Страсть гордой княжны Шахразада

Свиток двадцать восьмой

Разговор утих, ибо перед ними распахнулась изумительная равнина, полого спускавшаяся к синеющему морю. На возвышенности белели стены дома… О нет, настоящего дворца! Зеленые луга незаметно переходили в сад, окруживший мраморные стены дома почти правильным кольцом. Пусть еще малы были в саду деревья, однако замысел того, кто разбил этот приют отдохновения, был отлично виден уже сейчас. Пройдут годы – и мандариновые деревья, яблони и оливы создадут гармонию вечного цветения.

– Да, это воистину дворец…

Свадебный поезд втянулся в распахнутые ворота. Впечатление готового гостеприимного дома было обманчивым: окна не пестрели занавесями, двор пустовал, не пахло яствами…

– Прекрасная моя, ты осмотришь дом изнутри, а я обойду его кругом. Должно быть, впереди все-таки немало работы. Придется потрудиться, чтобы превратить сей новый и пустой дворец в большой и уютный дом.

Джая кивнула. Ей было немного страшно входить одной в пустые комнаты, пугаясь звука собственных шагов и ежась от холода каменных стен.

Однако все оказалось не так страшно. Мудрости приказчиков, поставленных Рахимом, хватило на то, чтобы полностью оборудовать несколько просторных комнат с видом на море и сад.

К тому же дом не пустовал – перед Джаей опустились в поклоне две девушки и полуседой мужчина, еще полный сил.

– Приветствуем тебя, прекрасная хозяйка дома, – первым заговорил мужчина. – Позволь мне назвать свое имя. Я Наджа, управитель и страж твоей обители. Девы, что не смеют поднять глаз, – Раут, служанка твоей милости, и Аида, самая умелая кухарка под этим небом.

Толстушка в белом одеянии вдруг зарделась и хихикнула.

– Благодарю тебя, достойнейший, – в ответ поклонилась Джая. – Я рада, что не одна буду бродить по пустым комнатам.

Наджа чуть покровительственно ухмыльнулся.

– Покои твоей милости и твоего супруга готовы, пустеет лишь часть дома. Но нам приказано было дожидаться приезда нашей прекрасной хозяйки, дабы украсить комнаты по ее вкусу.

Джая в ответ благодарно улыбнулась. Тепло заботы ее свекра внезапно согрело девушку подобно солнцу в весенний день.

– Тогда, думаю, не следует медлить… Покажите мне все, прошу вас.

Девушки переглянулись: дочь княжеского рода вела себя как самая обычная девушка, она даже слегка робела.

Покои, предназначенные Масуду и Джае, радовали глаз. Просторные, полные света, они выходили в сад. Потолок опочивальни был восьмиугольным и сводчатым, его поддерживали деревянные колонны, замысловато расписанные руками искусного художника. Умелые руки другого мастера выложили пол бирюзовыми и беломраморными плитками. Легчайшие занавеси, двухслойный полог над огромным ложем из душистого сандалового дерева, шелк постели и роскошная шкура барса вместо ковра, невероятной цены венецианское зеркало – да, такие покои могли быть по карману только владыке…

За дневной комнатой, примыкавшей к опочивальне, распахнула двери и непременная спутница любого дворца – очаровательная маленькая баня, отделанная зеленой и белой фарфоровой плиткой, в центре которой красовался роскошный бассейн из зеленого оникса.

Раут и Аида тотчас же принялись распаковывать вещи госпожи и развешивать прозрачные шелковые занавеси, а Джая тем временем в сопровождении Наджи осматривала другие комнаты.

Первый этаж был совершенно готов для жилья, однако без мебели, занавесей и украшений. Джае пришлось, пусть мысленно, но признать правоту Масуда: впереди было еще много забот. Но уже сейчас юная хозяйка чувствовала, что этот дом рад ей.

Снаружи раздался голос Масуда – он отдавал приказания. Джая выглянула в окно, стараясь, чтобы муж не заметил ее. Хотя, говоря по чести, он бы не заметил сейчас и пушечной пальбы или целого стада слонов, ибо был всецело занят делом. Этот занятый делом хозяин мало чем напоминал ее Масуда, быть может, только лицом. Совсем другого человека сейчас видели глаза Джаи: более сурового, чем ее Масуд, более властного и даже какого-то чужого.

Девушка подумала, что этого нового для себя человека она вовсе не знает. Тот, прежний, был лишь гостем, пусть и желанным. Нынешний же – хозяин, которого беспокоят тысячи мелочей и по-настоящему большие задачи. Следовало устроить скакунов, но о сеновале никто не подумал; кладовые, по мнению мужа, оказались далековато от кухни; вода, проведенная во дворец, почему-то не добралась до сада, и, выходит, слугам будет куда труднее поливать его…

– Аллах всесильный, да лучше бы никто не брался за развалины! Где, скажите мне, лестница, что ведет в нижние этажи? Почему печь в полуденном углу? Куда складывать дрова для каминов?..

Наджа уже давно исчез – до захода солнца следовало еще сделать многое, а распоряжений хозяин успел отдать еще больше.

Джая не могла оторвать глаз от мужа: вот такого, сурового, неулыбчивого, деятельного человека она когда-то, в давние годы, мечтала видеть своим спутником жизни. Таким был начальник стражи ее отца – суровый воин, не стеснявшийся своего увечья, всегда готовый встать на защиту. Девушка вдруг вспомнила первый день, когда ее, любимую дочь, и ее младшего братишку магараджа за руки привел туда, где тренировались стражники.

– Дети, это наш давний друг, отважный Мехди. Некогда мы с ним совершили немало походов. На него мы можем положиться как на самого себя. Мехди, дети должны уметь все, что умеет наша стража. Обучи их.

Воин кивнул.

– Повинуюсь, мой правитель. Полагаю, девушке достаточно будет выучиться конному бою и стрельбе из лука. Ну, а юный господин… Что ж, благодарю за доверие. Я обучу их всему, что умею сам.

И обучил, пусть и не без слез, на которые совершенно не обращал внимания.

Вот таким сейчас увидела Джая своего мужа. Руки, для нее всегда источавшие нежность, казались налитыми чудовищной силой. Губы, ей улыбавшиеся, оказывается, могут быть сурово сжаты, глаза зорки и не упускают ничего…

– Ох, незнакомец, боюсь, что нам придется вновь узнавать друг друга. Ибо ты оказался вовсе не тем человеком, которого я доселе видела перед собой…

Перед Джаей, и это правда, была настоящая загадка. Как в одном человеке может быть сосредоточено столь много разных людей? Умелый хозяин, нежный возлюбленный, хитрый купец, сладкоголосый сказитель, нищий странник… Кто же из них настоящий? И не сделала ли она ошибку, впустив этого многоликого незнакомца в свое сердце?

Что ж, такие опасения были вполне обоснованными. Ведь простолюдинам зачастую куда проще, ибо они создают семьи с теми, кого уже знают, с кем успевают познакомиться, быть может, за годы до этого. И сколько же бывает разочарований даже у них! Ибо тот, кто раньше виделся таким заботливым, оказывается, умеет заботиться лишь о своем покое, кто выглядел опрятным, превращается в щеголя. Умелая стряпуха обращается в неряшливую сплетницу, а умная собеседница оказывается эгоистичной и черствой матерью…

Тем же, кто увидел свою судьбу лишь в миг церемонии, приходится потом долгие года узнавать своего спутника жизни, вновь и вновь находя поутру рядом с собой незнакомца и начиная день с того, чтобы, собравшись с силами, пытаться узнать его.

«Должно быть, – думала Джая, – мне еще повезло. Меня отдали, словно брошь с драгоценным камнем. Но этот незнакомец увидел во мне не игрушку, а человеческое существо. Не стал бросаться на меня, как на безмолвную наложницу, а принял в свое сердце как женщину, которую послала ему сама судьба. Он защитил меня от насмешек, увезя в далекие края, и здесь я вновь буду учиться жить. Буду учиться всему, что подарит мне эта жизнь. И он, непонятный, незнакомый, но такой привлекательный человек… Мой муж…»

От этих простых слов сердце девушки на миг замерло. И, словно почувствовав пристальный взгляд Джаи, Масуд поднял глаза.

О, одного этого было достаточно, чтобы дыхание Джаи замерло, а потом громкий вздох вырвался из ее уст. Удивительно, но сейчас, увидев мужа по-новому, она испугалась его и того, что оказалась теперь всецело в его власти. Однако следующая мысль, пришедшая Джае в голову, заставила ее победно улыбнуться: «Но ведь и он, этот страшный незнакомец, теперь находится всецело в моей власти. А разве я более знакома ему? Разве знает он обо мне больше, чем я о нем? Так, быть может, это и есть решение? Просто нужно стараться быть каждый день новой, оставаясь, однако, при этом самой собой. Пусть сегодня он увидит меня заботливой хозяйкой, завтра – смиренной наложницей, послезавтра – пугливой дикаркой. О, если у него, знакомого незнакомца, столько разных, пусть и милых душе, ликов, разве не может быть множество масок и у меня, гордой княжны, а ныне юной жены?»

О да, мой друг. Ты уже смирился с тем, что с домом забот не будет, что сможешь ты дни свои проводить в праздности… Так употреби же свободное время для того, чтобы каждое утро вновь знакомиться с собственной женой!

Свиток двадцать девятый

Утро восьмого дня застало Масуда на конюшне. Скакуны, подаренные щедрым названным братом, были устроены. Солома, вычищенные попоны, изумительные, ручной работы седла, широкие проходы между стойлами…

Та часть души, которая отвечала за поместье, теперь была почти спокойна. Не зря же Масуд за всю прошлую неделю не присел ни на миг. Благодаря своему болезненному дару он мог в любую минуту вспомнить, что и где у него находится, как открываются широкие ворота на главной подъездной дороге, как скрипит калитка, ведущая с заднего двора в обширный сад, что растет в этом саду, в каких кладовых и как расположены припасы и товары…

А вот та часть души, что горела огнем нарождающейся любви, спокойной отнюдь не была, ибо, отдав все силы хозяйственным заботам, он одаривал лишь ничтожными крохами внимания свою жену. Ту самую, гордую и ослепительно красивую княжну, с которой едва не заключил забавного уговора. О да, сейчас она уже не вспоминала об этом. Но он, Масуд, забыть не мог. Однако не о том сейчас болела его душа. Он вспоминал ту, которую назвал своей женой. Ту, которой преподал первые уроки любви…

Вспоминал нежную гордую княжну, потому как в красавице, что деятельно хозяйничала в поместье, ее не узнавал. Та избалованная дочь раджи куда-то делась. И на смену ей пришли самые разные женщины: увидел Масуд и усердную хозяйку, и начинающую стряпуху, и уснувшую от усталости девочку. Каждый лик этой переменчивой женщины был по-своему прекрасен, и Масуду оставалось лишь гадать, кто предстанет перед ним утром нарождающегося дня.

– Аллах всесильный… Да пусть хоть дикарка, лишь бы это была она… Та, о которой я грежу наяву, та, которая позволит мне вновь взять ее за руку.

О, Масуд, конечно, мечтал о куда большем. Но вот согласится ли сегодняшняя незнакомка просто поднять на него глаза, он не знал. И это заставляло его сердце биться чаще, предчувствуя невиданную остроту ощущений, которая будет дарована той самой, знакомой и незнакомой… Единственной.

Шаги отвлекли Масуда от размышлений. В конюшню вошла Джая. Девушка оделась более чем скромно – должно быть, планировала весь день провести в неустроенных покоях. Более всего она сейчас напомнила мужу цыганку-плясунью, которую видел он на одной из площадей в своих долгих странствиях. Та же дикая грация, те же колдовские глаза, те же роскошные черные шелковистые волосы…

– Аллах великий, как же ты прекрасна, моя звезда! Как можно скрывать такие красивые волосы?

Он проговорил эти слова чуть хрипловатым шепотом, в равной степени соблазнительным и опасным. Джая напряглась, как натянутая струна, она и ждала встречи с Масудом, и опасалась ее. Шепот мужа вызвал в ней доселе неизведанный трепет, тревога охватила ее. Точно так же, как тогда, в их первую ночь, в покоях, залитых лунным светом, ее тянуло к нему, но что-то в душе удерживало от смелых шагов.

Несомненно, Масуд понимал степень своей власти над ней. Он весьма уверенно, как делал это уже много раз, принялся перебирать тонкими пальцами волосы Джаи, забыв обо всем. Он гладил и ласкал их, наслаждаясь их чувственной шелковистостью, когда они скользили у него между пальцами. Потом сосредоточил внимание на самой девушке, поднял на нее глаза и провел тыльной стороной ладони по нежному подбородку, спускаясь к шее. Джая не шевелилась. Тени, окутавшие их, создавали чувство удивительной близости, лишая девушку всякого желания сопротивляться. Она догадывалась, что произойдет дальше, но была не в силах остановить мужа. Или не желала этого…

Ее повелитель склонился к ней. Рассеянный свет на мгновение коснулся его лица и шеи, из-под собранных волос мелькнуло родимое пятно. Однако взгляд Джаи был устремлен не на винно-красную полосу, а на губы Масуда. Они влекли девушку так неодолимо, что она едва дышала. Она почувствовала тепло его рук на плечах и попыталась вспомнить о благоразумии.

– Мой господин…

– Джая, любовь моя.

– Жеребец… Нам надо уйти подальше.

– Жеребец никуда не денется, стойло закрыто. У нас много времени, столько, сколько нужно.

– Но… сюда могут прийти…

– Нет, мы совершенно одни. – Его совсем не беспокоило, что им могут помешать. Пусть эта женщина принадлежит ему навсегда, но именно сейчас он должен удержать ее. – Тише, не шуми. Дай мне поцеловать тебя.

Он медленно привлек ее к себе, так что ее лицо оказалось напротив его лица. Он не спешил, тянул время, дразня ее. Его губы почти касались ее губ, согревая и лаская их дыханием. У Джаи против воли вырвался короткий нетерпеливый стон. Масуд довольно улыбнулся и сделал то, о чем она молила без слов, – прильнул к ее устам. Джая едва ли осознала, что этот негромкий стон издала она.

Масуд все крепче прижимался к ее губам, нежно, с мягкой настойчивостью требуя, чтобы она разжала свои губы. Когда это случилось, он тотчас погрузил язык в ее ласковое тепло. Он изучал языком ее рот, его очертания, проникая все дальше и дальше. Масуд обхватил руками ее голову и не спеша наслаждался долгожданным поцелуем.

Восхитительная истома охватила Джаю, она забыла о времени. Весь мир сразу сузился до его запаха, вкуса и влажного тепла его губ, его изучающего языка. Когда Масуд оторвался от нее и поднял голову, он дышал ровно и спокойно, а Джая, напротив, задыхалась и была не в силах сопротивляться неведомому. Она услышала, как мягко зашуршала солома – Масуд лег на спину и коснулся ее пальцев.

– Приблизься же ко мне, любовь моя.

Он чуть заметно потянул ее за руку, и она оказалась возле него, робко наблюдая за происходящим сквозь полуприкрытые веки. Масуд медленно скользил по ней жадным взглядом, внимательно рассматривая каждую деталь. Потом незнакомым, необыкновенно чувственным жестом он разгладил ее черные локоны.

– Аллах всесильный и всевидящий, мне кажется, я ждал этого мгновения целую вечность, – прошептал он.

– О нет, незнакомец, – отозвалась она низким грудным голосом. – Мы едва знакомы, не так давно ты и моего имени не слыхал.

– Ты моя жена… Сотни и сотни часов… Я считаю каждое мгновение нашего счастья. Но сейчас, клянусь, мне пришлось призвать на помощь всю свою изобретательность, чтобы устроить это свидание. – Улыбка Масуда была ленивой и обворожительной. Он вытянулся подле нее, опершись на левую руку. – Я знаю и не знаю тебя, хочу знакомиться с тобой – и не решаюсь. Теряюсь в догадках: ты та, кого я видел поутру в опочивальне, или…

Джая подняла глаза на мужа. Да, он не обманывал ее: он знал ее и не знал, робел, как мальчик, и чувствовал необыкновенный прилив сил, как уверенный в себе муж.

– Моя греза, ты должна доверять мне. Ты не должна бояться…

Его правая рука легко поглаживала ее шею.

– Я не боюсь тебя, незнакомец…

– Нет? Разве ты не дрожишь сейчас, как дева, впервые ощутившая прикосновение мужчины? Разве не желаешь большего?

– Нет, – прошептала Джая. – Не дрожу, не боюсь… Не желаю.

– Не желаешь?

Масуд тихо и заразительно рассмеялся. Он лежал на левом боку, почти весь в тени, и только выгоревшие во время странствий волосы переливались в пробивающемся свете. Но вот он опять склонился над ней.

Джая напряглась всем телом, когда Масуд перешел в наступление. Он водил кончиком языка по изгибам ее уха, прижимался к ней горячими губами, сметая своими ласками последние попытки сопротивления и последние сомнения. Эти нежные чувственные ласки приводили Джаю в трепет. Она закрыла глаза, признавая свое поражение. Жар горячей волной прошел по ее телу, она часто задышала.

По этому участившемуся дыханию Масуд понял, что близок к исполнению заветного желания, и смело перешел к следующему уроку, начав осторожно расстегивать мелкие пуговицы ее одеяния.

Спустя несколько мгновений Джая ощутила прохладу – Масуд стянул с ее плеч платье и обнажил грудь. Она громко вскрикнула, мысли ее смешались. Джая знала, что следует остановить его, знала, что должна справиться с нахлынувшими ощущениями, однако вместо всего этого только бессильно прижималась к нему, неразборчиво бормоча слова протеста. О, сейчас она не узнавала себя, да и вряд ли эта робкая дева была сейчас той гордой княжной…

– Тише, милая, – еле слышно прошептал он.

Он накрыл одну ее грудь ладонью и начал осторожно сжимать, наслаждаясь мягкостью и упругостью ее тела.

– Нет, – слабо выдохнула девушка, безвольно качая головой из стороны в сторону.

– Тебе не нравится?

– Не в этом дело… нельзя… мне больно. – Сосок у нее затвердел и отзывался легкой болью под его пальцами.

– Но приятно?

Она не ответила, но он и так знал ответ. Он знал, потому что прижался губами к ее шее под подбородком и почувствовал, как часто бьется ее сердце.

– Сколько дней ты мучаешь меня, – прошептал он. – Будет справедливо, если теперь я немного помучаю тебя. Ведь ты сейчас испытываешь настоящие муки, не так ли, моя чаровница?

– Да, да… – задыхаясь, проговорила она, выгибая спину в ответ на прикосновение его руки.

– Хорошо…

Опытными, нежными пальцами он принялся ласкать ее обнаженную грудь, возбуждая ее легкими, размеренными движениями, едва касаясь кожи и чувствуя сумасшедшие удары ее сердца. Его рука скользила по груди вверх к подбородку и возвращалась назад, легко находя и массируя места наибольшего возбуждения. Действовал он с уверенностью мужчины, хорошо знающего, как отзывается женское тело на ласки.

Совершенно смешавшись, Джая бессильно потянулась к нему. Еле слышный стон вырвался у нее, когда он приник головой к ее груди. Но едва он теплыми губами коснулся соска, стон окреп и вырвался наружу. А когда он припал к груди и начал языком ласкать соски, новое огненное ощущение пронзило ее, оно было уже знакомо, но в то же время всегда бесконечно ново.

Джая вновь познала желание. Ее тело, охваченное страстью, налилось невероятной тяжестью и напряглось. Его ласки возбуждали, доводили до исступления. Поддаваясь едва сознаваемому первобытному инстинкту, она подняла руки, запустила пальцы в его кудри и прижала голову Масуда к груди. Больше Джая не сопротивлялась. Она вновь ощутила и впервые поняла, что значит быть желанной. Своей страстью, ласками он говорил, что ценит и хочет ее, что она нужна ему. От этого нового ощущения у нее закружилась голова. Никто никогда не любил ее так!

Он медленно снял с нее платье. От холодного воздуха Джая поежилась, но нежные слова ободрения быстро согрели ее.

– Моя огненная женщина… Расслабься… Тебе будет очень приятно… Позволь мне любить тебя. – Его жаркий шепот слышался над самым ее ухом, рука его стала смелее, она медленно продвигалась вдоль ноги вверх, приятно сжимая и отпуская бедро, поглаживая бархатистую кожу живота. – Не прячься от меня, любовь моя… Не скрывай свои безупречные ноги.

Когда она нерешительно повиновалась, его рука скользнула под темный треугольник мягких волосков, туда, где лежал путь к неземному блаженству.

Он прильнул к ее губам, заглушив вскрик. Его губы и язык двигались в такт с рукой, возбуждая и подготавливая к пику наслаждения. Охваченная любовной истомой, плоть ее стала влажной и податливой под его искусными пальцами. Эти теплые пальцы становились все смелее, исследуя ее, раздвигая и проскальзывая вглубь между трепещущими складками, то задерживаясь там, то возвращаясь наружу, чтобы ласкать еще и еще.

Стеная и всхлипывая от наслаждения, Джая выгибалась, голова ее металась из стороны в сторону. Она не понимала, что он с ней делает. Казалось, он знает ее тело лучше, чем она сама. Он знал, где касаться и ласкать, где дразнить и мучить, как заставлять дрожать и трепетать от страсти, как просто свести с ума…

Необыкновенно возбужденный этой порывистой, трепетной женщиной, лежащей рядом с ним, Масуд глубоко вздохнул, чтобы немного остудить свой пыл. Он не желал торопить события. Ему отчаянно хотелось овладеть ею, потеряться в глубинах ее тела, но желание доставить наивысшее удовольствие ей заставило его почти перестать ощущать себя. Она должна была до конца познать все оттенки наслаждения, которое женщина может получить от мужчины.

Джая откинула голову назад и позволила ему делать с собой все, что он хотел. Она уже больше не думала о сопротивлении, она вообще не могла ни о чем думать, вдыхая пьянящий запах его тела, смешавшийся с запахом сена, наслаждаясь его вкусом, ощущая биение его сердца и движения его требовательных пальцев. Джая была не в состоянии лежать спокойно, она задыхалась и извивалась под напором его ласк. И вдруг тело ее резко напряглось и замерло. Джая испытала такое потрясение, такие ощущения, что она испугалась – ей показалось, что она умирает…

Масуд приглушил своими поцелуями ее восторженный стон, перемежающийся всхлипыванием, не убирая руки из ее влажной плоти. И только когда волны экстаза слегка улеглись, он осторожно обнял дрожащее тело девушки руками. Он желал ее безумно, до боли, но боялся напугать. Хотелось просто вытянуться, успокоиться, остыть, и он продолжал крепко обнимать ее, давая время прийти в себя.

Несколько мгновений спустя Масуд поднял голову, нежно и ласково посмотрел Джае в лицо. В полутьме она казалась бледной до синевы. Когда же открыла глаза, у Масуда перехватило дыхание: таких глаз он не видел еще никогда в жизни и никогда в жизни не видел столько радости от впервые утоленного желания.

Джая приподнялась и склонилась над ним.

– Ответь мне, незнакомый маг, так бывает всегда?

– Так?..

– Так, будто улетаешь… Больно и сладко…

– Да, моя греза. Так бывает всегда, когда тот, кого ты принял сердцем, принят и твоим телом.

Джая едва слышно рассмеялась и уткнулась лицом ему в шею. Наслаждаясь шелковистостью ее черных как смоль волос, Масуд с нежностью убрал их спутанные пряди с груди. Он представил, как эти волосы накрывают его, и вздрогнул от острого желания овладеть ею. Он жаждал сделать это тотчас же, но хотел, чтобы она привыкла к новым ощущениям. Он был готов ждать столько, сколько понадобится. Если у него, Аллах всесильный и всевидящий, хватит на это сил.

И едва Масуд произнес в душе эту клятву, как Джая подняла лицо и посмотрела прямо в его глаза.

– Так бери же меня! Бери сейчас, ибо мое тело не просто приняло тебя, оно тебя жаждет…

И устои рухнули, не выдержав потоков головокружительной страсти, в какую окунулся Масуд. Он едва помнил, что делал дальше. Едва ощущал, как ласкал и гладил, как позволял ласкать и гладить себя. Словно гигантская волна, приближаясь к берегу, становится все выше, так поднималось в нем изумительное чувство разделенной страсти, радость от наслаждения любимым телом, столь щедрым на ласку и готовым ответить.

Наконец Масуд решился. Он приподнялся и, стараясь быть очень осторожным, соединился с Джаей. Девушка распахнула огромные глаза и, улыбаясь, ответила движением на первые, легкие движения Масуда.

– Наконец, мой единственный… Я так ждала тебя…

И более ничего не смогла проговорить, ибо Масуд повел наступление так, будто впервые познал страсть. Мгновения терялись в страстном шепоте, минуты заглушались вздохами наслаждения… И наконец два крика страсти соединились в один, родив подлинный гимн любви.

«О Аллах великий… Должно быть, родиться можно было лишь для этого… Нет в мире женщины более предназначенной для меня, чем эта гордая княжна и робкая возлюбленная!»

– Прекрасный мой… Так значит, именно этого я пыталась тогда, в ночном саду, лишить тебя?

– Глупенькая моя девочка… Ты пыталась лишить этого волшебства не только меня, но и себя. Почему-то хотела обделить нас обоих.

– Воистину, муж мой, ты прав. Пыталась обделить тем, что способно вознаградить…

«О да, любимая… Вознаградить. Ибо лишь разделенная любовь правит миром. Любовь же утаенная выжигает душу и лишает жизнь красок и смысла».

Джая, быть может, неосознанно подслушав мысли Масуда, с удовольствием вспомнила клятву мужа: «Я обещаю, что не пожелаю тебя как мужчина до того самого дня, когда ты пожелаешь меня как женщина…»

О да, Масуд сдержал свое слово. Лишь тогда, когда ему удалось разбудить ее желание, он возжелал ее, свою жену.

– Воистину, любимый, ты всегда держишь слово!

Свиток тридцатый

Дни следовали за днями, слагаясь сначала в недели, потом и в месяцы. Острота первых дней на новом месте чуть утихла. Масуд почувствовал, что уже может меньше времени уделять стенам и потолкам, саду и конюшне, заднему двору, бассейну с фонтаном и дорожкам. Наконец у него появилось время, чтобы вернуться к своему непростому ремеслу. И, что гораздо важнее, у него появилось желание это сделать.

Сам Масуд относился к своим купеческим способностям как к искусству, ибо именно так можно назвать умение балансировать на тонкой грани между выигрышем и потерей. Не чудом ли является воистину волчье чутье на спрос?

Итак, уверившись, что дела в поместье идут своим чередом и не требуют его пристального внимания, Масуд отправился в город, дабы найти место для своих лавок, уговориться с местными купцами, выяснить, чего желают красавицы и что более охотно покупают их мужья.

Конечно, он мог всего этого не делать, ибо даров названного брата хватило бы на дюжину безбедных жизней или на жизнь почти царскую для него, его прекрасной жены и всех их слуг вместе с чадами и домочадцами. Однако подобное ленивое существование претило деятельной натуре Масуда – ему становилось тесно даже в самых роскошных покоях, полных обожания и неги.

Итак, коляска с Масудом, пыля по дороге, покинула поместье. Наджа с трудом водрузил на место тяжелую воротину и вернулся в сад.

Джая, пусть и привыкшая к влажной жаре своей родины, томилась от зноя, ибо как бы ни было жарко в княжестве Нарандат, страну Ал-Лат, пусть и выходящую к океану, можно было смело назвать страной по-настоящему полуденной и по-настоящему знойной. А потому посреди сада едва ли не в первую очередь появился фонтан с бассейном – лишь здесь, у воды, в прохладной тени платанов можно было спрятаться от дневного пекла.

– Ох, зря хозяин отправился в город… Зря…

– Отчего ты говоришь так, Наджа?

– Оттого, добрая моя хозяйка, что, кроме разочарования, сегодняшний день, да и последующие дни, ничего уважаемому Масуду не принесут.

Джая пристально посмотрела на управителя.

– Ты что-то знаешь, достойный? Отчего же ты не поделился своим знанием с хозяином?

Наджа пожал плечами.

– Я-то поделился… Но хозяин горяч и нетерпелив. Он сказал мне, что должен все разнюхать сам. И если я все же окажусь прав, уже тогда принимать решение.

– Но что, что ты знаешь? О чем ты рассказал моему нетерпеливому супругу?

Наджа тяжело вздохнул.

– Ох, госпожа… Не дело рассказывать все это женщине. Однако если хозяин не слышит моих слов, быть может, он услышит твои.

– Не томи, уважаемый. Ты расскажи это не мне, женщине, а например, кувшину с персиковой водой… Или фонтану. Я же буду тайком подслушивать вашу беседу.

Наджа улыбнулся. Старый шрам через щеку на миг превратил его лицо в подлинную маску смерти. Однако Джая уже настолько привыкла к его облику, что даже не заметила этого.

– Да будет так. Знай же, прохладный фонтан, что слухи о скором появлении в наших краях нового торговца беспокоили базар уже давно. Оно бы и ничего, однако торговое братство почему-то воспротивилось возвращению в наши края семейства ибн Салахов. Упорно ходили разговоры, что самый старший из них еще три сотни лет назад знался с черными колдунами – иначе отчего так быстро дела его пошли в гору? Поговаривали, что сын его получил в наследство вместе с темными умениями и кольцо, дающее власть над джиннами, ибо новые товары в лавках ибн Салахов появлялись куда быстрее, чем в лавках других торговцев, до того уважаемых и признанных самыми успешными и оборотистыми.

Джая покачала головой.

– Вот так, уважаемый фонтан, – заметила она, – из лени и надменности и рождается противодействие. Разве джиннам под силу выдержать ежедневный, почти каторжный труд настоящего торговца? Ибо он, не медля ни секунды, наблюдая и сравнивая, должен быть готов к тому, чтобы сегодняшние притирания сменить модными завтра, а не ждать, пока весь базар будет ломиться от них. Он должен знать, что мода – настоящая хозяйка души любой женщины, она переменчива, как погода в море. Что именно она, а не толщина кошелька, командует вкусами женщин в этом мире. А уж они, эти слабые робкие создания, могут выпросить или вытребовать все, что пожелают, у любого из мужей, сколь бы суровым и мудрым он себя ни считал…

– Воистину, – кивнул Наджа, – о фонтан, это чистая правда. Однако надо же как-то прикрывать собственную леность и нерасторопность. Так не лучше ли назвать виноватым того, чей пример столь сильно глаза колет.

Фонтан едва слышно журчал, соглашаясь с обоими своими собеседниками.

– Одним словом, о мудрая влага, местный торговый люд менее всего желал появления нового купца. И еще меньше он желал появления купца, знающегося с черными силами. Вот поэтому я и сказал тебе, о сокровище прохлады, что хозяин зря отправился в город. Никто, конечно, не скажет ему «нет», все будут гостеприимно приторны, будут кивать своими линялыми чалмами и повторять: «Приходите завтра!» – эту великую фразу, которая переживет века и покорит все страны, сколь бы укреплены ни были их границы. Однако ни в присутствии наместника, ни среди базара, ни даже у городской стены не найдет наш достойный хозяин ни грана сочувствия. Могу держать пари, что вечером официальный сюртук, усталый и пропитавшийся пылью и потом, который уважаемый Масуд надел поутру, будет заброшен в подвал навсегда…

– Увы, мудрый фонтан, – задумчиво проговорила Джая, – так бывает… И сколь бы ни были различны языки и верования, сколь были бы непохожи купцы и лавочники разных стран, зачастую ведут они себя так, будто их родила одна суровая мать и воспитывал один, глупый до одури наставник.

– Да, тихая влага, это воистину так… – согласно кивнул Наджа.

Первой этой игры не выдержала Джая – она прыснула от смеха и отложила рукоделие. Управитель усмехнулся в усы и не без одобрения посмотрел на хозяйку. Эта черноглазая иноземка показалась ему сейчас во сто раз милей любой местной девушки, ибо выяснилось, что она не только хороша собой и желанна хозяину, но к тому же и отнюдь не глупа. Быть может, она даже много умнее любого из местных, надутых, словно породистые индюки, купцов.

– Однако надо же что-то делать, неспешная влага, – задумчиво произнесла Джая. – Надо что-то делать… Но так, чтобы Масуд, о боги! никогда не узнал ни о том, что мы ему помогли, если удастся помочь, ни о том, что помочь не смогли, ибо преодолеть глупость оказалось выше наших сил.

– Это так, мудрая хозяйка. Мы с фонтаном согласны с тобой и готовы помочь всем, что будет в наших силах.

Джая улыбнулась. Любому приятна похвала, вне зависимости от того, насколько она заслуженна. Девушка задумалась, но всего на миг, ибо решение, очень простое и очень женское, нашлось весьма легко.

– О, заботливый управитель, твои силы понадобятся мне все без остатка – без тебя я просто не справлюсь. А теперь собирайся-ка и ты на базар… Должно быть, ты знаешь самые людные лавки, в которых хозяйничают самые наглые и ленивые торговцы. Возьми с собой Раут, или Аиду, или их обеих. Покупай мало, перебирай даже самыми хорошими, на твой взгляд, товарами. И почаще рассуждай вот о чем…

Приказ хозяйки звучал недвусмысленно, а поручение было и мудрым, и легким. И, к тому же, весьма коварным, воистину, подлинным источником его могло быть лишь женское коварство. А потому уже совсем скоро за коляской закрылись главные ворота – Наджа и Раут отправились за покупками, движимые не только стремлением угодить хозяйке, но и вполне здоровым желанием наказать ленивых и глупых купцов.