Кафе лунатиков Гамильтон Лорел

Я стерла кровь с груди. Так, я всю жизнь водилась с монстрами, и теперь с одним из них помолвлена.

При этой мысли я остановилась и села на закрытую крышку унитаза. Я помолвлена. Снова.

Первый был таким безупречным, что даже Джудит понравился. Такой мистер Стопроцентный Американец, что я для него была недостаточно хороша, как решила его семья. Больше всего меня задело, что он недостаточно меня любил. И близко не так, как я его любила. Я бы для него бросила все что угодно. И это не та ошибка, которую стоит повторять второй раз.

Ричард был не такой, я это понимала. И все же оставался червь сомнения. Страх, что он разорвет помолвку. Страх, что он не разорвет помолвку. “Проклят ты будешь, если сделаешь, и если не сделаешь – тоже проклят”.

Глянув вниз, я заметила, что капаю кровавой водой на линолеум. Наклонившись, я ее вытерла. Пока что мне удалось отмыться до той степени, до которой можно было это сделать до дома и душа. Прихвати я с собой чистую одежду, можно было бы вымыться и здесь, но я об этом не подумала.

– Еду принесли, – постучал в дверь Эдуард.

Я оделась, сунула полотенце в умывальник и пустила холодную воду, проверила, что ткань не закрыла сток и открыла дверь. Мне в ноздри ударил запах бифштекса. Чудесный запах. Я уже восемь часов ничего не ела и, честно говоря, не много съела и тогда. Ричард меня отвлек.

– Как ты думаешь, обслуга нас не убьет, если мы закажем еще порцию?

Он повел рукой в сторону тележки официанта. Там стояли два заказа.

– Как ты узнал, что я буду голодна?

– Ты всегда забываешь поесть.

– Ну, ты просто мамочка года!

– Самое меньшее, что я для тебя могу сделать, – накормить.

Я посмотрела на него в упор:

– В чем дело, Эдуард? Ты что-то слишком заботлив.

– Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понять: тебе это не понравится. Считай, что еда – это предложение мира.

– Что именно не понравится?

– Давай поедим, посмотрим фильм, и все станет ясно.

Эдуард финтил, и это было на него не похоже. Он вполне может тебя пристрелить, но ходить вокруг да около не станет.

– К чему ты клонишь, Эдуард?

– Давай не будем задавать вопросов до фильма.

– Почему?

– Потому что тогда у тебя появятся вопросы получше. – С этими неопровержимыми словами он сел на край кровати и налил красного вина себе в бокал. Потом отрезал кусок мяса, настолько слабо прожаренного, что в середине была кровь.

– Только не говори, что у меня бифштекс тоже с кровью.

– У тебя он не с кровью. Ты любишь мясо, зажаренное намертво.

– Ха-ха, как смешно.

Но я села. Странно было разделять трапезу с Эдуардом в его номере, как будто мы – два бизнесмена в деловой поездке, и это у нас рабочий обед. Бифштекс был хорошо прожарен. Картошка, жаренная по-домашнему, со специями, занимала на тарелке почти столько же места, сколько мясо. Еще имела место кучка брокколи, которую можно было сдвинуть на край и не обращать на нее внимания.

Кола была налита в запотевший винный бокал – он был чуть великоват, но мне понравилось.

– Фильм начнется близко концу, но вряд ли у тебя будут трудности с пониманием сюжета.

Он щелкнул пультом, экран телевизора мигнул, какая-то передача сменилась интерьером спальни.

Женщина с длинными каштановыми волосами лежала на спине посередине круглой кровати. Она была голой – по крайней мере, то, что было от нее видно, было голым. Ниже талии она была заслонена яростно шевелящимися ягодицами черноволосого мужчины.

– Это же порнография! – Я даже не попыталась скрыть удивление.

– Несомненно.

Я глянула на Эдуарда. Он точными аккуратными движениями резал бифштекс. Отрезал кусок, положил в рот, прожевал, проглотил и запил вином.

Я снова стала смотреть “фильм”. К паре на кровати присоединился еще один мужчина. Он был повыше первого, с более короткими волосами, но описать его подробнее было бы трудно – главным образом потому, что я старалась не смотреть.

Я сидела на краю кровати Эдуарда и впервые ощущала неловкость в его присутствии. Между нами никогда не было напряжения сексуального характера. Мы могли бы когда-нибудь убить друг друга, но не поцеловаться. А вот сейчас я была в номере у мужчины и смотрела порнофильм. Порядочные девушки так себя не ведут.

– Эдуард, за каким чертом это все надо?

Он щелкнул пультом:

– Смотри, вот лицо.

Я повернулась к экрану. На меня смотрело застывшее изображение – второй мужчина. Это был Альфред.

– О Господи!

– Ты его знаешь? – спросил Эдуард.

– Да. – Нет смысла отрицать. Альфред мертв, и Эдуард ему ничего плохого не сделает.

– Имя?

– Альфред. Фамилии не знаю.

Эдуард нажал ускоренный показ. Изображения на экране задвигались с бешеной скоростью, занимаясь интимными вещами, на любой скорости непристойными. На ускоренном показе это было еще противнее – и смешно, и глупо.

Эдуард снова нажал паузу. Женщина застыла, глядя в камеру анфас, с открытым ртом, с глазами, застланными сексуальной поволокой. Волосы искусно раскиданы по подушке. Это должно было быть возбуждающим, но не получалось.

– Ты ее знаешь?

Я покачала головой:

– Нет.

Он снова пустил пленку.

– Скоро конец.

– А второй мужчина?

– У него все время на лице маска.

Мужчина в маске взобрался на женщину сзади, бедрами охватил ее ягодицы, линии их бедер совпали. Его торс прильнул к ее туловищу, пальцы тискали ее руки возле плеч. Больше всего это было похоже, что он на нее наваливается, и секса было в этом очень немного.

Она держала его полный вес, опираясь на руки и колени, дыша прерывисто. По комнате пронеслось низкое рычание, камера дала наплыв на спину мужчины. Кожа его пошла рябью, будто кто-то проводил под нею рукой, и разгладилась, потом еще рябь, будто оттуда проталкивалось наружу что-то небольшое.

Камера отъехала; мужчина все еще обволакивал женщину. Рябь на спине стала сильнее; что-то проталкивалось у него из-под кожи, и настолько сильно, что это было бы видно даже под одеждой. Я такое видела у Джейсона прошлой ночью.

Не могу не признать, что это завораживало. Я видела, как человек перекидывается, но не так. Не до мельчайших деталей, не под неотступным взглядом камеры.

Кожа на спине мужчины лопнула вдоль, он взвился на дыбы, охватив руками талию женщины и вопя. По спине его потоком хлынула светлая жидкость, заливая женщину и кровать.

Женщина чуть подстегнула его, пошевелив ягодицами, склонив голову к простыне. Из спины мужчины вырвался мех, руки судорожно прижались к бокам. Он снова наклонился к женщине, упираясь руками в простыню, разрывая белую ткань мохнатыми когтями.

Он съежился, мех расходился по его коже все быстрее, почти как растекающаяся жидкость. Маска спала с него – лицо уже не подходило к ней по форме. Камера дала маску крупным планом. Что-то в этом было от искусства... Черт, не могу найти слово.

Человека больше не было. На женщине сидел черный леопард, и был этим очень доволен. Он прижался к ней, губы раскрылись, обнажив блестящие зубы. Леопард ткнулся ей в спину, слегка пустив кровь. Женщина низко простонала, и по ее телу прошла дрожь. Снова в объективе появился Альфред, все еще в форме человека. Он подполз к кровати и впился в женщину поцелуем. Долгим настоящим поцелуем, с бешеной работой языков. Потом поднялся на колени, все еще не прерывая поцелуя, и все его тело раскачивалось. Он был очень возбужден ее видом.

По спине его прошла рябь, он оторвался от женщины, вцепившись руками в простыни. У него изменение произошло быстрее. Камера дала крупным планом его руку, Кости скользили под кожей с мокрыми сосущими всхлипами. Переползали, меняя положение, мышцы и сухожилия. Лопнула кожа, и хлынула та же прозрачная жидкость. Рука сменилась голой когтистой лапой и тут же покрылась мехом.

Он стоял на полусогнутых, получеловек-полуволк, но несомненный самец. Закинув голову вверх, он взвыл, и комнату наполнил глубокий резонирующий звук.

Женщина подняла на него расширенные глаза. Леопард спрыгнул с нее, покатился по кровати – ни дать, ни взять огромный котенок, завернулся в шелковистую простыню, и оттуда торчала только черная морда.

Женщина легла на спину, расставив полусогнутые ноги, протянула руки к волколаку, облизывая губы кончиком языка, будто действительно испытывая наслаждение. Может быть, так оно и было.

Вервольф ворвался в нее, и это не было ласково. Она ахнула так, будто ничего лучшего в жизни не испытывала.

Женщина испускала учащающиеся стоны – либо она была очень хорошей актрисой, либо приближалась к оргазму. Не знаю, какой из этих вариантов мне больше нравится. Наверное, хорошая игра.

Она кончила, издав звук средний между стоном боли и радости, и осталась лежать на спине; тело ее будто растеклось по постели. Вервольф воткнулся в нее последний раз, весь задрожав, и провел сверху вниз когтистыми лапами по обнаженному телу.

Она вскрикнула – тут уж играть не надо было. По ее телу алыми струйками потекла кровь. Леопард испуганно мявкнул и спрыгнул с кровати. Женщина заслонила руками лицо, но когтистая лапа отбила ее руки в сторону. Потекла кровь, и там, где когти ударили по руке, блеснула обнажившаяся кость.

Женщина теперь вопила громко и непрерывно, визг за визгом, успевая только набирать воздуху. Острая морда волколака нагнулась к ее лицу. У меня перед глазами мелькнула раздробленная челюсть жертвы в лесу. Но нет, этот тянулся к горлу. Он вырвал ей глотку, расплеснув огромный сгусток крови.

Глаза женщины смотрели в камеру, не видя, расширенные, блестящие, замутненные смертью. Почему-то на лицо кровь не попала. Вервольф поднялся на дыбы, с клыков его капала кровь. Огромная капля упала на лицо, расплеснувшись меж невидящих глаз. Леопард прыгнул обратно на кровать, облизал дочиста мертвое лицо длинными уверенными движениями языка. Вервольф лизал тело, опускаясь все ниже, к животу. Здесь он остановился, в камеру глянул желтый глаз. И начал жрать. Леопард присоединился к пиру.

Я закрыла глаза, но звуков было достаточно. Тяжелые, влажные, рвущие, они заполнили комнату. Я услышала собственный голос:

– Выключи.

Звуки смолкли, и я поняла, что Эдуард выключил ленту, но смотреть не стала. И не смотрела, пока не услышала звук перемотки пленки.

Эдуард отрезал себе кусок бифштекса.

– Если ты сейчас будешь это есть, я тебя облюю.

Эдуард улыбнулся, однако отложил нож и вилку и посмотрел на меня. Выражение его лица было нейтральным, как почти всегда. Невозможно было сказать, было ему приятно смотреть фильм или противно.

– Теперь можешь задавать вопросы, – сказал он. И голос его был совершенно обычным, приятным, не подвластным внешним раздражителям.

– Господи, где ты это взял?

– У клиента.

– Черт побери, зачем он тебе это дал?

– Эта женщина была его дочерью.

– Боже мой! Только не говори мне, ради Бога, что он это видел!

– Ты знаешь, что видел. Досмотрел до конца, иначе зачем было нанимать меня? Как правило, люди не нанимают киллеров убивать любовников своих дочерей.

– Он нанял тебя убить этих двоих?

Эдуард кивнул.

– А зачем ты показывал это мне?

– Потому что я знал, что ты мне можешь помочь.

– Эдуард, я не наемный убийца.

– Ты мне только помоги узнать, кто они, а остальное я сделаю сам. Не возражаешь, если я выпью вина?

Я кивнула.

Он отпил вина, и темная жидкость перелилась в бокале, куда более красная, чем была только что в фильме. Я сглотнула слюну и отвернулась. Меня не вырвет. Не вырвет.

– Где мне найти Альфреда?

– Нигде.

Он осторожным движением поставил бокал на поднос.

– Анита, ты меня огорчаешь. Я думал, ты мне поможешь, когда увидишь, что они сделали с этой девушкой.

– Я не отказываюсь помогать. Этот фильм хуже всего, что я в жизни видела, а видела я немало. Ты опоздал с поисками Альфреда.

– Насколько опоздал?

– Я убила его прошлой ночью.

Его лицо озарилось улыбкой – приятно посмотреть.

– Ты всегда облегчаешь мне работу.

– Ненарочно.

Он пожал плечами:

– Хочешь половину гонорара? Ты ведь сделала половину работы.

– Я мотнула головой:

– Я это сделала не за деньги.

– Расскажи, как это было.

– Нет.

– Почему?

Я посмотрела ему в глаза:

– Потому что ты охотишься на ликантропов, и я не хочу тебе кого-нибудь случайно выдать.

– Этот леопард-оборотень заслуживает смерти, Анита.

– Я с этим не спорю. Хотя, строго говоря, он не убивал девушку.

– Отец хочет обоих. Ты можешь его за это осудить?

– Нет, наверное.

– Тогда ты мне поможешь выяснить, кто он?

– Может быть. – Я встала. – Мне надо позвонить. Этот фильм надо еще кое-кому показать. Он может помочь тебе лучше, чем я.

– Кто это?

Я покачала головой:

– Сначала узнаем, придет ли он.

Эдуард кивнул – это был даже не кивок, скорее глубокий поклон от шеи.

– Как скажешь.

Номер Ричарда я набрала наизусть и попала на автоответчик.

– Ричард, это я, Анита. Возьми трубку, если ты дома. Ричард, возьми трубку.

Трубку никто не взял.

– А, черт!

– Нет дома? – спросил Эдуард.

– У тебя есть телефон “Кафе лунатиков”?

– Есть.

– Дай мне.

Он медленно произнес номер, и я его набрала. К телефону подошла женщина, но не Райна, и я была этому рада.

– “Кафе лунатиков”, у телефона Полли, чем могу быть полезна.

– Мне нужно говорить с Ричардом.

– Извините, у нас нет официанта с таким именем.

– Послушайте, я была гостьей Маркуса этой ночью. Мне нужно говорить с Ричардом. Это срочно.

– Я не знаю. То есть они там все очень заняты в задней комнате.

– Послушайте, просто позовите Ричарда.

– Маркус не любит, когда его беспокоят.

– Слушайте, Полли, – так вас зовут? Я уже тринадцать часов на ногах. Если вы немедленно не позовете Ричарда, я приеду сама и оторву вам голову. Я ясно выражаюсь?

– Кто говорит? – Ее голос звучал чуть раздраженно, но без малейшей примеси страха.

– Анита Блейк.

– Ой! – сказала она. – Я немедленно позову Ричарда, Анита, немедленно.

В ее голосе теперь явственно слышался страх. Она поставила меня на ожидание. У составлявшего программу музыкальной заставки явно было нездоровое чувство юмора. “Луна и розы”, “Голубая луна”, “Лунная соната”. Все с луной. “Луна над Майами” доиграла до половины, когда телефон щелкнул и ожил.

– Анита, это я. Что случилось?

– Со мной – ничего, но мне надо, чтобы ты кое-что посмотрел.

– Ты можешь сказать, что именно?

– Не телефонный разговор, как эти ни банально.

– Это точно не повод, чтобы еще раз со мной увидеться? – поддразнил он меня.

– Ты можешь приехать или нет?

– Конечно. Слушай, что случилось? У тебя ужасный голос.

– Мне нужно, чтобы меня обняли, и еще мне нужно стереть из памяти последний час моей жизни. Первое ты сделаешь, когда приедешь, со вторым мне придется жить.

– Ты дома?

– Нет. – Я глянула на Эдуарда, прикрыв микрофон ладонью. – Можно назвать ему твой адрес?

Эдуард кивнул.

Я назвала Ричарду номер гостиницы и объяснила, как проехать.

– Приеду как можно быстрее. – Он помялся, потом спросил: – Что ты сказала Полли? Она чуть ли не в истерике.

– Она не хотела звать тебя к телефону.

– Ты ей угрожала, – сказал он.

– Ага.

– Это была пустая угроза?

– Почти наверное.

– Доминанты стаи не позволяют себе пустых угроз по отношению к подчиненным.

– Я не член стаи.

– После этой ночи ты – доминант. Тебя считают доминантным ликантропом – одиночкой.

– И что это значит?

– Это значит, что если ты обещаешь кому-то оторвать голову, тебе верят.

– Тогда прошу прощения.

– Не передо мной извиняйся, перед Пошли. Я приеду раньше, чем ты ее успокоишь.

– Ричард, не давай ей трубку!

– Вот что ждет человека, который любит стрелять. Тебя начинают бояться.

– Ричард...

В трубке раздались женские всхлипывания, и следующие пятнадцать минут мне пришлось уговаривать плачущую верволчицу, что я ничего ей плохого не сделаю. Странной становится моя жизнь – даже в моих глазах.