Кафе лунатиков Гамильтон Лорел
Я хотела было сказать, что мы друзья, но меня остановило выражение его глаз. Он смотрел на меня чуть слишком внимательно. Будто изучая, будто никогда меня раньше по-настоящему не видел.
– О чем ты думаешь, Эдуард?
– О том, что ты могла бы заставить меня поработать за мои деньги.
– Что это значит?
– Ты же знаешь, как я люблю трудные задачи.
Я уставилась на него:
– Это ты в том смысле, что мог бы выступить против меня, чтобы узнать, чей будет верх?
Я сформулировала это как вопрос, и он не дал того ответа, который мне хотелось услышать.
– Да.
– Зачем?
– Я этого не буду делать. Ты меня знаешь – бесплатно не работаю, но это было бы... интересно.
– Брось меня пугать, Эдуард.
– Понимаешь, в первый раз я подумал: а вдруг верх был бы твой?
Он меня напугал. Я была вооружена, а у него оружия не было видно, но Эдуард всегда вооружен.
– Не делай этого, Эдуард.
Он сел одним плавным и быстрым движением. Моя рука дернулась к пистолету. Он уже наполовину вылез из кобуры, когда я сообразила, что Эдуард ничего не сделал – просто сел. Судорожно дыша, я опустила пистолет обратно.
– Эдуард, кончай эти игры. Иначе одному из нас не поздоровится.
Он широко развел руками.
– Игр больше не будет. Мне хотелось бы знать, Анита, кто из нас лучше, но не настолько хотелось бы, чтобы я стал тебя убивать.
Я отпустила руку. Если Эдуард сказал, что убьет меня сегодня, он бы говорил всерьез. Если бы это было по-настоящему, он бы сперва мне сказал. Он любил в таких вещах спортивность. Захватить жертву врасплох – это слишком просто.
В дверь постучали, я вздрогнула. Нервы? У меня? Эдуард сидел, будто не услышал, все еще глядя на меня глазами призрака. Я пошла к двери.
Это был Ричард. Он обхватил меня руками, и я ему это позволила. Прижимаясь к его груди, я четко понимала, что не успею вытащить пистолет, крепко притиснутый к телу Ричарда.
Оторвавшись от него, я провела его в номер. Он посмотрел на меня вопросительно, я покачала головой.
– Ты помнишь Эдуарда?
– Анита, ты мне не сказала, что все еще встречаешься с Ричардом.
Голос у Эдуарда был приятный, нормальный, будто он не размышлял минуту назад, каково это было бы – меня убить. Лицо открытое, дружелюбное. Он подошел к Ричарду, протягивая руку. Превосходный актер.
Ричард пожал ему руку с несколько озадаченным видом и поглядел на меня.
– Анита, что происходит?
– Эдуард, ты можешь поставить этот фильм?
– Если ты мне позволишь есть, пока он будет крутиться. Мой бифштекс уже почти ледяной.
Я проглотила слюну.
– Ты его уже видел и все равно заказал бифштексы. Зачем?
– Может быть, чтобы посмотреть, сможешь ли ты после этого есть.
– Сукин ты сын! Во всем тебе надо взять верх.
Он только улыбнулся в ответ.
– Что за фильм? – спросил Ричард.
– Жри свой бифштекс, Эдуард. Посмотрим фильм, когда ты закончишь.
– Тебе это настолько неприятно?
– Заткнись и лопай.
Он сел на край кровати и принялся резать мясо. Красное. Из него выступала кровь. Я пошла в ванную. Кажется, пока что меня не тошнит, но если я увижу, как он жует этот кусок, все может быть.
– Я собираюсь спрятаться в ванной. Если тебе нужно объяснение, пойдем со мной.
Ричард посмотрел на Эдуарда, потом на меня.
– Что тут твориться, черт побери?
Я втянула его в ванную и закрыла дверь. Потом пустила холодную воду и сполоснула лицо.
Ричард взял меня за плечи, стал массировать.
– Ты здорова?
Я покачала головой, и с лица разлетелись капли. Схватив полотенце, я скомкала его и прижала к лицу. Эдуард меня не предупредил, потому что любит шокировать людей. А предупреждение может ослабить удар. Настолько мне хочется, чтобы Ричард этот удар перенес спокойно?
Я повернулась к нему, все еще сжимая в руках полотенце. Его лицо было полно беспокойства, нежной заботы. Мне не хотелось, чтобы он выглядел так. И это я сказала “да”, еще и восьми часов с тех пор не прошло? Это казалось все менее и менее реальным.
– Этот фильм – подпольная порнуха, – сказала я.
Он был поражен. Уже хорошо.
– Порнография? Ты серьезно?
– Абсолютно.
– А зачем мне его смотреть? – Тут ему, кажется, что-то стукнуло в голову. – А почему ты смотрела этот фильм с ним?
В голосе Ричарда послышалась тончайшая примесь гнева.
Тут я расхохоталась, и смеялась, и ржала, пока слезы не потекли по лицу и не перехватило дыхание.
– Что тут смешного?
Ричард был несколько шокирован.
Когда я смогла сказать, два слова подряд, я ответила:
– Остерегайся Эдуарда, но никогда к нему не ревнуй.
Смех мне помог. Мне стало лучше, ослабло ощущение грязи, стыда, даже ужаса. Я поглядела на Ричарда. На нем был все тот же зеленый свитер, который лежал сегодня на полу у меня в кухне. И выглядел Ричард чудесно. А я как поняла, нет. В большой не по размеру рубашке с пятнами крови, в джинсах и кроссовках я в этой игре опустилась на несколько делений. А это важно? – подумала я, тряхнув головой. Да нет. Я просто тяну время. Мне не хочется выходить. Не хочется снова смотреть этот фильм. И уж точно не хочется сидеть в той же комнате с человеком, за которого я, быть может, выйду замуж, и глядеть, как он смотрит порнофильм. Так что, испорть ему неожиданность конца?
А он возбудится до того, как сцена станет кровавой? Я глядела на его совсем человеческое лицо и не знала.
– В этом фильм ликантропы и женщина, – сказала я.
– Их уже пустили в продажу? – спросил он.
Тут настал мой черед удивляться.
– Ты знаешь про этот фильм? Постой, ты сказал “их”. Есть еще такие фильмы?
– К несчастью, – ответил он, прислонился к двери и сел на пол по-турецки. Если бы он вытянул ноги, нам бы не хватило места.
– Объясни, Ричард.
– Это была идея Райны. Она убедила Маркуса приказать некоторым из нас участвовать в съемках.
– И ты… – Я даже не могла этого произнести.
Он покачал головой, и у меня в груди растаял набрякший ком.
– Райна пыталась поставить меня перед камерами. Тем, кому приходилось скрывать свою личность, давали маски. Я не стал этого делать.
– А Маркус тебе приказал?
– Да. Эти проклятые фильмы – одна из главных причин, почему я затеял восстание в стае. Иначе любой более высокого ранга мог бы мне приказать что угодно. Если Маркус одобрит, они могут приказывать все, что не против закона.
– Погоди, эти фильмы – не против закона?
– Скотоложство противоречит законам некоторых штатов, но, ликантропы, кажется, в щель этого закона провалились.
– А ничего другого незаконного в этих фильмах нет? – спросила я.
Он поглядел на меня:
– Что в этом фильме тебя так напугало?
– Это фильм с убийством актера.
Выражение его лица не изменилось, будто он ждал продолжения. Его не последовало, и он сказал:
– Ты наверняка шутишь.
– Хотела бы я, чтобы это было шуткой.
Он покачал головой:
– Даже Райна на это не пойдет.
– Насколько я могла видеть, Райны в этом фильме нет.
– Но Маркус бы этого не утвердил. Ни за что.
Он встал, не помогая себе руками, заходил от стены до края ванны и обратно, мимо меня, ударил кулаком в стену. Она загудела в ответ.
– В стране есть другие стаи. Это не обязательно мы.
– Там снят Альфред.
Он прижался спиной к стене, уперся в нее ладонями.
– Не могу поверить.
– Фильм готов, – постучал в дверь Эдуард.
Ричард рванул дверь и влетел в комнату, как грозовой вихрь. В первый раз я почувствовала изливающуюся из него иномирную энергию.
У Эдуарда расширились глаза:
– Ты ему рассказала?
Я кивнула.
Комнату освещал только экран телевизора.
– Вам, голубки, я уступлю кровать, а сам сяду здесь. – Он снова сел в кресло, прямо, глядя на нас. – Если вам передастся настроение, не стесняйтесь.
– Заткнись и включай.
Ричард сел на край кровати. Тележку уже убрали вместе со стоявшим на ней мясом. Отлично, меньше поводов для тошноты. Ричард, кажется, успокоился. Прилив энергии прошел так бесследно, что я подумала, уж не померещилось ли, и глянула на Эдуарды. Он смотрел на Ричарда, будто увидел что-то интересное. Нет, мне не померещилось.
Я решила было включить свет, но не стала. Для этого темнота больше подходит.
– Эдуард, – обратилась я к нему.
– Спектакль начинается! – провозгласил он, нажимая кнопку, и фильм пошел заново.
При первом же кадре Ричард застыл. Узнал он второго? Я не спросила – пока что. Сначала пусть посмотрит, вопросы потом.
Сидеть рядом со своим женихом на кровати, пока идет эта мерзость, мне не хотелось. Может быть, я еще толком не подумала, что для Ричарда значит секс. Означает ли он обязательное превращение? Я надеялась, что нет, и не знала, как выяснить это, не спрашивая, а спрашивать мне не хотелось. Если ответ будет “да скотоложству”, свадьба отменяется.
В конце концов, я прошла перед экраном и села в кресло рядом с Эдуардом. Второй раз смотреть этот фильм мне не хотелось. Эдуарду, очевидно, тоже, и мы оба стали смотреть, как смотрит фильм Ричард. Не знаю, что я ожидала увидеть или даже хотела увидеть. По лицу Эдуарда ничего нельзя было прочесть. Глаза его закрылись где-то на середине ролика, и он снова соскользнул вниз по креслу, будто уснул. Но я знала, что он не спит – он четко воспринимал все, что происходило в комнате. Иногда я думала, что Эдуард не спит вообще никогда.
Ричард смотрел фильм в одиночестве. Он сидел на самом краешке, сцепив руки, ссутулившись. Глаза его поблескивали, отражая свет экрана. Гладя на его лицо, я почти что могла понять, что происходит на экране. У него на верхней губе выступил пот, он смахнул его и заметил, что я за ним наблюдаю. Он смутился, потом разозлился.
– Анита, не надо на меня смотреть! – сказал он придушенным голосом, и в нем звучало что-то большее, чем эмоция. Или что-то меньшее.
Притвориться спящей, как Эдуард, я не могла. Так какого черта мне было делать? Я встала и пошла в ванную, при этом тщательно стараясь не смотреть на экран, но все же мне пришлось пройти перед ним. Я ощутила, что Ричард провожает меня взглядом, и у меня по коже пробежали мурашки. Вытерев руку о штаны, я медленно повернулась к нему.
Он смотрел на меня, а не на экран. В его лице были ярость – злость была бы слишком мягким словом – и ненависть. Я не думала, что злится он на меня. Тогда на кого? На Райну, на Маркуса… Или на себя самого?
От крика женщины его голова снова дернулась к экрану. Я смотрела на его лицо, пока он смотрел, как его друг убивает женщину. У него злобно перекосилось лицо, ярость вырвалась изо рта нечленораздельным криком. Он сполз с кровати на колени, закрыв руками лицо.
Эдуард уже стоял. Краем глаза я заметила это его движение и увидела у него в руке как по волшебству появившийся пистолет. Я тоже держала браунинг, и мы смотрели друг на друга поверх коленопреклоненного Ричарда.
А Ричард свернулся почти в позу зародыша, медленно покачиваясь на коленях взад-вперед. С экрана донесся звук разрываемой плоти. Он поднял искаженное шоком лицо, глянул один раз на экран и пополз в мою сторону. Я отступила с дороги, и он прополз мимо. В ванную.
За ним захлопнулась дверь, и раздались звуки рвоты.
Мы с Эдуардом стояли, глядя друг на друга. Все еще с пистолетами в руках.
– Ты достала пистолет так же быстро, как я. Два года назад у тебя еще так не получалось.
– Это были тяжелые два года.
Он улыбнулся:
– Вообще-то вряд ли бы кто-нибудь заметил мое движение в темноте.
– У меня отличное ночное зрение, – ответила я.
– Я это запомню.
– Эдуард, давай на сегодня заключим перемирие. Я дико устала от всего этого.
Он кивнул и заткнул пистолет сзади за пояс.
– Ты его не оттуда доставал, – сказала я.
– Нет, – согласился он, – не оттуда.
Я сунула браунинг в кобуру и постучала в дверь. Конечно, не оборачиваясь до конца. В данный момент я не чувствовала бы себя комфортно, оставив Эдуарда за спиной.
– Ричард, как ты там?
– Плохо, – ответил он голосом более низким и хриплым, чем обычно.
– Мне можно войти?
После долгой паузы донесся ответ:
– Может быть, лучше ты.
Я осторожно толкнула дверь, чтобы его не стукнуть. Он все еще стоял на коленях возле унитаза, опустив голову, и длинные волосы закрывали лицо. В руке он сжимал ком туалетной бумаги, и воздухе стоял острый сладковатый запах рвоты.
Я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
– Тебе чем-нибудь помочь?
Он помотал головой.
Я отвела его волосы назад, но он отдернулся, будто я его обожгла, и сжался в закутке между ванной и стенкой. На его лице застыл страх.
Я опустилась на пол рядом с ним.
– Пожалуйста, не трогай меня!
– Хорошо, хорошо, не буду. Но в чем дело?
Он не смотрел на меня. Его глаза обегали комнату, нигде не останавливаясь, но меня определенно избегали.
– Ричард, скажи мне.
– Я не верю, что Маркус знает. Он не может знать. Он бы этого не допустил.
– А Райна могла это сделать без его ведома?
Он кивнул:
– Она настоящая сука.
– Я заметила.
– Я должен сказать Маркусу. Он не поверит. Может быть, надо будет показать ему фильм.
Слова были почти нормальные, но голос, которым он из произносил… С придыханием, высокий, напуганный. Если так пойдет дальше, у него будет гипервентиляция.
– Ричард, сделай медленный и глубокий вдох. Все в порядке.
Он покачал головой.
– Нет, неправда. Я думал, ты уже видела нас с худшей стороны. – Он резко, отрывисто засмеялся. – Господи, вот теперь ты ее и увидела.
Я протянула руку – утешить его, погладить, что-то сделать.
– Не трогай меня! – крикнул он. Я отпрянула и оказалась в сидячем положении у дальней стены. Настолько далеко, насколько можно было, не выходя из ванной.
– Что с тобой твориться?
– Я хочу тебя, прямо здесь и сейчас, после этого фильма.
– Он тебя возбудил? – Я постаралась придать этим словам интонацию вопроса.
– Помоги мне, Господь, – шепнул он.
– Выходит, это и значит для тебя секс? Не убийство, но вот перед ним?
– Так бывает, но это небезопасно. В животной форме мы заразны, ты это знаешь.
– Но соблазн есть, – сказала я.
– Да. – Он подполз ко мне, и я почувствовала, как вся сжалась. Он снова сел на колени и поглядел на меня. – Я не просто человек, Анита. Я такой, как я есть. Я не прошу тебя радостно принять другую мою половину, но ты должна на нее посмотреть. Ты должна знать, как у нас с тобой будет или не будет. – Он всмотрелся мне в лицо. – Или ты передумала?
Я не знала, что сказать. Глаза у него уже не были дикими; они стали снова глубокими и темными. И в лице, в глазах был жар, не имеющий ничего общего с ужасом. Он встал на четвереньки, и это движение приблизило его ко мне. Лицо его оказалось в паре дюймов от моего. Он испустил долгий, прерывистый вздох, и волна энергии пробежала у меня по коже мурашками. Эта волна прижала меня к стене, как рука невидимки.
Он приник ко мне, едва не касаясь губами, но двинулся мимо. Щекой я ощутила жар его дыхания.
– Подумай, как это могло бы быть. Любовь в таком вот стиле, когда по твоей коже прокатывается энергия, пока я в тебе.
Я хотела к нему прикоснуться и боялась прикоснуться. Он отодвинулся, чтобы заглянуть мне в лицо, так близко, что мог бы поцеловать.
– Это будет хорошо! – И губы его коснулись моих. Следующие слова он шепнул прямо мне в рот, как по секрету: – И все это вожделение было оттого, что я увидел кровь и смерть и учуял страх.
Он уже стоял прямо, будто кто-то дернул его за ниточки. Быстро, как по волшебству. Даже Альфред в прошлую ночь выглядел бы по сравнению с ним увальнем.
– Вот кто я такой, Анита. Я могу притвориться человеком. Лучше, чем Маркус, но все равно это игра.
– Нет. – Но мой голос был не громче шепота.
Он проглотил слюну так громко, что я услышала.
– Я должен идти.
Он протянул мне руку. Я поняла, что он не может открыть дверь, когда я сижу под ней, разве что стукнуть меня этой дверью.
Я знала, что если я откажусь принять его руку, это будет все. Он никогда снова не спросит, и я никогда снова не скажу “да”. И я взяла эту руку.
Он выдохнул. Кожа его была горяча на ощупь, почти обжигала. От нее по моей руке прошли ударные волны. Его прикосновение в атмосфере силы, заполнившей всю тесную ванную, – это трудно передать словами.
Ричард поднес мою руку к губам и даже не поцеловал ее – скорее ткнулся в нее губами, потерся об нее щекой, кончиком языка провел по запястью. И выпустил ее так резко, что я качнулась назад.
– Мне надо отсюда выйти, и побыстрее. – У него на лице снова выступила испарина.
Он шагнул наружу. На этот раз свет в комнате был включен. Эдуард сидел в кресле, свободно положив руки на колени. Оружия видно не было. Я остановилась в дверях, ощущая вихри энергии Ричарда, заполняющие гостиную, как вырвавшаяся на свободу воля. Эдуард проявил колоссальное самообладание, не потянувшись за пистолетом.
Ричард пошел к выходу, и волны от его прохода ощущались почти физически. Взявшись за ручку двери, он остановился.
– Я скажу Маркусу, если застану его одного. Если же вмешается Райна, придется придумать что-нибудь другое.
Он глянул на меня в последний раз и вышел. Я почти ждала, что он побежит по коридору, но он этого не сделал. Самообладание в лучшем виде.
Мы с Эдуардом стояли в дверях и смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом.
Эдуард повернулся ко мне.
– И вот с этим ты встречаешься?
Еще несколько минут назад я бы оскорбилась, но сейчас еще ощущала кожей волны энергии Ричарда. Притворяться я больше не могла. Он просил меня выйти за него замуж, и я сказала “да”. Но я тогда не понимала, не понимала по-настоящему. Он не человек. В самом деле, воистину не человек.
Вопрос был вот в чем: насколько это важно? Ответ: я понятия не имею.
20
В воскресенье утром я проспала и опоздала в церковь. Домой я попала только около семи часов утра, и о том, чтобы успеть на десятичасовую службу, и речи не было. Наверняка Господь понимает необходимость сна, даже если ему самому это не нужно.
К вечеру я оказалась в Вашингтонском университете, в кабинете доктора Луиса Фейна, для друзей – Луи. Ранний зимний вечер наполнил небеса нежным пурпуром облаков, и полоски неба, как подсвеченный фон для них, виднелись сквозь единственное в кабинете окно. У Луи было окно с хорошим видом, что у докторантов бывает редко. Они – докторанты – в университетских кампусах дешевы.
Луи сидел к окну спиной. Он включил настольную лампу, и в наступающих сумерках она отбрасывала круг золотистой теплоты. Мы с ним сидели в островке света, и это было как-то более интимно, чем должно бы. Последний оплот против наступающей тьмы.
Кабинет Луи был должным образом захламлен. Вдоль одной стены шли книжные полки от пола до потолка, забитые учебниками по биологии, специальными журналами и полным собранием сочинений Джеймса Херриота. Застекленный скелет малой летучей мыши красовался рядом с дипломом. На двери висел плакат-определитель летучих мышей – вроде тех, которые продаются для птичьих кормушек. Знаете, как “Обычные птицы Восточного Миссури”. Докторская диссертация Луи была на тему о приспособлении малой летучей мыши к обжитым человеком местам.
На полках у него были выложены сувениры: раковины, кусок окаменелого дерева, сосновые шишки, кора с засохшим лишайником. Всякая ерунда, которую собирают студенты-биологи.
Ростом Луи был выше пяти футов шести дюймов, и глаза у него были такие же черные, как у меня. Волосы, прямые и тонкие, спускались чуть ниже плеч. Но это не было следование моде, как у Ричарда. Выглядело так, будто Луи просто забыл вовремя подстричься. Лицо у него было квадратное, худощавое и с виду вполне безобидное. Но на руках его, когда он в разговоре со мной сгибал пальцы, перекатывались мышцы. Даже не будь он крысолюдом, я не предложила бы ему бороться на руках.
Он специально появился на работе в воскресенье, чтобы со мной встретиться. У меня в этот день тоже был выходной. Первое воскресенье за много месяцев, когда мы с Ричардом даже не поговорили. Он позвонил и извинился, сказав, что у него дела в стае. Вопросов я задавать не могла – не станешь же выяснять отношения с собственным автоответчиком. И перезванивать ему я не стала – не была готова к разговору после вчерашнего вечера.
И утром чувствовала себя полной дурой. Я ответила “да” на предложение руки и сердца того, кого я не знаю. То есть я знала то, что Ричард мне показывал, его внешнее лицо, но изнутри – это был полностью новый мир, с которым я только начинала знакомиться.
– Так что ты и другие преподаватели думаете насчет следов, которые прислала полиция?
– Мы считаем, что это волк.
– Волк? Почему?
– Это определенно кто-то из больших собачьих. Это не собака, и остается только волк.
– Даже учитывая, что собачий след перемешан с человечьим?
– Даже при этом.