Хвост судьбы (сборник) Мациевская Лана

Чек на ривере[11]

Турнир проходил как обычно, как и десятки других турниров по покеру, которые маститый профессионал Майк Фергюссон играл в своей жизни. Он уже давно не волновался перед игрой, выработал свой стиль и собственную стратегию. Вот только в этот раз игра у него не шла, удача словно отвернулась от «непобедимого Фергюссона».

Пожалуй, у Майка было только одно слабое место – он был болезненно суеверен и чудесным талисманом, приносящим ему удачу, считал… свою таксу с «говорящим покерным» именем Баттон. Каждый раз, уходя на игру, Фергюссон выполнял неизменный незамысловатый ритуал: несколько минут он должен был подержать Баттона за хвост, как говорится, на счастье. Правда, Баттон отличался довольно своенравным и склочным характером, процесс хватания за хвост считал прямым оскорблением, поэтому так и норовил укусить Майка за руку. Но Майк не унывал. Наоборот, если псу удавалось прихватить его зубами, то он почитал это особо благоприятным предзнаменованием, тем более что таксик и кусал-то его понарошку, только для того, чтобы подчеркнуть, кто в доме настоящий хозяин.

Коллеги по покерному цеху неоднократно подтрунивали над чрезмерно серьёзным отношением Фергюссона к «собачьей магии». Однако ирония судьбы заключалась в том, что именно сидя на баттоне, Майк, словно по мановению волшебной палочки, ухитрялся получать наиболее сильные комбинации и выигрывать самые высокие ставки. Так что выражение «поймать удачу за хвост» для Фергюссона было вовсе не пустыми словами!

Сегодня с утра Майк пребывал в крайне мрачном расположении духа. За завтраком состоялся последний решающий разговор с женой Эрикой. Теперь уже с бывшей женой: бракоразводный процесс подходил к концу, и оставалось лишь уладить последние имущественные формальности. Между тем Эрика всё ещё проживала в доме Майка, пока в её собственной квартире заканчивался ремонт. Теперь он закончился, и Эрика навсегда покидала дом некогда любимого супруга. Так вот, именно сегодня, перед серьёзным и престижным покерным турниром Мировой серии, жена вновь безапелляционно заявила Майку, что Баттон остаётся с ней! Справедливости ради, надо отметить, что в своё время щенка действительно приобретала она, Майк был какое-то время даже против собаки в доме. Но потом он так привязался к непоседливому и юркому щенку, что уже не мыслил без него своего существования. Имя таксику любящие супруги выбирали вместе – Эрика тоже серьёзно играла в покер, так что разногласий по данному поводу у них не было. Зато очень скоро разногласия обнаружились по множеству других поводов, что и привело в итоге, после трёх лет бесконечных скандалов, к разводу. Но, расставаясь с женой, Фергюссон даже и подумать не мог о расставании с собакой! Баттон, его любимец, его «шкодливый хорёк», его «бархатная спинка», его талисман… «Как буду без тебя?»

Эти мысли мешали Майку сосредоточиться во время игры. Уговоры оставить собаку ему ни к чему не привели. Да ещё в дело вмешался адвокат Эрики, который вёл дело так, словно целью его жизни было лишить Майка вообще всего имущества (Майк даже заподозрил его либо в любовных отношениях со своей женой, либо в латентном феминизме). Этот ужасный адвокат грозил Фергюссону всеми известными ему судебными преследованиями, если тот хотя бы попытается чинить какие-то препятствия Эрике. А Майк и не пытался… Он уже знал, что, когда вернётся домой, больше не услышит заливистого лая, что никто не бросится у самых дверей ему навстречу, всем своим видом олицетворяя неземное счастье от прихода любимого хозяина… Полный самых дурных предчувствий, Фергюссон опрометчиво сделал ставку олл-ин, и если после открытия тёрна у него ещё оставалась призрачная надежда, то когда на сукно лёг ривер, он понял, что турнир для него закончен. Выбыв на позорном для него четвёртом месте, Майк спустился в бар и напился до бесчувствия…

Шли месяцы. Фергюссон впал в затяжную депрессию. Друзья не узнавали бывшего балагура и кутилу, с которым всегда было весело, даже за покерным столом: Фергюссон любил отпускать во время игры шутки, заставлявшие до колик смеяться не только выигравших, но и в пух проигравших. Особенную тревогу вызывало то, что «гений покера» сам совершенно перестал выигрывать. После провального турнира Мировой серии Фергюссон принимал участие ещё в нескольких менее престижных играх и «вылетал» одним из первых. Более того. В традиционной лондонской кэш-игре – игре по особо крупным ставкам наличными – он ухитрился спустить более половины своего состояния. Лишь то, что друзья ценою неимоверных усилий всё же сумели остановить Майка, спасло его от полного разорения. В ближайшем окружении Фергюссона считали, что душевное равновесие его было нарушено расставанием с женой. И никто, ни один человек, не знал правды!

А правда заключалась в том, что Майк действительно скучал, и скучал отчаянно, но не по Эрике, а по Баттону! Кроме того, он был совершенно уверен, что удача отвернулась от него тоже исключительно с исчезновением из его жизни любимой таксы. Причём все факты говорили в пользу этой бредовой версии: Фергюссон перестал выигрывать с тех пор, как перестал держать Баттона за хвост перед игрой! Естественно, он не мог озвучить подобную чушь собачью даже ближайшим друзьям – его бы просто сочли сумасшедшим. Поэтому всё оставалось по-прежнему: Майка наперебой пытались познакомить с какой-нибудь девушкой, а сам Майк с каждым днём всё больше замыкался в себе.

Однажды он проснулся среди ночи от внезапно пришедшей ему во сне мысли, простой, как всё гениальное. Он должен срочно завести себе новую собаку! Таксу! И назвать её «сакральным покерным» именем! И вновь «поймать удачу за хвост»!

До самого утра Фергюссон так и не смог больше заснуть. И сразу после утреннего кофе уже обзванивал по телефонному справочнику питомники такс. В четвёртом по счету питомнике («Каре!» – отметил про себя Майк) он договорился о встрече на сегодня же и через полчаса гнал свою машину по указанному адресу.

Майка встретила маленькая, подвижная, сама неуловимо похожая на таксу хозяйка и провела в комнату, где в корзинке на мягком матрасике спали три очаровательных таксёныша – два чёрненьких с рыжими подпалинами и один гладко-рыжий.

– Знакомьтесь, выбирайте, – ласковым тихим голосом предложила владелица питомника и тактично вышла из комнаты.

А Фергюссон растерялся. Таких мучительных сомнений он не испытывал даже тогда, когда шёл олл-ин против возможного флэш-рояля у противника. Все три щеночка проснулись и с любопытством и надеждой смотрели Майку прямо в глаза, прямо в душу, неуклюже пытаясь вилять своими тоненькими хвостиками. И вновь его посетила мысль, простая, как всё гениальное. Он решился!

Позвав хозяйку, Фергюссон сообщил ей, что покупает… всех трёх щенков. За необходимыми документами он заедет позднее, а таксиков забирает прямо сейчас.

С тех пор в жизни маститого профессионального игрока в покер Майка Фергюссона началась новая светлая полоса. По утрам он выходил из дома, а перед ним, гордо задрав хвостики, шествовали Флоп, Тёрн и Ривер – его маленькие любимцы таксы. Каждый из них отличался исключительной индивидуальностью. Рыжий Флоп оказался большим обжорой и самым медлительным из всех братьев. Характер у него был спокойный и дружелюбный. Тёрн и Ривер, наоборот, с «младых ногтей» пытались вступать в конфликты со всеми окрестными собаками и постоянно лаяли – друг на друга, на пролетающих мимо птиц, проходящих людей и проезжающих велосипедистов (последних они пытались догнать и схватить за ногу). Своей склочностью они напоминали Фергюссону Баттона.

И если Флоп просто млел от счастья, когда Майк порой по нескольку минут держал его за хвост, то Тёрн и Ривер при этом извивались, словно хорьки, и пытались – понарошку – укусить хозяина за руку.

Майк в равной степени обожал всех трёх своих такс. И не только потому, что самым мистическим образом с их появлением в его доме ему стало просто фантастически везти в покер. Просто, просыпаясь среди ночи оттого, что у него на голове спала одна такса, на груди, свернувшись калачиком, другая, а в ухо сопела третья, он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле.

Кстати, Майк Фергюссон так больше никогда и не женился.

Харлей Дэвидсон и ковбой Мальборо

Он, как всегда, пронёсся мимо на скорости, от которой заложило уши. Далеко впереди резко, с утробным рыком, развернулся и рванул обратно. При этом весь его вид выражал абсолютное счастье. Сердце Арнольда заныло от зависти. «Вот бы мне так же! И чтобы ветер в ушах! И чтобы сила и несокрушимая мощь! И свобода!!!»

Свобода для Арнольда была особенно актуальна. Затянутым в неудобный, сковывающий движения ярко-красный с белой полосой комбинезон – даром что на спине красовалась явно издевательская надпись «Marlboro» – не очень-то побегаешь. Комбинезон Арнольд ненавидел всей душой. Но этого мало. А отношение окружающих? Вот как называют этого гордого могучего красавца? Хоть его имя Рик и ничуть не лучше Арнольда, но прозвище! «Носится, словно Харлей Дэвидсон!» В этом прозвище всё – восхищение, уважение, власть. «А меня ковбоем Мальборо называют лишь из-за дурацкой надписи на комбинезоне. Да ещё с насмешкой! Ну какой я ковбой, когда даже любимая ретриверша Молли в мою сторону не глядит, предпочитая заигрывать с Риком? Даже не понюхает никогда, как будто меня вообще не существует! Не говоря уж о том, что и имечко-то моё мне не подходит. Арнольд! Арни! Думаете, Шварценеггер? Это я-то? Уж лучше бы меня каким-нибудь Тролликом, Тошкой или хоть тем же Риком назвали. Меньше издевались бы потом».

Что ж! Наверное, Арнольд был по-своему прав. Когда ты собачка породы гладкошёрстный чихуахуа, то ни о каких «ковбоях» мечтать не приходится.

Тем временем Рик – крупный палевый Лабрадор – отдышавшись после стремительно бега, тоже предавался невеселым размышлениям. «До чего же несправедлива жизнь! Нет у меня иной радости, кроме как, умудрившись вырваться от хозяйки, с поводком на шее побегать, пока не поймали, по берегу грязного городского пруда. Ну да ещё иногда залезть в эту лужу. Вот, пожалуй, действительно счастье, и наплевать на последующее наказание в виде мытья в ванной с вонючим шампунем, пахнущим „зимней свежестью“. Какая гадость! Никто никогда не возьмёт меня на ручки, когда я, усталый, бреду домой после долгой прогулки. Никто не уложит в свою постель на мягкую подушечку. Наоборот, когда я днём поваляюсь на диване в отсутствие хозяев, мне вечером выволочку устраивают: мол, я своей шерстью всю обивку изгваздал! Подумаешь, крупная собака! А может, я в душе китайская хохлатая! Может, я ошибка природы и должен был родиться, к примеру, чихуахуа. Вот везёт же некоторым, вроде этого Арнольда! Его-то небось не моют „зимней свежестью“: костюмчик не даёт испачкаться. Да и с именем повезло. Звали бы меня Арнольдом, хоть солидно бы звучало. А то обозвали Риком, словно таксу какую-нибудь, а на диван не пускают!»

Обе собаки не знали одной истины: бойся своих желаний, ибо они могут сбыться. Видимо, им настолько хотелось поменяться судьбами, что однажды случилось чудо. Столкнувшись на очередной прогулке нос к носу, они посмотрели друг другу в глаза и…

В следующее мгновенье Арнольд лёгким движением плеча уже тащил хозяйку Рика через кусты к вожделенной, пахнущей тиной прохладной прудовой водичке. «И чего это мне вдруг так купаться захотелось? И где!» – не успел удивиться Арнольд, как в кустах к нему подбежала Молли и не только понюхала, но призывно замахала хвостом и, толкнув лапой в спину, пригласила поиграть!

Тем временем Рик, поначалу ещё не вполне освоившийся с комбинезоном, который на поверку оказался ужасно неудобным, был подхвачен на руки хозяйкой Арнольда. Под ласкающие слух слова: «Ты устал, мой пёсик! Пойдём домой, покушаем и отдохнём!» – Рик устроился поудобней и поехал к себе домой (вернее, домой к Арнольду), глядя на окружающий мир с высоты человеческого роста.

«Вот оно, счастье!» – подумалось одновременно обеим собакам. Жизнь явно удалась!

Придя с прогулки, Арнольд (теперь уже Рик), как обычно, направился было к дивану (в типовых квартирах спального района можно без труда ориентироваться, даже попав туда впервые и будучи собакой), но был остановлен гневным окриком: «Нет, вы посмотрите на него! Совсем совесть потерял! А ну, быстро в ванну!» Последующая затем процедура не принесла Арнольду никакого удовольствия. Он привык, что после прогулки ему, максимум, обтирали лапки специальной собачьей влажной салфеточкой. А тут! «И это что же, каждый раз придётся терпеть?» – расстроился было «лабрадор», пахнущий мерзкой «зимней свежестью», но тут же утешился: в конце концов, ради того, чтобы быть крупной собакой, можно пойти и не на такие жертвы.

А вот Рик (он же Арнольд) был от мытья избавлен. Не успел он порадоваться такому стечению обстоятельств, как раздался звонок в дверь – домой вернулся хозяин. «Вот, дорогая, – обратился он к жене, хозяйке Арнольда, – мы так давно это искали во всевозможных собачьих магазинах, и наконец-то я купил. Фрак и бабочка для нашего Арни!» При этих словах он достал яркий шуршащий пакет и извлёк оттуда… От ужаса Рику захотелось спрятаться куда-нибудь подальше! Настоящий Арнольд мог бы рассказать Рику, что лучше всего ему удавалось спрятаться во время празднования Нового года – под ёлкой! Подвыпившие гости настолько доставали пёсика своими нежностями, что он, метаясь по квартире, затаился под колючими ветками и был спасён. Но ныне никакой ёлки в квартире не наблюдалось, и Рика очень быстро поймали. Сопротивляться было бесполезно – это лабрадору достаточно, как говорится, показать зубы, чтобы его зауважали. А над бедным чихуахуа только посмеялись: «Ну, сторож! Будешь теперь во фраке гостей встречать!» Когда Рик через несколько минут увидел себя в зеркале, ему буквально стало плохо. Большего унижения для добропорядочного пса придумать было нельзя. Из зазеркалья на Рика смотрело несчастное большеухое и большеглазое существо, которое язык не поворачивался назвать собакой: вместо солидного ошейника на шее болталась ужасная бабочка, а чёрный фрак с белой манишкой… Честное слово, уж лучше комбинезон «Marlboro»!

Ночь никому не принесла успокоения. Стоит ли говорить, что, несмотря на мытьё, Арнольд был с позором изгнан с дивана и маялся от бессонницы на жёстком полу у двери. А Рик был, наоборот, буквально силой затащен в кровать (спасибо, что хоть фрак с бабочкой сняли!) и также не мог заснуть под жарким и душным одеялом.

На следующий день ни Рика, ни Арнольда утренняя прогулка не радовала. Арнольду почему-то совсем не хотелось тащить хозяйку «к водичке», а Рик, затянутый в мерзкий комбинезон, вообще мечтал только о том, чтобы поскорей оказаться дома (только бы хозяева не вспомнили про фрак!).

С едой вскоре тоже начались явные недоразумения. Будучи самим собой, то есть лабрадором, Рик обожал погрызть кости. Что может сравниться с наслаждением, когда ты, вытянувшись во весь рост, сжимаешь передними лапами источающую невероятный аромат здоровенную кость и то облизываешь её, то, прикрыв глаза и урча от удовольствия, впиваешься в неё зубами! А этот хруст! А этот вкус! Хр-р-р!.. Но не тут-то было. У Арнольда в доме не было никаких костей. Более того. Грызть их ему не разрешали! Увидев, как Рик схватил на прогулке какую-то малюсенькую невзрачную косточку, поклёванную воронами, хозяйка подняла крик и вообще унесла Рика домой, предварительно зашвырнув вожделенную находку за пределы досягаемости.

А Арнольд, привыкший к специальному нежному корму для маленьких собачек премиум-класса, чуть инфаркт не получил, когда перед ним поставили здоровенную миску, наполненную кашей с жёсткими и оттого совершенно несъедобными, по его мнению, «неопрятными» кусками мяса. Голод взял своё, и Арни ничего не оставалось, как всё-таки отведать «этой плебейской еды». Но впервые за всю свою жизнь он не получил от трапезы никакого наслаждения.

Так прошло несколько дней. Оба пса приуныли, и у хозяев даже закралось подозрение, уж не заболели ли их любимцы. В таком же недоумении пребывала и Молли: Рик перестал с ней заигрывать, значит, разлюбил, изменил ей с другой? Вот только с кем: с молоденькой и наглой боксёршей Бони или вообще, не дай Бог, с толстушкой мопсихой Бэллочкой?

А оба незадачливых «друга по несчастью» больше ни о чём и мечтать не могли, как о том, чтобы снова вернуться «в свою породу». Как известно, самые сильные желания когда-нибудь обязательно сбываются. В очередной раз столкнувшись на прогулке, Рик и Арнольд посмотрели друг другу в глаза и…

Лабрадор Рик ещё никогда не носился по берегу пруда так неистово, с «мотоциклетным» рыком, не обращая внимания на окрики хозяйки и всем своим видом выражая силу, мощь и наслаждение свободой.

«А комбинезон-то, оказывается, вполне удобная штука. Мне тепло, грязь не попадает на нежную шёрстку, да и движений он вовсе не сковывает, глупости всё это!» – думал про себя чихуахуа Арнольд, семеня у ноги своей обожаемой хозяйки.

Мимо, наперегонки с Молли, убедившейся в верности своего любимого, в очередной раз пронёсся радостный Рик.

Глядя им вслед, Арнольд подумал: «А ведь Бэллочка ничуть не хуже этой великанши Молли. Да и мне явно симпатизирует. Кстати, вот и она». И, посмотрев в огромные карие глаза новой возлюбленной, Арнольд почувствовал себя абсолютно счастливым.

История с историей

Как только хозяин удалился, я не замедлил взобраться на стол и улёгся среди бумаг, что доставило мне неописуемое блаженство. Я ловко раскрыл лапой лежавшую на столе довольно объёмистую книгу и стал пробовать, не удастся ли мне разобрать печатные знаки.

Э. Т. А. Гофман. Житейские воззрения кота Мурра

Двор «профессорского» дома на Юго-Западе Москвы представлял собой настоящий оазис тишины и покоя посреди суеты, гвалта и бешеного ритма жизни столицы. «Профессорским» местные жители называли этот дом потому, что в своё время именно в нем получили новые благоустроенные квартиры семьи столпов российской науки из крупнейшего московского вуза, слава которого гремела на всю страну и за рубежом. С тех пор в самом доме и во дворе его, в тени лип и тополей, протекала совершенно особенная жизнь, привнося даже в самые мелкие бытовые проблемы атмосферу диспутов, конференций, острых научных дискуссий, диссертационных прений: профессия, как известно, накладывает на человека свой отпечаток. Другими словами, здесь не просто кипятили воду, но «изменяли её агрегатное состояние», не сермяжно ходили в магазин, но «приобретали средства для поддержания процесса жизнедеятельности», не пошло выбрасывали мусор, но «избавлялись от бесполезных остатков бренного материального существования».

Домашние любимцы жильцов «профессорского» дома все как один были под стать своим хозяевам: не секрет, что собакам свойственно со временем приобретать даже внешнее сходство с «братом своим старшим». Вот только люди вряд ли замечают, что их питомец постепенно начинает интересоваться теми же проблемами, что занимают их самих.

Более других на ниве последних научных достижений отличался керри-блю-терьер – недаром представителям этой породы присущ недюжинный, почти человеческий ум – академика Вилеонара Серафимовича Томасенко. В своё время Томасенко пользовался непререкаемым авторитетом среди учёных-физиков, ему прочили чуть ли не Нобелевскую премию за новейшие теории в области нанотехнологий, но… На свою беду, академик резко сменил сферу деятельности и стал разрабатывать «новейшие теории» в области исторической науки. Что послужило толчком к столь кардинальной перемене, повлекшей за собой потерю с таким трудом добытого доброго имени учёного, осталось тайной для всех, включая собаку Вилеонара Серафимовича. Однако в отличие от хозяина пёс от исторических штудий академика только выиграл. И приобрёл непререкаемый авторитет «настоящего историка» среди своих соплеменников: ротвейлера Велизария, живущего в семье известного археолога, и болонки Милицы, хозяйка которой – опять же доктор исторических наук – подвизалась на ниве революционного движения XIX века.

Саму же восходящую звезду звали согласно собачьему паспорту Людвиг Барон О'Нил Штокхаузен. Но к тому времени, когда он вступал в пору «расцвета сил», Томасенко как раз доказал в одной из своих работ, что император Священной римской империи Людвиг Баварец и великий князь Киевский Ярослав Мудрый – одно и то же лицо. Пёс был тут же из патриотических соображений переименован в Ярослава, автоматически став Яриком. Это обстоятельство его совершенно не огорчило: вот Велизарий уже давно откликался исключительно на Валика, и ничего! Даже Милица потешаться перестала. Однако, как известно, имя оказывает весьма заметное влияние на судьбу. Как только Людвиг стал Ярославом (Мудрым!), его обуяла настоящая страсть совершить прорыв в истории. В ИСТОРИИ СОБАЧЬЕГО РОДА!

В совершенстве овладев методом академика Томасенко, Ярик начал собственную научную деятельность. Месяца не прошло, как он, яростно потрясая в доказательство своей правоты бородой – гордостью всех без исключения керри-блю-терьеров, – просвещал во дворе Валика и Милицу, потерявших от изумления дар речи:

– Вся наша история сфальсифицирована зловредными собакофобами. И там, где героические подвиги на самом деле совершали собаки, в современной искажённой версии почему-то появляются другие животные. Вот, например, обратимся к древности. Говорят, что гуси спасли Рим. Но только задумайтесь! Что в действительности могут эти абсолютно безмозглые птицы? Щипать траву и прохожих за ноги да орать дурными голосами. Но вот если прочитать слово «гусь» справа налево, то получится… что?

– Что? – испуганно пискнула Милица.

– Звонкий «г» превращается в глухой «к», теперь ставим слово во множественное число. Ну? Правильно! Вы всё поняли правильно. Рим спасли собаки-амазонки!

Толстый Валик от напряжённой работы мысли высунул кончик языка и неуклюже плюхнулся на свою объёмистую «пятую точку». А Милица при упоминании о собаках-амазонках пришла в неописуемый – поистине щенячий – восторг. То, что все «доказательства» новоявленного «историка» строились на базе русского языка, о котором вряд ли слышали в Древнем Риме, никого, включая самого оратора, не смущало. Всё-таки они были собаками, и овладение – на таком уровне! – любым человеческим языком для них уже являлось вершиной умственных возможностей.

Однако гений Ярик не собирался останавливаться на достигнутом. Это был действительно необыкновенно одарённый пёс, и через несколько дней он ошарашивал своих благодарных слушателей новыми познаниями, теперь уже в области иностранных языков и мировой мифологии.

– Кто такие слоны Ганнибала? (Не отвлекайтесь! Этот самый Ганнибал нас совершенно не интересует; сосредоточим своё внимание на слонах!) Итак, слово «слон» по-английски звучит как «элефант». Разбиваем на составляющие – получаем «эльф» и «ант». Другими словами, в переводе опять же с английского – «тётя эльфа». В мифологии Британских островов говорится, что у эльфов были заострённые уши, а сами эльфы не отличались габаритами троллей-великанов. Подходят ли под данные характеристики слоны? Никак не подходят. Значит, у этого никому не известного Ганнибала были не боевые слоны, а боевые доберманы!

– Но ведь от природы уши у этих зазнаек доберманов не заострённые, а висячие, как у всех нормальных собак, – попытался превратить монолог Ярика в дискуссию Валик, чьи чёрные бархатные уши аккуратно облегали его довольную круглую физиономию.

– Я ждал этого вопроса, – борода Ярика победно взметнулась вверх. – Но ведь никто не будет отрицать, что тенденция отмены купирования ушей и хвостов у собак является современной. А это значит, что как раз таки в древности она и существовала! Следовательно, Ганнибал лично обрезал уши своим боевым доберманам!

Вскоре одних историко-лингвистических «свидетельств» Ярику уже было мало. И в качестве доказательств своей теории «пассионарности собачьей расы» он стал привлекать фольклор и литературу:

– Что собой представляет сказочный Змей Горыныч, как не позднейшее наслоение на древнегреческий миф о Цербере, в котором точно указано, что трёхглавый страж подземного мира – со-ба-ка, а не какая-то толстобрюхая (тут Валик обиженно заурчал) ящерица. Цербер – страж, а сторожевые качества собак всем известны. Позднее именно на этих отличительных чертах собачьей расы безошибочно строит свой правдивый шедевр «Огниво» великий Ганс Христиан Андерсен. Могущественный артефакт охраняют три большеглазые собаки. Другими словами, три мопса. Вы спросите почему? Ну, во-первых, глаза «как чайные блюдца» – это прямая аллюзия на эту породу. А во-вторых, у асов-гигантов, населявших Землю ещё до людей, – о чём написал в одном из своих трудов мой гениальный хозяин – и мопсы должны были быть гигантскими. Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не было. Валик и Милица слушали Ярика, явно оглушённые и подавленные безапелляционностью приводимых им непоколебимых доводов.

В это время к тёплой компании не спеша подошёл новый «соискатель истины» – мохнатая бельгийская овчарка Макс. В отличие от Ярика, Валика и Милицы, Макс со своим хозяином въехали в «профессорский» дом недавно и не принадлежали к «касте научной элиты». Долгое время хозяин Макса служил на границе, беспощадно боролся с дельцами преступного наркобизнеса и Макс был его преданным и высокопрофессиональным напарником, неоднократно принимавшим участие в опасных задержаниях со стрельбой и погоней. Выйдя в отставку, доблестный пограничник вернулся в Москву к своим родителям-учёным и, разумеется, привёз с собой верного пса.

Впервые услышав разглагольствования доморощенного гения – Ярик как раз выдвигал версию о том, что в русской народной сказке «Маша и медведь» никакого медведя быть не должно, так как всем известно, что медведь не может валяться на кровати, ибо это является исключительной привилегией некоторых избалованных собак, ну, в крайнем случае, кошек – Макс с интересом остановился. Чем дольше он слушал оратора, тем большее недоумение читалось в его умных карих глазах. Наконец Макс не выдержал:

– Что-то я никак не пойму, зачем выдумывать разные глупости и «воровать» историю у других животных в целях доказать героическое прошлое и настоящее собачьего племени? Мой друг и коллега был застрелен на моих глазах бандитом, спасая жизнь своему хозяину. На счету одного лишь нашего питомника десятки, если не сотни, задержаний. А собаки-поводыри, без которых многие слепые люди были бы лишены возможности передвигаться по улице? А собаки-лекари, которых приводят к больным детям, чтобы научить тех радоваться жизни и бороться с болезнью? А во время войны мало ли было собак, бросавшихся со взрывчаткой под танки и ценою своих жизней приближавших победу? Не говоря уж о собаках-санитарах, под пулями вытаскивавших раненых с поля боя. Даже маленькие комнатные собачки (при этих словах Милица придвинулась поближе к Максу) одним лишь фактом своего существования дарят людям положительные эмоции и излечивают от печали и тоски. Я могу привести множество примеров, свидетельствующих о том, что у человека нет более преданного и лучшего друга, чем собака. Другими словами, человеку без собаки никуда! А вы говорите – «медведи»!

Презрительно фыркнув, Макс развернулся и гордо пошёл к своему подъезду. Затянувшаяся пауза была неожиданно прервана ностальгическими воспоминаниями Валика о славном прошлом его родственников, которые, как оказалось, служили при Московском уголовном розыске. А Милица всё смотрела влюблёнными глазами на дверь подъезда, где скрылся герой пограничник…

Что же касается Ярика, то, придя домой, он отвёл душу тем, что яростно изгрыз только что полученный из издательства, пахнущий клеем и типографской краской авторский экземпляр нового эпохального труда академика Томасенко. В мечтах керри-блю-терьер уже собирал материал для своей будущей патриотической книги «О собаках-героях». Иногда псы поистине бывают ещё и умнее людей!

Кто сказал «Чау»?

Вечернее гуляние подходило к концу, да и погода не располагала к долгим прогулкам. Уже с утра хмурилось, дул пронизывающий ветер, а потом, несмотря на апрель, вернее, просто проигнорировав данное обстоятельство, с неба вообще повалил снег, да такой, что сам январь бы позавидовал! «Опять сейчас заставят лапы в ванне мыть», – с безнадёжной тоской подумала Маша, брезгливо шлёпая по грязной жиже, в которую за день превратилась тропинка в парке. Для хозяев Маши непогода действительно составляла целую проблему: попробуйте-ка заставить тридцать килограммов живого веса залезть в скользкую ванну, а потом отмывать там заляпанную глиной шерсть, густотой соперничающую с медвежьей.

Кстати, медведь, как считала сама Маша, имел к ней самое прямое отношение. Она принадлежала к древнему и славному роду чау-чау, которые, как всем известно, происходят не от каких-то там облезлых волков, а от гордых и могучих медведей! Что, не известно? Известно, но не всем? Версия, мягко говоря, подвергаемая сомнению? Пусть сомневаются всякие завистники, а чау-чау поистине отмечены богами: они «собаки, которые лизнули небо». Есть ещё у кого-нибудь такие синие языки? Нет? Вот то-то! Тогда сидите и молчите!

Правда, когда-то давно, когда хозяева Маши только мечтали о щенке чау-чау (в выборе породы сомнений не было ни минуты), они хотели взять мальчика и назвать его Мишей: Миша-медведь, ведь это так логично! Вот только по приезде в питомник всякая логика отступила перед женской красотой и зовом сердца. Едва будущая Маша взглянула прямо в душу своим будущим хозяевам, никаких «Миш» они уже больше не смотрели. Кстати, логика особо не пострадала – получив имя, огненно-рыжая красавица стала «Машей и медведем в одном флаконе»!

Росла Маша в атмосфере любви и ласки, и росла, надо сказать, очень быстро. Так, например, любимая плетёная лежаночка (как было здорово в нежном щенячьем возрасте самозабвенно точить зубки, грызя по краям мягкое дерево!) с мягким матрасиком вскоре перестала вмещать «могучую медведицу». Но по-прежнему оставалась неприкосновенным священным местом, куда можно было при желании приклонить голову. А самое главное – под матрасиком находился «схрон» недогрызенных косточек и недоеденных «вкусняшек», припрятанных, как говорят люди, «на чёрный день» (На ночь что ли? Что ж, неплохая идея!). Будь её воля, к своим сокровищам Маша не подпускала бы вообще никого. Особенно мерзкое и периодически угрожающе рычащее чудовище без головы, но с длинным хоботом, называемое хозяевами «Пыльным Сосом». Зачем они держали этого урода в доме, Маше было совершенно непонятно. А ведь коварный «Пыльный Сос» покушался именно на Машин «схрон», со свистом извиваясь и вырываясь из рук хозяйки в непосредственной близости от заветного матрасика. В ответ Маша тоже начинала рычать, чтобы подлое чудище знало свое место и не больно-то распоясывалось. «Пыльный Сос» всегда пугался Машиного медвежьего рыка и быстро отползал от лежаночки. Пожалуй, лишь эти непродолжительные стычки слегка нарушали покой и безмятежность в доме. Но в целом Маша ни разу не пожалела о своём давнем «взгляде прямо в душу». Ни разу – до того злополучного вечера…

Уже при выходе из парка Маше вдруг показалось, что её кто-то зовёт. Но зовёт не по имени, а тихо и жалобно поскуливает: «Чау-чау-чау». Причём настолько слабо, что получается, скорее, «ау-ау-ау». Отбежав к ближайшим кустам, она раздвинула носом нижние ветки – звук явно шёл оттуда – и увидела кого-то маленького, трясущегося, мокрого и абсолютно несчастного. Любимая хозяйка тоже подошла и заглянула под куст. «Э-э, бедолага, да как же ты здесь оказался? Ты ведь замёрзнешь и пропадёшь. Что ж, выбора у нас нет. А ну, иди сюда. Маша, ты должна стать этому сиротке родной матерью. Я на тебя надеюсь», – с этими словами хозяйка подняла и спрятала найдёныша за пазухой. Маша заволновалась: с одной стороны, хозяйка надеется на неё, да она и сама ни за что не обидит маленького, но с другой – ведь его несут домой, к ней домой, на её территорию, которую она охраняет, а кто знает, что взбредёт в голову этому «сиротке», когда он согреется, отъестся и освоится? Но, как сказала хозяйка, выбора всё равно не было…

Дома, отмытый в ванне и накормленный молоком, бесформенный грязный комочек превратился в огненно-рыжего пушистого котёнка, которому было от силы месяц от роду. «Судя по расцветке, он явно твой родственник, Маша, – смеялись хозяева. – А звать его мы будем Кузькой. Это Кузьма значит!» (Рыжий кот Кузьма – логично, не правда ли?)

Маша ошарашенно смотрела на мохнатый комочек, сыто жмурящийся от света люстры. И ей никак – ну совсем! – не хотелось становиться «Кузькиной матерью»! А выбора по-прежнему не было…

Ночью Маша испытала первое разочарование. Хозяйская кровать – эта святая святых, почти такая же священная, как Машин матрасик, – была нагло оккупирована уже немного осмелевшим котёнком. Справедливости ради нужно отметить, что не им самим, – это хозяйка взяла его к себе на подушку. Хозяин не возражал. И всё это при том, что самой Маше влезать на кровать категорически запрещалось! Ну и где, скажите, справедливость? Если тебя, без роду без племени, нашли грязным и голодным в парке, а не вырастили с отличной родословной в приличном питомнике, значит, уже всё позволено? «Кто был ничем, тот станет всем»? Маша тяжело вздохнула и уронила голову на любимый матрасик.

Но это было только начало. Наутро, вернувшись с прогулки, Маша обнаружила вконец обнаглевшего Кузю возле своей миски. Причём котёнок не просто находился около законной Машиной собственности, а поднявшись на задние лапки, передней пытался выудить самый лакомый кусочек! Да что же это такое происходит, люди и собаки добрые?! Уже из дому выйти нельзя! Сразу на твою еду покушаются! Маша утробно зарычала, и Кузька, неуклюже подпрыгнув, огненным шариком мгновенно укатился прочь, подальше от миски.

Весь день Кузьма, наученный уму-разуму, старался не показываться Маше на глаза. Она немного успокоилась. А вечером даже была вознаграждена зрелищем первой стычки котёнка с «Пыльным Сосом». Чудовище, по своему обыкновению, свистело, шипело, ползало по комнате и грозно жужжало.

А маленький Кузька вдруг выгнул спину – рыжая шёрстка вздыбилась – и, зажмурившись, сам зашипел не хуже своего врага. И откуда взялась в этом тщедушном тельце такая голосовая мощь? В сердце Маши впервые шевельнулось что-то похожее на жалость. «Ну, куда ты без меня, глупыш? – подумала она с некоторым снисхождением. – Но раз у нас с тобой один общий враг, я тебя в обиду не дам!» Громко, напоказ, зарычав, Маша с удовлетворением отметила, что чудовище убралось жужжать в другую комнату.

Прошло два дня. Присутствие в доме котёнка всё ещё продолжало немного нервировать собаку. И кто знает, как долго продолжалось бы их негласное соперничество (слово «ревность» по отношению к столь маленькому существу было бы слишком пафосным), если бы не один случай.

Итак, ровно два дня потребовалось любознательному и в меру осторожному Кузьке, чтобы приблизиться… к заветному Машиному «схрону». И не только приблизиться, но и удобно устроиться на мягком матрасике, не подозревая, на беду свою, о тех сокровищах, что таились в недрах тайника. Когда Маша застигла негодника на месте преступления, то от негодования она, как говорится, «потеряла дар речи». Иначе, ослеплённая гневом, она только и могла бы воскликнуть сакраментальное: «Кто лежал на моем матрасике и помял его?!»

Словно огромная рыжая гора, собака с рычанием надвинулась на сжавшегося в комок и ставшего ещё меньше котёнка. Он и не пытался никуда убежать, а, непроизвольно напрудив от страха лужу (непосредственно на матрасик!), зажмурился и жалобно заплакал: «Мяу-мяу-мяу» («Чау-чау-чау» – послышалось Маше). При этом он отчаянно уткнулся мордочкой в Машину лапу… И женское собачье сердце дрогнуло. Маша и сама не ожидала, что волна нежности (именно волна, которая накатывает, накрывает и топит) вдруг поднимется откуда-то изнутри. Она вспомнила, как малыш бесстрашно вступил в единоборство с противным «Сосом», а тут, перед ней, бедняга совсем потерял голову от страха. И, вместо того чтобы проглотить обидчика на месте, Маша начала… осторожно и ласково вылизывать сначала рыжую спинку… потом мордашку… и вот уже всего котёнка целиком – вылизывать исступлённо и неистово, как вылизывала бы собственных щенков, которых у неё никогда не было…

Войдя через некоторое время в комнату, хозяева Маши (и Кузи!) обнаружили трогательную картину: Маша, по обыкновению, лежала головой на своём матрасике, а у неё на загривке уютно устроился наглый Кузька. Котёнка почти не было видно в густой огненно-рыжей медвежьей шерсти собаки: его нежная шубка была практически такого же цвета, как и у его приёмной «кузькиной» матери. Оба безмятежно спали.

Отныне они так и жили вдвоём, как кошка с собакой, – ДОЛГО И СЧАСТЛИВО!

Пограничный пес Плинтус

По экрану побежали титры, очередные приключения Мухтара из любимого телесериала благополучно завершились. Пёс уронил голову на лапы и тяжело вздохнул: «Ну чем я хуже? Порода? Я чистокровная немецкая овчарка. К тому же хозяин моего деда – военный, а значит, и дед настоящая служебная собака, пусть и не служит на границе или в полиции. Возраст? Мне полтора года, я полон сил и энергии. Имя? Ну конечно! Имя!» Нет, с паспортом у пса всё было в порядке – Зильбер Вассерфаль Лорд фон Плантагенет. Вот только хозяева посчитали, что это слишком длинно и «непроизносимо». Им, видите ли, неудобно кричать во дворе современной многоэтажки: «Плантагенет, Плантагенет, ко мне!» Так и получилось, что звучное имя древних английских королей, с которым самой судьбой было предназначено совершить какой-нибудь великий подвиг, превратилось в… Плинтуса. А какой подвиг может совершить пёс Плинтус? Остаётся лишь лежать на ковре (впрочем, можно и на диване, когда никто не видит) и смотреть по телевизору, как подвиги совершают всякие там Рексы и Мухтары. А ведь так хочется самому!

От грустных мыслей Плинтуса отвлекло позвякивание поводка в коридоре – хозяин собирался на прогулку. Гулять пёс очень любил. Единственное, что могло соперничать с гулянием, это кормление. Плинтус так и не решил для себя, что лучше: свободно бегать на свежем воздухе, играть со знакомыми собаками и приносить хозяину палку по команде или, глотая обильную слюну, приближаться к вожделенной миске в предвкушении наслаждения, уже заранее чувствуя неземные запахи вкуснейшей еды. Но раз сейчас псу предлагается прогулка, значит, в данный момент он больше любит гулять. Тем более что после «променада» его всё равно обязательно покормят! Кстати, интересно, а что дают настоящим служебным собакам, когда те возвращаются после совершённых ими подвигов?…

Чтобы дойти до огромного пустыря – лучшего места на свете – где обычно гуляли собаки из близлежащих домов, нужно было пересечь двор. Плинтус уже размечтался, как встретит сейчас свою «боевую» подругу, лабрадоршу Молли, и как они славно поиграют вместе, но вдруг заметил на узкой тропинке между домами бегущую к нему маленькую девочку. Ребёнок явно хотел тоже поиграть с Плинтусом, который почуял это каким-то шестым собачьим чувством и не мог ошибиться. Хозяин, взявший было овчарку на короткий поводок, тоже расслабился, увидев, что девочка совершенно не боится крупной собаки, чешет её за ушами, смеётся, а сам пёс ласково помахивает хвостом и пытается лизнуть ребёнку руку. Плинтус вообще отличался покровительственным отношением к «человеческим щенкам», считал себя гораздо мудрее и сильнее и никогда не позволил бы себе их обидеть. Но вдруг…

– Немедленно отойди от собаки! У нее блохи, она заразит тебя чем-нибудь!

– Бабушка, это хорошая, добрая собачка, – попыталась вступиться за пса девочка. Но попытка не удалась.

– Сказано тебе, отойди! Развели собак! Загадили всё! Порядочному человеку из дому не выйти! Перестрелять их всех надо вместе с их сумасшедшими хозяевами!

Плинтус опешил. Слово «перестрелять» было ему знакомо по сериалам о Мухтаре и комиссаре Рексе и не сулило ничего хорошего. А главное – за что? Что он такого сделал? В фильмах хорошие герои стреляли только в преступников. В «хороших» (а Плинтус твёрдо знал, что они с хозяином «хорошие») стреляли исключительно преступники. Может, бабушка этой девочки преступница и ребёнка нужно немедленно спасти от неё? И кого это она в таком случае считает порядочным человеком? Неужели себя? Так и не найдя ответов на эти вопросы, пёс на всякий случай тихонько зарычал, всем своим видом показывая, что готов в любую минуту прийти на помощь девочке. Но действовать без команды хозяина он никак не мог. Хозяин же, стараясь избежать открытого скандала, снова взял Плинтуса на короткий поводок и, бормоча себе под нос, чтобы он «никогда не смел подходить близко к этим людям, хотя, вообще-то, домашняя привитая собака никак не может служить источником заразы в отличие от бомжей, наркоманов и алкоголиков», быстро пошёл к подъезду – гулять обоим расхотелось. А издали ещё долго доносились истошный крик старухи и жалобный плач девочки…

Прошло несколько дней. Рекс и Мухтар продолжали совершать на экране подвиг за подвигом, задерживать матёрых бандитов и спасать невиновных людей. Бедному Плинтусу оставалось лишь восхищаться их силой, ловкостью и бесстрашием – в его жизни «места подвигу» не находилось… Или он упустил свой шанс? Может, всё-таки нужно было спасти от скандальной ведьмы ту хорошую добрую девочку, которая так хотела поиграть с ним? Они взяли бы её к себе, каждый день вместе играли и были бы счастливы. Ведь злобная старуха просто не могла быть ей бабушкой, она наверняка похитила ребёнка (подобный сюжет как раз показывали в сериале о Рексе вчера вечером).

Но больше ни старухи, ни девочки Плинтус на прогулке не встречал.

Однажды хозяин, как обычно, снял с вешалки поводок и, произнеся волшебное слово «Гулять!», повёл Плинтуса «на свободу». Уже выходя со двора, пёс вдруг услышал из-за кустов горький надрывный детский плач.

– Машенька моя-я-я, где моя Машенька-а-а-а?! – безутешно рыдал ребёнок.

Взрослый голос говорил какие-то утешительные слова, но они не помогали, и плач становился всё громче.

– Она погибнет без меня! Она умрёт! Её нужно немедленно найти! Где моя Машенька, моя любимая кукла?!

Кому-то срочно нужна помощь! Наконец-то! Плинтус сейчас всех спасёт, обезоружит всех бандитов! Он грозно зарычал, смело выбежал из-за кустов и… в нерешительности остановился. Плакала та самая девочка, которая так хотела поиграть с ним тогда. А утешала её та самая мегера, которая кричала, что всех собак нужно «перестрелять». Только теперь вид у неё был совсем не воинственный, а какой-то жалкий и растерянный. Собаки она не заметила.

Зато Плинтус случайно увидел в траве под кустами кусочек блестящей материи. Пёс припал на передние лапы и принюхался. Запах девочки он запомнил очень хорошо. Незнакомая вещь под кустом пахнет точно так же. Значит, она принадлежит именно ей. Плинтус подполз и схватил зубами то, что по извлечении на свет оказалось небольшой куклой, одетой в блестящее бальное платье.

Наверное, девочка, заигравшись, не заметила, куда упала её драгоценная игрушка, а густые ветки, склонившиеся почти до земли, сразу скрыли пропажу из глаз.

Тем временем бабушка продолжала уговаривать внучку пойти домой, обещала купить новую куклу, говорила, что они «уже всё обыскали, и не по одному разу».

– Мне нужна только эта кукла. Я не хочу новую, я своих друзей не предаю! – не сдавался ребёнок.

Теперь Плинтусу нужно было как-то отдать найденную вещь. Эта задача оказалась значительно труднее предыдущей. Подумаешь, найти! Найти проще простого, если обладаешь обонянием настоящей служебной собаки. А вот как подойти к грозной фурии (бабушке)? Опять будет скандал, хозяин расстроится, рассердится. Не должна служебная собака действовать вопреки воле хозяина. Он же строго-настрого запретил приближаться к этим людям. Что же делать?

…Девочка всё ещё плакала. Плинтус не мог спокойно выносить детских слёз. Он решился! Хозяин не успел его остановить: до этого момента пёс никогда ничего не делал без разрешения хозяина, разве что иногда позволял себе поваляться на диване в его отсутствие. В два прыжка Плинтус подбежал к девочке, сунул куклу ей в руки и бросился прочь, пока не «пристрелили», пока он не услышал оскорблений, пока не уверился в человеческой злобе. Нет, Плинтус не был трусом. Просто он был разочарован, поняв, что злая старуха на самом деле приходится девочке бабушкой и, вообще-то, очень любит свою внучку. А значит, никого ни от кого спасать не надо…

Плач мгновенно прекратился.

– Вот видишь, видишь! Я говорила тебе, что это хорошая собачка. Она мою Машеньку спасла. А я ей даже не сказала спасибо. Ты же сама меня учила, что нужно быть вежливой!

Несмотря на протесты бабушки, внучка, не раздумывая, побежала вслед за Плинтусом, догнала его, обняла за шею и поцеловала прямо во влажный собачий нос.

– Спасибо тебе! Ты спас мою куклу. Бабушка никогда больше не будет на тебя сердиться, я обещаю.

Девочка просто светилась от счастья. Плинтус понял это своим шестым собачьим чувством. Но главное, он услышал заветные слова: «Ты спас». Конечно, он ни за кем не гнался, не рисковал своей жизнью и «спас» всего лишь куклу. И всё же это был, пусть маленький, но подвиг! Ведь девочка перестала плакать… Что там говорят философы насчёт слезы ребёнка? Они ошибаются, считая, что мир спасёт красота. Мир спасёт доброта, только доброта. И истина эта читается в собачьих глазах яснее, чем во всех человеческих книгах.

В это время хозяин, запыхавшись, подбежал к девочке и собаке, взял Плинтуса на поводок и, буркнув в сторону бабушки дежурное «извините», поспешил уйти с «места происшествия». Наверное, он тоже опасался «второй серии про войну». Но на этот раз скандала не последовало…

Терминатор Деда Мороза

Под Новый год должны, ну просто обязаны, случаться чудеса! В это верят даже собаки. Даже такие взрослые и серьёзные, как бультерьер по имени Терминатор…

Хозяин Терминатора, владелец роскошного загородного особняка, желал видеть в своей собаке в первую очередь неусыпного стража, смело бросающегося в атаку на всё, что приближается к его дому-крепости. Он завёл себе бультерьера, наслушавшись о бесстрашии и агрессивности этой породы. И назвал свою «собаку-убийцу» соответственно[12], совершенно забыв (а вернее, не зная) одну простую истину: нет злых собак, а есть злые хозяева.

Правда, чаще он называл пса для краткости не Терминатором, а Шварцем, намекая на известного актёра, воплотившего на экране образ робота-разрушителя, и не задумываясь о том, что собаке снежно-белого окраса, каким как раз и был Шварц-Терминатор, это имя абсолютно не подходит[13].

Но в целом хозяин любил своего бультерьера, который жил в холе и довольстве и даже иногда удостаивался хозяйской ласки. В такие минуты пёс готов был жизнь отдать за благодетеля, а не только пугать одним своим видом незваных гостей, встречных прохожих на прогулке и соседских собак – репутацию он имел зловещую (кстати, совершенно незаслуженно!), не прикладывая к тому никаких усилий.

…В новогоднюю ночь Шварц (будем и мы его так называть, Терминатор и вправду звучит угрожающе), как обычно, лежал на своём месте недалеко от входной двери и собирался досматривать восхитительный сон про нежные говяжьи отбивные, прерванный приходом гостей, с которыми хозяин собирался встречать Новый год. Со второго этажа, из гостиной, до него приглушённо доносились гул голосов и звон бокалов.

Воздух был наполнен терпким запахом хвои, исходившим от огромной живой ёлки, стоявшей в холле, и, умиротворённый, пёс уже начал дремать, как вдруг…

Дверь совершенно бесшумно отворилась. (Странно! Ведь, проводив друзей наверх, хозяин сам запирал её, да ещё и поставил на сигнализацию!) На пороге стоял высокий плотный старик, закутанный в широкую меховую шубу. Длинная густая борода его была такой же белоснежной, как шерсть Шварца… От незнакомца пахло свежестью, морозом, хвоей и – почему-то – корицей и ванилью. Какое-то шестое собачье чувство подсказало Шварцу, что лаять не нужно, что незваный гость не опасен, а наоборот, несёт с собой добро и радость. Бультерьер молча смотрел на него, потом несколько раз моргнул маленькими глазками и осторожно вильнул хвостом. Бородатый моргнул в ответ, словно зная, что у собак принято именно так приветствовать друг друга.

– Эх, старость не радость, – проговорил незнакомец густым басом. – Стар я стал по крышам лазить, в трубы печные спускаться. Да и труб-то теперь почти нет. Правда, у вас хорошая труба, большая, каминная. Только мне всё равно невмочь, спина болит, остеохондроз, ревматизм. Вот отмычки завёл себе волшебные, приходится в дома через двери проникать, хоть и несолидно это. Словно вор-домушник какой-нибудь! К тому же для большего сходства с вором у меня и мешок за плечами!

Бородатый, кряхтя, скинул со спины огромный мешок и поставил его на пол.

– Ну-ка, Снежок, – обратился он к Шварцу, протягивая ему какой-то свёрток, – помоги старику. Отнеси это под ёлку своему хозяину. Он хоть и крутой бизнесмен, а в меня в глубине души ещё верит. – Старик ухмыльнулся в усы.

«Снежок? А ведь это он ко мне обращается, – догадался пёс. – Какое хорошее имя – Снежок, и как оно мне подходит! Эх, вот бы хозяину дать понять, что я хочу быть Снежком! Терминатора-то все боятся, а со Снежком захотят играть и дружить».

Шварц быстро сбегал в холл и оставил свёрток под ёлкой. Вернувшись к загадочному гостю, он снова дружелюбно помахал хвостом.

– Славный ты пёс, Снежок, – потрепал его по загривку Бородатый, – добрый и ласковый. Вижу, скучно тебе сейчас. Хочешь развеяться? Пойдём со мной подарки разносить, ещё много адресов осталось. Заодно и поможешь мне, будешь подарки из мешка доставать и под ёлки относить. А если нас с тобой детишки увидят, им только больше радости будет. Представь, как это здорово: собака Снежок, приносящая подарки! Может, это и есть твоё истинное призвание?

Почему-то Шварц, всегда отличавшийся отменными охранными качествами и безукоризненным послушанием, понял, что просто обязан последовать за Бородатым. Второго такого шанса не будет! Пёс не колебался ни секунды. Осторожно проскользнув в дверь, оба «нарушителя» очутились на улице. Небо было безоблачным, высоко сверкали крупные и холодные, точно льдинки, звёзды. К ночи подморозило – не то что в прошлом году, когда в новогоднюю ночь под ногами хлюпала грязь и шёл противный мелкий дождик. Сейчас искрящийся снег весело скрипел под ногами пса и старика. Дома вдоль улицы элитного коттеджного посёлка были украшены разноцветными гирляндами и фонариками, переливавшимися всеми цветами радуги. «Я попал в настоящую собачью сказку», – думал Шварц-Снежок.

В первые три дома им удалось пробраться незамеченными. В четвёртом не горел свет в коридоре. Бородатый и Шварц (он же Снежок) стояли у двери, привыкая к темноте.

– Ищи ёлку, Снежок, – прошептал Бородатый, раскрывая мешок и доставая яркий свёрток. – Где тут у них ёлка?

Снежок принюхался, уверенно свернул в ближайшую комнату и застыл на пороге. Ёлка была здесь, на её ветках в тусклом свете, проникавшем с улицы, таинственно мерцали украшения, а на полу, под ёлкой, дремал маленький мальчик. Услышав шаги, он мгновенно проснулся, но не испугался, не заплакал (именно этого больше всего боялся пёс; он привык, что при его появлении дети начинают реветь, а родители, ворча, торопятся увести их подальше), а доверчиво протянул к собаке руки, ничуть не удивившись её появлению.

– Ой, собачка! Папа и мама сейчас встречают Новый год вместе со своими друзьями, а меня уложили спать. Но я пробрался сюда, к ёлке, чтобы увидеть Деда Мороза, и буду ждать его. Он обязательно придёт, потому что я вёл себя хорошо. Собачка, тебя мне подарили? Я так мечтаю о собаке, но родители не разрешают мне её заводить. На нашей улице живёт одна собачка, но она очень злая, мне запрещают даже близко к ней подходить. А ты добрая, я вижу. И такая беленькая, как снег! Тебя зовут Снежок?

Мальчик обнял Шварца за шею и уткнулся лицом в его тёплый шелковистый мех. Впервые в жизни пёс растерялся. Шварц прекрасно понял, что «злая собачка» – это он, и ему стало очень грустно. Отчего люди решили, что породистый бультерьер обязательно должен быть монстром? Собаки становятся злыми только по воле человека. Да, ему положено охранять своего хозяина, приказ которого – закон. Что может сделать пёс, если его воспитывают агрессивным? Но в душе-то он никакой не Терминатор, а Снежок…

Шварц нежно лизнул мальчика в щёку. Ему не нужно было ничего объяснять – дети и собаки прекрасно понимают друг друга без слов.

– Ты сейчас уйдёшь, Снежок?…

Мальчик отвернулся, чтобы волшебная собачка не увидела его слёз. И тут он неожиданно заметил под ёлкой свёрток (и когда это Бородатый успел положить подарок туда?). Слёзы мгновенно высохли.

– Я догадался! Да ты и есть Дед Мороз! Прости, что не сразу узнал тебя. Я думал, что Дед Мороз похож на моего дедушку, только с длинной бородой. Именно таким рисуют его в книжках со сказками. Но я-то уже взрослый и в сказки не верю. На самом деле Дед Мороз – это белая собачка! Сегодня я увидел тебя – настоящего! Мне так хочется, чтобы ты ещё побыл со мной, но я знаю – тебе нужно спешить к другим детям. Обещаю, что в следующую новогоднюю ночь я буду ждать тебя здесь же, под ёлкой. Ты придёшь? Да, ты обязательно придёшь – ведь я буду хорошо себя вести!

Мальчик снова крепко обнял бультерьера. Если бы собаки умели плакать, то наш грозный Терминатор непременно прослезился бы. Но собаки не плачут… А Шварц и так знал, что ему давно пора уходить: Бородатый наверняка заждался. На прощанье пёс ещё раз лизнул мальчика. «Может, мы встретимся и раньше, – с тоской подумал он. – Но ты не узнаешь меня, ведь тебе запрещено даже близко ко мне подходить, и я снова буду для тебя не Снежком и не – как ты там меня назвал? – Дедом Морозом, а Терминатором. Но на следующий Новый год… Кто его знает, что будет через год? И, кстати, кто же всё-таки такой этот Бородатый?…»

…Под утро уже изрядно «навстречавшиеся» Нового года гости хозяина решили пойти на улицу пускать фейерверки. Шварц едва успел незамеченным проскользнуть на своё место и, закрыв глаза, притвориться спящим. Его отсутствия никто не заметил. На какое-то время пёс действительно уснул и сквозь сон услышал голос одного из гостей:

– Смотри-ка! А твой охранник всё ещё спит без задних лап, словно марафон пробежал.

Спросонья Шварцу на мгновение показалось, что он действительно крепко спал всю ночь и видел удивительный сон.

– Скажи ещё, что он устал, помогая Деду Морозу подарки разносить, – засмеялся хозяин и потрепал Шварца за ухом.

Совсем как недавно Бородатый…

Записки охотника

Это будет очень страшная история… Но сначала разрешите представить вам нашего героя – Дик, терьер Джека Рассела. Сразу же требуется уточнение: никакого Джека Рассела пёс никогда не видел и знать не желает. Он – терьер Сергеева Дмитрия Николаевича, самого лучшего человека, самого лучшего Хозяина и самого лучшего Охотника! Последнее особенно важно, потому что у каждого уважающего себя терьера, пусть и Джека Рассела, хозяин обязательно должен быть охотником. Порода, так сказать, обязывает.

А у Дика охотничий инстинкт, пожалуй, вообще был основным. Со времён самого раннего щенячьего детства Дик гонялся за мухами, бабочками, жуками и прочими тараканами. Охотничья удача почти никогда не улыбалась псу, но он не терял надежды, однажды даже поймал и быстро проглотил (чтоб не сбежала!) большую зелёную муху, после чего долго чихал и кашлял. Но при этом счастье и гордость переполняли сердце маленького охотника – ещё бы, первая добыча!

Вскоре настала очередь воробьёв, голубей и ворон. Эти потенциальные трофеи были попроворнее мух, в зубы не давались и улетали перед самым носом, будто издеваясь над незадачливым ловцом. «Ничего-ничего – думал он, провожая взглядом очередного наглого воробья, – вот возьмёт меня мой Хозяин на Охоту, мы вам всем покажем. Не будь я терьером Дмитрия Сергеева!»

С тех пор Дик стал мечтать о Настоящей Охоте. Всё равно на кого, хоть на медведя! Кстати, у Дика была любимая игрушка – огромный старый плюшевый медведь, доставшийся ему в наследство от Младшего хозяина. На этом звере Дик отрабатывал приёмы охотничьего мастерства: трепал медведя за шкирку, неожиданно выскакивал на него из-под дивана, угрожающе рычал, валил на бок и, утомившись в неравной схватке, победно засыпал на нём, вцепившись зубами в медвежью лапу.

На прогулках Дик особенно старался охотиться по мере сил и возможностей. Но чаще всего под рукой (то есть под лапой) не оказывалось никакой достойной дичи – приходилось довольствоваться обществом окрестных собак, среди которых не было ни одного настоящего охотника. Даже поговорить об охоте, и то было не с кем!

Но однажды, обходя в гордом одиночестве родной двор и маясь от скуки, Дик увидел странное существо. В высокой траве, нелепо взбрыкивая объемистой задней частью с толстым закрученным тугим колечком хвостиком, бегал кто-то, по запаху напоминавший собаку. Дик остановился в нерешительности, а зверь тем временем подбежал поближе и уставился на Дика грустными выпученными глазами на курносой физиономии. «Нет, таких собак не бывает, – подумал Дик. – Курносый и хвост колечком? Это… заяц! – твёрдо решил он. – Вот она, достойная дичь!» Дик имел очень смутное представление о том, как выглядят настоящие зайцы, ведь его предки специализировались на лисах да барсуках. Такая мелочь, как отсутствие длинных ушей (может, некоторым зайцам их тоже купируют?), ничуть не смутила охотника. К тому же времени для рассуждений не оставалось: дичь могла сбежать (а может, улететь?) в любую минуту. Дик пошёл в атаку. «Заяц», бывший на самом деле чистокровным мопсом, почувствовал, что его явно принимают за кого-то другого и общаться с ним как с собакой не собираются. Совершенно не ожидавший такого поворота событий, он бросился наутёк в спасительную высокую траву. Но разве трава – преграда для Настоящего Охотника?! Когда Дик уже почти догнал «зайца» и почти поймал его за круглый толстый хвостик, откуда ни возьмись появилась «заячья» хозяйка, подхватила того на руки и унесла со двора, причитая, что обидели, напугали её маленького пёсика, ну ничего, дома его ждёт вкусненькое. «Пёсика? – недоумевал Дик. – Ну пёсик так пёсик. Обидно было бы, если бы был заяц. Хотя прирождённому охотнику любая дичь по плечу, а с Хозяином так и вовсе ничего не страшно!»

Но всё же была одна зверюга, которой наш бесстрашный охотник боялся до полусмерти. И жила она не где-нибудь, а непосредственно в его квартире…

Однажды Дмитрий Николаевич уехал в командировку в Мюнхен. Дик очень скучал по своему Хозяину, с нетерпением ожидал его приезда, вечерами, грустный, засыпал на его тапочках. Ему снилась охота…

Наконец радостный день настал. Хозяин приехал, привёз любимому псу необыкновенно вкусные немецкие собачьи колбаски (не одним же «мопсозайцам» вкусненькое получать!). И Дик был бы совершенно счастлив, если бы в последнюю минуту, распаковывая чемодан, любимый Хозяин не извлёк оттуда… ужасное чудовище. Его косматая лисья шкура остро пахла диким зверем (на этот раз Дик не ошибался), на голове ветвились огромные рога, на лапах были острые когти, за спиной раскрывались широкие крылья, а уж клыкам позавидовал бы любой медведь. И при всём при этом чудовище имело облик… ЗАЙЦА! Дик вздыбил на загривке шерсть и угрожающе зарычал, хотя лапы его мелко дрожали (ну да, от страха – так такого монстра испугался бы даже самый храбрый и отчаянный охотник). «Это Гемза, – объяснил Хозяин, – заяц с рогами, традиционный сувенир альпийских охотников, своеобразный талисман: все охотничьи трофеи в одном флаконе. А ещё говорят, что таких Гемз местные охотники видят в диких горных лесах после очередной порции крепкого шнапса». Все засмеялись, только Дику было не до смеха. Он уже понял, что Гемза теперь останется в его, Дика, квартире надолго. Можно, конечно, поохотиться на него – дичь более чем достойная – только уж очень страшно. Да и хозяева явно не одобрят, если с драгоценным сувениром из Баварии что-нибудь нехорошее случится. К тому же Гемза поселился высоко на книжной полке (ему что, у него же крылья есть!), и прогнать его оттуда не представлялось никакой возможности. И всё же, проходя мимо, Дик нервно рычал, шерсть на его спине поднималась дыбом.

С тех пор по ночам Дика стали мучить кошмары. То ему снилось, что это не он охотится за Гемзой, а Гемза за ним. То монстр нападал не на Дика, а на Хозяина, – и это было особенно страшно! Во сне Дик скулил, рычал, судорожно перебирал лапами и просыпался (если бы речь шла не о собаке, можно было бы сказать – в холодном поту). Так продолжалось довольно долго, Дик никак не мог привыкнуть к неприятному соседству.

Но вот случилось то, что заставило пса забыть все свои проблемы. Дмитрий Николаевич объявил, что берёт Дика с собой НА ОХОТУ! Тот никак не мог дождаться заветного дня. Наконец рано утром, ещё даже не рассвело, они сели в машину Хозяина (Дик на переднее сиденье рядом с водителем) и поехали в лес.

Дик впервые оказался в лесу и сначала даже растерялся от обилия незнакомых запахов. Стояла осень, недавно прошёл дождик, от острого аромата прелой листвы, мокрой земли и грибов немного кружилась голова. «Ну что, охотник? – весело позвал собаку Хозяин. – Искать!» Надо сказать, что специально Дика не обучали охотничьим навыкам, не водили на притравы, не дрессировали на собачьих площадках, да и в лес вывезли просто на длительную прогулку. Дик рос обычной городской собакой, но любовь к охоте жила у него в крови, досталась от многих поколений предков, натасканных на лис и барсуков. Оказавшись один на один с дикой природой, он нутром почуял, что нужно делать. Вычленив из всех возможных запахов тот единственный, будоражащий, заставляющий кровь быстрее бежать по жилам, – запах Дикого Зверя – Дик, приникнув носом к самой земле, сразу взял след и бросился в кусты. Выскочив на поляну, он уже собирался громким лаем дать знать Хозяину, куда тому нужно идти, как вдруг…

Дик почувствовал, что его ночные кошмары начинают сбываться наяву. На поляне, у самой кромки леса, рос большой раскидистый куст бузины. Листвы на нём уже не осталось, и тёмные, почти чёрные ветки разбухли от дождя и приникли к земле. И под этими ветками сидел и, не мигая, смотрел на Дика… Гемза! Правда, клыков, крыльев и когтей Дик не заметил, зато голову чудовища украшали не только ветвистые рога, но и непропорционально большие уши. Этот Гемза С Ушами был гораздо страшнее того, что оккупировал квартиру Дика. От ужаса пёс на мгновение лишился дара речи (то есть дара лая). Но тут на поляну вышел Дмитрий Николаевич, который, конечно, даже и не подозревал об угрожающей ему опасности. Страх за него привёл Дика в чувство. «Пусть я погибну сам в когтях этого монстра, но любимого Хозяина обязан спасти!» – решил маленький храбрец и с оглушительным лаем, забыв обо всех своих переживаниях, самоотверженно бросился на врага. И случилось чудо!

Гемза резко повернулся к Дику спиной, нелепо взбрыкнул толстенькой задней частью с пушистым кругленьким хвостиком и… мгновенно превратившись в обыкновенного зайчишку, бросился удирать в лес. Дик преследовал его до тех пор, пока окончательно не выбился из сил. «Странно, почему Хозяин не стрелял?» – думал пёс, поспешно возвращаясь на поляну.

«Ну что? Набегался?» – Дмитрий Николаевич стоял у того же куста бузины, от которого Дик погнал «Гемзу».

«Смотри, какие потрясающие кадры мы с тобой сделали!» – Хозяин сунул под нос псу штуку, которую тот сначала принял за ружьё (кстати, о том, как выглядит настоящее ружьё, Дик тоже имел самое приблизительное представление). Это оказалась профессиональная цифровая фотокамера, которая запечатлела «приключения на охоте» во всей красе. «Вот он, заяц под кустом. Смотри, Дик, ветки сложились у него над головой, точно рога. А вот ты, милый, преследуешь его, как заправский охотник. Отдам-ка я эти снимки в какой-нибудь журнал про природу. Помнишь, как там говорил Кот Матроскин: „А потом будешь полдня за зайцем бегать, чтобы ему фотографию отдать“?» – Хозяин ласково потрепал Дика за ушами.

«Вот оно, счастье! – думал пёс. – Это была Настоящая Охота! Хозяин ведь мною доволен! А Гемзу я теперь перестану бояться.

Заяц, он заяц и есть, хоть с рогами, хоть без. И с тем странным пёсиком помирюсь, буду с ним играть. А то как-то неудобно тогда получилось. И на охоту мы с Хозяином ещё не раз съездим. Теперь я знаю, что нужно делать, чтобы он добыл эти свои – как там он их назвал? – „потрясающие кадры“».

Вернувшись вечером домой, Дик дружеским «тявком» поприветствовал Гемзу. Уставший от пережитых волнений, он сразу завалился спать. Первую ночь пёс спал спокойно. Кошмары ему больше никогда не снились…

Почти по Вагнеру

Бывают ли у вас минуты, когда кажется, что жизнь несправедлива к вам? В последнее время известного пианиста и концертмейстера Вахтанга Чавчавадзе подобные мысли посещали постоянно. Особенно было обидно, что винить никого, кроме себя, он в сложившейся ситуации не мог. Ох, в недоброе время адепт чистого классического искусства поддался искушению золотым тельцом и принял предложение одного знаменитого столичного продюсера позаниматься до конца лета с несколькими его эстрадными «проектами», как сам продюсер называл раскручиваемых им исполнителей. Казалось бы, чего проще? Вахтанг в своё время готовил сложнейшие концертные программы со многими звездами мировой оперной сцены, а тут всего-то выучить несколько простеньких эстрадных песенок, причём за целых три месяца! Правда, Вахтанг считал, что для этих «шлягеров» достаточно недели, но заказчик всегда прав – лето так лето. Да и гонорар продюсер пообещал за это «пустяковое дело» царский. Но у каждой медали есть оборотная сторона. И в данном случае она оказалась поистине «тёмной» стороной.

Нервы у пианиста сдали уже на втором занятии с «проектом № 1» – молодящейся многодетной певицей Клавдией (рафинированный интеллигент, Вахтанг никак не мог привыкнуть обращаться к женщине в летах без отчества, да ещё и не зная фамилии, но продюсер успокоил его – мол, у них так принято). Эстрадная дива совершенно не могла попасть в тональность, а Вахтанг, с его тонким слухом, до боли зубовной не переносил фальши!

Да ещё любимый ротвейлер музыканта, «по-оперному» – Тангейзер, для своих Гена, подливал масла в огонь. Недаром говорят, что собаки похожи на своих хозяев. Тангейзер обожал классическую музыку. Часто, когда Вахтанг занимался с певцами и певицами, он приходил, ложился под рояль и сладко подрёмывал под какую-нибудь «Сцену письма Татьяны к Онегину» или «Куплеты Мефистофеля». Но стоило только артисту случайно сбиться и взять неверную ноту, Тангейзер вскакивал и начинал громко и надрывно выть, так что мурашки бежали по телу у тех, кто этот вой слышал. Конечно, многим певцам (а особенно певицам) такой «дуэт» с собакой действовал на нервы. Но все, кому посчастливилось работать с Вахтангом Чавчавадзе, терпели и не смели выражать неудовольствие: авторитет концертмейстера высочайшего класса, способного из любой хористочки сделать примадонну, был непоколебим (из-за этой-то славы «мага и волшебника от музыки» продюсер и обратился именно к нему). К тому же Тангейзер никогда не позволял себе выть просто так, служа, таким образом, лучшим индикатором качества исполнения. Вахтанг любовно называл своего пса «мой майстерзингер», намекая, что если кто и является настоящим «мастером пения», так это его замечательный ротвейлер.

И вот теперь, после разных Кармен, Лоэнгринов и Снегурочек, на Тангейзера «свалилась» Клавдия. Да ладно бы она одна! Тем более что занятия с ней быстро завершились: Клавдия оказалась беременной очередным ребёнком от своего четвёртого мужа и перестала быть «проектом».

Приходил ещё паренёк со странным именем Тутмос («проект № 2»). Но его Тангейзер вообще игнорировал, только вместо лежания под роялем уходил в самую дальнюю комнату апартаментов Вахтанга, стены которых были дополнительно отделаны звуконепроницаемым материалом.

Главной бедой оказалась Маня Берендей («проект № 3»). «Проект Берендей» обещал стать особенно успешным, и продюсер очень настойчиво советовал Вахтангу сделать всё возможное, чтобы «тонкая творческая личность» хотя бы не столь явно не попадала в фонограмму, как на последнем концерте». Так вот, негодяй Тангейзер начинал выть на Берендей сразу, едва она переступала порог, не давая ей даже рта раскрыть, чего раньше с ним никогда не бывало. У «тонкой творческой личности» мгновенно случалась затяжная истерика, а Вахтанг, успокаивая её, мысленно нервно подсчитывал финансовые убытки, которые он понесёт, если не сможет оправдать оказанного ему «высокого доверия».

В последний раз, после очередного сорванного Тангейзером занятия с Берендей, Вахтанг сам вспылил и уехал на все выходные к себе на дачу, оставив пса на попечение домработницы, которую по иронии судьбы тоже звали Маня.

Ненастным утром в понедельник Вахтанг вернулся в ещё более подавленном настроении, чем уезжал. Он, давно не выбиравшийся в своё «имение» по причине тотальной занятости, обнаружил, что его любимый куст жасмина перед террасой почему-то сбросил листву и совершенно засох. Значит, не придётся больше тёплыми летними вечерами, в редкие часы досуга наслаждаться сладковато-терпким дурманящим ароматом. Да ещё эти занятия, будь они неладны! Как же хочется плюнуть на всё и махнуть на недельку подлечить расшатанные нервы куда-нибудь в старушку Европу (кстати, приглашение на предстоящий Байройтский фестиваль со дня на день должно было прийти из Германии)!

Размечтавшийся Вахтанг вернулся с небес на землю, тяжело вздохнул, подозвал к себе Тангейзера и строгим голосом произнёс:

– Если ты сегодня только покажешься на глаза Берендей, или как там её «в миру» кличут, я за себя не отвечаю!

И уже мягче добавил:

– Мне нужно с ней позаниматься, понимаешь? Нужно! Я тебя очень прошу.

Он потрепал пса за ухо и с удовлетворением отметил, что умница Тангейзер, никак не отреагировав на звонок в дверь, понуро удалился куда-то в дальние комнаты.

– Вы прогнали из дома свою ужасную собаку Баскервилей? – прямо с порога, не поздоровавшись, прочирикала Берендей, вплывая в прихожую вместе с облаком каких-то приторных удушающих духов. А ведь даже начинающий певец знает, как губительны для голоса любые резкие запахи! Хотя они губительны для голоса…

– Не будем терять времени. Начнём! – оставив вопрос без ответа, нарочито бодро произнёс Вахтанг и увлёк Берендей к роялю. Им предстояло много работы: целых три потенциальных хита, один из которых, «Охи-вздохи!», особенно раздражал Чавчавадзе примитивной музыкой и бессмысленным набором слов вместо текста.

Берендей манерно оперлась на крышку рояля, открыла ротик, и её слабенький, еле слышный голосочек что-то запищал вне ритма и тональности.

И тут откуда-то издалека (Вахтангу показалось – из самой преисподней!) раздался низкий, утробный рев, явно предвещающий чью-то трагическую безвременную кончину.

Берендей заверещала так, что у концертмейстера заложило уши (голос-то у неё всё же имелся, причём на редкость высокий и резкий), и стремглав выскочила из комнаты.

– Ноги моей больше не будет в этом проклятом доме! – это было последнее, что услышал Вахтанг за захлопнувшейся буквально перед его носом дверью.

От злости пианист зарычал не хуже (и не тише!) виновника скандала и бросился вглубь квартиры, откуда навстречу ему, радостно виляя за неимением полноценного хвоста всей своей задней частью, выбежал Тангейзер. Весь его вид словно говорил: «Правда, я молодец? От такого геморроя тебя, любимый хозяин, избавил! К тому же петь она не научится никогда!» При виде умильной собачьей физиономии (вы замечали, что почти все ротвейлеры умеют улыбаться?) Вахтанг почувствовал, как праведный гнев его куда-то стремительно испаряется.

– А ну тебя! – безнадёжно махнул рукой музыкант и пошёл в кабинет успокаивать нервы прослушиванием записи своей любимой оперы «Тангейзер», в честь героя которой и был назван злополучный пёс.

Кроме того, необходимо было любыми средствами срочно примириться с Берендей и возобновить занятия. Но как это сделать, Вахтанг решительно не знал. И даже музыка Вагнера, лившаяся из DVD-проигрывателя, на этот раз его не вдохновляла. Между тем сюжет оперы неуклонно развивался: вот уже Тангейзер покидает зачарованные чертоги Венеры, вот узнаёт о любви Елизаветы и принимает участие в состязании певцов в Вартбурге, вот отправляется с пилигримами в Рим просить искупления грехов у Папы… Когда же Вахтанг услышал знаменитую фразу о том, что скорее «жезл Папы Римского покроется зелёными побегами, чем Тангейзер получит прощение», его осенило. Поставив запись на паузу, музыкант вышел в коридор, нашёл у двери мирно спящего Тангейзера и торжественно объявил ему приговор:

– Завтра же ты с Маней уезжаешь на дачу. И скорее мой сухой куст жасмина снова зазеленеет, чем ты вернёшься сюда раньше конца лета!

На следующее утро мрачный Вахтанг посадил в свою машину домработницу Маню, которой сообщил, что дача срочно нуждается в присмотре, и ротвейлера. Провести лето на природе Маня согласилась с радостью, а Тангейзера она обожала, и он платил ей взаимностью.

Для Вахтанга начались тяжёлые серые будни, уже не скрашиваемые присутствием любимой собаки. По Тангейзеру Вахтанг скучал ужасно; от занятий с Берендей, милостиво согласившейся «ещё немного поупражнять свой уникальный голос», ему самому хотелось выть не хуже пса. Ах, как он теперь понимал тонкую собачью натуру!

Так прошло недели две… Однажды вечером Вахтангу на мобильный позвонила домработница Маня, регулярно докладывавшая Чавчавадзе, как там у них дела.

– Я чего вам сказать хотела, Вахтанг Таймуразович! Я тут в местном магазине «Всё для сада и огорода» новое удобрение приобрела. Дай, думаю, кустики ваши подкормлю, а то ведь засохнут, как жасмин, без ухода. Так я и жасмин поливать этим средством стала, просто так, ради эксперимента. Вы не представляете! На нём новые побеги пошли, может, даже цвести будут в этом году! И…

Вахтанг не дослушал. Он бросился вниз, к машине, и уже через пятнадцать минут стремительно летел по шоссе по направлению к своему «имению», благо пробок в это позднее время суток совсем не было. А ещё через пару часов два друга – человек и собака, усталые и счастливые, входили в тёмную квартиру (Маня пожелала остаться на даче «выхаживать кустики»).

Наутро Вахтанг позвонил продюсеру, не стесняясь в выражениях, высказал всё, что думает по поводу вокальных данных его «проектов», и честно отказался от «царского» гонорара. Впервые за долгие дни на душе у него было легко и радостно.

– Жизнь – прекрасная и справедливая штука, правда, Тангейзер? Ты оказался прав, мой майстерзингер. А я, дурак, пытался изменить своему искусству. Ты прости меня, а? Скоро зацветёт жасмин, мы с тобой поедем на дачу, будем целый день гулять, купаться в речке и жарить шашлыки. Ладно, ладно, ты получишь сырое мясо…

Тангейзер лежал у ног хозяина, прислушивался к доносившимся из-за двери звукам увертюры к «одноимённой» опере и в предвкушении поездки тихонечко повизгивал от удовольствия.

Бобусь, или десять килограммов счастья

«П. 1.1. Увеличить налог на содержание домашнего животного до 5000 рублей в месяц.

П. 1.2. Запретить содержание в городских квартирах более двух крупных домашних животных. В случаях нарушения данного пункта владелец несёт административную ответственность, согласно Ст. 3.7. Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях.

П. 1.3. Увеличить штраф за выгуливание животного в местах общественного пользования (Господи! Что это мы пишем! Места общественного пользования! Какие-то общественные туалеты получаются. Но казённый язык буквы закона не терпит никаких ненужных ассоциаций. Итак…) до 10 000 рублей.

П. 1.4. Приравнять нахождение хозяев с собаками охотничьих пород в не предназначенных для выгула местах к браконьерству».

Во как! Здорово! А какие места предназначены для выгула? Пока не уточняем, не до того!

Депутат Антон Григорьевич Семьянинов готовил в качестве субъекта права законодательной инициативы (да, язык юристов создан явно не для простого человеческого общения) для рассмотрения в первом чтении на одном из ближайших заседаний городской Думы новый законопроект. Слова «запретить», «увеличить штраф», «несёт административную ответственность» приятно грели душу депутата Семьянинова. Нет, в глубине души он не был злым человеком. Просто давным-давно, в ранней юности, мальчика Антона укусил в деревне соседский цепной пёс, которого он с друзьями ежедневно дразнил из-за забора, считая, что находится в полной безопасности. Однажды собака, доведённая до белого каления, неожиданно сорвалась с привязи и легко перемахнула через высокий забор. Приятели бросились врассыпную, а Антон не успел… С тех пор он ненавидел и боялся собак. Особенно больших. А ныне, создавая законопроект, с мрачным удовлетворением мстил им всем за свои детские боль и обиду.

Антон Григорьевич торопился. Нужно было успеть подать все документы по законопроекту в Думу и затем ехать в аэропорт: сегодня вечером в составе парламентской делегации он улетал в Англию крепить связи с лондонской мэрией. А до этого неплохо бы заехать домой, попрощаться с женой и маленьким Ваней, сыном, в котором Семьянинов души не чаял. Антон Григорьевич знал, что предстоящая поездка будет длительной и тяжёлой: после Великобритании планировалось посетить ещё ряд стран, и везде был предусмотрен напряжённый график – встречи «без галстуков», неформальные беседы и изучение «основ самоуправления».

После одной особенно затянувшейся встречи Семьянинов, вернувшись поздним вечером в гостиницу, никак не мог уснуть, несмотря на крайнюю усталость. Перед глазами стояли грустные лица жены и сына. Из-за его работы они и так видятся редко, а тут эта поездка! Антон Григорьевич был женат вторым браком. Свою первую жену он тоже очень любил, мечтал о детях, но жизнь сложилась иначе: его жена трагически погибла в автокатастрофе. Тогда он ещё никаким депутатом не был. От горя и безысходности Семьянинов полностью погрузился в работу, к тому же увлёкся политикой и в итоге сделал блестящую карьеру. Правда, никакого удовлетворения это не принесло, а мечта о ребёнке стала болезненной навязчивой идеей. И вот наконец подарок судьбы – его клад, его счастье, смысл всех титанических усилий – любимая жена Татьяна и сын Ванюшка! За них он готов пойти на всё.

Резкий телефонный звонок вывел Семьянинова из задумчивости. Предчувствуя недоброе, – кто бы это мог звонить ему в столь поздний час? – он схватил трубку, и… руки у него похолодели. Прерывающимся рыданиями голосом Татьяна рассказала, что Ваню только что увезла в больницу «скорая». Сегодня ночью у него резко подскочила температура, диагноза врачи пока не сообщают, в палату к нему не пускают, а лишь говорят страшную и непонятную фразу: «Делаем всё возможное».

Впоследствии Семьянинов плохо помнил, как провёл оставшиеся дни командировки. Во время официальных приёмов он никак не мог сосредоточиться, при каждом удобном случае пытался звонить домой и места себе не находил даже тогда, когда спустя трое суток Татьяна сообщила, что угроза для жизни миновала, Ваня пошёл на поправку и уже через четыре дня его обещают выписать. «Я всё для тебя сделаю, выполню любое твоё желание, – шептал, как заклинание, Семьянинов. – Только живи и будь здоров!» Про себя он действительно загадал, что, когда Ваня поправится, первое же его желание он, отец, как золотая рыбка, в точности исполнит, чего бы ему это ни стоило!