для меня не проблема.
– У тебя что, крыша поехала?
– Мне нравится не работать, Рэнди. Это позволяет мне много времени заниматься спасением маяка.
Рэнди откинулась на спинку кресла и нахмурилась.
– Алек, ты выводишь меня из себя.
Он улыбнулся.
– И спрячь эту свою снисходительную улыбку, – потребовала она и тут же улыбнулась сама. – Ах, Алек, если б ты знал, как мне тебя не хватает и как я беспокоюсь за тебя. А ты взял и все свалил на меня. Ты сказал, что тебя не будет месяц, и вот уже почти год я разбираюсь со всем одна.
– Еще нет и шести месяцев, и ты не одна, – возразил Алек. – Разве Стив Мэтьюз не работает?
Она нетерпеливо махнула рукой.
– Не в этом дело.
Алек встал, обошел стол и прислонился к нему. Он решил держаться поближе к дверям.
– Рэнди, если тебе и в самом деле так тяжело, скажи, и мы найдем еще кого-нибудь, кто будет тебе помогать. Я не хочу, чтобы ты перенапрягалась.
Она вздохнула и съежилась в кресле.
– Я справлюсь. Я просто подумала, может, стоит попытаться сыграть на твоем чувстве вины?
Рэнди встала, и Алек понял, что она сдалась. Рэнди подошла к нему, они обнялись. И Алек вдруг удивился, почувствовав прикосновение ее упругой груди, ее душистые волосы у своей щеки.
Он мягко отстранился.
– Давненько я не обнимал женщину.
В глазах Рэнди мелькнула искорка.
– Мне не терпится познакомить тебя с моей подругой, Алек, – сказала она.
Он только отрицательно покачал головой.
– Она бы тебе понравилась. Тебе уже пора выбираться из берлоги. В мире полно одиноких женщин, а ты теперь свободный мужчина.
Слово «свободный» подействовало ему на нервы.
– Слишком рано, – холодно ответил он.
– А как насчет этой женщины-врача? Она симпатичная и…
– Доктор Саймон замужем и ждет ребенка.
– Неужели ты не тоскуешь без секса? – Это был откровенный вопрос.
– Я тоскую без Анни, – бросил он, неожиданно рассердившись, и Рэнди невольно сделала шаг назад. – Это не игра в бутылочку, Рэнди. Я потерял жену. Это все равно что потерять правую руку. Анни никто никогда не заменит.
– Я знаю об этом, – прошептала Рэнди, в ее глазах заблестели слезы.
– Не торопи меня, ладно? – Алек взял со стола ключи и направился к двери.
– Алек, – окликнула его Рэнди, – не сердись, пожалуйста.
– Я не сержусь. – Он открыл дверь и посмотрел на нее: – Я не жду, что ты поймешь. Все слишком сложно…
Когда Алек подошел к машине, пот лил с него градом. Он посидел немного, не закрывая дверцу, давая возможность кондиционеру выгнать из салона горячий воздух. Потом Алек выехал на шоссе и направился на север. Очень скоро он добрался до Киссривер. В это время дня на маяке могли быть туристы, но он умел избегать встречи с ними.
Алек свернул на петляющую в лесу дорогу, ведущую к маяку. Ему пришлось остановиться и пропустить дикого мустанга, статного черного жеребца, которого он лечил прошлой осенью, решившего пересечь дорогу перед его автомобилем. Алек ехал до тех пор, пока не очутился на маленькой стоянке, окруженной низкими плотными кустами восковницы. Он вышел из машины и направился по тропинке к маяку.
Океанские волны разбивались о мол, брызги долетали до Алека и дождем падали на лицо. Маяк возвышался над ним, слепя белоснежным кирпичом, выщербленным временем. Дети играли на узком полумесяце пляжа, вокруг бродили туристы. Кое-кто читал сведения о маяке, вывешенные на стендах, другие стояли, задрав голову к небу, и смотрели на чугунную галерею на самой верхушке маяка.
Алек постарался незамеченным проскользнуть к низкой белой двери в основании маяка. Он оглянулся на старый дом смотрителя. Судя по всему, в эту субботу никого из Службы заповедников не было. Отлично. Он достал из кармана ключ, сунул в замочную скважину, повернул. Дверь нехотя подалась. Мэри Пур дала этот ключ Анни много лет назад, и она им очень дорожила, ревниво не выпуская из своих рук.
Алек вошел внутрь и запер за собой дверь. В маленьком холле было темно и очень холодно. Где-то наверху гомонили птицы. Алек не видел их, но слышал эхо от шума их крыльев.
Он начал подниматься наверх по винтовой лестнице, не останавливаясь у прямоугольных окон, отмечавших площадку каждого из шести этажей. Когда Алек добрался до узкой комнатки под фонарем, он тяжело дышал. Он совсем забросил занятия спортом.
Алек открыл дверь, вышел на залитую солнцем галерею, сел, прижавшись спиной к стене, чтобы его не заметили снизу, и вдохнул влажный соленый воздух.
Всюду, насколько хватало глаз, расстилалась поверхность океана. Он ясно видел мол, и это заставило его вспомнить похороны и то оцепенение, которое владело им тогда. С того момента, как Оливия Саймон сказала ему, что Анни умерла, он перестал что-либо чувствовать. Слез не было, ему не хотелось плакать. Нола помогла ему все уладить. Она все время всхлипывала, вспоминая, как умела все организовать Анни, как ей удавалось сплотить людей в тяжелую минуту. А он что-то бормотал в ответ, укрытый надежной капсулой своего бесчувствия.
Отпевание проходило в самой большой церкви в северной части Внешней косы, но даже она не вместила всех желающих проститься с Анни. Кто-то потом говорил ему, что люди стояли даже на ступеньках и на стоянке перед церковью.
Алек сидел между Клаем и Нолой. Лэйси отказалась присутствовать на похоронах матери, и Алек не стал ее заставлять, хотя все спрашивали, почему ее нет. Он был не совсем в себе и не понимал, что его ответ: «Она не захотела прийти» – казался странным.
Приехала даже мать Анни, но Алек не предложил ей сесть рядом, хотя Нола умоляла его помириться с тещей.
– Анни никогда не допустила бы, чтобы ее мать сидела в задних рядах, – прошептала она ему на ухо.
– Я не хочу видеть эту женщину, – ответил Алек, делая над собой усилие, чтобы не одергивать Клая, обернувшегося назад, чтобы рассмотреть бабушку, которую он никогда прежде не видел.
Алек слушал, как люди вспоминали, сколько хорошего сделала для них Анни. Они по очереди поднимались на кафедру перед собравшимися. Последним слово взял мэр. Он вспомнил о том, как Анни выбирали «женщиной года» четыре раза подряд, как она подарила витражи библиотеке и общественному центру, как она сражалась за права тех, кто не мог сам защитить себя.
– Она была нашей Святой Анной, – сказал он. – Мы всегда знали, что можем обратиться к ней за помощью. Она не знала слова «нет».
Алек слушал все это, окруженный защитной стеной, которую сам воздвиг вокруг себя. Ему не понравились перечисление заслуг Анни, упоминания о ее необыкновенной отзывчивости и щедрости. Именно ее безотказность ее убила.
Почти все собрались позже на берегу возле Киссриверского маяка, чтобы посмотреть, как Алек и Клай пройдут по молу, неся в руках урну с прахом Анни. Только когда Алек перевернул урну и с ужасом увидел, как ветер подхватил пепел и понес его прочь, тупое оцепенение сменилось разрывающей душу болью. От его Анни остался только прах, а он так легко расстался с ним. Он долго смотрел в океан, пока Клай не потянул его за рукав.
– Давай вернемся, папа.
Когда они снова оказались на берегу, Алек рыдал, опираясь на плечо сына. К нему протянулись руки, его окружили друзья. Клай, Нола, Том, Рэнди, кто-то еще. Они стояли вокруг него плотной толпой, Алек оказался в самом центре, отчаянно одинокий.
Алек нагнулся и посмотрел с галереи вниз. Океан подобрался ближе к маяку, чем это было в прошлый раз, или ему только так показалось. Что бы ни придумала Служба заповедников для его спасения, им лучше поторопиться.
Он похлопал по карману, где лежал ключ от маяка. Мэри! Его словно осенило. Как только он вернется домой, сразу позвонит этому журналисту, Полу Маселли, и скажет, что тот должен поговорить с Мэри Пур. Алек надеялся, что старая женщина жива и не потеряла способности ясно мыслить. У нее наверняка найдется множество интересных историй. Вполне вероятно, что Полу не понадобятся никакие другие источники, если Мэри сумеет ему помочь.
Алек встал и глубоко вдохнул соленый воздух. Он чувствовал себя лучше, хотя голос Рэнди, говорившей о том, что он теперь «свободный мужчина», все еще звучал у него в ушах. Алек покачал головой. «Рэнди просто не понимает, – сказал он самому себе. – Я не должен на нее сердиться».
Он подумал об Оливии. Муж ушел от нее ради иллюзии. Она-то понимала, что чувствует Алек. Он догадался об этом по тому, как она с ним говорила, в ее глазах он увидел сочувствие. Оливия Саймон поняла про него все.
11
Пол лежал в кровати и смотрел на потолок, залитый цветными узорами. Было шесть часов вечера, его самое любимое время в этой комнате. Солнце светило в окна под таким углом, что разноцветные рыбы с витража перемещались на потолок. Их пропорции чуть искажались, но переливы зеленого, синего и золотого оставались неизменными. Пол мог пролежать до темноты, глядя на них.
Он провел так не один вечер, но в этот раз ему не терпелось дождаться темноты и уснуть. Он хотел забыть звонок Алека О’Нила. Он бы с радостью сделал вид, что никакого звонка просто не было, он не снимал трубку в кухне и не слышал энтузиазма в голосе Алека. Как этот О’Нил может заниматься делами, казаться таким довольным, радоваться жизни? Алек сообщил, что у него появилась идея. Жаль, что это раньше не пришло ему в голову. Пол может взять интервью у старой смотрительницы маяка Мэри Пур. Ее рассказ поможет ему написать брошюру.
Пол молчал, пораженный до глубины души. Ну разумеется, мрачно подумал он, почему ему вместо этого интервью просто не лечь голышом на гвозди?
– Мэри сейчас живет в доме престарелых в Мантео, – продолжал говорить Алек. – Моя жена раньше навещала ее там, и, когда Анни была там в последний раз – около полугода назад, – Мэри мыслила совершенно здраво.
Пол не мог придумать причину, чтобы отказаться от этого интервью. Он сам расставил себе ловушку в то утро, когда позвонил Ноле Диллард и напросился работать в комитете по спасению маяка. Hо, может быть, Мэри Пур его не вспомнит? Несмотря на все ее здравомыслие, она была очень старой женщиной и не видела его много лет.
Пол уже собрался сказать Алеку, что у него изменились обстоятельства и он не сможет больше помогать обществу, но притяжение маяка оказалось сильнее. Пол ответил, что непременно встретится с Мэри Пур. Он поедет в дом престарелых, как только сможет. Потом он повесил трубку, ушел в спальню и улегся на кровать, чтобы игра цвета успокоила его.
Снова зазвонил телефон. Пол снял трубку аппарата, стоявшего на ночном столике.
– Я тебе не помешала? – спросила Оливия.
– Нет. – Пол снова лег на спину, прижимая трубку к уху. Цветной рисунок на потолке стал более размытым, немного сполз к стене.
– Я просто позвонила узнать, как у тебя дела.
– Нормально, – ответил он. – А ты как?
– В порядке. Сегодня вечером работаю в приюте для женщин.
– Еще не бросила это место? – Полу было неприятно, что его жена работает в приюте. Анни делала это, искренне желая помочь. Мотивов Оливии Пол не понимал. Иногда ему представлялось, как с Оливией там происходит нечто ужасное. Может быть, там появится еще один сумасшедший. Мысль о том, что ее могут ранить или убить, пугала его до такой степени, что он сам удивлялся.
– Нет, не бросила. Бываю там раз в неделю. – Оливия замялась. – Честно говоря, я позвонила, чтобы сказать, что все еще люблю тебя.
Пол закрыл глаза.
– Не надо, Оливия, – попросил он. – Я не стою этого.
– Я не забыла, как мы жили раньше.
Он почувствовал себя негодяем. Оливии приходилось так тяжело. Она рассчитывала на него, зависела от него. В больнице его жена могла быть сильной и уверенной в себе, но, как только она расставалась со стетоскопом, становилась уязвимее и слабее многих других женщин.
– Пол?
– Я слушаю.
– Прости меня. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Мне просто хотелось напомнить тебе о моей любви.
– Да, спасибо.
Оливия помолчала немного, потом попрощалась. Повесив трубку, Пол поморщился, недовольный собой. Проклятье! Ну что он должен был ей ответить? Она просто подставляется в очередной раз, чтобы он сделал ей больно.
Пол подумал о том, что можно сказать жене правду. Сначала она расстроится, но потом все поймет. Она будет знать, что его чувства к Анни были не плодом его воображения, не наваждением, не одержимостью. Ему становилось не по себе каждый раз, когда он слышал от Оливии это слово, хотя едва ли она была виновата в том, что думала именно так. Пол сам позволил ей поверить в это.
Он множество раз брал у Анни интервью, тянул время, откладывая неизбежное написание статьи. Иначе у него не осталось бы никаких законных оснований, чтобы видеться с ней. Эти беседы были для него мучительными. Полу приходилось соблюдать дистанцию, обдумывать каждое слово, сидя за столиком в ресторане, хотя ему хотелось коснуться щеки Анни или пряди ее удивительных волос. Но он держал себя в руках и не переходил границу дозволенного. По выражению глаз Анни он понял, что ему следует вести себя официально.
Пол записывал все интервью на пленку, несмотря на ее сопротивление. «Пообещай мне, Пол, что ты будешь разговаривать со мной так, словно мы никогда раньше не встречались, как будто мы совершенно чужие друг другу», – попросила Анни. И Пол старался изо всех сил. Теперь он боялся слушать эти пленки, ему было страшно услышать ее живой хрипловатый голос с бостонским акцентом.
Анни все время говорила об Алеке. Пол ненавидел эти рассказы, потому что у Анни всегда теплел голос, когда она упоминала имя мужа. Ему незачем слушать истории об Алеке, заявил ей тогда Пол. Муж – это вовсе не обязательная часть интервью. Но Анни не сдавалась и продолжала вспоминать забавные случаи из их семейной жизни, окружая себя словами, словно доспехами. Пол позволил ей держаться на расстоянии, защищаться. До того памятного вечера, когда он больше не смог ей этого позволить.
В тот холодный вечер за пять дней до Рождества Пол приехал в мастерскую Анни. Он не планировал этого заранее, во всяком случае сознательно. Пол оставил машину на небольшой стоянке и посмотрел на окна мастерской. Внутри горел свет, и витражи словно ожили. Пол подошел к парадной двери. У него кружилась голова, то ли от буйства красок, то ли от волнения.
Через стеклянную дверь он видел Анни, склонившуюся над столом, ее рука медленно двигалась в тени цветного абажура. Дверь оказалась незапертой, он вошел. Анни удивленно подняла на него глаза, и Пол понял, что она немного испугана. Она была одна в этот поздний час в теплой, уютной, наполненной красками мастерской. Между ними больше не было спасительного ресторанного столика. Анни, вероятно, поняла, что Пол больше не позволит ей кормить его историями об Алеке и их семейной жизни, чтобы отвлечь. Он видел страх в ее глазах. Пол только не знал, его она боится или себя.
– Пол! – Анни откинулась на спинку стула и попыталась улыбнуться.
– Продолжай работать, – попросил он. – Я хочу посмотреть.
Она не шевельнулась. Ватный тампон застыл в ее руке. Пол подвинул стул к концу стола и сел.
– Продолжай, – повторил он.
Анни окунула вату в чашку с черной жидкостью, потом аккуратно провела им по выступающим линиям рисунка на абажуре. Она была в зеленых вельветовых брюках и толстом свитере ручной вязки из неотбеленной шерсти. Волосы упали ей на руку, распластались по столу, по стеклу.
Пол несколько минут смотрел, как она работает, и только потом заговорил:
– Я люблю тебя, Анни.
Эти слова разорвали тишину.
Она взглянула на него, убрала волосы назад.
– Я знаю. – Анни вернулась к работе, но потом снова подняла голову. – Тебе лучше уйти, Пол.
– Ты действительно хочешь, чтобы я ушел?
Она тут же опустила глаза на абажур. Потом Анни отбросила в сторону ватный шарик и переплела пальцы.
– Пол, прошу тебя, не усложняй ситуацию.
– Если ты уверена, что я должен уйти, только скажи мне об этом, и я исчезну из твоей жизни.
Анни закрыла глаза, и Пол протянул руку, коснулся ее пальцев. Они были холодными, напряженными.
– Анни, – позвал он.
Она снова посмотрела ему в глаза.
– Я благодарна тебе за то, как ты провел интервью, – начала Анни. – Ты не вспоминал прошлое, не пытался… воспользоваться ситуацией, хотя я понимала, что именно этого тебе и хочется.
– Мне так хотелось быть с тобой, а не…
– Но ты справился, – прервала его Анни. – Мы оба справились. Так зачем же ты пришел сюда и разрушаешь то, на что ушло три месяца борьбы с собой?
– Потому что я схожу с ума, Анни. Я думаю только о тебе.
Она вырвала руку и положила ее на колено.
– У тебя есть жена, думай о ней. А у меня есть муж.
Пол покачал головой:
– Я ужасно обращаюсь с Оливией с тех пор, как мы приехали на Внешнюю косу.
– Ты должен заботиться о ней и забыть меня. Вот смотри, – Анни открыла ящик стола, достала аптекарскую резинку и надела ему на запястье. – Каждый раз, когда станешь думать обо мне, сделай вот так. – Она оттянула резинку и отпустила. Та больно щелкнула по коже Пола. Он поморщился. – Ты очень скоро забудешь меня.
Пол улыбнулся:
– Все так просто, да? – Он посмотрел на свое запястье, потер покрасневшую кожу. – Ты тоже будешь носить такую?
– Мне это не нужно, – просто ответила Анни. – Когда я думаю о тебе, я сразу вспоминаю Алека. Мой брак всегда для меня на первом месте. Мне скоро сорок, и мои приоритеты давно определились. Не думай обо мне, Пол. Выйди из этой двери, закрой ее и забудь о моем существовании.
Он встал.
– Я никогда не смогу забыть тебя. – Пол стащил с руки резинку и бросил ее на стол. – И это мне тоже не нужно. Мысли о тебе причиняют мне достаточно боли. Но я уйду. Меньше всего на свете мне хочется причинить боль тебе.
Пол нагнулся, чтобы поцеловать ее макушку. Рыжие волосы были такими мягкими под его губами. Он пошел к двери, исполненный решимости уйти не оглядываясь.
– Пол!
Он обернулся. Анни встала, скрестила руки на груди. Пол видел, как она борется с собой.
– Я не хочу, чтобы ты уходил. Ты можешь просто… обнять меня?
Пол вернулся к ней и нежно привлек к себе. Анни прижалась к нему, от ее волос пахло солнцем. Она вздохнула, обняла его, по ее телу пробежала дрожь, и Пол почувствовал это.
Он поднял руку и коснулся ее шеи. Пульс лихорадочно бился под его пальцами.
– Я хочу любить тебя, – сказал он.
Анни откинула голову назад, чтобы взглянуть ему в лицо. Между ее бровями пролегла складка.
– Это опасное место для занятий любовью. Здесь всюду стекло. Осколки летят на пол, застревают в ковре…
– Тс-с, – Пол прижал палец к ее губам. – Мне все равно. – Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, и не удивился, когда Анни ответила на его поцелуй.
Сделав шаг назад, она потянулась к выключателю, но он перехватил ее руку.
– Оставь свет, я хочу видеть тебя.
– Это стеклянный дом, Пол. – Она вырвала руку.
Разумеется, Анни была права. За окнами лежала темнота, и с улицы будет видно все, что происходит в мастерской, даже сквозь витражи.
Анни выключила свет и повела его за собой. Они прошли в дальний конец комнаты, где на белых стендах висели фотографии. Проходя между ними, Анни включала небольшие светильники над снимками, создавая вокруг них с Полом мягкое сияние. Она села на пол, спиной к стене.
Пол уже хотел опуститься рядом с ней, когда неожиданно его глаз упал на ближайшую фотографию. На них без улыбки смотрел Алек О’Нил. По спине Пола пробежал холодок. Все-таки он сел рядом с Анни. Когда она притянула Пола к себе, его тревога исчезла.
Раздевая Анни, Пол смотрел на ее лицо. В синих глазах плескалось желание, то самое желание, которое она старательно скрывала во время интервью.
– Я только хочу, чтобы ты обнял меня, – шепнула Анни, но не остановила Пола, когда тот расстегнул на ней лифчик. Она встала на колени, чтобы расстегнуть брюки, и Пол помог ей снять их. Ее тело оказалось мягким и полным, чего Пол не ожидал, и в нем ему захотелось утонуть.
Он уложил Анни на ковер и снова поцеловал, потом опустил голову, чтобы взять в рот сосок. Анни придержала его за подбородок и заставила посмотреть ей в лицо.
– Ты не мог бы удовлетвориться тем, что просто полежишь рядом со мной? – спросила она.
Пол медленно покачал головой. Он ласкал ее, целовал и гладил, и сопротивление Анни постепенно ослабело.
Он испытал радость, когда все закончилось, и он лежал, обнимая Анни, чувствуя, как их сердца бьются в унисон. Ему показалось, что они лежат так очень долго, и он не сразу понял, что Анни плачет.
– Что случилось? – Пол поцеловал ее глаза.
Анни резко оттолкнула его и закрыла лицо руками.
– Я такая дура, – пробормотала она.
– Нет, Анни, не говори так и даже не думай.
Она села и отодвинулась в угол, прижимая к себе одежду, прикрываясь ею. Анни горько рыдала, уткнувшись лицом в свитер. Пол попытался погладить ее по плечу, но она застыла от его прикосновения. В неярком свете он увидел седину в ее волосах, серебристые пряди в рыжих кудрях. Они делали ее еще уязвимее.
Пол погладил Анни по волосам. Он не знал, что сказать, кроме того, что любит ее. Пол снова и снова повторял это, а Анни все плакала, закрыв лицо руками.
– Анни, перестань плакать, – взмолился он. – Скажи, что злишься на меня. Скажи хоть что-нибудь.
Она не отвечала, и в этой гнетущей тишине Пол начал одеваться. Он выключил свет над фотографией Алека, а потом снова сел рядом с ней. Анни перестала плакать, но не поднимала головы.
– Давай я помогу тебе одеться, – предложил Пол.
Она покачала головой:
– Нет. Пожалуйста, поезжай домой.
– Я не хочу оставлять тебя в таком состоянии.
– Пожалуйста…
Пол поднялся и неохотно направился к двери.
– Пол!
Он обернулся к ней. Анни подняла голову, и в неярком свете Пол увидел ее мокрые от слез щеки.
– Ты не мог бы уехать с косы? – спросила Анни. – Может быть, ты вернешься на материк? Прошу тебя, Пол, умоляю.
Отчаяние в ее голосе заставило его съежиться, как от удара. Он вернулся к ней, опустился на ковер, положил руки на ее голые коленки. Пол вдруг почувствовал, как холодно в мастерской. Анни не стала возражать, когда он вытащил из кучи одежды свитер и натянул на нее. Он высвободил длинные волосы из-под воротника и поцеловал ее в лоб.
– Я бы сделал для тебя все, что угодно, Анни, но уехать отсюда не могу. Здесь и мой дом тоже.
Когда в тот вечер Пол вернулся домой, Оливия уже спала. Он заранее предупредил ее, что задержится, и попросил не ждать его. Пол принял душ внизу, чтобы не будить жену, и только тогда обнаружил осколки стекла, впившиеся в его колено, в ладони, в плечи.
Пол поднялся наверх в ванную комнату и нашел в аптечке Оливии пинцет. Присев на край ванны, он принялся вытаскивать стеклянные занозы. Из ладони осколок вышел легко. Из колена он вытащил стекляшку с большим трудом. Из ранки начинала сочиться кровь, стоило ему согнуть ногу. Придется наклеить пластырь, иначе утром простыня будет в крови.
Читать бесплатно другие книги:
