Клуб худеющих стерв Парфенова Акулина
Юля прокипятила ножницы, нашлась когда-то завалявшаяся хирургическая нить. Ножницы оказались туповатыми, пуповину Юля резала долго, и получилось не очень.
– Соседи выбросили.
– Что ты хочешь делать?
– Рожать, прямо сейчас.
– Зачем?
– Мне нужен мальчик. Имитируем двойню.
– Я вызову «скорую». Впрочем, еще рано. Покажет ся головка – вызову, а так родовые пути закрыты, откуда взялся первый младенец – никто не поймет. Ты не боишься, что ребенок больной?
– Девчонке всего пятнадцать лет, еще не успела организм отравить. – Настя сунула Юле в руки карточку беременной: – Вырви результаты УЗИ.
Вскоре начались схватки. Первую дочь Настя рожала всего три часа. Вторые роды обычно короче первых, так случилось и с Настей. «Скорая» приехала, когда Настина девочка уже вовсю лезла наружу. Врачу ничего не оставалось, как принять роды. Настя попросила отвезти ее в самый загруженный бесплатный роддом. Юле пришлось пожертвовать простыни, используемые для тренировок. Она очень кстати закончила гладить комплект как раз перед Настиным звонком. В роддоме было полно рожениц – весенний бум, поэтому никто не стал всматриваться и придираться. Температура нормальная, плацента вышла, а сколько пупочных каналов из нее росло, никто считать не стал. Правда, при выписке врач, пожилая дама, удивилась, что нигде в карточке не написано, что ожидается двойня. Но Настя строила из себя дурочку и пожимала плечами. Дама разразилась гневной тирадой в адрес коллег из районных женских консультаций, выписала Настю и дала ей две справки о рождении детей.
Прямо из роддома Настя приехала с детьми и пожитками к воротам «мавзолея».
Шамиль вышел ей навстречу. Счастливый старик взял «внука» на руки и открыл перед Настей большие ворота и свое сердце.
– Вылитый Русланчик, – пробормотал он с акцентом и смахнул слезу заскорузлым кулаком.
Посовещавшись, они договорились, что замок станет собственностью новорожденного внука, Настя продаст квартиру, Шамиль дом за городом, а еще продадут под таунхауз половину участка в шестьдесят соток вместе с двумя собаками, оставив себе вполне приличные двадцать соток и самого старого и умного пса из трех. Вырученных денег должно хватить на несколько лет скромной жизни.
И Настя заняла три комнаты на первом этаже.
Всю следующую неделю дед смотрел за детьми и готовил пищу, а Настя приводила в порядок недвижимость. И в отличие от деда она вовсе не собиралась усту пать мелким подчиненным бандитам право собственности на охранную фирму своего покойного мужа.
Илья подготовил для Юли сто тысяч евро, положил их в домашний сейф и отправился в заграничную командировку. Командировка была в Майами, после всех дел Илья надеялся провести пару дней на пляже. Жара еще не стала палящей, и ему было вполне комфортно. Он вер нулся со встречи и просматривал в номере телевизионный каталог девушек по вызову. Преобладали кубинки. Звонок застал его врасплох. Взволнованный голос жены сообщил ему об угоне машины, которую она так любит, о том, что Денису удалось выйти на угонщиков и что те готовы вернуть машину за девять тысяч долларов. Илью охватили гнев и возмущение.
– Что? – кричал он. – Нашу машину хотят продать нам же?! Это неслыханно. Я сейчас позвоню знакомому менту, посредника возьмут при передаче денег.
– Хорошо, – сказала Наташа, – где взять деньги?
– Зачем деньги?
– Ну, с чем его возьмут?
– Куклу сделай!
– Как это – «куклу»?
– Газеты нарежь, а сверху и снизу положи по купюре.
– А ты уверен, что эта кукла будет основанием для ареста?
– Я сейчас выясню. Перезвоню через пять минут.
– Подожди, а где взять два стольника?
– Возьми из хозяйственных.
– У меня хозяйственные все на карточке. Пока я хожу в банкомат…
– Ладно, но возьмешь две купюры и ни одной больше. Поняла?
– Угу.
Илья продиктовал шифр сейфа.
– Слушай, дай мне на всякий случай телефон твоего мента, – попросила Наташа.
– Сейчас. Записывай.
И Наташа записала номер.
Денис переключил свой телефон в режим «инкогнито» и стал набирать и тут же сбрасывать номер мента. А Наташа позвонила в компанию мобильной связи и сообщила, что телефон с номером таким-то украден и необходимо заблокировать симкарту.
Илья пытался дозвониться до знакомого оперативника, но было все время занято. А еще через несколько минут связь исчезла.
Наташа подошла к сейфу, набрала комбинацию, открыла дверку и увидела запечатанную пачку долларов сотнями и две пачки евро – купюры достоинством 500.
– Сто тысяч евро наличными, – сказала она Денису. – На что он мог их приготовить?
– А ты посмотри, там рядом наверняка какой-нибудь контракт лежит.
И верно. Договор займа. На имя Хлудовой Юлии Викторовны.
– Интересно, кто это.
Наташе это имя ни о чем не говорило. А Денис знал такую девушку и очень удивился, но ничего Наташе не сказал.
Наташа вскрыла долларовую пачку, отсчитала десять куп юр, положила обратно и закрыла сейф. Еще десять она отсчитала и протянула Денису.
– Пойду сломаю зажигание, – сказал он, дай ключи и отвертку.
Новая информация могла доставить Денису много вес елых минут. Он не завидовал богатству Ильи, потому что прекрасно понимал, как тяжело заработать и удержать деньги. Так напрягаться Денис не стал бы ни за какой статус на свете. Блага и женщины доставались ему легко, практически без усилий. Но основным его преимуществом было то, что он ни с кем не соревновался. Единственное, что любил Денис, – это развлечения. Он считал себя знатоком человеческих душ, и получать доказательства низости и глупости, которые он предполагал во всех вокруг, было для него главным развлечением. Он любил манипулировать людьми, играя на их страстях и слабостях. Впрочем, совершенно бескорыстно, только чтобы не скучать. А Илья и Наташа были его любимыми игрушками.
У Ильи явно имелся романтический интерес к Юле Хлудовой, вряд ли могла идти речь о каком-то бизнесе. А размер суммы, учитывая скупость и расчетливость Ильи, указывал на то, что интерес этот огромен, непреодолим.
Сломав зажигание Наташиной машины, Денис снова поднялся, чтобы вернуть ей ключи.
Он подошел к Наташе сзади, одну руку положил ей на грудь, а другую на промежность, но не слишком глубоко, просто подразнить. Она напряглась, но не смогла сде ржать мгновенно пришедшее возбуждение, задрожала и прижалась к нему спиной. На редкую и, как правило, провокационную ласку Дениса тело ее отвечало безотказно. Холодной она была только в супружестве. Он мягко оттолкнул ее:
– Нет, ты в последнее время стала такая толстая.
– Я толстая? – пятидесятидвухкилограммовая Наташа подбежала к зеркалу. – Правда?
Наташе было трудно остановиться.
– Пойдем в спальню? – попросила она.
– С тобой? Посмотри на себя в зеркало, толстуха. Я тебе не мальчик по вызову. Кстати, твой муж ходит в фитнес-клуб, пусть устроит тебя туда худеть.
И Денис ушел.
Наташа плохо понимала шутки по поводу своей внешности. И он это знал.
Илья снова дозвонился до Наташи только через два часа. Она еще рыдала.
– Кукла готова? – спросил он.
– Поздно, Илюшенька, дело сделано, я выкупила машину, она уже в гараже.
– Я сказал тебе не брать денег! Надо было оттягивать момент, придумывать что-то, торговаться. Теперь мы лохи, терпилы! Как ты могла!
– Ну, прости, так получилось. Я очень люблю свою тачку.
– Хрен с тобой, разберемся, когда вернусь.
Наташа знала, что к тому моменту, как Илья окажется дома, он уже придумает, как компенсировать потерю, и гнев его поутихнет.
Когда девушки собрались на еженедельную встречу, у Оли работал телевизор. Показывали губернатора. А Оля, как всегда запаренная и ничего не успевшая, охала и роняла что-то на кухне.
– Давайте переключим, – попросила Настя.
– А я люблю Валентину Ивановну, – заявила Люся. – Глядя на нее, я чувствую себя умной, красивой и худой.
– Слушайте, – начала Юля, – я тут с мужчиной одним разговаривала, многим он нравится, Вика, например, от него без ума. Так вот, он говорит, что ему нравятся девушки, в которых максимум женственности при минимуме личности. Это как?
– Представь себе меня, только наоборот, – рассмеялась Люся.
– Это он про Карму сказал.
– Значит, мы с ней противоположности.
Оля подавала суп.
– Только русские, по-моему, каждый день едят суп, – заметила Настя.
– Отвар – основа русской национальной кухни, – подтвердила Оля.
– Французы едят грязь: устриц, моллюсков, американцы – жир: стейки, бекон, а русские – мутную воду, в которой может плавать и то и другое. Это азбука, мои дорогие. Национальная кухня – зеркало национального характера, – просветила всех Люся.
Суп Оле удался. Вот как она его готовила. Прямо ска жем, элементарно. Она взяла две двухсотпятидесятиграммовые пачки итальянских протертых помидоров Pomito, вылила их содержимое в плошку для микроволновки и хорошенько ее подогрела. Потом нарезала кинзу, мяту, укроп. Подогретые помидоры разбавила кипятком в пропорции один к одному, разлила в четыре тарелки, добавила нарезанную зелень, соль и по капле льняного масла. Омега-3 жирные кислоты необходимы женскому организму. И все. Правда, у Оли даже такой рецепт отнимает больше пятнадцати минут. Ведь она все время нервничает и ничего не успевает.
– По магазинам сегодня пробежала. Столько всего классного, – принялась щебетать Настя.
– И что же тебе понравилось? – спросила Люся.
– Вы, девчонки, в моде совсем не понимаете. Что тут вам рассказывать. Вот, если кто-нибудь знает, что в этом сезоне модно, тогда другое дело. Ага, не знаете!
– Я и не претендую, – пожала плечами Юля.
– Когда мне модой интересоваться, сами знаете: бизнес, два мужа. Что купила – то ношу, – сказала Оля.
– В этом сезоне несколько основных обязательных трендов, – начала Люся, – темные очки в пол-лица, карамельные, то есть неглубокие, сильно разбавленные белым, цвета, крупные принты – цветы и бабочки; альтернатива – черно-белый стиль, это мейнстрим; ну, и разные боковые тренды для искушенных и утомленных. Главная новость: Лагерфельд возвращает к жизни свободный пиджак с широкими плечами и двумя пуговицами в районе пупка. Мне, как жившей в середине восьмидесятых, это весьма приятно. Отдельная мода для подростков, у них одежда должна соответствовать музыке – от r’n’b до инди и эмо. И так далее.
– Супер, я не ожидала! Но ведь ты не носишь модное! Откуда ты все знаешь? – изумилась Настя.
– Святая простота. Я люблю моду как искусство.
– Не очень понимаю, как это может быть связано.
– Элементарно. Ты согласна с тем, что есть коллекции, которые сразу хочется носить, а есть такие, на которые смотришь и думаешь: и как такое можно надеть? Так?
– Так.
– А почему?
– Не знаю.
– Потому что модельеры делятся на плебеев и патрициев, то есть на художников и портных. Художник предлагает эстетическую идею, портной – удачный покрой. Что важнее для таких, как ты? Разумеется, покрой. Поэтому портные коммерчески более удачливы. Есть, однако, счастливые примеры того, как можно сочетать то и другое. Взять, к примеру, Гальяно. Для дома «Диор» он включает в себе портного, или на него работает кто-то, кто делает хорошо скроенные роскошные традиционные наряды. А под собственным именем он выпускает странные вещи. Но почему произошло такое раздвоение? А вот почему. Готовьтесь, будет нудно.
– Ничего, мы потерпим, – подбодрила Люсю Оля.
– Изобразительное искусство как способ воплощения художественных идей умерло. Я подозреваю, что давно. Прошло полный круг развития от наскальной живописи до квадрата Малевича. Живопись пыталась быть все более и более реалистичной, но после изобретения фотографии как-то растерялась, не зная, в какую сторону совершенствоваться. Я вообще думаю, что квадра т Малевича – это наложенные друг на друга все написанные человечеством до него картины. Все цвета смешались. Получилась черная квадратная дыра. Космос.
Потом главной для художников стала задача: как вы звать определенное чувство. Сделать это можно в разной манере. Можно как Мунк, написав картину «У постели умирающего ребенка», а можно как Джексон Поллок, бросив определенным образом на холст несколько граммов краски.
И теперь стало совсем непонятно, как фигуративно изобразить «Я умру мучительной смертью, но после нее мне станет хорошо». Хотя, когда смотришь на картину Ротко, вполне очевидно, что только так, как изобразил он, и никак иначе.
– А фигуративно – это как? – не стесняясь своей необразованности, спросила Настя.
– Ну, как обычная живопись – люди, предметы.
– А откуда ты знаешь, что этот самый Ротко хотел передать именно такое чувство? Картина так называется? – поинтересовалась Оля.
– Нет. Она никак не называется, но именно это я чувствую, когда смотрю на нее.
– То есть, как сам понимаешь, так и правильно.
– В целом, да. Но тут важнее, что чувствуешь, а не как понимаешь. Не для ума. Откройся и поймешь.
– А мода тут при чем? – проявила нетерпение Настя.
– Ну, видишь, искусство, развиваясь в направлении вызова чувств, зашло в неприемлемую для многих зону. Оно пыталось вызывать боль, горе. Но кому нужны бол ь и горе. Их в избытке в реальной жизни. Поэтому теперь искусство стремится вызывать только одно чувство – шок, возмущение, это сходит за развлечение. Но современного человека шокировать трудно, нам по телевизору в новостях все девяностые показывали такое, что порог возмущения задран выше крыши. Откопать что-то шокирующее современного просвещенного человека крайне сложно. Поэтому современные так называемые художники стали атаковать самые табуированные темы. Их первичная целевая аудитория – люди, имеющие какие-то моральные или духовные ценности. Если есть ценность, есть табу – езди по нему на танке и получишь аудиторию. Есть матери – покажи им педофилию, есть верующие – поруби иконы, и они возмутятся, будут скандал, слава, продажи. Привлекательнее всего, конечно, мусульмане, но с ними не забалуешь. Западные христиане – вялые, не рыпаются. Наши православные – золотая середина. Бомбу не подложат, а шум поднимут. Прелесть, что за народ.
А еще люди боятся крови и трупов. Наряди мертвых бомжих в кутюр, сфотографируй – и ты признанный авторитет современного искусства.
– А мода? Про моду ты забыла? – снова встряла Настя.
– Так вот те, которые имеют художественные идеи, но не хотят или не могут придумать, чем шокировать народ, идут в дизайнеры – промышленные, интерьерные или графические, или в моду. Художественную идею из ткани и кружев продать проблематично, но возможно. Опять же ее можно показать большому количеству зрителей. Гораздо большему, чем те, которые добровольно придут смотреть педофилию и мертвых бомжих. Как бы ни была экстравагантна художественная идея, если ее можно носить на себе как одежду, у нее есть потенциал. Я думаю, что такие победят. За ними будущее.
– А портные, с ними-то как?
– Портные есть портные. Ремесло такое. И почему они не шьют на толстых – непонятно. Художественную идею, конечно, трудно натянуть на мои телеса. А хорошее платье можно сшить на любую фигуру. Видимо, чтобы не отставать от художников, придать себе веса и авторитета, они тоже шьют только для тощих, ленивые суки. Так что, поскольку ни те ни другие на меня не шьют, я бескорыстно люблю художников. Хотя их идеи у таких, как Настя, часто вызывают недоумение.
– А мне кажется, – вмешалась Оля (она слышала, как говорят о моде театральные, и решила поделиться услышанным), – что эпоха брендов убила авторскую моду. Называется дом одним именем, главный в нем человек с другим именем. Его манера чаще всего не имеет ничего общего с манерой основателя дома. Простому чел овеку уже и не разобраться, где кончается Баленсиага и начинается Антонио Маррас, где кончается Ланвен и начинается Альбер Эльбаз, и так далее. Кто где работает и чем знаменит. Голова кругом идет.
– Да, это правда, – согласилась Люся.
– Зато бренд гарантирует комфорт таким, как я, – вступила в разговор молчавшая доселе Юля. – Я в моде полный ноль, но названия брендов худо-бедно слыхала. Надо мне выглядеть прилично с гарантией – на вкус свой я совсем не надеюсь, – пошла в магазин «Шанель» и оделась с головы до ног. И никто не посмеет сказать, что я как-то не так одета.
– На самом деле, – настроение Люси резко изменилось, – каждое модное дефиле – трэш-парад.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Оля.
– Ну, эти девочки-модели, что по подиуму ходят, – смотрю и плачу.
– Почему? Они красивые, знаменитые, – возразила Настя.
– Да это проданные дети, синюшные, прыщавые под гримом. Ей всего пятнадцать, от истощения каждый день в обморок падает, а ее уже переимели все, кто там не педик. И самой ей это совершенно безразлично.
– Зато денег полно.
– Да объегорят ее, объебут. Они же дуры малолетки, не понимают ничего в деньгах и контрактах. Или потом, как в тираж выйдут, все промотают. Сопьются и умрут на помойке, так же как их матери. А потом их сфотографируют и выставят в галерее. Вот такой вот круговорот трэша. Хотя что их жалеть. Мы, бабы, все, суки, сильные, жалеть нас нечего.
Люся: коэффициент злобности 9, вес 78.
Оля: коэффициент нервности 8, вес 66.
Настя: коэффициент целеустремленности 7, вес 67.
Глава 7
Деньги
Юля: уровень фенилэтиламина 70 %.
Юля решила стать предпринимателем без образования юридического лица. Она договорилась с бухгалтером крупной фирмы, которая приходила к ней сбрасывать вес, о том, что та будет заниматься Юлиными делами.
Однако дела с арендой помещения были плохи. Юля ошиблась в первоначальных подсчетах, ей понадобилась гораздо большая площадь. Помещения, которые можно было арендовать, оказывались неподходящей конфигурации. В основном коммерческая недвижимость – это обширные залы, рассчитанные на торговлю. Юле же были необходимы холл, раздевалка и несколько средних и маленьких боксов, соединенных отдельным коридором. В каждом боксе должно быть окно. Потому что вентиляция – вещь капризная, а ее клиенты нуждались в природном кислороде. Теоретически можно было разгородить зал на клетушки. Но тогда клетушки не имели бы окон и пришлось бы дополнительно вкладываться в ремонт.
Юля продолжала искать. Находились подходящие помещения, но в промзонах, куда никто не захочет ездить, или в совсем уж людных местах, где на целые кварталы вокруг была запрещена парковка. Центр не представлялся перспективным: людей там живет мало, кругом или дворцы, или офисы. Идеальным был бы большой спальный район с хорошей инфраструктурой.
С аппаратурой все было на мази: плати деньги, и она твоя. Правда, один аппарат нужно было ждать в течение месяца, он отсутствовал на складах в Петербурге. Этот аппарат пока можно было заменить противоотечным массажем Кармы. И к тому же Юля надеялась купить так ой же аппарат, немного подержанный, но еще на гарантии, – в соседнем микрорайоне закрывался салон красоты.
И вот наступил день, и Илья привез Юле деньги. Она обр адовалась и испугалась одновременно. Она подписала договор займа и поняла, что с этого момента вся ее мышиная беготня с бизнесом становится жесткой реальностью. И если она сделала ошибку и не сможет зарабатывать своими знаниями и умением деньги, ее ждут по-настоящему тяжелые времена и чудовищные долги. Но гормон в ее крови помогал ей смотреть в будущее с оптимизмом. Ее услуги всегда пользовались спросом, у нее были постоянные клиенты, которые не погнушались последовать за ней из фитнес-клуба в убогую квартирку. Последуют и теперь. Кстати, теперь можно было позвать и тех, кто дорожит комфортом и престижем.
Илья предложил выпить за сделку. В ответ Юля пре дложила ему выпить, когда состоится открытие салона. Илья решил, что потерпит еще. Вложив все деньги в помещение и аппаратуру, она полностью и окончательно окажется в его руках. Деваться ей будет некуда. Его победа близилась, он заранее радовался ей и предвкушал каждое волшебное мгновение своей будущей власти над Юлей.
Она не подозревала, что Илья строит такие планы, и продолжала мечтать о встрече с неуловимым Павлом. Он снился ей во сне. Она перебирала разные способы его поиска, но ни один из них не подходил. Она была под завязку занята хлопотами по бизнесу. Но главное – по-прежнему не представляла, как и где его искать.
Наконец Юля подобрала помещение. Оно отвечало основным требованиям, но оказалось гораздо большим по площади и, соответственно, более дорогим, чем планировала Юля. Но и выглядело оно роскошней. Юля произвела калькуляцию, и получилось, что ей придется повысить плату за занятие. Она грустила по этому поводу, потому что часть клиентов неминуемо уйдет, не сможет платить столько, чтобы Юлин бизнес приносил ей прибыль. Но другого выхода не было. Кроме того, Юля рассчитывала, что, разработав систему абонементов и укороченную программу, сможет все-таки большинство клиентов сохранить.
Приближался день открытия. Люся и Карма помогали Юле изо всех сил. К сожалению, пока было невозможно осуществить Люсину идею. На продажу кулинарных изделий требовалось разрешение санэпидемстанции и много чего еще. Люся рассчитывала заняться разрешением, когда салон заработает.
Юля согласовала часы занятий с клиентами и составила расписание. Если бы все пошло гладко, со второго месяца работы она могла бы понемногу отдавать Илье долг.
Открытие прошло чудесно. Вместо шампанского и пирожных были овощные соки и фруктовые канапе Люсиного приготовления. Юля и Люся подумывали торговать Люсиными блюдами подпольно, по устной договоренности с клиентами. Тогда не нужно было бы покупать магазинные холодильники, хватило бы простого, бытового. Для того чтобы провернуть эту идею, решено было через неделю-другую устроить еще один праздник, на котором Люся угостила бы клиентов своими вкусными и полезными блюдами и договорилась о доставке этих блюд по домам и офисам.
Все было прекрасно. Юля иногда думала о том, что должна помочь своим подругам. Не только Люсе, но и другим.
А Оля, несчастная Оля, висела на Юлиной совести тяжелым грузом. Иногда она подумывала избавить Олю от о боих мужей. Позвонить каждому и открыть глаза на ситуацию. Почему-то Юля была уверена, что муж Саня простит Олю и возьмет обратно. Но всякий раз, когда она заикалась об этом подруге, та приходила в такой ужас, что Юля тут же отказывалась от своего намерения.
Итак, на Юле оставались трое: Оля, Люся и Карма. О них ей надо было заботиться, ради них совершать трудовые подвиги. Ответственность, необходимость и желание о ком-то заботиться – эти чувства Юля испытала впервые. Они были для нее внове. И Юля догадалась, что эти чувства тоже гормональной природы. Это гормоны внушали Юле потребность вить гнездо, пересч итывать своих цыплят и вникать в их проблемы. Великая сила природы заставляла Юлю суетиться, шевелиться, беспокоиться. Осознав реальность, Юля приняла ее как должное. Гнездоваться так гнездоваться. Жаль, не было в ее курятнике петуха. Большого, красивого и главного. Который пришел бы и сам за всех все решил, каждому сказал, что делать, исходя из великого стратегического плана развития гнезда. В ожидании его Юле пришлось пока самой стать петухом.
«Подумаешь, житейское дело», – говорила себе она. Но ей все время ужасно хотелось, чтобы ее обняли, пожа лели, взяли на ручки, погладили по голове, похвалили. Мужчина-отец мерещился ей в счастливых снах. Не яркий сексапильный самец, не мужчина-ребенок, о котором надо заботиться, которому надо стать второй матерью. Нет, Юле был нужен мужчина-отец. Пожалуй, впервые она задумалась об этом и поняла, что это так. С того самого момента, когда пятнадцать лет назад она ощутила запах героя своих девических грез, мужчины далеко не юного, годившегося ей в отцы, когда в то единственное мгновение их тактильного контакта на лестничной площадке в ее подсознании наложились друг на друга матрица отца и матрица возлюбленного, и до того дня, когда она встретила Павла, она ждала мужчину, который кормил бы ее, спасал, заботился о ней, думал за нее. А она бы сосредоточилась на своих научных исследованиях. Вот кто был ей нужен. Такого, конечно, трудно найти в наше время. Он просто статистически не встретился ей по жизни. До Павла. Но где тот Павел?
Нужно было разыскать его и узнать, по-настоящему ли он женат. Что-то в интонациях той женщины смущало Юлю, наводило на мысль о том, что настоящая жена вела бы себя иначе. И она, Юля, катастрофически поторопилась тогда уйти. Необходимо было все выяснить – хотя бы для того, чтобы, в крайнем случае, забыть его навсегда.
В глубине души Юля по-прежнему считала, что быть заведующим кафедрой в институте намного круче, чем иметь собственный бизнес. Ведь когда ты доктор наук и заведующий кафедрой, ты – интеллектуальная элита, деятель науки, надежда общества. А когда ты занимаешься бизнесом, неважно, олигарх ты или владелец кофейного автомата, ты просто скучный обыватель. Да, ты живешь лучше деятеля науки, но ты маленький узколобый бюргер, твоя цель – прибыль, собственный кошелек и брюхо, а не помощь человечеству. Именно люди бизнеса ради наживы загрязняют планету, из-за них – глобальное потепление, войны, голод и другие всеобщие неурядицы. Да, у них лучше платья и машины. Но для Юли материальные блага значили только то, что они на самом деле значили, и ни на йоту больше. Статус ее не волновал. Она вообще не догадывалась, что очень многие люди относятся друг к другу сообразно тому, какие носят часы, на каких автомобилях ездят и какие у них женщины, что у понятия «крутизна» есть шкала измерения. Ей было не известно, что статус не просто актуален, а правит современным миром. Может, так было потому, что у нее дома не было телевизора, а глянцевые журналы она перестала покупать несколько лет назад, когда в одном из них рекомендовали диету, которая калечит человеку почки.
Несмотря на неудачи последнего времени, Юля чувствовала себя вполне состоявшимся человеком и не испытывала ни малейшей потребности заявлять миру свою крутизну. Она точно знала, что худоба и внешняя красота очень помогают людям жить. Но была также убеждена в том, что самодостаточные женщины не стремятся худеть. Как не стремилась к этому она сама. Собственно, однажды, в юности, она уже похудела, ко гда страстно хотела понравиться своему рок-герою. С тех пор она питалась правильно, вела здоровый образ жизни, потому что хотела быть здоровой, и поэтому не потолстела. Теперь, в этой жизни Юля не нуждалась ни в чьем одобрении или восхищении, и о собственном весе не думала. Однако другим женщинам обретенная худоба приносила счастье. Она была свидетелем этого много-много раз. Она столько раз видела светящиеся радостью глаза своих клиенток, когда весы наконец показывали заветную цифру. От одного этого женщины становились самодостаточными и счастливыми. Может быть, это была имитация самодостаточности и счастья, но это было уже слишком сложно, в Люсином духе.
Юля знала, что худоба худобе рознь. Та стройность, которой она добивалась для своих клиентов, была стройностью здоровых людей. Здоровье – вот главная задача, которую старалась решить Юля. Именно поэтому она считала себя в первую очередь врачом.
Теперь ей предстояло стать бизнесменом и врачом одновременно, узнать, совместимо ли это. Стремление к прибыли и соблюдение клятвы Гиппократа – могут ли они ужиться в рамках отдельно взятой судьбы.
Подумав обо всем этом вечером после открытия, Юля уснула. Ее ждала новая жизнь и еще восемь недель повышенной активности фенилэтиламина.
Сергей Иванович ждал, когда зарастет дырка на горле. Воротник рубашки не закрывал ее, а ездить на официальные встречи с кровоточащим шрамом или в бинтах было неприлично. Поэтому он сидел на больничном. Врачи из кремлевской больницы в целом одобрили Юлины действия; если бы в ее распоряжении оказались другие лекарства, радикальный разрез горла не потребовался бы, но содержимое аптечки было ограниченным и стандартным, и поведение Юли в сложившейся ситуации было признано правильным.
Сергей Иванович был поражен тем, как решительно Юля разрезала его горло. Она сможет спасти его и в другой раз. Она сможет закрыть его от неуверенности, опасностей, страхов. Чем чаще на досуге он вспоминал о Юле, тем больше ему нравилась идея новой семьи. Брак с умной успешной женщиной, доктором наук, укрепил бы его личный статус. В его среде чаще всего встречались браки, когда в пору кризиса среднего возраста обычно почтенные, уравновешенные и очень занятые люди вдруг женились на своих помощницах, или ушлых студентках, или вовсе на первых встречных-поперечных, не всегда красивых, но всегда молодых, стервозных и предприимчивых. В случае с Юлей вся история могла иметь исключительно респектабельный вид. Их отношения были бы партнерскими, когда один состоявшийся человек соединяет жизнь с другим состоявшимся человеком. Это не был бы пикантный анекдот, когда наложница начинает вертеть своим «господином», шантажируя его плотскими утехами и побуждая к несолидным и опрометчивым поступкам, так легко разрушающим имидж. Еще несколько лет назад адюльтеры и мезальянсы сильных мира сего не влияли на их карьеру. Но правила жизни бюрократической верхушки все более отчетливо стали принимать вид, казалось бы, ушедших в прошлое советских правил, не допускавших бульварных эскапад и публичной аморальности. Юля с ее нечеловеческой уверенностью, надежностью и сдержанной прохладной красотой представлялась Сергею Ивановичу настоящим ангелом в библейском смысле этого слова, существом, безусловно, высшим, но при этом снисходительным. Здесь не было опасности ошибиться, опозориться, нарваться на скандал, чего позволить себе он не мог и не хотел. Прельщали ли его радости брачного ложа? Определенно прельщали. Но его чувство не было животной страстью старого сатира к юной нимфе, это было рыцарское чувство благородного короля Артура к не менее благородной леди Гиневере. Во всяком случае, именно так это рисовалось предавшемуся любовным грезам хворому чиновнику.
Люся испытывала муки творчества. Может быть, впервые в жизни. Никогда прежде в своих кулинарных изысканиях ей не приходилось двигаться в определенном направлении, не сворачивая ни вправо, ни влево, запрещая себе экзотические ингредиенты, соблюдая калорийность, ограничивая объем. Она пробовала, выплевывала. Затем создавала другую комбинацию, снова пробовала и снова выплевывала. Люсе не удавалось новое блюдо. Ей не нравился ни его вкус, ни внешний вид.
Карма наблюдала за Люсиными муками издалека.
В разгар мук Люсе позвонила ее двоюродная сестра, с которой они в молодости общались много и радостно, но с тех пор, как Люся стала злобным бирюком, общение их сводилось к поздравлениям друг друга с праздниками. Сестра умоляла Люсю пойти с ней на концерт знаменитого заезжего тенора. Ей бесплатно, с барского пл еча ее босса, у которого нашлись другие дела, достались дорогущие – триста долларов каждый – билеты на концерт в отреставрированный Малый оперный театр. Люся ни за что не пошла бы, если бы не запредельная цена. Ей хотелось знать, что ей покажут за такие деньги.
Она язвительно думала, что новые хозяева продали в антикварные магазины огромное количество антикварных кресел из партера и лож и огромное количеств о антикварных же бронзовых светильников, – этих денег самих по себе хватило бы на полную реставрацию. Однако поход в театр мог потешить ее ненависть к миру. И она согласилась. Кроме того, следовало отдохнуть от злосчастной спаржи с креветками.
Но, придя в театр, Люся не могла не оценить явных изменений к лучшему. Сестра не переставала восхищенно щебетать, Люся же молчала и ехидно щурилась. Пока что она не смогла придумать ни одного повода для злости. Исчез запах капусты и плесени, годами витавший в этих неухоженных прежде стенах. Кресла стали удобными, проходы – широкими. Люся без труда и с комфортом втиснула свою внушительную филейную часть в кресло, и оно не покачнулось и не скрипнуло, как это бывало раньше.
– Тембр тенора благотворно влияет на женскую гормональную систему, – сказала Люсе сестра. – У тебя как с гормонами, все в порядке?
Люся знала, что с ее гормонами все, напротив, в полном беспорядке. Но ни секунды не верила, что тенор может ей чем-то помочь.
– Вот почему главная аудитория теноров – женщины после сорока, – продолжала Люсина сестра. – Им становится хорошо от звуков такого голоса.
Люся долго обшаривала глазами все вокруг, выискивая, к чему бы придраться, и обнаружила-таки два недочета: часы над сценой выглядели неподобающе технократично в барочном интерьере и потолочный плафон остался неотреставрированным. Больше ничего дурного найти она не смогла. И вот начался концерт.
На сцену выбежал тенор – низкорослый, голубоглазый и темноволосый. В его чертах отчетливо проявляло сь средиземноморское происхождение. Был он определенно простолюдин, и до изысканности некогда любимого Люсей Пласидо Доминго – раньше она все-таки кое-кого любила – ему было далеко. Одет он был в «Дольче и Габбана» и пересидел в солярии, однако его традиционная ориентация была вполне очевидной. Лет ему было сорок – сорок пять, но он сохранил мальчишескую стройность и подвижность.
Люся готова была зарубиться на сто баксов, что не получит от его пения никакого удовольствия. «Попсач, – думала она, – Басков поганый, те же ухватки».
Следом за тенором на сцену вышла сопрано, сопровождавшая его в турне. Это была медноволосая ирландка странного сложения. Она была худощавой и тяжеловесной одновременно, с походкой гренадера, но миловидным лицом. Заиграл оркестр, тенор запел. Дирижер заглядывал в лицо тенору, как чуткая, внимательная любовница, стараясь попасть в такт дыханию или убирая скрипку, когда певец вытягивал красивую ноту.
«Подлиза, низкопоклонник перед знаменитость ю», – думала Люся.
Ожидая своей очереди в дуэте, сопрано смотрела на тенора, приоткрыв рот, реагировала на его мимику, дышала все тяжелее и на глазах попадала, попадала, попадала под его чары. Когда тенор, завершив музыкальную фразу, посмотрел на сопрано и взял ее за руку, сопрано сглотнула, и Люся поймала себя на том, что сглотнула вместе с ней. Люсе стало стыдно, что она тоже поддается. Она забеспокоилась, вдруг кто-нибудь заметит, что сама великая и ужасная Люся позволила увлечь себя какому-то макаронному вертопраху. Она огляделась по сторонам, но все смотрели на вступившую в дуэт сопрано, и до Люси никому не было никакого дела.
«Хорошо, что поют по-итальянски, – думала Лю ся. – Наверняка текст пошлейший. Слушать по-русски было бы противно».
Снова наступила очередь тенора. Он закрыл глаза и вошел в транс. Его руки страстно обнимали загорелые плечи сопрано, а голос умолял, льстил, сулил все сокровища мира, ласкал, требовал любви. Звуки, которые он извлекал из своего горла, превращались в само либидо, горячую текучую любовную плазму, щедро заливавшую уши наполнявших зал матрон, каждая из которых – партер под кутюром, галерка под секонд-хендом – покрылась мурашками. Люся держалась до последнего. Но в какой-то момент тенор дожал и ее, упорно выстраиваемые препоны рухнули, Люся сдалась, открылась и позволила плазме заполнить свою безнадежную ледяную пустоту. Тенор оказался профессионалом, настоящим латинским мачо. Он натянул-таки Люсю, вошел в нее с триумфом и мастерски довел партию до конца. С финальным взмахом дирижерской палочки Люся беззвучно зарыдала, как в конце романтической комедии, когда герои, взявшись за руки, уезжают в лимузине с надписью: Just Married.
Люся больше не сопротивлялась, а отдалась тенору с ответной страстью. Наслаждение, которое он доставил ей, стоило каждого потраченного боссом сестры доллара. И тенор добротно поимел ее еще четыре раза до и пять раз после антракта вместе с полутысячей других пришедших на концерт женщин прямо в присутствии их клевавших носами мужей.
Завершив оплаченную программу, тенор вышел на по клоны. Зал ревел. Тенор снял пиджак и повернулся вокруг своей оси, продемонстрировав поклонницам сохранившую привлекательность задницу. Аудитория перешла на визг. Ему аплодировали стоя еще минут пятнадцать, но тенор оказался жлобом и на бис не вышел. Он экономил свое дорогостоящее либидо.
Люся молчала всю обратную дорогу, морщась дешевым восторгам сестры. Придя домой, она расчехлила арфу и по памяти сыграла первый концерт Чайковского.
Карма смотрела на нее как на живого бога.
После этого Люся пошла на кухню и одно за другим приготовила двенадцать блюд, каждое из которых полностью отвечало необходимым требованиям.
Интересно, какими еще блестящими свершениями была отмечена эта ночь в полутысяче других питерских квартир?
Наташа пристала к Илье с просьбой записать ее на похудение в его фитнес-клуб. Илья не мог понять, откуда у нее такая идея, но, чтобы отвязаться, дал ей телефон. Наташа позвонила, но специалиста по снижению веса на данный момент в клубе не было. Ей предложили аюрведу и еще какую-то муть, но Наташе это было не нужно.
Она села напротив телевизора, намереваясь посмотреть сериал про латиноамериканские страсти со скульптурным торсом в главной роли, но в обычное время его почему-то не было. Наташа раскрыла программу передач и сразу увидела то, что было нужно. Специализированный салон по коррекции веса. Находился он не близко, но зато рядом с домом Наташиной матери. «Вот и будет повод маму навестить», – подумала она.
Наташа набрала номер клиники пластической хирургии и задала вопрос:
– Я буду делать у вас полную эндоскопическую подтяжку лица, но у меня избыточный вес. Как будет правильно: сначала похудеть, потом делать операцию или сначала сделать операцию, а потом худеть?
Администратор попросила подождать и спустя несколько минут вернулась с ответом:
– Сначала худеть.
Тогда Наташа набрала номер салона. Трубку взяла Юля.
– Как быстро можно сбросить вес в вашем салоне?
– Зависит от того, сколько его у вас.
– Мой рост 172 сантиметра, а вешу я 52 килограмма.
– Хм. Приходите на консультацию, и мы все обсудим.
– Мне нужно как можно скорее.
И они договорились о времени.
«Тяжелый случай», – подумала Юля и записала Наташино имя и телефон.
Настя еще не имела возможности полноценно готовить, но встречу пропустить не хотела, поэтому просто заказала доставку из суши-бара на всех.
– Здравствуй, лямблиоз! – провозгласила Люся, с видимым удовольствием отправляя в рот первую порцию суши.
Остальные все еще агукали над младенцами.
– Не переживай, тем, у кого сильный иммунитет, лямблии не страшны. Они садятся на слабеньких, – успокоила ее Юля.
– Кто бы мог подумать, что у Настасьи двойня, – животик был весьма скромных размеров, – присоединилась к беседе Оля.
– Наша Настасья полна сюрпризов, – согласилась Юля. Тайна «близнецов» осталась между ними.
Подошла и Настя.
– Хочешь, я дам тебе совет как единственная из вас опытная мамаша? – предложила Люся.
– Послушать – послушаю, но что буду следовать – не обещаю.
– Позволяй детям жить своей жизнью, а не твоей. Если в жизни ребенка нет событий – ему потом нечего вспомнить. Он как бы и не жил. Приключение – это без разрешения проехать на пригородной электричке, а не посетить Диснейленд. Меня до самой консерватории водили за руку. И видишь, что получилось: я устроила свою жизнь так, чтобы не высовывать нос за дверь. Меня запугали миром. Я его боюсь и потому ненавижу.
– О чем ты говоришь, какие электрички – кругом одни маньяки!
– Ну, извини. Ты вообще-то охранной фирмой вот-вот завладеешь. Пускаешь охранника в соседний вагон, да и все.
– Завладею? Если бы все было так просто!
К сожалению или к счастью, Люсино откровение про ненависть к миру прозвучало не вовремя. Люся посмотрела на подруг: каждая была занята своими собственными мыслями – младенцы производят на женщин известного возраста сильное впечатление – и не услышала, что просто так, между делом, Люся сделала одно из самых главных признаний в своей жизни.
– Я считаю, что родители должны проводить со своими детьми как можно больше времени, чтобы всему их научить, – наконец проговорила Настя.
– Тому, чему действительно стоит учиться, научить невозможно, – возразила Люся, немного обидевшись на то, что в кои-то веки она сказала что-то искреннее о себе, а никто этого не заметил.
Если кто-то не знает, суши готовят так… Впрочем, не забивайте себе голову. Просто поднимите трубку и продиктуйте заказ.
– Слушайте, девчонки, вам кто больше нравится – Медведев или Путин? – спросила у всех Настя.
– А Медведев – это кто? – спросила Юля.
– Привет тебе, дырявая галоша, – удивилась Оля, – президент новый.
Читать бесплатно другие книги:
