Сумерки Кунц Дин

Глава 15

Магазин «Вина и закуски» находился в районе Ньюпорт-Бич, неподалеку от лодочного причала, разместившись в симпатичном здании довольно дорогого торгового центра. Даже по понедельникам в магазинчике бывало оживленно. В секции продовольственных товаров, большей частью колониальных, вечно толпился народ, приблизительно то же происходило и в отделе вин. Когда ни загляни в отдел кухонной утвари, там всегда находилось два-три посетителя, разглядывающих кастрюли и сковороды, иностранные автоматы для изготовления мороженого, кухонные комбайны и прочие необходимые в хозяйстве вещи Во второй половине дня, кроме различных продуктов, вина и мелких предметов кухонного обихода, Кристина и Вэл вместе с их продавщицей Тамми успешно продали две шикарные равильольницы, дорогой комплект столовых приборов, плиту «Куизинар», красивый медный шкаф-подогреватель с тремя отделениями и кофеварку для приготовления капуччиио с богатой отделкой, которая стоила девятьсот долларов.

И хотя дела в магазине шли необычайно хорошо практически с того самого дня, как его двери впервые распахнулись для посетителей, и он начал приносить прибыль уже на третью неделю после открытия (случай для нового бизнеса неслыханный) – несмотря на все это, каждый день, заслышав мелодичный звон за кассовой конторкой, Кристина по-прежнему испытывала приятное удивление.

Она не была пресыщена успехом, даже шесть с половиной лет стабильного процветания не испортили ее.

Из-за царившего в «Винах и закусках» оживления время после полудня в понедельник шло гораздо быстрее, чем Кристина могла ожидать, когда с тяжелым сердцем оставила Джоя у Чарли Гаррисона. Разумеется, она не переставала думать о выжившей из ума старухе. Несколько раз в течение дня она представляла себе обезглавленное тело Брэнди, лежащее на заднем крыльце, и тогда у нее несколько минут дрожали поджилки и пересыхало во рту.

Все это время Генри Рэнкин был рядом, помогая обслуживать покупателей, развешивая ценники на новые товары, оказывая самые разнообразные услуги, как если бы он был служащим магазина; однако украдкой он следил за клиентами, готовый наброситься на любого, от кого будет исходить угроза. Хотя Кристину и продолжал преследовать образ окровавленной собаки, и само присутствие Генри служило напоминанием об опасности, время для нее летело незаметно, а постоянная занятость помогала отвлечься.

Выручало и то, что у нее была Вэл Гарднер. Кристина обрисовала ей ситуацию, хотя и не без опаски, так как боялась, что Вэл весь день будет приставать к ней с расспросами и к пяти часам сведет с ума. Вэл, казалось, была целиком погружена в свои маленькие неприятности, непременно заявляя о том, что она «травмирована», даже по таким пустячным поводам, как подтекающий кран в ванной или спущенная петля на колготках. Она находила драматизм и даже трагизм в простуде или в сломанном ногте, хотя в действительности никогда не расстраивалась и не впадала в уныние, сталкиваясь с легкими встрясками, уготовленными ей судьбой, которые, собственно, и давали ей возможность поиграть. Ей нравилось быть героиней в своей мыльной опере, драматизировать собственную жизнь, делать ее более красочной. И если вдруг выдавался день, который не оживляла никакая «травма», она переключалась на проблемы своих друзей, воспринимая их как свои собственные. При этом она всегда действовала, исходя из самых лучших побуждений, и была порядочным, работящим и веселым человеком. И вот теперь, к некоторому удивлению Кристины, Вэл оказалась достаточно чуткой, чтобы не проявлять излишнего любопытства к истории со старухой и ее угрозами. Она молчала, но наверняка у нее чесался язык и не давали покоя тысячи вопросов.

В пять часов прибыли Чарли с Джоем, а вместе с ними два типа, которые выглядели так, словно их пригласили на пробы в очередном фильме об Эркюле Пуаро. Это были телохранители. Их обязанностью было дежурить до полуночи, после чего их должны будут сменить другие.

Одного звали Пит Локберн – курчавый блондин под сто девяносто сантиметров со значительным лицом и настороженным взглядом. Второй был симпатичный негр по имени Фрэнк Ройтер, ни в чем не уступавший Локберну, с руками, которые показались Кристине огромными. У обоих были приличные костюмы с галстуками, приятные манеры и мягкая речь, и все же их никогда не приняли бы ни за баптистских священников, ни за управляющих из рекламного агентства. По внешнему виду можно было заключить, что для поддержания себя в форме они боролись с гризли и валили дубы.

Вэл в изумлении уставилась на них, потом обратилась к Кристине с тревожным выражением на лице:

– Послушай, Крис, я, честно говоря, не придала этой истории большого значения, пока тут не появилась твоя армия. Это что, все настолько серьезно?

– Очень серьезно, – подтвердила Кристина.

Для выполнения миссии Грейс отобрала двоих: Пэта О'Хару и Кевина Баумберга. О'Хара, рослый, начинающий полнеть двадцатичетырехлетний ирландец, был раньше католиком. Невысокого роста, коренастый, с густой черной бородой, Баумберг изменил иудейской вере, бросил семью и прибыльную ювелирную торговлю ради того, чтобы вместе с Матерью Грейс готовить мир к Сумеркам, к приходу Антихриста. Она выбрала их для этого покушения потому, что они олицетворяли два важнейших для нее принципа: универсальный характер ее учения и всемирное братство всех праведников, в чем был единственный залог отсрочки или предотвращения конца света.

В начале шестого О'Хара и Баумберг появились из церковного подвала в Анахейме с двумя мешками, в которых обычно сдают белье в прачечную. По бетонным ступеням они поднялись на асфальтированную автостоянку.

Ранний зимний вечер, заволакивающий все небо чернотой, уже прогнал остатки дневного света к западному горизонту. С моря пришли зловещие тучи, и воздух был сырой и холодный.

О'Хара с Баумбергом положили свои мешки в багажник «Крайслера», принадлежавшего церкви. В мешках лежало выбранное Матерью Грейс оружие: два дробовика, столько же револьверов и патроны к ним.

Оба молчали, напуганные, поглощенные мыслью о бренности человеческой жизни. В тишине выехали на улицу, где внезапно поднявшийся ветер шевелил ветви деревьев по обочинам и гнал по водостокам сухую листву.

Глава 16

Тамми уже заканчивала обслуживать последних клиентов. К Кристине подошел Чарли Гаррисон.

– Ничего не заметили? Кто-нибудь вел себя подозрительно?

– Нет. Все было спокойно.

– Удалось что-нибудь узнать про «Слово Истины»? – спросил его Генри Рэнкин.

– Долго рассказывать, – ответил Чарли. – Я должен отвезти Кристину с Джоем домой, убедиться, что там они будут в безопасности этой ночью. Твоя машина на улице, я пригнал ее. На переднем сиденье найдешь последнюю информацию, можешь потом почитать, чтобы быть в курсе.

– Я больше не нужен сегодня? – спросил Генри.

– Да нет.

– Мам, идем, – сказал Джой. – Пойдем к машине.

Я хочу кое-что показать тебе.

– Одну минуту, малыш.

Вэл Гарднер не обращала внимания ни на Локберна, ни на Ройтера, хотя они и были, по крайней мере внешне, именно такими мужчинами, о которых женщины могли только мечтать. Вместо этого, едва Чарли закончил разговор, она вцепилась в него, пустив в ход все свои чары.

– Всегда мечтала познакомиться с настоящим детективом, – сказала она, едва дыша. – У вас, должно быть, такая увлекательная жизнь?

– Как правило, скучная, – ответил Чарли. – Наша работа состоит в основном из бумажной рутины и слежки.

– Но время от времени…. – подначивала Вэл.

– Разумеется, не обходится и без стрельбы.

– Бьюсь об заклад, что именно ради этих моментов вы и живете, – сказала Вэл.

– Никому не хочется быть пристреленным или избитым мужем, проходящим по делу о грязном бракоразводном процессе.

– Ну-ну, не скромничайте, – говорила Вэл, помахивая перед ним пальчиком и таинственно подмигивая, как она умела делать.

Это она может, думала Кристина. Вэл была чертовски привлекательна, с пышными золотисто-каштановыми волосами, искрящимися зелеными глазами и потрясающей фигурой. Кристина по-хорошему завидовала ее роскошной внешности. Хотя Кристине неоднократно говорили о том, что она красива, она не воспринимала всерьез комплименты. В глазах своей матери она никогда не была привлекательна; в детстве та видела в ней не иначе как простушку, и хотя Кристина отдавала себе отчет в том, что у матери во всем были абсурдно высокие требования и что суждения ее не всегда справедливы или основаны на здравом смысле, у нее тем не менее сложилось убеждение, что она не более чем симпатичная женщина, в самом скромном смысле слова, которой больше к лицу роль монахини, нежели коварной соблазнительницы. Зачастую, когда Вэл надевала свои лучшие наряды и начинала с кем-то кокетничать, Кристина чувствовала себя девчонкой рядом с ней.

Вэл тем временем продолжала:

– Могу поспорить, вы тот человек, которому в жизни для остроты ощущений необходимо чуть-чуть опасности, человек, который знает, что такое опасность.

– Боюсь, вы делаете из меня романтика, – сказал Чарли.

Однако Кристина заметила, что ему приятно внимание Вэл.

Джой не отставал от нее:

– Мама, ну пойдем. Пойдем к машине. Мы взяли собаку. Просто классную. Пойдем, посмотришь.

– Из питомника? – спросила Кристина, обращаясь к Чарли и прервав заигрывания Вэл.

– Да, – ответил Чарли, – я уговаривал Джоя взять шестидесятикилограммового мастифа по кличке Убийца, но он меня не послушал.

Кристина улыбнулась.

– Пойдем посмотрим на него, мам, – уговаривал Джой. – Ну прошу тебя, – он взял ее за руку и потянул к выходу.

– Ты закроешь одна, Вэл? – спросила Кристина.

– Я не одна, у меня есть Тамми, – сказала Вэл. – Если хочешь, можешь завтра не приходить. Даже не думай об этом.

– Ну нет, – сказала Кристина. – Мне это помогает.

Я бы, наверное, сошла с ума, если бы сегодня не работала.

– Приятно было познакомиться, – сказал Чарли Вэл.

– Надеюсь, еще увидимся, – Вэл одарила его стосвечовой улыбкой.

Первыми из магазина вышли Пит Локберн и Фрэнк Ройтер, внимательно осмотрели тротуар вдоль торговых рядов и автостоянку. Их присутствие придавало Кристине уверенность, хотя она и чувствовала себя неловко, усматривая некую претенциозность в том, что, словно важная персона, шествовала в сопровождении двух наемных охранников.

Небо на востоке было темным, а у них над головами – иссиня-черным. На западе оранжево-желтым и красно-бордовым полыхало зарево заката, подсвечивая зловещий строй надвигающихся грозовых облаков. И хотя для февраля день выдался теплым, уже заметно посвежело, предвещая холодную ночь. Природа Калифорнии нередко балует теплыми зимними днями, однако на зимние ночи ее щедрости уже не хватает.

На стоянке стоял темно-зеленый «Шевроле» из агентства «Клемет – Гаррисон». Рядом был припаркован «Понтиак» Кристины. На заднем сиденье, выглядывая в окно, сидела собака, и когда Кристина увидела ее, у нее перехватило дыхание.

Это был Брэнди. Секунду-другую она стояла как в шоке, не веря своим глазам. Наконец до нее дошло, что это не Брэнди, а точно такой же золотистый ретривер практически того же роста, окраса и возраста, что и Брэнди.

Джой побежал вперед и открыл дверь. Пес немедленно выпрыгнул из машины и отрывисто рявкнул от удовольствия. Он обнюхал Джоя, а затем, встав на задние лапы, положил передние ему на плечи, отчего тот чуть не свалился. Джой, заливаясь смехом, потрепал пса по загривку.

– Правда, он классный, мам? В нем что-то есть, верно?

Она посмотрела на Чарли, который радовался не меньше Джоя. Они были еще метрах в пятнадцати от машины, и Джой не мог слышать, как она сказала с явным раздражением:

– Вы не думаете, что было бы лучше, если бы вы остановили свой выбор на другой породе?

Ее тон, похоже, сбил Чарли с толку.

– Вы хотите сказать, что эта слишком крупная? Джой сказал, что она такая же, как та собака, которую…, вы потеряли.

– Она не просто такая же. Это та же самая собака.

– То есть Брэнди тоже был золотистый ретривер?

– Разве я не говорила вам этого?

– Вы ни слова не сказали о его породе.

– Джой тоже не упоминал об этом?

– Ни разу.

– Этот пес настоящий двойник Брэнди. – В ее голосе были тревожные нотки. – Не уверена, что это блестящая идея с точки зрения последствий для детской психики.

Повернувшись к ним и держа собаку за ошейник, Джой, словно подтверждая ее опасения, сказал:

– Мама, знаешь, как я хочу назвать его? Брэнди! Брэнди Второй!

– Понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Чарли.

– Он отказывается признать гибель Брэнди, – произнесла Кристина. – Это нездоровая реакция.

В сгущавшихся сумерках зажглись фонари, озарив стоянку тускло-желтоватым светом. Кристина подошла к сыну и присела на корточки. Пес обнюхал ее, задрал морду, прикидывая, смогут ли они приноровиться друг к другу, и наконец положил лапу на ее колено, испрашивая ее заверений в том, что она собирается любить его так же, как уже любит новый хозяин.

Понимая, что уже слишком поздно возвращать собаку обратно в приемник и выбирать другую породу, сознавая, что Джой уже привязался к этому животному, Кристина решила по крайней мере настоять, чтобы он не называл пса Брэнди.

– Милый, мне кажется, лучше придумать какое-нибудь другое имя.

– Мне нравится имя Брэнди, – сказал мальчик.

– Но ведь, называя его так…, ты как бы наносишь оскорбление тому Брэнди.

– Как это?

– Ты как бы пытаешься забыть про старого Брэнди.

– Нет! – ожесточенно отрезал он. – Я не могу его забыть, – и снова на глаза навернулись слезы.

– У него должно быть свое собственное имя, – продолжала мягко настаивать Кристина.

– Но мне правда нравится имя Брэнди.

– Мы можем придумать не хуже.

– Ну ладно….

– Может быть, Принц.

– Фу, гадость. Может, тогда…. Рэнди!

Она нахмурилась и покачала головой:

– Нет, дорогой. Давай какое-нибудь еще. Чтобы было совсем непохожим. Как насчет…, что-нибудь из «Звездных войн»? Разве плохо иметь собаку по кличке Чубакка?

Лицо его просияло.

– Точно! Чубакка! Это здорово!

Словно понимая, о чем идет речь, и выражая свое одобрение, пес рявкнул и лизнул Кристине руку.

– Давайте-ка посадим Чубакку в машину, – сказал Чарли. – Нам надо уезжать отсюда. Мы втроем поедем в «Шевроле», Фрэнк будет за рулем. Следом за нами на вашей машине Пит повезет Чубакку. Кстати, похоже, нам хотят составить компанию.

Кристина посмотрела в том направлении, куда он показал. В дальнем конце стоянки, наполовину залитый желтоватым светом, наполовину в тени, стоял белый фургон. Водителя не было видно за темным лобовым стеклом, но Кристина знала, что он там и наблюдает за ними.

Глава 17

Наступала ночь.

Небо затягивали грозовые облака, шедшие с запада.

Они были чернее самой ночи и, наступая, быстро затмевали собой звезды.

О'Хара с Баумбергом медленно курсировали по улице в своем фургоне, рассматривая добротные, дорогие дома, стоявшие по обе стороны. Машину вел О'Хара, и руль скользил у него в руках, потому что его прошибал холодный пот. Он знал, что сейчас был посланником бога, так сказала Мать Грейс. Он понимал: то, что он делал, было благим и праведным делом и это необходимо, и все же не мог представить себя в роли убийцы, даже если это и священная миссия. Он видел, что Баумберг чувствует то же самое, потому что бывший ювелир дышал чересчур тяжело и неровно для человека, который еще ничего не совершил. Несколько раз, когда Баумберг что-то произносил, голос его дрожал и звучал пронзительнее обычного.

У них не возникало сомнений ни в отношении их миссии, ни в отношении Матери Грейс. У обоих была глубокая вера в эту женщину, и оба готовы были исполнять то, что она приказывала. О'Хара знал, что мальчишка должен умереть, и знал почему, и верил, что так надо. Убийство этого конкретного ребенка не тревожило его. Он знал, что и Баумберг испытывает те же чувства. А нервничали и потели они просто оттого, что боялись.

Им попалось несколько домов вдоль обсаженной деревьями улицы, в которых не горел свет. Какой-то из них мог оказаться подходящим для их задачи. Но был еще ранний вечер, и многие только возвращались с работы.

Им совсем не хотелось проникнуть в чей-то дом лишь для того, чтобы потом оказаться застигнутыми врасплох каким-нибудь типом с портфелем в одной руке и свертком с ужином из китайского ресторана – в другой.

О'Хара был готов убить мальчишку, его мать и любую охрану, нанятую для их защиты, так как знал, что все они – слуги Люцифера. Грейс убедила его в этом. Но он не был готов к тому, чтобы убивать каждого невинного встречного, который мог встать на их пути. Поэтому им следовало как можно тщательнее отыскивать подходящий дом Они искали такое жилище, где на пороге лежала бы стопка газет, высматривали переполненные почтовые ящики или другие признаки, указывающие на то, что хозяева в отлучке. Дом обязательно должен находиться в этом квартале, но была вероятность того, что не удастся найти ничего подходящего и тогда придется действовать по другому плану.

Они уже почти доехали до северного конца квартала, когда Баумберг сказал:

– Смотри. Что скажешь насчет этого дома?

Это был двухэтажный особняк в испанском колониальном стиле, выкрашенный светло-бежевой краской, наполовину скрытый за разросшимися деревьями, азалией и клумбами вероники. Свет от уличного фонаря падал на табличку, установленную рядом с ведущей к дому дорожкой. На табличке значилось название компании по торговле недвижимостью. Дом предлагался на продажу. Ни в одном из окон света не было.

– Возможно, никто не живет, – сказал Баумберг.

– Не верится в такую удачу, – отозвался О'Хара.

– Стоит проверить.

– Видимо, да.

О'Хара проехал дальше, до следующего квартала, и остановился у обочины. Прихватив сумку с эмблемой каких-то авиалиний, которую специально собрал еще в церкви, О'Хара вышел из машины. Подойдя к испанскому дому, они с Баумбергом быстро миновали обсаженную с двух сторон бегониями дорожку и оказались у ворот, ведущих в крытый дворик, где их нельзя было увидеть с улицы.

В ветвях бензоиновых деревьев и в серебристой листве вероники шелестел холодный ветер, и О'Харе казалось, что сама ночь с враждебной настороженностью наблюдает за ними. Может, какая-то демоническая сущность выследила их, и сейчас, чувствуя себя в безопасности в этом царстве теней, посланник сатаны поджидает удобного случая, чтобы наброситься на них и разорвать на куски?

Мать Грейс предупреждала, что сатана не остановится ни перед чем, чтобы сорвать их миссию. Грейс было дано видеть это. Грейс знала. Грейс изрекала истину. Грейс была сама истина.

С трепетом в сердце О'Хара вперился взглядом в непроницаемую мглу, ожидая увидеть затаившееся чудовище. Однако не увидел ничего из ряда вон выходящего.

Баумберг, отойдя от узорчатой калитки, шагнул на газон, наступив на клумбу с азалиями и бегониями с темными листьями, которые сейчас казались совершенно черными. Он заглянул в окно и тихо произнес:

– Штор нет…. Думаю, и мебели никакой нет.

О'Хара подошел к другому окну, прижался лицом к стеклу и, посмотрев внутрь, отметил те же признаки запустения.

– Наконец-то! – воскликнул Баумберг.

Они нашли то, что искали.

Сбоку была еще одна калитка, она оказалась не заперта. Баумберг легонько толкнул ее, заскрипели несмазанные петли, и калитка отворилась.

– Я вернусь к машине и принесу мешки, – сказал Баумберг и растворился в темноте.

О'Хара считал, что лучше держаться вместе, но прежде, чем он успел что-то возразить, Баумберга и след простыл. В одиночку было труднее сдерживать свой страх, а страх был пищей дьявола. Страх привлекал Зверя. О'Хара прислушивался к звенящей темноте и твердил про себя, что его защита в его вере. Ничто не может причинить тебе вреда, убеждал себя он, покуда с тобой твоя вера в Грейс и в бога. Но сохранить самообладание было не просто.

Случалось, он тосковал по тем дням, предшествовавшим его обращению, когда он ничего не знал о приближении Сумерек, не ведал о том, что на землю сошел Сатана и что родился Антихрист.

Он пребывал в блаженном неведении. Все, чего он боялся, – это полицейские, тюремное заключение и рак, потому что от рака умер его старик. Теперь же в промежутке между закатом и рассветом он боялся всего, потому что именно в ночные часы дьявол чувствовал себя уверенно. Теперь его жизнь была подчинена страху, и временами бремя истины, которую открывала Мать Грейс, казалось непосильной ношей.

По-прежнему держа в руках сумку с эмблемой авиалиний, О'Хара направился к задней стороне дома, не дожидаясь Баумберга, с твердым намерением показать дьяволу, что он не робкого десятка.

Глава 18

Джой изъявил желание ехать на переднем сиденье рядом с Питом Локберном и всю дорогу до дома болтал с ним без умолку.

Кристина сидела позади них вместе с Чарли, который время от времени оглядывался назад. За ними следовал Фрэнк Ройтер на «Понтиаке» Кристины, а еще через несколько машин виднелся белый фордовский фургон, легко отличимый даже в темноте, потому что один передний фонарь у него горел ярче другого.

– Я вижу этого парня, – сказал Чарли. – Неужели он настолько глуп, что считает – мы не замечаем его? Он серьезно полагает, что ведет себя крайне осторожно?

– Может, ему наплевать на то, видим мы его или нет, – сказала Кристина. – Они ведут себя так…, бесцеремонно.

Чарли повернулся к ней и вздохнул:

– Вероятно, вы правы.

– Что вам удалось узнать об этой полиграфической компании «Слово Истины»? – спросила она.

– Как я и подозревал, «Слово Истины» печатает религиозные материалы – брошюры, памфлеты, всевозможные трактаты. Компания принадлежит так называемой Церкви Сумерек.

– Никогда не слышала о такой, – сказала Кристина. – Какая-нибудь бредовая секта?

– Насколько мне известно, именно так. Отъявленные психи.

– Должно быть, совсем небольшая группа, иначе я, вероятно, слышала бы про них.

– Небольшая, но богатая, – ответил Чарли. – Насчитывает около тысячи человек.

– Они представляют опасность?

– Не замечены ни в чем существенном. Но потенциальная опасность существует, они же – фанатики. Месяцев семь назад у нас вышла с ними неприятная встреча по одному делу. К нам обратился человек – его жена сбежала вместе с двумя детьми, трех и четырех лет, и вступила в секту. Эти чудаки отказывались сообщить, где его жена, и не позволяли увидеть детей. От полиции толку было мало, как, впрочем, всегда в подобных случаях. Все так боятся, как бы ненароком не нарушить свободы вероисповедания. Кроме того, дети ведь были не похищены, а находились вместе с матерью. Мать имеет право брать своих детей, куда ей вздумается, если только она не нарушает договора об опекунстве в случае развода, чего в этой истории не было. Как бы то ни было, мы разыскали детей, умыкнули их и вернули отцу. С его женой мы не могли ничего поделать: она вступила в секту по собственной воле.

– Они что, живут общиной? Вроде тех из Джонстауна, несколько лет назад?

– По крайней мере часть из них. У некоторых есть собственные дома или квартиры, если только Мать Грейс позволяет им подобную привилегию.

– Кто такая Мать Грейс?

Он открыл портфель, достал конверт и фонарик-авторучку, протянул ей конверт, включил фонарик и сказал:

– Взгляните.

В конверте находился фотоснимок на глянцевой бумаге размером двадцать на двадцать пять сантиметров. Это был портрет той самой женщины, пристававшей к ним на автомобильной стоянке около торгового центра. Даже на простом черно-белом снимке глаза старухи казались зловещими, в них светилось безумие. Кристина поежилась.

Глава 19

На тыльную сторону выходили окна гостиной, кухни, примыкавшей к ней комнаты для завтрака и общей комнаты, в которую с улицы вели широкие застекленные двери. О'Хара попробовал их открыть, хотя и был совершенно уверен, что они закрыты. Так оно и оказалось.

В патио было пусто. Ни цветочных горшков, ни садовой мебели. Вода из бассейна была спущена, очевидно, перед очередной покраской.

Стоя у дверей, О'Хара посмотрел на соседний дом, расположенный севернее за почти двухметровой бетонной стеной, из-за нее был виден только второй этаж. Там было темно. Южнее, за другой стеной, был еще один дом. На втором этаже горел свет, но у окон никого не было.

С тыльной стороны участок тоже был огорожен, однако дом, примыкавший к нему, был, судя по всему, одноэтажный. Так что его не было видно с того места, где стоял О'Хара.

Он достал фонарик и стал осторожно изучать рамы французской двери и окно. Передвигался быстро, опасаясь быть замеченным. Он искал провода, сенсорную ленту и фотоэлементы – все, что указывает на то, что в доме имеется сигнализация на случай взлома. В таком районе каждый третий дом мог находиться под охраной. Но, похоже, этот не входил в их число.

Он потушил фонарь и спрятал его в сумку, а оттуда извлек компактный, работающий на батарейках прибор размером с небольшой радиоприемник. От него отходил проводок длиной около полуметра, на конце которого крепилась присоска, напоминающая крышку от майонезной банки. Он укрепил присоску на одной из створок французской двери.

И снова его охватило жуткое чувство, что на него надвигается что-то страшное. Обернулся, вперился взглядом в глубину окутанного мраком двора, по спине пробежал холодок. Шуршали на ветру толстые и в то же время хрупкие листья гигантского фикуса, шумели ветви двух пальм, раскачивались и трепетно вибрировали, словно живые, всевозможные кусты. Но внимание О'Хары было приковано к пустому плавательному бассейну, наводившему на него страх. Его внезапно осенило, что там, в бассейне, притаилось нечто, огромное и отвратительное, оно распласталось в этой бетонной яме и ждет, чтобы, улучив момент, сделать свой ход. Это нечто было порождением тьмы, исчадием ада, посланным с одной целью – отвратить смерть от мальчишки. Казалось, что сквозь множество производимых ветром ночных звуков он отчетливо различает идущий из бассейна зловещий, сосущий звук, и до самых костей его пробрала холодная дрожь.

О'Хара вздрогнул – это вернулся Баумберг с двумя мешками.

– Ты тоже слышишь? – спросил Баумберг.

– Да, – ответил О'Хара.

– Он там. Сам Антихрист. Или кто-то из его подручных.

– В бассейне.

Баумберг уставился на черный провал в центре лужайки. Наконец он кивнул:

– Да, я чувствую. Он там, в бассейне.

«Он может причинить нам зло, только если мы начнем сомневаться в могуществе Матери Грейс, нашей заступницы, – твердил про себя О'Хара. – Он может воспрепятствовать нам, только если мы утратим веру или позволим страху овладеть нами».

Так говорила им Мать Грейс.

О'Хара снова занялся дверьми. Присоска оставалась на том же месте – на дверном стекле. Он включил устройство, к которому была подсоединена присоска, и на нем загорелось цифровое табло. Это был детектор звуковых волн, улавливающий и реагирующий на колебания воздуха, возбуждаемые движением. Цифровой датчик ничего не показывал, это означало, что в общей комнате за стеклянными дверями нет включенных радиоприборов.

До того как Мать Грейс обратила его в свою веру, О'Хара был профессиональным взломщиком и вполне преуспевал в своем ремесле. Поскольку Мать Грейс имела пристрастие собирать паству среди самых заблудших, у ее Церкви Сумерек был доступ к таким кладезям уникальных талантов и познаний, о которых законопослушные прихожане традиционной церкви не могли и догадываться. Иногда это обстоятельство оказывалось как нельзя более кстати.

О'Хара снял присоску со стекла, выключил детектор и сунул его в сумку. Затем достал моток липкой ленты и ножницы. Нарезанную полосами ленту он приклеивал на ближнюю к ручке застекленную ячейку двери. Когда все стекло было заклеено, он крепко ударил по нему кулаком.

Стекло разбилось, не произведя большого шума, а осколки остались на ленте. Он осторожно извлек ее и отложил в сторону, затем просунул руку, нащупал ручку замка, повернул ее и открыл дверь.

Теперь практически не оставалось сомнений, что сигнализации в доме нет, следовало проверить лишь одно.

Он опустился на колени, протянул руки, взялся за край коврового покрытия и оторвал его от пола. Панели сигнализации под ним нет – обыкновенная подбивка.

Снова закрепил покрытие на полу. Они с Баумбергом вошли внутрь, неся с собой сумку и мешки.