Хвост судьбы (сборник) Мациевская Лана

Парк Юрского периода

Он плыл к берегу, отчаянно гребя всеми четырьмя лапами. Плыл, неся в зубах самое дорогое, что у него было, – добычу Хозяина. И ничто на свете не заставило бы его с ней расстаться! Ближе к суше покачивались густые заросли камыша, плыть стало труднее: растения цеплялись за длинную шерсть, словно стараясь утянуть его в топкую болотистую жижу. Продравшись сквозь «камышиный строй», он наконец выскочил на берег и, наскоро отряхнувшись, даже не замечая тяжести своей ноши, бросился к тому месту, где Хозяин затаился в засаде. Длинные огненно-рыжие угли развевались на бегу; со стороны казалось, что это и не угли вовсе, а крылья, и маленький стремительный «спортсмен-многоборец» сейчас взлетит над притихшим осенним лесом, таким же рыжим, как и он сам. Его гнала вперёд единственная Цель, мгновенно превращающая симпатичную, забавную, дурашливую плюшевую игрушку, какой он был в городе, в серьёзного и бесстрашного охотника, каким становился, лишь только входил под захватывающий и таинственный покров леса, – он должен принести трофей Хозяину, чего бы ему это ни стоило! И вот тот волшебный миг, ради которого и преодолевались все испытания, – Хозяин потрепал его по мокрой холке и ласково проговорил: «Молодец! Хорошая собака». Очередная Цель достигнута!

Такие минуты в его жизни выпадали не так часто, как хотелось бы. Гораздо чаще ему приходилось быть как раз не охотником, а «плюшевой игрушкой». Мало кто из людей – и чего с них спрашивать после этого! – воспринимает кокер-спаниеля (а наш герой был именно этой породы) в качестве серьёзной собаки. Этот несчастно-наивный взгляд из-под длинных, как у кокетки, ресниц; эти пресловутые уши, слишком явно напоминающие кудри мушкётера Арамиса; этот вечно виляющий обрубок хвоста, словно говорящий любому прохожему: «Я тебя люблю! Давай поиграем!»… А несколько развинченная смешная походка, а нелепые прыжки и ужимки расшалившегося «человеческого детёныша»! При такой внешности искать справедливого отношения к себе явно бессмысленно. Даже его первоначальное гордое имя Челленджер осталось лишь в собачьем паспорте и практически мгновенно было изменено на Снупи – со времен сэра Артура Конан Дойла очень многих кокеров стали традиционно называть Снупи. Но и этого мало. Младший Хозяин (которого, кстати – есть всё-таки в жизни справедливость! – тоже вместо Александра называли в семье смешным прозвищем Саньский), насмотревшись любимого мультсериала и несколько переиначив имя его героя, вообще кричал на весь двор: «Снупи-Нупи-Ду-у!» От стыда хоть под скамейку прячься!

Но Снупи не унывал. Да, Цель в его жизни появлялась редко. Зато у него была Мечта. Дело в том, что Саньский не просто увлекался, а был буквально помешан на динозаврах. Книги об этих жутких ящерах занимали почётное первое место в его библиотеке; коллекция дисков с фильмами и научными передачами давно вытеснила из видеотеки мультики и сказки. Стены в детской комнате были настолько завешаны плакатами с изображением динозавров, что обоев практически не было видно, а уж количество игрушек – от маленьких пластмассовых и резиновых фигурок до плюшевых гигантов – вообще не поддавалось исчислению. По представлениям Снупи у его Младшего Хозяина не было только одного – трофейного динозавра, добытого на настоящей охоте. И лишь такой супер-серьёзный охотник, как Снупи, способен был его добыть. И тем самым сделать Саньского абсолютно счастливым, а свою Мечту превратить в Цель!

В те редкие дни, когда его брали с собой на охоту, Снупи, нет-нет да и принюхивался – не бродит ли где-нибудь поблизости какой-нибудь динозавр-шатун. Затруднение состояло лишь в том, что пёс не знал точно, как пахнет настоящий ящер: все динозавры Саньского пахли по-разному. С внешностью тоже были проблемы: ни один динозавр не был похож на другого ни размерами, ни цветом, ни «породой» (в собачьей терминологии). Сам же Снупи был лично знаком лишь с одним динозавром – с Тирексом из соседнего подъезда. И, справедливости ради, скажем, что был он не совсем динозавром, а питбулем, к тому же добрым и вовсе не агрессивным, вопреки своему зловещему виду и не менее зловещему имечку. Так что это знакомство ничем не могло помочь нашему охотнику во время охоты. Но отважный Снупи не терял Надежды, а значит, и Мечты, и Цели.

Вы думаете, что на этом история заканчивается? Какие же в наше время могут быть динозавры? Вы ошибаетесь! История только начинается.

Надо сказать, что дом, в котором жил Снупи, располагался рядом со знаменитым Государственным Дарвиновским музеем. Этот музей был, пожалуй, любимым местом пребывания Саньского. Если бы существовала такая возможность, мальчик, наверное, и жил бы среди его экспонатов. Ещё бы! Ведь в Дарвиновском музее проходили такие увлекательные выставки, посвящённые допотопному времени! Рекламные листовки, которые раскладывали в почтовые ящики жителей близлежащих домов, постоянно приглашали желающих «погрузиться в удивительный мир древних ящеров». Вот Саньский и «погружался», может быть, даже слишком глубоко для своего возраста.

Мы сказали, что рекламные листовки, или, «по-научному», флаеры, раскладывали в почтовые ящики. Но не только. Иногда их раздавали прямо на улице специально наряженные люди, привлекая своим видом прохожих. Чаще всего «рекламодатели» одевались в костюмы добродушно-симпатичных гигантских обезьян, видимо, намекая таким образом на известную теорию английского ученого, в честь которого и был назван музей…

Саньский, гуляя со Снупи, редко покидал пределы двора. Какой толк бродить вдоль улицы, запруженной машинами, под ногами вечно спешащих по своим делам пешеходов? Сплошная нервотрёпка, и никакого удовольствия. Но в один прекрасный вечер Саньскому понадобилось забежать к своему приятелю, жившему на соседней улице, чтобы вернуть ему весьма интересную книжку про динозавров (надо ли говорить, что приятель тоже увлекался именно ими), которую тот давал другу «на почитать». Решив соединить приятное с полезным, то есть встретиться с единомышленником, а заодно и выгулять собаку, Саньский взял красочный том, призывно погремел в коридоре поводком и вместе со Снупи вышел на улицу.

Их путь лежал мимо Дарвиновского музея. Ещё издали они услышали призывный клич: «Спешите на уникальную выставку! Только у нас движущиеся фигуры динозавров в натуральную величину! Ваш ребёнок запомнит нашу выставку на всю жизнь! Спешите! До закрытия выставки осталось всего лишь несколько дней!»

Саньский не обращал внимания на вопли очередного зазывалы: выставку эту он давно успел посетить, и она не произвела на будущего ученого особого впечатления. Механические динозавры были ему далеко не так интересны, как подлинные ископаемые «ящерные» останки, другими словами, «настоящие научные экспонаты». Снупи тоже вся эта суета волновала мало. Он покорно семенил рядом с Младшим Хозяином, периодически останавливаясь, чтобы обнюхать очередной любопытный объект в виде урны, бордюрного камня или жалкого чахлого кустика травы, безнадёжно, но упорно пробивающегося сквозь асфальт. Что ему до какого-то истошно вопящего чужого человека с неприятным резким голосом?

Как вдруг…

Инстинкт охотника приказал Снупи резко остановиться. Впереди, всего лишь в нескольких метрах от него, бегал туда-сюда… настоящий динозавр. Ошибки быть не могло. Сколько раз видел Снупи у Саньского примерно такого же: с маленькой головкой, нелепой длинной шеей, «рогами» на спине, слоноподобными ногами и могучим длинным хвостом. Вот только цвет будущей добычи заставлял Снупи терзаться смутными сомнениями. Динозавр был… розовым. «Значит, он ещё и ядовит, – решил про себя Снупи. – Ну что ж! Чем добыча опаснее, тем почётнее будет её добыть. Эх, жаль, Хозяина с ружьём рядом нет. Ну да ничего. Я и сам справлюсь, не будь я в душе гордым Челленджером! Вижу Цель!»

Всё произошло настолько быстро, что от неожиданности Саньский не успел натянуть поводок, который выскользнул из его рук… Снупи со всех сил рванулся вперёд и мгновенно вцепился зубами в динозаврский хвост, на вкус почему-то напоминающий поролон (однажды, будучи щенком, Снупи чуть было не наелся этого «продукта», от души «повоевав» с диванной подушкой и «победив» её). «Если я сейчас не умру от этого поролоново-розового яда, то победа обязательно будет за мной. У Младшего хозяина наконец-то появится в коллекции лучший трофей, о каком он и мечтать не смел!

Зато я всегда мечтал! – думал отважный маленький охотник. – Главное, не разжимать челюсти, мне об этом как-то Тирекс говорил». Приняв судьбоносное решение, Снупи ещё крепче сжал зубы и закрыл глаза…

Человек в костюме розового динозавра, раздающий на улице флаеры от Дарвиновского музея, почувствовал, что передвигаться ему стало несколько затруднительно. Именно «несколько затруднительно», так как вес маленького кокера, нелепо болтавшегося позади «зловредного ящера», никак не мог по-настоящему воспрепятствовать движению огромной поролоновой туши. «Наверное, я за ветку какую зацепился, – подумал раздатчик флаеров. – Ладно, потом отцепим. Да и листовок почти не осталось, пора завершать трудовой подвиг».

Многие прохожие в тот вечер останавливались и фотографировали на мобильники странную процессию: «розовый динозавр» не спеша двигался в сторону музея, на его хвосте, зажмурив глаза и изо всех сил стиснув зубы, «ехал» трогательный рыжий симпатяга кокер с волочащимся по земле поводком, а сзади, отчаянно жестикулируя, бежал мальчик, размахивая книгой в яркой обложке с изображением динозавров.

Снупи с трудом удалось отцепить от «добычи» лишь при входе в музей. Незадачливый охотник сначала сильно переживал, что великолепный розовый экземпляр не будет украшать комнату Младшего хозяина, но быстро смирился с неизбежным: не его вина, что ему не дали довести дело до конца. К тому же размеры «розового монстра» заставляли сомневаться в том, что он вообще поместился бы в квартире. Ничего. У Снупи осталась Мечта. И горе тем динозаврам, которые ещё попадутся на его пути!

Кстати, после подобной «рекламной акции» последние дни выставки в Дарвиновском музее собрали рекордное число посетителей.

Братьям Гримм и не снилось…

Детям, родители которых из-за какого-то непонятного тщеславия дают им странные экзотические имена, можно только посочувствовать. Ещё бы! Если вас, к примеру, в детстве ласково называли Бруди, то до определённой поры вам было, как говорится, «по барабану». Но когда вы выросли и стали Брунгильдой Степановной, уже стало не до смеха. Хорошо ещё, если в вашем окружении найдётся Даздраперма[1] Эдуардовна, или Ариадна Акакиевна, или, на худой конец, Лапанальд Мэлорович[2] – вместе вам будет легче отбиваться от иронии коллег и знакомых. К тому же у вас есть возможность после всех кошмаров школьных лет, сопровождавшихся издевательствами и насмешками со стороны сверстников, по достижении шестнадцатилетия сменить подобную экзотику на более привычные нашему слуху имена и тем самым положить конец страданиям.

То ли дело собаки! Они вынуждены жить со своими именами всю жизнь и безропотно откликаться на них. Кстати, язык не поворачивается назвать собачьи имена кличками: клички – это у уголовников на зоне, а собаки – наши любимцы, да что говорить – члены семьи. Так что давайте договоримся сразу – у них тоже есть имена.

Так вот, вы никогда не встречали китайскую хохлатую, гордо именуемую Тайсон? Бедное трясущееся то ли от страха, то ли от холода создание при всём желании не сможет отправить вас в нокаут или откусить вам ухо, которое просто не поместится в его маленьком ротике. А какой-нибудь ирландский волкодав Колокольчик, или по-семейному Коленька? И это, не считая тех совершенно непроизносимых имён, которые записываются в официальные паспорта и родословные братьев наших меньших!

Все эти мысли молнией пронеслись в голове Александра Юрьевича Кузнецова, когда он получал родословную подрощенного щенка сибирского хаски, только что им приобретённого. Там чёрным по белому было написано, что матерью «нового Кузнецова» является Сан-Мурман Уинтер Сноу Уайт Инфинити, а отцом – чемпион породы Сан Шайн Хаски Интернэшнл Амундсен. Самого же «юношу» звали Сан-Мурман Сайбириен Вулф… Рапунцель. Этот «Рапунцель» совершенно добил Кузнецова. Ему казалось, что более дикое имечко для собаки придумать трудно. Смутные воспоминания детства воскресили образ какой-то длинноволосой принцессы (это что же – кобельку дали женское имя?!), которую родители в угоду своим, прямо скажем, странным гастрономическим пристрастиям отдали местной колдунье. Дальнейшей истории этой принцессы, рассказанной развесёлыми собирателями жутковатого немецкого фольклора братьями Гримм, Александр Юрьевич не знал. Маленькому Саше даже в детстве казалось, что отдать родного ребёнка из-за любви к какой-то травке могут только очень-очень злые и противные люди (о наркоманах он тогда не имел ни малейшего понятия).

Поэтому Саша эту сказку не любил, начинал плакать, и ему так никогда и не дочитали её до конца.

И вот теперь новоявленный Рапунцель доверчиво смотрел на своего уже обожаемого хозяина небесно-голубыми глазами и слегка повиливал пушистым хвостом-баранкой. «Нет! Никаким Рапунцелем ты категорически не будешь! Меня же все засмеют! Ты будешь зваться… э-э-э… Рапс! – решил Кузнецов. – Пусть в этом имени тоже есть что-то ботаническо-вегетарианское. Но звучит оно гораздо более мужественно и по-собачьи, что ли, чем дурацкий Рапунцель». Вот так «Рапунцель Амундсенович» стал просто Рапсом.

Надо сказать, что Кузнецов, заводя хаски, руководствовался исключительно двумя мотивами: во-первых, ему была нужна собака, а во-вторых, эта порода внешне очень приглянулась Александру Юрьевичу, особенно своим необычным и завораживающим «небесным» взглядом. В кругу серьёзных столичных бизнесменов, где вращался Кузнецов – совладелец крупного издательского дома, было принято иметь несколько обязательных атрибутов, указывающих на то, что жизнь удалась. К ним, помимо роскошного загородного коттеджа, хорошей машины и дорогих часов, прилагалось «продвинутое» хобби. Например, охота. Охотиться Александр Юрьевич не любил, но его друзья были все сплошь охотники. Пришлось и Кузнецову не отставать, «не откалываться от коллектива и, как говорится, соответствовать». Он приобрёл дорогущее ружьё и охотничье обмундирование. Внедорожник – любимый BMW X6 – уже стоял в тёплом подземном гараже. Оставалось обзавестись собакой. То, что сибирский хаски категорически не пригоден для охоты, Александра Юрьевича интересовало мало. Ему понравилась порода, и точка! Пусть мохнатый голубоглазый красавец просто бегает в своё удовольствие с хозяином по лесу, раскапывает норы – естественно, безрезультатно – и тем самым обеспечивает себе необходимую физическую нагрузку.

Всё бы ничего, только вот родословную пса пришлось показать друзьям: они должны были знать, что Рапс – самая что ни на есть чистокровная собака. И в этой родословной мозолил глаза проклятый Рапунцель! В ответ на дружный хохот Александр Юрьевич, про себя поклявшийся пристрелить всех, кто придумывает собакам подобные имена, объявил, что собаку его зовут Рапсом, и, как ему казалось, положил конец всеобщему веселью. Однако на следующий день от своего закадычного друга и соратника по бизнесу Юрия Владимировича Долинского он получил подарок – роскошный ошейник, на внутренней стороне которого – спасибо, что хоть не на внешней! – красовалась надпись: «Хочу домой! Рапунцель». «Теперь твоя собака точно не потеряется!» – давясь от смеха, сообщил Юрий. Кузнецов покраснел от гнева, но подарок старого приятеля принял. Тогда он ещё не знал, что именно этот издевательский ошейник и необычное имя собаки сохранят его счастье…

Прошло два года. С очередной охоты Александр возвращался, как всегда, без трофеев. И это обстоятельство его нисколько не огорчало. Друзья предлагали ему остаться в охотничьей сторожке ещё на денёк, но Кузнецов решительно отказался. Ему вдруг захотелось просто полежать у телевизора, почитать немудрящий детектив, а вечером пройтись с Рапсом по осеннему парку, расположенному недалеко от дома.

Весь день накрапывал мелкий дождик, дорога была скользкая и пустынная, но Кузнецов всецело полагался на свой верный BMW Х6 и не снижал скорости. На заднем сиденье развалился уставший, набегавшийся за день по лесу Рапс. Он спал и во сне повизгивал и подёргивал лапами – ему снились острые будоражащие лесные запахи и ожидающая его по приезде миска с вкусной едой. Стремительно темнело, и вскоре узкую неосвещённую проселочную дорогу поглотила глухая дождливая осенняя ночь.

Внезапно дальний свет встречной машины ослепил Кузнецова. Ему показалось, что огромная фура несётся прямо на него. Александр резко крутанул руль вправо, машину занесло на размытой глинистой почве, повело в сторону, и она на полной скорости врезалась в придорожное дерево. При этом автомобиль не особо пострадал, но сам Кузнецов, не пользовавшийся из-за глупой мальчишеской бравады ремнём безопасности, с размаху ударился головой о лобовое стекло. Новая вспышка света, затем темнота – и он перестал осознавать окружающий мир…

«Рапс… Рапс…», – сквозь какую-то пелену и боль чужим хриплым голосом простонал Александр.

«Это бред – последствие сильного сотрясения мозга, – отозвался откуда-то сверху совершенно незнакомый голос. – Зафиксируйте симптомы и пойдёмте в ординаторскую».

«Почему бред? Какие симптомы? Где я?» – с ужасом подумал Кузнецов. И внезапно вспомнил и возвращение домой после охоты, и аварию, и… – «Господи! Я, естественно, в больнице. А где же Рапс?!»

Узнав о случившемся, к другу немедленно выехал Долинский. Он взял на себя улаживание всех формальностей, связанных с аварией и ремонтом машины. Но самое главное, обещал выяснить хоть что-нибудь касательно судьбы Рапса. Через несколько дней Юрий снова появился в палате у Александра, но ничем его не порадовал: авария произошла на подъезде к Боровску, ни на её месте, ни в ближайших окрестностях ни о каком сибирском хаски никто ничего сообщить не смог…

Кузнецов провёл в больнице две недели. Он ни на минуту не переставал думать о Рапсе: «Раз на месте аварии не обнаружили трупа, значит, Рапс жив. Просто бегает где-нибудь поблизости, а может, его уже и подобрал кто-то. Собака-то ведь очень красивая». Выписавшись, Кузнецов немедленно выехал в Боровск («подлеченный» BMW уже ждал своего хозяина). Александр бродил по лесу в районе аварии, объездил все деревни вокруг, расклеивал объявления – всё безрезультатно.

Как-то вечером к Александру заехал Юрий. Чтобы отвлечь друга от мрачных мыслей, он посоветовал ему последнее неиспробованное средство – залезть в Интернет. В конце концов, на то она и Всемирная паутина, чтобы оплетать своей сетью весь мир – от Нью-Йорка до Боровска.

Поиск на запрос «найден хаски» ничего не дал: собаки терялись, находились, но это были чужие собаки. На «Рапса» искать было бесполезно: если даже его и подобрали, как бы новые хозяева узнали, что собаку зовут именно так? И вдруг Юрия осенило: «Слушай, а не в том ли он был ошейнике, что я тебе подарил? Забивай в поисковик „Рапунцель“!»

Первые найденные сайты были посвящены чему угодно, только не собакам. Почти потеряв всякую надежду, которая и так, откровенно говоря, была минимальной, Александр перебирал сайт за сайтом и вдруг…

На форуме выпускников боровской школы № 3 2008 года некто, скрывающийся под ником Tangled, писал: «Прикиньте фишку! Неделю назад к нам на улице прибилась классная псина – лайка. Причём в ошейнике, но явно брошенная. Мы её взяли домой, а как ошейник сняли, так и имя псины узнали, её зовут РАПУНЦЕЛЬ! Правда, мы переименовали пса в Пунша – звучит менее прикольно, зато по-человечески».

Как Кузнецов выходил на электронный адрес неизвестного «Тангледа», как писал ему письмо, с каким трепетом ждал ответа, он помнил смутно (всё-таки сотрясение мозга было, можно и на память пожаловаться!). На следующий день он вместе с Юрием выехал в Боровск.

«Танглед» оказался, вернее, оказалась девушкой с «говорящим» (по крайней мере для Кузнецова) именем Надежда. По иронии судьбы у неё были длинные белокурые волосы, собранные сзади в «конский хвост», и проникновенные голубые глаза! Обычно такие совпадения бывают только в сказках, но на этот раз жизнь оказалась «посильнее», чем братья Гримм. Надя с явным сожалением отдавала друзьям собаку. Но помимо солидного вознаграждения девушка получила приглашение навещать их в Москве, и Кузнецов оставил ей адрес и телефон. Тем более и Пунш-Рапс уже успел привязаться к новой хозяйке.

Сказать, что Александр и Юрий возвращались домой в приподнятом настроении значит ничего не сказать! На заднем сиденье, как всегда, развалился нагловатый избалованный Рапс; никаких последствий перенесённого стресса у него не наблюдалось. Пёс, со всех сторон обложенный подарками, блаженно жмурился и лениво слюнявил «неимоверно полезную кость со вкусом баранины и с добавлением морских водорослей» из боровского зоомагазина, данную в дорогу Надеждой.

А Кузнецов тем временем думал, что вот сейчас вернётся домой, проводит верного друга Юрия, достанет с книжной полки старенький томик братьев Гримм, затащит Рапса на диван, будет чесать ему пузо и прочитает наконец пресловутую сказку «Рапунцель» – надо же узнать, чем там всё закончилось-то на самом деле!

Дар Аллаха

Великий султан Сабир-ад-дин[3] из могущественной династии Айюбидов, Повелитель народов, Владыка Сущего, Благословенный Избранник Небес, скучал… Последние атаки крестоносцев уже давно были отбиты его могучими и непобедимыми воинами, потух огонь азарта охотничьих забав, а соблазнительные прелести самых прекрасных юных жён его гарема уже не так волновали кровь, как прежде. Напрасно искал султан новых утех в многочисленных пирах – они не приносили былой радости. Краски жизни потускнели, и придворные буквально сбились с ног, не зная, чем ещё угодить своему владыке.

В один из дней чёрной хандры Сабир-ад-дин призвал пред свои очи Наимудрейшего, Умеющего Читать по Звёздам.

– Скажи, что на свете самое стремительное? – спросил султан, равнодушно перебирая крупные яхонты в небольшой шкатулке из слоновой кости.

– Твоя стрела, о мой государь. Ничто не может укрыться от её разящего удара! – пав ниц, ответствовал Наимудрейший.

– А кто на свете самый выносливый? – один яхонт выскользнул из рук Сабир-ад-дина и, сверкая, покатился по мраморному полу.

– Твой любимый белый верблюд, о Владыка Вселенной. Это благородное животное способно питаться поистине одним воздухом.

– Ну а кто поражает своей грацией и красотой, являя собой совершенство?

– Да не прогневается на нижайшего из смертных Светоч, Затмевающий Своим Сиянием Солнце! Тебе достаточно посетить твой гарем, и там ты найдёшь ответ на свой вопрос.

– Но кто же любит меня самой преданной и бескорыстной любовью? – ещё один драгоценный камень откатился в сторону и сверкнул у самой туфли Наимудрейшего.

– В этом у меня нет сомнений. Лишь материнское сердце способно на такую любовь. Мой ответ: твоя мать – несравненная Факрийя[4].

– Твои ответы действительно мудры, о мой Звездочёт. Поэтому ответь мне на последний вопрос. Есть ли на свете существо, соединяющее в себе быстроту моей стрелы, выносливость моего верблюда, красоту и грацию жён моего гарема и преданную любовь моей матери?

– Благословенный государь, имя которого прежде всех слов лепечут младенцы в колыбели! Это был бы поистине дар Аллаха. Но, кажется, я знаю, о ком идёт речь. Мудрые бедуины, обитатели пустыни, выделяют среди нечистого собачьего племени одних, называя их салюки. Этих необычных собак они почитают священными. Позволь мне, недостойному, доставить одного щенка к тебе во дворец.

В очах Сабир-ад-дина сверкнула искра интереса. Он коротко кивнул, резко поднялся и, бросив целую горсть яхонтов себе под ноги, гордо удалился, приказав Наимудрейшему сей же час собираться в путь.

Очень скоро салюки по имени Джада[5] стала любимицей Сабир-ад-дина, который вновь почувствовал вкус к жизни. Прекрасному грациозному животному было позволено решительно всё. Джада росла в личных покоях султана, ела с его стола, спала у него в ногах на атласных подушках. Он не соглашался разлучаться с ней ни на мгновенье. Наконец собака повзрослела настолько, что Сабир-ад-дин решил впервые испытать её на охоте. Стремительность салюки поразила всех придворных: в воздухе ещё был слышен свист пущенной стрелы, а собака уже пропала из глаз, и даже самый быстрый чистокровный скакун не смог её догнать.

Однако восторженные возгласы вскоре сменились напряжённым недоуменным молчанием. Время шло, а собака не возвращалась. Придворных охватила паника: они слишком хорошо знали, каков бывает гнев их государя. Мрачный и грозный, он призвал на помощь свою личную гвардию.

– О верные мамлюки! Найдите мою салюки!

Мамлюки тут же бросились исполнять отчаянный приказ Сабир-ад-дина. Целый день они тщетно пытались найти беглянку.

Наконец, с великим трудом, собака была поймана и возвращена во дворец. Султан успокоился. Но отныне любая охота превратилась для его личной гвардии в настоящую пытку: священными обязанностями мамлюков стали поимка и водворение в покои государя стремительно убегающей Джады.

Кроме того, по совету Наимудрейшего было решено доставлять её на место охоты… верхом на верблюде. Наимудрейший говорил, что так поступают с салюки и сами бедуины[6].

– Выносливость этих собак не знает границ, но зачем же растрачивать столь драгоценный дар попусту? Тем более Джада росла не в суровой пустыне, а в роскоши и неге дворцовых покоев. Ей не следует напрягаться напрасно, – справедливо рассуждал он.

Придворных терзали смутные сомнения, что дело здесь не только в сохранении выносливости «дражайшей» салюки. Просто Наимудрейший втайне опасается, что любимица государя ненароком может сбежать ещё до начала охоты. Во всяком случае, мамлюки особенно горячо восхваляли заботу о священных собаках мудрых бедуинов. По их мнению, Джаду можно было бы и вовсе не спускать с верблюда – исключительно ради демонстрации её необычайной выносливости!

Но, несмотря ни на какие недоразумения, присутствие собаки явно благотворно сказывалось на настроении великого султана. Его горячая натура вновь жаждала вкусить все радости жизни. И сладчайшим плодом в этом «райском саду наслаждений» была его любимая жена, юная красавица Исар[7].

Войдя в опочивальню Сабир-ад-дина, Исар принесла с собой лёгкий, едва уловимый флер тонких благовоний. Двигаясь плавно и грациозно в сладострастном возбуждающем танце, она стала медленно приближаться к роскошному ложу своего господина и повелителя. В мечтах Сабир-ад-дин уже устремился навстречу неземному блаженству… Как вдруг…

Из шёлковых складок послышалось угрожающее рычание. Всё произошло в считанные мгновенья. Пружинистый прыжок, душераздирающий крик – и прямо в очи султана глянули миндалевидные влажные глаза… нет, не Исар, убегающей вон в изорванных окровавленных одеяниях, а Джады. Эти глаза словно говорили: «Как ты мог, хозяин, променять меня на эту? Я защитила тебя. Отныне мы всегда будем только вдвоём! Я никого к тебе не подпущу!» В ожидании ласки и награды собака подсунула свою узкую голову под руку Владыки Вселенной.

Чаша терпения султана переполнилась, а в гневе он был поистине страшен! Рыча, словно раненый лев, он приказал немедленно привести Наимудрейшего.

Пав ниц перед государем, звездочёт выслушал свой приговор.

– Благодаря тебе, в моём дворце поселился воистину ангел ада Малик! Мамлюки сбились с ног, разыскивая после каждой охоты это порождение шайтана, ускользающее, словно песок пустыни между пальцами. Мой самый выносливый верблюд устал возить на себе это дитя тьмы. Из-за этого демона в собачьем обличье я не смог вкусить прелестей моей луноокой Исар. Ты заслуживаешь самой жестокой казни. И немедленно!

– О султан правосудный, вольный карать и миловать по усмотрению своему! Хоть и нет мне, недостойнейшему, оправдания, но дозволь перед смертью донести до твоих ушей, слышащих глас небесный, только одно. Я говорил о стремительности салюки, сравнимой лишь с полётом твоей стрелы. Я говорил о её выносливости, столь же необыкновенной, сколь достойная изумления выносливость твоего любимого белого верблюда. Я говорил о красоте и грации этой собаки, и ты сам, о владыка, не станешь отрицать, что лишь тонконогая газель может тягаться с нею гибкостью стана. Но самое главное не в быстроте, выносливости и красоте салюки. Я говорил, что лишь твоя мать способна любить тебя искренне и бескорыстно. Твоя мать и твоя собака! Посмотри вокруг, о повелитель! Твои жёны мечтают лишь о том, чтобы отравить друг друга и посадить на твой престол непременно собственного сына. Твои придворные плетут интриги, чтобы любой ценой урвать для себя кусок пожирнее. Твой народ… Но когда ты спускался столь низко с тех заоблачных высот, на которых пребывает твой дух! А сердце твоей собаки предано тебе беззаветно, будь ты султан или последний нищий. И это поистине дар Аллаха!

Словно в подтверждение слов Наимудрейшего, Джада, неслышно ступая, подошла к Сабир-ад-дину и нежно лизнула тёплым шершавым языком его руку.

Наимудрейший был помилован. Видно, он и впрямь умел читать по звёздам.

Хвост судьбы

Отъезд на дачу старый пёс всегда предчувствовал заранее. В квартире менялась атмосфера. Хозяева становились более раздражёнными и нервными, часто ссорились между собой из-за всяких пустяков. Например, стоит ли отвезти старый матрас на дачу и все равно выбросить его там через год-другой или никуда его не везти, а выбросить здесь и сразу. За свои десять лет (весьма солидный возраст для собаки) Друня достаточно насмотрелся подобных сцен. Каждый год повторялось одно и то же. Пёс, конечно, тоже нервничал: во-первых, перемена места – штука сама по себе волнующая, а во-вторых, не забыли бы хозяева с этим матрасом любимый Друнин коврик, который он грыз перед сном, ещё будучи щенком. Без коврика не жизнь: у стариков свои причуды и привычки.

Друня очень гордился необычным именем. Вообще-то, на самом деле его звали банально и до оскомины скучно – Дружок. Но, как гласила семейная легенда, однажды, ещё в нежном щенячьем детстве, за какую-то несущественную провинность вроде очередной лужицы на полу его мягко пожурили: «Друня, эх, Друня-Дуня ты этакий!». С тех пор «Дружок» был напрочь забыт, и на свет появился непонятный экзотический «Друня». Надо сказать, что порода у Друни тоже была экзотической. Сам он считал себя доберманом, но в этом почему-то все, мягко говоря, сомневались. «Да, да, конечно, доберман, – говорили вокруг. – Почему угли висят, так в Европе собакам уши уже давно не обрезают. Хвост непонятно какой болтается, так его некачественно купировали, и он снова отрос. А уж что на спине курчавый, так это хозяева собаку зимой на балконе держат». Эта тирада вызывала всеобщий смех, обидный и неприятный. Ох уж эта курчавость на спине! Как Друня ни вылизывал себя все десять лет своей жизни, ничего не помогало. Ну ладно, угли и хвост это ещё можно пережить. Но когда твоим хозяевам говорят: «Что ж это у вас бигуди на бока не хватило, только спину и завили?» и при этом ещё и смеются, это уж слишком! И в довершение всех бед никто, ну никто не называл Друню доберманом, придумывая всякие несуществующие породы: например, «трансильванская гончая» или «гессенская борзая». Звучит красиво, но аляповато и явно ненатурально. Короче, Друня чувствовал, что над ним издеваются и что он не понят, и болезненно это переживал. Но в душе знал: в нём течёт кровь доберманов. И дружбу водил по-настоящему только с представителями этой породы. И невесту себе нашёл, медалистку, победительницу многих собачьих выставок. Она было ответила Друне взаимностью, но хозяева почему-то воспротивились браку. Великая любовь была разрушена из-за сословных предрассудков. С тех пор Друня так и не вступил в брак, храня верность своей невесте-доберманше, а вовсе не потому, что его хозяева не давали ему свободы, не желая неприятностей от владельцев породистых невест, как пытались представить проблему злобные завистники и клеветники. Опять сплошное издевательство!

Так Друня и жил вот уже десять лет, затаив глубоко в душе свои обиды и, в общем-то, привыкнув к ним. Справедливости ради надо сказать, что хозяева Друню любили, даже баловали. Ему не запрещалось валяться на диване, вкусной еды он получал вдоволь, никто не отказывался почесать ему пузо, когда так хотелось хозяйской ласки и тепла. Друня был доброй собакой. Он даже к кошкам относился вполне терпимо, только персов не выносил: уж слишком они важные, чванливые, пушистые и… породистые.

Осень, зиму и весну хозяева Друни проводили в городской квартире со всеми удобствами. Зато летом выезжали на дачу. Обычно они просили каких-нибудь знакомых перевезти вещи или заказывали такси. Но нынешний переезд был особенный: их должен был отвезти на своей заслуженной «четвёрке» человек, личность которого весьма интересовала Друню. Звали его Сергеем. Он был сокурсником Младшей хозяйки – Ольги, но в последнее время их отношения приобрели несколько иной характер, чем просто дружба. Друня чувствовал, что и Сергей, и Ольга испытывают друг к другу примерно то же чувство, какое сам Друня испытывал к доберманше, – другими словами, то была любовь. Однако молодые люди вот уже почти год никак не решались признаться в своих чувствах. Правда, Сергей часто бывал в доме Ольги, обязательно приносил Друне что-нибудь вкусненькое (хороший человек, именно такой муж и нужен Младшей хозяйке!) и вот предложил помочь с переездом – у него ведь есть собственный автомобиль. Старшая хозяйка и Хозяин с восторгом приняли предложение Сергея. В назначенный день Друне отвели место на заднем сиденье между Старшей хозяйкой и Хозяином, Ольга села впереди рядом с водителем, и они все вместе покатили вон из Москвы в предвкушении предстоящего отдыха.

Несмотря на солнечный день и радость от долгожданной поездки, Друню не покидало чувство тревоги. Вот сейчас приедут и Сергей надолго распрощается с ними: ведь, хотя в институте каникулы, Сергей работает и явно не сможет бывать у них на даче так же часто, как на городской квартире. И дело совсем не в том, что Друня долго не получит вкусных сюрпризов. Нет! Его тревога была продиктована исключительно заботой о благополучии Младшей хозяйки. Пёс не мог допустить, чтобы она повторила его собственную судьбу, разлучившую Друню с любимой.

Всю дорогу до дачи он напряжённо думал, как помочь. Но чем может помочь собака в решении сложных проблем человеческих взаимоотношений? Друня всё понимал, всё чувствовал, выбор Ольги всецело одобрял, но дельного совета дать не мог. Кто виноват, что люди настолько примитивны, что каждое понятие должны облекать в слова? Выучить смысл этих слов не составляет труда, однако воспроизвести их для собаки не представляется возможным. При этом тонкий язык жестов, помахиваний хвостом, подвываний и поскуливаний им, людям, совершенно недоступен. От напряжённых раздумий Друня так разволновался, что, к явному неудовольствию Старшей хозяйки и Хозяина, не мог даже сидеть в машине спокойно. Но до самой дачи Друня так ничего и не придумал.

Когда разгрузили вещи и с помощью Сергея занесли в дом распаковывать (кстати, вопрос со старым матрасом был решён по совету Сергея не в пользу матраса), Друня отправился в сад – проверить, всё ли там в порядке со времени его отъезда. А главное, он смутно припоминал, что ещё осенью зарыл за сараем замечательную сахарную косточку, да так и не откопал. Значит, кость должна быть где-нибудь здесь. Кроме того, физические нагрузки хорошо отвлекали от грустных мыслей: приближалось время отъезда Сергея. Кость упорно не желала находиться. Да ещё какая-то наглая садовая лягушка прискакала к сараю, уселась неподалеку и уставилась на Друню, чуть прищурив свои огромные и немного грустные глаза. «Ну, с лягушками я разберусь после, – решил Друня, – сейчас нет настроения. Пойду провожу Сергея. Наверняка он уже собирается уезжать». Оставив свои археологические изыскания, чтобы не открыть ненароком местонахождения клада всяким лягушкам, Друня поспешил к дому и обнаружил, что Сергей направился к машине, а Ольга пошла его проводить. Друня вновь опрометью побежал в сад.

…Они молча стояли у калитки и разговаривали о каких-то пустяках. Сергей даже не решался взять Ольгу за руку. Вот сейчас он уедет, вот сейчас… Решение созрело мгновенно и было необыкновенно просто в своей гениальности. Ольга стояла спиной к Друне и не могла его видеть. Друня взял разбег прямо от крыльца и, разогнавшись, со всей силой врезался в свою хозяйку. От неожиданности и мощного удара Ольга не устояла на ногах и оказалась прямо в объятиях Сергея, который, стараясь удержать девушку, поскользнулся на узкой дорожке и, увлекая Ольгу за собой, упал в заросли сирени и жасмина, росшие вдоль забора. Друня сам не ожидал такого эффекта. Он хотел просто подтолкнуть молодых людей друг к другу, ведь он чувствовал, что именно этого в глубине души им обоим и хочется. «Всё, теперь меня точно выгонят из дома», – подумал Друня. Однако, прислушавшись, он почувствовал настоящее блаженство.

– Милая, ты не ушиблась?

– Дорогой, у тебя царапина на лбу. её нужно срочно помазать йодом.

– Нет, значит, я правда тебе небезразличен?

– У тебя порвалась футболка. Разреши мне зашить.

– Ты не ответила.

– А сам догадаться не можешь? Пошли в дом, папа и мама, наверное, уже меня потеряли.

Кое-как поднявшись на ноги и отряхнув листья и ветки, молодые люди прошли мимо Друни, даже не заметив его. При этом они крепко держались за руки! В доме поднялась суета, раздались ахи-охи, Сергей бегал куда-то звонить. Но самое главное, в тот вечер он впервые никуда не уехал. А о Друне даже никто и не вспомнил, его вообще едва не забыли покормить. И это после утомительного и полного волнений переезда! Вот она, чёрная человеческая неблагодарность! Ведь, если бы не он, катил бы сейчас Сергей по дороге в Москву, а Ольга предавалась бы меланхолии и даже самой себе не созналась бы, что грустит только лишь потому, что Сергей уехал. Правда, все были так заняты, что забыли на столе полбатона колбасы… Но это уже совсем другая история.

В этот же вечер Сергей сделал Ольге предложение, которое она с восторгом приняла. Чуть ли не до самого утра никто не ложился спать, все целовались, поздравляли друг друга, строили радужные планы на будущее. А пока шли разговоры о предстоящей свадьбе, старый пёс думал: «Странные звери эти люди. Их надо в прямом смысле слова толкнуть к счастью. Получается, я – перст судьбы. Хотя, какой я перст (тьфу, почти „перс“ получается). Нет, я – хвост судьбы! Эх, где ты, моя сахарная косточка?»

Коттедж «У погибшего альпиниста»

Посёлок Успенское был расположен в удивительно красивом месте – на высоком холме недалеко от Клязьминского водохранилища. Относительная близость к Москве и одновременно провинциальный покой и уют в своё время привлекли в эти места профессора кафедры стилистики русского языка МГУ Владимира Ильича Нарышкина. Он оставил столичную квартиру сыну (с женой Владимир Ильич давно был в разводе), купил в Успенском полуразвалившийся дом у самого подножия холма, перестроил его по своему вкусу в добротный современный коттедж и переселился сюда насовсем вместе с огромным сенбернаром Ингуром. Наконец-то псу с габаритами упитанного телёнка были предоставлены загородный простор и свобода от пусть и четырёхкомнатной, но все равно типовой московской квартиры на пятом этаже!

Профессор обладал внешностью, которую принято называть благообразной: высокий лоб, благородный овал лица, окладистая густая борода – своим обликом Нарышкин неуловимо напоминал писателя Ивана Сергеевича Тургенева и среди коренного населения Успенского вскоре заслужил прозвище Барин. Ингур же действительно отличался богатырскими размерами: на одной из международных выставок он был признан самым крупным сенбернаром Москвы. При этом, по словам хозяина, был «добрейшей души человеком», чему местные жители верить решительно отказывались и на всякий случай сторонились здоровенного пса, рассказывая друг другу различные ужасные байки о «кровожадном чудовище», появившемся в окрестностях. Нарышкина эти глупости трогали мало. Он вел спокойный уединённый образ жизни и без особой надобности в тесный контакт с аборигенами не вступал.

А вот Ингур, наоборот, вступал. Но исключительно с собачьими аборигенами. Несмотря на все усилия хозяина свести его проделки к минимуму, пёс периодически сбегал с участка и отправлялся улучшать породу. В самое короткое время успенские дворняжки приобрели могучую стать и характерную бело-рыжую окраску, став грозой посягающих на их территорию пришлых собак с расположенной неподалеку туристической базы.

…Трагедия произошла прошлой зимой. Пропал муж продавщицы сельпо Людмилы Васильевны Сёминой. В самые трескучие морозы конца января её Коляна (когда-то его уважительно величали Николаем Матвеевичем) безуспешно искали по домам дружков-собутыльников. По Успенскому поползли зловещие слухи, что «жуткая собака Барина сожрала Коляна и даже косточек не оставила», пока наконец обмороженное тело бедолаги не было найдено в глубоком сугробе действительно в двух шагах от коттеджа профессора. Как это ни покажется странным, но именно последнее обстоятельство способствовало затуханию ненужных слухов. «Ещё один „альпинист“ преставился», – сочувственно вздыхали подруги Людмилы Васильевны, мужья которых также не отличались трезвым образом жизни.

«Альпинистами» на местном диалекте называли запойных алкоголиков. Всё дело в том, что сельпо, где можно было разжиться заветной бутылкой, находилось на самой вершине холма, и подъём к нему был настолько крут, что и трезвому человеку без должной физической подготовки приходилось по пути пару раз останавливаться, чтобы перевести дух. Осенняя слякоть, зимний гололёд, весенняя распутица и летний зной становились настоящими преградами при восхождении на успенский «Эверест». Нетвёрдо стоявшие на ногах, «альпинисты» часто оказывались не в состоянии даже доползти до цели и скатывались к подножию холма, буквально к калитке нарышкинского коттеджа, где их и подбирали трезвые родственники, осыпая первостатейной руганью. Если же зимой, особенно в сильный мороз, незадачливого «альпиниста» находили не сразу, то шанс его получить обморожение, а то и заснуть вечным сном становился очень высоким. К сожалению, Колян был уже не первым в сём печальном списке…

Приближался Новый год, а за ним целая череда зимних праздников. В преддверии длительных каникул люди бегали по магазинам в поисках подарков, сметали с прилавков продукты для новогоднего стола, да и вообще пребывали в приподнятом и взволнованном настроении. «Как с цепи сорвались!» – неодобрительно думал Ингур, свысока поглядывая на всю эту суету, которая не обошла стороной и коттедж Нарышкина: профессор ожидал приезда «на свежий воздух» своего сына с женой и двумя детьми и, следовательно, тоже активно готовился к встрече Нового года. Правда, продуктами он решил запастись не в успенском сельпо, а в столичном «Седьмом континенте». В назначенный день Ингур был оставлен за старшего и Владимир Ильич, напевая про себя весёлую песенку, уехал в город. Предновогодние хлопоты он любил с детства и втайне от всех домашних до сих пор, словно маленький мальчик, каждую волшебную ночь ожидал хоть какого-нибудь чуда.

Как только за хозяином закрылись ворота, Ингур, не теряя драгоценного времени, со всей прытью, на какую было способно его могучее тело, бросился к заветному подкопу в самом дальнем углу сада, скрытом буйно разросшимися кустами бузины, ныне почти полностью засыпанными снегом. Этот путь к свободе хозяин ещё не успел разведать и безжалостно ликвидировать, как все предыдущие. Нужно скорее использовать данный судьбой шанс! Тем более что у Ингура уже давно было назначено свидание с одной очень миленькой дворняжечкой, с которой они регулярно переговаривались через высокий забор, мечтая об ожидающем их счастье.

Именно сегодня Ингур собирался рассказать любимой о своей самой заветной мечте. Далекие предки его носили гордое звание собак-спасателей – отыскивали в горах потерявшихся людей, откапывали в глубоких сугробах жертв лавин. Люди жизнью своей были обязаны собакам! А что за судьба досталась потомку столь славного рода? Бегать по двору и пугать деревенских хулиганов? Вот если бы удалось хоть раз в жизни кого-нибудь спасти! А то откапывать ему доводилось лишь лазы под забором.

С такими мыслями Ингур выбрался на свободу, отряхнулся, громогласно и призывно гавкнул, чтобы дворняжечка, издали услышав этот боевой клич, ожидала прибытия своего рыцаря, и бодрой рысью стал огибать родной участок. Вдруг какой-то еле уловимый звук, идущий из недр высокого сугроба (зима в этом году выдалась снежной, Владимир Ильич регулярно расчищал дорогу перед воротами, сугроб вырос чуть ли не вровень с забором), заставил пса остановиться и прислушаться. Звук повторился, только ещё тише: лишь чуткое ухо собаки и могло воспринять этот даже не стон, а вздох – вздох, просящий о помощи. Не раздумывая ни минуты, Ингур стал сильными лапами быстро-быстро разгребать снег.

…Впоследствии Людмила Васильевна Сёмина не уставала вновь и вновь рассказывать всем желающим, что она пережила в самый канун Нового года. Когда спустились густые зимние сумерки и продавщица уже собиралась закрывать магазин, ей было видение. «Гигантская бело-рыжая собака возникла будто ниоткуда, а в страшной пасти она, как пушинку, несла Петюню, деверя моего непутёвого, алкоголика проклятого, который как раз Коляна-то моего и спаивал вечно. Вот теперь и сам допился до чёртиков, то есть до гигантских собак с другой планеты!» Сёмина, видимо от пережитого стресса, забыла, что «гигантских собак» видел вовсе не Петюня, а как раз она сама. «Что же было дальше?» – затаив дыхание, спрашивали благодарные слушатели продавщицы, ожидая развязки кровавой драмы. «А ничего не было! Собака положила Петюню на порог и исчезла во мраке. Петюня был весь в снегу, холодный. Пришлось его, алкаша, самогоном отпаивать.

Так этот гад и не простудился даже! И как оказался у меня в магазине, и про собаку эту вообще ничего не помнит. А знаете, пёс-то был очень похож на собаку нашего Барина, только во много раз больше и страшнее!»

…Ингур, сидя на вершине холма, смотрел на далёкие звезды и рассказывал небольшой серенькой дворняжечке, доверчиво прижавшейся к его тёплому мохнатому боку, о том, как сегодня сбылась его самая заветная мечта. Он, как заправская собака-спасатель, нашёл в глубоком сугробе замерзающего человека, откопал его и потащил к людям. Вокруг возвышались одни безликие заборы, не было ни души, и лишь вдалеке призывно светились окна магазина, куда хозяин ходил исключительно за хлебом, что, по его словам, «очень вкусный, не крошится и вообще не чета московскому». Тащить в гору бесчувственного человека собаке, даже такой сильной, как Ингур, было очень тяжело. К тому же от этого человека невыносимо пахло чем-то мерзким, отвратительным! Но долг спасателя не позволил бросить неприятную ношу, а велел довести дело до конца. С трудом дотащив спасённого до магазина и сдав его с лап на руки продавщице, Ингур почувствовал, что может наконец бежать на свидание (тут он наклонил свою лобастую голову и нежно коснулся носом уха серенькой дворняжечки, которая отныне должна гордиться своим возлюбленным и щенков воспитать благородными и бесстрашными, как папа.

…Вернувшись поздним вечером из Москвы, Владимир Ильич загнал машину в гараж и позвал Ингура в дом разбирать сумки – в этом деле пёс всегда принимал живейшее участие. Хозяин радовался наступающим праздникам и предстоящему приезду родных. Он даже сообщил Ингуру по секрету, что, дожив до седин, до сих пор верит в чудо. «И очень мудро, нашёл чего стесняться!» – подумал Ингур. С ним-то настоящее чудо уже произошло. Даже два чуда! Во-первых, неожиданно сбылась его самая заветная мечта – он спас жизнь человеку! Во-вторых, благодаря тому, что Ингур успел вовремя вернуться домой со свидания, хозяин в очередной раз не заметил лаза под кустами бузины. А значит, есть шанс не только снова увидеться со своей возлюбленной, но и, кто знает, спасти кого-нибудь ещё. Ведь год-то только начинается!

Мопс Баскервилей

(Быль)

«…Над телом Хьюго стояло мерзкое чудовище – огромный чёрной масти зверь, сходный видом с собакой, но выше и крупнее всех собак… И остерегайтесь выходить на болота ночью, когда силы зла властвуют безраздельно…». Я отложил любимый зачитанный томик Конан Дойла, который повсюду таскал с собой, и блаженно потянулся. Жизнь прекрасна! Я нахожусь в люксе подмосковного санатория «Архангельское», принадлежащего Министерству обороны. В этом эталоне элитного отдыха советских времён кое-что ещё сохранилось от былой роскоши, но ныне сюда может попасть и простой смертный (правда, за довольно приличные деньги).

…Вечеринка в банкетном зале санатория перевалила далеко за полночь. Весь праздник (знать бы ещё, что праздновали!) я был на высоте, развлекал местных дам, рассказывал анекдоты, лихо опрокидывал стопку за стопкой, благо угощение входило в стоимость путёвки. Наконец я почувствовал, что пора остановиться (как там сказал Владимир Высоцкий – «А потом кончил пить, потому что устал»): меня пошатывало, пропали чёткие контуры окружающих предметов. «Надо бы пройтись перед сном, проветриться», – подумал я.

Уйдя по-английски, я стал спускаться к выходу и у самых дверей повстречал дежурную привратницу тётю Стешу, с которой почти сдружился с первого же дня пребывания в «Архангельском». Тётя Стеша была колоритным персонажем «из местных», то есть жительницей соседней деревни Воронки. Несмотря на весьма солидный возраст, она подрабатывала в санатории: «Мне ведь не трудно, а до дому близко, и к пенсии добавка, опять же с людьми хорошими поговорить». Узнав, что моя фамилия Воронков (кстати, я забыл представиться – редактор журнала «Вопросы науки и религии» Евгений Николаевич Воронков), она прониклась ко мне какой-то материнской нежностью и не пропускала случая пообщаться.

– Куда это ты, батюшка, на ночь глядя собрался? Что за надобность такая? – обеспокоенно поинтересовалась старушка.

– Да вот пройтись по берегу, подышать свежим воздухом, – стараясь казаться бодрым (мне почему-то стыдно стало за то, что явно перебрал с горячительным), ответил я.

– Ты что, не знаешь ничего? – понизив голос до еле слышного шёпота, спросила тётя Стеша и уверенно преградила мне дорогу.

– Да что я должен знать-то?

– А то, что нечего тут без всякой надобности ходить по ночам! – безапелляционно заявила привратница.

Мне было до крайности любопытно узнать, что за зловещие тайны ей известны, и я стал упрашивать старушку посвятить в них и меня. Странно, но, всегда словоохотливая, она вдруг заупрямилась и наотрез отказалась продолжать разговор, твердя лишь, что ночью из санатория выходить крайне нежелательно, «мало ли чего». Меня такое объяснение, ясное дело, не удовлетворило. После настойчивых уговоров и посулов вполне материального характера, тётя Стеша наконец сдалась. И рассказала вот что…

Имение «Архангельское», как я уже говорил, принадлежало князьям Юсуповым. Последними его владельцами были родители того самого знаменитого Феликса Феликсовича Юсупова, вошедшего в историю как убийца Григория Ефимовича Распутина. Юсупов сначала пытался Распутина отравить, но яд старца не взял, и Феликсу пришлось стрелять в него несколько раз. Существует легенда, согласно которой Распутин перед смертью проклял душегубца. А проклятие такого человека, как старец Григорий, знаете ли…

– Сразу после свершенного злодеяния, – продолжала вещать тётя Стеша, – молодой князь вышел во двор своего дворца на Мойке и застрелил одну из своих собак, чтобы затем объяснить в полиции звуки выстрелов, которые наверняка слышала вся округа: мол, собака взбесилась, пришлось её того… Так вот, поговаривают, что проклятие Гришки Распутина в эту собаку и вселилось.

Почему-то я некстати вспомнил о Конан Дойле и невольно улыбнулся.

– И нечего так улыбаться, сам просил рассказать! – заметив моё, мягко говоря, недоверие, тётя Стеша явно обиделась, но продолжила свой рассказ: – Уж я и не знаю почему, но зловещее привидение стало с тех пор являться не в Петербурге, а здесь, под Москвой, в любимом имении убийцы: ищет его по ночам, чтобы забрать с собой в ад.

– Ага, – не удержался я, – в Москве климат более здоровый, чем в Питере. К тому же привидение к природе потянуло, ведь собака всё-таки.

– Да ну тебя! – окончательно надулась тётя Стеша. – Не хочешь, не верь. Только я и сама эту нежить видала, аккурат перед началом войны. Ступай, ступай на берег, коли жизнью и душой не дорожишь! А мне пора, внучка ко мне из города приехала, ждёт, а я тут с тобой…

С этими словами она, что-то бормоча себе под нос, стала подниматься по лестнице, даже не попрощавшись со мной.

Я отчего-то развеселился, или хмель ударил в голову. Привидение, говорите? Адская собака? Хорошо! Очень хотелось бы с ней поближе познакомиться! До страсти люблю собак, хотя бы и призрачных! Я решительно обошёл корпус и стал спускаться к Москве-реке, берега которой особенно живописны именно в окрестностях Архангельского. Но красотой ночной природы мне насладиться не удалось: как нарочно, к ночи сгустился туман, и в двух шагах уже ничего нельзя было разглядеть. Слышались лишь тихое журчание воды и какой-то шорох в прибрежных кустах. На воздухе голова моя просветлела, я совсем уже было собрался возвращаться и даже в приступе благодушия намеревался попросить у тёти Стеши прощения за то, что обидел её недоверием. Как вдруг…

Сзади раздались хрюкающие звуки, переходящие в зловещий рык. Я обернулся и, к ужасу своему, увидел мерцающее расплывчатое пятно какого-то потустороннего красного света, приближающееся, как мне показалось, с огромной скоростью.

«Вот как это, оказывается, начинается», – подумал я. Меня обожгла жгучая обида. Что же это получается? Ведь вроде нельзя сказать, что я много пью. Как все, что называется «по праздникам». Не успел начать расслабляться – на тебе, белая горячка! Однако галлюцинация не пропадала, а наоборот, начала приобретать вполне различимые очертания… собаки. Голова моя пошла кругом, и почему-то вдруг вспомнились многочисленные письма, присылаемые в наш журнал, о различных встречах с привидениями, духами, покойниками и НЛО. Над этими посланиями потешалась обычно вся редакция. Вот не ожидал такой иронии судьбы – теперь подобное письмо смогу написать я сам. Если, конечно, останусь жив… Ведь читал же с утра Конан Дойла, ведь предупреждала меня добрая тётя Стеша, а я, дурак безмозглый, Фома неверующий, не послушался! Забыв обо всем на свете, я, не разбирая дороги, бросился бежать.

Сопение и адское свечение, размытое туманом, приближались. Нет, похоже, мне не спастись. Господи, хоть бы молитву какую-нибудь вспомнить! Налетев в темноте на скользкую корягу, я растянулся на земле и, кажется, на мгновение постыдно потерял сознание…

Очнулся я оттого, что чей-то тёплый и слюнявый язык тщательно вылизывал лицо. Приоткрыв один глаз, я увидел склонённую над собой морду… нет, совсем не страшную, а трогательно симпатичную, с огромными грустными глазами. Таких глаз не бывает у посланцев ада, это уж точно! И тут до меня долетел голос:

– Брюс, ко мне! Вон он, у того дерева. Ведь говорила я тебе, бабушка, что этот ночной ошейник со светодиодами – великая вещь! В туман и темень собаку видно на таком дальнем расстоянии. Теперь никогда не потеряется. А ты мне не верила: «зряшные траты, деньги на ветер». Брюс, кому говорят, ко мне!

Большеглазое существо, оказавшееся вовсе не привидением, а всего-навсего очаровательным мопсом («Да уж! Выше и крупнее всех собак…», – пронеслось в моей больной голове), лизнуло меня последний раз и бросилось на зов хозяйки. Кое-как я поднялся на ноги и, ориентируясь на мерцание светодиодов на ошейнике собаки, побрёл в сторону санатория. У самого входа я вновь столкнулся с «привидением» – его держала на руках молодая девушка. Рядом стояла крайне недовольная тётя Стеша.

– Вот он, ещё один полуночник, – сурово сказала она, указывая на меня. – Внучка моя бесшабашная, видите ли, тоже пошла в ночь-полночь собачку свою лишний раз прогулять на свежем воздухе. Ошейник с лампочками мне показать. А я что? С лампочками так с лампочками. Только старших слушаться всё же надо. С собаками-то в санаторий нельзя. А теперь подождать ей меня придётся. Утро скоро, дежурство моё кончается. Домой вместе пойдём. А то мало ли чего.

– Да ладно тебе, бабушка. Никто меня и не увидит. А мопсы – это почти что люди. Такие сообразительные, умные, ласковые.

Брюс благодарно посмотрел в глаза хозяйке и поудобнее устроился у неё на руках. Светодиоды на ошейнике были выключены за ненадобностью…

Молча пройдя мимо них, я возвратился в свой люкс, немедленно лёг в постель и забылся тяжёлым сном. Волнения прошедшей ночи давали о себе знать.

На следующее утро я проснулся поздно, голова болела немилосердно, да ещё мучили то ли раскаяние за собственную трусость – кому рассказать, мопса испугался! – то ли досада, что не познакомился с внучкой тёти Стеши поближе. Даже не узнал, как её зовут. Сходить, что ли, опять сегодня ночью к реке? Вдруг она снова захочет выгулять на свежем воздухе своего очаровательного Брюсика?…

И да упокоятся во веки веков все призрачные собаки, вместе взятые! Не может это очаровательное животное – собака – быть исчадием бездны. Тут старик Конан Дойл явно ошибался…

Случай на границе

Аристарх! Договорись с таможней!

Из фильма «Белое солнце пустыни»

– Державна митна служба[8] Украины. Инспектор второго ранга Прокопенко. Ваши документы! Как часто за годы службы на маленьком пограничном пункте между Белгородом и Волчанском Василю Прокопенко приходилось произносить эти слова! В самом начале карьеры молодого пограничника распирало от гордости, когда он видел, что пересекающий границу автоматически начинал волноваться и заискивать перед ним, перед Всесильным Прокопенко, от которого зависело, пропустить путешественника дальше или же нет. Конечно, если он имел дело с законопослушным гражданином, то от него ничего не зависело, но всё равно хотелось так думать. Однако постепенно интерес к профессии уступил место рутинной скуке. Пограничный пункт был, как уже говорилось, маленьким, машин задень проезжало – по пальцам перечесть, и основное рабочее время Василю приходилось коротать в общении с любимой собакой по кличке Тарас.

Будучи патриотом своей страны, Прокопенко всегда хотел завести собаку истинно украинской породы. Его мечта сбылась: Тарас был чистокровной южно-русской овчаркой – угрожающе огромной, мохнатой и… невероятно доброй и флегматичной. Как ни старался, Василь так и не смог переломить характера своего питомца и сделать из Тараса настоящую служебную собаку. Прокопенко совершенно не разбирался в породах и считал, что все овчарки сродни немецкой, а стало быть, обязаны служить на границе, как и их хозяева. Ему даже удалось устроить пса «на работу» при таможне. По документам тот значился как «служебно-розыскная собака I категории, специализирующаяся на поиске наркотиков». Отчасти это соответствовало истине: Тарас действительно «специализировался на поиске», только не наркотиков, о которых не имел ни малейшего понятия, а любой еды. И вовсе не потому, что хозяин держал свою собаку на голодном пайке. Кормили Тараса вдоволь, но его могучему телу пища требовалась постоянно. Лёжа в теньке и лениво наблюдая за жужжащей пчелой, Тарас грезил о миске, полной ароматной гречневой каши с кусочками исходящего соком мяса, и – обязательно – с ломтиками сала. К салу Тараса приучил Василь, сам того не желая: просто он привык брать с собой на работу любимые бутерброды «с сальцой», которые честно, по-братски делил со своим «коллегой». Никакие наркотики в мире не сравнятся с кайфом от гречки с мясом и салом!

Но тут расслабленную дрёму Тараса прервал грозный окрик Прокопенко, обращённый к водителю старенькой «Шкоды»:

– Так-так. Ящик «Массандры» везём. А вам известно, что перевозить через границу можно только два литра? Ах, семья большая? Ах, друзья попросили?… Да как вы смеете предлагать сотруднику таможни взятку!

За годы «работы» с хозяином Тарас уже прекрасно знал, что положено делать служебной собаке I категории при этих словах. Он сел перед заранее положенной недалеко от шлагбаума картонной коробкой и… постарался принять самый несчастный вид, на какой только был способен. Обычное собачье заискивающее заглядывание в глаза для Тараса было невозможно: его глаз не было видно под густыми «дредами» шерсти, полностью скрывавшими физиономию. А монолог хозяина между тем продолжался:

– Я честный сотрудник таможни. Взяток никогда не брал и не возьму. Но могу войти в ваше положение, если вы проведёте благотворительную акцию: подайте собачке на пропитание![9]

Водитель «Шкоды» боязливо приблизился к «собачке» и поспешно опустил купюры в коробку, Тарас благодарно вздохнул…

«Шкода» благополучно уехала, а довольный Василь подошёл к Тарасу, потрепал его за ухо, забрал деньги и скрылся за дверью пропускного пункта. Тарас зевнул, лёг на бок и снова начал грезить о миске с кашей. Пчела всё так же жужжала у него над головой, жаркий летний день продолжался…

Степан Кузьменко на неприметных раздолбанных «Жигулях» приближался к украинской границе. Настроение его было прекрасным. Сделка благополучно состоялась, все опасности остались позади, груз находился в надёжном тайнике под водительским сиденьем. Оставалось только проехать пропускной пункт. Впрочем, этого осла на таможне с его дурацкой собакой можно было вообще не опасаться. Степан уже и не помнил, сколько раз пересекал с грузом границу именно в этом месте. И всегда без осложнений!

Из магнитолы неслась очередная залихватская песня. У умиротворенного Степана даже аппетит проснулся. Не останавливаясь, он достал из дорожной сумки бутерброд с домашним салом и с наслаждением надкусил. Вдруг машину особенно сильно тряхнуло на колдобине. Степан смачно выругался, чуть не подавился, быстро запихнул в рот остатки бутерброда, не заметив упавшего под сиденье небольшого кусочка сала, и продолжил путь, уже ни на что не отвлекаясь.

Непосредственный начальник Василя Прокопенко, советник таможенной службы II ранга Кондратий Дубовина, появился на пропускном пункте ближе к вечеру и, как всегда, совершенно некстати. Последнее время он как-то уж слишком часто стал намекать своему подчинённому, что его служебная собака не отрабатывает затрат на её содержание, что она ни разу не задержала ни одного преступника (в то, что границу пересекают исключительно честные люди, Дубовина почему-то верить отказывался), и что её давно пора отправить на незаслуженный отдых.

– Пусть у тебя в деревне кур охраняет, – гремел Дубовина. – А у нас тут нечего зоопарки разводить! Здесь граница, а не частная лавочка!

Слушать эти речи было ужасно обидно. Прокопенко своего начальника не любил и боялся. Очередной его приезд не сулил ничего хорошего ни Василю, ни верному Тарасу. Но делать было нечего. Завидев ещё издали машину Дубовины, Василь спешно подозвал пса к себе, взял за ошейник и встал в классическую позу «пограничник с собакой».

Практически одновременно с машиной начальства к границе подъехал ещё один автомобиль – старые «убитые» «Жигули» пятой модели. Обычно подобные «колымаги», как называл их Прокопенко, он пропускал, даже не досматривая. Какие там наркотики?! С первого взгляда было видно, что самым дорогим грузом в них могли быть лишь мешки с импортным удобрением для огорода. Но в присутствии Дубовины Прокопенко не мог позволить себе такого откровенно халатного отношения к своим профессиональным обязанностям. Он только вздохнул про себя: «Вот если бы это был какой-нибудь новенький „БМВ“! Мы бы не ударили в грязь лицом, досмотрели бы его по полной, невзирая на чины и звания. А тут отличиться Тарасу не светит. И деваться некуда – вон каким волком Дубовина смотрит!»

– Державна митна служба Украины. Инспектор второго ранга Прокопенко. Ваши документы!

Степан Кузьменко – а это был именно он – спокойно протянул паспорт.

– Что-нибудь запрещённое везёте? Оружие, наркотики, антиквариат? – заученно продолжал досмотр Прокопенко. Кузьменко, лучезарно улыбаясь, отрицательно покачал головой. – Будьте добры, откройте багажник.

– Да, пожалуйста, начальник, – Степан с готовностью вышел из машины и открыл поцарапанный в нескольких местах багажник. Он был пуст.

Тарас всё это время неподвижно сидел в непосредственной близости от хозяина и отстранённо наблюдал за происходящим. Кодового слова «взятка» тот не произносил, значит, не было нужды бежать к «рабочей» картонной коробке и изображать «всю скорбь собачьего народа». Тарасу было жарко и скучно. Но тут открылась дверца машины, и… чувствительные ноздри пса почуяли запах, прекрасней которого не было в целом свете! Источник запаха однозначно находился внутри салона.

С глухим рыком, выражавшим отнюдь не агрессию, как можно было бы подумать, а предвкушение наслажденья, Тарас рванулся к «Жигулям» и начал отчаянно копать передними лапами коврик под водительским креслом. Его богатое воображение уже нарисовало изумительную «картину маслом»: заветный кусочек сала – только он один и мог пахнуть столь сладостно! Кузьменко побледнел и замер над так и не закрытым багажником. Слова «Всё в порядке, проезжайте» застряли в горле Прокопенко. А подошедший в это время к машине Дубовина профессионально насторожился.

– Ну-ка, что тут у нас? – начальник наклонился и не хуже Тараса стал шарить под сиденьем. – Ага. Это уже интересно!

На свет Божий была извлечена небольшая брезентовая сумка, а в ней…

– Смотри-ка, а твоя собака действительно молодец! – Дубовина, который ещё совсем недавно требовал отправить Тараса в деревню, дружески похлопал совершенно ошарашенного Василя по спине. – Она достойна награды. Уж я позабочусь, будь спокоен. Какого матёрого дельца взяли, прямо любо дорого!

Степана Кузьменко арестовали тут же, на границе, за контрабанду героина; сам груз и «Жигули» были конфискованы.

Тарас пребывал в совершеннейшем недоумении. «Странные люди! Сало они так и не нашли, хотя я уступил его вожаку моего хозяина. Достали какую-то пыльную и отвратительно пахнущую сумку и радуются. А чему радуются-то? Сало ведь пропало!» – с грустью думал пёс, отойдя в сторонку, чтобы не мешать всеобщей суете: всё равно скоро домой, а там миска с кашей!

Советник таможенной службы II ранга Кондратий Дубовина, лично обезвредивший преступника, уже через несколько дней получил повышение по службе. Отныне он перестал придираться к Прокопенко, но старался, к тайному неудовольствию последнего, как можно чаще приезжать на контрольно-пропускной пункт между Белгородом и Волчанском, «чтобы лично общаться с талантливой собакой, которая, глядишь, ещё кого-нибудь задержит». Дубовина сдержал обещание позаботиться о Тарасе. Благодаря его ходатайству, Тарас теперь стал «служебно-розыскной собакой высшей категории».

Воскресный папа

Тот является отцом, кто воспитывает, а не тот, кто родит.

Менандр

Его любимый фильм назывался «Люди в чёрном – II». Как почти каждый юноша временами представляет себя непобедимым и дьявольски прекрасным Джеймсом Бондом, особенно когда в поле его зрения попадает красивая девушка, так и он мечтал иногда перевоплотиться в свой идеал – великолепного, бесстрашного, развязно-нагловатого и от этого ещё более обаятельного секретного агента F – мопса Фрэнка. Да, да, да. А в кого же вам ещё мечтать перевоплотиться, если вы и сами мопс?

Рудик – его звали именно так – лежал на диване на спине, раскинув в стороны все четыре лапы, и делал вид, что спит, а сам уже в который раз прокручивал в памяти «монолог» Фрэнка о датской догине, фигура которой «чуть-чуть полновата, зато лицо – небесной красоты!» Он и сам был влюблён, влюблён безнадёжно в песочно-рыжую красавицу догиню по имени Веста. В отличие от «подружки» Фрэнка Веста была безупречна во всех отношениях – и фигура, и «лицо», и характер. Её хозяйка Ирина утверждала, что «все собаки их питомника отличаются железобетонной психикой и стопроцентным послушанием». Рудика же эта фраза всегда коробила – он предпочел бы услышать, что Веста единственная «отличается золотым сердцем и божественной внешностью». Но что эти примитивные люди знают о Высокой Любви, рождённой в душе Поэта! Пусть даже эта душа и заключена в маленькое, толстенькое и криволапое тельце мопса! Лишь тонкая натура Весточки умела почувствовать и оценить «прекрасные порывы» Рудика, когда тот, встав на цыпочки задних лапок, тянулся всей своей сморщенной мордочкой, пытаясь коснуться губ, точнее, носа любимой. Она наклонялась к нему, ласково обнюхивала и нежно похлопывала по спине передней лапой. При этом, будь её удар слегка посильнее, она сшибала бы Рудика с ног.

Хозяйки, только и способные проливать слёзы над какими-нибудь «нафталинными» «Ромео и Джульеттой» да над примитивным бразильско-мексиканским «мылом», в такой патетический момент лишь тупо смеялись, предлагая «принести женишку скамеечку, а лучше стремянку»! Рудик и Веста понимали, что им не суждено жить «в законном браке», и утешались теми редкими прекрасными мгновениями, когда по выходным их хозяйки встречались, чтобы пообщаться и вместе выгулять своих собак.

Однако в последнее время Рудик замечал, что Веста ведёт себя несколько странно. Её фигура стала «чуть-чуть полновата», она перестала самозабвенно носиться по поляне, одним прыжком настигая убегавшего от неё со всех четырёх лап Рудика, а в её глазах появилось мечтательное задумчивое выражение. Из разговора хозяек Рудик узнал, что Весточку кто-то повязал. Её вынудили выйти замуж за нелюбимого, и вот она уже ждёт от него потомства! Первым порывом Рудика было найти и «порвать, как Тузик грелку», того циничного, эгоистичного и наверняка чистопородного дога, который растоптал его Высокую Любовь. Но никаких догов, на их счастье, вблизи Весточки не появилось, и «разборка» отпала сама собой. Значит, этот «супер-интер-чемпион», а на самом деле примитивный бесстыжий тип, уже успел бросить жену с детьми на руках, то есть в лапах! Снова встав на цыпочки и дождавшись, когда любимая наклонит к нему голову, Рудик жарко зашептал ей в самое ухо: «Не переживай. Я усыновлю твоих детей, только будь моей навек!» В глазах Весты он явно читал согласие. Особенно после того, как щенки – их оказалось трое – наконец-то родились.

Однажды во время очередной совместной воскресной прогулки Ирина предложила Марии, хозяйке Рудика, зайти на чай, а заодно и посмотреть щенков. Рудик порядком разволновался. Собаки вообще очень трепетно относятся к своим детям, а что же говорить о влюблённом Поэте, который, ещё даже не видя отпрысков своей «дамы сердца», уже боготворил их вместе с ней. Тяжело дыша, похрюкивая и высунув от возбуждения язычок, Рудик вступил в святая святых – комнату, где стоял старый детский манеж. Внутри на матрасике вповалку друг на дружке спали очаровательные вислоухие – как известно, догам перестали купировать уши – крошки. Правда, каждая «крошка» уже была ростом почти с взрослого мопса. Ирина со смехом подняла Рудика на руки и посадила в манеж, сказав: «Давай, воспитывай, папаша! А то вы, мужики, как только дети рождаются, так сразу и в кусты!» Веста стояла рядом и явно одобряла действия своей хозяйки. Щенки завозились, тихонько заскулили и уткнулись влажными носами в тёплый и мягкий Рудиков бок. Сердце новоявленного «папаши» наполнилось нежностью, восторгом и чувством огромной ответственности. Да, только он сумеет их достойно воспитать и сделать из этих трёх несмышлёнышей Людей, то есть, тьфу, Собак! Рудик принялся тщательно вылизывать макушку ближайшего с нему щеночка, а тот сладко заурчал и ещё плотнее прижался к его боку.

С тех пор по выходным визиты Марии и Рудика к Ирине и Весте стали традиционными. Вскоре щенкам было позволено вылезать из манежа и играть на полу. Они уже переросли Рудика, но всё равно относились к нему с почтением, и в совместных играх он всегда оставался лидером, несмотря на присутствие Весты. Ирина и Мария умилялись, наблюдая эти сцены, и даже снимали их на камеру.

Но семейной идиллии вскоре наступил конец. Сначала нашёлся покупатель на одного щенка – застенчивую и нежную девочку, потом забрали самого крупного, хулиганистого и задиристого мальчика, который родился первым и потому считал, что ему всё позволено. Последним покинул отчий дом спокойный и немного ленивый крепыш-толстячок необыкновенно красивого ровного песочного окраса, унаследованного от матери. Этот щенок был особенно дорог сердцу Рудика…

Несколько дней после разлуки со щенками мопс ходил какой-то потерянный и грустный. Лишь дополнительная порция «вкусненького», даваемая в качестве утешения чуткой и понимающей Марией, немного примиряла незадачливого «папашу» с дальнейшей бессмысленной жизнью. Однако, как известно, время лечит любые раны. С Вестой они по-прежнему встречались каждые субботу и воскресенье, а что ещё надо бедному влюблённому, как не лицезреть, хотя бы изредка, предмет своей страсти?

С тех пор прошло около года. Однажды Мария сильно задержалась на работе и отправилась гулять с Рудиком позже обычного. Они вышли во двор, и Рудик был спущен с поводка, чтобы иметь возможность немного побегать на свободе, в одиночестве, так как все собаки, с которыми он был знаком, к столь позднему часу уже своё отгуляли. Был тихий, спокойный осенний вечер, и ничто не предвещало приближавшейся трагедии, в прямом смысле этого слова. Рудик первым заметил мчавшееся прямо на него на бешеной скорости светло-рыжее пятно, постепенно принимавшее очертания огромной собаки. Отчаянный крик «Кайзер, ко мне! Вернись! Фу! Стоять!!!» не оставлял никаких оптимистических иллюзий. Рудик вдруг ясно осознал, что дни его сочтены. Через мгновение это чудовище его настигнет, проглотит одним махом и даже не подавится! Мысленным взором несчастный мопс уже видел свой задорно закрученный толстенький хвостик, застрявший между передними зубами монстра. Но мопсу, идеалом которого был секретный агент F, не пристало бегать от опасности, тем более что в данном случае это было бесполезно: «опасности» оставалось сделать до него максимум два прыжка. Задние лапки Рудика подогнулись, он тяжело плюхнулся на хвостик, словно защищая собственным телом самое дорогое, что у него есть, втянул голову в плечи в последней отчаянной попытке спрятаться в многочисленных складочках нежной бежевой шкурки и «закрыл свои карие очи» – как ему тогда казалось, навсегда…

Теплый шершавый язык одним махом с головы до хвоста облизал незадачливого «секретного агента». Потом ещё и ещё. Рудик осторожно открыл глаза и вместо кровожадной гримасы беспощадного убийцы встретил взгляд, полный любви и нежности. «Папа, – говорил этот взгляд, – папа, я наконец-то нашёл тебя!» Огромный песочного окраса дог лежал на брюхе перед мопсом, осторожно обнимая его передними лапами, и неустанно вылизывал шелковистую шёрстку своего вновь обретённого «родителя». В этом гигантском красавце теперь совершенно нельзя было бы узнать того самого неуклюжего толстячка, которого когда-то с такой же нежностью вылизывал сам Рудик. Пожалуй, только в глазах великана, горящих искренним всепоглощающим счастьем, осталось что-то щенячье – тот самый щенячий восторг, когда, кажется, хочется обнять и полюбить весь мир. «Папа! Мой дорогой папа! Тебя кто-то напугал? Кто этот негодяй?! Пусть только попробует ещё раз близко к тебе подойти! Ты можешь больше ничего не бояться. У тебя есть я. А я смогу защитить тебя от любого, кто рискнёт тебя обидеть».

Рудик с трудом осознал, что его прощание с жизнью на этот раз было преждевременным. Наоборот! Пожалуй, имея такого «сынка», можно будет ещё вернуться к так и не выясненным до конца отношениям с одним нагловатым и самоуверенным боксёром, явно положившим глаз на Весточку. При этом Рудик не без основания подозревал, что боксёр не только не видит в нём достойного соперника, но и вообще не считает его за собаку, а тем более за «доминирующего кобеля», каким чувствовал себя сам Рудик!

В самый разгар душещипательной сцены подбежали запыхавшиеся хозяева. Но ни скандала, который собиралась закатить Мария, ни велеречивых оправданий, уже готовых сорваться с уст хозяина Кайзера, так и не понадобилось. Дог перевернулся на спину, а мопс, встав передними лапами великану на грудь, как когда-то в детстве, вылизывал ему нос и макушку. «Смотрите-ка, да они подружились!» – только и мог пробормотать растерянный договладелец. Мария, приложив руку к сердцу, от волнения едва не выпрыгивавшему из груди, пока ещё ничего не могла сказать.

А Рудик, снисходительно взглянув на людей, подумал: «Да что они вообще могут знать о настоящей Высокой Родительской Любви?!» И снизу вверх ласково посмотрел на абсолютно счастливого Кайзера, теперь припавшего перед ним на передние лапы.

Дворянское гнездо

Сегодня с утра настроение Юрия Николаевича Романова, преуспевающего бизнесмена, владельца нескольких крупных рекламных агентств, было хуже некуда. Вот уже минут сорок, как он безнадёжно застрял в многокилометровой пробке и катастрофически опаздывал на встречу с важным клиентом. Голова немилосердно раскалывалась. Вчера Юрий наконец решился полностью разорвать отношения со своей последней пассией Леночкой и окончательно уверился в том, что «чем больше он узнаёт людей, тем больше любит собак». Вернувшись от Леночки домой, он сообщил об этом своей собственной собаке и с горя один выпил бутылку виски.

Надо сказать, что собака у Романова была, мягко говоря, совсем не подходящая для преуспевающего бизнесмена. Несколько лет назад он, как говорили его друзья, «соригинальничал» и подобрал зимой на улице полуживого больного щенка. Затем лечил его в лучших ветклиниках, кормил свежайшими продуктами экстрапремиум-класса и в итоге получил существо неопределимой породы, больше всего на свете обожающее своего хозяина, преданно заглядывающее ему в глаза, угадывающее малейшее изменение его настроения и готовое пойти за него в огонь и в воду. Этот «пинчеро-мопсо-таксо-пудель двортерьер помойно-розыскной» получил почётную кличку Муха – в честь маленькой дворняжки, которая жила в деревне у бабушки Юрия, когда он был ещё совсем ребёнком, пил парное молоко, купался в местной речушке, лазил по деревьям, самозабвенно воровал яблоки в саду соседки бабы Вали и ни о каком богатстве даже не мечтал. Эх, золотое было время!

Вчера Муха очень неодобрительно отнеслась к «заливанию» горя алкоголем (собаки вообще терпеть не могут пьяниц), но в отличие от той же Леночки выразила своё неодобрение мягко, без истерик – просто лизнула Юрию руку и демонстративно легла спать не на кровати любимого хозяина, а на ковре у камина в гостиной. С утра Юрий, несмотря на головную боль, совершил вместе с Мухой традиционный утренний моцион (по возможности он всегда сам выгуливал собаку, не доверяя это ответственнейшее мероприятие домработнице) и уехал, провожаемый грустным взглядом всё понимающих собачьих глаз. И вот теперь пробка нарушила весь рабочий график…

Поняв, что на встречу он всё равно никак не успевает, Юрий позвонил клиентам, извинился, и по взаимному согласию переговоры были перенесены на более позднее время. Получив неожиданную передышку, Юрий вырулил из пробки, припарковал машину в ближайшем переулке и решил пройтись пешком. Может, немного полегчает? Миновав несколько домов, он остановился у входа в небольшой книжный магазинчик. «Надо бы зайти и купить на вечер что-нибудь лёгкое, лучше всего фэнтези, чтобы расслабиться, посопереживать каким-нибудь эльфам-хоббитам-гоблинам и не вспоминать больше ни о чём», – подумал Романов и зашёл внутрь. Его внимание сразу привлекла книга Вадима Устинова «Войны Роз» со средневековым рыцарем на обложке. Должно быть, крутые приключения! Правда, фантаста такого Юрий не помнил, но название показалось ему смутно знакомым. «Экранизировали, наверное», – решил он и, взяв книгу, направился к кассе.

Вернувшись домой после тяжелого рабочего дня, Юрий Романов погулял с Мухой, сел с книжкой у камина и приготовился «релаксировать», как любила выражаться Леночка. Муха улеглась с косточкой у его ног и тоже настроилась на спокойный вечер. Но такой неудачный день, как этот, не мог закончиться столь идиллически. С первых же прочитанных строк Юрию стало ясно, что на лёгкое чтение рассчитывать не приходится. Книга оказалась серьёзным научным исследованием средневековой войны в Англии, во время которой какие-то Йорки бодались с какими-то Ланкастерами за английский престол. Когда-то давно, в школе, Юрию рассказывал об этом учитель истории…

Йорки? Очень некстати вспомнилась Леночка (а ведь Юрий и купил-то книгу лишь затем, чтобы больше не думать о ней!).

Дело в том, что у Леночки был йоркширский терьер Литтл Дюк Николас Бладд Льюис Дэвил (для своих Ники), чьей родословной она очень гордилась. «Те, кто заводят дворняжек, просто не имеют денег на нормальную собаку. Дворняжка… Фи, как негламурно!» – презрительно говорила Леночка. Юрия это бесило. Он считал, что любить надо саму собаку, а не её породу или именитых предков. Не всё ли равно, происходит ли ваш четвероногий друг от обладателя титула «Лучший кобель года» или его «бабушка согрешила с водолазом»? Главное, что собака любит вас вовсе не за то, что вы прямой потомок герцога Нортумберлендского или ещё какого графа! Вот и Юрий любил свою Муху просто потому, что она есть, что она – его собака.

Кстати, на прошлый день рождения друзья сделали Юрию весьма оригинальный подарок – диплом, подписанный самим А. Л. Бугаевым-Понятовским, Светлейшим князем, графом де Анжу де Бурбон де Наполис, главой Международного Монархического Двора. Согласно этому диплому, Юрий Николаевич Романов являлся представителем Новой Элиты Мира, потомком российской царской династии (как-никак, Романов!), Великим князем Императорской Фамилии и прочая, и прочая, и прочая (диплом обошёлся шутникам в очень и очень кругленькую сумму). Леночка восприняла всё это всерьёз, велела повесить «родословную» на самое видное место и стала гордиться не только Ники, но и Юрием. Именно тогда он впервые поймал себя на мысли, что любит Леночкиного очаровательного йорка гораздо больше, чем её саму…

Грустные воспоминания Юрия были прерваны призывным потявкиванием Мухи. Развалившись на спине, собака старалась подтолкнуть лапой руку хозяина, вертелась на ковре и всем своим видом показывала, что пора бы уже прекратить разводить меланхолию и обратить наконец внимание на любимую собаку. «Давай, давай! – говорили собачьи глаза, – почеши меня скорее, принеси чего-нибудь вкусненького, надоело мне пустую кость мусолить. А я тебя за это нежно лизну. И тебе легче станет, и мне приятно».

– Ты для меня лучше всех, элитней любой Новой Элиты Мира! – с чувством произнёс Юрий, почёсывая собачье пузо.

У него вдруг возникла совершенно бредовая идея. Йорки, говорите? А мы будем Ланкастерами! И порода нам никакая не нужна. Мы – просто собака, Hund, Chien, Cane, Dog[10]. Ланкастер-дог. Стандарты породы? Очень просто: собака не должна соответствовать никаким стандартам никаких признанных пород. Сколько бездомных представителей нашей новой элиты мёрзнет сейчас на улицах, голодает, болеет, терпит жестокости и унижения от «царей природы»? А мы совершим революцию! Как там поётся, «кто был ничем, тот станет всем»? Мы по-своему решим проблему бездомных собак. Вы все обретёте дома, нет, дворцы! Вряд ли собачка стоимостью несколько сотен евро будет просто так попрошайничать на помойках. А мы добьёмся именно того, чтобы нынешние дворняжки стоили никак не меньше. Ланкастеров будут заводить политики, звёзды, бизнесмены и бизнесвумены! Не будь мы Юрием Первым Романовым, владельцем нескольких крупных рекламных агентств!

Муха с чувством потянулась, она ещё не догадывалась, что ей уготовано блестящее будущее – стать матерью-основательницей Новой Собачьей Элиты Мира.

… На следующий день с самого утра Юрий собрал экстренное совещание в головном офисе своей фирмы.

– Мы начинаем новую рекламную кампанию. Предстоит серьёзная и очень большая работа. Как известно, реклама – двигатель торговли. Но мы должны продвинуть не просто товар. Появляется совершенно новая порода собак, ланкастер-дог. Не слышали? Ещё услышите! А пока посмотрите. – Юрий протянул рекламщикам фотографию Мухи.

– Наша задача – сделать так, чтобы эта порода стала самой модной и популярной, – продолжал Юрий. – Кирилл Александрович, свяжитесь срочно с Николаем Дроздовым. На каком он сейчас канале? На Первом? С Эрнстом я договорюсь. Нужна целая передача. Например, «В мире собак». Кроме того, Петр Толстой в «Итогах недели» должен невзначай упомянуть, что у нашего президента именно такая собака. Ирина Сергеевна, вам нужно подключить газеты и журналы – «Комсомолку», «Эгоист», «Cosmopolitan», ну не мне вас учить, сами знаете. Степан Петрович, отныне рекламные ролики «Pedigree» и «Chappy» должны сменить «лицо». «Лицо» вы уже видели, действуйте! С кинологами я буду разговаривать сам. Да, самое главное. Бюджет рекламной кампании не ограничен.

… Прошло несколько лет. Однажды, застряв в очередной пробке, Юрий Николаевич Романов припарковал машину на обочине и пошёл пройтись пешком. В одном из газетных ларьков его внимание привлекла обложка глянцевого журнала, на которой была изображена эстрадная звезда со своей любимой собачкой. В модной диве Юрий с удивлением узнал свою «бывшую» Леночку, а в лопоухом нескладном создании у неё на руках – карикатуру на свою Муху. Статья начиналась сообщением, что «знаменитая певица Елена Ланкастер и её собака породы ланкастер-дог…» Дальше Юрий читать не стал. И так всё было понятно. Рекламная кампания всей его жизни благополучно завершилась. Завершилась победно! В городе не было больше бездомных собак…

P. S. Журнал «Мир собак» № 5 за 20… год сообщает, что Международная Кинологическая Федерация и Элитный клуб «Ланкастер-дог» предлагают щенков породы ланкастер-дог от лучших производителей.

Умные, преданные, обладающие отменным здоровьем и выносливостью, наши собаки станут вам верными друзьями и принесут счастье в ваш дом.

Имеются щенки любых размеров и окрасов.